Волжская Болгария и Русь

Нет никакого сомнения, что принятие исламизма Болгарами должно было дать народу и сильнейшую деятельность, и большее стремление к завоеваниям, особенно при общем движении тюркских племён на запад; и действительно, заметны некоторые попытки Болгар на распространение области своей (например, при взятии Мурома)¹⁶⁰. Но эта деятельность была остановлена учреждением нового государства славянского, призванного к великим историческим судьбам. Учреждение этого государства или совокупление всех славянских семей от Балтики до Чёрного моря в один общественный союз под именем и предводительством князей из рода Руссов совпадает с обращением приволжской Болгарии к исламизму. Болгары встретили на западе противников, с которыми долго боролись, но которым они должны были окончательно уступить победу, и новорождённая Русь удержала в то время напор тюркских племён в Приволжье, точно также как и после удержала их напор с берегов Каспия и Чёрного моря (во время половецкого нашествия), как ещё позже она отстоялась от других тюркских семей (во время Татар) и как, наконец, почти в наше время уничтожила силу Турок, дома Османова.

Все эти происшествия, принадлежащие к ясно-исторической эпохе, объясняют нам другие происшествия ранней эпохи, именно нашествие мнимых Скифов (финно-турецких Сколотов) на землю действительных скифов (Сак-иефа или Сако-Гетов), т. е. Славян, временное владычество этих завоевателей и последовавшее их истребление или изгнание из великой славянской страны. Точно также объясняется и ещё древнейший прорыв западно-иранских Кимвров-иотунов с юга в область искони славянскую, и позднейший прорыв средне-иранских Сарматов (Алан-азов, у китайцев Алан-ми), помогавших сперва Славянам в изгнании Сколотов, потом первенствовавших в земле славянской и, наконец, изгнанных в свою очередь старожилами и новым приливом бактро-славянских племён, Гуннов приволжских и прикавказских Антов, Венедов и Северян, семей, удалившихся из своей восточной родины перед напором тюркских племён и перед грозой далёких восточных завоевателей Тунгузов, Сян-бийцев (мнимых Сабиров).

Соперничеством Болгар с новой Русью объясняется, иначе необъяснимое, прекращение торговых сношений между предгорьем гималайским и балтийским поморьем. В одно и то же время возникала в Болгарии новая деятельность, пробуждённая магометанством, а у соседних Славян – новая сила и новое властолюбие воинственного правительства, приводящее в единство разрозненные семьи придонских, приднепровских, приволжских и приволховских старожилов. Неизбежная вражда заменила прежние торговые и полудружеские сношения, наследство древнего мира, часто возмущаемое нашествиями с Востока, но всегда восстановлявшееся до тех пор силою привычек и предания в народах, ещё не подчинявшихся произволу и себялюбию государственного устройства. Торговля Приволжья с Персией, Бухарой и Индией не прерывалась; она вероятно ещё усилилась от единства религиозного; между тем все следы этой торговли исчезают в областях северо-западных, по берегам Волхова и Балтики. Очевидно, преграды возникли не на юге, а на севере Болгарии, т. е. на черте, где она встречалась с варяжской Русью. Нельзя предполагать в начале одиннадцатого столетия открытие какого-нибудь нового пути, перетянувшего к себе древнюю поволжскую торговлю. Киев, охваченный с востока Половцами и другими племенами воинственных дикарей, не мог подорвать новгородского торга; он и не представляет следов значительных сношений с областями закаспийскими. Персия и поморье Палестины точно так же не представляли никаких новых удобств в конце Х, в XI и XII столетиях. Напротив того, все эти страны, беспрестанно опустошаемые внутренними и свирепыми междоусобиями, опустошаемый ещё более диким своеволием крестоносцев, сделались менее, чем когда-либо, доступными мирной торговле. Итак, очевидно не внешние, но внутренние причины прекратили или, по крайней мере, значительно убавили торговые сношения Новгородской области с Востоком. Эти причины находятся без сомнения в новом и воинственном устройстве государства и в естественном неразумии властвовавших Варягов, учредивших пограничные заставы для временных и худо рассчитанных выгод. Ум и расчёт торговый уступили место насилию и дикости полувоенного государства.

Нет сомнения, что усиление торговли с Грецией через Киев могло также повредить торговле с Востоком через Болгарию; но оно не могло ни прекратить, ни даже значительно уменьшить её.

Древняя славянская подпочва приволжского населения была уже почти уничтожена многовековым преобладанием постоянно усиливавшихся Уйгуров. Новое вероисповедание (исламизм), не чуждое многих истинно человеческих начал, проникло во все слои общества, возвысило просвещение, умягчило взаимные отношения людей и тем самым, окончательно уничтожив все видимые признаки племенного различия между побеждёнными и победителями, слило их в одно целое, запечатлённое почти исключительно языковым и народным характером высшего уйгурского сословия.

Такова простая причина, почему наш Нестор уже решительно не мог признать ничего общего между своей славянской родиною и землёй приволжской¹⁶¹podpis. Какой русский не книжно-учёный угадает свою славянскую братию в жителях Ольденбурга – Старграда или Бранденбурга – Бранибора? Племенное начало славянское держалось долго против германского насилия в северо-восточной Германии. Этому доказательством служат песни и проповеди славянские, ещё понятные в том краю тому лет сто с небольшим. Немецкое просвещение в короткое время уничтожило преграду, сопротивлявшуюся многовековому угнетению диких рыцарей и их потомков. То же самое должно было происходить и на Приволжье, ибо магометанство, как известно, сливает в весьма скорое время побеждённых и победителей, если оно принято и теми и другими; а основание и сила позднейшего царства казанского доказывают, что почва, на которой оно было создано, была уже глубоко проникнута исламизмом. Впрочем, самоё начало уйгуро-болгарского царства было таково, что между властителями и народом не могло быть той жестокой вражды, какая была между Турками-Османлиями или Германцами и завоёванными ими народами. Тут было прямое насилие и завоевание, а на Приволжье более было тихого наплыва и медленного нагнёта, чем военного насилия.