Несколько данных для характеристики нравственного мировоззрения преп. Макария Египетского
Материал на основании которого можно познакомиться с нравственным учением преп. Макария Египетского, достаточно обширен1. Обследование его в целом объёме может быть сделано только в пространном специальном сочинении2, а не в журнальной статье. Для цели последней нам естественнее ограничиться лишь некоторою частью того материала, по чему-либо сравнительно более интересного: или по новизне его, или по значению... Отсюда, опуская материалы, в той или другой степени небезызвестные русской публике3 , а также не имеющее более или менее существенного значения4 , равно как и то, совместное рассмотрение которых с игнорируемыми у нас (по указанным причинам) было бы целесообразнее 5 , будем иметь дело только с остальными и на основании их лишь предложим характеристику нравственного мировоззрения пр. Макария Великого. При всей своей сравнительной неполноте эта характеристика не лишена будет известного интереса в виду особенностей и своеобразностей того материала, какой будет положен в её основу, вообще назидательных и поучительных6 .
Каждый человек занимает известное положение в мире. Достигая сознательного возраста, он начинает уяснять себе свою роль в окружающей его среде, чтобы все поступание его было по возможности целесообразнее. Самопознание в широком смысле – первое условие, какое требуется от человека, желающего жить жизнью нормальною, разумною. Оно, так сказать, исходный пункт в истории последней. Древние аскеты понимали его значение и важность и отсюда настаивали на необходимости его для человека с особенною энергию, так как они прекрасно сознавали, что недостаточное или неправильное знание человеком самого себя, своих особенностей, своего положения в отношении к остальным существам и проч. – непреодолимое препятствие на пути истинно-человеческой жизни. В таком же смысле учил в частности и пр. Макарий Египетский, находивший самопознание весьма плодотворным делом7. Изучающей свое существо человек различает в себе, по представлению египетского анахорета, три части: дум, душу и тело8 – Понимание первых двух должно быть представляемо так, что первое начало − высшая, а второе − низшая стороны духовной человеческой сущности, души в широком смысле слова. Приписывать преп. Макарию трихотомическое в строгом смысле учение, «кажется». Нет оснований, особенно если иметь в виду игнорируемые нами в настоящей статье «Macariana»9, скорее говорящая о «дихотомических» взглядах подвижника10. – Каждый должен узнать все отличительные особенности как духа и души, так и тела, а затем, нормальным образом удовлетворяя присущие тому, другой и третьему и правильно понятые потребности, постепенно приближаться к стоящему пред ним нравственному идеалу. «Совершенный человек», − если б нашелся таковой, – достигший «меры» своего духовного «роста», удовлетворил в желательной степени все те потребности11. Что же это за потребности в частности? Они определяются, в отношении к их содержанию, теми объектами в виду которых человеку приходится внутренне и внешне самопроявляться. Эти объекты – известны: 1) Бог, 2) сам человек и 3) другие люди.
И
Всего лучше достигает цели тот учитель нравственности, который сам первый осуществляет в своей жизни то, чему учит, к чему склоняет других. Таков именно и был интересующий нас великий египетский отшельник и подвижник. Чтобы знать, как относиться человеку к Богу, как настраивать и вести себя, следует только обратить внимание на поступание пр. Макария и затем по мере возможности подражать ему. Об этом подвижнике известно, что интересы его были сосредоточены на небе, а не на земле; его душа «всегда без перерыва» парила в горных странах, т.е., пребывала в состоянии религиозного «восхищения», «экстаза»; «большую часть времени своей жизни проводить с Богом», «заниматься небесными больше, чем земными делами» ― вот то, к чему он стремился и о чем заботился12. Таким образом уже самая жизнь преподобного ясно намечала те отношения, в каких должен стоять к Богу каждый человек, стремящийся жить в согласии с требовании с нравственного закона. Но преп. Макарий был «зеркалом», ― показавшим каждому, как ему вести себя (в данном случае в отношении к Богу), ― не только по своей истенно-ангельской жизни, но не менее и по своему учению, с каким он обращался к своим ученикам и вообще к тому, с кем ему приходилось вступать в сношения13.
Бог все видит; ничего от Него не скрыто14. Таким образом вся наша жизнь ― и внешняя, и внутренняя ― протекает пред Его очами. При этом он не остается равнодушным к человеку, как и к другим Его творениям. Напротив, Он всегда печется о тех и других15; врачует человека и духовно, и телесно; ради нас сошел с небес и, воплотившись, пострадал ради нашего спасения; блага, оказываемые Им человеку, недостойному Его милостей, постоянны16. Милосердие и благость, проявляемые Владыкою нашим к людям, очевидны и несомненны17.
Но особенно Господь преисполняется благоволением и радостью, когда люди соблюдают Его божественное установление, проводят чистую в нравственном отношении жизнь18 . В отношение к грешникам Божее милосердие наглядно обнаруживается в Его долготерпении к человеческим грехам, в Его терпеливом ожидании исправления согрешающих, по – истине удивительном и свойственном только Ему – бесконечно благому к Своим созданиям, всегда снисходящему к человеческим немощам и слабостям19 . Угнетенных Господь утешает, при чем лицам, отличающимся особенно высокими духовными качествами, каков был, напр., преп. Макарий Египетский, сообщает силу утешать и других людей20 , чрез что такие праведники делаются в известном смысле как бы заместителями Бога на земле21 . Истинные почитатели Бога всегда находят в Нем Помощника – в необходимых случаях, где они не в состоянии достигнуть успеха при посредстве своих слабых сил22 . В некоторых же случаях Бог оказывает Свою помощь людям чрез посредство Своих угодников, как напр., преп. Макарию Египетскому чрез посредство пр. Антония Великого23 . Добрые деяния, совершаемые людьми, никогда не останутся у Господа без награды, и наоборот: злые – без наказания, при чем и первое, и второе будут отмечены характером, какой может придать им только именно Бог24 . Верным Своим почитателям Господь ниспосылает благодатные дары, содействующие им в их жизнедеятельности, подкрепляющие их силы и некоторых почивающие даже видимым образом (так было, напр., с препод. Макарием)25 .
Таковы стороны в учении о Боге, наиболее характерно и наиболее выразительно отмечаемые и раскрываемые в подлежащих нашему рассмотрению отделах вышеотмеченных Macariаn’. Конечно, в последних по местам встречаются и многие другие черты, тождественные со всеми теми, какие обыкновенно намечаются, напр., в опытах догматического богословия и проч., но мы их не отмечали потому, что имели в виду остановиться лишь на моментах, наиболее рельефно выступающих в подлежавшем нашему изучению материала (из последнего наиболее полезным, можно сказать – почти единственно полезным, как мы видели 26 оказался в данном случае лишь документ VDSM).
Если Бог – таков Сам по Себе и в Его отношении к людям, то отсюда вполне ясно, каковы, в свою очередь, должны быть отношения к Нему последних.
Если Бог все видит, если ничто от Него не может утаиться, с одной стороны, если, с другой, Он подвергает наказаниям грешников, истощающих Его божественное долготерпение, то человек, – тем более, что каждый из нас неоплатный пред Господом должник и грешник (что уже само собою понятно),-всегда должен питать в себе чувство страха пред небесным Владыкою, «страхом Божьем очищать свой ум», при чем у высоко благочестивых людей этот страх является столь действенным, что он «съедает» даже само их «тело»27 .
Проникнутый страхом Божьем человек естественно прежде всего заботится о том, чтобы устранить в себе если не совсем (что, конечно, невозможно), то, насколько он в силах, все то, что дотоле лишь содействовало одному усилению в нем этого чувства, т. е., заботится о своем нравственном преуспеянии, начиная выполнение своей задачи с возбуждения в себе чувства раскаяния в прежней греховной жизни. Покаяние – первый пункт, с какого грешник начинает свое исправление: сначала необходимо разделаться с прежними долгами, после чего только и можно будет подумать о приобретении, о постепенном накоплении богатств. Сознавая все это и подобное, преп. Макарий усиленно и настойчиво призывает грешников к покаянию. «Обратись, мой сын, говорит он одному «впавшему в грех брату», – «исповедуйте грехи ваши друг другу», напоминает он эти библейские слова другому преступнику и проч.28 . В чем должно состоять покаяние, достигающее своей цели и отвечающее своему назначению? На подобный вопрос, поставленный пр. Макарию одним «братом», подвижник отвечал и отрицательно, и положительно. Если кто думает, что покаяние может ограничиться только одними наружными проявлениями: «паданием» кающегося «на колени», то такой человек не понимает истинного смысла дела. Указание на последнее может дать работа металлурга, который, желая из какой-либо металлической массы приготовить цепь («золотую» или «серебряную», или «железную, свинцовую»), «растягивает» при помощи известных орудий его ремесла данный металл, пока не достигает своей цели. Такая работа металлурга является «образом покаяния», которое должно состоять в том именно, чтоб кающейся старательно извлекал из своего внутреннего «я» весь запас своих грехов без остатка, заботливо рассматривал их, осуждал себя за их совершение и проч., словом – настроил себя так, чтоб главная его цель – внутренняя нравственная перемена – была достигнута, чтоб отныне на почве существенной внутренней метаморфозы могла начаться совершенно новая жизнь, нимало не похожая на прежнюю – греховную и т. д.29 . Смысл и значение покаяния выясняются пр. Макарием весьма наглядно и вполне определенно. В беседе с «одним братом» преподобный взял в качестве примера «тунику». Если последняя в том или другом ее месте «разорвется», то обыкновенно пришивают к разорванной части заплату, после чего платье становится опять и приличным, и вообще крепким, годным к употреблению. «Туника» подобна «телу», а «дыра» в первой может быть уподоблена «греху и наслаждениям», не согласным с духом нравственности; наконец, пришиваемая заплата может быть поставлена в «сравнение» «с покаянием, данным нам нашим Господом Иисусом Христом». Отсюда искренне раскаявшийся человек является в некотором смысле новым, чуждым тех нравственных изъянов и прорех, какие были присущи ему в прежнее, предшествовавшее его раскаянию во грехах, время30 . В другой раз преп. Макарий воспользовался иным примером, именно вдыханием и выдыханием нами воздуха чрез «нос». Смысл дела заключается здесь в следующем. Непрерывно «вдыхая» носом воздух, мы не задерживаем последнего в себе, но обыкновенно сейчас же и выдыхаем из себя вон. Этот же прием нам следуете применять и к раскаянию в своих грехах: лишь только совершим тот или иной проступок, сейчас же должны в нем раскаиваться, не откладывая покаяние ни на одно мгновение, так как иначе нашей духовной жизни будет грозить серьезнейшая опасность31 . В третий раз пр. Макарий взял в пример плотника. Плотник берет в руки тот или иной материал. Если последний, напр., доска, бревно, отличается кривизною, плотник, в случае надобности, «делает прямым то, что криво»; но когда нужно, он поступает, конечно, и наоборот, делая «кривым прямое». Плотнику может быть уподоблено «покаяние, данное нам Иисусом Христом»: «оно снова делает прямым то, что было криво, и то, что погрузилось в грязь греха, оно делает чистым...; раскаявшиеся очищаются и получают ангельскую небесную одежду». Столь велико и глубоко значение покаяния32 ! Оно может быть сопоставлено с влагою, проникающею с языка во внутренности человека и вносящею сюда приятность, вливающею в иссохший желудок бодрящий элементе и живительно возбуждающею весь вообще организм. Какое значение для внутренностей человека имеет такая влага (простая «слюна»), подобное ему имеете пред лицом Господа человеческое покаяние во грехах. Такого рода разъяснение смысла и значение покаяния, являющегося великим и плодотворным средством на пути к нравственному обновлению и совершенствованию, влило в слушателей пр. Макария и «большое мужество, и духовную радость»; они чувствовали себя так, как если бы они получили «ободрение» от Самого «Царя-Христа» – до такой степени было действенно слово их учителя, в данном случае являвшегося орудием «Утешителя»33 ... – Уже намеченные черты в понятие покаяния слишком красноречивы и характерны, чтоб мы без труда могли понять слова пр. Макария, по смыслу которых «все добродетели стоят в зависимости от» покаяния34 . И в самом деле, момент покаянный должен сопровождать собою непременно каждый поступок человека, если только последний заботится о своем нравственном совершенствовании: не будь налицо этого момента, сейчас явится момент эгоистический, момент самомнения, между тем как чувство покаянное постоянно дает человеку возможность сознавать свои слабости и таким образом очищать свое внутреннее «я» от вредных наслоений, а чрез то и подготовлять надлежащую почву для нравственных успехов; не говорим уже о том, что и самый добродетельный поступок, – если, совершая его, человек чувствует, что он должен был бы поступить еще лучше, или если он – человек – сознает, что этот поступок отмечен нежелательными, со строгой точки зрения, моментами и проч., – является в глазах наблюдателей, особенно по сравнению с поступками иного рода, еще более симпатичным... Ведь и в обыденной жизни тот усовершается в своем, напр., ремесле, кто в каждом своем произведении, как бы оно по-видимому ни было совершенно, старается усмотреть какие-либо недочеты и заботится о том, чтоб устранить их на будущей раз и т. д. Кто всецело собою доволен, тот осужден на неподвижность, которая могла бы быть понятна в том только случае, когда бы и сам человек, и его произведения были всесовершенны..., о чем, конечно, и мечтать невозможно. – Само собой понятно, что человек, проникнутый чувством покаяния, встречает со стороны Господа благорасположение. Когда один «брат» сознался пред преп. Макарием в том, что он «впал в грех», то подвижник утешил его, сославшись на Слово Божье, говорящее, что Господь «не хочет смерти грешника, но – обращения его и жизни». Господь, продолжал преподобный, при виде обращающегося на путь раскаяния грешника, всегда «исполняется радости». Мать и ее отношения к ее ребенку могут пояснять отношения Господа к его детям. При виде «сына», «лицо» матери «бывает преисполнено радости, если дитя протягивает к ней руки и обращает свое лицо»; «хотя» бы при этом дитя было загрязнено «всякого рода нечистотами», ни «зловоние», от него исходящее, «ни извержения» его нимало ее не смущают, напротив, по своему влечению к нему, «она прижимает его к своей груди», при чем на «лице» ее бывает написана живейшая и «полная радость», и все, что так или иначе относится к ее дитяти, «для нее» приятно и «сладостно». «Если» обыкновенная мать проявляет такую «жалостливость к ее дитяти, то во сколько раз сильнее любовь Творца, Иисуса Христа к нам», хотя бы мы и были также загрязнены грехами и пороками, но обратили к Нему свои лица, т. е., покаялись в своих проступках35 ? В другой раз преп. Макарий, для выяснения отношений Господа к кающимся грешникам, взял в качестве примера «горшечника». Последний, приготовив материал, делает из него разнообразные сосуды: одни для «царских ужинов и обрядов», другие – для употребления их при богослужении, третьи – «дешевые и низкого качества» и т. д. «до сосудов для разливания воды» и проч. Затем «зажигает печь», в которой и «обжигает» каждый из приготовленных им раннее сосудов. Как ни различны последние по их ценности и достоинству, по их изяществу и виду, однако, в глазах горшечника каждый из сделанных им сосудов одинаково дорог, как его произведение, как «дело его рук», и о каждом из них он одинаково хлопочет, чтоб этот вышел вполне достойным своего назначения и вполне отвечающим последнему своими качествами. Подобное же должно сказать и об Иисусе Христе, Который – «один только милосердый с Его Отцом и всеблагим Духом – точно так же радуется» при виде «чистого и украшенного добродетелью и воздержанием человека», как и при виде «обращения грешника, согласно с написанным», что «на небе будет радость и об одном кающемся грешнике». Кроме того, Сам же Господь сказал, что Он «не желает смерти грешника», но – «того, чтобы» последний «обратился и был жив». Ведь и воплотился, и претерпел ужаснейшие «страдания по Своей воле» Господь ради спасения грешников, как и Сам Он говорил, что Он «пришел не праведных призвать, но грешных к покаянию»36 . Господу так приятно искреннее раскаяние грешника, что Он прощает последнего не до «семи» только «раз», «но до семидесяти семи»37 , потому что согрешивший после покаяния может снова и снова раскаяться. Нераскаянным и уже не могущим надеяться на Божие милосердие может быть разве только тот, кто, получив прощение многое множество раз («77» – число неопределенное), все же продолжает грешить без конца... А много ли таких?! Даже и впавшая в преступление «дева», но раскаявшаяся и возвратившаяся на правый путь, в очах всеблагого Господа пребывает девою же38 ... Стоит человеку раскаяться в своих грехах, как Господь уже идет к нему на встречу с сокровищницею всяких благ, возбуждает в его «сердце скорбь о том, что им сделано» дурного, «затем, по Своему милосердию, дарует ему» силу и желание вести нравственно-добрую жизнь, так что человек переносит «телесные страдания» – «постится», – «молится», постоянно «бодрствует», насколько это, конечно, возможно для него, как человека именно, «отрекается от материального», переносит причиняемое ему «бесчестие», нерасположен «к телесному отдыху», «любит слезы более, чем смех, отрекается от родителей»39 .
Раскаявшись в своих грехах и получив прощение от Господа, таким образом подготовив почву для дальнейших своих нравственных успехов (ср. немного выше), человек старается узнать о Боге все, что можно и нужно, чтобы поведете его в отношение к Творцу и Спасителю могло быть наиболее приближающимся к желательному, а не шло по пути случайному и ошибочному40 . Ведь иное отношение человека к «божественному учению», в широком смысле этого слова, было бы с его стороны признаком беспечности, небрежности нравственной... и свидетельствовало бы о забвении сказанного нами выше о Боге, как Судье, наказывающем всякого, не исполняющего своего долга... Человек ни на минуту не должен забывать, что все его усилия и стремления должны быть направлены к снисканию «царства небесного». Эта цель человеческой жизнедеятельности и должна всегда окрашивать собою последнюю41 ..., тем более, что Бог, как сказано выше, награждаете за нравственно-добрую жизнь и, как такой, всегда даете надежду достигнуть той цели...
Но для того, чтобы достигнуть положительного успеха на пути своего нравственного совершенства, человек нуждается в божественной помощи, о которой ему поэтому и надлежит молить Господа. Отсюда молитва – важный моменте в деле отношений человека к Богу. Ее смысл, значение, плоды... должны быть отмечены отчетливо. – Божья помощь человеку начинается в данном случай с того, что Господь помогает человеческой душе и молиться, как следует42 . Без высшего содействия человек здесь мог бы стать на ложную дорогу и не достиг бы ни малейшего успеха. Если же Господь указывает человеку путь и помогает идти по последнему прямо, то человеку ничего не остается, как только отблагодарить Бога за такое о нем попечение. «Приблизимся к Нему своими молитвами»..., говорил однажды пр. Макарий, «чтоб Он проявил к нам Свою милость, чтоб воскресил наши души от греховной смерти и чтоб мы» могли «жить по Его милосердию»43 . Господь – «великий Врач, исцеляющий души и тело; будем молить Его об исцелении болезней наших душ и о просвещении наших мыслей, а также чувств нашего сердца»..., говорил преподобный в другой раз44 . А для того, – чтобы наши молитвы достигали своей цели, были плодотворны, совершались, – короче сказать, – надлежащим образом, – должно принять к сведению следующее. Совершенно напрасно думать, что при молитве главнейшее дело заключается в одних внешних, наружных только приемах: в «преклонение колен», в интонации и силе голоса и проч.45 Эти и подобные приемы, конечно, не излишни и имеют известное значение, если практикуются при желательных условиях. При этом может быть рекомендовано, помимо всего прочего, «частое простирание рук вверх», как свидетельствующее, конечно, о желании молящегося вознестись ближе к Господу, приветствовать Его и т. д. Но повторяем: всегда в подобных случаях нужно помнить, что наружные проявления должны собою изображать... Ведь Бог вовсе не желает, чтобы мы «воздавали Ему славу только краями своих губ, между тем как мысли» наши «колеблются и бродят по всему миру». Необходимо, чтоб «душа» наша «и все мысли» наши были сосредоточены на Господе, Которому мы воссылаем свои молитвы, – чтоб «дух» наш «был бодр»... Молясь, человек должен постоянно заботиться о том, чтоб не «пустословить» и не «многословить», но соблюдать большую осторожность, как бы «не отдать» своих «сосудов», т. е. «мыслей души», «в руки врагов», и полагаться на Господа, Который «знает», как «помиловать» просящего, как помочь последнему в «искушениях»46 . «Открывать свой дух» при молитве мы должны только пред Господом, так как здесь нашим «сосудам» от этого не грозит уже ни малейшей опасности; скорее – наоборот: мы будем только награждены от Господа за такую свою молитву47 . Подобная молитва имеет много общего с покаянием, о котором уже говорено выше и которое, в свою очередь, как мы видели, также необходимо предполагает собою указанное «открывание» нами «своего духа» пред Господом. Отсюда неудивительно, что пр. Макарий склоняется к мысли признать и саму молитву в известной степени результатом покаяния, что из вышесказанного уже достаточно ясно открывается и обнаруживается48... Всегда заботясь о человеке, Господь знает, что для того в каждом отдельном случай лучше. Соответственно с этим Он иногда посылает человеку телесную болезнь, которая, конечно, может образумить его, может побудить его вдуматься в свое поведение, сознать его греховность и проч. Отсюда при болезни тела человек не должен роптать, зная, что все – от Бога. Напротив, должен молиться Господу, чтобы Он устроил все ему на пользу, – должен быть долготерпеливым и проч.49 Если, не смотря на наши молитвы, Господь не исполняет наших желаний, не удовлетворяет тех или других наших потребностей, то нам следует продолжать молиться с настойчивостью, неутомимо, непрестанно: тогда Господь услышит нас, проявит милосердие к нашим «грехам», «жалость» к нам50... Вообще человеку надлежит заботиться о непрестанной молитве51. Если у него в данную минуту нет к тому расположения, пусть принуждает себя к молитве насильно и затем пусть насильно же и поддерживает себя в молитвенном настроении. Плод этого поведения свободной воли человека, даруемый благодатью, не замедлит сказаться. Он: молитва с радостью и упокоением52. Плодом молитвы же (а вместе с нею: трезвых помыслов и изнурения тела) является приобретение человеком силы против осаждающих его страстей53. – Вообще вопрос о значении молитвы для молящегося выясняется пр. Макарием многократно и весьма наглядно: и отрицательно, и положительно. Отрицательно выясняется важность и значение молитвы путем указания дурных последствий поведения, в котором молитва не находит места. «Душа, которая не молится и не просит Господа почивать в ней, очистить ее от всякого недостатка и всякой скверны, хранить ее свободною от... духов злобы..., несчастна»...54, потому что, предоставленная самой себе, она подвергается непрерывным опасностям и гибнет. Положительно значение молитвы раскрывается весьма ясно при посредстве различного рода примеров из жизни самого пр. Макария. Так, однажды приготовляя рогожи, пр. Макарий при этом постоянно «вставал на молитву», благодаря чему его рогожи не горели и в огне. Отмечая это, один «настоятель монастыря», в котором в то время жил пр. Макарий, таким образом «выяснил, при каком условии имеет надлежащее значение работа рук»55. Молитва, прогоняет от человека демонов со всеми их обольщениями и ухищрениями, как то ясно видно из истории одного брата: когда он, руководимый преп. Макарием Египетским, «приобрел великую ревность к молитве, демоны», прежде окружавшие его во «множестве», «отступили от него»56. «Своими молитвами к Господу пр. Макарий возвратил надлежащий вид женщине, казавшейся (смотревшим на нее) лошадью»57. Своими молитвами он «исцелил девицу, срамные части тела которой сгнили"…58, юношу, одержимого демоном многоядения59, спас своего «ученика» от чар «блудницы»60. По «молитве» преподобного, «невидимая божественная сила переносит» его «из одного места на другое»61. Молитвы пр. Макария «облегчают адские мучения грешников»62, открывают место «вверенного» одному человеку «вклада»63, оправдывают человека, ошибочно обвиненного в убийстве64, воскрешают мертвого65 и т. д. «Братья», впадавшие в преступления (напр. в «содомский грех»), просили у пр. Макария молитв о них пред Господом66, и преподобный не отказывал им в утешении67. Он приводил в пример Самого Господа, Который «умолял» Своего Отца об умершем Лазаре и Своими молитвами воскресил его68... Преподобный Макарий придавал, словом, столь великое значение молитве, что ради возможности молиться сосредоточенно он с громадными усилиями устроил себе подземную «пещеру», где никто не препятствовал ему предаваться этому своему занятию69.
Вооружившись потребными средствами для преуспеяния в нравственной жизни, поскольку иметь в виду его отношения к Богу, человек должен заботиться, в частности, о проявлении так называемых у нас богословских добродетелей: веры. надежды и любви.
Человеку вменяется в обязанность питать твердую веру в Бога70. Если кто из нас желает «построить свой» духовный «дом на твердой скале», чтобы он был прочен и непоколебим, – а это желать, конечно, должен всякий, – тот не может избрать более надежной опоры, чем каковы – «жалость и вера»71. Особенно осязательно проявляется последняя, когда человеку приходится ее «исповедовать». «Твердое исповедание веры» в Бога, веры «православной» – вот надежный показатель особенностей нашего духовного «я», его стойкости, постоянства. К этому нам и надлежит стремиться неуклонно72. Коротко сказать: вера и словом, и делом – вот то, к чему нам надлежит непрерывно стремиться. Наша вера тогда только и будет истинною, когда она будет именно такова, т. е., и теоретическая, и практическая. Частные проявления ее таковы. В каждом отдельном случае нам должно сообразоваться не с желаниями тех или других людей, а с волею Божею, с предписаниями божественного закона, – поступать, т. е., «справедливо»73. Что в конце концов произойдет лично для нас из этого, к существу дела не относится. Человек должен «совершенно покориться Богу и всем Его заповедям»74, вообще желательным образом осуществлять Его веления75, подражая Исааку, проявившему удивительный «пример» «повиновения»76, – всегда тщательно и старательно «работать» для Господа, исполнять «дело», назначенное каждому из нас77, и т. д. Только тот, кто будет поступать подобным образом, докажет, что он действительно, а не призрачно верует в Господа.
Верующий в Господа и поступающий согласно со своею верою, при всяких, случающихся с ним обстоятельствах, имеет для себя надежное «убежище». Его «твердость» поступания согласно с Божьей волей – вот «его покой», который никогда не обманет78. Однажды Евагрий, «терзаемый страстями»..., пришел к пр. Макарию за духовною помощью. Преподобный дал ему совет «привязать канат якорный к камню», после чего-де «барка» его «по благодати Божьей» минует благополучно опасности... «Барка», говорил пр. Макарий, разъясняя недоумение Евагрия, это – «сердце», о «хранении» которого нам надлежит заботиться; «веревка» – «дух» наш; «его» нам надлежит «привязать к Господу, Который – камень», неодолимый никем и ничем. Возложив все надежды на Господа, мы не будем посрамлены в своих упованиях79. Эту же мысль преподобный Макарий выясняет и иным образом. Если «дикий зверь» нападает на «домашнее животное» и пытается растерзать его, будучи сильнее последнего, то это, не надеясь на свою крепость, жалобно кричит, своим криком как бы призывая на помощь своего «хозяина», ожидая только от него себе спасения. И хозяин, как только «услышит» жалобный крик принадлежащего ему животного, немедленно же «бежит» к нему на помощь и освобождает его из когтей разъяренного зверя. Надежда домашнего животного на своего хозяина, таким образом, не обманывает. Если подобным образом человек относится к принадлежащему ему животному, «то во сколько раз тем более» к нам так же отнесется Господь?! «Он не позволит», чтоб «нам, разумным овцам Его стада, на Него возлагающим свои надежды, враг сделал насилие, и пошлет Своего Ангела спасти нас»... Словом, «человек не» должен «возлагать своего упования только на свою собственную крепость, но» должен «надеяться на Божью помощь», которая, «конечно», никогда его не обманет80. Истинный христианин должен так же твердо уповать на Бога, как надеялся на Него Иов, хотя и находившийся в самых безнадежных, по-видимому, условиях81. Ведь после того, что сделал для нас Господь, не надеяться на Него нам было бы и странно, и не понятно 82. Он прибежище даже и «тех, кто не имеет надежды», т. е., кто, по-видимому, отчаялся во всем и во всех и ждет себе только гибели, не видя перед собою никакого в будущем просвета83... и проч.84
Верующий в Бога и надеющийся на Него человек естественно и любит Его. Иное представление дела было бы решительно немыслимо, свидетельствовало бы о недостатке в таком лице и веры, и надежды, как моментов, необходимо предполагающих собою и любовь. В чем же должна проявляться и проявляется любовь человека к Богу? Он должен «искать» Господа85, только к Нему одному стремиться86, каждое мгновение о Нем памятовать, непрерывно Его любить87, «непрестанно» всюду «иметь Его пред собою»88, «бодрствовать для Него»89. На вопрос «аввы Пимена»: чем можно «стяжать жизнь»? пр. Макарий сказал следующее. «Во время моего детства, когда я был в доме моего отца, я замечал, что старые женщины и молодые девицы держали что-то в своем рту, именно мастику», которую они и «жевали», от чего «слюна их делалась сладкою», равно как не было слышно и «дурного запаха из их рта», «освежалась их печень и все их внутренности». «Эта материальная вещь сообщает сладость тем, кто ее жует и ломает; во сколько же раз более наш Господь Иисус Христос насыщает» нас «радостью», является для нас «родником спасения, источником воды жизни, сладостью из всех сладостей, слыша славное имя Которого, демоны выходят из наших уст и развеваются, как дым? Если мы постоянно произносим это благословенное Имя и если мы», так сказать, «жуем его, оно... прогоняет всякую дурную мысль из бессмертной души, открывает ей небесные вещи, особенно... нашего Господа Иисуса Христа, Царя царей, Господа господей, Который есть небесная награда ищущих Его всем своим сердцем»90. «Стяжать жизнь», следовательно, можно только путем проявления с нашей стороны самой горячей любви к нашему Господу и Владыке. Те блага, какие получает человек вследствие своей любви к Господу, служит для него весьма сильным к ней побуждением. Эти же мысли раскрывал преподобный подвижник и другими способами. Пр. Макарий, как «передавали» о нем, «однажды слышал», что некто «плакал, говоря: Александрия каменная брошена на меня – и я не мертв, шалаш роз брошен – и я мертв». Смысл этих слов плакавшего таков. «Великая в них – тайна». «Камень – Господь, брошенный прочь нечестивыми иудеями», а он, между тем, «сделался краеугольным... Это – по истине камень драгоценный, ради которого купец» пожертвовал «всем своим» достоянием, «купил» его «и, поместив в комнатах своего сердца, нашел его более сладким, чем мед... Человеку который будет хранить этот камень в своем сердце, получит богатейшее наследство... в небесном царстве».. А как нам не хранить его, как не любить всем сердцем своим Господа, дающего нам столь великие блага и ради нас подвергавшегося всевозможным мучениям и поношениям?!.. Диавол с его прельщениями соблазнителен, как «роза», но кто подпадает его обаянию, того «душа умирает», поражаемая «страстями и их зловонием»91. – Истинный христианин до такой степени любит своего Господа, что, непрестанно о Нем думая и услаждаясь этими своими мыслями, забывает о всех своих материальных невзгодах. Преп. Макарий, по его словам, «посетил» однажды больного «старца». Казалось бы вполне естественным, чтоб предметом их разговора была болезнь последнего. Однако, в действительности «старец» все время «повествовал о... спасительном и благословенном Христовом имени» – и ни о чем больше. «Когда» же посетитель «спросил» больного «об его здоровье, он радостно сказал», что он «постоянно» думает только о «святом Христовом имени», его сладости, и что во время своего «сна» он «в видении созерцал Царя Христа..., трижды ему сказавшего: смотри, смотри – это Я, Я, а не другой» кто-либо! «Затем я», говорил больной, «проснулся... в большой радости, так что и забыл о своей болезни»92. Вот какова любовь к Господу истинного христианина! Как было бы хорошо, если б все мы по возможности подражали этому святому старцу! Из нашей жизни исчезло бы все то, что ныне так ее омрачает... К сожалению, мы не доросли духовно до того, чтоб надлежащим образом постигать и чувствовать всю «сладость» Господа и Его пресвятого Имени. «Будем» же, «братья», взывал пр. Макарий, сосредоточивать «свое сердце в Господе»93 – «вечном» нашем «благе» 94; «воздавая» всегда «славу» Господу95, «будем непрерывно» помышлять «о сладком» для нас « Господе Иисусе Христе96, направлять наш «дух» «во всякое время к Богу»97 и проч.98 Постоянно, при этом, преподобным Макарием делалось особое ударение на словах: «непрерывно», «во всякое время» и т. п., так как наша любовь к Богу тогда только и будет иметь надлежащей смысл и значение, только тогда и будет вполне нормальною, когда она будет прочна, присуща нам в каждый момент нашей жизни. О «постоянстве» нашей любви пред Богом нам всегда и следует особенно заботиться. Один «брат» обратился к пр. Макарию с вопросом, касавшимся «постоянства пред Богом». Преподобный ответил ему наглядно. «Пчела», говорил он, летая по полям и лугам, «высасывает» из тех или других цветов и пр. «мед» и, в конце концов, «наполняет свой улей» сладким веществом... «Пчела» – это «благочестивый» человек, который, предполагается, столь же заботливо хлопочет о собирании духовного меда, как первая – о материальном. «Улей – сердце» человеческое, которое «благочестивый» наполняет «добродетелями». «Сладость – Иисус Христос». «Кто сохраняет для Него свою душу исполненною всякого рода добродетели и всякого рода чистоты», тот и является «постоянным пред Богом», о чем каждому, разумеется, и надлежит непрерывно думать99. «Благочестивый человек постоянно» и «призываешь спасительное Имя Господа Иисуса Христа», поистине «благословенное», – так как «другого» предмета, которым могло бы быть занято его сознание, более «превосходного», для него, «нет» и быть не может100, потому что такой человек ничего более и не любит, как только Господа своего и то, что к Нему имеет какое-либо отношение. «Какое дело всего более приятно Богу в» поведении «аскета»...? «спросил» один «брат» пр. Макария. «Блажен тот», – отвечал последний, – «кто окажется постоянно» призывающим «благословенное Имя Господа Иисуса Христа»..., «так как в... жизни нет» ничего столь «приятного, сколь сладка эта... пища. Если ты пережевываешь ее во всякое время, как овца» свою жвачку, то этими ты принесешь и себе огромнейшую пользу, своему духовному «я», и угодишь Богу101...
Таким образом, имеющиеся у нас в виду «Macariana», поскольку в них характеризуется желательное отношение человека к Богу, отмечают следующие моменты: проникновение человеческого существа страхом Господним, – покаяние его, как одно из средств уменьшить гнев к нему Владыки, – божественное учение, указывающее человеку истинную цель его жизни, – молитва, прежде всего помогающая ему в деле достиженья той цели, и всестороннее во возможности проявление им добродетелей – веры, надежды и любви102.
II.
Как человеку относиться к самому себе, об этом вполне достаточно и наглядно говорит жизнь пр. Макария, являвшегося для окружавших его образцом и в данном случае. Он «до такой степени» был известен «своими подвигами, что... не оказывалось» между его современниками «никого равного ему. В самом деле, удивительны... его многочисленные дела смиренья, сокрушавшего могущество вражеское, обуздывание им гнева – этого злого зверя, живущего в человеке, искоренение им в себе духа гордости – этой мерзости в очах Божьих, искоренение славолюбия... и всего, словом, чем дьавол пытается взять в плен человеческую душу и т. д.103. Отношенье преподобного к его телу и душе, к многоразличным потребностям того и другой, к урегулированию этих потребностей как самих по себе, так и в их взаимных столкновеньях и проч. – все это было таково, что современникам подвижника и последующим поколеньям, знавшим об этом, оставалось только по мере сил подражать, по возможности также настраивать свою жизнь, чтоб и она была вполне нормальною в нравственном смысле!104... Впрочем, более или менее приблизиться к преп. Макарию могли только также подвижники, только люди, обрекшие себя на жизнь анахоретов, каким именно был и сам он. И его нравственное учение, в частности – учение об отношениях человека к самому себе рассчитано не только и, пожалуй, нестолько на всех людей без изъятия, сколько на пустынников, анахоретов, хотя, впрочем, как увидим, оно часто имеет полное приложение и к обыкновенным людям. С любовью характеризуя нравственный идеал аскета, преп. Макарий, однако ж, совершенно чужд мысли, что можно достигнуть высоты нравственного совершенства одному лишь анахорету и что она недостижима в такой же степени для человека, живущего «мирскою» жизнью. Прекрасною в данном случае иллюстрациею является рассказ источников о посещении пр. Макарием двух женщин, бывших в замужестве за «двумя братьями» и живших в «мире», но, однако, по сознанию самого отшельника и по свидетельству свыше, превосходивших его высотою своей нравственной жизни, что заставило преподобного сказать, «что Бог ищет не имени монаха, мирянина, девы, замужней, но правого выбора, т.е., правого, надлежащего настроения и проявления воли человека»105... Мнение преподобного в высшей степени важно, и ясно освещает данный вопрос. Но, как бы там ни было, а «настроение» пр. Макария было настолько высоко, его личные подвиги были настолько поразительны, что, – повторяем, – с успехом могли подражать ему только немногие... отшельники или подобные им лица. Лица же «мирские», хотя и могли не уступать ему и даже превосходить высотою нравственною, однако, не могли точно подражать ему, в виду особенностей их внешней жизни, условий ее, не подходивших к условиям и внешним особенностям жизни пр. Макария. А между тем многие советы и наставления последнего рассчитаны только на лиц одинакового с ним внешнего образа жизни...
Как же, в частности, человек, – по ученью пр. Макария, – должен относиться к самому себе, к своим потребностям?
Человек на земле – странник. Отсюда, что бы и когда бы с ним ни случалось, где бы и когда бы он ни находился и проч., во всех этих случаях он не должен нимало беспокоиться106, т. е., по причине временного и как бы случайного пребывания его на земле, – по причине существования истинного, небесного отечества. Беспокоиться человеку надлежит только относительно своего спасения, относительно стяжания небесного царства. Монахи «похожи на Ангелов». Последние, постоянно пребывая «пред лицом Божием», в этом случае не встречают «противодействия» со стороны «никакой земной вещи», так как ум их обращен всегда к Богу, занят только божественными предметами, и ничто земное их не увлекает и не порабощает. К подобному настроению и поступанию «во все продолжение своей жизни» должен стремиться и «монах». «Поступая так, он исполнит слово Спасителя, повелевшего каждому» (следовательно, даже и не монаху) «отречься от самого себя, взять крест и за Ним следовать». Ведь «царство небесное» – удел только «тех, кто делает над собою насилие». Поэтому каждый должен поступать именно таким образом, насильственно искореняя в себе все низменное, греховное, нечистое107. В другой раз преп. Макарий «умолял братьев, желавших... своего спасения..., не откладывать» забот о нем «со дня на день», так как иначе можно-де лишиться «благ Божьих» 108... и проч. Заботясь о своем спасении – единственном и важнейшем своем благе, человек не видит для себя надобности особенно заботиться о снискании внешних благ. Заботы о последних могут содействовать возникновению и развитию в человеке страсти «любостяжания, сребролюбия», чрезвычайно опасной и, – как это видно из обстоятельств жизни одного Макариева ученика – «пресвитера Иоанна», за пристрастие к стяжанию земных благ поплатившегося ужасною проказою, – могущей привести одержимого ею к страшным последствиям109. Да и вообще «корыстолюбие» – прямое следствие особенных забот человека о внешних благах – является «корнем всякого зла» и «ненасытимо». Отсюда нам старательно надлежит заботиться о подавлении нашего к нему расположения; иначе оно будет рости все больше и больше и окончательно поработит нас. Наше «сердце» должно быть безучастно к этой дурной страсти110. Человек, для которого «бедность» равносильна с «богатством», «недостаток» – с «изобилием», – для которого «телесные вещи» не имеют никакого значения, – «не умрет», т.е., в духовном смысле, «но будет жив»111. Сам преподобный таким именно и был. Известен передаваемый коптским источником рассказ о том, как он победил «демона наживы» и тем доказал свое равнодушие к материальным вещам112. Известны о преподобном и другие рассказы. Таков рассказ о содействии преподобного вору, похищавшему его достояние и застигнутому отшельником на месте преступления, сообщаемый источниками не раз что уже само по себе в высшей степени красноречиво, весьма «характерно»113. Бедность даже «более» ценна по сравнению со всем прочим (μείζων πάντων ή άκτημοσύνη έστί), как высказался преп. Макарий в беседе с аввою Феодором Фермейским, посоветовав ему продать бывшие у него книги, хотя и приносившие пользу как самому этому авве, так и братьям, – и вырученные от продажи деньги раздать бедным114.
Монах, по словам двух подвижников, с которыми однажды беседовал пр. Макарий, должен «отречься от мира» и «всего мирского», даже «от родителей». Иначе он «не может сделаться монахом» в истинном смысле слова (εάν μή άποτάξηταί τις πάσι τοῖς του κόσμου, ου δύναται γενέσθαι μοναχός)115. «Если кто» имеет намерение «вымыться в бане», тот всегда предварительно «снимает все свои одежды»; иначе цель его не будет достигнута. Аналогично можно рассуждать и относительно того человека который намерен «быть монахом»: «если он не совлечет с себя всех забот этого мира и всех его желаний», имеющих своим предметом «суетные наслаждения, он не может прогрессировать в добродетели, побеждать все вражеские стрелы», являющиеся в отношении к монаху тем же, чем обычные «нечистоты», грязь в отношении к идущему в баню116. Кто желает проводить жизнь «анахорета», тот должен являть себя таковым решительно «во всем» и всегда, непрерывно. Тогда «и Бог Своею благодатью будет обитать в» нем. Анахорету не зачем «стыдиться пред людьми», так как дело его – похвальное. Он должен заботиться о том, чтоб его подвиги текли непрерывною струею, так чтобы у него не пропал попусту даже и «день» один. «Потерять день» можно только ради оказания помощи «брату» или вообще «кому-либо» в ней нуждающемуся... Анахорет не должен заключать «дружбы ни с каким человеком, кроме своих бедных братьев», не должен «бегать к» кому бы то ни было «ради» какого-либо «блага», ожидаемого им от последнего; ему следует «бежать» в данном случае «к одному» только «Богу», Который встретит его «с любовью», – «хранить себя от человеческого товарищества», избегать посещения подобных товарищей и пребывания в их жилище, так как иное поведение может привести анахорета к печальным последствиям. Даже с «братом по плоти» анахорет должен обходиться, в случае посещения его тем, крайне осмотрительно. «Бедность» – вот о чем должен помышлять подвижник и к чему, как мы видели, преп. Макарий призывает отшельников и в других случаях настойчиво. Образцами для них преподобный называет четырех библейских лиц: Авраама, Моисея, убогого Лазаря и Илию, подвиги и добродетели которых всем известны. «Какая слава» ожидает ревностного подвижника, это известно, конечно, «одному Богу», хотя несомненно, что «милосердый Христос» не оставит его без награды 117... – Не имеющему сил отречься от всего мирского те два аскета, с которыми беседовал однажды пр. Макарий и о которых выше у нас упомянуто, советовали заключиться в своей кельи и оплакивать свои грехи118. Да и вообще истинный аскет предпочитает оставаться в своей келье, так как «он привязан к своему жилищу» 119. «Сидеть в своей келье монаху – советовал и пр. Макарий, беседуя с аввами – Aio 120 и Иcaiero121. Тот же совет с настойчивостью преподобный предлагал «братьям» и в других случаях. «Иди в свое жилище», – говорил он однажды «брату», «спрашивавшему» его «о жизни анахорета», – и заботься о том, «чтоб сладость одинокой жизни была в тебе непрерывно, не мешкай вне» твоей кельи, «чтоб не поднялся против тебя ветер» и «не возобновились твои страдания..., но оставайся сидеть в своем жилище..., и» Господь тебя «утешит»122. Один «брат» некогда пришел к пр. Макарию за советом. «Мой отец», сказал он, «мои мысли говорят мне: выйди» из своего жилища, «посещай больных, так как... это – великая заповедь». Преподобный заметил, что, согласно со словом Самого Господа, обещавшего наследование небесного царства посещающим больных, следование брата голосу его мыслей, конечно, дело, бесспорно, прекрасное, «но», продолжал пустынник, «я тебе говорю, мой сын, что сидеть в своей келье лучше, чем посещать» других. «Впоследствии придет время, когда будут издеваться над теми, кто останется сидеть в келье, и исполнится слово Антония: если увидят кого-либо, что он не распутствует, то восстанут против него, говоря: «ты – безрассудный», потому что он не похож на них. Я тебе говорю, сын, что, если б Моисей не ушел в облако, то не были бы даны ему таблицы закона, написанного рукою Бога»123... Вывод по отношению к анахорету отсюда сам собою понятен. Но недостаточно знать, что подвижник должен предпочтительно оставаться в своей келье. Необходимо иметь в виду и то еще, что подвижник только тогда может стоять на должной высоте, когда келья его находится вдали от озера, не осенена деревьями, когда в ней нет отроков.. Иначе, окруженный такою и подобною роскошью, подвижник уже не будет таковым в истинном смысле124... «Если вы увидите», – говорил преп. Макарий «братьям», – «кельи, построенные в вади, – если вы увидите деревья, растущие у ворот» их, «если вы увидите» в них «многочисленных детей, то берите ваши милоти и бегите»125. Прекрасным местом для подвигов пустынников является «Скит». «Он подобен четырем городам убежища, отделенным», по повелению «Господа, для сынов Израиля»... Отделенный от населенного мира пустынею, подвижник недоступен в Ските влиянию сынов «века сего», мирских страстей..., словом, всего, что в «мире» готово было погубить его, – и здесь спасается от духовной смерти, от духовных мстителей..., пока не оставит своего спасительного убежища, недоступного его врагам126... В крайнем случае подвижник, – не могущий проводить одинокой жизни в своей келье, т. е., по слабости своей нуждающейся в чьей-либо поддержке, руководстве, примере, – что, по словам пр. Макария, имело наступить особенно впоследствии времени, когда и самое монашество значительно уже упадет, – должен жить в монастырях, где ему не будет грозить опасности быть похищенным врагом нашего спасения, подобно тому как «волк» «похищает» отбившуюся от своего стада и бродящую вне «овчарни» овечку, саму по себе бессильную против похитителя, не смотря даже на присутствие ее матери. Иначе монах может быть похищен «духовным волком», который именно «унесет его птенца», т. е., «его дух, и он сделается весьма бесчувственным, как камень, и столь же неразумным, сколь» неразумны «животные», лишенные этого человеческого преимущества127...
Немощность духовная, – в которой преп. Макарий сознался пред упомянутыми выше двумя подвижниками, беседовавшими с ним о монашеской жизни, советовавшими монаху, как мы видели, «отречься от всего мирского», а – в случае невозможности для него выполнить это – заключиться в своей келье и оплакивать свои грехи, – заставила его заявить своим собеседникам, что он не может подражать им и, следовательно, стать истинным монахом128. Это обстоятельство всегда смущало его. Отсюда он постоянно приглашал своих собеседников и слушателей к плачу о своих грехах129. «По просьбе» «нитрийских иноков» «пр. Макарий посетил их незадолго до своей смерти и при этом вместо всякого поучения», какого, конечно, они от высокого посетителя ожидали, последний «дал им совет только плакать о своих грехах, пока еще не поздно»130. Если кто, быть может, не в состоянии плакать о своих грехах, тот всегда должен иметь в виду, что «Бог дарует» просящему у Него «скорбь сердца о том, что» человек «сделал»..., что Он же, «милосердый, дарует» человеку «любовь к слезам более, чем к смеху»131... А раз нам должно плакать о своих грехах и Господь помогает нам на этом пути, «не прекратим» такой своей «печали»132! При том ведь для нас в данном случае есть вполне понятные и несомненно сильные для каждого размышляющего человека побуждения. Один «брат» «спросил» пр. Макария «отец мой, наставь меня относительно того, что – сладко и что – солено»! Преподобный по обычаю выяснил дело путем сравнения. «Если мать», говорил он, «кладет на землю маленькое свое дитя, то дает ему в руку какую-либо сладкую вещь, чтоб оно забавлялось» ею «и не причиняло» ей – «матери – хлопот». Эти «хлопоты» или затруднения, «помехи» можно «сравнить с грехом и наслаждением», следовательно, он – нечто «соленое», горькое. «Сладкая» же «вещь» – это «наш Господь Иисус Христос», Его «благословенное Имя», Он – «истинная драгоценная жемчужина; ведь и в Евангелие написано, что небесное царство подобно купцу, ищущему добрых жемчужин. Когда он нашел драгоценную жемчужину, это» значить нашел «нашего Господа Иисуса Христа, Царя царей и Господа господей133. Если же грех – горек, то как нам не плакать о нем?! Если Иисус Христос – «сладость», то как нам, с другой стороны, не стремиться к Нему всем своим существом?! Обращая внимание на свои грехи, «осуждая только себя одного»134..., как виновника последних, человек извлекает из такого своего поведения огромную себе пользу, так как подобное отношение к грехам, «слезы» о них имеют громадное значение для плачущего135. Если «купец», «продавая» что- либо из принадлежащего ему товара за известную цену, замечает, что последняя «опечаливает» покупателя, то делает с нее ту или иную скидку, что удаляет с лица того печаль, и он «уходит» домой «радостным». Подобным образом и «Бог, Податель благ, Судья истинный, наш Господь, если» кто «пред Ним предстоит с печалью», – разумеется, по поводу своего недостоинства, – проявляет к таковому Свое «милосердие», от чего последний «удаляется с радостью», т.е., начинает чувствовать себя прекрасно, уравновешенно136... Кто «сознает» свои грехи и обусловливаемый ими «стыд», тот, бесспорно, получит свыше «прощение»137138. Для кого «грусть» и, прежде всего, разумеется, грусть, «тоска о грехах», им совершенных, равносильна «радости», поскольку, т.е., иметь в виду результаты первой, тот «не умрет, но будет жив»139. Но, печалясь и плача о своих грехах, каждый должен понимать, что важен плач в душе, внутренней, для окружающих невидимый и незаметный, а не внешний только и наружный140.
* * *
Он указан в первом томе нашего исследования: «Преп. Макарий Египетский. Его жизнь, творенья и нравственное мировоззрение (СПБ. 1899 г., стр. 350–371. 335. 337). Там же выяснено и сравнительное знание его отдельных частей, их надежность как безотносительная, так и относительная (стр. 350, 351, 355–360, 363, 365–367, 370, 371, 335, 337). Добытые нами там результаты мы всегда будем подчеркивать с настойчивостью, как соответствующие истинному положенью вещей.
Что и будет предложено нами в приготовляемом к печати втором томе упомянутого нашего труда.
3 Таковы существующие в русском переводе «Homiliae» преп. Макарий (числом 50), »Opuscula» (числом 7), одно из «Посланий« (= у Migne РСС, Gr., t. XXXIV, col. 409–442) (3-е издан. русского перевода; Москва, 1880 г.), »Молитвы» (см. о них в первом томе цитов. нашего исследования: стр. 358–359). Сюда-же относим «проложная» данная (под 19-м января) (см. в цитов. нашем исследовании стр. 368– 370).
Сюда относится «Serapionis, Macarii... regula ad monachos» (Migne, t. cit., col. 971 – 978) (cp. в цитов. томе нашего исследования стр. 367).
Сюда относим «Epistolam sancti Macarii Aegypt.» (Migne, t. c. col. 405–410) (cp. в цит. наш. исследов. стр. 359–363). Это «Послание» лучше анализировать в связи с упомянутым в 3-м примечании.
6) В нашем распоряжении будет преимущественно следующий материал– a) VDSM (= «Vertus de Saint Macaire»: см. в цит. наш. сочин. стр. 515), б) ASSM (= «Apophthegmes sur Saint Macaire»: см. у нас стрн. 506), в) Достоп. (= «Достопамятные сказания о подвижничестве святых и блаженных Отцов», изд. 1855 г. СПБ.: см. у нас стрн. 507), г) HL (= «Historia Lausiaca» Палладия Еленопольского по изд. Migne, S. Gr., t. XXXIV), д), ДП (= «Древний Патерик, излож. по главам», 2-е изд.: см. у нас стр. 513), е) данный, имеющаяся у Сократа, Созомена, Каллиста, Евагрия, Макризия и др.: см. в наш. цит. сочин.), ж) а также некоторые другие памятники (напр., Соб. = «Соборник»: см. у нас стр. 30 и друг.).
VDSM., pag. 175.
Ibid.,p. 141
См. 3-е примеч.
Ср. пока статью Förster`ä «Macarius von Aegypten» (в «Jahrbücher für Deutsche Theologie, herausgeg. von D. Dorner… Achtzehnter Band. Drittes Heft. Gotha. 1873), 3 cap. (в начале). O Förster`e см. у нас стр. 478–482.
VDSM., р. 141.
Heracl. Parad. (Migne, S. L., t. LXXIV), cap. VI, col. 268: sine intermissione semper in quadam esse translatione animae putabatur, imo magis plurimum vitae suae tempus cum Deo agere, et coelestibus amplius, quam terrenis negotiis interesse. Pallad. Laus. в Append ad VV.PP. (Migne, S. L., t. LXXIV), cap. IX, col. 354:... dicebatur, eum sine intermissione excedere mente, et magis ampliori tempore Deo adhaerere sensus eius, guam in istius mundi habitatione. HL, cap. XIX – XX. col. 1044: ..έλέγετο ούτος ό ἄγιος άδιαλείπτως ἐξίστασθαι, χαί μᾶλλον τφ πλείονι χρόνῳ προσδιατρίβειν Θεώ, ή τοις υπ’ ουρανόν πράγμασιν (в издан. Meursii тоже: р. 39). Y Floss`a («Macarii Aeg. Epistolae, Homiliarum loci, Preces ad fidem Vatic., Vindob – ium, Berol – is, aliorum codicum». Primus edid. H. J. Floss. Coloniae... 1850 ann.) p. 249: οὗτος έλέγετο ٬άδιαλείπτως ἐξίστασθαι... (далее как в HL). HL, cap. XIX – XX, col. 1046:... «dicebatur hic san ctus esse assidue in extasi, et majori tempore cum Deo versari, quam huius inundi rebus occupari.
См. в цитов. нашем исследовании стр. 267 и ср. всю вообще вторую главу первого отдела: стр. 137– 274.
Ср., напр., историю пр. Макария и девицы-блудодейницы (чит. ibid. стр. 186–190). Чит. Pall. Laus. в Append. ad VV. PP., cit. cap.
VDSM., pp. 153–154.
Ibid., p. 181.
Ibid., pp. 145, 160, 175, 188.
Ibid., рр. 156–157.
Ibid., рр. 136–137.
Ibid., р. 202. Ср. рр. 148–149.
Ibid., р. 149.
Ibid., рр. 122–125, 170. Ср. рр. 174, 181, 188, 195, 201.
Ibid., р. 121.
Ibid., р. 124. Чит. также рр. 167–168, 193.
bid., рр. 141, 202, 160. Ср. рр. 153, 181, 152, 169.
Ср. примечания: 14–25.
Cotelerii «Ecclesiae Graecae Monumenta»; tom. primus, Luteciae Parisiorum ap. Fr. Muguet... 1677; pp. 534–535; № 12. Migne (S. Gr. t XXXIV), col. 247–248, № 12. Достоп.: стр. 173, № 12. ДИ., стр. 34, А» 17. Rosweyd. ["Vitae Patrum. De vita et verbis seniorum sive Historiae cremiticae libri X»... Antverpiae. 1628. Edit. secunda] lib. V, libell. Ill, pp. 565,2–566,1; № 8. ASSM., p. 205. Pall. L. в Append, ad VV. PP., cit. cap. Cp. VDSM., p. 139.
VDSM., jip. 142, 188. Чит. также Pall. L. в Append, ad. VV. РР., cit. cap.
29 VDSM., p. 143.
Ibid., р. 132.
Ibid., р. 142.
Ibid., р. 177.
Ibid., р. 201, отчасти р. 202.
Ibid., р. 143.
Ibid., рр. 142–143.
Ibid., рр. 156–157, 130.
Ibid., р. 188.
Ibidem.
Ibid., р. 175.
Ibid., р. 155. Ср. ibid. р. 198.
Ibid.., р. 144.
42 ДП., стр. 220–221, № 47.
VDSM., р. 180. Ср. отчасти р. 125.
Ibid., р. 181.
Ibid., р. 174, Ближайшим образом здесь, как и во многих иных местах (см., напр., текст к 47-му, 291-му, 307–312, 317 примечан. и друг.), имеются в виду «монахи»; но, разумеется, то, что предписывается по адресу последних, в соответствующей мере должно касаться и всякого вообще человека (ср. начало § II-го, трактующего об условиях нормальности отношений человека к самому себе).
VDSM., рр. 180–181. 174. ASSM., рр. 220–221. Coteler., рр. 536–537, № 19. Migne (S. G., t. XXXIV), col. 249–250, № 19. Достоп., стр. 174–175, № 19. ДП., стр. 241, № 11. Rosweyd., lib. V, libell. XII, р. 614, 1, № 10. Ibid, liber III. cap. 207, p. 531, 1.
VDSM., pp. 174, 180, 181.
Ibid., р. 175.
Possinus ["Thesaurus asceticus sive Syntagma Opusculorum octodecim, a graecis olim Patribus de re ascetica scriptorum»... Parisiis. 1684 ann.]: pp. 245–246. Migne, ibid., col. 233–234, № 4. ДП., стр. 130, № 52. Rosweyd. liber V, libell. VII, p. 591, < … >, № 45.
ASSM., p. 225.
Migne, ibid., col. 233–234, № 1. Possin., ibid., p. 244. В соответствующем № ДЦ. (№ 16, стр. 15–16) вЬть речи о непрестанной молитве.
Possin., ibid., р. 247. Migne, ibid., col. 235–236, № 10.
Possin., ibid., p. 246. Migne, ibid., col. 235–236, № 6.
VDSM., р. 174.
ASSM., рр. 221–222. Ср. в цитов. нашем исследов. стран. 251.
ДП., стр. 350–351, № 15.
См. в цитов. нашем исслед. стр. 247–248. В примеч. 1252 (ор. cit.) указаны ссылки на источники.
Ibid. стр. 248. Ссылки на источники см. в примеч. 1253–1256 (ор. с.).
Ibid., стр. 249. Ссылки на источники см. в примеч. 1257 (ор. с.).
Ibid., стр. 250, примеч. 1262 (Соб. 233,ι – 234,ι).
Ibid., стр. 249. Ссылки на источники см. в примеч. 1260 (ор. с).
Ibid., стр. 251–252. Ссылки на источи, см. в прим. 1266 (ор. с.). – Ibid., стр. 252; ссылки на источн, см. в примеч. 1267–1268 (ор. с.).
Ibid., стр. 252–253. Ссылки на источи, см. в примеч. 1269 (ор. с.).
Ibid., стр. 253. Ссылки на источн, см. в примеч. 1270 (ор. с.).
Ibid., стр. 257–258. Ссылки на источн, см. в примеч. 1279–1281 (ор. с.).
VDSM., р. 187.
Ibid. р. 188.
Ibid, р. 130.
См. в цитов. нашем исследов. стр. 239. Ссылки на источники см. в примечан. 1212 (ibid).
ДП.., стр. 220–221, № 47.
VDSM., р. 140.
Ibid., р. 148.
ASSM., рр. 217–218.
ДП., стр. 16 (№ 16). Migne (S. G., t. XXXIV), col. 233–234, № 1. Possin., ibid., p. 244.
VDSM., p. 125.
Ibid., pp. 155 –156.
Ibid., p. 176.
Ibid., p. 125.
Ibid., pp. 160–161.
Ibid., р. 131.
Ibid., р. 201.
Ibid., р. 142.
Ibid., р. 188.
Сравн. ibid., р. 200 и друг.
Ibid., р. 175. Ср. ibid. р. 138.
ДП., стр. 220–221, № 47. VDSM., р. 182.
Хотя в действительности, к сожалению, видим не то: один отрок, – рассказывает пр. Макарий, – говорил, что он ненавидит богача, любящего, между тем, его, но любит бедняка, ненавидящего его, т. е., другими словами: «мы», толкует пр. Макарий, не желаем слушать» Господа, Который «богат и любит нас, и любим» диавола, который «беден и ненавидит нас». – Coteler., op. с., р. 539. № 24. Migne (S. G., t. XXXIV), col. 251–252, № 24. Достой., cтp. 177, № 24. VDSM., pp. 168–169, 182.
ДП., стр. 16 (№ 16). Migne, ib., col. 233–234, № 1. Possin., op. c., p. 244.
VDSM., p. 125.
Ibid., pp. 133–134.
Ibid , рр. 158–159.
Ibid., р. 163.
Ibid., р. 141.
Pall. L. в Append, ad VV. РР., cit. cap.
VDSМ. p. 202.
Ibid., р. 142.
Ibid., р. 174.
Ср. ibid. р. 171 и друг.
Ibid., рр. 146–147.
Ibid., р. 153.
Ibid:, рр. 152–153.
В содержание этих «богословских» добродетелей, конечно, можно было бы без труда ввести все, что нами говорено, на основании Macarian`, об отношении человека к Богу, но, если мы предпочли иначе поставить дело, то исключительно потому, что желали придать последнему более раздельности и точности. Но, впрочем, существа дела это не касается нисколько...
См. в цитов. нашем исследование стр. 271–272.
Все подробности об этом чит. ibid, во второй главе первого отдела: стр. 137–274. Здесь, поэтому, нет надобности повторять их.
Этот рассказ подробно передан нами в цитов. нашем исследовании: стр. 264–265, примеч. 1305. Там же см. и ссылки на источники, где он содержится.
Possinus: op. с., р. 246. Migne (S. G·., t. XXXIV), col. 235–236, №7. У Coteler. [op. c., p. 643 ( Достоп., стр. 275–276)] раcсуждающим о странничеств является авва Сисой. См. в цитов. нашем исследовании стр. 50.
VDSM., р. 171. Чит. также ibid. р. 144.
Ibid., р. 166. Ср. ibid. р. 181.
См. об этом Макариевом ученике в нашем цитов. исследование, где (на стр. 243) рассказан данный случай подробно и указаны передающие его источники.
VDSM., рр. 147–148.
Ibid. р. 166. Coteler., op. с., р. 537, № 20. Migne (S. G., t. XXXIV), col. 249–250, № 20. Достоп., стр. 175, № 20. Rosweyd. liber VII, cap. XXXVIII, № 2, p. 682, 1. «Aegypt. P. sententiae» у Rosweyd. p. 1003, 2, № 23; у Migne (S. Lat., t. LXXIV) col. 386, № 23.
ASSM., pp. 227–228. Этот рассказ подробно передан в нашем цитов. исследовании (стр. 254–255) и потому в настоящем месте не приводится.
См. обо всем этом Нашу подробную речь в нашем цитов. исследов. (стр. 261–262), где имеются и все ссылки на источники. Отсюда в настоящем случае не сообщаем дальнейших подробностей.
Coteler., op. с., р. 451, № 1. Migne (S. G., t. XXXIV), col. 261–264, № 3. Достоп., стр. 334, № 1. ДП., стр. 99, № 7. Rosweyd. liber V, libell. VI, р. 582, 1. 2, № 6. Ср. ДП., стр. 156, № 9 [Rosweyd. liber V, libell. X, р. 596, 2 (вместо имени: «Макарий» здесь стоит: «Марк»; см. в нашем цитов. исследов. стр. 47, № 13)], где передается беседа аввы Макария с аввою Арсением: последний по поводу слов пр. Макария об «одном брате, имевшем у себя несколько овощей и вырвавшем их» (бросившем, не хотевшем ими воспользоваться), сказал, что такой поступок «брата» – «хорош», но, впрочем, в данном случае приходится сообразоваться с «навыком человека», так как у кого нет «силы для такого образа жизни», тот «снова насадит других овощей». Впрочем, у Coteler. (op. с., р. 358, № 22=Migne, S.G., t. LXV, col. 93–94, № 22), передающего тот-же рассказ, вместо имени: «Макарий» стоит имя «Марка» (Μάρκος-Marcus). Тоже видим и в Достоп., стр. 19, № 22 (о Rosw. см. выше: в этом-же примечан.). Ср. в цитов. нашем исследов. стр. 238. – VDSM., рр. 183–184, 182.
Coteler., op. с., р. 527, № 2. Migne (S. Gr., t. XXXIV), col. 239–240, № 2. Достоп, стр. 166, № 2. ДП., стр. 397, № 4. Rosweyd. liber VI, libelll. Ill, p. 653., № 4. Append, ad VV. PP., cit. cap. VDSM. pp. 175, 184, 125. Ср. в нашем цит. исследов. стр. 232.
VDSM., pp. 188–189.
Ibid., рр. 181 – 184.
Coteler., op. с., р. 527, № 2. Migne, S. G., t. XXXIV, col. 239 –240, № 2. Достоп. стр. 166, № 2. ДП., стр. 397, № 4. Rosweyd., liber VI, libell. Ill, p. 653, 1, № 4. Liber III, cap. 189, p. 528, 1.
VDSM., pp. 184, 170.
Coteler., op. c., p. 549, № 41. Migne, S. G., t. XXXIV, col. 261–262, № 41. Достоп., стр. 186, № 40.
Coteler., op. c., p. 540, № 27. Migne, S. Gr., t. XXXIV, col. 251–252, № 27. Достоп., стр. 178, № 26. – Rosw. I. Ill, c. 189, p. 528, 1.
VDSM. р. 182.
Ibid., рр. 184–185.
Coteler., op. с., р. 531, № 5. Migne, S. Gr., t. XXXIV, col. 243–244, № 5. Достоп., стр. 169–170, № 5. ДП., стр. 352, № 17. Rosweyd., liber V, libell. XVIII, р. 638, 1, № 11. VDSM., ρ. 136.
VDSM., рр. 135–136.
Ibid., р. 136.
Ibid., pag. 199. Ср. р. 173. Ср. ASSM., р. 206.
Coteler.. op. с., рр. 527–528, № 2. Кроме того, чпт. цитаты 115-го примечания, имеющие приложение и здесь.
Coteler.. op. с., р. 540, № 27; р. 545, № 34; р. 549, № 41. Migne (S. Gr, t. XXXIV), col. 251–252, № 27; col. 257–258, № 34; col. 261–262, 41. Достой., стр. 178, № 26; стр. 182, № 33; стр. 186, № 40. ДП., стр. 3 № 19. Rosweyd., liber V, libell. Ill, p. 566, 1, № 9. 35
Coteler., op. с., р. 545, NS 34. Migne (S. Gr., t. XXXIV), col., 257–258, № 34. Достоп., стр. 182, № 33. ДП., стр. 36, № 19. Rosweyd. liber V, libell. Ill, p. 566, 1, № 9, – ASSM., p. 218. Чит. В нашем цитов, исследовании стр. 239–240.
VDSM. р. 175.
Ibid., р. 140.
Ibid., р. 132.
ДП., стр. 16–16, Λ8 16. Migne (S. Gr., t. XXXIV), col. 231–234 № 1 = Possin., op. c., pp. 243–244. Cp. Rosweyd.: Append, ad. VV. PP.: Palladii Lausiaca, cap. XX, jY» 17, col. 382 (y Migne, S. L., t. LXXIV)·
ASSM., p. 221.
VDSM., pp. 143–144;
Ibid., p. 188.
Cp. выше речь о покаянии.
VDSM., р. 166.
Ibid., рр. 178–180 (особ. р. 179).