Маврикий, Фока и Ираклий. Призыв Славян за Дунай

Велика была гроза над Византией. Царство Сассанидов в Персии клонилось к упадку от бессвязности государственного состава из одичавших и полунезависимых народов, соединённых только внешними узами царской власти, и от внутренней слабости государственной религии, магизма, утратившего свою чистоту и принявшего в себя весь характер заклинательного кушитства. Христианство проникло далеко в древний Иран до самой Бактрии, её северо-восточной оконечности, где рассказы китайских путешественников указывают весьма ясно в IV веке на пасхальные обряды христиан⁷⁹; но древняя вера ещё не утратила своих поклонников. Они восстали мечом и муками против нового исповедания. Раздражение народного фанатизма возвратило временную силу умирающей религии и ослабшему государству. Знакомство с эллинским миром и занятые от него вещественные усовершенствования дали Персии новые силы для военной деятельности. Слабость Византии, сдавленной напором задунайских Славян, управляемой ничтожными государями и потрясённой религиозными спорами, позволила персидским царям воспользоваться счастливыми обстоятельствами для распространения и укрепления своей власти. Держава Сассанидов блеснула перед своим конечным падением славой, доселе не забытой на Востоке, и великими царями, которых имена гремят ещё в народных песнях племён заевфратских. Гунны-Эфталиты (очевидная смесь восточно-иранской стихии и тюркского наплыва), долго владевшие Персией или разорявшие её данями и набегами, были побеждены и почти уничтожены, предгорье кавказское было завоёвано или принято в союз, нашествия Тюрков отражены, Сирия и часть Малой Азии опустошены. В это время двинулись Авары через Дунай и дружно двинули с собою всю силу придунайских Славян. Войска императоров бежали, крепости были обойдены или взяты; поток дикарей затопил всю Мизию и Фракию, и стены Византии едва могли спасти её от аваро-славянской дружины. В это время голос народа возвёл на престол императора достойного и великого полководца. Государство погибало, области Азии были завоёваны или опустошены Персами; области европейские были в руках Славян и Аваров. Он купил золотом временный мир у северных неприятелей и обратил оружие против Персии. Побеждённые Персияне просили мира и возвратили отнятые области; покровительство Маврикия возвело на престол персидский законного наследника, изгнанного придворной крамолой. Император, усмирив Восток, ополчился против Аваров, нарушивших мирные договоры, и снова узнали дикари превосходство римского оружия при искусном вожде. Авары, побеждённые, бежали; Славяне бежали или покорились. Целость и честь империи были восстановлены, но ненадолго. Войско убило великого государя и возвело на престол человека свирепого, безрассудного и бездушного. Ужасны были бедствия государства от внешних врагов и от бесчеловечного императора; беспримерно унижение; гибель казалась неизбежной. Беззаконный и недостойный правитель, знавший про народный ропот и про ропот духовенства, искал опоры в благословении епископа римского, первого из западных епископов и тогда уже почти получившего значение главы всего западного духовенства. Признание первенства римского престола перед всеми другими, увеличение его прав духовных и утверждение за ним правительственных прав в римской области купили дружбу папы. Своекорыстная благодарность епископа освятила беззаконие императора⁸⁰; и до наших времён позорный столб в Риме напоминает о дарах императора Фоки и представляет торжественное свидетельство о наглом подкупе и о бесстыдной подкупности. Но ничто не спасло гнусного похитителя и убийцы. Возмутившийся Египет выслал ополчение под предводительством Ираклия, и победа вызвала на престол достойного владыку. Начала его царствования были несчастны. У него не было ни войска, ни казны, а ему предстояла борьба, с одной стороны, против Аваро-Славян в полном развитии их сил и под предводительством вождя замечательного по предприимчивости, мужеству и лукавству, с другой стороны – против величайшего изо всех государей династии Сассанидов, возведённого на престол Византией как будто на гибель Византии. Хозрой Парвиз завоевал Сирию, Египет и Малую Азию и обложил Константинополь с моря. Авары завоевали всю Мизию, Фракию и обложили Константинополь с сухого пути. Император, лишённый государства, отчаялся в спасении столицы; он хотел удалиться в Африку. Патриарх и народ остановили его, и мужество подданных нашло отголосок в душе правителя. Неутомимое постоянство, многолетняя беспрерывная война и ряд подвигов почти невероятных, в которых Ираклий показал не только искусство полководца, но и мужество единоборца, спасли Империю. Побеждённый Хозрой погиб, Персия была сокрушена, все утраченные области на востоке возвращены, Авары снова прогнаны за Дунай, нравственная сила государства выказалась в полном блеске. Таково было дело Ираклия. Но вещественные силы Империи были истощены. Восток опустел от грабительства Персов; европейские области опустели под бурей аварского нашествия. Мера, принятая Ираклием, удалила на многие века падение государства.

Он понял характер народов, окружающих византийские пределы; он видел, что, при набегах диких задунайцев, Авары и другие племена им подобные, германские (как Гепиды) и финно-турецкие (как Уйгуры) стремились только за грабежом и, отягчённые добычей, возвращались в свои пустыни до нового набега; а Славяне оставались охотно в обезлюдевших областях и, оседая как плодоносный ил после бурного наводнения, возвращали жизнь мёртвому краю. Остатки древних Эпиротов и, вероятно, обломки кельтских народов придунайских и альпийских, удаляясь перед новыми нашествиями, заключались в горах западной Греции и сохраняли там свою не смягчаемую дикость и свирепые нравы, переданные им своим потомкам, Албанцам. Славяне вливались мало-помалу в Империю мирными колониями, даже тогда, когда приходили как вооружённые завоеватели, обхватывали её сетью своих семейных общин и принимали в душу и жизнь начала просвещения и разумной законности. Ираклий постиг глубоко-человеческую и правдолюбивую природу Славянина и пригласил Славян прикарпатских в придунайскую область. Сербы и Хорваты явились на зов его и заняли часть древней Паннонии и Иллирии. Мало-помалу отделения их или Болгар, которые давно уже жили на нижнем Дунае, или новых пришельцев Болгар, основателей отдельного государства, проникли далее и далее на юг. Македония и Фессалия наполнились их колониями. Области, реки и урочища приняли славянские имена, города приняли славянское население. Наконец и древний Пелопонес сделался землёй славянской и принял новое имя земли морской или Мореи⁸¹. Но скоро и самые Славяне покорились высшему развитию Эллинов: они приняли от них веру, просвещение и язык. Эллада ожила новыми жителями; Авары были навсегда заключены в свою задунайскую область; северные границы Империи были навсегда спасены от гибельного напора дикарей, ибо позднейшая война с Болгарами была уже борьбой государства с государством и кончилась завоеванием духовным. Мысль Ираклия принесла богатые плоды: следы её никогда не изгладятся, и её великое значение ежедневно будет становиться яснее и яснее для просвещённого мира⁸².

Ираклий, как и многие другие из византийских императоров, не оценён европейскими историками. Запад, влюблённый в свою собственную славу, остаётся равнодушным к великим явлениям остального мира и особенно не благоволит к Византии и к Славянам, сохраняя бессознательно вражду, завещанную Германцами и католицизмом. Имя Ираклия и его подвиги для всякого беспристрастного судьи должны стоять, по крайней мере, наряду с Брюсом Шотландии, с основателем габсбургского дома и с Саксонцем, спасшим Германию от Венгров. Славяне, переселенцы в византийскую область, долго отстаивали её от врагов и в Европе и в Азии, куда они были, очевидно, приглашены, а не насильно приведены Константином Копронимом⁸³podpis. Они не спасли Византию, ибо ей до́лжно было и невозможно было переродиться; но они положили основание будущей истории юго-восточной Европы, истории, которой первая заря занялась только в наше время, а день впереди. Не до́лжно забывать, что самые так называемые Греки, недавно освободившиеся от ига турецкого, происходят по большей части от славянских предков и что в них, без сомнения, выразится общечеловеческое стремление племени славянского, облагороженное великою личностью Эллина, но исправляющее её гордую и излишнюю односторонность. Военные песни клефтов и арматолов представляют разумной критике свидетельство этого соединения двух начал в современном Греке. Их первообраз находится в русской песне, их изящно-поэтический очерк носит характер прекрасной Эллады. Пластическое совершенство подробностей (например, в споре Олимпа с Киссавом) завещано духом, создавшим Гомера и Пиндара; отрицательные формы сравнения, признание разумной жизни во всей природе и весь практически смысл принадлежат вполне и неотъемлемо славянской и по преимуществу русской песне. Если бы разыскания исторические и византийские летописи не доказывали с совершенной ясностью славянизации всей Эллады в VI, VII и VIII веках после Р.Х., то одни песни клефтов могли бы служить достаточным и более чем достаточным доказательством этого исторического факта. Прибавим ещё, что есть в песнях клефтских такие отрывки, которые не только созданы духом славянским, но должны считаться простым обломком старинных песен, предшествовавших эллинизации южных Славян в Морее и Фессалии. Так, например, конец песни, в которой клефт велит сказать своей жене, «что женился он на другой жене, на сырой земле» и т. д. Этим самым поручением и почти в тех же выражениях кончается известная русская песня. Итак, мы имеем не только свидетельство неоспоримое племенного тождества между теперешним Греком и Славянами, но ещё свидетельство древности некоторых русских песен, древности, восходящей ко времени, предшествующему славянской колонизации Эллады, т. е. по крайней мере, к podpisVpodpis столетию после Р.Х., а вероятно и далее. Такова важность клефтских песен в отношении историческом; но художнику и философу представляют они ещё для изучения чудный пример слияния двух народных личностей в одно органическое целое, сохранившее явные признаки своих коренных начал. Только ясное понимание таких явлений может объяснить и многие явления глубочайшей древности, например, образование наречия латинского и славянского с примесями италийскими и эллино-пелазгскими.