Книга четвертая. О праздниках и погребении

Мы несколько отвлеклись, любезный Друг, от постепенного хода церковных служб и празднеств, последующих Пасхе, и как бы утомлен­ные семинедельным восходом на светлую верши­ну, господствующую над всеми горними торже­ствами Церкви, остановились, чтобы вкусить плоды крестного пути, в созерцании ее таинств: со столь высокой точки могли мы окинуть, радостным взором, и трудный восход наш и легкое уже шествие, за пределами воскресения Господня. Так, если только можно сравнивать небесное с земным, так усталому путнику, долго скитавшемуся по бесприютным горам, внезапно открываются, с их теме­ни, благословенные южные долины и, забывая все трудности пути, он жадно стремится в их рос­кошное лоно, на берега живых источников, под тень прохладных рощей.

Так и для нас, отрадно пролегает духовная стезя, на расстоянии восьми недель, от светлого праздника Пасхи до огненного сошествия Св. Духа на Апостолов, и еще далее до праздника всех Свя­тых, взошедших в радость Господа своего: в противоположность постной триоди, триодиею цветною назвала Церковь ликующее богослужение сего времени, в которое ликует с нею самая природа.

«Днесь весна душам, воспевает она, ибо Хри­стос, как солнце, воссиял из гроба, тридневен, и отогнал мрачную бурю нашего греха, и царица времен приносит дары свои светоносному дню, царю над всеми днями».

Та же глубокая мудрость, с какою расположены были все песни чтения и обряды, возбуждавшие нас к покаянию в течение великого поста, явствует и в цветной триоди, для уверения нашего в спасительном воскресении Христовом. В самое первое воскресение, после Пасхи, заботливая Цер­ковь напоминает нам о кратком неверии Апо­стола Фомы, послужившем, для всех веков, твердым основанием веры в Воскресшего, который, дав осязать себя сомневающемуся, исторг из уст его радостное: «Господь мой и Бог мой»!

«О преславное чудо! восклицают верные, Иоанн возлежал на персях Бога Слова, Фома же сподобился осязать Его ребра, и один извлек от­толе глубокое созерцание богословия, другой же тайно научает нас и ясно свидетельствует, о знамениях Христова возстания, взывая: «Господь мой и Бог мой»!

«Сколь велико и беспримерно множество щедрот Твоих, Человеколюбец, и сколь Ты долготерпел! – от иудеев заушаемый и от Апостола осязаемый, и много испытуемый отметающимися Тебя: как воплотился Ты? и как распялся без­грешный? – но вразуми и нас, подобно Фоме, взы­вать к Тебе: «Господь мой и Бог мой, слава Тебе».

На следующей неделе память погребателя Иосифа и Мироносиц, первых свидетельниц воскресения Христова, представляет взорам нашим, еще одна­жды, упраздненный гроб, а пред дверьми его, как бы для взаимного удостоверения, – того, кто привалил к ним камень, и жен, обретших оный уже отваленным на третий день, для кафедры благовестнику Ангелу. «Подобало, говорит синак­сарий сей недели, женскому полу, первее падшему под грех и наследовавшему клятву, первое уви­дать и воскресение Христово и прежде всех внять радостной вести; ибо первая Ева услышала горькое слово: в печалях родиши чада».

«Мужество благого их намерения победило не­мощь женской природы: они возлияли миро со сле­зами на гроб, и радостью исполнились уста их, воззвавшие: «воскрес Господь»! И в песнях прославляющих их подвиг, в течение всей недели, часто ликующие гимны сливаются с погребальными великой субботы, как отголосок божественной страсти, издаваемый гробовым утесом, вместе с обличениями на иудеев.

«Да рекут иудеи: как утратили воины стрегущие Царя? почто камень не сохранил в себе камня жизни? – или погребенного пусть возвратят, или воскресшему да поклонятся с нами».

За столь многими свидетельствами воскресения следует, на расстоянии недели, евангельская по­весть Иоанна, о расслабленном овчей купели, кото­рого исцелил Господь, во время празднеств Еврей­ской пятидесятницы, в день субботний, и тем воздвиг на себя негодование иудеев. Еще более воз­ревновали они, когда Мессия, укоряя их жестокосердие, указал им на Моисея и Пророков, о Нем свидетельствовавших, и уже явно обнару­жил Себя Сыном Божиим и равным Богу, дабы все чтили Сына, как чтут Отца. «Кто не чтит Сына, тот не чтит и Отца, Его пославшего», сказал Он, и сие столь ясное свидетельство о Боже­стве, исшедшее из уст Самого Господа, возгла­шается Церковью во услышание верных, как новое уверение небесной славы распятого и воскресшего, который Сам, подобно Отцу, воскрешает мертвых и совершает суд.

Трогательны стихиры, воспевающие немощь расслабленного и человеколюбие Христово: «разслабленный, как мертвец непогребенный, видев Тебя воскликнул: помилуй меня Господи, ибо одр мой был мне гробом, и человека не имею, да ввержет меня в возмущающиеся воды купели; Спа­ситель же, милосердуя ему, вещал: тебя ради Я в плоть облекся, тебя ради Я человек, и ты ли еще глаголешь: человека не имею! – но возьми одр твой и ходи».

Три были великие праздника у иудеев: Пасха, в память исхода их из Египта, Пятидесятница, воспоминавшая им закон данный Моисею на Си­нае, чрез пятьдесят дней после исхода, и нако­нец поставление кущей, под сень коих собира­лись они всенародно, каждое лето, в память соро­калетней бездомной жизни в пустыне. Воскресение Господа, бывшее на другой день пасхи Еврейской, и спустя пятьдесят дней сошествие Св. Духа на Апостолов, освятили, для новозаветной Церкви, оба празднества ветхого завета. Преполовение, то есть средний между ними день, пересекающий период на две половины, почитается также особенными молитвами и обрядами. Продолжающееся, от самой Пасхи, чтение Евангелиста Иоанна, представляет Иисуса, на половине праздника иудейского, вшедшего в храм и учащего: – того довольно было, чтобы день сей обратил на себя особенное внимание Церкви. Она вслушалась в слова Спасителя, возглашенные в святилище Иерусалимском: «аще кто жаждет да грядет ко Мне и пиет» и посему поет Ему в среду преполовения: «преполовившуся празднику, жаждущую мою душу благочестия напой водами, Христе Боже, источниче нашея жизни».

Отселе, в радостный день сей, который, по словам утреннего канона, с одной стороны оза­ряется божественною светлостью Пасхи, с другой же сияет благодатью Утешителя Духа, и своим обоюдным светом соединяет оба торжества, – бывает, после литургии, крестный ход на воды, дабы утолилась, освященными струями, благочести­вая жажда Христиан.

В два последующие воскресения предлагается Евангелие от Иоанна, о Самарянке, которой открыл себя Христос, обещая ей источник духов­ный, на веки утоляющий жажду, и о слепце, кото­рый всю свою жизнь помышляя единою ночью, воззвал к сыну Давида и прозрел, по глаголу Его, умывшись в купели Силоамской.

Исповедание веры его в божественного исце­лителя, посрамило кичливое неверие фарисеев. «Веруеши ли в Сына Божия»? спросил Иисус изгнанного из их сонма; «а кто он? Господи, простодушно отвечал прозревший, чтобы мне веро­вать в Него»! Иисус сказал ему: «и видел ты Его и Он говорит с тобою»: он же сказал: «верую Господи» и поклонился Ему. Подражая бла­женному верованию прозревшего слепца, воззовем и мы ко Христу Богу, мысленному солнцу правды, который прикосновением Своим просветил, внутренно и наружно, лишенного света от самого рож­дения, – да озарит Он и наши душевные очи и покажет нас сынами света, с верою к Нему вопиющими: «неизреченно Твое благоутробие, Человеколюбец, слава Тебе».

Чрез сорок дней после Пасхи, сообразно с временем самого события, празднуется славное воз­несение Христово одесную Отца, по крестным подвигам земной жизни. Таким образом, как предшествующие дни Его страданий, так и после­дующие светлому возстанию, верно и постепенно обозначены службами церковными, дабы не стерлась из памяти ни одна драгоценная минута сего крат­кого времени. – Подобно Апостолам, непрестанно ожидавшим утешительных явлений своего Учителя, в течении сорока дней, пока не вознесся видимо пред ними, стоит и Церковь, во все сии дни, как бы на духовной страже, и потом опять с учениками Господа, в псалмах и пениях духовных, ожидает еще десять дней обетованного Уте­шителя Духа. Тогда только цветная триодь, воздав последнюю хвалу Святым Божиим, уступает место обычному порядку служения.

Но накануне Вознесения, еще однажды, повторением всех пасхальных гимнов, заключается светлое торжество воскресения Христова, и сие отрад­ное повторение как бы утешает верных, провожающих на небеса своего Искупителя: за вечер­нею дня отдания праздника уже воспевается вознесение:

«Книги писаний божественных и книги премудрых богоглагольников явно прияли совершение, ибо Господь, по возстании своем, восходит славно на небеса и земля тайно ликует».

Какая торжественная картина развивается в сих песнях: «Господь возносится на небеса, да пошлет Утешителя миру, небеса приготовили престол ему, облака восхождение, Ангелы дивятся че­ловека зря превыше себя, Отец ждет того, кто вечно пребывает в Его недрах. Дух же Святый велит всем Ангелам Его: возвысьте врата верхи ваши и все народы восплещите руками, ибо Хри­стос возшел туда, где был прежде».

Все оставившие на земле земное и пепельное персти, призываются мысленно возвести горе взоры и чувства и, как бы на горе Масличной, взирать сквозь отверзшиеся врата небес, на облаконосимого Христа, раздающего Апостолам дары свои. И поистине, чистого созерцания, требуют выспренние песнопения торжественного дня сего, которые, уста­ми Св. Отцов, огласили Церковь подобно как огла­сились небеса хорами Ангелов, с трепетом воспевших неприступную славу возносящегося.

Замечательны пророчества Исаии и Захарии, читаемые накануне праздника: «рцыте дщери Сионовой, се Спаситель твой приходит, имея с Собою мзду, и дело Его пред лицем Его. Кто сей при­шедший от Эдома? багрянец Воссора на ризах Его. Сей красен в одежде Своей, вопиет с кре­постию великою: Я глаголю правду и суд спасения! Почто же багряны ризы Твои и одежды Твои, как бы от истоптания точила виноградного, исполнены крови истоптания? – Один я истоптал точило, и нет мне в помощь мужа между языками!.. Не ходатай, ни Ангел, но Сам Господь спас их, ибо любит и щадит, Сам избавил и восприял и вознес их во все дни века».

Захария же ясно возвещает: «се день грядет Господень и станут ноги Его, в день тот, на горе Елеонской, прямо Иерусалима, от восток солнца, и в день тот изыдет вода живая из Иерусалима, – и будет Господь Царь по всей земле; в день оный Господь будет един, имя его едино окружающее землю и пустыню».

Поскольку Церковь, в начальные столетия, име­ла правило, между днями Пасхи и Пятидесятницы, созывать Соборы, для утверждения веры и для устрой­ства дел своих, то она учредила праздновать в воскресный день, после Вознесения, память первого Вселенского Собора, трехсот восемнадцати Свя­тых Отцов в Никеи, которые засвидетельствова­ли грядущим векам Божество Иисуса Христа, бого­хульно отвергаемое нечестивым Арием.

Из семи Вселенских Соборов, утвердивших несомненно догматы Православия, всех торжествен­нее и священнее был сей первый Никейский, в 325 году. Его составляли Святители, еще украшен­ные тогда дарами Апостольскими и силою чудодей­ственною, Мученики и Исповедники веры Христо­вой, которые не только словом ее засвидетельствовали, но, по глаголу Апостола Павла, носили на теле своем язвы Господа Иисуса: ибо многие из них подверглись жесточайшим истязаниям, при последних гонениях на Христианство, и заседали, покрытые сединами, в бессмертном сонме своих сподвижников, как изувеченные воины Иисуса Христа. Император великий Константин, собрав­ший их со всех пределов своей обширной дер­жавы, сам благоговейно лобызал их священные раны и смиренно воссел, посреди Ангельского сонма пастырей, исполненных Духа Святого и язв Христовых.

Но хотя и созванные, из дальних и чуждых друг другу областей, все они, основываясь на сло­ве Божием и на преданиях Апостольских, про­изнесли единодушно Символ исповедания веры, ко­торый и доныне, как незыблемое ее основание, поется на каждой литургии. Посему Церковь, при­знательная к сим великим светильникам, ко­торые, напоив ее чистыми водами православного учения, сами наслаждаются вечною радостью на во­дах упокоения, ублажает их достойными хвалами:

«О божественный полк, тайну благочестия ясно предавший Церкви, благоглаголивые оруженосцы Го­спода, светлые звезды на мысленной тверди небе­сной, необоримые столпы таинственного Сиона, миром дышащие цветы рая, златые уста Слова, Никейская похвала и украшение вселенной! – прилежно молите о душах наших».

Накануне дня Сошествия Святого Духа, как накануне памяти страшного суда, пред великим постом, опять совершается память усопших, чтобы и они сподобились, чрез посредство молитвы, бла­годати готовой излиться на их живых собратий.

Наступил и великий день Пятидесятницы, бо­гословски празднуемый Церковью; ибо она прославляет сошествие Св. Духа, возвышенными гимнами Пресвятой Троицы, украшая именем Ее самое тор­жество первого дня: а в следующий воспевает, в подобных же песнях, благодатные дары, изли­ваемые Духом Святым на верующих.

Торжественным Его сошествием на Апостолов довершилось откровение миру трех лиц Божества. По сей причине и особенно, когда нечестивый Арий дерзнул нарушать древнее основание веры в Го­спода Иисуса, вопреки ясным словам Св. Писания, и когда вслед за ним другой богохульник Македоний начал отвергать Божество Духа Святого, – блюстители догматов православия, соборною анафемою, отлучив еретиков от общения Церкви, для ограждения верных от губительного учения, соеди­нили с Пятидесятницею торжество Св. Троицы. А величайший Богослов сего времени и последующих веков, утвердивших ему сие славное звание, Григорий, друг великого Василия и предместник Зла­тоуста на архипастырском престоле Царьграда, послужил органом Пресвятой Троицы, изложив, по мере сил человеческих, недоступную ее тайну верующим. Они же, в свою чреду, ему поют: «пастырская свирель твоего богословия риторов по­беди трубы, тебе бо глубины Духа изыскавшу, и красоты вещания приложишася от Бога».

Столь возвышены догматические слова св. Григория, что они обратились в ликующие гимны: «приидите людие Триипостасному Божеству покло­нимся: Сыну во Отце со Святым Духом; ибо Отец, прежде всех веков, родил Сына соприсносущного, и Дух Святый был во Отце с Сыном прославляемый, – едина сила, едино существо, едино Божество. Ему поклоняясь все глаголем: Святый Боже, все соделавший Сыном содействием Св. Духа; Святый Крепкий, коим мы познали Отца и Дух Святый пришел в мир; Святый безсмертный, утешительный Дух, от Отца исходящий и в Сыне почивающий, – Троица Святая, слава Тебе».

«Видехом свет истинный» поется также на вечерни праздника, и та же радостная песнь повто­ряется на каждой литургии, по явлении Св. даров, «прияхом Духа небесного, обретохом веру истин­ную, нераздельной Троице поклоняемся, Та бо нас спасла».

И отрадная молитва Утешителю, ежедневно и беспрерывно произносимая нами, есть один из гимнов торжества сего: «Царю небесный, утеши­телю, Душе истины, иже везде сый и вся испол­няяй, сокровище благих и жизни подателю, прииди и вселися в ны и очисти ны от всякия скверны и спаси, Блаже, души наша».

Тогда же читаются, на паремиях, пророчества Иоиля и Иезекииля, о грядущем излиянии Духа, столь светло совершившиеся в день сей, и из книги Чисел Моисеевой, о знаменательном ниспослании того же Духа Божия на семьдесят старцев Израильских. Господь, снисшедший в облаке пред скинию свидения, отняв от Духа сущего в Мои­сее, уделил им, и они стали прорекать посреди сонма в пустыне, как прорекли Апостолы в кон­цы вселенной, со дня сошествия на них огненных языков.

Таковы вдохновенный слова Иоиля, от лица Господа: «и будет по сих: излию от Духа Моего на всякую плоть, и прорекут сыны ваши и дщери ваши, и старцы ваши сония увидят, и юноши ваши видения узрят: ибо на рабов Моих и на ра­бынь Моих, в те дни, излию от Духа Моего и прорекут, и дам чудеса на небеси горе и знамения на земли низу, и всякий, кто призовет имя Го­сподне, спасется».

Таковы слова Иезекииля: «и дам вам сердце новое, глаголет Господь, Дух новый дам вам и отыму сердце каменное от плоти вашей, и дам вам сердце плотяное; Дух Мой дам в вас, и сотворю, да в оправданиях Моих ходите и судь­бы Мои сохраните и сотворите, и будете Мне в люди и Я буду вам в Бога».

Утренние гимны празднества сего не уступают вечерним; здесь Косма Маиумский, украсивший сво­ими творениями великие дни страстной седмицы, воспевает, в описательном каноне, благодатную силу Духа Святого, и состязается на стихирах с Григорием Богословом.

«Духа источник, пришед на землю, мысленно разделялся в огненные реки, орошая Апостолов, и был для них как облак, одождяющий пламенем и лиющий огонь просвещения; чрез них же и мы прияли благодать, огнем и водою: свет Уте­шителя просветил мир».

«О чада светообразныя Церкви, приимите реши­тельное очищение грехов и огнедышащую росу Духа, ибо ныне пришел закон от Сиона, в языках огнеобразных благодать Духа».

«Приидите и уже, не боясь огня, устрашавшего на неприступном Синае, станем на горе Сионской во граде живого Бога, ликуя с духоносными Его учениками».

«Дух Святый, богословствует Григорий, есть свет и жизнь и живой источник; дух прему­дрости, дух разума, благий, правый, умный, обла­дающий, очищающий грехи, Бог и боготворящий, огнь от огня происходящий, глаголющий, действую­щий, разделяющий дарования, коим все Пророки и божественные Апостолы с Мучениками венча­лись: – странное слышание! странное видение! огнь разделяется в подаяние дарований».

И пред чтением Евангелия, о первом свидании воскресшего Спасителя с учениками, оба лика попеременно воспевают избранные стихи псалмов, пророчески изобразивших благодатное явление Духа Божия по вселенной.

«Небеса поведают славу Божию», восклицает один, «Духом уст Его вся сила их», отвечает другой. – «Свидетельство Господне верно, умудряю­щее младенцев», кротко возглашает первый и гроз­но откликается второй: «земля потряслася, ибо не­беса канули от лица Бога Синаина». Вот и под­виги Апостолов, в устах псалмопевца: «во всю землю изыде вещание их и в концы вселенныя глаголы их; – послеши Духа Твоего и созиждутся и обновиши лице земли; Господь дает глагол благовествующим силою многою, Господь благосло­вит людей своих миром».

Подобно как Евреи, по собрании плодов сво­их, праздновали постановление кущей, и это было образом воскресения из мертвых, когда, по разрушении телесных наших сеней, мы вкусим плоды трудов своих в сенях небесных: так и в день Пятидесятницы, обычай народный, не без духовного побуждения, древесными ветвями, обращает все храмы и их преддверия и дома, в зеленые сени мимотекущего земного странствия, и рассыпает цветы на могилы.

Вслед за литургиею начинается торжественная вечерня, совершаемая в Иерусалиме на горе Сионской, над могилами отшедших братий. Пред концом ее Настоятель храма, преклонив колена вме­сте с народом, и обратясь к нему лицом, в дверях царских, читает во услышание всех, семь умилительных молитв, разделенных на три части, в честь каждого лица Святой Троицы, о грехах наших и о спасении, ожидаемом свыше по благодати Духа Святого, и наконец о братиях усопших, требующих наших поминовения. Сии вдохновенные молитвы, искони учрежденные свя­тым Василием Великим, исторгают невольные слезы, памятью грехов собственных и преставшихся душ, и трогательную картину представляет в сию минуту вся церковь, поверженная на колени, как бы в ожидании огненных языков, неви­димо сходящих на тайных угодников Божиих.

Наконец, спустя неделю, торжественно воспоминает Церковь весь лик своих Праведников, чтобы никто из числа их, таивший пред миром свои добродетели, не утаился от ее должного чествования, и чтобы явственнее показать обилие Духа Святого, излиявшееся на землю и вознесшее горе персть нашу, после Его видимого сошествия на Апостолов.

«Духовные витии, ученики Спасовы, верою сде­лавшись органами Духу, рассеялись в концы земли, православно сея честное проповедание, и от них прозябло, божественным земледелием и благода­тью, воинство Мучеников, которые, образуя страдания Господа своими многообразными ранами, с дерзновением молятся о душах».

Таким образом, весь Божественный Промысел о человеках, от начала грехопадения Адама и даже до воплощения Бога Слова, и возведения нас, Духом Святым, на небеса, – все сие заключают в себе обе Триоди, постная и цветная, для назидания и спасения нашего, столь великими воспоми­наниями благодеяний Божиих.

Ни одно событие Евангельское не празднует Церковь, с такою духовною радостью, после светлых дней Пасхи, как Рождество Спасителя, и ни к какому дню не собрано ею столько ликующих гимнов, единомысленных по предмету, разнообразных богатством созерцаний. Подражая пастырям Вифлеема, по зову Ангела приникшим к колы­бели Воплощенного, многие пастыри и витии цер­ковные воспели вокруг нее свои высокие гимны. Казалось, божественный Младенец в яслях до­ступнее был их священным восторгам, нежели мужественный Страдалец Голгофы и, сквозь дет­скую улыбку, менее ужасало Божество его, нежели сквозь кровавые капли пота. Устами их непрерывно достигла и до нас Ангельская песнь: «слава в вышних Богу и на земли мир, в человецех благоволение».

Но как всякое торжество Христианское требует и духовного приготовления, чтобы с чистым сердцем приступить к созерцанию таин Божиих, то и пред великим воспоминанием воплощения Бога Слова, нас ради приявшего зрак раба, учрежден сорокадневный пост, по подобию великой Четыредесятницы. В бдениях и молитвах должны мы смирять свою житейскую гордость, чтобы достиг­нуть духовной нищеты пастырей Вифлеемских, которые легко уверовали в спасительного Младен­ца, не потому только, что им отверзлось небо Ангельскими гимнами, но и потому, что их соб­ственное сердце уже готово было вместить небесные песни и, подобно убогим яслям, приять земное убожество небесного Владыки.

«Христос рождается! восклицает еще среди поста, на утреннем каноне, Григорий Богослов, – славьте: Христос, с небес – сретайте; Христос на земле – возноситеся»! и тот же певец заклю­чает свою дивную песнь: «Таинство странное вижу и преславное: небо – вертеп! престол Херувимский – Деву! ясли – вместилище, в коем возлежит неприступный Христос Бог».

Светлостью наступающего торжества озаряются предшествующее дни, озаряются и последующие, как будто бы звезда, руководившая Волхвов к колыбели, однажды и навсегда стала вверху, на тверди церковной: ибо, при кротком ее сиянии, совокупи­ла Церковь, вокруг величаемого ею Младенца, все божественное Его семейство и самых Праотцев. Так памяти Адама и Евы, искупленных от кля­твы Божественным семенем жены, которое, по глаголу Моисея, стерло главу искусителя змея, и памяти всех Богоотцев Христа по плоти, посвя­щены два предыдущие воскресения; а последующее празднует кроткого предка его Давида, и мнимого отца Иосифа и брата Иакова, первого Святителя Иерусалимского. Не забыты и невинные младенцы, избиенные жестоким Иродом, искавшим погибели во­площенного; на другой же день Рождества торже­ственно собирается вся Церковь воздать должные хвалы Пресвятой Деве Матери, послужившей орудием нашего спасения.

За пять дней до самого праздника уже начи­нается предпразднество. «Незаходимое солнце грядет воссиять из девственного облака и просветить всю подсолнечную, воспевают лики духовные. По­тщимся встретить Его, чистыми очами и чистыми деяниями, и приготовимся духом приять ныне грядущего к своим, чрез странное рождество, который, дабы возвести опять устранившихся от жизни Эдемской, человеколюбиво рождается в Вифлееме».

«Бог слово, носимый на раменах Херувимских, облекшись плотию, вселился в непорочную утробу и сделался человеком, и грядет на землю родиться от племени Иудова; святый вертеп укра­шается для Царя всех, как бы величайшая палата, и ясли, как престол огнезрачный, в коих полагает неописанного Младенца Дева Мария, в обновление создания».

«Готовься Вифлеем, откройтеся врата Эдема, красуйся дом Давида Ефрафа! се древо жизни про­цвело в вертепе от Девы, и утроба ее явилась для нас мысленным раем, с божественным насаждением; вкушая от него, мы не умрем по­добно Адаму, но живы будем: Христос рождается прежде падший восставить образ».

«Восприими, Вифлеем, Божию митрополию, ибо свет незаходимый в Тебе приходит родиться. Ангелы удивляйтесь на небесах, человеки воспой­те на земле, волхвы от Персиды преславные дары принесите, пастыри на свирелях трисвятую песнь сладко воспойте: всякое дыхание да хвалит Вседетеля».

Внимая столь возвышенным гимнам, кажется внемлешь небесным антифонам самих Ангелов, которые земля подслушала у неба и, устами пасты­рей, передала Церкви.

«Ангельские предыдите силы, приготовьте ясли в Вифлееме: Слово рождается, мудрость происхо­дит, приемлет целование Церковь».

«Горы да каплют сладость, се Бог приходит от юга; языки покоряйтесь, радуйтесь Пророки, Патриархи взыграйте, человеки восплещите руками: великий и крепкий Князь Христос рождается, Царь небес на землю приходит».

«Гряди, тяжкосердый Израиль, отвергни лежа­щий на сердце твоем облак, познай Создателя рождающегося в вертепе; Сей есть чаяние языков, Сей разрушит твои праздники, ибо ты не хочешь взывать Ему: Христос Царь Израилев»!

Последний день, пред праздником Рождества Христова, особенным образом, посвящен посту и молитве, и верные, памятуя звезду Волхвов, не разрешают поста до появления первой вечерней звезды, сретая ее на молитве, ибо в сей день поздняя литургия Василия Великого соединена с вечернею. И особенные часы, называемые царски­ми, составлены для сего дня, из псалмов и пророчеств и чтений новозаветных, подобно часам великого пятка; – ожидание Спасителя, в смиренном образе человечества, столь же торжественно для Церкви, как и последующие страдания Богочело­века. Императоры Византийские всегда присутство­вали в своих палатах, с великою пышностью, на сих часах, и отселе произошло название цар­ских и многолетие, возглашаемое по их окончании на вечерни.

Посреди храма совершается служение: первый Давид воспевает в псалмах грядущую славу своего Божественного Сына, красного добротою паче сынов человеческих: «престол Твой, Боже, в век века, восклицает он, возлюбил еси правду и возненавидел еси беззаконие; сего ради помазал Тя, Боже, Бог Твой, елеем радости паче при­частник Твоих».

И Пророк Михей вдохновенно обращается к Вифлеему: «тако глаголет Господь: и ты Вифлеем, дом Ефрафов, неужели ты мал, чтобы быть тебе между владыками Иудовыми? ибо из тебя изыдет Мне старейшина, которому быть Князем во Изра­иле; – происхождение же Его от начала дней века».

Тогда Апостол Павел, в своем послании к Евреям, описывает сие безначальное происхожде­ние Сына Божия, сияние славы Отчей и образ су­щества его; а Евангелист Матфей благовествует временное его рождение, от Духа Святого и Девы Марии, возвещенное Ангелом ее обручнику Иосифу.

Порядку первого часа следует третий, шестой и девятый: всегда начинает Давид и хвалы льются из уст его, от избытка отеческого сердца.

«Рече Господь Господеви моему: седи одесную Мене, дóндеже положу враги Твоя подножию ног Твоих. С Тобою начало в день силы Твоея, во светлостях святых Твоих; из чрева прежде ден­ницы родих Тя. Клятся Господь и не раскается: Ты Иерей во век, по чину Мелхиседеку».

Вслед за Давидом восстают опять Пророки, и сперва Иеремия указывает на Христа: «Сей Бог наш и не приложится к Нему иной: Он изобрел всякий путь мудрости и дал Иакову отроку своему и Израилю возлюбленному Им; потом же на земли явился и с человеками пожил. Сия книга повелений Божиих и закон сущий во веки: всем держащимся ее жизнь, а оставившие ее умрут: обратися Иаков и держись ее, пойди к сиянию прямо на свет ее: не давай иному славы твоей и полезных тебе языку чуждому. Блаженны мы, о Израиль, яко разумеем, что угодно Богу»!

Потом Исаия, как бы разгнув самое Евангелие, вещает: «и так внимайте дом Давидов: еще ли мало для вас труд давать человекам? и как даете труд Господу? сего ради Сам Господь дает вам знамение: се Дева во чреве приимет и родит сына и нарекут имя Ему Еммануил. – Отроча родися нам, сын и дадеся нам, Его же начальство бысть на раме Его, и нарицается имя Его: великого совета Ангел, чуден советник, Бог крепок, властитель, начальник мира, отец будущего века».

Тогда опять Апостол Павел, призывающий всех нас к свободной вере из под закона иудейского, чтобы нам быть сынами Божиими во Христе Иисусе, крестясь в Него и Им облекаясь, продол­жает свое возвышенное толкование к Евреям, о достоинстве единородного Сына Божия; а Евангели­сты, Лука и Матфей, постепенно описывают небесное призвание пастырей Вифлеемских к Его зем­ной колыбели, и поклонение Волхвов, притекших за звездою с Востока, и наконец гнев Ирода, избившего Вифлеемлян, и бегство божественного Младенца в Египет.

Пред закатом солнца начинается литургия с вечернею, и первые стихиры ее, двух Патриархов Германа и Анатолия, уже достаточны, чтобы возбу­дить все внимание верных к наступающему тор­жеству: «приидите возрадуемся Господу, возвещая настоящую тайну: средостение вражды разрушилось, пламенное оружие обратило тыл, и Херувим отступает от древа жизни, и я приобщаюся райской пищи Эдема, отколе был изгнан за преслушание; ибо неизменный образ Отца, образ Его вечного существа, зрак раба приемлет, рождаясь от не­прикосновенной Матери, но пременения не терпит: Бог истинный, Он остается каким был, и то, чем не был, на Себя приемлет, по человеколюбию сделавшись человеком; воззовем к Нему: Боже, родившийся от Девы, помилуй нас».

«Что тебе принесем, о Христе, за то, что ради нас ты на земле явился человеком? каждая из созданных Тобою тварей благодарение Тебе прино­сит: Ангелы пение, небеса звезду, волхвы дары, пастыри удивление, земля вертеп, пустыня ясли, мы же Матерь Деву; предвечный Боже, помилуй нас».

И вот, пред торжественным входом с Евангелием и тихою песнью «свете тихий», какую вер­ную обширную картину языческого мира, при появлении Христовом, развивает в песнях своих Церковь, и сия величественная песнь есть творение инокини, отшельницы Кассии.

«Августу, единоначальствующему на земле, пре­стало многоначалие человеков, и Тебе, вочеловечшемуся от чистой Девы, упразднилось многобожие идолов: под единым царством мирским были все грады, и в единое владычество Божества уве­ровали все языки; повелением Кесаревым была перепись народам: мы же, во имя Тебя, вочеловечшегося Бога нашего, вписались в число верных; велия Твоя милость, Господи, слава Тебе».

Тогда начинается возвышенный ряд паремий, числом до восьми, по подобию ветхозаветных чтений великой субботы. Здесь соединены все предзнаменования и пророчества, о рождестве Спасителя, но книгою Бытия, опять открывается чтение, чтобы в колыбели, как и на мертвенном одре, был познан тот же Спаситель.

Из книги Чисел Моисеевой избрана вторая паремия: Дух Божий нисшел на Валаама, призванного от Царя Моавитского, проклясть мимо идущих из Египта Израильтян, но Валаам бла­гословляет их: «сколь добры домы твои, Иаков, и шатры твои, Израиль! они подобны тенистым дубравам, садам на берегу рек, и как скиния, которую водрузил Господь, как кедры при водах; изыдет человек от семени его и обладает народами многими и возрастет царство его; Бог руководствовать будет его из Египта, как сла­ву единорога своего. Возлег и почил подобно льву и скимну, – кто возбудит его? благословляющие тебя благословенны, и проклинающие тебя прокляты; воссияет звезда от Иакова и восстанет человек от Израиля».

Прежнее пророчество Михея, о Вифлееме заключает первую статью паремии, после коей восставшие лики поют: «тайно родился Ты в вертепе, Спаситель, но небо всем проповедало Тебя, как бы устами, звезду предъявляя, и волхвов привело к Тебе, поклоняющихся верою, с ними же поми­луй нас».

Последние слова повторяются, как отголосок, на стихи красноречивого псалма, возглашаемого чтецом, о славе Сиона: «основания его на горах свя­тых; любит Господь врата Сиона, паче всех се­лений Иаковлих; преславная глаголашася о тебе, граде Божий! – мати Сион, речет человек, и че­ловек родися в нем, и той основа и вышний».

Следуют другие пророчества: «тако глаголет Господь, восклицает Исаия, изыдет жезл от кореня Иесеева, и цвет от корени его взыдет; и почиет на Нем Дух Божий, дух мудрости и разума, дух совета и крепости, дух ведения и благочестия, дух страха Божия исполнит Его; не по славе су­дит, ниже по глаголанию обличит, но судит пра­ведно смиренных суд и обличит правостию славныя земли, и поразит землю словом уст Своих и духом устен Своих убиет нечестивого. – Тогда будет пастись волк с агнцем и рысь почиет с козлищем, телец и лев и юнец вместе упа­сутся и отроча малое поведет их». Пророк, про­должая описывать всеобщий мир тварей на земле, когда вся земля исполнится познания Господа, го­ворит: «в тот день корень Иессеев восстанет вла­деть языками, на Него уповают языки и будет покой Его славен».

За прорицанием Иеремии, о явлении на земле Бога и о жизни Его между человеками, восстает Даниил и объясняет испуганному Царю Навухо­доносору страшный сон его: как разбился исполинский златоглавый истукан, среброкованный по персям, мышцам и рукам, медный чревом и бедрами, железный до колен и скудельный ногами, и как, невидимо отторженный от горы камень, разбивший его в прах, сам возрос в гору ве­ликую и исполнил всю землю. – «Восставит Бог небесное царство, которое во веки не истлеет и измождит все царства, как от горы отсеченный без рук камень, стер скудель, железо, медь, сребро и злато».

Лики же опять поют другой тропарь: «воссиял от Девы, Христе, разумное солнце правды, и звезда показала Тебя, невместимого, вмещающим­ся в вертепе; Ты наставил волхвов на поклонение Твое, с ними же Тебя величаем, Жизнодавче, слава Тебе».

И снова чтец пресекает их пение стихами псалма: «Господь воцарися, в лепоту облечеся», в коем вся природа, гласом стихий своих, как бы рукоплещет рождающемуся: «воздвигоша реки, Господи, воздвигоша реки, волны своя, от гласов вод многих; дивны высоты морские, дивен в высоких Господь! свидения Твоя уверишася зело; дому Твоему подобает святыня, Господи, в дол­готу дней».

Наконец повторяются еще раз два пророче­ства Исаии, слышанные на часах царских, о дивном отрочати и таинственном рождении Еммануила, и последнее заключается сими словами, которые обратились в торжественную песнь, на всенощной наступающего дня: «с нами Бог, разумейте языки и покоряйтеся, услышите даже до последних земли, яко с нами Бог».

По окончании литургии все Священнослужители, подобно пастырям, собравшимся из ночной своей долины, где пасли стада, возглашают при сиянии светильника, как бы звезды вечерней, пред цар­скими вратами: «рождество Твое, Христе Боже наш, возсия мирови свет разума: в нем бо звездам служащии звездою учахуся, Тебе кланятися солнцу правды и Тебя ведети с высоты востока, Господи слава Тебе».

«Дева днесь Пресущественного рождает и земля вертеп Неприступному приносит; Ангели с пастырьми славословят, волсви же со звездою путешествуют: нас бо ради родися, отроча младо превечный Бог».

Таково духовное приготовление, бывающее на­кануне великого дня Рождества Христова, дабы вер­ные, однажды проникнутые всею важностью события, могли достойно его встретить. Когда же оно слу­чается в субботу или воскресение, дни, собственно не посвященные постному бдению, тогда царские часы переносятся на предшествующую пятницу, а литургия, накануне праздника, совершается в обык­новенное время, к вечеру же остается вечерня с ее паремиями. Но великое повечерие и утреня празд­нества неизменны, и они изобилуют красотами витийственными, ибо два великие певца, Косма Маиумский и Иоанн Дамаскин, излили свое вдохновение в стихирах и канонах.

«Небо и земля днесь совокупились чрез рож­дество Христово, днесь Бог снисшел на землю и человек взошел на небо; днесь невидимый естеством, ради человека видим чувственно, и мы сла­вословия возопием Ему: слава в вышних Богу и на земли мир, дарованный Твоим пришествием, Спасе».

«Небо принесло Тебе Младенцу, лежащему в яслях, начаток языков, и звездою призванные волхвы ужаснулись, видя не скиптры и престолы, но крайнюю нищету, ибо что хуже вертепа, и что смиреннее пелен, в коих просияло богатство Твоего Божества? и вот дары, принесенные ими: злато, как Царю веков, и ливан, как Богу всех, и смирна бессмертному трехдневному мерт­вецу. Молитвенно послала их дщери Давидовой Вавилонская дщерь, повлекшая некогда в плен детей Сиона, и органы их, уклонившиеся тогда от песней плачевных, в земле чуждой, ныне разре­шаются мусикийскими звуками в Вифлееме, над колыбелью Христа».

Праздник Рождества Христова соединен, в Российской Церкви, с отечественным воспоминанием, о избавлении от Галлов и с ними двадесяти азыков, которые все сокрушились о крае­угольный камень святыни Московской, Кремль, и радостным трепетом бьется сердце, внимая, после торжественной литургии, благодарственной молитве, которую на коленах воссылают сыны России, за спасение их отчизны.

Спустя восемь дней, другое гражданское торже­ство новолетия и другие умилительные молитвы, о благословении наступающего года и провождении его в подвигах благочестия, к пользе и спасению души, соединены с церковным праздником обрезания Христова, которое не возгнушался приять Он, сходя к человеческому роду, восьмидневный по Матери, безначальный по Отцу. Трогательно на молеб­ствии Евангелие, в коем Сам Спаситель о Себе говорит: «Дух Господень на Мне, сего ради помаза Мя, благовестити нищим посла Мя, исцелити сокрушенные сердцем, проповедати плененным от­пущение и слепым прозрение, отпустити сокрушен­ные во отраду, проповедати лето Господне приятно».

Служба Василия Великого совершается в ново­летие, потому что память святого Иерарха совпадает в день сей: нежною любовью исполнена к нему Церковь, за его ревность о соблюдении чистоты в догматах, ибо никто, после великого Афанасия, Патриарха Александрийского, не подвизался столько против богохульных Ариан, как сей кроткий Святитель Кесарии Каппадокийской и верный друг его, Св. Григорий Богослов. Иоанн Златоуст был достойным преемником обоих вселенских учи­телей, а Богослова и на самом престоле Цареградском; посему, то в совокупности, то отдельно, достойными хвалами ублажаются сии три Иерарха: «органы Духа, трубы божественного грома, молнии проповедания, которые, прияв премудрость от Бога, как три Апостола, силою Духа, сделались рыба­рями в разуме, и утвердили догматы простой нашей веры».

На другой день нового года начинается предпразднество Крещения Господня, исполненное также красотою гимнов, подобно празднику Рождества. Сии два великие воспоминания соединены были не­когда, под общим именем Богоявления, ибо, как в лице Христовом явился Бог человекам, так, и при крещении Спасителя, обнаружилось видимо миру недоступное таинство Святой Троицы. Когда же богохульные ереси, Ария и Македония, начали восставать против догматов о Троице, тогда, для большего Ее прославления, Св. Отцы разделили оба празднества, чтобы воздать каждому достойную хвалу и, в день крещения Господа, примером Его, удоб­нее привлечь к святой купели тех, которые часто отлагали, до последнего часа, совершение спасительного таинства. Посему праздник назывался также днем просвещения или святых светов, и на литургии его поется, как в великую субботу, крещальный стих, «елицы во Христа крестистеся во Христа облекостеся»; а все гимны, стихиры и каноны, говорят о Иордане, живо представляя его взорам и сзывая к берегам его: ибо на них процвета­ли певцы духовные, Иоанн и Косма, отшельники плачевной юдоли.

«Светел мимошедший праздник, еще светлее приходящий: – тот имел благовестником Ангела, а сей предуготовителем Предтечу, тогда, при излиянии крови избиваемых младенцев, как безчадный рыдал Вифлеем, ныне же, чрез благословение вод, многочадною делается купель: тогда звезда возвестила Тебя волхвам, ныне же Отец показал Тебя миру».

«Иордан река исполнись веселия, земля и море, горы и холмы, и человеческие ныне играйте сердца, принимая мысленный свет».

«Но как приимут Тебя, Господи, реку мира и источник жизни, струи речные? – нагим восхо­дишь Ты из вод, облагавший облаками небо, и, обнажив всякую злобу вражию, нетлением одеваешь земнородных».

«Ангельские предыдите силы, от Вифлеема к струям Иорданским, гряди Иоанн, оставь пусты­ню; радуйся река и уготовься, вся же земля да радуется: Христос грядет очистить грехи Адама».

И вот уже на зов предстал Креститель: «чистая ласточка, предвозвещающая мысленную вес­ну, сущим в зиме греховной и терпящим мрач­ную бурю страстей».

Приходит к реке и Господь, «исполнен вод тайных, как река мира, прося креститься от малыя капли».

Тогда начинается таинственное прение Христа и Предтечи, и Иордан подымает глас свой: «Приидите все верные, оставив Иудейскую страну, прейдем пустыню Иорданскую; там узрим явившегося ради нас Господа, просящего крещения в струях Иорданских, и Крестителя, отрицающего со стра­хом: не смею коснуться бренною дланию огня! Иордан и море бежали Тебя, Спаситель, а я как положу руку на главу Твою, которой трепещут Серафимы? бежал Иордан, когда погрузил в него Елисей мантию Илии, и как не скрылся ныне в пропасти земныя, увидев Тебя нагим в сво­их струях? – Что медлишь, Креститель, крестить Господа моего? вопиет Иордан Предтече, что возбра­няешь очищение многих? всю тварь освятил Господь, дай освятить и водную стихию, ибо на сие Он явился».

В песнях же ответствует Спаситель Иоанну: «да исполнится Отчее благоволение! Я пришел на землю одевшись нищетою; небо Мне престол, земля же подножие, но тебе преклоняю выю: крести Меня, очищающего в Себе согрешения человеков».

Столь величественную картину представляет Церковь, в своих гимнах, еще до пришествия спасительного дня крещения; предшествующий ему провождается в посте и молитве, на память кре­щения Иоаннова, которое ознаменовано вечерним освящением вод, после царских часов и позд­ней литургии Св. Василия.

Из псалмов, выражающих стремление души к Богу, как оленя на источники водные, и из пророчеств Исаии, зовущего на сии живые струи, из деяний и посланий Апостольских, объясняющих тайну крещения, и наконец, из Евангель­ского описания самого крещения, сперва Иоаннова, а потом Христова, составлены Царские часы.

Как лучи заходящего солнца, в более ярком и привлекательном свете, живописуют нам вече­реющую природу, располагая к ней мысли и взо­ры: так и Церковь уловляет минуты сердечного внимания, на исходе дня, развивая вечерний ряд своих возвышенных созерцаний. Она выставляет, одну вслед за другою, ветхозаветные картины спа­сительного очищения, дабы приготовить нас к таинству крещения, и на всех картинах знамена­тельно струится Иордан, тихо плещущий в библейские берега свои, доколе не втекает в Евангельскую повесть. Пением тропарей и псалмов раз­делены на три части сии тринадцать паремий.

Опять в начале их сотворение неба и земли, и тьма над бездною, и Дух Божий, носящийся над водами освящая живительное естество их. Потом первое знамение крещения: Израиль, проходящий сквозь Чермное море, бурно раздвигнутое жезлом Моисея, и в пустыне Сур превращение им горькой воды Мерры в сладкую, чрез вложение таинственного древа, и ополчение Израиля при две­надцати источниках, под тенью семидесяти пальм Элима, воспоминающих число Апостолов и учеников Христовых.

После Моисея является Иисус; он должен ввести Израильтян в землю обетованную, чрез расступившийся Иордан, по руслу коего проходят священники с кивотом, а за ними весь народ. – Опять разделяется Иордан, по гласу Илии, но прошедший его Пророк уже не странствует земным путем; он возносится на огненной колеснице, оставив мантию свою Елисею, который, именем Бога Илиина и ударением мантии его по водам, еще однажды разделяет их и преходит сухо. В них посылает он погрузиться, семь раз, Князя Сирийского Неемана, дабы очистить его от проказы, и сперва сомневается Нееман, сравнивая мутные воды Иордана с чистыми струями Дамасских рек, Аваны и Фарфара, но, исполнив волю Пророка, исцелен восходит.

Еще одна патриархальная картина из книг Моисеевых: свидание двух братьев на берегах Иордана, пастыря Иакова и воина Исава. Трепещет Иаков гневного брата и разделяет семью и стада на два полка, дабы спасся хотя один, если погиб­нет другой; сам же благодаря Бога отцов своих, за все блага земные на него излившиеся, смиренно воспоминает, что некогда, с одним только посохом, перешел он Иордан. Вот и сам бытописатель, младенцем, плавает в колыбели по водам Нила: приходит купаться дщерь Фараонова, спасает младенца и дает ему имя Моисея, ибо взят от воды.

Потом предлагается, из книги Судей, таин­ственное знамение, дважды данное Богом, по моли­тве вождя Израильского Гедеона, во свидетельство спасения народа: то роса небесная сходит на одно лишь руно Гедеоново и вокруг него сухою остает­ся земля; то, в течении целой ночи, роса по всей земле и сухо одно таинственное руно. Пророки Илия и Елисей снова являются и совершают чудеса над водою; первый, ревнуя по Боге Израилевом про­тив идолов Ваала, воздвигает, в виду ослепленного народа, жертвенник Богу живому и трижды оросив, обильными потоками вод, его камни и рвы, молитвою сводит небесный огнь на жертву и обращает народ к истинному Богу: другой же, по просьбе жителей Иерихона, солью исцеляет губительные воды градского источника.

Наконец Исаия заключает паремии, пророчеством о Спасителе, данном в день спасения, в завет языкам, чтобы устроить землю и наследо­вать пустыню, чтобы разрешить, просветить и уто­лить жаждущих, созвать к Себе от всех концов земли: «да веселятся небеса и радуется земля, да откликнут горы веселие и холмы правду, ибо помиловал Господь людей своих и утешил смиренных. Сион говорит: оставил меня Господь, Бог забыл меня! – но забудет ли мать своего младенца и не помилует ли изчадия чрева своего? если же и она забудет, Я не забуду тебя, глаголет Господь».

По совершении литургии Священнослужители идут, со крестами, в притвор храма, к обшир­ной купели, знаменующей место крещения Иоаннова на Иордане, близ Вифавара; оба лика, предшествуя им, поют: «глас Господень на водах вопиет, глаголя: приидите, приимите все духа премудрости, духа разума, духа страха Божия, явившегося Христа».

Ветхозаветный Исаия знаменует, тремя проро­чествами, сие крещение Иоанна, ставшего на грани обоих заветов, и возвещает благодетельные его действия: «так глаголет Господь: да возвеселится пустыня жаждущая и да возрадуется пустыня и процветет подобно лилии, и возрадуются пустынные брега Иордановы, и слава Ливанова дана им будет, и честь Кармила, и люди мои узрят славу Господню и высоту Божию. Укрепитесь руки расслабленные, и коле­на расслабленные, утешьтесь и скажите малодушным мыслью: укрепитесь и не бойтесь, се Бог наш суд воздаст, Он придет и спасет нас; тогда отвер­зутся очи слепых и уши глухих услышат, тогда, как олень вскочит хромый и ясен будет гла­гол косноязычных, ибо проразилась вода в пу­стыне и потоки в земле жаждущей. – Жаждущие на воду идите и не имеющие сребра, шедше купите и, без сребра и цены, пейте вино и ядите тук. Се языки, которые Тебя не ведали, призовут Тебя и люди, которые не познали Тебя, к Тебе прибег­нут, ради Господа Твоего и Святого Израилева, ибо я прославил Тебя. Взыщите Господа и когда обрящете Его, призовите; когда же приближится к вам, то да оставит нечестивый путь свой и муж без­законный советы свои, и обратитесь к Господу Богу вашему, и помилованы будете и по многу оставит грехи ваши. Ибо советы Мои не суть подобны советам вашим, и пути Моя не как пути ваши, глаголет Господь; но как отстоит небо от земли, так отстоит путь Мой от путей ваших и размышления ваши от мысли Моей; ибо, как сходящий с небес, дождь или снег, не престает доколе не утолит землю, и она родит и прозябнет, и даст семя сеющему и хлеб в пищу; так будет и глагол Мой, который, если изыдет из уст Моих, не обратится ко Мне тощ, доколе не скончает все, что Я восхотел».

После чтения Апостола Павла, о таинственном крещении иудеев, во имя Моисея, среди облака и моря, и о духовной их пище в пустыне и питии от духовного камня, который был грядущий Хри­стос, благовествуется Евангелие от Марка, о кре­щении Господа.

Тогда начинают молитвы над купелью, об освящении вод и даровании им благодати Иорда­новой, наитием Св. Духа, и о спасительном их влиянии на души наши. Пространное молитвословие Священника подобно тому, которое произносится им пред совершением таинства крещения, а при погружении животворящего креста воспевается уже тропарь наступающего праздника, изображающий явление Св. Троицы: «во Иордане крещающуся Тебе, Господи, Троическое явися поклонение: Родителев бо глас свидетельствоваше Тебе, возлюбленного Тя Сына именуя, и Дух, в виде голубине, извествоваше словесе утверждение: явлейся, Христе Боже, и мир просвещей, слава Тебе».

Сие вечернее подобие крещения Иоаннова, предуготовительно совершаемое к назиданию верных, в каждой церкви накануне праздника, обращается в самый день его, после торжественной литургии, в ликующее воспоминание благодатного крещения Спасителева. Уже не одни Пресвитеры, в малом кругу своих прихожан, но все градское духовен­ство, пред лицом Архипастыря, шествует с кре­стами и хоругвями, при пении радостных гимнов, к берегу реки на устроенный Иордан, и, с теми же молитвами и обрядами, освящает водные стихии.

Нам же, благоговейно предстоящим, мыслен­но изображается Спаситель, который облекаясь све­том как ризою, одевается для нас в струи Иорданские и, восходя от воды, совозводит с собою очищенный им мир, отверзает заключенные Ада­му небеса, и приемлет служителями своего таин­ства: от Ангелов Гавриила, от человеков Деву и Предтечу, от небес звезду и от вод Иордан.

В течении сих писем, я уже говорил тебе, любезный друг, о некоторых праздниках, воспоминающих евангельские события, из земной жизни Господа и Его Пречистой Матери. Ты уже видел его убогое рождение в вертепе, и таинственное крещение в Иордане, и торжественный вход в Иерусалим пред началом страданий. Светлое воскресение Богочеловека, как празднество из празднеств, своею необъятностью, выходит из ряда их, но к ним причислены славное его вознесение и уте­шительное послание Духа Святого на Апостолов в день пятидесятницы. Тебе остается еще созерцать славу Его преображения на Фаворе, и сретить Его младенцем, вместе с Симеоном в храме, и внять благовестию Ангела Пречистой Деве, о Его рожде­нии. С благоговейною мыслью обратишься ты и к Ее рождеству, и таинственному введению в храм Соломонов, в знак предобручения Божеству, и земному ее успению для пробуждения на небесах. Наконец всемирное воздвижение креста Господня за­ключит тебе сей ряд возвышенных торжеств, дабы и ты, по словам Апостола Павла, хвалился только крестом Господа Иисуса.

Таковы сии двенадцать великих праздников; есть еще и другие дни менее торжественные, но столь же священные, в которые совершается: память рождения Предтечи, величайшего из всех рожденных женами, по словам Христовым, и усекновения главы его за проповедание истины; память верховных Апостолов Петра и Павла, и Иоанна друга Христова, и Андрея просветителя России, и других Апостолов, Великомучеников, Иерархов, каковы три Святителя: Василий, Богослов и Златоуст, и наши отечественные святые угодники.

Все сии воспоминания, наполняя круг Христианского года, молитвенно связывают между собою землю и небо, и отражают его в душе нашей, как бы в чистых струях тихого Галилейского моря, призывая и ныне, по примеру Апостолов, духовных рыбарей к созерцанию таинственной ловли Христовой; ибо весь круг церковный ничто иное, как спасительная мрежа, извлекающая нас из бездны житейского.

Краткий объем писем не позволяет мне раз­вить, пред твоими глазами, всю церковную цепь торжеств, и может быть ты утомился, читая по­степенно в мертвом рассказе то, чему ты живо можешь внимать в святыне храмов, на общей мо­литве; но коснувшись однажды двенадцати главных праздников, я хочу хотя вкратце о них сказать, и начну с тех двух, которые, являясь большею частью, около начала и конца триоди постной, соеди­няют память о Христе с памятью о Его святой Матери: я разумею здесь сретение и благовещение.

Все верные, подобно старцу Симеону, должны приготовить мысленно руки к прятию Творца веков, младенчески грядущего в храм, на объятиях благодатной Своей Матери.

Чтение трех паремий на всенощной, изобра­жает сперва предзнаменовательную заповедь, дан­ную Израилю и исполненную над Христом: по­свящать Господу, на память избавления из Египта, всякого первородного мужеского пола, в сороковой день от его рождения. Потом предлагается дивное видение, Исаиею, Господа славы, в преддверии потрясенного храма, в противоположность смиренного Его сошествия в образе младенческом, и наконец, пророчество о сокрушении, сим божественным Младенцем, идолов Египетских, ибо везде знаменует Египет, в писаниях, тьму греховную.

«Ветхий днями, который древле дал, под мраком Синая, закон Моисею, ныне видится младенцем, воспевают лики, и по закону, как закона творец, закон исполняет, приносится в храм и старцу дается радостно вопиющему: ныне отпущаеши, Владыко, раба Твоего, по глаголу Твоему, с миром, ибо видели очи мои спасение Твое, ко­торое Ты приготовил пред лицом всех людей, свет во откровение языков и славу людей Твоих Израиля».

«Ветхий днями, ради нас, младенчествует с пло­тию, носимый на Херувимах и певаемый от Серафимов, ныне как на престоле сидит на старческих руках, и приемлет в дар от Иосифа два голубя, – пречистую Церковь и новоизбранных язычников».

«Сион укрась храм твой и подыми Царя Хри­ста, целуй Марию небесную дверь; облак света есть Дева, носящая рожденного прежде денницы, кото­рого Симеон, взяв от нее, проповедает Влады­кою жизни и смерти и Спасом мира».

И вот что, в сих сладостных песнях, не­винно говорит кроткий младенец: «не старец Меня держит, но Я держу его, ибо он у меня отпущения просит».

Предпразднество благовещения и самый празд­ник, исполнены еще глубочайших созерцаний, ибо тогда открывается таинство, сокрытое от начала веков, и Сын Божий делается сыном человеческим, чтобы, восприяв от нас худшее, подать нам лучшее.

«Древле обольстился Адам, желая быть Богом, и не был; Бог же сделался человеком, чтобы обоготворить Адама. Тайну сию, искони неведомую самим Ангелам, возвещает ныне Архангел Гавриил единой нетленной и доброй голубице, воззванию рода нашего, дабы, чрез слово, она прияла в лоно свое Бога Слово».

«Земля же, печально возрастившая терния стра­стей, призывается к веселию, ибо приходит земледелец бессмертный, чтобы снять с нее клятву».

Пять паремий знаменуют нам на вечерне, вет­хозаветными образами, спасительное воплощение; Иаков древний труженик, видит на пути своего странствия, во время сна, таинственную лестницу, утвержденную от земли на небо, и Ангелов по ней сходящих и восходящих, Господа же на верху ее, обещающего ему великое племя и благословение всей земле, ради его семени. А Моисей, в пусты­не Хорива, пася стада свои, с ужасом видит ку­пину, неопалимо горящую огнем, и слышит из нее глас Божий, посылающий его в Египет, дабы он извел оттуда Израильтян в землю обетован­ную. И Пророк Иезекииль, обращенный Господом Адонаи на путь внешних врат храма Соломонова, зрящих на восток и затворенных, внемлет, что сквозь сия врата пройдет Господь Бог Израилев и они останутся заключенными.

Тогда Соломон возвещает сперва о премудро­сти, которая создала себе дом и утвердила столпов седмь, а потом о безначальном бытии ее у Бога, прежде всех дней века, когда, подобная Бо­жеству, вечно радовалась она пред лицом Его и о ней радовался Бог.

Отселе, и в песнях благовещения и в акафисте Пресвятой Деве, когда Архангел Гавриил открывает Ей совет превечный, он приветствует Ее подобиями ветхозаветными: «радуйся земля ненасеянная, купина неопалимая, глубина неудобозримая, мост возводящий к небесам и лествица, ко­торую видел Иаков».

«О чудо, восклицает восторженная Церковь, Бог в человеках! невместимый в ложеснах! бездетный во времени! и о, какая тайна! безсеменно его зачатие и невыразимо уничижение»!

Внесение кивота заветного в пустынную скинию, созданную Моисеем, которую внезапно осенил облак и исполнила слава Господня, и внесе­ние того же кивота в великолепный, Соломоном созданный храм, который также исполнился облаком и нестерпимою для самих Левитов славою Господа, предобразуют таинственное вшествие мла­денческой Девы в храм сей. Там, подобно свя­щенному кивоту, готовясь вместить в себя Госпо­да, провела Она, по преданиям Апостольским, пер­вые годы своего отрочества, а верные празднуют сие введение Божией Матери, начиная уже от того дня гимны о рождестве Ее божественного Сына.

С такой возвышенной точки созерцает Цер­ковь, в своих песнопениях и празднествах, сию божественную Деву, живой храм необъятного Бога, и движимая тем же чувством благоговения, прежде, нежели приступить к торжеству успения, давшего Ей сан заступницы на небесах, она положила двух­недельный, приготовительный пост. Подобно сему, и пред днем мученической смерти верховных Апостолов Петра и Павла, учрежден пост, начинающийся после недели всех Святых, ибо по словам писания, Апостолы и Божия Матерь, пре­бывали в пощении и молитве: а верные должны подражать им, хотя в течении немногих дней, посвященных их памяти. Таким образом, че­тыре поста христианского лета, встречаясь с че­тырьмя временами года, уделяют, как бы деся­тину каждого из них, на благую жертву Господа, содержащего времена и лета.

В день Всемилостивого Спаса, начинается Успенский пост, и на память двойной победы, единовре­менно, в двух отдаленных краях одержанной Царем Греческим Мануилом над Сарацинами и Князем Андреем Боголюбским над Болгарами, совершается крестный ход на воды, ибо знамение животворящего креста, носимо было пред воинствами обоих Государей. На половине поста дру­гое важнейшее торжество преображения Господа, слу­жит предзнаменованием второго славного прише­ствия Сына человеческого, на облаках небесных, для страшного суда мира, и таким образом дополняет евангельскую повесть о искуплении нашем.

Мы же должны иметь сердце очищенное от страстей, как превысокую гору, отколе бы созер­цать нам преображение Христово, просвещающее душу, тогда можем взойти на гору Господню, в дом Бога нашего, чтобы видеть славу Его, как единородного от Отца, и прияв от света свет, возвышенным духом воспеть единосущную Троицу. Так гласят гимны: «ты преобразился на горе, Христе Боже, показав ученикам славу Твою, сколько возмогли ее вместить; да воссияет и нам грешным свет Твой всегда пребывающий, о Светодавец».

Присутствие на Фаворе двух Боговидцев: ветхого законодателя Моисея и Илии, на огненной ко­леснице взятого на небо, таинственно разгадано Церковью: ибо, в лице их, Закон и Пророки служат Творцу и исполнению закона, Христу Богу, который древле, когда давал закон Моисею, явился ему на горе Синайской во мраке; ныне же на Фа­воре, является в неприступном свете, изменив мрак законный в светлый облак преображения. Они раболепно предстоят Тому, кто некогда беседовал к ним, в пламени бурном и во гласе тишины тонкой, и возвещают о крестных Его подвигах, дабы Апостолы, после славы Фаворской, могли перенести зрелище вольного Его распятия, и проповедать миру Отчее сияние в Сыне.

«Как владеющему небом и господствующему над землею и имеющему власть над преисподни­ми, предстали Тебе, о Христе, на Фаворе, от зе­мли Апостолы, с неба же Фесвитянин Илия, и от мертвых Моисей».

Накануне праздника предлагаются три паремии, описывающие ветхозаветное созерцание Господа сла­вы, на Синае и на Хориве. По гласу Господа Мо­исей возшел на гору, и облак покрыл гору, и сошла слава Божия на гору Синайскую, и покрывал ее облак шесть дней, а на седьмой призвал Господь Моисея из среды облака; видение же сла­вы Господней, как огнь палящий на верху горы, прямо сынов Израилевых; и вступил Моисей внутрь облака и был там на горе сорок дней и сорок ночей. – В другое время дерзновенно молит Моисей Господа показать ему славу Свою, Господь же ответствует: «не можешь узреть лица Моего, ибо человек, узревши лице Мое, не останется в живых; но се место у Меня, и станешь на камне, доколе не прейдет слава Моя, и положу тебя в расселине камня и покрою рукою Моею, доколе не мимо иду, и отыму руку Мою и в тыл Меня узришь, лице же Мое не явится тебе».

А на Фаворе созерцает Моисей, уже лицом к лицу, неприступного Господа, хотя и в прославленном виде, одеянного светом как ризою, но умеряющего славу Свою кротким образом человеческим, который один только мог сделать Бога доступным для смертных; вместе с трепе­щущими Апостолами и он слышит божественный голос, из осенившего облака: «Сей есть Сын Мой возлюбленный, о Нем же благоволих, Того послушайте».

Внемлет ему и Илия, который слышал глас Божий на Хориве, когда повелел ему Ангел выйти из пещеры и стать на горе пред Господом, предварив его: «се Господь мимо идет, и буря вели­кая и крепкая, разоряющая горы и сокрушающая камни пред Господом, но не в буре Господь; и по буре сотрясение, и не в сотрясении Господь: и по сотрясении огнь, и не в огне Господь; и по огне глас тишины тонкой – и там Господь».

После славы преображения, которое утешает нас мыслию о грядущем прославлении собственных телес наших, в день общего воскресения, праздник Успения представляет нам другое небесное уверение сего радостного ожидания, ибо, по преданиям церковным, пречистое тело Божией Матери восхи­щено было на небеса, на третий день ее погребения в Гефсиманском вертепе. Патриарх Энох, до потопа, и Пророк Илия, в царство Израиля, живыми преставились на небеса, сколько ради их праведности, столько же и в знамение славного пременения нашего в будущем веке; священный же кивот Божества, Матерь Дева, волею сыновнею допущена была вкусить краткую минуту смерти, чрез врата которой победоносно прошел и Сам воплотившийся из девственной утробы, чтобы, подобно Ему, прославилась на третий день, и вознеслась на лоно носимого Ею некогда в объятиях, Бога.

«О дивное чудо, восклицает Церковь, источник жизни во гробе полагается и лестницею к небеси служит гроб: веселися Гефсимания, святой дом Богородицы, возопием верные имея чиноначальником Гавриила: радуйся благодатная, с Тобою Господь, подающий Тобою миру велию милость».

«Дивны Твои тайны Богородица! Ты, Влады­чица, явилась престолом Вышнего и ныне пре­ставилась от земли на небо; боголепная Твоя слава сияет чудесами богоподобными; девы вознеситесь на высоту с Материю Царевою; двери небесные отверзитесь видя дверь Вышнего со славою идущую к Сыну и Богу».

Но, воспевая Ея небесное отшествие, Церковь не разлучается с Нею: «в рождестве Ты сохра­нила девство, и в успении не оставила мира, Бого­родица, как матерь жизни, Ты преставилась к жизни, и молитвами Твоими избавляешь от смерти наши души».

«Приидите, составим лики, приидите и упокоением ковчега Божия, в песнях увенчаем Цер­ковь, ибо ныне простирает небо свои недра, приемля родившую Невместимого всеми, и земля, источник жизни, возвращая небу данное ей благословение, украшается благолепием».

Подобно как в Иерусалиме, не много шагов отделяют гробницу Богоматери, на юдоли плача, от места Ее рождения внутри Св. града, у врат Гефсиманских: так и на поприще церковном, не многими днями удалена, от памяти Ее успения, память Ее благословенного рождества, которое при­несло спасение миру, ибо по словам песней духовных: «все небесные ныне радуются, с ними празднует человеческий род, и втайне веселятся все Пророки: ибо Та, которую предвидели они в древних поколениях, в образе купины, стамны и жезла, облака, двери и престола и горы великой, – ныне рождается».

На утреннем каноне предпразднества изобра­жены, во славу Девы, все сии видения пророческие, которые разрешились ее рождеством.

«Ныне Бог, почивающий на разумных Ангельских престолах, предуготовил Себе на земле святой престол; утвердивший премудростью небеса, человеколюбием создал одушевленное небо, ибо от неплодного корня возрастил нам живоносный сад, Свою Матерь, как Бог чудес и безнадежных надежда».

Наконец, является последний двунадесятый праздник, всемирное Воздвижение честнаго креста Господня, замечательный, как по величию своих обрядов, которые живописуют очам самое тор­жество, во время всенощной, так и потому, что от сего дня оканчиваются всенощные бдения с вечера, и опять до Пасхи бывают утром; празд­ник сей как бы заключает собою духовную цепь празднеств, начинающихся с Рождества Христова.

Накануне Воздвижения, в день обновления Иерусалимского храма, читается разительное пророчество Исаии, о необходимости духовного Иерусалима, т. е. Церкви, для спасения народов, и о славе креста.

«Сие глаголет Господь: отверзутся врата твои Иерусалим, всегда, день и ночь, и не затворятся, чтобы ввести в тебя силу языков и Царей их ведомых. Ибо и языки и Цари, которые тебе не поработают, погибнут, и языки запустением запустеют: и слава Ливанова к тебе приидет вку­пе, в кипарисе, в певке (сосне) и кедре, и про­славится место святое Мое и место ног Моих про­славлю. И се страхом пойдут к тебе сыны смиривших тебя и прогневавших, и поклонятся следам ног твоих все прогневавшие тебя, и наре­чешься град Господень, Сион Святого Израилева. За то, что ты был оставлен и возненавиден и не было тебе помогавшего, – Я положу тебя в ра­дость вечную, в селение родов; и ты изсосешь млеко языков и богатством Царей питаться бу­дешь и уразумеешь, что Я Господь, тебя спасающий и избавляющий тебя Бог Израилев».

Две были причины установления праздника Воздвижения. Небесное видение креста, Константином великим, побудило сперва его благочестивую матерь, Царицу Елену, искать в недрах земли Иудейской сие чудное знамение побед ее сына, и воздвигнуть для всемирного поклонения, ибо вера Христианская восторжествовала и признана была господствующею, после трехсотлетних гонений. Другое обстоятель­ство удвоило праздник и присоединило к нему обязательство поста: в начале седьмого века древо креста похищено было из Иерусалима, Царем Персидским Хозроем, и возвращено, из плена Императором Ираклием: радуясь победе, Ираклий, конный, в венце и багрянице, хотел внести животворящий крест, во врата Иерусалима, но под ним стал его конь, и Патриарх Захария, бывший сам в числе освобожденных пленников, напомнил Царю, что не в таком торжественном виде, Сын Божий влачил сие самое древо, по стогнам Иерусалимским; смирился тронутый Ираклий, и пеший, без обуви, венца и багряницы, вознес на плечах своих честное древо на Голгофу. Посему, в память первого и второго события, поются сти­хиры, то ликующие, то умилительные.

«Крест воздвигается днесь и мир освящается; ибо со Отцом сидящий и Духом Святым, распростер на нем руки, и мир весь привлечен к Твоему Познанию, Христе: Ты же сподоби надею­щихся на Тебя божественной славы».

«Ныне приходит крест Господень и верные приемлют его с желанием, и получают исцеление души и тела и всякой болезни; целуем его с радостью и страхом: страхом, греха ради, как недостойные, с радостью же, ради спасения, кото­рое подает миру пригвоздившийся на нем Христос Бог, имеющий велию милость».

После великого гимна: «слава в вышних Богу», при умилительном пении: «Святый Боже» Архиерей, во всем облачении, окруженный сослужащими, подъемлет честный крест, оплетенный цветами, с престола на главу свою, и не царскими вратами, но тесною северною дверью, как бы из недр земли, износит его в церковь на предолтарный амвон. Там подражает он Св. Архиепископу Иерусалимскому Макарию, который удостоверясь в подлинности животворящего древа, обре­тенного Царицею, чрез воскрешение мертвой жены, стал на возвышенное место и непрерывно воздвигал его для зрелища и поклонения народного, хотя и опускались иногда его утомленные старческие руки, под тяжестью великого креста; он осенял им на все страны, народ же непрестанно взывал: «Господи помилуй, Господи помилуй».

Подобно сему действию и доныне, по древнейшим уставам Церкви, Архиерей, держа на главе своей крест, сам склоняется с ним долу, как бы знаменуя тяжесть гонений, какие переносила три столетия Церковь, и потом опять воздвигается, как бы вместе с торжествующею; лики же во все сие время медленно и сладко поют: «Господи помилуй» понижая голос, по мере склонения креста, и с ним возвышая. Краткие молитвы, о всеобщем спасении, возглашаются между каждым воздвижением, ибо на все четыре страны поклоняется Архиерей, осеняя крестом все концы мира, и наконец, опять обращается к востоку в пятый раз, на память пяти единых союзных вселенских Церквей: Иерусалима, Антиохии, Александрии, Константинополя и некогда Рима, ныне же России.

Но беседуя с тобою о празднествах, совершающих посреди ликующей Церкви, умолчу ли о торже­стве ее собственного освящения, когда воздвигается в ней престол и жертвенник Богу и вся она сози­дается в единый дом молитвы? Таинственный обряд сей проникнут тою же благодатью, какою были испол­нены Св. Отцы, его учреждавшие, и наипаче Василий Великий, главный строитель чина церковного, и нет здесь ни одного действия, ни одной молитвы, которые бы не заключали в себе глубокого созерцания или сокровенного смысла. Под видом на­ружного храма разумел сей Вселенский учитель, другой внутренний храм, живую Церковь Бога Жи­вого, собрание верных членов единого тела, гла­вою коего Сам Христос; а потому новый храм как бы олицетворяется пред его глазами, и над ним совершаются тайнодействия подобно как над человеком, облекающимся во Христа чрез креще­ние и миропомазание: к ним присоединяется еще нечто от таинства священства, ибо Церковь посвя­щается на вечное служение Господу.

Когда уже все заблаговременно приготовлено к освящению, Архиерей, облачившись, надевает со всеми Пресвитерами, белый хитон сверх одежды, для ее охранения. Тогда входит в алтарь и вслед за ним Священнослужители вносят, царскими две­рями, стол, покрытый пеленою, на коем лежат крест, евангелие, сосуды и все нужное для освящения; святое же миро стоит, на другом подобном столе, у горнего места, и алтарь заключается от взоров непосвященных, чем уже с первой минуты указывается на его таинственное назначение.

Прежде всего Святитель, благословив своих сослужителей, окропляет святою водою четыре стол­ба, основанье престола, и поливает по их углам крестообразно кипящую мастику, охлаждаемую устами Пресвитеров: она служит для утверждения вер­хней доски трапезной, и знаменует ту драгоцен­ную мастику, какою помазал Аримафей тело Господне, положенное во гроб, ибо и здесь созидает­ся вместе престол и гроб Агнцу. По краткой мо­литве Господу, Творцу и строителю спасения наше­го, о даровании неосужденно освятить новый храм, окропляет Архиерей с обеих сторон доску престольную, которая возлагается на столбы при пении псалма: «вознесу Тя Боже мой, Царю мой, и благословлю имя Твое во век и в век века» и другого еще более выразительного: «Господь пасет мя и ничтоже мя лишит; на месте злачне тамо всели мя, на воде покойна воспита мя; душу мою обрати, настави мя на стези правды, имени ради Своего; аще бо и пойду посреди сени смертныя, не убоюся зла, яко Ты со мною еси; жезл Твой и па­лица Твоя, та мя утешиста; уготовал еси предо мною трапезу сопротив стужающих мне; умастил еси елеем главу мою, и чаша Твоя упоявающи мя, яко державна, и милость Твоя поженет мя вся дни живота моего, и еже вселитимися в дом Госпо­день в долготу дний».

Тогда, с благословением имени Божия, он окропляет еще четыре гвоздя и, вложив их в углы трапезы, утверждает камнями с помощью Священнослужителей.

Здесь бывает первый отдых в деле созидания храма, как бы для обозначения первого дня сотворения мира, когда рече Бог: «да будет свет и бысть свет, и виде Бог свет яко добро, и бысть вечер и бысть утро, день един». В тоже время отверзаются впервые двери царские, дотоле заключенные, дабы верные могли видеть начало созидания храма, а Святитель, обратясь к ним лицом, ибо они сами образуют уже освященную Церковь, на коленях, произносит пространную молитву храмоздания, составленную частью из слов Соломона, при совершении им храма Иерусалимского.

Он умиленно взывает к Богу безначальному, живущему в неприступном свете, имеющему престолом небо, подножием землю, который дал на­чертание Моисею для скинии свидения, Соломону же широту сердца для устроения храма, а Св. Апостолам благодать нового служения, в духе и истине, и чрез них распространил церкви свои по все­ленной, для принесения бескровной жертвы, ко сла­ве Своей и единородного Сына и Святого Духа, – молит: да не возгнушается ныне грехов наших и не разрушит с нами своего завета, но ниспошлет Духа Своего Святого, к освящению храма, и исполнит его света вечного; да изберет Себе жилище, как место селения Своей славы, украсит божественными дарованьями и сделает пристанищем обуреваемых, врачевством страстей, прибежищем немощных и прогнанием бесов. Он мо­лит также, чтобы день и нощь были отверсты уши Господни к молящимся в храме сем, со стра­хом и благоговением, исполняя горе просимое долу, и чтобы сей новозаветный жертвенник прославился паче ветхозаветного, а бескровные жертвы, возно­сясь от него к мысленному пренебесному жер­твеннику, приносили бы нам благодать свыше, ибо дерзаем не на наших рук служение, но на не­изреченную благостыню Божию.

После обычной великой эктении Диакона, опять обращается Архиерей к предначатому делу таинственного строения, и здесь уже он только освящает созданное им прежде. Сперва благословляет, в тайной молитве, подносимую ему теплую воду, испрашивая на нее благословение Иорданово, и воз­ливая на трапезу трижды, как при крещении, во имя Отца и Сына и Св. Духа, отирает ее вместе со Священнослужителями, при пении псалма: «коль возлюбленна селения Твоя Господи сил! желает и скончавается душа моя во дворы Господни, сердце мое и плоть моя возрадовастася о Бозе живе; ибо птица обрете себе храмину, и горлица гнездо себе идеже положити птенцы своя: олтари Твоя Го­споди сил, Царю мой и Боже мой. Блажени живущии в дому Твоем, во веки веков восхвалят Тя; яко лучше день един во дворех Твоих паче тысящ; изволих приметатися в дому Бога Моего, паче неже жити ми в селениях грешных».

За сим первоначальным омовением следует второе, столь же знаменательное. Поскольку на освя­щаемой трапезе должна возобновляться Голгофская жертва, а Голгофа омыта кровью и водою, истекши­ми из ребер Спасителя, то вино соединенное с розовою водою, крестообразно возливается на тра­пезу, сообщая ей чистоту и благоухание, святыне свойственные.

Тем же смешением окропляется антиминс, т. е. вместо-престолие, долженствующий лежать на трапезе, по древнему уставу Церкви, когда во дни гонений, на сих подвижных антиминсах, Архиереи благословляли служить литургии, за недостатком постоянных престолов. Во время кропления Святитель читает 50-й псалом, от сего стиха: «окропиши мя иссопом и очищуся, омыеши мя и паче снега убелюся», и, отерши губою трапезу, с благословением имени Божия, приступает к таин­ственному помазанию престола миром.

Сперва изображает он три креста на поверх­ности трапезы, предозначая места, где во время ли­тургии, будут стоять евангелие, дискос и чаша; потом по три креста на каждой стороне престола, чтобы он освящен был отовсюду, и наконец, три же креста на антиминсе, подобно как и на доске престола. При сем Диакон, знаменуя важ­ность совершаемого действия, пред каждым крестным знамением, возбуждает внимание словом: «вонмем», а Святитель, изображая цель освящения и выражая восторг духовного помазания, восклицает: «аллилуйя». Лики же поют: «се что добро, или что красно, но еже жити братии вкупе: яко миро на главе, сходящее на браду, браду Аароню, сходящее на ометы одежды его, яко роса Аэрмонская, сходящая на горы Сионския: яко тамо заповеда Господь благословение, и живот до века».

Архиерей окропляет также белую нижнюю оде­жду, надеваемую на трапезу, как на восходящего от купели, и держит конец верви, которою престол обвязывается трижды, так что знамение кре­ста является со всех четырех сторон, а лики опять поют трогательный псалом, воспоминающий, чрез три тысячи лет, кротость Давида и его пла­менное желание устроить жилище Господу, что толь­ко суждено было его сыну: «помяни Господи Дави­да и всю кротость его, яко клятся Господеви, обещася Богу Иаковлю: аще вниду в селение дому мо­его или взыду на одр постели моея, аще дам сон очима моима и веждома моима дремаше и покой скраниама моима, дóндеже обрящу место Господеви, селение Богу Иаковлю. Се слышахом я во Ефрафе, обретохом я в полях дубравы: внидем в селения его, поклонимся на место, идеже стоясте нозе его. Воскресни Господи в покой Твой, Ты и кивот святыни Твоея; священницы Твои облекутся правдою, и преподобнии Твои возрадуются».

Тогда Священники приносят верхнее одеяние престола, как бы ризу пресвитерскую, которую возлагают по окроплении оной Святителем, ибо отныне престол будет носить на себе священнодействие; они простирают на нем антиминс и литон, т. е. плат его облекающий, в память могильного плата, которым обвито было мертвенное чело Спасителя, и обретение коего, в упраздненном гробе, засвидетельствовало Апостолам истину воскресения. Они возлагают также святое евангелие и крест, покрыв все сие пеленою, и когда таким образом совершенно украшен престол, возгла­шается торжественный псалом: «Господь воцарися, в лепоту облечеся, облечеся Господь в силу и препоясася, ибо утверди вселенную, яже не подвижится; готов престол Твой оттоле, от века Ты еси. Воздвигоша реки гласы своя, вознесут реки волны своя от гласов вод многих; дивны высо­ты морские, дивен в высоких Господь, свидения Твоя уверишася зело; дому Твоему подобает свя­тыня, Господи, в долготу дней».

По совершенном устроении престола, началь­ствующий велит старшему по нем облечь одеждою жертвенник, с окроплением также святою водою, и поставить на него освященные сосуды без вся­ких молитв, ибо это только место их хранения и приготовления жертвы, а не страшного ее совершения, подобно престолу. Тогда снимается с Ар­хиерея и со служащих белый хитон: он приемлет кадило и кадит сперва престол и жертвенник и весь алтарь, при пении псалма: «суди ми Господи, яко аз незлобою моею ходих и на Господа упо­вая не изнемогу». Потом исходит в церковь, последуемый двумя старшими Пресвитерами, из коих один окропляет стены святою водою, а дру­гой помазует миром крестообразно четыре стены храма, начиная над горним местом в алтаре, и далее над вратами западными, южными и северными.

По возвращении духовного собора совершается второй отдых от дела и возобновляется молитва. Архиерей, сняв митру и обратясь уже не к на­роду, но к освященному престолу, громогласно мо­лит Господа неба и земли, основавшего неизречен­ною премудростью Церковь святую, и уставившего на земле чин священства, по подобию Ангельского на небесах служения, – приять молитву недостойных рабов, по превосходству Своей благости, зна­мением коей было послание Сына, воплотившегося для спасения рода человеческого, и излияние Духа Святого, коим Апостолы утвердили Церковь и пре­дали ей таинства. На сие уповая, испрашивает он новому храму и жертвеннику исполнение славы Го­сподней, а служащим неосужденное приношение бескровной жертвы за грехи людей.

Когда же все верные, по гласу Диакона, пре­клонят главы, Святитель втайне благодарит Го­спода, за непрерывное излияние благодати, нисшед­шее до него от Апостолов, и продолжая молитву, чтобы и на сем жертвеннике таинственно прелага­лись тело и кровь Христовы, ко спасению всех людей, воссылает громко славу имени Пресвятой Троицы.

После сего возжигает первую свечу и поставляет ее на горнем месте, позади престола, как бы в самой глубине Востока, отколе должен изли­ваться духовный свет на всю просвещаемую цер­ковь; он раздает евангелие, крест и иконы Пресвитерам в алтаре, мирянам же свечи на амвоне, и, взяв посох, следует сам за торжественным ходом, возгласив: «с миром изыдем», а лики, шествуя за хоругвями, поют: «Церковь твоя, Хри­сте Боже, украсившаяся во всем мире кровью му­чеников Твоих, как бы пурпуром и багряницею, устами их вопиет к Тебе: ниспошли людям Твоим щедроты, даруй мир Твоему жилищу и душам нашим велию милость».

«Как начатки существ Создателю всех творений, вселенная приносит Тебе, Господи, богоносных Мучеников; многомилостивый, молитвами их и Богородицы, сохраняй в глубоком мире Церковь, Свое жилище».

Но куда шествие? зачем исходит духовный Собор и пуст остается обновленный храм, как будто чуждый для обновивших? зачем о Мучениках песнь? – За их мощами идет Собор; воз­двигнуть жертвенник Богу, но не утвержден, до­коле не положены ему в основание нетленные частицы святых мощей, ибо на костях мученических утвердилась Вселенская Церковь, в три пер­вые века кровавых гонений, и над гробами их созданы были первые святилища Христиан. Ли­кующая Церковь не хочет забыть древних бедствий и как воин украшается своими ранами: она внемлет откровению Св. Иоанна Богослова, видевшего в духе, на небесах, пред лицом Божиим, алтарь, и под алтарем души избиенных за слово Божье и за свидетельство, которое они имели, и хочет подражать на земле небесному виденью.

В ближайшем храме приготовлены, еще с вечера, святые мощи, и дискос, на коем они ле­жат, покрытый воздухом, поставлен на престоле в ожидании прихода Архиерейского. – Он входит в алтарь, без посоха и митры, и возглашает на малую эктению Диакона: «яко свят еси Боже наш, иже на пострадавших по Тебе честных Мученицех почиваеши, и Тебе славу воссылаем Отцу и Сыну и Св. Духу, ныне и присно и во веки веков».

Потом творит молитву к Господу, верному в словесах Своих и неложному в обещаниях, который даровал святым Своим Мученикам, подвигом добрым подвизаться, течение благочестия совершить и сохранить веру истинного исповедания, – чтобы Он, и недостойным рабам Своим, дал участие в наследии с ними и сделал бла­гими их подражателями.

По другой тайной молитве, воздав им честь фимиамом, он поднимает дискос обеими руками на главу свою, и поддерживаемый Пресвитерами, в сопровождении всего духовного Собора, с ико­нами и хоругвями, идет опять к новому храму и обходит его торжественно, а между тем один из Священников окропляет святою водою наружные стены, и воспеваются первые два гимна, которые слышны внутри алтаря, при таинстве рукоположения во священство.

«Святии Мученицы, добре страдальчествовавшии и венчавшиися, молитеся ко Господу, помиловатися душам нашим».

«Слава Тебе, Христе Боже, Апостолов похвало, Мучеников радование, их же проповедь, Троица единосущная».

Достигнув западных врат, певчие входят в храм и заключают его; Святитель же, со всем Собором, остается вне и слагает с главы своей дискос, на приготовленный пред вратами аналой.

Здесь совершается один из самых возвышенных и трогательных обрядов нашей Церкви. Подобно как, при торжественном вознесении Го­спода, Ангелы, видя его в образе человеческом, в ужасе недоумевали, кто есть сей Царь славы? когда отверзлись ему врата небесные: – подобно сему и когда Архиерей, благословив имя Христа Бога, как бы от лица Его, взывает к заключенным вратам: «возьмите врата князи ваша, и возьмитеся врата вечная и внидет Царь славы»! – изнутри за­ключенного храма ему тихо ответствуют лики, как бы из глубины неба; «кто есть сей Царь славы»? и снова Архиерей: «возьмите врата верхи ваша, и возьмитеся врата вечная и внидет Царь славы»! и снова хор: «кто есть сей Царь славы»?

Тогда Святитель умоляет Бога, Отца Господа Иисуса, чрез воплощение Сына своего, даровавшего нам вход в небесную ликующую Церковь, при­зреть и на обновление сего храма, созидаемого по образу нас самих, то есть живой Церкви, членов тела Христова, и утвердить оный до конца века, для приношения в нем достойной хвалы Пресвя­той Троице. Он молит, чтобы вместе со входом Священнослужителей, был вход и святых Ангелов во врата храма, пред коими знаменует крест, воздвигнутыми на дискосе мощами, и громко восклицает в ответ вопрошающим ликам: «Господь сил, той есть Царь славы»!

Как эхо повторяют лики таинственные слова сии внутри храма, и внезапно отверзаются врата Господу сил, и прямо в алтарь шествует Святи­тель, где поставив на престоле дискос, кадит фимиамом и, помазав миром святые частицы мощей, влагает их в антиминс и в малый ящик с благовонною мастикою. Он велит по­ставить его на столбец, под срединою престола, в незыблемое основание; сам же обращается к Богу, даровавшему и сию славу пострадавшим за него Мученикам, чтобы сеялись по всей земле мощи их в основание храмов, произращая плоды исцелений, – да молитвами их и в возмездие за их страдания дарует нам спасение.

Так некогда Соломон, соорудив великолеп­ный храм Богу Израилеву на высотах Иерусалимских, с Левитами и жрецами взошел на гору Сионскую, во град отца своего. Там, из древней пустынной скинии, подняли они кивот завета, устроенный Моисеем, и при пении псалмов Давидовых, заранее изобразивших сие духовное торже­ство, с принесением бесчисленных жертв, вне­сли неприступную святыню, залог завета Божия с Израилем, во внутренность храма, во Святое святых, под крылья Херувимов, и внезапно ис­полнился храм весь облаком славы Господней, нестерпимой для самих Левитов, так что оста­вили свои жертвы, и воззвал Соломон пред всем народом, к Богу отцов своих.

И в новом храме совершается третий моли­твенный отдых; Архиерей, со всем народом, преклоняет колена и молит Господа, творца света, обновившего нас чрез Сына Своего, по благодати Св. Духа, и благоволившего издревле обновлять Свое творение, образами нового завета в скинии Синай­ской и в храме Соломонове: воззреть милостиво на рабов Своих, в новом жилище Своей славы, и обновить их Духом Святым, даровать Царю победы, священникам мир и единомыслие, благочестивым же строителям храма спасение и оста­вление грехов и дары духовные, для поклонения единому Богу и Господу Иисусу, молитвами Богоро­дицы и всех Святых.

Тогда становится Святитель на амвоне посреди церкви, и при возглашении многолетия Государю, Синоду и Вселенским Патриархам, осеняет на все четыре страны животворящим крестом.

Между многими обрядами и молитвами, кото­рыми Церковь Христова усеяла жизненное поприще детей своих, чтобы на каждом шагу встречаясь с ними, не совратились с истинного пути, есть одно священное действие, в течении нескольких лет редко совершаемое, но чрезвычайно важное, ибо имеет необходимое участие в других таинственных действиях Церкви: – это освящение мира, рукою Архиерейскою, в Успенском Московском и Киевском Софийском соборах. Я полагаю необходимым говорить с тобою о сем предмете, ибо часто замечал, что по неведению ты смеши­ваешь святое миро, употребляемое при миропомазании, как печать дара Духа Святого, со священным елеем, которым помазывают болящего при другом таинстве елеосвящения, и таким образом не распознаешь двух таинств; ты даже не отли­чаешь его от простого елея, благословляемого на праздничной всенощной, или выливаемого из лампад, горящих пред святыми иконами и мощами, чтобы творить крестное знамение на челе верных, в знак их духовной радости и благословения от того, кому празднуют.

Но совсем иное, возвышенное значение святого мира. Пророк Моисей, по глаголу Божию, впервые излил оное на главу брата своего Аарона, возводя его в сан Первосвященника Израильского, и дру­гой Пророк Самуил совершил то же действие над Саулом и Давидом, помазуя их на царство. Первосвященники и Цари, по закону, а Пророки Иуды и Израиля, по чрезвычайному повелению Божию, принимали сие таинственное помазание, от руки других Пророков или Первосвященников, в знамение нисходящего на них Духа Божия, которым священнодействуют Святители, царствуют Цари и прорекают Пророки. Еврейское слово Мессия и Греческое Христос выражают помазанника, и в трояком смысле оно дано было на земле Сыну Божию, в образе сына человеческого: как Про­року небесного Отца своего, как Царю Израиля и вселенной от колена Давидова, и наконец как Первосвященнику Бога Вышнего, заступившему место жрецов Иудейских, который Сам Себя принес в жертву за грехи мира.

Посему и в новом завете, святое миро слу­жит нетленною печатью даров, сообщаемых Духом Святым восходящему от купели, и самого имени Христианина. Оно же знаменует, при торжественном венчании Царей наших, в том древнем храме, в котором и само приемлет освящение, умноженную благодать Божию, укрепляющую их на трудный подвиг царства. Оно, наконец, освящает все престолы или, по крайней мере, анти­минсы храмов, на коих должна совершаться бескровная жертва Христова, чтобы не дрогнули и не расселись, подобно Голгофскому утесу, не вынес­шему ее ужасов.

Сказав тебе таинственное значение святого мира, я объясню и самый обряд его приготовления и освящения, в великие дни страстной седмицы, в первопрестольной столице.

С недели крестопоклонной великого поста уже начинается приготовление масла и вина, благовонных трав и ароматов, потребных для варения мира: в первый же день страстной седмицы соби­рается духовенство в Кремль, близ Успенского собора, в крестовую Патриаршую палату, где при­готовлены серебряные котлы и сосуды. Архиерей, благословляя начало обычных молитв, освящает воду, при пении тропарей, на сошествие Св. Духа и успение Богоматери, и кропит все вещества, из коих должно образоваться миро; он вливает воду сию в самые котлы, а священники льют масло и вино, и полагают горящие угли; Святитель же, по краткой молитве к Господу Иисусу, о совершении начинаемого дела, которое благословляет именем Пресвятой Троицы, отходит, оставив диаконов и священников, при непрерывном чтении святого Евангелия, продолжающих мироварение в течении трех дней; в великую среду они влагают уже ароматы в изготовленное миро и разливают его в двенадцать больших сосудов, напоминающих число Апостольское.

Самое освящение совершается, во время литургии великого четверга, и тогда отменяется обряд умовения ног, но не оставляется таинство елеосвящения, которое, по примеру Церкви Иерусалимской, и в храме Успенском соборно совершается пред литургиею, на память жены помазавшей на смерть Иисуса; все желающие приемлют от пресвитеров участие в таинстве, чрез помазание освященным елеем.

Прежде чтения часов, Архиерей, со всем духовенством, идет из собора в крестовую палату, за приготовленными сосудами мира, и священники торжественно несут их в соборный алтарь, где поставляют вокруг жертвенника, а лики поют во время шествия: «Благословен еси, Христе Боже наш, иже премудры ловцы явлей, ниспослав им Духа Святого, и теми уловлей вселенную: Человеколюбче, слава Тебе».

Тоже торжественное перенесение двенадцати сосудов, руками иерейскими, повторяется на великом входе пред святыми дарами, ибо подобно им миро должно освятиться на престоле. Впереди всего шествия идет старший Архимандрит и не­сет под осенением двух рипид, как бы под крылами Херувимов, драгоценный алавастр или сосуд исполненный мира, напоминающий тот ала­вастр с драгоценным миром, какой излила на главу и ноги Иисусовы кающаяся Магдалина. Затем следуют прочие сосуды и поставляются по сторонам престола, а самый алавастр приемлет, в дверях царских, Архиерей и ставит на трапезу; когда же должно совершаться освящение святых даров, он открывает постепенно каждый сосуд и благословляет трижды, крестным знамением, во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Потом произносит, вслух всей Церкви, молитву освящения над миром, взывая к Господу милости и Отцу светов, да даст и ему благодать тайнодейственного служения, подобно Моисею, Са­муилу и Апостолам, и ниспошлет Духа Святого на миро сие, сотворив оное помазанием духовным, хранилищем жизни, освящением душ и телес и елеем радования, из ветхого завета воссиявшим в новом. Он молит, чтобы чрез сию печать совершенства духовного, все восходящие от бани крещения признаваемы были гражданами и домашними Божьими, от святых Ангелов, и страшны были демонам. Да будут они, про­должает Святитель, людьми избранными, царским священством, народом святым, запечатленным таинством и носящим в сердцах своих Христа, дабы сотворилась в них обитель всей Троицы.

Тогда обращается Архиерей к церкви, с желанием мира, и по зову Диакона к верным, дабы преклонили главы свои, опять приступает к пре­столу и втайне благодарит Господа, даровавшего ему благодать служения; он просит о излиянии и на него самого освящения, подобно миру, ибо миро излиянное есть самое имя Христа единородного Сына Божия, в коем благоухается весь видимый и не­видимый мир. – По возглашении славы Пресвятой Троице, еще трижды благословляет он, крестным знамением, каждый из сосудов, которые отно­сятся после литургии столь же торжественно в хра­нилище, при пении псалма: «отрыгну сердце мое слово благо», изображающего таинственное помазание и славу Сына Божия.

Все сии молитвы и действия освящения мира принадлежат собственно к таинству миропомазания, ибо, как я и прежде уже изъяснил тебе, одни Архиереи имеют высшую власть запечатле­вать Христиан в вере, по примеру Апостолов, и освящают миро для всей Церкви, дабы в последствии Священники могли, без замедления, сообщать при самом крещении благодатные дары Духа Свя­того, чрез животворящее миропомазание. А святое миро, проливаясь по всей Церкви, из одного бла­годатного источника, содержит ее в неразрывном союзе мира, печатью имени Христова, в залог общего спасения во едином Христе Иисусе.

Наконец, любезный друг, прежде нежели за­ключить сей длинный ряд писем духовных, я хочу еще говорить тебе о последнем милосердном действии, которое над нами совершает нежная мать наша Церковь, когда мы сами уже повержены, бездыханные, пред лицом ее, и не в силах бо­лее радеть о пище душе своей. Это погребальное действие, трогательное по самому существу своему, ибо, вместе с пронзительною скорбью разлуки, на­поминает нам о неизбежном отшествии в путь усопшего, было еще украшено умилительными пе­снями Иоанна Дамаскина. Сострадание исторгло их, из красноречивых уст святого отшельника пла­чевной юдоли, в утешение иноку, плакавшему о по­тере своего друга, и милость певца, в созвучии с милостью Церкви, произвели ту дивную гармонию мыслей и чувств и рыданий, которых отголосок слышится в каждом сердце, сокрушает каждую душу, но и воскрыляет к небу смятенный дух.

Но есть еще и на пределах бытия временного и вечного, на последней жизненной ступени, одно укрепляющее моление на исход души, поручаемой Пречистой Деве, которой помощь призывается в стихах отрадного канона: «Подобно дождевым каплям, злые и малые дни мои, оскудевая понемно­гу течением лет, уже исчезают, – Владычица спаси меня».

«Ныне великий страх содержит мою душу, и болезнен мне неисповедимый трепет отходящей души моей, – Пречистая утешь ее».

«Се время помощи, се время Твоего заступле­ния, се Владычица время, о коем день и ночь я припадал к Тебе в теплых молитвах».

«Приидите и вы, святые мои Ангелы, предстань­те судилищу Христову, и мысленно преклонив свои колена, плачевно к Нему воззовите: Создатель всех, помилуй и не отринь дела рук Твоих».

«Уста мои молчат, и язык не глаголет, но сердце вещает, ибо огнь сокрушения, снедая его, разгорается и неизреченным гласом Тебя призы­вает, о Дева».

От самой минуты разлучения души и тела, до тех пор, пока не предадут земле мертвенные останки, совершаются панихиды и читается непре­станно, днем и ночью, псалтирь над умершим, а по уставу еще долее, до сорока дней, чтобы мо­литвами облегчить душе страшный переход ее в неведомый мир и избавить от мытарств или испытаний, которым подвергается она, в первые дни своего отшествия, по преданиям церковным. Как третий день избран для погребения, ибо мертвен­ность уже слишком ясно начинает проявляться в теле, так девятый и двадцатый и сороковой, поминаниями соответствуют постепенному его раз­ложению, по законам естественным, бывающему в сии промежутки времени. Число же сорока дней искони уважается Церковью, как то время, кото­рое Господь благоволил провести на земле по своем воскресении, в теле прославленном, ожидающем нас в день общего воскресения.

С духовною же целью, при божественной ли­тургии, вынимаются из просфор части за упокой отшедшей души, и кладутся на дискос к Агнцу, чтобы на небесах всегда предстояла она Агнцу Бо­жию; после же приобщения, Священнослужители, ча­сти сии погружают в божественную кровь Хри­стову, чтобы ею омылись грехи поминавшихся. Потом уже начинается надгробное пение, и псалтирь Давида его открывает, псалтирь, сие чудное излияние радости и плача, торжеств и сокрушений, мно­гострунное орудие молитвы, настроенное Царем Пророком на все разнообразные тоны человеческого сердца, так что все смертные слабые руки могут смело бряцать в него, а сердце высказывать себя Богу. Краткие молитвы за упокой прерывают ти­хое чтение псалмов, которых одни начальные и окончательные стихи возглашаются иногда песнью, как восклицания плача, прорывающегося временно из разбитого сердца, как тяжкие вздохи, внезапно и только на минуту, облегчающие стесненную грудь.

«Блажени непорочнии в путь ходящии в за­коне Господни, аллилуйя».

«Призри на мя и помилуй мя, по суду любя­щих имя Твое, аллилуйя».

«Благословен еси, Господи, научи мя оправ­данием Твоим».

Здесь, при частом повторении сего стиха, поются другие новозаветные стихи, изображающие таинственную судьбу человека: «Святых лик обрел источник жизни и дверь райскую, да обрету и я путь покаянием; я погибшая овца, но воззови и спаси меня, Спаситель».

«Агнца Божия проповедавше и сами заклан­ные как агнцы, и преставившиеся к вечной не­стареющей жизни, святые Мученики, молите Го­спода даровать нам разрешение грехов».

«Вы все, прискорбно вшедшие в тесный путь, и взявшие на себя в жизни иго креста и Мне по­следовавшие верою, приидите насладитесь почестями, которые Я вам приготовил, и венцами небесными».

Так говорит Спаситель своим верным и они ответствуют: «я образ Твоей неизреченной сла­вы, хотя и ношу язвы прегрешений: ущедри Твое создание, Владыко, и очисти Твоим благоутробием и возврати мне желанное отечество, делая меня опять жителем рая».

«Древле Ты создал меня из небытия и почтил Своим божественным образом; за преступление же заповеди опять возвратил в землю, отколе я взят был: но возведи меня в Свое подобие, в образ древней красоты».

Начинается канон погребальный, пресекаемый также молитвами за упокой усопшего, и после пер­вой молитвы воспоминается вся суета временного: «поистине все суета, а жизнь лишь тень и сон, и тщетно труждает себя земнородный; ибо, по словам писания, когда мир весь приобрящем, и тогда во гроб вселимся, где вместе нищие и цари».

Когда же шестая песнь изобразит нам бурю жизни: «житейское море воздвигаемое зря напасти бурею, к тихому пристанищу притекши, вопию Тебе, возведи от тления жизнь мою, Многомилости­вый»: тогда и Собор духовный, стоящий со свечами вокруг гроба, знаменуя свет Христов, который ныне зрит пред собою усопший, от лица всей Церкви возглашает ему желание сей мирной при­стани: «со Святыми упокой, Христе, душу раба Твоего, идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь бесконечная».

По окончании канона, один лик перекликает другому грустные антифоны, основанные на горьком опыте жизни: «какая житейская сладость пре­бывает не причастна печали? какая слава стоит на земле постоянно? Не все ли слабее тени? не все ли обманчивее сна? – одно мгновение и всему насле­дует смерть! но во свете лица Твоего, о Христе, и в наслаждении Твоей красоты, упокой избран­ного Тобою, Человеколюбец».

«Плачу и рыдаю, когда помышляю о смерти и вижу, по образу Божию, созданную нашу красоту, безобразною, бесславною, не имеющею вида. О чудо! какое таинство сбылось над нами? как предалися мы тлению? как сопряглись со смертью? – поистине волею Бога, подающего покой преставившемуся».

И посреди сего плача земли, безутешной, как древле Рахиль о своих избиенных чадах «яко не суть», предлагаются, во услышание верных, два отрадные уверения будущей жизни, в словах Апо­стола и Евангелия, ибо одно только небесное откро­вение, о восстании мертвых, может примирить ду­ховную природу человека с картиною предлежащей временной смерти ее тела.

«Братие, говорит Апостол Павел (Сол. 4:13–17), не хочу оставить вас в неведении о умерших, дабы и вы не скорбели, как прочие не имеющие надежды. Ибо если мы веруем, что Хри­стос умер и воскрес, то также и умерших в Иисусе, Бог приведет с Ним; ибо сие сказываем вам, словом Господним, что мы живущие, оставшиеся до пришествия Господня, не предупредим умерших: потому что Сам Господь, по предвозвещении гласом Архангела и трубою Божией, снидет с неба и мертвые во Христе воскреснут прежде; потом и мы, оставшиеся в живых, вме­сте с ними восхищены будем на облаках по воздуху, навстречу Господу, и таким образом всегда с Господом будем».

Господь же Иисус Христос, устами Еванге­листа Иоанна (V:24–35), обещает нам еще большую радость: «истинно, истинно, говорю вам, слу­шающий слово Мое и верующий пославшему Меня, имеет жизнь вечную и суду не подлежит, а перешел уже от смерти в жизнь. Истинно, истин­но, говорю вам, наступает время и настало уже, что мертвые услышат глас Сына Божия и услышав оживут».

Во время погребения Священников, как ближайших служителей Христовых, пять Апостоль­ских и пять Евангельских чтений предлагаются верным, лишившимся своего пастыря, как бы в утешение от лица пяти Вселенских Церквей, о них пекущихся и с ними участвующих в погребении.

Тогда приближается, в последний раз, духовник к своему бывшему сыну и, по прочтении разрешительной молитвы, в коей, по власти, даро­ванной от Господа ученикам Своим, отпущаются умершему все грехи его, он влагает свиток в его остывшие руки, как последний залог Христианской любви. Ближние же все, по примеру отца духовного и прочих Священнослужителей, призы­ваются к горькому прощанию с их единокровным, готовым предаться земле, и невыразимо пла­чевны прощальные стихи, воспеваемые во время сего последнего долга, даже и вчужде раздирающего душу.

«Приидите братие и, благодаря Бога, дадим усопшему последнее целование; он оскудел от родства своего и течет ко гробу, не заботясь более о суетном и о многострастной плоти. Где ныне сродники и друзья? вот уже разлучаемся! помо­лимся же, да упокоит его Господь».

«Какая разлука, братие, какой плач, какое рыдание в настоящий час! приидите, целуйте недавно бывшего с нами; – он предается гробу, покры­вается камнем, вселяется во мрак, погребается с мертвыми: помолимся же, да упокоит его Господь».

«Ныне разрушается все лукавое житейское тор­жество суеты! душа исторглась из своей скинии, помрачилось брение, разбился сосуд, безгласен, бесчувствен, мертв и недвижим. Вверяя его гробу, помолимся, да даст ему Господь упокоение во веки».

«Великий плач и рыдание, великое стенание и болезнь при разлучении души! – Тогда вся привременная жизнь для нее ад и погибель, тень непо­стоянная, сень заблуждения! безвременно мечтателен труд жития земного! О, убежим далеко от греха мирского, да наследуем небесные блага».

«Видя предлежащего мертвого, все да помыслим о последнем часе: как пар от земли от­ходит человек, и как цветок увял он, как трава поблек; пеленается саваном, покрывается землею; невидимым его оставляя, помолимся ко Христу, да даст ему во веки упокоение».

«Когда страшные Ангелы, силою хотят исторг­нуть душу из тела, забывает она всех сродников и знаемых, и помышляет только о предстании будущему судилищу и о разрешении от суеты многотрудной плоти. И мы, к Судие при­бегая, помолимся все, да простит Господь содеян­ное человеком».

«Видя меня лежащего, безгласным и бездыханным, восплачьте обо мне все братия и срод­ники и знаемые. Вчерашний день беседовал я с вами, и внезапно настиг меня страшный час смерти; но приидите все любящие меня и целуйте последним целованием. Я уже более не поживу с вами или о чем-либо не собеседую; к Судие отхожу, где нет лицеприятия: там раб и владыка вместе предстоят, царь и воин, убогий и богатый, в равном достоинстве; каждый от своих дел прославится или постыдится. Но прошу и умоляю всех – непрестанно о мне молитеся ко Христу Богу, да не буду низведен по грехам моим в место мучений, но да вселюся в жизненный свет».

Наконец, когда сын Адама уже опущен в землю, отколе взят был его праотец, Священник посыпает его пеплом от фимиама кадильного, подобно коему он угас, с сими словами: «земля еси и в землю внидеши», и возглашает ему от лица всех, готовых скоро за ним по­следовать: «вечная память»!

Итак, мой труд окончился! – С помощью Божией, я начертал тебе, любезный друг, по мере моей неопытности, хотя и вкратце, почти весь круг богослужения церковного. Сперва старался я объяснить, из чего собственно состоит молитвен­ный день Христианина, и говорил о службе утрен­ней и вечерней, о часах и литургии трех великих Святителей; потом я перешел ко времени года, исключительно посвященному Церковью для покаяния, по великим воспоминаниям Пасхи Хри­стовой; далее желал я обратить твое внимание к благодетельному влиянию святых седми таинств на все течение нашей жизни, которую направляют они по заповедям Христовым, содержа нас в непрерывном с Ним союзе; наконец довершил картину Христианского лета, описанием двенадцати главных праздников и четырех разновременных постов, и все сие заключил погребальными молитвами, которые также запечатлевают жизнь каж­дого Христианина. – Итак, мой труд окончился!

Удовлетворил ли он твоим ожиданиям? – не знаю, но, кажется, я исполнил долг дружбы, ибо не мог оставаться равнодушным к твоей душев­ной пользе; еще однажды повторяю, прими слова мои с тою же любовью, какая их внушила моему сердцу, и я буду доволен.

Но письма сии, в начале писанные единствен­но для тебя, чтобы в твоей памяти могли сохра­ниться предметы дружеских бесед наших, о свя­той Церкви, теперь уже сделались гласными, и не все будут одинаково к ним снисходительны. Может быть некоторые пожелали бы более подроб­ностей, в изложении постепенного хода богослуже­ния, с объяснением каждой молитвы, каждого обряда; другим же хотелось бы дойти исторически до их начала и следовать за всеми изменениями, в течение стольких веков. Но друг мой, ты знаешь, совсем иная цель меня руководила. С одной стороны, опасаясь утомить твое внимание из­лишними подробностями, я также не предполагал, чтобы доводы исторические могли возбудить тебя к молитве и вызвать из рассеянности, которой ты невольно предавался в храме, по неведению божественной службы. Напротив того, я был твердо уверен, что для сего достаточно было раскрыть пред тобою таинственный смысл молитв и обрядов, а иногда только и передать молитву на языке более тебе доступном: ибо все священные действия нашей Православной Церкви, сами по себе, столь возвышенны и глубоки, молитвы ее истекли с таким обилием благодати, из сердечных сокровищ Св. Отцов, что никакая витийственная проповедь не может с ними сравниться и про­извести столь спасительного впечатления на душу.

В заключение сих писем, могу ли однако же, любезный друг, довольно просить тебя, чтобы обратил на них все твое внимание. Не чувство мелкого самолюбия внушает мне сию просьбу, ибо в описании богослужения нашего, нет почти ни­чего собственно моего, а все только вкратце извле­чено мною из прежних источников; но я пламен­но желаю, чтобы, ты хотя из слабых сих очерков, начертал себе мысленно великий образ Цер­кви, которая, как некое развесистое древо, на­сажденное на стечении путей человеческих, призывает всех утомленных странников под осве­жающую тень свою. Да обретем и мы, в сени ее, отрадное себе пристанище и, с чувством жи­вейшего благодарения, вознесем молитвенный го­лос к Господу Иисусу, чтобы некогда он принял нас, из под щита сей воинствующей на земле Церкви, в лоно торжествующей на небесах.

Петербурга.

Октябрь 1836 г.