Приложение. Стихотворения в прозе и художественно-исторические заметки Петра Савицкого

Стихотворения в прозе и

художественно-исторические

заметки Петра Савицкого,

написанные по благословению

епископа Афанасия (Сахарова)

Первоначально Андреем Боголюбским построен в 1158–1161 гг., расширен (после пожара) в 1185–1189 гг. Всеволодом Большое Гнездо.

В Соборе Андрееве ядро и Всеволодова пристройка. Но как гармоничен облик здания в целом и какое в нем равновесие между взлетом вверх и твердым стоянием на земле! Купола расставлены довольно широко; они чувствуют, охватывают землю. Тянутся к земле начертания аркатур, протянутых по середине стен, под кровлей абсид, на барабанах куполов. И в то же время – какая выразительность порыва вверх в высоких абсидах, в округленных линиях закомар, в чудесно вырисованных контурах пятиглавья.

Собор одновременно и земной и небесный, и материально-весомый и нематериальный, как дух просветления, как трепетный порыв к небу. Равновесие между взлетом вверх и твердым стоянием на земле, – в нем зерно не только русского зодчества, но и русского человека вообще, русского духа, русской истории.

Архитектура Успенского Собора во Владимире была дважды «возрождена»:

1) Успенским Собором в Москве в XV веке; 2) пятикупольными соборами времени Елизаветы Петровны (середина XVIII века). Значение этих двух «возрождений» неимоверно велико в истории русского искусства. Все наши величавые пятиглавые соборы XVI–XVII веков, все роскошные, тоже пятиглавые храмы XVIII столетия, вроде Николы Морского в Ленинграде, Козелецкого собра и т. д., все это внуки и правнуки Успенского Собора во Владимире. Их традиция Держится и до настоящего времени. Она ясно различима как в пятиглавых храмах эпохи классицизма (например, в Князь-Владимирском и Преображенском соборах в Ленинграде), так и в более поздних постройках.

Успенский Собор возник в «Андреев» подъем конца 1150-х – начала 1160-х годов. Завершение его принадлежит большому подъему 1180–1190-х годов. Это была последняя, пред татарским нашествием, эпоха дружного культурно-исторического цветения всей тогдашней Руси. В условиях Руси Северо-Восточной ее удобно называть «Всеволодовым» подъемом. Между ним и «Андреевым» взлетом лежит глубокий «прогиб» 1170-х годов.

Есть в русском зодчестве XI-XV веков большая группа храмов, в которых пластическая, скульптурная сторона его достигает высшего своего развития. Это – наши кубические одноглавые, иногда трехабсидные, иногда одноабсидные церкви. Храмы эти – почти не архитектура, это – скульптура: голова, плечи и грудь, человеческий торс. В них веет дух русского богатырского эпоса. Каждый из этих храмов – как торс русского богатыря.

Димитриевский Собор во Владимире – один из них. Но тут богатырь в нарядном, узорном уборе: как многоценная парча или шелк – украшенные каменной резьбой стены храма. Наш эпос рассказывает о богатырях, любивших пышность, носивших изысканные, богатые одежды. Димитриевский Собор – русский богатырь, в расшитом роскошными узорами наряде. Мощь неотделима (в источнике неодолима) в нем от изящества.

Димитриевский Собор – зрелый плод «Всеволодова» подъема.

Церковь Положения риз поставлена на верхнюю площадку ворот как драгоценный дар небу: мысль, в высокой степени поэтическая и плодотворная в архитектурном смысле. Ее не могли затемнить даже многочисленные перестройки, исказившие форму зубцов вокруг верхней площадки ворот, кровлю храма и т. д. Церковь Положения риз однокупольная, с алтарными пристройками, близка к обычному «владимиро-суздальскому» типу (на северной и на южной стороне церкви было, по-видимому, по пяти закомар). Но как преображена она тем фактом, что поставлена над аркой и массивной громадой крепостных ворот! Здесь – сочетание «святыни» и «твердыни», предварение зодчества Ростовского «кремля» и Русских монастырей, зодчества, основанного на том же сочетании: твердыня духовная слита здесь с твердыней гражданскою.

Золотые ворота и Ризоположенская церковь на них – вдохновенное произведение «Андреева» взлета. Сооружение это – один из родоначальников достославных Русских «надвратных» церквей последующих веков, красноречивого зодческого объединения «святынь» и «твердынь». В Киево-Печерской обители есть надвратная церковь даже несколько более раннего времени. Но на юге не возникло того плодотворного зодческого преемства, которое укрепилось на Севере. Великая традиция русского кирпично-каменного зодчества прервалась Южной Руси в XIII-XIV веках и до XVIII-XIX веков уже никогда не поднималось до той высоты, которая была здесь достигнута ею в великокняжеский период (только для второй половины XVII – начала XVIII столетия можно отметить ряд ярких проявлений украинского гения в области каменной архитектуры). В Руси же Северной в XV-XVIII веках назрел и осуществился насыщенный, плодотворный, удивительно многообразный зодческий подъем. (Мы всё ещё не вполне осознали всю эту широту и размах, не учли и не оценили всех его памятников.) Для севернорусских строителей «надвратных» церквей этого времени владимирская церковь Положения риз могла служить и служила источником вдохновения и образцом. В ней то же объединение крепостных и церковных форм, которые, в столь ярком виде, мы встречаем в сооружениях Покровского монастыря в Угличе, Борисоглебского монастыря под Ростовом Великим, Ростовского Митрополичьего дома и т. д. Но она <на> 3–4–5 веков старше этих сооружений. Какая невознаградимая потеря для русской культуры – гибель надвратной церкви Иоакима и Анны, выстроенной в том же Владимире великим князем Всеволодом и епископом Иоанном во «Всеволодов» подъем (1194–1196)! От нее остались лишь обнаруженные в раскопках мощные белокаменные устои арки ворот, куски фресок, мозаик, майолики да разные камни порталов. Существование церкви Иоакима и Анны показывает, что мотив «надвратной» церкви не был случайным для Владимиро-Суздальского зодчества второй половины XII века.

(Первая половина 1160-х годов; реконструкция Н.Н. Воронина).

Одноглавый, «широкоплечий» дворцовый храм – как богатырь в густом строю воинов. Шатры дворцовых башен – это колпаки воинов. Аркатуры переходов – выражение тесноты, сгущенности их строя. Богатырь на полторы-две головы выше их. Воины тесной толпой окружают его, жмутся к нему. Широки богатырские плечи – закомары. Высоко поднялась голова витязя. Его плечи и грудь – опора и крен* воинского строя.

Храм и ландшафт слились в нерасторжимую целокупность. Церковь стоит на холмике среди поймы. Заливная пойма – это пышный цветок русской природы. А храм Покрова на Нерли – это белокаменный цветок русской истории, цветок тончайших, прорезных, великолепных очертаний. Внутри храма, в капителях, фантастические звери с извивающимися хвостами повествуют о сказочных, незапамятных временах. Цветущие травы, белокаменная сказка храма, сказочные сказания старины. Церковь построена в заключительный год «Андреева» всплеска (1165). Вслед за тем начался «прогибный» отрезок. Отличие церкви – изысканность ее пропорций. В них – красота и стройность юношеского тела.

Раненый витязь! Изрублены его плечи, в изнеможении опустилась глава, но по-прежнему прекрасно его белое тело, силою веет от полукружий на фасадах храма. Их когда-то покрывали закомары. Нарядна полоска арочек, опоясывающих храм, сохранившееся старинное окно очертаниями своими говорит о мощи белокаменного тела. Тем болезненней ощущается рана срубленной восточной закомары. Но не умер витязь, он только спит в забытье. От нас зависит залечить рану его плеча, вновь поднять к небу его белокаменную главу, и вновь будет красоваться витязь – в среде своих собратий – владимирских, переяславских, новгородских «храмов-богатырей» – такой же внушительный и простой, как наиболее внушительные и простые из их числа.

Церковь в Кидекше (1152) – древнейший сохранившийся памятник Суздаля – церковь княжого села. Знаменательно посвящение церкви княжого села святой памяти святых князей Бориса и Глеба: почитание их – первый русский национальный и в то же время княжеский культ. – Нынешняя глава храма – позднейшая, видимо, XVII века. По-своему хороша и она: «приукрашенные» арочки барабана, луковичная форма, «чешуйчатое» покрытие, великолепен богатейший крест церкви, тоже, вероятно, восходящий к концу XVII века – чудо русского кузнечного мастерства. Притворы церкви – еще более поздние. Насколько их массивная кладка грубее белокаменной кладки церкви XII века!

Легкая дымка покрывает очерк монастыря и дали за ним. Это – дымка великой исторической судьбы: Покровский монастырь видел в числе своих инокинь Соломонию Сабурову, Анну Колтовскую, Евдокию Лопухину. Как звенья драгоценной цепи, белеют прясла и башни каменной монастырской ограды XVII века. Молитвенно вздымается ввысь очерк величественного монастырского собора. Благодаря трехглавию он несколько асимметричен, сдвинут вперед (к востоку), как фигура молящегося. Это опальная царица коленопреклоненно молится о грехах мужа и всей земли. Массивные галереи, окружающие собор, – как опустившиеся на землю складки платья царицы. Их поддерживает послушница – шатровая колоколенка, крепко приросшая к краю галерей.

В отдалении вместе с царицей молится рядовая монахиня – скромная надвратная церковь. А на первом плане – ветки деревьев кремлевского холма, речка Каменка, огороды за Каменкой, среди огородов – старинный каменный дом и кубическая пятиглавая церковь с одной низенькой абсидой.

Церковь эта явно начала XVIII века. Маковки ее – с сильным перехватом, что придает им причудливый вид. Много таких пятиглавых церквей и церквушек с причудливыми маковками на Святой Руси.

Ворота двухшатровые. Оба шатра, их перекрывающие, приблизительно одинаковой величины. Под ними пролеты двух проходных арок. Пролеты эти – неровной величины, как почти всегда в древнерусских воротах: одна арка – больше и выше, другая меньше и ниже. Таким образом симметрия шатров восполняется асимметрией арок: асимметричность композиции весьма обычна в древнерусском зодчестве. Опоры, на которых зиждутся арки, обработаны в виде трех прямоугольных в плане столбов; в них вместо капителей валик; в теле столбов – по одной ширинке. Вся нижняя, подшатровая часть ворот – тоже прямоугольная в плане, под карнизом ее венчающий – горизонтальный ряд ширинок. В каждую ширинку вставлено по цветному изразцу. Ряды ширинок покрупнее, тоже со вставленными в них изразцами, опущены в вертикальном направлении от карниза к столбам, несущим на себе арки. Восьмигранные барабаны шатров посажены непосредственно на прямоугольное основание ворот, суживающиеся кверху восьмигранные белые шатры, с двумя рядами глухих «слухов» – киотцев на каждом из них, – идеально совершенный переход от массивности нижней части ворот к безбрежным просторам неба.

Основание Святых ворот, с его столбами-опорами, ширинками, карнизом – по-земному тяжеловесно. Тяжеловесны восьмигранные барабаны шатров, но чем дальше вверх, тем более истончаются очертания шатров. Их охватывает небо. Венчающая шатер голубая глава с крестом купается в безбрежности небесной лазури. Редко где в мировой архитектуре переход от тяжелого низа к истонченному верху и небу осуществлен с таким мастерством, как это сделано в Святых воротах Суздальского Ризоположенского монастыря.

В настоящее время Святые ворота приписываются руке суздальских зодчих Ивана Мамина, Андрея Грязнова и Ивана Шмакова.

Зодчие эти построили в 1667 году по заказу купцов братьев Лихониных в соседнем с Ризоположенским Троицком монастыре Троицкую церковь. Директор Суздальского музея А. Варсанов полагает, что они же построили Святые ворота. Мотив шатра, ими с таким успехом примененный, отличителен чуть ли не для всего известного нам русского народного деревянного зодчества и для значительной части русской кирпично-каменной архитектуры XVI-XVII веков.

Мотив шатра – огромный объединительный момент в истории русского зодчества, сопрягающий единство формы нашего и деревянного, и кирпично-каменного строительства. Обильное применение ширинок и поливных изразцов в нижней части ворот связывается с особенностями и тенденциями русской кирпично-каменной архитектуры второй половины XVII столетия (стремление к нарочитой преукрашенности).

Царе-Константиновская церковь – жемчужина архитектуры уходящей Древней Руси.

Стремление к «преукрашенности», свойственное этому времени, дано в ней в нарядных, но в то же время в прозрачных и гармонических формах. Покрытие ее, безусловно, с самого начала было четырехскатным. Под обрезом кровли – богатый, массивный карниз. Древние закомары превратились здесь в ряд декоративных кокошников. На каждом фасаде по девять таких кокошников. Близки к кокошникам и формы увенчания наличников церкви. В них – между двумя кокошниками – обращенное вверх острие в виде стрелы. Более декоративно, чем конструктивно, пленительное по очерку пятиглавие церкви. Возможно, что форма ее глав относится ко времени более позднему, чем эпоха построения церкви. Перехваты глав и шпили, их венчающие, могут указывать и на середину, и на конец XVIII века. Но когда бы ни возникли эти причудливые, вытянутые вверх формы маковок, они слились со всем обликом церкви в красноречивое, нерасторжимое единство. Вся церковь, во всей ее «преукрашенности», как драгоценное произведение ювелирного искусства.

За церковью – колокольня с отличительными для начала XVIII века «вогнутыми» (как в храме Воскресения в Кадашах в Москве) формами шатра. Западный притвор, с тремя трехколонными портиками и маленьким куполом между ними, возник в эпоху «классицизма» (конец XVIII – начало XIX века). Тогда же или ещё несколько позже появился и чугунный козырёк над южным входом.