Василий Борисенко написал свою первую духовную композицию — Херувимскую песнь №1 в 18 лет, когда пел в храме прп. Алексия Человека Божия в родном Харькове. Псевдоним Майкл Азовских выбирал, еще не зная, как сильно его увлечет духовная музыка. Молодой композитор обрёл признание за новаторский стиль, а в 2020-м году создал Союз духовных композиторов. Сейчас Василий поёт в хоре Подворья Свято-Троицкого Александро-Свирского монастыря в Санкт-Петербурге и руководит молодежным хором Казанского кафедрального собора. Но при этом мечтает стать автором симфонической музыки и даже… диджеем.
— Василий, здравствуйте! Ваш композиторский путь начинается с раннего детства и поступления в харьковскую «десятилетку» (ныне Харьковский музыкальный лицей). Можете ли Вы назвать вехи своей творческой и христианской жизни?
— Здравствуйте, София! Хорошо, постараюсь по порядку рассказать Вам свою историю.
Полноценно к вере я пришел будучи уже в церкви. А всё началось с того, что в храм прп. Алексия человека Божьего нужны были певчие (как и в любом открывающемся новом храме), и меня Елена Борисовна Батожская, регент этого храма, пригласила к себе петь. Мне было 17 лет, и цели у меня были исключительно практические.
Поначалу у меня долго не получалось петь, было очень много ошибок с моей стороны, и я говорил регенту: может, мне перестать приходить? Ибо, помню, у нас хором не получалось тогда хорошо петь службы, в основном по моей вине. Настоятель всё понимал, но иногда возмущался и говорил нам: «Ну когда вы уже запоёте?» Но регент всячески уговаривала меня остаться и уверяла, что с годами практики у меня всё получится!
Далее я поступил в Академию культуры на кафедру «Хороведения и хорового дирижирования». На самом деле у меня были все шансы поступить в консерваторию после десятилетки, но в последний момент я передумал по личным причинам. Зато в Академии удавалось совмещать учёбу с работой.
В храме я пел партию баса-баритона, а когда пришёл в хор Академии, то пришлось перейти в партию теноров, так как их практически не было на тот момент. Тем временем помимо учёбы я продолжал петь в том же храме Алексия человека Божьего, но иногда ходил на службы и в другие храмы, например в Троицкую церковь, что находилась неподалёку от самой Академии.
Однажды на Всенощной мы спели сочинение современного автора. И тут мне стало интересно: «А почему бы и мне не попробовать?» – И спустя месяц я написал своё первое церковное сочинение – Херувимскую песнь. Показал её Елене Борисовне, на что она сказала: «Это очень смело, но мы не сможем исполнить её таким маленьким составом, что у нас есть».
С течением времени Елене Борисовне по здоровью становилось всё хуже и хуже, и через непродолжительное время она отошла ко Господу из-за онкологии. Мы старались не унывать и не отчаиваться, продолжали петь тем составом, который был. А весной 2015-го меня пригласили петь в хор Свято-Покровского мужского монастыря, и, будучи участником этого хора, я принёс ту Херувимскую, что показывал Елене, уже тогдашнему регенту Юлии Гольцовой. Мы её разобрали, спели, многие были в восторге, и она сказала мне тогда: «Пробуй и приноси ещё!» С того момента я потихоньку начал писать свои первые церковные сочинения и приносить их на спевки.
— Как Вы оцениваете своё раннее творчество?
— Мое композиторское мышление было более инструментальным, чем хоровым. Я мог по неопытности набросать аккорды, не задумываясь о голосоведении, например, басов завалить в низкую тесситуру, опустить альтов до предела так, что они бедненькие прям «давились» там внизу, а сопрано и вовсе частенько «пищали» на верхах. Сейчас я, конечно, подобного не допускаю, а стараюсь, чтобы у каждого голоса было не просто две-три «топорных» ноты в партии, как ранее, но чтобы присутствовала своя гибкая мелодическая линия, удобная в исполнении, приятная и запоминающаяся на слух.
Я – композитор-самоучка, у меня нет профильного композиторского образования. Все мои наработки – это результат многолетней композиторской практики.
Поначалу я слушал много симфонической музыки (это на самом деле больше помогает осознать стилистику, аранжировку, музыкальные формы) разных маститых композиторов эпохи классики и романтизма, ну и хоровых композиций Н.С. Голованова, А.И. Гречанинова, Г.В. Свиридова, А.В. Никольского и многих других. Их произведения вложили определённое свободомыслие, но при этом я никогда не писал свою музыку по их шаблонам.
В юности, помню, я был частенько влюбчив, и, понятное дело, в этом порыве часто приходило озарение, например, могла прийти одна идея на всё произведение, и я просто, бывало, брал и «переписывал» всё «из головы» на нотный стан. Сейчас это уже далеко так. Появляется какая-то идея, и я развиваю её, обрабатываю, долго работаю над ней.
— Вы относите свои произведения к традиции «новой школы» в духовной музыке. Что для Вас значит это понятие?
— Нет единого понятия «новой школы», у каждого собственный стиль. Это неомодернизм, веяние новейшего времени и т. п. Лично я по большей части воспитан на украинской песенной культуре, поэтому делаю упор не только на красоту гармонии, но и на мелодию. Бывают исключения из правил, и это не всегда относится к тому, что я делаю.
Например, историк церковного пения А. В. Преображенский в своей монографии «Культовая музыка в России», изданной в 1924 году, охарактеризовал основные черты «Нового направления». И в своем последнем опусе «От Рождества до Пасхи» я попытался это вместе с другими идеями «новой школы» воплотить.
Меня иногда обвиняют в том, что моя церковная музыка зачастую – «музыка к кинофильмам», но даже у всем известного С.В. Рахманинова были подобные элементы «киномузыки» в его творчестве.
Н.С. Голованов в своих церковных сочинениях местами вообще импрессионист, а А.Т. Гречанинов частенько использовал синкопированный ритм и изредка звучали даже «джазовые» гармонии в его опусах. Я ни в коем случае, Боже упаси, не хочу ставить себя на их место и ещё чем-то их с собой сравнивать, но когда на западе современные композиторы пишут новые мессы, то почему-то в их адрес подобной критики не возникает.
Я частенько смотрю песнопения молодых церковных авторов, которые выкладывают в интернете и на Ютуб. К счастью или к сожалению, во многих новых церковных песнопениях всё строго, монотонно, не вычурно. В большинстве случаев это «задачки по гармонии», не более.
Мне вспоминается школа Н.И. Бахметьева, XIX век, где композиторов запрещали или штрафовали за неправильные песнопения. Был случай, когда Бахметьевская «цензура» запретила исполнять Литургию №1 П.И. Чайковского, на что Чайковский подал в суд, который он выиграл. А в более поздний период, хоть и стало послабление цензуры к композиторам, но П.Г. Чеснокова умудрились оштрафовать за аккорд из «цыганочки» в сочинении «Да исправится молитва моя».
Культура нуждалась в ренессансе, возрождении, потому что закостенелость, ограниченность утомила людей. Когда ты ешь одни и те же пельмени: утром пельмени, днем пельмени, вечером пельмени — это надоест. И вот композиторы ещё того времени начали экспериментировать, раскрепощать гармонию, фактуру; церковные мелодии, распевы трактовать по-своему.
Мне кажется, стоит повторить этот опыт и новым поколениям, а то складывается такое впечатление, что Бахметьевская цензура осталась и работает по сей день.
Сегодня хорошую музыку пишет, например, Ковальджи, В.Волна, Г.Лапаев, наши коллеги по Союзу духовных композиторов и многие другие. Но проблема часто состоит в том, что далеко не всех их знают и не все их исполняют. Я думаю, что хорошие композиторы — они малоизвестные, не услышаны никем.
— Как вы оказались в России?
— После начала военных действий в 2022-м году мы с супругой перебрались в Свято-Покровский монастырь, на тот момент это (по крайней мере, нам так казалось) было самым безопасным местом в Харькове. Вокруг постоянно разрывались снаряды, мы засыпали, не зная, проснёмся ли на следующий день или нет.
Помню, лежу в келье в семинарии и слышу: что-то летит, причём звук нарастает всё больше и больше, и я понимаю, что «это» летит в меня, в прямом смысле этого слова! Я тут же падаю на пол, закрываю голову руками и… Как шандарахнет… Как оказалось, взрыв раздался в нескольких сотнях метров, а такое ощущение, будто прилетело у тебя за стеной. Это то состояние, когда руки трясутся – словами не передать.
Ещё помню, по благословению харьковского митрополита Онуфрия мы развозили хлеб и продовольствие в отдалённые районы города, чтобы прокормить горожан, так как в магазинах с полок всё сметали, и в первые дни войны есть было нечего. Помню, был момент, когда я еду в «бусике» по дороге и вижу перед собой танковую перестрелку – я тут же сворачиваю на другую улицу, дабы не попасть «под раздачу».
До самой войны я работал в филармонии, в Театре Музкомедии, в оперной студии. Правда, меня с течением времени со всех работ поувольняли (смеётся), так как я был совместителем, а трудовые контракты с такими, как я, заключались лишь на год. Но поскольку я уже работал в филармонии и меня там знали (тогда проводился набор хористов), меня пригласили на гастроли по Европе. Тогда у меня и в мыслях не было выезжать из страны навсегда.
После свадьбы я с утра до вечера работал пекарем, работа была неплохая, местами даже интересная, но в основном очень тяжёлая и больших денег она мне не приносила, к тому же у меня на тот момент супруга была в положении, были немалые долги, и, как любой молодой семье, нужны были деньги. А эта поездка была хорошим шансом немного подзаработать.
Но как только я пересёк границу, мне тут же жена написала с предложением уехать в Россию. Я, честно говоря, поначалу долго не соглашался: «Ну как же так я возьму и брошу свой дом, родителей, родных, близких, свой родной город, свои родные края!?»
Тем не менее спустя некоторое время мы с женой пришли к общему выводу, что для нашего будущего ребёнка будет лучше всего находится в России, так как здесь есть всё для этого: родной русский язык, церковь, культура, должное образование, воспитание, медицинская помощь, а самое главное – безопасность!
Гастроли шли в нескольких европейских странах: в Португалии, Испании и в Италии. После заключительного концерта я получил свою последнюю часть зарплаты и… Ночью тихо собрал вещи и уехал на такси к ближайшему автовокзалу (смеётся). У меня с собой был чемодан, рюкзак и пакет еды – и больше ничего.
На перекладных ночными автобусами добрался до Чехии. Потом меня поселили в общежитие для украинских беженцев, где я жил два месяца в казарме. Там украинцы почти все были русскоговорящими, тем не менее у всех была различная политическая позиция. Я к политике никогда никакого отношения не имел, не занимал чью-то «сторону», так как я считаю, что любую войну надо рассматривать с точки зрения религии, для чего нам вообще войны посылаются.
С официальной работой в Чехии у меня не сложилось. По специальности устроиться было крайне сложно, так как для этого нужно знание иностранного языка и диплом, которого у меня на руках не было. И я пошёл работать мойщиком хлебных ящиков (и то мне потом зарплату не доплатили, кинули на 200 долларов (снова смеётся). Сначала платили хорошо и исправно, но потом случилось то, что случилось. Может быть, кому-то из беженцев повезло больше, но не в моём случае.
Итак, я подзаработал, и ещё при этом оставались деньги с гастролей. Мы с супругой договорились, что я закрою визу и поеду в Польшу, где мы и воссоединимся. В Польше забрал жену, доехали с ней на единственном рабочем рейсе «Варшава-Москва» до Москвы.
На границах долгие проверки, это просто отдельная история! Расскажу как-нибудь позже. Первого апреля 2023-го года мы приехали на Московский вокзал в Санкт-Петербург. В этот момент многие коллеги и друзья из Союза духовных композиторов мне очень помогли с контактами, как и помогли мне знакомые и друзья, находящиеся в Европе, за что им большая благодарность и низкий поклон!
Далее мы приехали на такси к Рафаилу Османову, регенту Подворья Свято-Троицкого Александро-Свирского мужского монастыря, где он поселил нас к себе на некоторое время и помог мне с трудоустройством, за что ему также большая благодарность! Мы были с ним знакомы заочно: он делал записи моих песнопений. Как я понимаю, ему нравилась моя музыка. Мы где-то неделю жили у него дома. Конечно, старались помогать, и с первых дней я начал петь у него в хоре.
— Привыкли ли Вы к Петербургу? Как переезд повлиял на Ваше творчество?
Переезд в Россию практически не повлиял на моё творчество. Но я понял, что Санкт-Петербург — это духовная столица. Убранство, монументальность, соборы — это меня сподвигло творить дальше. Санкт-Петербург — это скорее не муза, а толчок к дальнейшему творчеству.
Почему у меня, собственно говоря, и получилось закончить опус «От Рождества до Пасхи» (опубликован 31 августа 2024 г. — прим. ред.). Потому что здесь люди этим живут. В Украине это не особо интересно, потому что из трёх существующих православных церквей только одна каноническая. Было кому исполнить, выделяли гранты, но не в таких объемах. А здесь есть крепчайшее ядро, которое тебе помогает.
Сначала казалось, что Петербург такой серый, непонятный – повсюду суета и несуразица, а потом случился разрыв шаблона представлений украинской пропаганды и реальности, ибо нам говорили, что Россия – это Мордор (страна, где находятся силы зла — прим. ред.)
Посмотрели мы с супругой: люди вполне нормальные, город живёт, поезда ходят, транспорт тоже. Новые трамваи, троллейбусы, автобусы, изобилие продуктов в магазинах и супермаркетах. Детские сады, школы, больницы работают, даже бесплатно можно вылечить зубы! Я приехал в «совок» не в плохом, а в хорошем понимании этого слова, — когда работают поликлиники, вы всегда можете вызвать врача (в Европе ты можешь его неделями ожидать).
В целом жизнь здесь бурлит и кипит полным ходом! Но климат — это, не обессудьте, тихий ужас. Вышел из храма – холодно, потом ветер с ног сносит. Внезапно наступает штиль, появляется солнце и начинает жарить — снимаю куртку и тут же получаю снова холодный ветер! И после сухого харьковского климата я зимой чуть не задыхался от влаги. В общем, очень долго буду привыкать к местной погоде.
— Что Вам дает руководство молодёжным хором Казанского собора?
Ну, начнём с того, что спустя месяц-два после моего приезда в Питер мне позвонил отец Константин (протоиерей Константин Головатский, клирик Казанского кафедрального собора Санкт-Петербурга, композитор — прим. ред.). Он сказал мне: «В Казанском соборе создается молодёжный хор, не против ли ты поработать руководителем?» – Честно говоря, я поначалу был взволнован этим предложением.
Да, я выпустился дирижером-хормейстером из Академии, но управлять хором без серьёзной практики мне на тот момент казалось весьма сомнительным. Конечно, я в Академии дирижировал и управлял хором, но это всё равно было не то, потому что там ты пришел раз-два в полгода на практику, бывало и больше конечно, а другое дело, когда ты с этим организмом, коллективом работаешь каждый раз.
Что ещё интересно, когда мы жили в Харькове, то мне супруга предложила: «Может быть, ты преподавать пойдёшь?» – Я ей отвечаю: «Нет, ты что. Ты хочешь, чтобы я их там всех поубивал?» Но потом, в процессе работы с хористами, я начал вспоминать годы учебы, читать специализированную литературу. Я стараюсь максимально точно определять, что у человека не так: например, у одной певчей несмыкание. Как исправить? Думаю я, вспоминаю, пробую разные упражнения. Главное, делать это не во вред голосовому аппарату!
Одно дело, когда ты руководишь профессиональным хором – это одни отношения, более высокие требования и уровень. А если Бог дал тебе молодёжный любительский хор, то нужно это особенно беречь, относиться к хористам как к детям или сестрам, братьям… Я стараюсь всегда разряжать обстановку, чтобы людям было интересно и нескучно: например, рассказать какую-то шутку или банально побаловаться, как дитя.
Раньше в силу своего юношеского возраста и неопытности я мог открыто сказать: «Господи, как же она ужасно поёт! Какая же бездарность!» Со временем я повзрослел, многое переосмыслил в своей жизни и, наоборот, теперь стараюсь человеку помочь. И на самом деле я получаю большое удовольствие, когда разучиваешь произведение, и у твоих ребят это получается! Хочу, чтобы хор был не просто как семья, но чтобы мы дружно смогли дойти до высокого уровня. Дай Бог!
— Расскажите о Союзе духовных композиторов, который Вы создали.
— Его основание не было целенаправленным. Вначале у нас был просто общий чат, где мы обменивались мыслями, идеями, партитурами. В то время я искал единомышленников – композиторов церковной музыки, так и появилась беседа, а затем группа – сообщество «Союз духовных композиторов», а потом кто-то из коллег предложил: «А давайте-ка мы соберёмся». С этого и началось зарождение форума Союза композиторов. Я, к сожалению, на первый форум приехать не смог из-за войны, а потом, по милости Божией, я приехал в Россию и присоединился к своим товарищам.
Многие хорошие композиторы, как я уже говорил ранее, неизвестны. Поэтому на основе форума мы проводим конкурс молодых композиторов, чтобы их найти. Например, Наталья Рогожкина – композитор из Самары, если не ошибаюсь. Пишет вполне хорошую церковную музыку! Я её нашел в интернете случайно — для меня это было знаковое событие, и я думаю, таких примеров много!
— Вы считаете себя знаменитым человеком? У Вас есть свои поклонники?
Я считаю, что у каждого композитора есть свой круг поклонников. Но сказать, что у меня их много, прям миллион – я не могу. У меня раньше да, был юношеский максимализм: «Хочу, чтобы меня весь мир услышал! Пишу, пишу, пишу! – Услышь, меня!!!» А когда ты вырастаешь из этого мира и взрослеешь, приходит осознание, что эта звёздность, известность вообще никому не нужна, особенно тебе.
Чтобы тебя постоянно нахваливали и гладили по головке — зачем это? Я в последнее время стараюсь от этого вообще абстрагироваться, а то опять понесёт (смеется). Как таковой звёздной болезни не было, но что-то подобное Господь попускал мне в юности. Чтобы я сам осознал, что это лишнее и меня никак это не красит.
— Есть ли евангельские эпизоды, которые особенно сильно на Вас повлияли?
— Не стоит делать привязку к определенному эпизоду, потому что всё Евангелие — главная часть жизни христианина! Когда я начал интересоваться верой (это шло через церковную музыку), то меня особенно впечатлил цикл «Страстная седмица» А.Т. Гречанинова. Стала интересна жизнь Иисуса Христа, я начал читать духовную литературу.
Всего не запомнишь, но, начиная со Входа Господня в Иерусалим и заканчивая Пасхой, — это особый период церковного года, по моему мнению. Есть такая книга — Синопсис, это совмещенное четвероевангелие, мне его нравится иногда читать и повторять. А до этого я увлекался апологетами: узнавал, как отцы церкви отстаивали христианство, об их жизни и т. п. Мне всё-таки больше интересна история Нового Завета, а не Ветхого. Мы, христиане, «новозаветчане». Ветхий Завет — это предначертание того, что совершится. Я не приверженец за него держаться, но могу быть крайне не прав.
Все мы – грешные, гордые, обидчивые… И всё время учимся чему-то, в том числе христианскому пути.
— Кого в Вас больше, композитора или исполнителя?
В современном понятии композитор для меня – этот тот человек, что пишет музыку целенаправленно, на заказ и не только.
Приходят к нему люди и просят: напишите нам фортепианную, симфоническую, или музыку к мюзиклу – это композитор. А чем я занимаюсь? На заказ я пишу крайне редко. Симфонию я хоть и понимаю, но написать её в силу своей неопытности я не смогу. Мне себя сложно назвать композитором с громким именем. Повторюсь, у меня нет профессионального композиторского образования, все наработки — только из практики. Судьба сложилась так, что приходится заниматься исполнительской работой — петь в хоре, выступать на мероприятиях… А композиторская деятельность у меня больше любительская.
Но тем не менее всё без исключения я стараюсь делать максимально профессионально, качественно, насколько позволяет мой опыт. Я не создаю симфонические полотна, хотя доля симфонизма в моём творчестве есть, я этого не отрицаю. И когда я учился в десятилетке, у меня с тех времён до сих пор есть наброски симфонических картин.
У меня есть большое желание (может быть, это так и остается заветной мечтой) поступить на композиторский факультет и пробовать писать уже именно симфоническую музыку.
Я не хочу быть только церковным композитором, хотя таковым себя и не считаю, я вообще начинал как «композитор-электронщик». Бывает, иногда хочется пойти, взять курс школы, вспомнить и продолжить выступать в роли диджея. Кажется, наступил парадокс — где электронная музыка, а где духовная! У многих читателей от этой информации, наверное, случился разрыв шаблона (смеётся). Да, я вот такой человек, могу в себе совмещать многие отрасли искусства! И не стоит меня за это осуждать и упрекать, что я делаю что-то неправильно и что это невозможно. Кто знает, чем мы вообще занимаемся втайне от других! Одному только Богу известно.
Беседовала Софья Высоцкая
Ноты и видео песнопений Майкла Азовских в разделе «Азбука певческая» на нашем портале
Комментировать