Христианство в Англии

Саксы явились язычниками в земле христианской; но христианство в мире римского образования долго было почти бесплодным: об этом свидетельствуют все исторические данные, об этом свидетельствуют и все современные сказания (например, Сальвиан). Собственно провинция, т. е. земли, населённые романизованным сбродом людей, и города держалась какого-то христианства догматически чистого, но не проникнувшего нисколько в общественные нравы.

Римское полицейское просвещение было слишком грубо для духовного верования и нисколько не развило мысли и души человеческой.

Другое христианство было преобладающим в областях, населённых кельтским племенем, т. е. в горных округах Валлиса и Кумбрии. Соединённое с дикостью нравов, с буйством страстей, смешанное с сильными остатками, друидизма в символах и мифах, оно представляло характер тёмного, полуязыческого суеверия.

Это видно из легенд кельтских о святых, из современной поэзии бардов, из всех сказаний и преданий об Артуре и его сподвижниках. Западная Азия, её язычество и по преимуществу солнцепоклонство ещё слышны во всём. Многое напоминает Финикию вследствие общего религиозного настроения прикавказских Кельтов и Иверцев и полуиверской Финикией.

Между христианством романизованной провинции и христианством горных племён было такое же враждебное отношение, как и между образованием их и всем их бытом. Правда, что некоторое влияние римского четырёх векового владычества отозвалось и на горных дикарях, прямо ли или через посредство их единоплеменников горожан (так например, сильнейшие князьки добивались звания императорского); но эта ничтожная примесь не изменила ни языка, ни обычаев горцев, и гордый полуримлянин городов, слишком слабый, чтобы что-нибудь создать, слишком изнеженный, чтобы даже отстоять что-нибудь, смотрел на чистого Бритта, дикаря, ещё не утратившего сил своих, с чувством ненависти и презрения. В обеих стихиях верование христианское подверглось сильному искажению; но до́лжно сознаться, что оно было живее и плодотворнее у дикаря, чем у полупросвещённого его соотечественника. Не в школах Гильдасов и Ненниев вырастали Колумбы и Колумбаны, горячие проповедники слова, ревностные очистители обряда, блюстители учения, обличители пап, зажигатели церковного светильника у себя и в чужих землях. Не из городов, не из романизованной области выходили неутомимые апостолы, которые разносили семя духовного просвещения по тёмным пространствам средней Европы, в полу-кельтской Швейцарии, по германским низовьям Рейна, по лесистым горам земли байерской, тюрингской и франконской и даже по фризскому поморью, страдая сначала от языческого упорства, от страстей и от фанатической вражды народов, которых они стремились просветить, страдая впоследствии, может быть, ещё более от гонений и клеветы своих соперников, проповедников саксонских, подчинивших свою христианскую деятельность службе папскому престолу.

Разумеется, нет никакой причины обвинять Великого Григория в делах, совершённых или допущенных его миссионерами и их преемниками; но вражда двух церквей в Англии объясняет их позднейшую борьбу в Германии и уличает одностороннее направление, принятое уже в начале podpisVpodpisII века западной половиной христианского мира.

Мало гонений встретила евангельская проповедь в земле Англо-Саксов, и это замечание повторяется везде, где она не вмешивалась в дела политические, или где её не сопровождала вражда народная или гроза чужеземного ига. Одно только жестокое испытание и выдержала она, когда на неё ополчился свирепый старик Пенда, лицо поэтическое в своей дикости, действовавшее в тесном пространстве, но сосредоточивавшее в своей руке всю силу и в душе своей всю энергию великих вождей народного движения, сокрушившего грани обветшавшего Рима. К чести племени саксонского до́лжно, однако же, прибавить, что грозный старик не был безусловным или неразумным гонителем. В его бурной душе жило чувство правды, и он говорил: «Я убиваю не тех искренних людей, которые поклоняются Христу, но тех лжецов, которые проповедуют Христово учение, а живут в противность ему». Со смертью Пенды торжество Христианства было повсеместно, и оно принесло много прекрасных плодов.

Англо-саксы приняли проповедь Евангелия с глубоким и простодушным убеждением. Они не были, как многие другие германские дружины и по преимуществу Франки, поселившиеся на развалинах римского мира, вовлечены и, так сказать, соблазнены в Христианство. Строго проповедовалось оно им, строгим голосом говорило оно с ними. Без сомнения, оно не вполне овладело их душою, оно не заковало их диких страстей; но беспристрастная критика не может не отличить первой эпохи христианской в британских островах от соответствующих ей эпох в других странах Запада. Она представляет явление истинно утешительное. Между деяниями, обличающими ещё свирепость и некоторый разврат, слышится беспрестанно кроткий голос веры, искреннее покаяние очищает сердца грубых воителей, глубокое смирение сгибает гордую шею царей и ведёт их в монашескую келью или украшает их венец лучшим венцом добродетельного и праведного жития.

На это обстоятельство ещё слишком мало обратили внимание, а между тем оно во многом объясняет позднейшую историю Англии.

Мало-помалу самая вражда между проповедью римской и местным христианством стала угасать, точно также как и ненависть Сакса и Кельта, которую, как кажется, впоследствии возобновили Норманны. Хотя два духовных начала, встретившиеся на спорной почве, никогда не примирились вполне, но их взаимное действие друг на друга имело влияние благодетельное и во многом ослабило их односторонность. Кельтское христианство умягчилось; саксонское получило свободу. Для Рима нужно было впоследствии новое завоевание, которое совершено его оруженосцем Дунстаном; но свобода, едва подавленная, снова потребовала своих прав, и Вильгельм-Завоеватель бился под знаменем и с благословения папы. Но семя раз брошенное в землю, не пропало.

Эпоха саксонская вообще в высшей степени замечательна и резко отличается от всей истории остальной Европы. Земля, ими покорённая, получила в них народ, язык и начала разумной и человеческой жизни. Состав государственный был слаб, кажется, слабее, чем где-либо: так и должно было быть; ибо общество было основано не дружиной, а народной колонизацией (к которой конечно примешивалось немало и дружинного начала, но со значением второстепенным). Семи или восьмицарствие связывалось только по временам и то в весьма рыхлый союз, всегда готовый распасться. Власть временного главы, Бретвальда, была и незначительна, и почти всегда оспариваема; но учреждения народные были сильны. Виттена решал все важные вопросы, и мы видим, что от его благоусмотрения зависело почти всё, что касалось до внутренней жизни англо-сакского племени.

Так, например, мы находим, что самый религиозный вопрос при переходе в христианство решается в Виттенах во многих областях²⁴²podpis; и склонность самих жрецов к новой вере (явно засвидетельствованная писателями, которых риторические украшения не могут поколебать доверенности исторической критики к самой сущности их рассказов) показывает, что нравственное и духовное убеждение в народе могло управлять его действиями и делало достойным свободы.