«Неперемолотый» владыка

Родился Сережа Сахаров в семье с традиционным провинциальным укладом. Его отец, Григорий Сахаров, умер, когда мальчику было всего полтора года. Уже на старости лет, вспоминая о людях, которые поддерживали его в лагерях, владыка писал: «Когда христианские родители, исполняя завет Христа, помогают чужим, отнимая нечто у детей, всё это отнятое сугубо возвратится детям. Утверждаю это, ибо знаю по собственному опыту. Я не помню своего отца, но все знающие его, с кем мне приходилось встречаться, всегда отзывались о нем как о человеке очень добром, отзывчивом, готовом всякому помочь и советом, и личной услугой, и материально. Запасных средств у него никогда не было. Когда родился я, мама говорила ему, что теперь надо быть поэкономнее. Но отец отвечал: «Теперь я помогаю людям, а когда у Сережи будет нужда, найдутся люди, которые ему помогут». И это точно сбылось. Мне приходилось бывать в очень тяжелых условиях, и всегда находились добрые люди, которые заботились обо мне...»

Мать, простая крестьянка Матрона Андреевна, посвятила Сереже всю свою жизнь. Именно у нее мальчик научился прекрасно шить и вышивать бисером. Позже, в ссылке, лишенный возможности служить и заниматься научной работой, свт. Афанасий шил себе облачения и вышивал бисером ризы на иконы. Его и похоронили в облачении собственной работы. Мать свт. Афанасия умерла в ссылке; по его словам, это была первая и единственно невосполнимая утрата в его жизни.

И не удивительно, ведь жизненный путь будущего архиерея был в значительной мере определен его матерью, которая позаботилась о том, чтобы дать сыну духовное образование.

12 октября 1912 года, по окончании академии, Сергия постригают в монахи с именем Афанасий, а в скором времени рукополагают в иеродиакона и в иеромонаха и определяют в Полтавскую духовную семинарию преподавателем литургики и гомилетики. Через год он получает кафедру во Владимирской семинарии. Иеромонах Афанасий был блестящим преподавателем, о чем свидетельствуют многочисленные воспоминания его учеников.

Во времена его преподавательской деятельности остро обсуждался вопрос о месте богослужения в жизни христианина. Тогда выпускники духовных школ плохо знали содержание богослужебных книг. М. Муретов, один из учителей будущего епископа Афанасия, вспоминал о своем детском и юношеском восприятии богослужебных книг: «В детстве и во время училищного курса, когда я стоял в родном храме, эти громады в почерневших переплетах казались мне чем-то вроде сказочной чернокнижной магии». Иеромонах Афанасий при преподавании литургики всячески пытался изменить такое отношение к богослужебным книгам: его задачей было показать важность богослужения в жизни каждого христианина.

По мнению иеромонаха Афанасия, в реальной жизни лишь немногие сознательно участвуют в богослужении. Связано это не только с тем, что некоторые тексты оказываются непонятными, но и с тем, что вся церковная служба, изначально исполненная смысла, искажается, поскольку этот смысл не понимают даже совершители таинств. «Не участвуя в общей церковной молитве (наше посещение храма не всегда означает такое участие), мы становимся в положении руки, которая, отказавшись от крови остального тела, отсыхает».

Иеромонах Афанасий работал в отделе Собора «О богослужении, проповедничестве в храме».

Для более сознательного участия верующих в церковной службе необходимо было решить ряд проблем. Одна из них заключалась в том, что язык богослужения сильно отличался от русского литературного языка. Для многих прихожан язык богослужения был малопонятным.

Работа в Богослужебном отделе Собора определила круг научных и литературных интересов иеромонаха Афанасия. Сбор и редактирование служб русским святым, исправление богослужебных книг и соотнесение проблем реальной жизни с уставом Православной Церкви – вот те темы, которые занимали его всю жизнь. Проведя около 22 лет на тюремных нарах, он не переставал размышлять об этих вопросах, возобновляя работу, как только появлялась такая возможность.

Принятая в марте 1919 года новая программа РКП(б) провозглашала задачей партии полное искоренение религии в России. Одна за одной шли кампании против церкви: вскрытие мощей, изъятие церковных ценностей и другие.

В такое непростое время 10 июля 1921 года архимандрит Афанасий был хиротонисан в епископа Ковровского, викария Владимирской епархии. Перед хиротонией будущего архипастыря вызывали в ГПУ и угрожали репрессиями в случае, если он согласится на архиерейство. Действительно, в 1920-е годы архиерейство не обещало ничего, кроме преследований и лишений. Первый раз епископ Афанасий был арестован 30 марта 1922 года, через 7 месяцев после хиротонии. Он шел по делу, связанному с кампанией по изъятию церковных ценностей ².

В 1922 году митрополит Владимирский Сергий (Страгородский) был выслан в Нижний Новгород, и еп. Афанасию пришлось самому управлять епархией. Ему пришлось противостоять обновленческому расколу, что закончилось для него лагерным сроком.

Когда многие пошли на компромисс с обновленчеством, даже митрополит Сергий (Страгородский), епископ Афанасий этого не сделал. «Может быть, быть прямолинейным и искренним и неблагоразумно, – писал он владыке Сергию, – но я не думаю, чтобы неискренность и лукавство могли быть полезными Церкви Божией».

Ожидая в Таганской тюрьме отправления в свою первую ссылку в Зырянский край ³, он писал матери: «Я смотрю сейчас на заключенных за дело Христово епископов и пресвитеров, слышу о православных пастырях, в других тюрьмах находящихся: какое спокойствие у всех <...> Тюрьмы нам нечего бояться, здесь лучше чем на свободе, это я не преувеличивая говорю. Здесь истинная Православная Церковь. Мы здесь как бы взяты в изолятор во время эпидемии. Правда, некоторые стеснения испытываем. Но – а сколько у вас скорбей. <...> Попробуй тут устоять. А мы от всего этого почти гарантированы. И поэтому, когда я получаю соболезнования моему теперешнему положению, я очень смущаюсь. Тяжело положение тех православных, которые сейчас, оставаясь на свободе, несут знамя Православия. Помоги им Господи».

После ссылки владыка вернулся во Владимир и вновь возглавил управление епархией. Но в январе 1927 года его снова арестовывают, на этот раз по обвинению в принадлежности к контрреволюционной организации, возглавляемой митрополитом Сергием (Страгородским). В конце апреля 1927 года он оказался на Лубянке в одной камере с митрополитом Сергием. В своих беседах они обсуждали положение Церкви, и митрополит Сергий говорил, что не пойдет на компромиссы с советской властью. Через несколько дней владыка Афанасий был выслан на Соловки сроком на три года. Одновременно с ним получили сроки еще сорок архиереев, а митрополит Сергий вышел на свободу.

Решив, что открытое противостояние может погубить церковь, митрополит Сергий все-таки пошел на компромисс. В августе 1927 года в храмах зачитывают его послание (обычно именуемое «Декларацией митр. Сергия»), общей идеей которого было признание существующей политической системы без каких бы то ни было условий и оговорок. Однако лояльное отношение церкви к государству не помогло. В стране нарастал террор, сященники и архипастыри исчезали в лагерях.

Епископ Афанасий не принял церковной политики митрополита Сергия и отдалился от него. Но он относился к той группе епископов, которая считала митрополита Сергия узурпатором патриарших прав и проводником неверной церковной политики, а никак не раскольником.

Следующим местом ссылки епископа Афанасия были Соловки, где он заболел брюшным тифом. Чудом он выздоровел, и его перевели в Туруханск.

30 июня 1942 года, проведя в лагере пять месяцев сверх срока, он вышел на свободу и был направлен в бессрочную ссылку в Омскую область. Но уже в ноябре 1943 года его снова арестовывают. Следствие длилось 9 месяцев, в результате епископа обвинили в организации «антисоветского церковного подполья». На допросах епископ Афанасий не пытался выдать себя за сторонника советской власти: «...Я не мог примириться с советской властью, не признающей религии...» Его осудили на 8 лет и направили в Мариинские лагеря (Сиблаг). Здесь епископ Афанасий работал ассенизатором. Он говорил, что эта работа устраивала его, потому что оставляла много свободного времени. Он всегда очень любил поэму А. Толстого «Иоанн Дамаскин» и судьбу главного героя отождествлял со своей судьбой. Там певец – очиститель отхожих мест, здесь архиерей – ассенизатор.

В лагерях владыка получал много посылок, с помощью которых он поддерживал других заключенных, раздавая полученные им продукты. Говорят, что переходя с этапа на этап, он никогда не брал с собой никаких вещей в дорогу, а все отдавал остававшимся. В самых тяжелых условиях он умудрялся соблюдать посты и ни при каких обстоятельствах не нарушал их, зато, по его словам, в праздничные дни у него всегда было что-нибудь съестное, чем можно было отметить праздник.

Срок заключения закончился в марте 1952 года. Но государство не отпустило его на свободу, сославшись на то, что он инвалид и его некому содержать, епископа Афанасия отправляют в дом инвалидов «под надзор органов УКГБ». Однако, когда его туда определили, дом инвалидов еще не был достроен. В ожидании завершения строительства ему пришлось провести в лагере лишние 2,5 года. Неопределенность и постоянное ожидание освобождения изматывали нервы, и в январе 1954 года у епископа Афанасия случился инсульт.

В мае 1954 года строительство дома инвалидов было закончено, и епископа Афанасия перевели туда. Но условия жизни дома инвалидов почти не отличались от лагерных. За территорию выходить не разрешалось, переписка была ограничена, свидания практически запрещались, при этом формально он числился свободным человеком. А. Кравецкий считает, что в то время такое отношение было практически ко всем инвалидам, которым не было места в «счастливом социалистическом государстве» ⁴.

В июле 1954 года шестидесятисемилетний архиерей пишет «Этапы и даты моей жизни». Этот документ – своеобразная автобиография епископа Афанасия, основное место в которой занимают даты арестов, названия тюрем и имена людей, с которыми Господь сводил его в тюремных камерах и на этапах. Он как бы подводит итог своего 33-летнего архиерейского служения (в течение которого он управлял епархией – 2 года 9 месяцев и 2 дня, провел на свободе, находясь не у дел, – 2 года 8 месяцев и 2 дня, в ссылке – 6 лет 7 месяцев и 24 дня, в тюрьмах и лагерях – 21 год 11 месяцев и 12 дней) и заканчивает словами: «Обычно в жизни бывает: чем дольше разлука, тем больше ослабевают связи. Христианская любовь изменяет этот порядок. Мои добрые заботники, движимые христианской, а не мирской любовью, с каждым годом усиливают проявление своей заботы и попечения обо мне...»

Из инвалидного дома епископа Афанасия забрал староста Воскресенского собора города Тутаева Георгий Седов. Он стал официальным опекуном владыки.

В конце лета 1955 года патриарх Алексий назначил епископу Афанасию пенсию, благодаря которой в октябре того же года епископ Афанасий перебрался в Петушки, небольшой городок во Владимирской области. В первое время он снимал себе небольшую комнатку, а со временем друзья купили ему небольшой домик.

На свободе он занимался исправлением богослужебных книг: «Исправление церковных книг – неотложное дело. Надо не только то, чтобы православные умилялись хотя бы и непонятными словами молитвословий. Надо, чтобы и ум не оставался без плода. Пойте Богу нашему, пойте разумно... Помолюся духом, помолюся и умом... Я думаю, что и в настоящей церковной разрухе в значительной степени повинны мы тем, что не приближали наше дивное богослужение, наши чудные песнопения к уму русского народа» ⁵. Для всей деятельности святителя было характерно стремление к точному следованию преданию, которое означало для него в первую очередь верность смыслу.

Нужно сказать, что на будущее Русской церкви епископ Афанасий смотрел без особого оптимизма. «Сказано, что врата адовы не одолеют Церковь, но нигде не сказано, что в России... сохранится церковь; Россия может окончательно потерять ее» ⁶.

Оказавшись на свободе, он с ужасом смотрел на разрушенную Русскую церковь: «Правоверные евреи едут в Палестину и там в пятницу вечера у развалин храма Иерусалимского плачут о былой славе Израиля. И зовутся у них эти развалины «Стена плача»... У православного русского народа теперь на каждом шагу и каждый день стена плача!.. Ужасно... Ужасно... Ужасно...»

Проведя большую часть жизни в тюрьмах и лагерях, епископ Афанасий скончался дома, окруженный людьми, которые его искренне любили. В 2000 году он был причислен к лику святых. Когда в Петушках в его честь освятили храм, долгое время справа от алтаря на месте иконы была фотография владыки. Это объясняли тем, что на иконах изображать улыбки не принято, а владыку невозможно представить без улыбки.