Хождение патриарха Константинополя на жребяти в неделю Ваий в IX-X вв.

Чин «действа ваий» или «хождение патриарха или митрополита на ослята в неделю ваий» пользовался на Руси в XVI и XVII ст. широкою популярностью. Этот чин совершался в Москве, в Новгороде, Вологде, Смоленске, в Астрахани, в Тобольске и в других кафедральных соборных храмах. Происхождение этого чина наши ритуалисты и историки вели – одни из Иерусалима (прот. К. Т. Никольский), другие из Византии (акад. Е. Е. Голубинский, проф. Н. Ф. Красносельцев и др.), но положительного решения этого важного вопроса никто из них не дал, возлагая надежду на счастливое открытие греческого его оригинала в будущем. Ныне эту надежду можно считать осуществившейся: греческий обряд шествия патриарха в неделю ваий на жребяти в Константинополе и притом в знаменательную для русской истории эпоху IX и X веков – найден.

В рукописном пракс-Апостоле Дрезденской, б. Королевской библиотеки IX–X в.в. № 140 данный чин¹ излагается так:

«По окончании утрени в вербное воскресенье, патриарх некоторое время отдыхает в мутатории, находящемся в соседстве с алтарем Софийского храма. В это время очередной клир, взяв с собою большой литийный крест, стоящий обычно за престолом, но на сей раз не открыто, как он носится на литаниях, а в футляре (μετἀ τῆς θήκης), отправляется в храм 40 мучеников, чтобы приготовить все необходимое для встречи там патриарха. За ними следует и всякий желающий присутствовать при встрече патриарха. В определенный час патриарх, облачившись в архиерейские одежды, имея в одной руке большой животворящий крест, а в другой финиковую пальму и ваия, обвитые благовонными цветами, какие позволяет иметь данное время, выходит из храма и, прикрыв свою главу покрывалом (τὸ περιπτάριον), садится на коня, при пении певчими на амвоне тропаря «Общее воскресение», и направляется (ὀχούμενος ἐπὶ πώλῳ или ἁνέρχεται μετὰ τοῦ πώλου) в храм 40 мучеников. Архонты патриаршие, епископы и духовенство с певчими в фелонях (литийных кратких), неся в руках финиковые пальмы, ваия и кресты, которые для них заготовляет саккелия, пешком идут впереди коня, на котором восседает патриарх (τῶν ἄλλων πάντων πεζῶν μετὰ φελωνίων ὀψικευόντων или προπορευομένων ἔμπροσθεν) с пением тропаря праздника. По приходе патриарха в храм 40 мучеников, совершается им с чтением установленной молитвы, освящение ваий и раздача их всему присутствующему на этом величественном торжестве народу. Совершив раздачу ваий, по произнесении диаконом обычной литийной ектении, патриарх омывает руки (νίπσεται), входит в алтарь, совершает обычное каждение св. трапезы и благословение свечами, при пении многолетия (ἡ φήμη). В это время готовится в обычном порядке литания на форум к колонне св. Константина, во главе которой шествует крест св. Константина, заранее сюда отправленный для литании. У колонны св. Константина читается патриархом евангелие, архидиаконом произносится ектения литийного характера и, при пении певчими кондака праздника, литания направляется в св. Софию, где патриарх совершает литургию, по окончании которой участники торжества приглашаются на обед к патриарху».

Анализируемый нами памятник с несомненностью устанавливает факт существования в IX–X вв. в Константинополе обряда «шествия на жребяти», по примеру спасителя,² вселенского патриарха в храм 40 мучеников, сопровождаемого духовенством и певцами, имеющими в руках ваии, финиковые пальмы и кресты металлические – малые и большие, с пением тропари праздника. Но тот же памятник позволяет нам и углубить время образования этого обряда в Константинопольской церкви. Рукопись, привода текст обряда, как мы изложили его выше, в конце замечает, что она излагает этот обряд κατὰ τὴν νῦν συνήθειαν, по ныне действующему обычаю, тогда как прежний порядок его, κατὰ τὴν πρώτην συνήθειαν, был иной, и патриарх совершал шествие на жребяти не в храм 40 мучеников, а в мартирий св. Трифона близ Хамунда и оттуда в мартирий св. Романа в Елевихе и, наконец, на форум св. Константина. Какие причины вызвали эти изменения в обряде недели ваий – трудно сказать определенно, но, по всей вероятности, его сложность и отдаленность названных пунктов от св. Софии и форума – вот причины к этому. Но было необходимо, конечно, иметь время на то, чтобы признать неудобство этого второго направления в шествии патриарха на жребяти для освящения ваий. В виду этого можно с полною несомненностью датировать данный обряд по времени его образованния в Константинополе IX в.

Переходя теперь к нашему обряду шествия первоиерарха русской церкви на осляти в неделю ваий и оставляя пока в стороне вопрос о времени перехода его в русскую церковь в домонгольский период, о чем нерешительно высказывается академик Б.Б. Голубинский в своей «Истории русской церкви»,³ чему нисколько не противоречит дата установления обряда в Византии, мы намереваемся здесь указать черты сходства и различия в византийском и русском обрядах.

Черт сходных сравнительно мало, но это можно объяснить тем, что мы имеем не одинаковые по времени памятники: славяно-русские памятники чина «действа ваий» мы имеем не ранее XVI в., а большею частию XVII столетия и притом в полных уставных и самостоятельных изложениях в отдельных сборниках, тогда как византийский чин находится в рукописи X–XI века и притом с практикою краткого уставного изложения. Но тем ценнее те особенные черточки их, на которых можно остановиться исследователю с полным интересом. Главное их сходство заключается в том, что весь обряд распадается на две части и в том, и в другом памятниках: из св. Софии патриарх шествовал на жребяти только до храма 40 мучеников, а отсюда на форум св. Константина и обратно в св. Софию пешком, по чину обычных литаний. По славяно-русскому чину – в более древней редакции, патриарх едет на осле до Входо-иерусалимской церкви, а оттуда на «лобное место» шествует тоже пешком, в таким же образом возвращается в Успенский собор. На лобном месте, которое заменило в обряде форум св. Константина, по нашему чину, совершается талой же литийный молебен, какой практиковался у колонны св. Константина в Константинополе. По обоим чинам, обряд шествия совершается между утренею и литургиею. Оба патриарха, и константинопольский и русский, по приходе – первый в храм 40 мучеников, а второй во Входо-иерусалимский, совершают – и тот и другой – торжественный вход в алтарь этих храмов для каждения св. престола. Можно увидеть и еще мелкие черточки сходства в обоих чинах.

Но разности в тех же чинах прямо поразительны. Наш русский чин имеет характер строго церковный. Литании предшествует св. крест и иконы. Самое превращение жребяти при помощи попоны в осла несомненно преследовало желание сделать у нас обряд как можно более умилительно-трогательным. Константинопольский чин получает характер полуцерковного зрелища, где все внимание богомольцев занимает патриарх, величественно восседающий на жребяти с предъидущим ему духовенством. Литийный крест и евангелие литания получает только в храме 40 мучеников, куда они были отосланы заранее в футлярах (μετὰ τῆς θήκης). Но самая крупная особенность, – это совершенное отсутствие царя в византийском обряде. В ту пору, как русский царь, по словам отцов Собора 1678 года, в этом обряде «благоволит в нем, показания ради народу православному образа смирения своего и благопокорения пред Христом господом, ибо обычай всесмиренный прияша, еже вседшу патрарху на жребя, в память въехания господня в Иерусалим, смиряти высоту свою царскую я скипетрокрасными рукама си узде того осляти прикасатися, и тако ведуще то даже до храма»,⁴ византийский император в великий двунадесятый праздник «недели ваий» или «входа господня в Иерусалим», не только не участвовал в шествии патриарха на жребяти, но не присутствовал и на патриаршем служении во св. Софии, оставаясь целый день в стенах своего дворца и в кругу ближайших царедворцев. «Обрядник», более известный в науке под именем «De сеrеmoniis aulae Byzantinae» приписываемый, кажется, без достаточных оснований византийскому императору Константину VII Порфирородному, этому дню посвящает целых две главы – 31 и 32 и рисует быт этого невольного узника данного дна весьма любопытными чертами.

Внутренние торжества недели ваий во дворце начинались с субботы праведного Лазаря. Император раздает синклиту и важнейшим чинам двора нарядные ваия в дворцовом храме св. Димитрия, а остальным чинам малые и большие серебряные кресты, употребляемые в литаниях и присутствует на вечерне в дворцовом храме богоматери Фара, а после на литании, которую совершают дворцовые клирики и чины кувуклия, раздает φοίνικας μεγάλας.

Рано утром, едва папий открывает ворота дворца в триклиний Юстиниана, появляются орфанотроф (заведующий сировоспитательными домами), который приносит ваия (τὰ σύμβολα) для всех придворных, οἰ εξ ιθους λαμβάνουσιν, и димархи с крестами для той же цели. Император, облачившись в праздничный наряд, выходят в хризотриклин, садится на трон и дает препозиту знак начать прием. В тронный зал вводится остиарием и церемониймейстером орфанотроф, имея в правой руке τὸ τῆς πίστεως σύμβολον (в «Обряднике» повторено его выражение дважды, но это несомненно ошибка или в рукописи, или у издателя ее, Рейске), а на левом плече держа целый пук τὰ σύμβολα. Орфанотроф делает три поклона поясных, οὐ πίπτων βάτω τελείως, и, не падая ниц, вручает императору, целуя его руку τὸ τὴς πίςτεως, т. е. νίκης⁵, σύμβολον. Император, встав с трона и приняв его, целует ваия и передает их рядом стоящему препозиту. Передав остальные τὰ σύμβολα, императору, орфанотроф делает ему земной поклон и, не показывая ему своей спины, отходит на свое место, а затем удаляется из зала. Вводится второй ранг (τὸ βῆλον). Сакелларий Софийского храма, имеющий в руке большой крест для императора, на левом плече множество серебряных больших и малых крестов, употребляемых в литании, передает их императору тем же порядком, как и орфанотроф, и, пав ниц перед императором, удаляется. За ним следует третий ранг. Скевофилакс Влахернского храма и хартулларий придела при нем в честь пояса богоматери вручают императору свои кресты. Далее следовал прием ксенодохов, заведующих страноприимными домами и домами призрения бедных и престарелых, с своими крестами, в количестве 6 человек. Прием демокритов τῶν περάτων шел в пятом ранге, после ксенодоха Самсоньевской богадельни. В одиннадцатом ранге удостаивались приема и городские димархи (οἱ δήμαρχοι τῆς πολιτικῆς) с своими крестами. Прием всех совершался, как и орфанотрофа, а кресты их передавались препозиту. От царя все названные лица тотчас же отправлялись к императрице и подносили ей с описанною церемониею такие же подношения т. е. τὰ σύμβολα и τοὺς σταυρούς.

Император, кончив этот прием, дает распоряжение препозиту, а тот церемониймейстеру, готовить к приему придворных чинов всех классов и, выйдя в лавсикий, раздает им полученные кресты, соответственно их служебному положению, после чего все чиновники отправляются в хрисотриклин, размещаясь там на указанных им местах. Император, окончив раздачу крестов, шествует в хрисотриклин. Его встречает выходящая ему на встречу из храма богоматери Фара литания, совершаемая придворным духовенством этого храма, с пением тропаря «Общее воскресение». Царю подается литийная свеча, и зажигают свечи все присутствующие во дворце и, держа в руках кресты и ваия, устанавливаются в порядке для следования за духовенством и императором. Литания совершается внутри дворца по дворцовым храмам, по принятому чину, с заходом императора в храм богоматери в Дафне для возжжения свечи и каждения в алтаре, и в скевофилакии пред тремя крестами с древом господним, и в храм св. Стефана, и снова возвращается в тронный зал, где совершается праздничная литания с чтением евангелия и с произнесением литийной ектении. По окончании ее император распускает чиновников низших рангов и с высшими приближенными чинами идет на литургию в храм богоматери Фара. С этою интимною свитою император, по окончании литургии, и садился в этот день за свою «честную» трапезу.

Таким образом византийский император, вознесенный судьбою на престол могущественного царства, упоенный своею властию, пред которой вся и все падали ниц, дорожа своим престижем, не хотел снизойти с той высоты, на которой он стоял, и занять второе место, хотя бы и на один день или несколько часов уступив главе православной церкви – патриарху первенство и внимание своих подданных, несомненно, с живым интересом относившихся к этому редкому величественному зрелищу. Император византийский в данном случае изобразил из себя узника во дворце и правителя равнодушного к тому, чем жила его столица, и как билось сердце его подданных. Но жизнь нередко, наперекор всем самым предусмотрительным расчетам, создает такие коллизии, избежать которых нет никакой возможности. И в жизни византийского императора эта коллизия должна была бы разыграться, и император волею-неволею должен был бы выйти из своего невольного затвора, покинуть дворец и явиться на улицах Константинополя. Мы разумеем случай редкий, но периодически повторяющийся – это стечение праздников вербного воскресенья с благовещением. По издавна установившемуся придворному этикету, в праздник благовещения император всегда неопустительно совершал пышный выход на литургию в Халкопратийский храм, праздновавший свой храмовой праздник, а, по окончании ее, давал обед духовенству и чинам двора во дворце близ этого храма. Не мог император, и при указанном стечении, избежать строго обусловленного этикетом выхода. «De сeremoniis» или «Обрядник» предусматривает этот случай и дает указания в таких, ничего не говорящих словах: τελεὶ ἄπαν ἀκολούθως ὁν τρόπον ἀνωτέρω ἒν τῇ προελεύσαι τοῦ εὐαγγελισμου ἐπὶ λεπτῷ ἐξεθέμεθα.⁶ Очевидно, ссылка направляет внимание читателя на 30 гл. «Обрядника», где изложен действительно ἐπὶ λεπτῷ случай совпадения праздника благовещения с крестопоклонным воскресеньем. Но напрасно он стал бы искать там разъяснения, как в неделю ваий император встречался с патриархом на празднике благовещения в Халкопратийском храме, и совершался ли в этот день обряд шествия патриарха на жребяти из Софийского храма. «De сeremoniis» хранит на этот счет полное молчание. Ответ на этот любопытный вопрос даёт нам памятник X–XI века, Типикон Великой Церкви, в такой короткой фразе, при изложении указанного совпадения праздников: Ὡσαύτως ἑὰν ἐςτὶν ὁ βασιλεύς (Ркп., Дрезд. библ. л. 165). Итак, царь несомненно был на празднике в Халкопратийском храме и выполнял все, что ему предписывал придворный установленный церемониал. Естественно является теперь вопрос: как же произошла встреча императора с патриархом, в каком месте и как избежал император необходимости участвовать в обряде шествия патриарха на жребяти? Придворная камарилья, ловко в «Обряднике» отмежевав царя от патриарха и игнорировав последнего совершенно в день недели ваий, несомненно помогла ему и выйти из затруднений создавшейся коллизии, при указанном стечении праздников. Уступчивые и услужливые Константинопольские патриархи пошли навстречу придворной камарилье и обеспечили ей возможность и в «Обряднике», при изложений церемониала на этот день, избежать всякого рода осложнений. В угоду императору, чтобы не страдал его престиж и высокое представление об императорском абсолютизме, решено было пожертвовать некоторыми особенностями церковной торжественной литании и обряду шествия на жребяти патриарха придать характер полуцерковной церемонии. Крест и евангелие отправляются μετά τῆς θήκησ заранее в храм 40 мучеников и в шествии на жребяти в праздник благовещения отменяется из года в год совершавшаяся торжественная праздничная благовещенская литания из Софийского в Халкопратийский храм. Что касается императора, то он, как это видно из Типикона Великой Церкви, в этот день совершал все, что было положено, по «Обряднику», во дворце (в гл. XXXI и XXXII «De ceremoniis») и слушал литургию в храме богоматери в Дафне, очевидно, тоже имевшим этот праздник храмовым. Затем, когда шествие патриарха на жребяти из храма Софийского в храм 40 мучеников оканчивалось, и патриарх раздавал ваия, император с архонтами кувуклия и другими природными чинами, с пением тропарая праздника,выходил из дворца и, и минуя св. Софию, отправлялся в храм40 мучеников. Отсюда, соединившись с патриархом установленным чином, он вместе с ним пешком в литании отправлялся на форум св. Константина, и потом, возвратившись в Халкопратийский храм, совершал с патриархом обычный малый вход и слушал литургию, по окончании которой обедал вместе с патриархом и с своими чинами в близком к храму дворце. Так были улажены и устранены в Византии возможные конфликты и шероховатости между императором и патриархом.

Таким образом в обряде хождения патриарха на жребяти в неделю ваий византийский император никогда не принимал участия – и это составляет его крупное отличие от того же обряда у нас на Руси. Следовательно, правы была отцы Собора 1678 года, когда говорили, что у нас на Руси присутствие царя в обряде шествия патриарха на осляти «благочестия ради венценосцев попустися» «и от иные страны (т. е. кроме Москвы) не весьма видится быти прилично».⁷ Поэтому, как только на русском престоле явился самодержец с иным взглядом и отношением к русской обрядности и благочестию народа, с иными убеждениями и воззрениями на свои права и преимущества и на отношение верховной власти и главе русской церкви – патриарху, царь и самодержец русский Петр I-й не только не участвовал в данной обряде, но совершенно отменил его, а вскоре и правление патриаршее в 1722 году заменил синодальным.

В литургической драме в настоящее время остается нерешенным только вопрос о происхождении двух «действ»: очень интересного и драматически изложенного в памятниках богослужения чина «омовения ног», совершаемого в великий четверток⁸ и чина «действа страшного суда» в неделю мясопустную.