Библиотеке требуются волонтёры

Источник

Глава XIII. Последние годы жизни о. Макария

Нощеденственное, непрерывное и чинное богослужение, со строгим выполнением уставов церковного и монашеского, по воззрению русского народа, составляет неотъемлемую принадлежность всякого благоустроенного монастыря, и тем более монастыря святогорского, по самому своему исключительному положению располагающего своих начальников к неусыпной молитве и непрестанным духовным подвигам. Русский набожный человек, вечно занятый заботою о куске насущного хлеба и редко поэтому имеющий возможность уделять время на продолжительную молитву, рисует в своем представлении всякого монаха ангелоподобным человеком, отрекшимся от мира и всех его прелестей, строгим подвижником, неустанным молитвенником не столько о себе и о своих немощах, сколько о немощах присных ему по духу и плоти. Не удивительно поэтому, что во многих религиозных наших семействах, не утративших веру в идеального монаха, является и доселе весьма часто желание иметь хотя бы то и одного молитвенника-монаха из своей среды. Это желание весьма нередко высказывается даже целой деревнею, известным околотком и даже городом. В этой-то вере в идеального монаха, в воззрениях нашего народа на монастыри вообще и нужно искать объяснение того факта, что русский народ любит монастыри, охотно посещает их, хотя бы они находились на отдаленных окраинах нашего отечества или за границей, выстаивает благолепные и продолжительные богослужения без скуки и несет в них часто последнюю свою трудовую копейку. Понимая хорошо все эти требования и запросы русского народа по отношению к монастырям, покойный о. игумен Макарий всячески старался удовлетворить им, с целью поддержать в нашем народе веру в идеальное монашество. Безусловное подчинение строгому уставу общежития, введенному в обители, точное выполнение церковного устава за богослужением, которое обычно совершалось неспешно, с торжественною религиозною церемониальностию и прекрасным исполнением мощными голосами древнецерковных мелодий и местных афонских напевов – все это требовалось безусловно от великосхимника до новоначального монаха, желающего пребывать в числе братии русского Пантелеимоновского монастыря на Афоне. Сам покойный игумен своим личным примером безукоризненно точного выполнения установленных в обители порядков и уставов побуждал к тому же меньшую братию.

Первый удар колокола, призывающего братию в 12 часов к пробуждению от короткого сна и к исполнению келейного302 правила, нередко заставал покойного игумена за делами прошедшего дня или же за обширной корреспонденцией; спешно тогда завершало игумен свои нескончаемые дела и немедленно становился для исполнения келейного правила. Призыв била церковного, предваряющего обыкновенно звон в колокол пред началом всякого богослужения, побуждал старца быть в храме, в особой келейке на хорах, на своем месте, до начала богослужения, здесь он выстаивал обыкновенно всякую утреню с полунощницею, а в праздничные дни все всенощное бдение, которое длится обычно по 12 часов, не присаживаясь даже и в положенное по уставу время, так как не имел для этого ни минуты свободного времени. «Двери небольшого параклиса (комнатки) в Покровском соборе, за которые один за другим, без отдыха для духовника, входили желавшие исповедоваться, – пишет И. Ф. Красковский по личному наблюдению, – осаждались такою плотною толпой монахов и поклонников, что пот катился по их лицам. По два, по три часа дожидались очереди, лишь бы только проникнуть за эти заветные двери и «у самого батюшки» исповедаться. Трудно, пожалуй, этому поверить, но это факт, что отец Макарий, особенно поклонников, иногда по часу и более времени исповедовал, за то и исповедь эта была такою, какую у латинян называют «генеральной». О. Макарий не допрашивал о грехах, особенно по требнику, как это делают некоторые неопытные или небрежные духовники, а исповедующийся сам во всем сознавался вследствие одного намека прозорливого старца, глядевшего таким ласковым, всепрощающим, но в то же время глубоким взором, что тот невольно чувствовал пред собою присутствие Всеведущего и Всемилосердного, но и Карающего, а потому содрогался душой и падал ниц в трепетном сознании своей греховности. Некоторые поклонники приезжали на Афон нарочно для того только, чтобы исповедаться у о. Макария303.

После окончания продолжительной утрени, когда начиналась ранняя литургия, о. Макарий уходил в свою келлию, вычитывал там правило пред причащением и за час до звона спускался в назначенный им самим параклис или храм для совершения поздней литургии. Ежедневное совершение литургии или, по крайней мере, приобщение Святых Таин после литургии было потребностью его души; и тяжелым для себя несчастием считал покойный игумен, если болезнь или какие-нибудь исключительные обстоятельства в жизни обители мешали ему приготовиться к этому великому священнодействию. Два часа он лично совершал проскомидию и, при своей редкой памяти, поминал на ней всех тех, с кем когда-либо в жизни сталкивали его обстоятельства. Вся присутствующая в это время братия обязана была вычитывать объемистые монастырские синодики. Самая литургия, совершаемая покойным неторопливо, с редким благоговением и торжественностию, с замечательной для семидесятилетнего старца бодростию, длилась обыкновенно два-три часа и на всех присутствующих за богослужением производила чарующее и навсегда неизгладимое впечатление. Это продолжительное богослужение однако не освобождало покойного старца от некоторых других добровольно принятых на себя обязательств, т. е. от совершения второстепенных молитвословий или последований, которыми он до конца своей жизни предварял и оканчивал всякую свою литургию. Так, например, перед началом литургии он совершал молебен о здравии благодетелей и всей братии обители и по преимуществу о братии, находящейся на различных монастырских «послушаниях», причем последних поминал поименно на память, и после литургии служил панихиду за всех умерших в обители и за благотворителей ее. Иногда он переносил панихиду на начало, а молебен служил после литургии, но то и другое совершал неопустительно каждый день.

Окончив длинную службу, по преимуществу в дни праздничные, когда богослужение в обители бывает особенно продолжительно, покойный игумен с юношескою бодростию входил в гостиную в верхнем этаже монастырских зданий и с самою добродушною улыбкою приветствовал находящихся налицо гостей с праздником или же добрым утром. Ни вздоха, ни тени жалобы на усталость никто не слышал от него, а по его светлому, сияющему очаровательной улыбкой лицу нельзя и подумать, что этот старец провел всю ночь без сна. Чашечка кофе с лимоном, стакан холодной воды с вареньем и рюмка домашнего фруктового рому – вот утреннее подкрепление старца. Удар колокола, призывающего братию в трапезную, побуждал игумена спешить туда же. От трапезы общебратской покойный о. Макарий никогда не удалялся и изменял ей изредка по вечерам и притом в таких случаях, когда присутствие игумена на трапезе в архондарике было положительно необходимо.

Возвращение о. игумена в свою келлию после обеда ожидалось обыкновенно с нетерпением массою ксиромахов – афонских монахов бедняков и келлиотов, явившихся к доброму старцу за подаянием и с разного рода пустынническими нуждами. С терпением и любовию выслушивались им просьбы их, давались необходимые наставления и разъяснения и удовлетворялась почти без отказа всякая их нужда. Долго потом после приема у игумена не затворялись двери монастырской рухальной (вещевой склад), из которой по карточкам, с лаконическими надписями на них: «ряска», «рубаха», «башмаки» и т. п. выдавались, с благословения игумена, нужные предметы для афонских бедняков. После приема чужих являлись к игумену свои братья с разного рода своими нуждами и потребностями, как вещественными, так и духовными, ища у него вразумления, научения и наставления относительно «искушения помыслов», «немирностей» и т. д. О. игумен старался удовлетворить каждого по его желанию, не подавая вида, что устал или желает отдохнуть. Прием просителей прекращался обыкновенно келейником о. Иоанном, всей душой преданным своему старцу-игумену. Удалив просителей, ожидающих своей очереди от дверей игуменской келлии, он обыкновенно объявлял игумену, что просителей более уже нет, запирал двери келиина ключ, который нередко и брал с собою, и таким образом укладывал старца на покой304. За час до вечерни о. Макарий выпивал стакан чаю и снова продолжал прием просителей.

Во время вечерни покойный игумен сам лично читал акафисты, установленные в Пантелеимоновской обители на каждый день. После ужина, если полагалось две трапезы305, и следовавшего за ним повечерия, старец-игумен принимал очередных иеромонахов, диаконов, типикарей, повара, лиц, находящихся на различных послушаниях, выслушивал от них отчет за истекший день и делал им новые распоряжения на следующий день. Этих посетителей сменяли монастырские духовники, эконом, секретарь и вообще старшие из братии. С ними обыкновенно обсуждались важнейшие текущие дела монастыря. Старцы обители уступали в свою очередь место почетным посетителям или гостям обители, ищущим случая побеседовать с игуменом наедине о предметах духовных. За этими беседами незаметно проходила короткая монашеская ночь, и с «повесткой» в 12 часов ночи на «канон» неусыпный игумен нередко начинал новый день своей трудовой жизни без отдыха. Если не было подобных посетителей, то игумен удалялся в свою канцелярию и там двум или трем писцам одновременно диктовал ответные письма благотворителям и друзьям обители. Сам он, по болезни глаз, писал редко и отвечал лишь на секретные и духовные письма.

Первый в храме Божием и вечно занятый монастырскими делами, покойный игумен бывал первым и на монастырских послушаниях. Приедет ли судно с хлебом, привезут ли в снопах сено, после торжественной встречи с крестным ходом о. Макарий снимал свою ряску, спускался в трюм судна и черпаком насыпал зерно в мешки, а братия, ободренная примером игумена, быстро таскала эти мешки в обширные монастырские кладовые. И здесь за этою работой в духоте, под палящим солнцем он оставался иногда добрую половину дня. Нередко видела братия своего игумена и с мешками или снопами сена на плечах. На резку винограда он выходил первый, а затем уже следом шли любящие его духовные чада.

О своих монашеских обязанностях о. Макарий ни на минуту не забывал даже и во время, так сказать, своих развлечений, которые он дозволял себе по совету докторов и по убеждению старцев. Садясь на мулов, чтобы побывать в других монастырях Афона или на пароходике обители, чтобы подышать чистым морским воздухом и посмотреть на свое взлелеенное детище «Кру миц у», лишь только монастырь скрывался из виду путешественников, о. Макарий подавал знак к начатию вечерни; и пароходные матросы или спутники его на мулах верхом при закате солнца вычитывали положенное по уставу вечернее богослужение. Всякий привал или остановка на ночлег служили местом приготовления к литурии, а раннее утро следующего дня проходило у него в ближайшем храме в служении обычно продолжительной литургии.

В таких постоянных заботах и трудах на благо вверенной его попечению обители, которой он посвятил лучшие годы своей жизни и недюжинный ум, и в неусыпной молитве о себе и о дорогой его любящему сердцу России провел о. Макарий почти все сорок лет своей иноческой афонской жизни. Светлых и поистине счастливых дней было не много в его тяжелой и трудовой жизни, но тем они были для него дороже, ценнее, тем глубже они запечатлевались в его памяти, хранившей сладостные воспоминания о них даже на закате дней его земного поприща. Такими днями для него были дни приездов на Афон членов нашего царствующего дома: великих князей Алексея Александровича, Константина Константиновича и великой княгини Александры Петровны и приснопамятных благодетелей и покровителей обители, наших послов при Оттоманской Порте графа Н. П. Игнатьева, А. И. Нелидова и др. В эти знаменательные дни своей жизни покойный старец игумен особенно оживал духом и старался исчерпать все доступные для него и обители средства, чтобы проявить по отношению к дорогим гостям чувства трогательной глубокой преданности, беспредельной радости и сердечной благодарности, какими были переполнены сердца каждого инока обители от игумена до последнего послушника. Навстречу дорогим гостям к самому морю выходил игумен в этих случаях с крестным ходом, со множеством иеромонахов и иеродиаконов в дорогих блестящих облачениях. По обеим сторонам пути от моря до самой монастырской порты, устланного лавром, миртою и цветами, стояли многочисленные иноки в своих монашеских одеяниях, с глубоким поклоном приветствовавшие дорогих гостей. Торжественный звон монастырских доброгласных колоколов приветствовал вступление гостей в обитель, за порогом которой их ожидали невиданные и поразительные зрелища. Небольшой, но изящный по своей архитектуре, Пантелеимоновский собор, приняв праздничный вид своим убранством, горел тысячами огней, возженных не только на подсвечниках и паникадилах, но даже на хоросе306, который для выражения особенной радости и торжества обители приводился в качательное движение, представляя глазам зрителей невиданную у нас картину игры света, и в широко раскрытые церковные двери принимал под свои своды прибывших на Афон посетителей. Краткая торжественная литания в честь дорогих гостей, многолетие с провозглашением имен их и с ответом на него со стороны стройного многоголосного монастырского хора производят неотразимое чарующее впечатление на гостей, которых радушный хозяин обители приглашал потом в монастырский архондарик (гостиную), чтобы, по русскому обычаю, напоить их чаем и угостить монастырским хлебом и солью.

Вечером того же дня для дорогих гостей, а главным образом для команды пароходов, на которых они прибыли по распоряжению игумена, совершалось «бдение», по афонскому обычаю, продолжающееся чрез всю ночь, с целью всем и каждому из приезжих дать возможность помолиться пред мощами святого угодника и целителя Пантелеймона. За всенощным бдением сам игумен вычитывал акафист св. Пантелеймону и исповедовал каждого, кто желал назавтра приступить к принятию Св. Таин. Затем пред расставанием с гостями игумен являлся на пароходы, служил напутственный молебен, оделял всех и каждого от царственных и высокопоставленных особ до последнего кочегара на пароходе книгами, брошюрами, видами Афона, крестиками, ложечками и четками, сделанными руками афонских анахоретов, и, снабдив всю команду и пароход необходимою провизиею на дорогу, с благопожеланиями и благословением отпускал их в «водное шествие».

Эти приезды к Афонской Горе царственных особ, лиц высокопоставленных и военных пароходов давали возможность русским людям ближе присмотреться к светлой личности покойного игумена, о котором большинство знало лишь по слухам от других, заглянуть хотя бы то и раз в жизни вглубь его нежной и любящей души, поддаться обаянию его простой задушевной речи по вопросам религии или о предметах вседневной жизни и унести на память с собою дорогой образ этого великого неусыпного молитвенника за Русь православную, за весь русский народ. Для обители св. Пантелеймона и самого о. Макария эти короткие большей частью визиты были высокою честию и создавали мощных покровителей и друзей в среде сильных мира сего. До самой кончины о. Макарий состоял в переписке с некоторыми из членов нашей Императорской Фамилии.

Много скорбей и неприятностей, как мы уже знаем, пережил покойный о. Макарий в первые годы своей иноческой жизни на Афоне, но не мало их выпало на его долю и при конце ее. Первым тяжелым ударом для него была потеря нежно любимого им старца духовника о. Иеронима, которому он беззаветно был предан, как любящий покорный сын307. С его потерей о. Макарий почувствовал себя одиноким, бессильным, беспомощным, и жизнь дальнейшая показалась ему бесцельной, ненужной. С этого времени, по замечанию лиц его окружающих, он заметно осунулся, физически одряхлел.

Но не успела зажить первая рана в добром сердце покойного игумена, как Провидение послало ему новое испытание, не менее тяжкое. В ночь с 6 на 7 августа 1887 года около 3 часов пополуночи, когда вся братия находилась за утренним богослужением и готовилась начать торжественное величание в честь русского святителя Митрофания Воронежского, которому в обители посвящен небольшой соборный храм, над алтарем храма Покрова Пресвятой Богородицы от неизвестных причин загорелась нижняя, переполненная старьем комната. Пламя чрез слуховое окно под крышей быстро пробилось наружу и зловеще осветило весь монастырь. Раздались частые удары набата, и монастырь, дотоле спокойный, зашумел и заволновался. Начавшаяся суета прекратила богослужение. Вскоре затем провалился потолок над алтарем, и пламя через царские двери проникло в средину храма, который, будучи четьмовой308 македонской постройки, быстро охвачен был огнем. Среди густой тьмы ночи багровое пламя морем разливалось по новому корпусу монастырских зданий, истребляя один за другим параклисы и братские келии, и бросало свой яркий блеск на окружающую монастырь местность309. Братия, особенно помоложе, превратившись на время в пожарную команду, оказывали чудеса храбрости и отваги, появляясь с пожарными трубами то в одном, то в другом опасном месте. Уже пронесли на носилках несколько человек, получивших страшные ожоги и раны, в братскую больницу, но энергия братии нисколько не ослабевала. Посреди всеобщей сумятицы и толкотни резко выделялась приземистая фигура покойного игумена, одетого в плохенькую рясу, по которой ниспадала густая, длинная, седая борода. Старец стоял неподвижно, как бы застыв на месте, и держал своими сухими, дрожащими руками поднятую чудотворную икону Иерусалимской Божией Матери, с глазами полными слез, обращенными к небу. Вот где покойный искал спасения своему любимому монастырю, объятому теперь ярким пламенем.

Но лишь только с вершин Афона заблистали первые лучи восходящего солнца, озарившие печальную картину пожара, который стал к утру мало-помалу ослабевать, о. Макарий, измученный нравственно и физически волнениями пережитой страшной ночи, передал святыни Афона на руки о. иеродиакона Тихона и дал распоряжение о начатии литургии. Старец экклесиарх опытною рукою на ручном биле пробил повестку, искусный звонарь ударил «во вся тяжкая» по случаю храмового праздника, и посреди шума и суеты началась обычная монастырская жизнь. Для служения литургии о. Макарий назначил собор святителя Митрофания, стоящий вблизи горевшего корпуса и потому все время находившийся в большой опасности, которая окончательно еще не миновала и в эту минуту. Облачившись вместе с двумя другими иеромонахами, о. Макарий по обычаю совершил продолжительную проскомидию, неторопливо, с особенным воодушевлением и стараясь казаться спокойным, при случайно собравшихся певчих, отслужил литургию и молебен празднуемому святителю, причем в конце его прочитал молитву над коливом. Не обнаружил о. Макарий особенного волнения за литургиею даже и в то время, когда раза два от падавших сверху горящих бумаг и досок загоралась паперть Митрофаниевского собора.

По окончании литургии, когда пожар был уже потушен, о. игумен по обычаю посетил архондарик и затем, в простой черной в знак скорби и печали, мантии310 с посохом в руках отправился в трапезу, где его с нетерпением ожидала измученная, проголодавшаяся братия. Трапеза была праздничная. После трапезы, по случаю храмового праздника, братии было предложено коливо (сухая кутья), причем старец взволнованным голосом в утешение братии сказал следующее слово:

«Возлюбленные о Господе отцы и братия! Господу во Святой Троице славимому Богу благоугодно было посетить праведным своим гневом нашу обитель и лишить нас нашего духовного пристанища – священного храма нашего Пресвятой Богородицы. Принимая постоянно от десницы всеблагого Владыки нашего вся благая, приимем ныне с благодарением и противная сему: Его отеческое наказание, яко чада есмы. Ибо, по слову апостола, мы наказываемые являемся чадами Его, аще же без наказания пребываем, яко прелюбодейчиша есмы. Возблагодарим же создателя нашего, яко чада Его есмы мы, которых Он посетил отеческим своим наказанием для смирения нашего. Да не превозносимся же впредь и да не взыскиваем иных причин, кроме наших немощей и неисполнения обязанностей наших пред Господом. Пусть каждый из нас проверит совесть свою и тогда, при свете ея, увидит ясно свои недостатки. А потому прошу и убеждаю вас, отцы и братия, не упрекать друг друга и не пересуживать, ибо, что постигло нас, есть совершенно распоряжение наказующей десницы Божией за нехранение своих обязанностей и священных обетов иноческих пред Ним, начиная от моего недостоинства и простираясь на всех и каждого из нас. Постараемся паче всего, при помощи благодати Божией, за молитвы Царицы Небесной, сознать и исправить наши немощи и недостатки, кои каждому скажет собственная совесть, и понесем смиренно и братолюбно посетившее нас испытание: одинакова ли преданность ваша Ему во дни благополучия и злополучия? Господь Бог и Спаситель наш Иисус Христос благодатию и щедротами своей благости, молитвами Пресвятыя Владычицы Богородицы и святых предстателей наших да укрепит нас в благодушном терпении и послушании Его воле, ей же вручаю и предаю всех вас и самого себя».

Слово это, произнесенное о. Макарием с сильным волнением в голосе и прерываемое слезами, будучи проникнуто чувством полной покорности и преданности воле Провидения, произвело на слушателей глубокое впечатление.

Из трапезы о. Макарий вместе с некоторыми из влиятельнейших старцев обители отправился на место пепелища, где рабочие были заняты уборкою мусора, горелых балок и железных связей уничтоженного в пламени храма. Когда они по лестницам, переполненным мусором, поднялись вверх и вошли в то место, где находился алтарь сгоревшего соборного храма, то всех их поразило следующее зрелище. Престол, который был все время среди самого страшного пламени, стоял совершенно невредимым на своем месте: на нем лишь в двух или трех местах прогорела шелковая индития. Даже деревянный иконостас остался почти в полной сохранности, попортилась лишь его позолота, тогда как рядом с этим валялись в бесформенной массе расплавленные железные цепи, медное паникадило и железные толстые связи. Эта картина произвела на игумена, старцев и многих из любопытствующих и окруживших их братий столь сильное впечатление, что многие, под влиянием религиозного экстаза, стали рвать священную индитию на престоле с целью сохранить куски ее на память об этом необыкновенном явлении. Игумен Макарий, под тем же впечатлением, тут же высказал желание, чтобы престол храма оставался нерушимо на своем месте и в будущем храме, к постройке которого было немедленно приступлено. «Если Божия Матерь сохранила все это невредимым, – сказал о. Макарий, – то мы не вправе нарушить что-либо из сего».

На это печальное событие многие из братий посмотрели, однако, далеко не так, как внушал им игумен Макарий в вышеприведенном слове, а стали подыскивать свои объяснения причин постигшего несчастия и тем подали повод к толкам и брожениям умов в обители. Этого сорта иноки поставили данное событие в прямую причинную связь с совершенно случайным явлением, имевшим место в обители накануне, т. е. 6 августа311, и стали даже обвинять игумена в нарушении якобы заветов глубокой старины. Об этом покойный игумен, хотя и знал, но выжидал времени, чтобы выступить с сильным словом обличения и положить всему конец. Случай к этому представился скоро же.

29 августа с юго-западной стороны Афона показались густые облака дыма, ясно видимые и в Пантелеимоновском монастыре. По ним сейчас же догадались, что монастырь постигло новое несчастие: горел на огромном пространстве лес благоустроеннейшего метоха обители «Крумица». Для тушения страшного пожара были отправлены многие из братий обители, которым после громадных усилий едва удалось потушить огонь только на четвертый день312. На следующий день, т. е. 30 августа, по окончании торжественной литургии и благодарственного молебна по случаю тезоименитства Государя Императора, когда братия, по обычаю, собралась в архондарик, чтобы приветствовать игумена, последний, поблагодарив братию за поздравления и пожелав Государю Императору счастливого и долголетнего царствования, обратился в ту сторону архондарика, откуда были видны клубы густого дыма, и, окинув всех присутствующих глазами, полными слез, прерывающимся от волнения голосом произнес: «Братия, имейте любовь между собою и постигающие нас несчастия принимайте с покорностию воле Божией безропотно». В тот же самый день, по окончании братской трапезы, о. Макарий счел благовременным обратиться к братии с особым словом вразумления и утешения.

«Вот и нас, братия, – говорил между прочим игумен, – в полунощи совершенно неожиданно для нас постигло огненное посещение от десницы Господней, привело нас в скорбь и страх своим угрожающим пламенем, истребляя на глазах наших наше главное молитвенное пристанище и жилище наше. И Господь весть, чем окончилось бы сие посещение, если бы Сам Он, наказующий и в самом наказании милующий, не остановил бы Своею десницею огненное стремление. Слава долготерпению Его к нам многогрешным! Слава щедротам Его человеколюбия!

Сие посещение послано было нам ради исправления и покаяния нашего. Но, к несчастью, не вняли мы воззванию Божию, не исполнили Его хотения. Вместо покаяния, вместо внимания к своей собственной совести и исправления собственных немощей, многие из нас, братия, начали изыскивать вины в других, приписывая Божие наказание как бы случаю, обвиняя того и другого из ближних и не сознавая истинной причины сего посещения – общей нашей неисправности пред Богом и несоблюдения обязанностей священного монашеского звания. Не того хотел и требовал Господь от нас. Жертва Богу дух сокрушен, а среди нас возник дух ропота, недовольства, изыскивания вины не собственной, а ближних. Так мало проявилось в нас любви братской и смиренного самообвинения. Посему мы навлекли на себя и вторичное наказание праведного Господа, снова вразумляющего нас и зовущего на покаяние. Возблагодарим долготерпение и щедроты Отца нашего небесного и потщимся ныне внять его отеческому наказанию. Смиренным признанием своих немощей укротим злоречивый язык наш, скорый на пересуды ближнего; сокрушением сердца, вниманием к сему монашескому званию, взаимною братскою любовию, преклонением на милость Господа; престанем от духа ропота и неудовольствия; исповедуем пред Господом свои собственные немощи и недостатки, последуя примеру святого апостола Павла, именующего себя первым из грешников; соединимся братскою любовию, и сия любовь соединит нас с Господом, ибо сказано: „В мире место Его“. И Сам Спаситель наш устами своими нам вещает в божественном Евангелии: „По сему узнают вси, яко мои ученицы есте, аще любовь имате между собою“».

Слово это произвело на присутствующих глубокое впечатление, и толки по поводу первого пожара в обители затихли совершенно.

Пережитые треволнения не прошли бесследно для нервно-впечатлительной натуры о. Макария, который, и после этого печального события хотя по-прежнему бодрился и старался нисколько не отступать от установленного им образа жизни, но силы видимо для всех начали изменять ему, он заметно ослабел, а в январе 1888 года слег даже в постель. Болезнь его приняла столь угрожающие симптомы, что не только окружающие о. Макария, но даже и он сам лично стал думать о близости своей кончины. Неожиданно, однако, для всех произошел перелом в болезни: о. Макарий быстро начал поправляться. Любящая братия и врачи теперь настойчиво советовали ему, во-первых, не утомлять себя чрезмерно монастырскими делами и пощадить свои слабые силы ради блага обители и для сего рекомендовали ему избрать преемника себе по управлению обителью и мало-помалу ввести его в круг тех сложных обязанностей, какие должен нести игумен такой обширной обители, какой считается ныне русский Пантелеимоновский монастырь на Афоне; во-вторых, реже служить литургии, по крайней мере не более трех раз в неделю, и, в-третьих, наконец, чаще делать поездки на Крумицу и вообще быть вне своего монастыря. Но из всех этих советов близко к сердцу о. Макарий принял первый, т. е. избрать и подготовить себе по игуменству преемника. Ему хорошо было известно, что между братством идут уже давно оживленные толки относительно возможных кандидатов на игуменский трон русского Пантелеимоновского монастыря, причем некоторые из представительных старцев обители решают этот трудный вопрос не без личных вожделений. Не желая поэтому задевать чье-либо самолюбие, о. Макарий решился результат выборов всецело отдать на волю Божию. Для сего сначала были намечены кандидаты из представительных старцев обители, с честию и усердием долгое время потрудившиеся для нее и пользующиеся в среде братства авторитетом и уважением. В число этих кандидатов попали о. архимандрит Иерон, игумен Симоно-Канонитской Ново-Афонской обители на Кавказе, о. Иларион, строитель этой обители, а ныне эконом ее, о. иеромонах Павел, эконом Пантелеимоновского монастыря на Афоне, о. Рафаил, духовник обители, о. Нафанаил, антипросоп монастыря, о. Михаил, доверенный монастыря в Ростове-на-Дону, о. Андрей и о. Виссарион, духовники обители. Из них о. Иерон и о. Михаил, как находившиеся вне обители, прислали письменные отказы еще перед выборами, имена же остальных шести кандидатов решено было подвергнуть избранию путем вынутия жеребия. Имена эти были написаны на бумажках и положены в ковчег из-под мощей св. великомученика, который и поставили на престол Покровского соборного храма. Пред вынутием жребия, по желанию о. Макария, был наложен на всю братию пост, совершены три всенощных бдения в честь Святой Троицы, Богоматери, великомученика Пантелеймона и дневного святого с произнесением нарочитых прошений, в которых все молились о том, чтобы Господь по сердцу своему избрал вождя многочисленному братству русского Пантелеимоновского монастыря. На третий день, после литургии, глубокий старец, иеромонах Авель, по приказанию о. Макария вынул из упомянутого ковчега один из шести билетиков с именем о. А ндрея, в миру Алексея Веревкина.

Когда имя избранника было провозглашено вслух всего братства, о. Андрей со слезами стал умолять игумена и братию снять с его слабых плеч непосильное иго, для несения которого у него нет ни силы, ни разумения. Обрадованный счастливым исходом выборов старец Макарий сказал в утешение избраннику: «Теперь, о. Андрей, не время отказываться. Не мы тебя избрали, а Сам Господь Бог, следовательно, ты, и к тому же монах, не должен противиться воле Божией». Смолк избранник при этих словах игумена-старца и земно поклонился всей братии в знак благодарности за оказанную честь. Вся братия, взволнованная предшествующими избранию толками и пораженная неожиданностью выбора, с радостию и в веселии вышла из храма и спешила на перерыв к старцу-игумену, чтобы поздравить его с счастливым выбором и пожелать избраннику мирного и благополучного управления игуменством на многие лета. Радость и ликования в обители были искренние и общие. Игумен и ревнители дальнейшего процветания славной Пантелеимоновской обители радовались, будучи уверены, что порядки жизни, завещанные и насажденные старцами, при новом игумене будут храниться нерушимо и обитель может спокойно идти по пути дальнейшего мирного преуспеяния.

Что касается других советов братии и специалистов докторов, то на них о. Макарий обратил весьма мало внимания. Сначала после болезни он несколько раз ездил на Крумицу, но всегда на очень короткое время, так как, привыкши к обители и постоянному труду, он тяготился бездеятельностью и неизвестностью за судьбу горячо любимой им братии. Возвращаясь из этих поездок, он с свойственною его темпераменту горячностию принимался за монастырские дела и исполнение всех своих сложных обязанностей по игуменству и уходил в них так, что забывал о себе и о своем здоровье. Когда кто-либо из братии напоминал ему заботиться о здоровье, о. Макарий с улыбкою говорил: «Я пожил уже достаточно, с меня довольно, пора и на покой, а если я вам нужен, то молитесь Богу, чтобы Он подкрепил меня».

К такой неустанной и энергичной деятельности, помимо врожденной любви к ней, у покойного игумена были побуждения и в обстоятельствах внешних данного времени, чувствительным образом отразившихся на материальном благосостоянии монастыря. Такими обстоятельствами нужно считать: 1) страшную и неожиданную бурю на море в день храмового Покровского праздника, во время которой были разбиты монастырские суда, стоявшие в виду обители на якоре, и выброшен на берег и разбит монастырский пароходик, находившийся под прикрытием мола, нарочито выстроенного монастырем для его защиты; 2) пожар, истребивший громадный корпус для аргатов или чернорабочих и 3) гибель вследствие аварии большого монастырского судна «Св. Пантелеймон» на Босфоре, шедшего из России с грузом полного продовольствия для обители на целый год и с некоторыми ценными приобретениями для строившегося в ту пору Покровского собора.

Провидению было угодно, наконец, еще раз напомнить старцу, что злоупотребление драгоценным даром Божиим – жизнию – не может оставаться не наказанным. В день Пятидесятницы о. Макарий служил по обычаю свою продолжительную литургию и намеревался приступить к совершению вечерни в честь Святого Духа. Сослужащие старцы, видя утомление о. игумена, стали советовать, чтобы он, по крайней мере, не читал сам длинных молитв, положенных в чине этой вечерни. «Нет, я уже прочту их сам в последний раз», – ответил им категорически о. Макарий и в положенное по уставу время прочел эти молитвы с замечательным воодушевлением, внятно и раздельно. Но лищь только окончилась вечерня, как о. Макарию сделалось дурно, и он на короткое время лишился языка…

Это легкое параличное состояние, как самому о. Макарию так и его окружающим, дало понять, что окончательная развязка – дело недалекого будущего. С этого времени о. Макарий молча и совершенно спокойно начинает готовиться к смертному часу. В последний раз он объехал некоторые монастыри на Афоне, побывал в своих любимых местах – на Крумице и в Фиваиде и, прощаясь с провожавшею его братиею, везде говорил одно и то же: «Ну, уже я у вас в последний раз». Смотря на его ясное и светлое лицо, на его спокойный и веселый тон речи, никому из окружающих старца и в голову не приходила мысль, что эта фраза, по-видимому случайно брошенная, станет скоро делом и они на самом деле не увидят более своего «батюшку» живым. Дома, в монастыре, и у себя в келлии он постоянно говорил всем окружающим его о близкой своей кончине и делал на этот случай соответствующие распоряжения, которые касались как важных сторон монастырского управления и быта, так и некоторых частных чисто келейных дел. Незадолго до своей кончины он дал приказание своему келейнику, чтобы его носильное платье было роздано на порте бедным ксиромахам. Но особенно памятным для братии навсегда останется канун и самый день кончины о. Макария.

18 число июня, приходившееся в 1889 году в следующее воскресение по неделе Всех Святых, совпало, по афонскому уставу, с местным праздником в честь Всех новых святых мучеников, пострадавших во время турецкого владычества. Поэтому положенное по нашему уставу празднество в честь чудотворной иконы Боголюбской Божией Матери по распоряжению о. игумена было перенесено на следующий день, т. е. на 19 июня. Оставить совершенно эту службу не желал покойный игумен, так как названная икона особенно свято чтится на его родине в Туле и пред этою иконою он горячо молился, ища у ней помощи и заступления, пред путешествием своим на Восток. 18 числа о. Макарий совершил литургию в Пантелеимоновском соборе, а после вечерни в приделе св. благоверных князей российских Владимира и Александра Невского прочел празднуемой иконе акафист, вместо обычного по воскресеньям акафиста в честь иконы Иерусалимской Божией Матери, находящейся над царскими вратами Покровского соборного храма, каковою иконою и благословил присутствующую братию. Только на следующий день поняли все, что это было последнее благословенье батюшки и что этим он хотел выразить последнее «прости» своему многочисленному семейству духовных чад, которых, таким образом, он оставлял под покровом Царицы Небесной, как единственной их заступницы и помощницы во всех их нуждах и скорбях.

Вечер этого дня о. Макарий был особенно в благом расположении духа: шутил с приходившими к нему по разным нуждам, был со всеми говорлив более обыкновенного и должного даже, так как предстояло еще окончить почту и отправить ее этою ночью на пароход. Никому из окружающих и в голову не приходило, что эти беседы прощальные, последние беседы, и что назавтра эти сладкоречивые уста навсегда умолкнут. Несколько сосредоточеннее и задумчивее сделался о. Макарий ближе к полуночи, когда почта уже оканчивалась. В это время, ни с того ни с сего, – так, по крайней мере, казалось окружающим его лицам, помогавшим ему в приготовлении почты, – о. Макарий попросил одного из иеромонахов написать письма313 некоторым таким лицам, с которыми уже давно по разным обстоятельствам была прекращена переписка у обители. Попробовали было возражать, но покойный с нервным волнением в голосе спросил: «Что же, вам не хочется писать?». И тем окончательно обезоружил своих оппонентов. Письма были написаны и по адресам отправлены с той же почтой всего за несколько часов до блаженной кончины старца. Истинный смысл и этого события, как и многих других ему подобных, совершенных покойным как бы случайно, стал для всех ясен и понятен только на следующий день.

Этот последний вечер в жизни о. Макария окончился очень поздно. Пред своим вечным сном он едва ли да же сомкнул гла за. По крайней мере, когда гостинник (архондаричный) о. Валентин после отправлевия почты на пароход пришел доложить о. игумену о вновь прибывших в обитель гостях, то он застал о. Макария в своей келлии дочитывающим первый час…

Для совершения последней литургии о. Макарий без всяких колебаний назначил соборный храм Успения Пресвятой Богородицы. Литургия прошла по обычаю долго, и присутствующие в храме ничего особенного в совершителе ее не заметили, если не отметить особенного его умиления, сопровождавшегося слезами, что, впрочем, бывало нередко и раньше. После литургии о. игумен в обычное время раздал антидор молившимся с ним, затворил царские двери, потребил на жертвеннике часть оставшихся Св. Таин, что он делал всегда, вкусил антидора с теплотою и, омыв руки и уста, отошел с служебником в южную часть алтаря к окну, чтобы вычитать благодарственные молитвы по причащении. Сослуживший ему иеродиакон приступил к потреблению оставшихся Св. Даров и затем занялся уборкою священных сосудов и жертвенника. В это время до его слуха стало доноситься откуда-то хрипение, на которое о. иеродиакон сначала не обратил никакого внимания, но когда это хрипение стало усиливаться, то он, оставив жертвенник, пошел узнать причину его. Так как хрипение слышалось с того места, где находился игумен, то иеродиакон подошел к нему. О. Макарий, закрыв глаза плотно и держась одною рукою за подоконник, на который он склонил свою голову, дышал часто и весьма порывисто с хрипением. Лицо его было бледно и покрыто потом. Сознание хотя и не было еще потеряно, но язык был бездействен. Тотчас о. иеродиакон с подоспевшим в нему на помощь екклисиархом усадили о. Макария в пододвинутое кресло и по данному им знаку стали разоблачать его. Сделанный знак к разоблачению был последним проблеском сознания, которое после того более уже не возвращалось к о. Макарию.

Из храма в келию умирающий игумен был перенесен на ковре. Тотчас явился монастырский фельдшер и стали пробовать все меры, чтобы воротить умирающему сознание. Обратились к кровопускан и ю, но и эт о с редство не улу чш и ло положен и я о. Макария. Умирающий лежал без сознания и без движения, тяжко лишь дыша. Когда прибыли врачи-специалисты314, за которыми послан был нарочитый гонец сейчас же после удара, то попытались воротить к жизни умирающего электричеством, но и эта попытка оказалась неудачною, как и прежние. Тогда, испробовав, таким образом, все человеческие средства, старцы обители, окружающие постель дорогого больного, решились обратиться за помощию к Единому Врачу душ и телес наших и приступили к совершению таинства елеосвящения. Остальная же братия, лишь только разнеслась по монастырю печальная весть о тяжкой болезни «любимого батюшки», по собственному почину, ударив в колокол, стала служить, как в нижнем Пантелеимоновском, так и в верхнем Покровском соборах молебен о здравии болящего. Все молились горячо и со слезами. Молитв своих о болящем не прекращала братия, и по возвращении из храма, став на добровольный канон и взывая ко Господу Иисусу: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй раба твоего». Но ни в искусстве опытных врачей, ни в молитвах о здравии о. Макарий более не нуждался. Он ждал и просил у своих оставленных им духовных чад молитв об упокоении и переселении его из этой юдоли скорбей и невзгод в недра Авраама, Исаака и Иакова, идеже несть болезнь, печаль и воздыхание, но жизнь бесконечная. В 3 часа пополудни, 19 числа июня, не стало более в живых великого старца русского Пантелеимоновского монастыря, о чем оповестил братию его печальный звон мощного монастырского колокола. Дрогнули сердца русских иноков этой обители, думавших всю свою труженическую жизнь провести под властною охраняющею рукою своего «батюшки». Слезы невольно катились по их суровым изможденным лицам… Звон колокола снова призывал братию на молитву, но уже не о живом, а об умершем. Каждый, осенив себя крестом с словами: «Царствие небесное нашему батюшке-труженику» и оставив свое послушание, спешил ко гробу дорогого усопшего, чтобы вознести свои молитвы о почившем, поклониться его праху и облобызать его похолодевшую десницу.

Покойника одели в монашеские одежды и зашили в мантию, но лицо его, спокойное и даже улыбающееся неземною улыбкою, было оставлено открытым. Как исключение315, на шею его надета была епитрахиль, а на персях возлежало Святое Евангелие. Таким образом, каждый имел теперь возможность взглянуть на доброе лицо покойника. От гроба покойника вся братия пошла в храмы на слушание панихиды «о новопреставльшемся приснопамятном рабе Божием игумене священно-архимандрите Макарие». Незадолго до вечерни тело покойника, положенное в гроб316, было перенесено из келлии в Покровский соборный храм, и там началось чтение евангелия, беспрерывно продолжавшееся до самого выноса к погребению. После вечерни в тот же день у гроба покойника была совершена архиерейская панихида епископом Агафангелом, пребывающим на Святой Горе на покое, с многочисленным собором иеромонахов обители. Печальная весть о блаженной кончине руссиковского старца о. Макария быстро разнеслась по всему Афону и проникла даже до подземельев Карулья317 . Это известие подняло на ноги, можно сказать, всю Святую Гору. Лавра св. Афанасия афонского и монастыри Святой Горы выслали своих представителей в Пантелеимоновский монастырь, чтобы отдать дань должного почтения и уважения к личности усопшего, которого чтил и уважал весь Афон за высокие его качества души и сердца и за его святую подвижническую жизнь, и выразить свое соболезнование братии монастыря, понесшей столь дорогую и чувствительную для нее утрату. Скиты афонские последовали примеру своих монастырей. Настоятели многочисленных келлий, разбросанных по всему Афону, облагодетельствованные покойным о. игуменом или вышедшие из Руссика и считавшиеся его духовными детьми, сочли для себя священным долгом явиться лично в монастырь и поклониться праху дорогого почившего. Кавьеты-ксиромахи и карульские анахореты целыми толпами направились поклониться праху усопшего и помолиться за своего благодетеля, который никогда ни в чем не отказывал этим беднякам при своей жизни и не забыл о них даже и после смерти318 . Одним словом, в эти дни имя о. Макария было у всех обитателей Святой Горы на устах, и Руссик стал центром, к которому отшельники святогорцы, стар и млад, ехали, шли пешком и даже ползли… Стечение богомольцев было настолько велико, что их не вмещали даже и многочисленные архондарики монастыря. Храмы с утра до глубокой ночи бывали в эти дни переполнены молящимися, а в день самых похорон многим из богомольцев пришлось стоять вне храма, чтобы хотя издали видеть печальную церемонию проводов на вечный покой скончавшегося приснопамятного игумена о. Макария.

Накануне похорон, в 6? ч. пополудни, монастырский колокол собрал братию и пришедших на поклонение гостей в храмы к заупокойному всенощному бдению, которое длилось почти семь часов. По шестой песни канона, непосредственно после пения кондака «Со святыми упокой», о. Андрей, преемник о. Макария по игуменству, вместо обычного уставного чтения произнес в похвалу почившего слово, которое произвело на присутствующих глубокое впечатление. В 4? ч. утра, 21 июня, началась в обоих соборных храмах заупокойная литургия, причем в Пантелеимоновском соборе литургию совершал епископ Агафангел. Окончивши литургию в верхнем Покровском соборе, священнослужители, по афонскому обычаю, разоблачились и вышли ко гробу в одних епитрахилях. После краткой заупокойной литии, поднявши носилки с гробом на плечи, стали опускаться вниз, чтобы чин погребения совершить в нижнем Пантелеимоновском соборе. Впереди процессии монахи несли фонарь и два запрестольных креста. Процессия двигалась по кривым и узким лестницам многоэтажного корпуса медленно, останавливаясь постоянно перед многочисленными параклисами для совершения литий. Когда, наконец, процессия выступила на монастырский двор, то навстречу ей с хоругвями и крестами вышел из Пантелеимоновского собора преосвященный Агафангел. По совершении краткой литии гроб был внесен в собор и поставлен в приготовленном месте. Владыка вступил на игуменский трон, а все иеромонахи заняли стасидии, по правую и левую сторону его. Количество священнослужителей, пожелавших участвовать в совершении чина погребения, выразилось в таких цифрах: 10 игуменов, 114 иеромонахов и 35 иеродиаконов.

Отпевание, которое о. Андрей предварил кратким словом319 , продолжалось около четырех часов. Пение непорочных, канона и других песнопений было умилительное и неспешное. На прощание с почившим и последнее целование потребовалось около двух часов времени, так как не только братия и прибывшие из других монастырей, но даже все монастырские рабочие без исключения желали проститься с покойником и шли дать ему «последнее целование». Во время этого прощания участвовавшие в погребении иеромонахи произносили возглас: «Яко ты еси воскресение и живот», предваряемый восклицаниями иеродиаконов «Господу помолимся». После отпевания гроб с крестный ходом был вынесен из храма при печальном перезвоне колоколов, обнесен кругом его и поставлен у могилы, место для которой было указано самим покойником. По совершении краткой литии и по прочтении разрешительных молитв гроб опустили в могилу. Все присутствующие на погребении бросили на крышку гроба земли, которая, в буквальном смысле этого слова, скрыла дорогой прах от их взоров. Вот эта-то, горстями насыпанная, земля может быть поистине названа – terra levis, которую немногим счастливцам приходится получать за свой короткий жизненный путь.

После похорон все почетные гости были приглашены на архондарики помянуть усопшего, по русскому обычаю, хлебом и солью. Обширная монастырская трапеза не закрывала своих гостеприимных дверей целый этот день, желая накормить всех ксиромахов, келлиотов и кавьетов, явившихся отдать последний долг усопшему. На монастырской порте этим последним, кроме того, раздавали хлеб, сухари и деньги на помин души о. Макария. В этот же самый день со слезами на глазах и в сильном волнении преданнейший келейник покойного о. Иоанн, исполняя волю почившего своего старца, раздал на порте беднякам ксиромахам две поношенные ряски, две полуряски, схиму, старенькую шерстяную камилавку, потертые башмаки и несколько пар носильного белья. Это было единственное имущественное достояние покойника, которое он оставил после себя и которым он свободно мог распорядиться… Счастливцы со слезами радости приняли дорогое наследство «доброго батюшки».

Во время поминальной трапезы из Кареи прибыл в монастырь афонский каймакан, которому по телеграфу из Константинополя было приказано присутствовать на погребении о. Макария, бывшего, как известно, кавалером турецкого ордена Меджидие 4 степени320 . Наше посольство в Константинополе также по телеграфу сделало распоряжение солунскому генеральному консулу, чтобы он, в качестве русского представителя, отправился на Афон в русский Пантелеимоновский монастырь ко дню погребения о. игумена Макария. За отсутствием консула, поручение г. посла взялся выполнить вице-консул солунский Н. Н. Демерик, который, хотя и нанял для исполнения возложенной на него миссии специальный пароход, однако же к самому погребению опоздал и явился уже спустя два дня после похорон.

На следующий день после погребения вся многочисленная братия монастыря собралась в большом архондарике (на русской половине) и выслушала последнюю волю своего любимого покойного игумена. Духовное завещание, найденное после смерти о. Макария, яркими чертами обрисовывает святую личность почившего и навсегда останется памятником его житейской опытности, мудрой предусмотрительности и искренно любящего сердца. Вот это завещание в полном виде:

«Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Возлюбленнейшие о Господе Отцы и Братия!

Последнее слово мое вещаю Вам ныне, в он же день Господь судил мне оставить временную сию жизнь и перейти в вечность. Но, чада мои, присно мне возлюбленные, прежде нежели душа моя предстанет пред страшное и нелицеприятное судище Христово, прошу и молю Вас коленопреклоненно, простите меня за все мои ошибки и недостатки, равно как и я всех Вас прощаю и разрешаю, и вознесите ныне наипаче горячия сыновния Ваши мольбы ко Господу, да обрящу я милость у Него. Ибо хотя я, при помощи Божией, старался всегда исполнять должность свою по силе своей, возлагая всю надежду свою на Восполняющего недостающее и Изводящего честная от недостойного, но при всем том вполне сознаю, что далеко не соответствовал тяжелой и неудобоносимой своей обязанности и великому моему предместнику – Старцу блаженной памяти, о. Иерониму. Кроме же того, если и праведник, по словам Св. Писания, едва спасается, – то где аз грешный явлюся? И если человек неправ пред судом Божиим, аще и един день токмо жития его был на земли, – то что я могу сказать о себе, имев в жизни моей не един день, но десятки лет и исполнен быв многих забот?

Помяните ныне, возлюбленные мои чада, оные мои попечения и многие скорби, которые я имел ради Вашего блага и спасения, покройте мои великие недостатки Вашею любовью и восполните недостававшее во мне Вашим собственным тщанием, что будет достойно Вашего священного звания. Да ради Вашей любви ко мне помилует и приимет меня Господь. Молю убо Вас всех и каждого, – ныне всего более нуждаюсь в молитвенной Вашей мне помощи: не оставляйте и не забывайте меня Вашими теплыми о мне молитвами и не отринет единодушную Вашу любовь Бог любви, но и мне отраду и милость сотворит и Вам щедротами Своими воздаст за благоприятную пред Ним сыновнюю Вашу любовь.

Ради собственного Вашего блага, прошу и убеждаю Вас исполнять усердно поминовение имен благодетельских, чтобы синодики, заведенные в Обители, неопустительно читались, как положено. Ибо оставление или небрежение относительно сего нашего долга весьма ответственно для нас пред Господом. Будем помнить милость благодетелей наших и их помощь во время нужд Обители, – ибо их благочестивое благотворение поддерживает и восполняет наши нужды, особенно в тяжелые для Обители времена. Сие нам никогда забывать не должно и необходимо воздавать, как обязались, молитвою за их милость. Судьбы будущие Обители неизвестны и заключаются в деснице Божией. Также памятовать должно, что многие приносят Обители свои посильные жертвы часто из последних средств, даже с лишением и ограничением своих нужд. Крайне грешно будет наше неисполнение их усердия. Сему долгу – совести внимайте, ибо за это спросится с нас на суде Божием.

Как во дни моего с Вами земного пребывания, многократно просил и увещевал я Вас, во имя заповеди Христовой и ради собственной Вашей пользы временной и вечной, хранить между собою мир и любовь братскую, и взаимное снисхождение друг ко другу, и общее согласие и единодушие, всячески избегая всякого нестроения внутреннего и разногласия. О сем ныне, хотя и безгласно, чрез сие письменное мое к Вам увещание и слезное отеческое моление, напоминаю, прошу и молю Вас: храните мир, любовь и взаимное братское единомыслие; не ищите ка ж дый своего „я“ и, ради такого богопротивного себялюбия, не забывайте Вашей общей пользы, общего блага и чести Обители и братии. Где мир, любовь – тамо Бог, а где Бог – тамо всякое добро. Мир и единодушие составляют твердое ограждение и благоустроение всякого общества, при внутреннем же несогласии падает всякий дом и всякое общество.

Прошу и увещеваю Вас, возлюбленные братия – сохраните издревле установленный порядок общежития, постоянного исповедания и открытия своих помыслов и своего сердечного устроения игумену или духовнику и, по разрешении, приобщайтесь Святых Животворящих Таин, как всегда бывало. Этим поддерживается духовный строй и порядок души каждого в отдельности. Не нарушайте же сего спасительного доброго установления, которое мы здесь наследовали от Отцов предшественников.

Еще мое усердное завещание Вам, отцы и братия! Врата обители да не затворяются никогда для нищих и убогих и всякого требующего. Сам Господь засвидетельствовал воочию всех нас, воздавая обильно Своими щедротами Обители за незатворение ее врат и милостыни для всех нуждающихся. Сие наблюдайте неизменно, как было, и не ограничивайте Вашей милостыни и после меня.

Поручаю Вас, как всегда, Покрову и заступлению и милости Царицы Небесной, Преблагословенной Матери Господа нашего Иисуса Христа Бога истинного, Ему же со отцом и Пресвятым Духом подобает всякая честь и слава и поклонение и благодарение во веки. Аминь.

Игумен Русского св. Пантелеймона монастыря Архимандрит Макарий».

По выслушании воли почившего игумена вся братия здесь же в архондарике скрепила своими подписями акт избрания в игумены о. Андрея, который 29 июня и был торжественно возведен на игуменский трон (?nqroniasmNj).

Весть о блаженной кончине о. Макария быстро облетела всю Россию и у всех знавших и слышавших о его подвижнической жизни вызвала самые искренние сожаления. Русский Пантелеимоновский монастырь на Афоне получил по этому поводу весьма много писем с выражением соболезнования о понесенной им утрате из разных концов России. Эти письма служат неоспоримым свидетельством как той широкой популярности, которою пользовалось у нас имя покойного старца, так и того глубокого уважения, какое питали к нему русские люди. «Мы лишились духовного светильника, – писал на Афон его высокопревосходительство обер-прокурор Св. Синода К. П. Победоносцев, – тем ярче светившего светом добрых дел, чем они были смиреннее, мы лишились неустанного молитвенника за Русскую землю». «С великой скорбию, – говорит в своем письме высокопреосвященный митрополит Киевский Иоанникий, – приняли все известие о блаженной кончине усопшего о. Макария. Видно угодно было Господу послать серп и созревшую пшеницу принять в житницу свою. Да будет Его святая воля. Но вся православная Россия поминает и будет поминать всегда с вами старца Макария. Он был вам всем светильник горячий и святой. Но огонь, коим горел сей светильник – огонь Господень и в Его воле возжигать и погашать и паки возжигать светильники свои, да светит людям». «С глубокой скорбью, – писал в своем письме покойный митрополит московский Леонтий, – узнал о кончине блаженной памяти о. архимандрита Макария. Пантелеимоновская обитель лишилась великого старца, администратора и подвижника. Постигаю скорбь братии. Не одна ваша обитель, не один Афон оплакивают усопшего труженика, но и вся, можно сказать, Россия».

Очерк наш, за составление которого мы принялись в девятый день по кончине о. архимандрита Макария, своим появлением в свет затянулся настолько, что мы теперь можем сказать несколько слов и о судьбе его костей. По обычаю Православного Востока, практикующемуся и на Афоне с глубокой древности, кости всякого умершего инока через три года со дня его кончины вырываются из земли, обмываются в воде с вином, насухо вытираются и складываются в усыпальнице в ямы или особые лари, а череп с надписью имени почившего ставится на полках в хронологическом порядке. Установленные три года для изъятия из земли останков почившего игумена Макария исполнились 19 июня 1892 года. Кости незабвенного старца, по словам «Душеполезного Собеседника», «были вырыты накануне, т. е. 18 числа, и оказались чистыми и светлыми, что здесь (т. е. на Афоне) принимается как свидетельство благополучного состояния души почившего в загробном мире"321. День этот был вместе с тем и днем молитвенного чествования почившего старца игумена в обители. Для того, чтобы придать этому чествованию большую торжественность, братия монастыря пригласила отслужить заупокойные всенощное бдение и литургию с панихидою бывшего Вселенского Патриарха Иоакима III, пребывающего на покое на Святой Горе, которому сослужили Преосвященный Досифей, о. архимандритигумен Андрей, 10 иеромонахов и 7 иеродиаконов. Во время великого выхода за литургиею Патриарх с коленопреклонением произнес молитву о упокоении души почившего, а по окончании панихиды совершил краткую литию на его могиле, где были сложены в особом сосуде кости и череп, прочел разрешительную грамоту и, благословив череп, облобызал его. То же спешили сделать все сослужащие ему и массы иноков-богомольцев, хорошо помнивших доброго своего благодетеля-старца. Вид костей приводил в восторг и умиление всех почитателей о. Макария… Кости эти, сложенные в особый ящик, не попали в общую усыпальницу, а благоговейно хранятся ныне в самом монастыре.

Заключение. К характеристике внутреннего устройства быта святогорских монастырей и личности о. Иеронима, духовника русского Пантелеимоновского монастыря

Предлагаемые вниманию наших читателей документы: 1) Канонизм Святой Горы и 2) Авто-биография духовника русского Пантелеимоновского монастыря на Афоне о. Иеронима322 – составляют дополнение или приложения к обширному очерку под заглавием «Русские на Афоне», печатавшемуся в течении нескольких лет на страницах журнала «Странник». По мысли составителя названного очерка, первый из этих документов должен заменить для читателей его краткую характеристику внутреннего устройства монашеского быта современных насельников Святой Горы и их отношений к местным властям – духовной (т. е. к Великой Церкви) и светской (т. е. к турецкому султану), чтобы рассказ о положении русских иноков на Афоне был доступен полному и всестороннему пониманию читателей. Издаваемый нами «Канонизм Святой Горы», составленный святогорскими отцами и одобренный турецким правительством, хотя и не был принят Карейским протатом к практическому употреблению, но в действительности он обнимает все стороны этого быта и весьма немногим разнится от ныне действующего «канонизма», достать копию с которого нам не уда лось. Греческий подлинник издаваемого «канонизма», при всех усилиях с нашей стороны и тщательных поисках даже в Карейском протате, мы не нашли, а посему и не могли исправить в переводе его двух-трех довольно темных мест.

А. Дмитриевский

С.-Петербург, 10 января 1895 года

Приложение. Общий канонизм323 святой горы Афонской, составленный протатом

1.

Все приходящие на Святую Гору и желающие монашествовать, какого бы рода и народности они ни были, считаются верными подданными могущественной Оттоманской империи.

2.

Н 20 монастырей Святой Горы разделяются на киновии и идиоритмы; каждая киновианская обитель имеет игумена, избираемого пожизненно братством, по древним обычаям священного места, но увольняемого им же, когда он (т. е. игумен) не исполняет обязанностей, налагаемых законами его игуменского звания. Имеет же при себе игумен и симпракторов (сотрудников), вместе с коими сообща управляет обителью, по особому на сие канонизму для киновии. Каждая обитель идиоритм имеет 2 эпитропа, избираемых другими проэстосами на год: эти имеют (т. е. заведывают) содержанием, приходо-расходом и официальною печатью обители. В конце же года и игумены киновии и эпитропы идиоритмов обязаны дать отчет пред проэстосами о годовом управлении обители.

3.

Каждая обитель есть самоуправляющаяся и независимая относительно внутреннего управления, а относительно общих дел, то оные производятся антипросопами 20 монастырей, составляющих синаксис (или протат). Антипросопы эти должны быть равны между собою. Председательствует же в синаксисе антипросоп Великия Лавры, а в отсутствие его в иерархическом порядке, по древнему существующему порядку, согласно с коим освящено обычаем место каждого, т. е. Лавра, Ватопед, Ивер, Хиландарь, Дионисиат, Кутлумуш, Пандократор, Ксиропотам, Зограф, Долиар, Каракал, Филофей, Симоно-Петра, св. Павел, Ставроникита, Ксеноф, Григориат, Есфигмен, св. Пантелеймон (Руссик) и Костамонит.

4.

Антипросопы 20 монастырей будут собираться дважды в год тактически 15 апреля и 15 октября324. Собрание продолжается месяц. В это время антипросопы должны собираться ежедневно, работать со тщанием и оканчивать дела в продолжение месячного срока, в случае же, когда дела не окончатся, дается сроку 15 дней и распускается. Когда же встретятся важные и особенные дела, то синаксис может быть созван и чрезвычайно и продолжится до окончания дел.

5.

В собрании синаксиса эпистасия должна дать на бумаге изложение (рапорт) своих действий, а также и имеющихся дел в хронологическом порядке; затем уже синаксис приступает к обсуждению и окончанию их.

6.

Обсуждения в синаксисе должны производиться беспристрастно, без смущения, мирно и благоприлично. В случае же уклонения от сего кого-либо из антипросопов проэпистат сейчас же призывает его к порядку. Синаксис должен вести протоколы заседаний и обсуждений, в коих будут вноситься мнения каждого антипросопа, потом на следующем заседании эти протоколы прочитываются, пропечатываются печатию священного протата, а подписываются ответственными эпистатами и грамматиком.

7.

Полнота (επαρτια) синаксиса считается, когда будут налицо ⅔ антипросопов, т. е. 14, которые и будут заниматься своею работою, а отсутствующие уже не имеют права представлять что-либо против решений, имеющих законную (авторитетную) силу по большинству.

8.

Каждый монастырь должен посылать в определенное время своих проэстосов и игуменов, а если они заняты, то посылает антипросопов из более знающих и опытных в местных делах. Никакому монастырю не дозволяется возлагать обязанности антипросопа на другой монастырь, и если будет продолжать отсутствие (т. е. антипросоп какой-либо обители), то мнение монастыря не будет приниматься во внимание.

9.

Священный синаксис есть признанная власть места, имеющая право определять эпитропов в Константинополь и Солунь согласно с императорским фирманом, чтобы чрез них доводить разные дела прямо до честнейшего правительства и поддерживать сношения синаксиса с достопочтенными властями гражданскими и церковными. Эпитропы эти, определяемые на год, должны быть из более знающих и опытных в местных делах и незазорного поведения и дел, и по отставке их, как обычно, если они окажутся годными, остаются на своих местах и на следующий год, в противном же случае заменяют их другими, а те должны оказать послушание и сдать своим преемникам архивы.

10.

По древнему обычаю места, единожды в год назначаются эпистаты, а на значение их должно быть по порядку, какого монастыря ряд, и за ка ж дого эпистата монастырь его должен дать поручительство. Четыре же эпистата будут иметь печать священного синаксиса по одной части (ибо она четырехчастная); они же будут выправлять и все местные подати и правительственные; в конце же года, при собрании священного синаксиса, пред ним должны быть рассмотрены приходо-расходные книги и все и всякие годовые счеты, согласно оценке священного протата, и если найдется какое-либо злоупотребление их (т. е. эпистатов), то они должны восполнить общине, в случае же их упрямства должны восполнить их поручители монастыря, а они, как такие, удаляются навсегда от общественных дел.

11.

Обязанности епистасии и ее работы определяются особенным канонизмом.

12.

Никто из обитателей Святой Горы никогда не может считаться владельцем ни малейшего клочка земли, кроме 20 монастырей, коим принадлежат и все подведомственные владения: келлии и скиты. Когда же кто-либо из обитателей подведомственных владений имеет нужду сделать поправки или построить что-либо вновь, таковые обязаны объяснить монастырю, от кого они зависят, таковую нужду и затем, по предварительном дозволении и рассуждении его, производить работы, расходы на каковые должны причитаться на счет производителя их.

13.

Келлии, принадлежащие каждому монастырю, уступаются ими по омологии на 3 лица; в случае смерти первого, второе лицо, делаясь первым, уплачивает монастырю своему дань, называемую «три меридиан», по существующим обычаям, третье же лицо становится вторым, на место третьего вписывается в омологию монах – постриженник той келлии. Когда же в омологии записано прямо «синодия», то платить в монастырь дань 5 пиастров. Когда же умрут все три лица без законных преемников, то келлия со всеми принадлежностями своими переходит, по естественному праву, в распоряжение монастыря, коему она принадлежит.

14.

Жители участков, принадлежащих монастырям, обитают за поручительством монастырей, которым принадлежат эти участки. Посему когда какой-либо келлиот или аскет (отшельник) вздумает продать свою келлию или калибу, то должен иметь на сие дозволение своего монастыря и представить ему такое лицо (в покупщики), за которое монастырь мог бы поручиться. Когда же кто-либо из вышесказанных продаст келлию или калибу, то платит своему монастырю подать, по существующему издревле обычаю, с их ценности.

15.

Каждый монастырский (т. е. человек) и келлиот монах или отшельник, отправляясь в мир по послушанию, обязан иметь свидетельство от того монастыря, которому он принадлежит, а кто не будет иметь таковой рекомендации, тот будет задержан.

16.

Монастыри по своим делам или при разногласии между двумя монастырями обращаются письменно в эпистасию, сперва излагая ей свои требования. Если же эпистасия не сможет окончить их дел, то они имеют право апеллировать в синаксис 20 монастырей, который, приняв во внимание протокол эпистасии, и если не сможет решить дела, то должен при рапорте препроводить каймакану или прямо досточтимому правительству. А скитяне и келлиоты в каждом деле и разногласии обязаны прежде всего обратиться к своим монастырям, которые, если не решат дела, то должны оное представить, при изложении, в эпистасию и так далее, как указано выше.

17.

Приходящие монашествовать в монастыри Святой Горы обязаны полнейшим образом сообразоваться с существующими в монастырях порядками и обычаями в одежде и образе жизни. В случае же, если кто-либо из таковых, не возлюбив обычаев и прочего, станет жить по аппетиту собственного желания, то таковой сперва должен быть уговариваем, аще же не послушает, то будет удален. Поправки же в монастырях и в их имениях будут, по обсуждении проестосов, на средства обители или частного лица, но таковые лица, удаляясь из обители, не имеют права ни гроша потребовать с обители за расходы при постройках. Те из монахов, которые, при поступлении в обитель, не внесли никакой денежной суммы, удаляясь из обители, не имеют права требовать что-либо от нее, как бы в воздаяние своих трудов для оной; в случае же, если они вздумают требовать пособного воздаяния судебным порядком, то иск их не будет принят в судилищах, согласно с императорскими приказами. Если же кто из монахов вложил денежную сумму при поступлении, то во время удаления или изгнания его из обители имеет право получить свои деньги, но при сем должны быть приняты во внимание его пребывание в обители и услуги ей, а также возраст, в каковом он поступил в монастырь, и затем согласно со всем вышесказанным, должна быть сделана скидка с капитала, вложенного им, от 30 до 50 %.

18.

Посылаемые в разные места монастырями монахи для сборов подаяний или милостыни обязаны, по своем возвращении, представить оные в целости монастырю, против же самочинников, удерживающих таковые у себя, будет поступлено, как должно, согласно с существующими императорскими указами. Имущество, остающееся после умерших монахов, никто из их сродников по плоти не может требовать, так как оно исключительно принадлежит монастырю, в коем он принял монашеский образ, – согласно с имеющимися императорскими приказаниями.

19.

Каждый монах, оставивший свое обиталище и шляющийся из одной обители в другую или по келлиям и калибам, употребляет свое время на деяния противные монашеской жизни, таковой, после первого и второго увещания, наказывается должным образом или же изгоняется.

20.

Сообразно с императорскими приказами, никто из монахов, удалившийся из своей обители, не может быть принят в другую без аполитирия (т. е. увольнительного свидетельства).

21.

Каждый монастырь имеет свою печать, признанную священным синаксисом. Также каждый скит имеет одну только печать, признанную тем монастырем, коему он принадлежит. Таковые скитские печати должны иметь на себе название (титло) своего монастыря. Никому другому: ни келлиотам, ни отшельникам не дозволяется иметь официальной печати на имя его келлии или калибы. Преступающий же сие будет строго наказан и преследуем как святотатец.

22.

В спорах о земле, находящейся на Святой Горе, возбуждающихся между монастырями, и когда по поводу их обратятся к синаксису, то он обязан принимать во внимание положение дел за пятидесятилетие пред сим и отдавать право тому, кто за это время бесспорно владел землей. В случае спора между монастырями о землях на их местах, находящихся вне Святой Горы, и когда они пригласят священный синаксис как третейского судью, то он должен поступать по вышесказанному.

23.

Дань афонского полуострова, определенная (макту?) в 72 000 пиастров, уплачивается по частям прямо в малее? (государственное казначейство).

24.

Все приобретенные и имеющие приобрестися недвижимые имения вне Святой Горы после 1257 года (гиждры), по изданным тогда императорским фирманам, так как не пользуются уже правом льгот, – то должны платить за них узаконенные подати, а монахи, якоже и прочие смертные, т. е. подданные Турецкой империи.

25325.

Не пользуются правом льготы военные одежды, ибо и в них монахи, согласно императорских приказов, будут сообразоваться с нуждами, имеющими быть указанными во время войны.

26.

Обитающие в монастырях и в принадлежащих иным участках разделяются на три категории и обязаны уплачивать узаконенные подати, сообразно с существующими распоряжениями.

27.

Святая Гора в гражданском отношении зависит от державной Оттоманской империи, к правительству коей относится во всех политических делах места, в духовном же зависит от Вселенской Константинопольской Патриархии, юрисдикция коей простирается только на чисто религиозные дела. И если подадут повод особы или монастыри, то нужно, чтобы были принимаемы во внимание сообщения и представления священного синаксиса, ибо никто из противомудрствующих догматам Восточной Церкви не будет принят во Святой Горе. Если же возникнет дело, имеющее характер противоцерковный, по коему, после решения синаксиса, будет подана просьба от заинтересованного в Патриархию, то она должна сперва потребовать решение синаксиса, кое принимает во внимание, и если найдет оное основанным (утвержденным) на праве и согласным местным обычаям и священным канонам, то рекомендует заинтересованным сообразоваться с оным, аще же найдет решение синаксиса недостаточным, то указывает синаксису эти недостатки и рекомендует исправление. А если заинтересованные не удовольствуются, то дело поступает к правительству. Патриархия никогда не имеет права самовольно вмешиваться во внутреннюю административную систему монастырей и синаксиса, но только по просьбе оных.

28.

Все императорские фирманы и прочие документы общины (кинота) и монастырей имеют законность и силу в тех делах, для коих они изданы. Привилегии и льготы Святой Горы подтверждаются.

Святая Афонская Гора его ублажает, яко строгого хранителя общежительных иноческих уставов» (Инок Парфений (Агеев). Сказание о странствии и путешествии по России, Молдавии, Турции и Святой Земле. Ч. IV. С. 260–261).

Берут греки других монастырей из греческих иноков Руссика, живущих дружно с русскими, игумена. Панславизм».

Берут скитские андреевцы в свою русскую среду одного грека монаха ученого, чтобы учить русскую молодежь свою по-гречески… Какова хитрость. Каков панславизм! Богат Зограф болгарский? Панславизм, потому что болгары и русские одно и то же. Богат Ватопед греческий? Панславизм, потому что имения его в России. Бедны греческие монастыри: Ксеноф, Симон-Петр, Эсфигмен? Опасно, – их подкупят. Волнуются запорожцы? Бунт! Интрига! Панславизм! Помог русский консул грекам – дурно сделал. Зачем вмешался? Не помог – еще хуже. Видите, и права греков не хотят поддержать. Болен русский консул… Он ничего почти не ест, говорят люди. Слухи ходят даже, что он хочет постричься. Вздор! Больной человек, воспитанный по-европейски, как все эти проклятые русские чиновники, не смеет болеть на Афоне; для этого есть воды всеспасительной Германии… Возможно ли верить, что ему приятно с монахами? что за скука! Мы, эллины, вот тоже европейцы, однако никогда туда не ездим, хотя от нас Афон и ближе. Кто же ныне уважает монашество?! Кто ж верит в мощи, благодать, чудеса, в исповедь и покаяние?» (Русский Вестник. 1873 г. Т. IV. С. 683). К этой превосходной характеристике г. Леонтьева нужно прибавить лишь то, что и современные восточные публицисты не пошли дальше в понимании сущности панславизма у нас, о котором они ежедневно трактуют и так и сяк.

В. Константинов.

«О еже благословити доброе намерение и дело рабов твоих и благоизволити благополучно начати и спешно, кроме всякого препятия, во славу Твою скончати, силою, действом и благодатно Пресвятого Духа, Господу помолимся». «О еже ко благом утщанию рабов своих благопоспешство, со всяким довольством, силою действом и благодатию Пресвятого Своего Духа подати, Господу помолимся».

«О еже приставит делу сему Ангела-Хранителя, еже невидимо отразити вся противныя вещи видимых и невидимых врагов и во всем благопоспешство и мудрость к совершению, силою действом и благодатию Пресвятого Своего Духа подати, Господу помолимся». На сугубой ектении:

«Во всем поспешествуяй и всем во благое, Господи, милостивно и рабом Твоим, нам, ныне Тебе молящимся, поспешествуй, Спасе, и во благополучное совершение делу их спешно произвестися благослови, молимтися всемогий Владыко, услыши и помилуй». «Ангела Твоего Хранителя постави делу сему, благоуветливе Господи, и еже воспятити вся препятия видимых и невидимых врагов, поспешство же во всем ко благополучному совершению, молимтися, преблагий Спасе, услыши и помилуй». «Во славу Твою вся творити повелевый, Господи, рабом Твоим, благословением Твоим поспешство благополучное к совершению подаждь, молимтися, даровитый Творче, услыши и помилуй».

По сугубой ектении возглас: «Паки и паки колена преклоньше, Господу помолимся» и молитву сию, а в праздничные дни без коленопреклонения. Молитва. «Господи, Иисусе Христе, Боже наш, приими недостойное моление наше в оставление грехов и беззаконий наших, ими же раздражихом Твое человеколюбие и прогневахом Твою благость, и отврати от нас гнев свой праведно на ны движимый, и утоли вся нестроения ныне сущия, и подаждь мир, тишину любовь же и утверждение рабом Твоим, их же честною Твоей искупил еси кровию, славы ради имене Твоего, утверждения же и укрепления Церкви Твоея, да вси славим пречестное и великолепое имя Твое, Отца и Сына и Святого Духа, ныне и присно и во веки веков. Аминь».

«1877 года, февраля 17 дня, в четверток на второй неделе святыя четыредесятницы, после отправленных часов в соборной церкви во имя св. пророка Илии, в третьем часу дня (по-европейски 8 часов утра), увидели мы нижеподписавшиеся семь человек на иконе Божией Матери Тихвинской, находящейся в кивоте, за престолом в алтаре сея соборныя церкве, ясный мокрый след слез, пролитых из правого глаза Божией Матери чрез всю икону вниз и кои все остановились на раме иконы, а на левом глазе стояла одна большая капля слезы, которая минут через 10 при нас скатилась на полвершка вниз. И мы в это время сии слезы вытерли ватою начисто и самую икону вынимали из кивота для осмотрения ее с обеих сторон, и она оказалась совершенно сухою, а после поставили оную на свое место и, все вышедши, заперли церковь, с тем, чтобы туда никто не входил. После же через три часа, в половине седьмого, как только перетокали (окончили удары в деревянное ручное било деревянным молотком) на вечерне, мы вошли в церковь и вновь увидели на сей иконе не совсем ясные засохшие от времени следы слез, пролитых из обоих очей Божией Матери: из правого глаза чрез всю икону вниз, кои остановились в значительно заметной мокроте на правой ланите, груди и внизу на раме, а из левого глаза по иконе вниз и кои все остановились на правой благословляющей ручке предвечного младенца Спасителя, а ниже ручки не пошло по иконе ни одной капли, тогда как вся ручка была замочена слезами, подобно как бы в ту минуту значительно облита водою. И на сей ручке слезы стояли, как мы смотрели, более часа, что было достойно удивления. И в то же время мы увидели на левом глазе одну большую каплю слезы, которая чрез четверть часа при нас скатилась по иконе вниз вершка на три. Но во все это время на обеих глазах была от слез очень заметная мокрота. По видении сем, мы опять все эти слезы вытерли, а после того уже слез от иконы не видели. В истинном показании всего этого и свидетельствуем собственноручной подписью и приложением нашей Ильинской обители печати. 21 февраля 1877 года.

Подлинное подписали:

Русского общежительного скита св. пророка Илии

Настоятель, Иеросхимонах Андрей.

Иеромонах Паисий.

Иеросхимонах Каллист

Иеромонах Ливерий.

Иеродиакон Феоктист.

Монах Мануил.

Монах Герасим».

§ 1. «Управление состоит из дикея и 16 других равноправных ему, а в других правилах и более его. Где же тут общежитие?».

§ 6. «Шестой член – чистый идиоритм, ибо представляет ежегодное избрание, и потому неизбежное волнение, а бедный дикей в стороне. Какое же тут старчество?».

§ 9. «Дикей должен совещаться с эпитропами, а если так, то для чего же еще нужен собор? Разве для того, чтобы сделать многоначалие, т. е. республиканское правление?».

§ 13. «В этом члене дается власть собору над дикеем. И тут выражена аристократия, а не киновея. Из сего произойдут презорства, подозрение и нескончаемые смуты».

* * *

302

Правило это заключается для схимонахов в 1200 поясных и 100 земных поклонах по четке, из коих последние оставляются лишь в праздничные, субботние и полиелейные дни. Для простых монахов канон состоит в половинном количестве поклонов, а новоначальные полагают только 300 поклонов.

303

Красковский И. Ф. Макарий афонский, игумен и священноархимандрит Афонского св. Пантелеимоновского монастыря. М., 1889. С. 47.

304

В последнее время у о. Макария выработался обычай спать тонким сном в своем кресле, так что достаточно было скрипнуть дверью, чтобы бодрость немедленно вернулась к нему, и наоборот, он быстро засыпал, когда удалялся посетитель.

305

В понедельник, в среду и пятницу в Пантелеимоновской обители бывает одна трапеза.

306

«Хоросом» называется медный или серебряный узорчатый круг, состоящий из двух полукругов, огибающий многоярусное с цепями паникадило, спущенное в него из купола. На хоросе в ячейках расставлены свечи, зажигаемые в великие праздники.

307

Мы имеем в настоящее время весьма любопытное письмо о. Иеронима от 30 августа 1875 г., характерными чертами обрисовывающее пред нами отношения двух великих старцев друг к другу, которому и даем здесь место. «Высокопреподобнейший о. игумен Макарий, желаю вам о Господе радоватися! По получении визирского утверждения все мы русские как бы оживились надеждою на благоустроение нашего общества. Дай-то, Господи! О подробностях хода нашего дела здесь пишут вам, с дозволения моего, другие. А я скажу вам по поводу вашего смущения: „Что скажут братия, особенно передовые, относительно затрат?“ Это меня весьма удивило. Отвечаю укором вашему легкомыслию. По какому праву вы изволите приписывать себе, или свободному своему произволу затраченное в доверенном нами вам общем нашем процессе? Все вами сделано с нашего ведения и совета. Да и самое игуменство потребовалось нам не для о. Макария, а для нашего общества. Не случись в это время между нами о. Макария, так, без сомнения, другой занял бы это место, ибо оно, т. е. игуменство, принадлежит монастырю, а не личности. Итак, посему вы должны все приписывать обществу, а у этого общества, в это время был и старец, коего вы называете духовником Иеронимом, коего вы всегда слушали и слушаетесь. Вот на него-то вы имеете полное право возлагать все тяжести нашего процесса, и это будет воистину так, ибо без моего согласия вы ничего (в ходе нашего дела) не делали важного. Итак, прошу вас, не возноситесь, приписывая себе большую ответственность. Да и жалеть нечего, лишь бы Бог дал нам благоустроиться во славу Его и на спасение душ наших. Аминь. До оповещения вас нашею телеграммою не приезжайте сюда (т. е. на Афон). Потерпите, покуда все здесь успокоится и приведется в порядок. Будущность положения нашего на Афоне пусть вас не ужасает. Если и попустится для нас что тяжелое, то это будет на пользу нам русским. Братия все, благодаря Бога, мирны и спокойны, ожидают с нетерпением конца враждебной нам тяжбы и вашего скорого возвращения, из числа коих аз первый. Бог терпения да пребудет с вами и с нами. Ожидающий вас грешный ваш духовник и собрат. Иероним».

308

Четьмой называется постройка, состоящая из столбов с наложенными на них крест-накрест довольно прочными драницами, обмазанными тиной и оштукатуренными известью.

309

Во все время пожара стояла полная тишина в воздухе, тогда как в противоположной стороне Афонского полуострова всю ночь дул сильный ветер.

310

На Афоне все игумены и с давних времен носят архиерейскую с источниками мантию.

311

6-го августа отбыл с Афона турецкий пароход «Victoria», нарочито нанятый одною высокообразованною дамою Е. М. М., единственный сын которой на ходился в числе послушников русского Пантелеимоновского монастыря, с целью повидаться с сыном, не желавшим покидать Афона. В компании ее находились две-три другие русские женщины, пожелавшие хотя бы и издали видеть Святую Гору, и русский вице-консул в Дарданеллах г. Югович. Монастырь принял гостей радушно. На пароход были привезены мощи св. великомученика Пантелеймона, отслужен пред ними молебен с акафистом, все женщины исповедались у о. духовника Рафаила и в праздник Преображения приобщились Св. Таин, которые были нарочито оставлены для них от литургии и принесены на пароход. Вечером 6-го августа, пред отправлением парохода, посетил путешественниц о. игумен Макарий и благословил их. Пароход проводили трезвоном с монастырской колокольни (см. брошюру: Четыре дня на пароходе у берегов Святой Горы. Рассказ путешественницы, издаваемый в пользу курского благотворительного общества. Курск, 1888). В этом пребывании парохода с женщинами под афонской горой и в посещении его игуменом и усмотрели некоторые иноки обители нарушение заповеди Богоматери, будто бы запретившей женщинам приезд к ее «жребию». Пожар настоящий был, по их мнению, наказанием монастырю за нарушение этой заповеди.

312

О пожаре на Крумице обстоятельные сведения сообщает И. Ф. Красковский в своей книге «Макарий Афонский, игумен и священноархимандрит Афонского св. Пантелеимоновского монастыря». М., 1889. С. 140.

313

В числе этих писем было и письмо к известному организатору духовной миссии в Абиссинию о. Паисию, который, как мы уже знаем, был долгое время управляющим Константинопольского Пантелеимоновского подворья. Ценя его заслуги для обители на этом скромном посту, сознавая неподготовленность, немощь образования и принимая во внимание его преклонный возраст и сырую комплекцию телосложения, о. Макарий долго и горячо убеждал о. Паисия не принимать на себя роли организатора этой трудной миссии. Но настойчивая и непреклонная казацкая натура о. Паисия, подстрекаемая жаждой почестей и сана, не поддалась кротким убеждениям любящего сердца и о. Паисий выехал из монастыря недовольный. Между тем покойный старец глубоко жалел о. Паисия, повсюду следил за ним с отеческой любовью и скорбел о нем при возвращении его в Россию, когда Абиссинская миссия на берегах еще Красного моря потерпела неудачу… (Все это мы знаем из переписки, которую мы лично вели с покойным о. Макарием.) Пусть же теперь это предсмертное письмо о. Макария послужит замогильным призывом к братскому взаимопрощению двух старцев, при жизни искренно любивших друг друга.

314

В настоящее время на Афоне имеется три доктора-специалиста, из коих один вольнопрактикующий живет на Карее, другой в Ватопедском монастыре и третий в Иверском монастыре. Первый получил это содержание от карейского синода, и два прочие содержатся на средства названных обителей.

315

Обычно монахи, без различия иерархического звания, зашиваются в мантию от головы до ног.

316

Тела простых умерших иноков по одеянии их в монашеские одежды полагаются обыкновенно на носилки, на которых приносятся в храм для отпевания и оттуда к приготовленной для погребения могиле. Опускается тело усопшего, по афонскому обычаю, непосредственно в яму без гроба и засыпается землею. Чтобы череп не был раздавлен, голову покойника обкладывают камнями, которые ставятся в перпендикулярном положении. Это делается в тех видах, чтобы тело умершего было ближе к земле и скорее подверглось бы тлению, для чего в некоторых местах покойника даже обливают водою. Для о. Макария и в этом отношении было сделано некоторое отступление от общего обычая. Тело о. Макария было положено в наскоро сколоченный гроб особого устройства: бока, дно и крышка были сделаны не из целых досок, а из кусков их, наподобие рам, которые обтянули голубым коленкором. С этим гробом и опустили его тело в могилу, выкопанную внутри монастыря с правой стороны Пантелеимоновского собора, повыше могилы о. Иеронима.

317

Карульем называется скалистая северо-восточная часть Афона, выступающая в Эгейское море. Сюда удаляются на безмолвие и уединенную жизнь многие афонские анахореты и проводят здесь жизнь в суровом аскетизме. Они не строят себе домов или келлии, а живут в «вертепах и пропастях земных» в буквальном смысле. Пробраться к этим анахоретам нелегко и требуется много смелости и отваги. Обитатели Карулья выходят из своих пещер редко и по особо важным делам, причем выход на Гору и обратный спуск в пещеру они совершают при помощи каната, висящего над бездною, от одного взгляда на которую у непривычного человека кружится голова… Путешественнику по этим лестницам приходится нередко висеть над бездной, упираясь в выдолбленные в скале ямы. Карульские анахореты проводят время в исполнении монастырских канонов, в чтении Слова Божия и святоотеческой, по преимуществу аскетической литературы, а также в занятиях ремеслом: они делают четки, вытачивают изящно кресты и ложечки из масличного и каштанового дерева, вяжут половые щетки и т. п. Эти вещи сбываются ими или в монастыри для раздачи паломникам, или в монастырские лавки на Карее. На вырученные от продажи деньги покупают они одежду и самое необходимое для их несложного домашнего обихода. Пища их – весьма суровая. Черные сухари, размоченные в воде, вареная фасоль, перец, бами и колокитья и т. п. растительные вещества, с великим трудом и тщательным уходом выращенные ими на той же каменистой почве, для удобрения которой необходимо бывает натаскать сверху горы хорошей земли, – вот что составляет их постоянную пищу, изредка они лакомятся октаподами, актиньями, крабами, морскими ежами и подобными морскими обитателями, на охоту за которыми они выходят самолично, спускаясь к морю по канату. Мягкий хлеб и свежую рыбу иногда привозят им рыбаки, которые кладут все это в корзины, спущенные на веревках к морю. В эти же самые корзины по субботам полагается милостыня, которую имеют обыкновение раздавать некоторые афонские монастыри чрез особого, на это послушание назначенного монаха. Для исповеди и приобщения Св. Таин эти анахореты выходят по субботам из своих пещер и направляются в ближайшие скиты или келлии, имеющие храмы, и чаще всего к подобным же анахоретам, которым при помощи благодетелей, изредка посещающих эти опасные для жизни места, удалось выстроить маленькие церковки. Таким-то образом карульцы не выходят в «мир», что на их языке обозначает вообще Афонскую Гору и в частности городок его Карею, по несколько лет кряду.

318

См. ниже духовное завещание о. Макария.

319

Все слова, произнесенные о. Андреем у гроба почившего о. Макария, напечатаны в «Душеполезном Собеседнике». 1889 г. С. 233–239.

320

Кроме турецкого ордена, покойный о. Макарий за несколько месяцев до своей кончины получил, по представлению архиепископа Херсонского и Одесского Никанора, от русского правительства орден Анны 2-й степени, а раньше он имел наперсный крест из кабинета Его Величества с украшениями.

321

Душеполезный Собеседник 1892 г. Вып. IX. С. 268; Церковные Ведомости. 1892. № 32. С. 1119.

322

Издатели сочли необходимым напечатать указанную автобиографию в отдельном выпуске серии «Русский Афон». – Примеч. ред.

323

Канонизм этот хотя и выработан афонским протатом и утвержден турецким правительством, но почему-то потом не был принят на Афоне в действующую практику. Ныне действующий канонизм Святой Горы, за весьма немногими исключениями, сходен с настоящим, и поэтому читатели наши и по издаваемому, официально признанному канонизму могут хорошо ознакомиться с существующими порядками жизни святогорских монастырей. К сожалению, нам не известен греческий подлинник данного канонизма, а русский перевод его не всегда вразумителен и чист.

324

Ныне антипросопы заседают в киноте однажды в неделю по пятницам, а в важных случаях имеют и два заседания в неделю. Ввиду этого антипросопы афонских монастырей проживают постоянно в Карее в «конаках», построенных для них монастырями.

325

Перевод этого члена сделан неудобовразумительно.


Источник: Русские на Афоне : очерк жизни и деятельности игумена священноархимандрита Макария (Сушкина) / А. А. Дмитриевский. - Москва : Индрик, 2010. - 351 с. (Серия "Русский Афон"; Вып. 6). ISBN 978-5-91674-097-4

Комментарии для сайта Cackle