Судьбы христианства в Южной Аравии от времен апостольских до утверждения магометанства

Великий полуостров аравийский, с глубокой древности занятый потомками Иоктана, сына Еверова, и Измаила, сына Авраамова, до самых времен Магомета не составлял одного государства; пастушеские в нем племена жили под властью своих наследственных или избираемых старейшин (шейхов); горожане и земледельцы или повиновались царям, или имели у себя правление аристократическое. Потомки Иоктана занимали страну от Маси или Мусы, торговой пристани при Чермном море, до Сафира или Сефара, горы на востоке от Мусы; к северу они распространились до гор Неджда, близ Мекки. Таким образом Иоктаниды занимали южную или Счастливую Аравию, вытеснивши из инее Хуситов, потомков Хамовых, частью на острова и побережные места Персидского залива, частью на азиатский материк, в Финикию. Кроме того, потомство Иоктана от сына его, Овала заняло в Африке, против Аравии, страну Авалитскую и, может быть, было корнем племен эфиопских (в нын. Абиссинии). На это указывает и сходство древнего языка Гимьяритов с нынешним языком абиссинским¹. Гимьяритами же названы потомки Иоктана по имени Гимьяра, сына Савеева, соединившего под своей властью страны южной Аравии и положившего основание империи гомеритской.

Мы сочли нужным сделать эти предварительные замечания о населении южной Аравии, потому что исследование свое о христианстве в Аравии ограничиваем пределами именно южной Аравии, или царства Гимьяритов (Гомеритов по греч. выговору), и что родство племен этой страны и Абиссинии проливает немало света как на распространение в них христианства, так и на исторические события в них VI века, о которых будем говорить.

Племена арабские весьма рано начали входить в отношения – военные и торговые – с историческими народами древности, напр. евреями и финикиянами. Не говоря о жителях Синайского полуострова и стран приевфратских, и Савеи, одна из ветвей иоктанидских, занимавших страны южной Аравии, уже за 1000 лет до Р. Хр. были в дружественных связях с евреями, и царица их предпринимала путешествие к царю Соломону. В настоящее время эту царицу считают то жившей в южной Аравии, то в Абиссинии, так как народные предания и там и здесь усвояют её себе; по всей вероятности была она царицей и южной Аравии, и эфиопии (в Африке), а жила в Санаа, столичном городе Савеев, или, что тоже, Гимьяритов. Сын её почитается родоначальником династии царей абиссинских, существовавшей до половины X века по Р. Хр. (960 года).

Отсюда произошло, что еврейская вера весьма рано проникла в южную Аравию и находила себе последователей и приверженцев особенно с того времени, как многие евреи вследствие завоеваний Навуходоносора, жестокостей Антиоха Епифана и разрушения Иерусалима Титом, должны были искать убежища, между прочим, и здесь. Таким образом наплыв евреев массами происходил за 580 и 170 лет до Р. Хр., и через 70 лет по Р. Христовом. Но, кроме этой, так сказать, пришлой религии, между арабами господствовало и язычество: одни почитали идолов, другие светила небесные (сабфизм), иные – разных гениев и духов, верили в силу наговоров, навязок, в сновидения².

Первым проповедником христианской веры в южной Аравии почитается святой апостол Варфоломей. В церковной истории Руфина, который в иных местах прямо списывал Оригена († 254), говорится: «Варфоломей (избрал для проповеди) Индию ближайшую»; Софроний же, переводчик книги Иеронима на греческий язык, пишет, что «Варфоломей апостол проповедовал Евангелие Христово индийцам, которые именуются Счастливыми (τοις καλϑμέοις εὐδκίμοσιυ), и предал им Евангелие от Матвея.» Тоже самое говорит и сам Иероним в своей книге De vitis apostolorum: «Апостол Bapфоломей проповедовал Евангелие Христово индийцам, именуемым счастливыми, и предал им Евангелие от Матвея.» (num. 4). Что эти индийцы, которым проповедовал ап. Варфоломей, были южные аравитяне, видно из усвояемого им названия «ближайших» и «счастливых». Древние писатели называли³ Индией все юго-восточные страны Азии за пределами римской империи (от Аравии начиная и кончая нын. Индией), а ближайшей или Счастливой называли Аравию южную с прилежащими частями Абиссинии. Это подтверждается и свидетельством писателя IV века Филосторгия⁴, который сказавши, что внутреннейшие индийцы научены веровать во Христа проповедью апостола Варфоломея, прибавляет: «Это поколение индийцев называлось некогда Сабеями (εάβα μέυ πάλαι), а теперь Гомеритами» – τὰ νῦν δέ ομηρίτας καλϑσθαι».

Из сих, дошедших до нас сведений, нельзя, конечно, заключать о силе христианства в южной Аравии в первом веке; но если мы примем во внимание многочисленность там евреев, то хоть то должны допустить, что из них принявшие святую веру и понимали Евангелие, писанное на еврейском языке, и с удовольствием читали его. Даже и собственно гомериты, говорившие языком, который, по мнению ученых, был ближе к еврейскому, чем нынешний арабский, могли довольствоваться евангелием Матвея и для домашнего чтения и при богослужении.

О том, что христианство не угасало там и после времен апостольских, свидетельствует следующий рассказ Иеронима в его «Каталоге церковных писателей»⁵ о путешествии Пантена около 190 года по Рожд. Хр. «Пантен, философ стоической школы, по некоему древнему в Александрии обычаю, по которому со времен Марка евангелиста всегда были там церковные учители, был так мудр и образован и в свящ. Писании и в мирской письменности, что и в Индию был послан епископом александрийским Димитрием, по просьбе послов от тамошнего народа, где узнал, что Варфоломей, один из 12 апостолов, возвещал им пришествие (на землю) Господа Иисуса по евангелию Матвея, которое, написанное еврейскими письменами, на обратном пути в Александрию взял с собою.» Для чего ходил туда Пантен? Может быть, между тамошними христианами возникли какие-нибудь споры и недоумения о предметах веры христианской и они почли за лучшее испросить наставника и руководителя у той церкви, которая славилась и училищем и учителями, и которая, притом, ближе им знакома была по непрерывным торговым связям Аравии с Александрий. Подобным образом в 239 и 247 годах другой знаменитый учитель, Ориген, приглашаем был епископами северной Аравии для обличения и вразумления появившихся там еретиков⁶.

После того, известия греков о христианстве в стране Гомеритов прекращаются почти до половины IV века, именно, до времени Констанция, императора римского; а из арабских писателей видно ⁷, что царь гомеритский Абдкелал-бек-Матчуб около 250 года был потаенным христианином, и что при внуке его, Вакии, около 320 года, христианское учение уже приобрело значительный вес в Йемене. Если взять во внимание, что южная Аравия находилась в беспрерывных сношениях с провинциями персидского государства, в которых христианство было сильно распространено еще во II веке, и с Сирией, где к началу VI в. христиане едва ли не равнялись язычникам численностью своей: то не найдем ничего удивительного в том, что гомеритские государи, следуя примеру подданных своих и соседей, начали принимать христианство. Во времена гонений на христиан от римских императоров многие христиане «бежали к варварам», особенно из Сирии и Египта; и эти христиане могли усилить значение св. веры в царстве гомеритов. О гонениях на христиан у варваров тех не упоминается; напротив, церковный историк Евсевий замечает ⁸, что они не только бежавших к ним, но и пленных христиан содержали человеколюбиво.

Но именно в царствование христианина Вакии на царство гомеритов обрушились бедствия, а потому следует думать, что и церковь испытала скорби и потеря. Персидский царь Сапор второй, известный ненавистник христианства, оклеветываемого иудеями, по наветам их и своих магов, желавший истребить его в своих владениях и казнивший исповедников веры целыми тысячами, в 323 году переправился через персидский залив и покорил Багрейн и Оман, нещадно истребляя жителей. Дальнейшие следствия завоеваний Сапора неизвестны, но что они имели следствием упадок христианства, видно из того, что лет чрез 20 греческий миссионер, Феофил, не встретил между арабами ничего, кроме самого грубого язычества и фанатического иудейства; для политической жизни южной Аравии владение Сапора сопровождалось подчинением её царям абиссинским, которые и назывались несколько времени царями «Аксумитов и Гомеритов»⁹; владетели гомеритские платили им дань.

Около 326 года усердием Фрументия, первого епископа абиссинского, христианская вера сделалась господствующей в Абиссинии; что это обстоятельство было благоприятно для распространения св. веры и в стране Гомеритов, можно гадать не безосновательно. По крайней мере покровительственной властью христианам можно объяснить успех посланного Констанцием миссионера. Это был Феофил, уроженец индейского острова Диу, воспитанный, как заложник, в Константинополе, и потом монах, а пред отправлением и епископ. Филосторгий говорит ¹⁰, что император Констанций, в видах распространения христианства, отправил его к народу Гомеритов, жившему в Аравии, близь океана, и называвшемуся некогда Савеями. Они наблюдали обрезание, обожали солнце, луну и демонов страны, между ними жило множество иудеев. Констанций для владетеля страны, в числе других подарков, назначил двести лучших лошадей каппадокийских и просил дозволения построить церкви для римлян, торгующих там, и для туземцев, которые обратятся в христианство; с Феофилом и его спутниками послана была достаточная к тому сумма. Несмотря на казни и упорство евреев, сильных в той стране, посольство имело великий успех: царь гомеритский обратился к св. вере и построил три церкви, не на счет императора, а на свой. Первую создал он в столичном своем городе Дафаре, другую – в Адане или Адене, где жило множество римских торговцев, третью – в Ормузе, на острове при входе в персидский залив. Феофил освятил сии церкви и сделал все, что нужно было для благолепия их и приличного в них богослужения. Отсюда чрез Чермное море ходил он с письмом Констанция и в Эфиопию, где тогда царствовали два родные брата, уже христиане. Посольство Феофила относят одни к 344 году по Р. Хр., а другие к 356 году.

Припомнивши сказанное о сходстве наречия гомеритского с абиссинским, можно допустить, что теперь тем легче христианство находило доступ в сердца аравитян, чем удобнее можно было заимствовать и св. Писание и богослужебные книги из Абиссинии ¹¹, где все это было переведено с греческого Фрументием и его сподвижниками, вызванными из Александрии. Не невероятно, что епископ страны присылаем был из Авксума, если не прямо из Александрии. Как вследствие трудов Феофила и его спутников крепко утвердилась св. вера в некоторых местностях царства Гомеритов, доказывается известием ¹² о Награне, городе между Аденом и Гадрамаутом, верстах в двухстах от Санаа. «Бе той град велик и многонароден. Просия же в том граде святая вера от того времене, егда Константий, сын великого Константина, посылаше послы своя к Савеом, иже ныне нарицаются Омириты. Дошедше бо тамо богомудрии и добродетельнии от Константия царя мужи, и царя страны тоя Константию дарами примиривше, научиша людей вере во Христа Иисуса и церкви создали. И оттоле в Награне граде цветяше благочестие, растяше христианское учение, множахуся лицы иночествующих, устрояхуся монастыри, во всяких же чинех целомудрие храняшеся и успеваху вернии в добродетелех совершенно. Не попускаху же ни единому иноверцу посреде себе жити – ни еллину (язычнику), ни жидовину, ни еретику, точию сами, яко единые матере соборные апостольския Церкве чада, пребываху во всяком благочестии и честности.» Об этом же деле, то есть, обращении награнских жителей в христианство, иначе рассказывает арабское предание, записанное в одной из рукописей берлинской библиотеки ¹³. Говорится там, что первым проповедником веры в Награне был сирский отшельник Евфимий (Fimiun), схваченный кочевыми арабами и проданный в Награн. Но оба эти сказания удобно примиряются мыслью, что Евфимий был действительно первым насадителем христианства в Награне, а утверждение жителей в вере и постройка церквей совершены греческими миссионерами. О том, что вообще в южной Аравии было много христиан, можно заключать из того, что в числе приходивших за духовными наставлениями к знаменитому подвижнику V в. преп. Симеону Столпнику, подвизавшемуся на Ливане, упоминаются и гомериты. (Чет. Мин. 1 сент.) Пр. Симеон скончался 460 года. В житии его говорится: «и бе у него видети, аки реки отвсюду стекающияся различныя народы, племена и языки: исмаилите и персы, армены же и иверы, и гомериты.»

Долго ли царство Гомеритов находилось под верховною властью негушей (царей) Абиссинии, неизвестно; кажется, время это не было продолжительно. С воцарением Абраги (360 г.), начавшего собою новую династию гомеритских царей, Йемен оказывает влияние на северных соседей в Геджасе, заключает союзы с могущественными соседями и, может быть, освободился от абиссинского верховенства в царствование этого государя. Христиане ли были теперь цари гомеритские, нет сведений; по крайней мере в подвластных им землях не преследовались христиане даже до воцарения Дгуноваса, который был фанатик иудейства. Потомок древней династии, воспитанный в Ятрипе (н. Медине) евреями, воспользовался он замешательствами в стране для того, чтобы захватить царский престол. Это было около 488 года по Р. Хр.¹⁴

Дгуновас (у греч. писателей Димиан) окружал себя только евреями и язычниками и старался о совращении всех подвластных себе христиан в иудейство; не покоряющихся казнил. По ненависти к христианам, ограбил всех иностранных купцов-христиан (и греческих и абиссинских) и тем прекратил дружественные связи с Абиссинией. Тогда царь абиссинский решился наказать его. Он отправил против него войско, одолел Дгуноваса и заставил его дать удовлетворение и признать над собою верховную власть Абиссинии. Но чрез несколько времени неверный жидовин возмутился и опять стал преследовать христиан; царь Елезвой отправил против него брата своего или племянника Арьята, который одолел противника; тот в отчаянии бросился в море и погиб (в 508 году); Арьят же в качестве наместника абиссинского начал управлять страною Гомеритов. Но не вся страна покорилась ему: приверженцы Дгуноваса возвели на престол Дгуядана (у греч. писателей Дунаана), ревнителя иудейства, и этот, постепенно вытеснивши абиссинцев, возобновил около 521 года гонение на христиан, и особенно излил свою ярость на жителей города Награна. В нем был тогда старейшиною (шейхом) девяносто-пяти-летний старец Арефа. Арабский историк Таберита, касаясь этих времен, отзывается о жителях Награна: Negranae supererant, qui religionem tenebant Iesu, filii Mariae, ad doctrinam Evangelii, homines virtute et probitate fiorentes, quibus e secta eorum Antistes praeerat Abdalla ibn Althamir.

Дунаан, узнавши о сопротивлении жителей его повелению – принять еврейскую веру, пошел на них войною и осадил город; а вокруг города найденных по селам христиан частью избил, частью осудил на разные работы. После продолжительной безуспешной осады, царь обещал наконец оставить христиан при их вере, если только согласятся они платить ему обычную дань и теперь пустят в город. Положившись на клятву царя, граждане согласились. Но клятвопреступник скоро обнаружил себя: начальнейших граждан эаключил в темницу; тело умершего за два пред тем года епископа Павла велел вынуть из гроба и сжечь, и на площади бросил в огонь священников, клириков, монахов и монахинь, числом четыреста двадцать семь лиц; по городу ходили глашатаи, объявлявшие царский указ – отвергаться Христа и жидовствовать. После разных истязаний, Арефа и другие с ним были отведены к источнику Одиас (wadi) и там казнены мечем. В порыве фанатизма, Дунаан отправлял послов и к царю персидскому¹⁵, и к арабскому владельцу в Гире (близ Евфрата), с подарками и просьбою – истреблять христиан. В письме последнему говорилось: «когда поставленный эфиопами царь нашей страны умер и, по причини зимы, эфиопы не успели назначить нового правителя, я овладел всею землею н избил христиан с двумястами восемьюдесятью священниками их и эфиопами, оставленными для охранения церкви (т.е. в Дафаре). Потом взял я и Награн, пообещав им с клятвою безопасность; кости Павла епископа, извлекши из гроба, сжег; церковь, священников и всех бежавших в нее, предал пламени, а прочих понудил отречься веры во Христа. Затем казнил князя и вельмож, и великое множество освященных жен и дев».

Когда обо всем этом дошли вести до греческого императора Иустина I, то грамотою просил он царя эфиопского смирить гонителя, как близкого соседа, а между тем поручил Астерию, патриарху александрийскому, просить его о том же. Царь абиссинский и сам имел довольно причин гневаться на Дунаана, и потому сделал сильные приготовления к войне. Мужество фанатизма боролось с непреклонностью абиссинцев около шести лет: наконец, после разных перемен счастья, столичный город Гомеритов взят был, и Дунаан со своим семейством и советниками сдался на волю победителя и быль казнен (529 года). Он – последний царь древнего рода в южной Аравии. Царь абиссинский, как верховный властитель, принял на себя заботу об устройстве покоренной страны, известил царя греческого и патриарха александрийского об успехах своего оружия и просил прислать в страну гомеритскую епископов и священников; архиепископ исполнил его просьбу. Возобновивши церкви в Награне, царь абиссинский поставил князем этого города сына св. Арефы, и наконец, удаляясь в Абиссинию, вручил царскую власть над всею страною Аврааму, некоему христианину, природному абиссинцу.

В 543 году Авраам отправлял посольство к Юстиниану и испрашивал у него епископа. Феофан летописец говорит¹⁶, что император предоставил послам выбрать для себя епископа из кого угодно; тогда они избрали благочестивого мужа и девственника Иоанна, священника при александрийской церкви св. Иоанна Крестителя, которого, с избранными им клириками, и взяли с собою в индийскую страну. Иоанну было уже шестьдесят два года, и о его деятельности не сохранилось известий. Гораздо более знаменит Грегенций или Григорий, преемник его. В житии его¹⁷ много говорится о подъятых им трудах в деле обращения язычников и особенно евреев, с которыми нередко входил и в словесные состязания. Там же упоминается и о некоторых законодательных мерах к утверждению христианства; между прочим, царь Авраам расселил новообращенных евреев между христианами, чтобы предупредить возможность соблазна для них к возвращению в свои прародительские убеждения.

Авраам приобрел известность в арабской истории неудачным своим походом против Мекки (571 года); возвратившись оттуда, он умер от ран в столичном своем городе Санаа, где и похоронен в созданном им монастыре. Таким образом всего царствования его можно полагать около сорока двух лет. Св. Грегенций, или Григорий, архиепископ, умер вскоре после него.

С концом царствования Авраама и со смертью Григория начинается уклонение христиан гомеритских в разные ереси и расторжение связей с православною Церковью. По точному и ясному свидетельству Феофана и Метафраста, Авраам был православный христианин, современник же его, св. Григорий архиепископ, был усердным пастырем и ревнителем Православия, за что свидетельствован от Бога даром чудес и причислен церковью к лику святых. Значит, к сыновьям и преемникам Авраамовым, Яксуму (ум. 573) или Масруку, нужно относить известие, записанное в Ассемановой «восточной библиотеке»: «когда царь гомеритский услышал, что определения халкидонского (4-го вселенского) собора получили в Александрии силу и Феодосий¹⁸ низложен, то не захотел признавать халкидонского собора и не требовал епископа из Александрии. Потом, когда в продолжении целых двадцати пяти лет Гомериты напрасно просили у Юстиниана епископа, который бы не признавал того собора, и не дождались такого, то выбрали сами епископом одного из своих и посвятили его наложением Евангелия на главу, от чего произошли великие несогласия в церкви»¹⁹.

Буквально, конечно, нельзя принимать этого известия; ибо для чего бы еретикам просить у православного императора высылки еретичествующего епископа? – Притом же, гомериты – народ независимый и удаленный от границ империи – не имели нужды обращаться за этим делом к императору; если они уже склонились к монофизитизму, то могли получить себе епископа монофизитского и помимо воли императора (Юстиниана 1-го или Юстина 2-го), от монофизитских патриархов, которых преемство, и под властью православных государей, не прекращалось в Александрии еще с конца пятого века. Таким образом мы убеждаемся в мысли, что по смерти св. Григория архиепископа еретические верования, проникавшие сюда издавна, начали преобладать над православием, которое по отдаленности края от греков и по затруднительности сообщений, а равно и не имея поддержки в своем государе, начало упадать.

Различного рода ереси появляются в южной Аравии, как и в северной, очень рано; несторианизм так хорошо был известен здесь, что жидовствующий царь Дунаан говорил Арефе: «что это за несмысленность веровать в распятого Бога? разве Бог, не имеющий тела, может чувствовать удары? или может умирать бессмертный? Нет ли и между вами людей, которые, последуя Несторию, считают Христа не Богом, а пророком?» А плевелы мопофизитизма легко могли быть занесены и некоторыми из клира, приходившего из Александрии – этой родины монофизитов, которая и породила, и возрастила это заблуждение. И не монофизитизм только или несторианизм, а и другие ереси, гонимые в империи властью или общественным мнением, находили приют в стране, которая, под верховною властью одного государя, заключала в себе множество общин, пользовавшихся самоуправлением, и несколько вер, из коих только иудейство делало (и то в позднейшее время, и не надолго) попытки насилием, огнем и мечом, достигнуть преобладания; в Аравии до самого Магомета уживались самые разнообразные верования. Потому в страну Гомеритов, по отзыву яковитских писателей, проникла еще и ересь мелхиседекиан – отродие древнего гностицизма, утверждавшее, между прочим, что Мелхиседек был Христос, и что, значит, Христос не раз являлся на земле в образе человека. Туда же стекались и докеты из секты Юлиана галикарнасского и Каияна, выродившейся из монофизитизма в 530-х годах. Это – еретики, которые думали, что Христос не имел истинной человеческой природы и, значит, явление Его на землю было призрачное (фантастическое). – Весьма естественно, все эти ереси на свободе распространялись между христианами гомеритскими, которые по недавности обращения и не высокой степени просвещения не умели и не могли различать истину от лжи; и как все ереси ратовали преимущественно против Православия, от коего отторглись и которое ненавидели уже из-эа православного греческого правительства, преследовавшего их, то неудивительно, что между христианами возникло охлаждение к нему, произошли несогласия, разделения и споры – и наконец проявилось новое заблуждение, то есть: не получая ни откуда епископов, пресвитеры, в противность всяким церковным правилам, собравшись, возлагали на главу одного из среды себя Евангелие и таким образом поставляли его в епископа себе.

Такие и подобные отступления вели к постепенному извращению понятий христианских, а политические обстоятельства страны прямо подготовляли жителей к шаткости убеждений и принятию веры, льстящей страстям и притом силою навязываемой – разумеем магометанство. Именно, еще до распространения и утверждения в Аравии мусульманства страна Гомеритов подпала владычеству персов и, значит, к ослаблению христианства прибавилось еще одним обстоятельством больше. Случилось же это таким образом. Сын Авраама, Масрук, погиб в войне с потомком древнего царского рода, Маади-Цербом (ок. 582 года). Этому оказал помощь царь персидский, Ануширван, под условием платежа дани; когда же лет через восемнадцать (601 г.) погиб от придворных преемник и сын Маади-Церба, то вся южная Аравия обращена в провинцию персидского государства и управлялась наместником персидским.

Как запутаны были религиозные дела Гомеритов в это время и как смотрели на них в Греции, видно из рассказа историка Масуди о Сеифе, отце Маади-Церба. Домогаясь престола, Сеиф искал помощи у римского императора Юстина 2-го против Масрука и его покровителей абиссинцев, но император отказал ему с словами: «вы, арабы – иудеи, а абиссинцы – христиане»²⁰. Отсюда можно заключать, что по крайней мере претендент был иудейской веры, и что, когда сын его достиг престола, то не мог не благоприятствовать иудейству. С управлением же персидских наместников проникло в Йемен и обожание солнца, и поклонение огню. Второй по числу наместник персидский, Вадзан, принял мусульманство; а с ним, волею-неволею, и вся Счастливая Аравия, кроме христиан награнских, которые предпочли дань измене преданиям отцов. В четвертом году магометанской эры (ок. 626 г.) Магомет заключил с ними договор²¹ в Медине, скрепленный клятвами обеих сторон; там говорилось, между прочим, со стороны Магомета: «обещаюсь защищать их, и от всех врагов охранять храмы их, молельни, монастыри.... епископ не будет отрешен от своего епископства, ни христианин отвращен от веры христианской, ни монах от своего обещания, ни отшельник будет изгнан из своего уединения. Ни монахи, ни епископы, и никто свободный от налогов не будет платить дань какую-нибудь, кроме случаев, когда сами согласятся на то. Запрещаются невольные браки мусульман с христианками....позволяется христианке, вступающей в семью мусульманина, сохранять свободу в исповедании своей веры, так что она может (valeat) повиноваться своим священникам и без всякой помехи исполнять обязанности своей веры (fidei sua documenta регciреге). За это мусульманин не будет тревожить ее, грозя разводом, или принуждая к перемене веры. Если когда христиане вздумают возобновить церковь или киновию, или иное что, относящееся к богослужению, и будут испрашивать согласия на то мусульман или пособия, мусульмане имеют способствовать им по возможности.... Не будет притесняем ни один христианин, находясь между мусульманами; не будут презирать его мусульмане, ни заставлять переносить известия, или указывать дорогу, или иным каким образом отправлять общественную службу; потому что такого рода насилие противно вестнику Божию (т. е. Магомету) и его приказаниям. А условия, наблюдением коих я обеспечиваю их верность и обязываю совесть, таковы: они не должны ни тайно, ни явно покровительствовать воинам, враждебным мусульманству, или давать им безопасность в своих домах; не должны оказывать гостеприимства врагам мусульман.... В случае нападения врагов, могут защищать себя с оружием в руках и должны укрывать в своих домах мусульман, преследуемых врагами.» Такие снисходительные условия продиктованы были, конечно, не терпимостью только, а и критическими обстоятельствами лжепророка, бывшего еще в неустанной войне с языческими и еврейскими племенами арабов даже близь Мекки и Медины. Об этом союзе упоминает сам Магомет в своем Коране: «Мы приняли союз тех, которые говорят: мы – христиане, но эти тоже забыли часть того, чему были научены²². Мы возбудили посреди их нелюбовь и ненависть, которые должны продлиться до дня воскресения.» Из дальнейшего продолжения речи видно, что Магомет более доверял христианам, чем язычникам и иудеям; именно говорится в той же пятой главе: «питающие сильнейшую ненависть к верным, это иудеи и язычники, а более расположенные любить верных, это люди, которые называют себя христианами; это – от того, что у них есть священники и монахи, и от того, что у них нет гордости». Последние слова указывают на то, что слабые числом христиане награнские не решились с оружием в руках противостать лжеучителю, но покорным согласием платить дань, или, лучше по смыслу договора, быть союзниками, приобрели некоторые преимущества и обеспечение свободы.

Проповедником ислама в южной Аравии был ревнитель Али; он утвердил новую веру в Санаа и во всей стране гомеритской. Сопротивления ему не могло быть; при политических и религиозных переворотах сей страны в течение VI века ослабело единство и национальное и религиозное; потомки древних Гомеритов начали вырождаться²³ под влиянием то абиссинцев, то разных наплывших к ним сектантов, то негров. Правда, еще при жизни Магомета, в последний год её, йеменцы дружно отринули было навязанную им веру и восстали против воителя-лжепророка, но уже не во имя христианства, а во имя новой какой-то веры, затеянной появившимся среди их лжепророком Мосалаймой. В кровопролитном сражении, в котором отчаянно бились оба лжеучителя, йеменский пал; восставшие были усмирены вслед за тем и убиением еще иного лжепророка, Ельасваба. Христиане награнские не принимали участия в этих бунтах; епископ Арефа в 630-м году ходатайствовал пред Магометом, от лица всех граждан, о соблюдении доброго согласия, в чем Магомет и не отказал²⁴. В это время награнские христиане уже подчинялись, в иерархическом отношении, несторианскому католикосу, жившему в Селевкии. И когда халиф Омар в 637 году покорил царство персидское, то католикос Исаия 2-й приходил к нему с Свидом, князем награнским и, поднесши богатые дары, умолил заключить мирные условия между подчиненными ему христианами и аравитянами. Халиф действительно грамотою оградил христиан от враждебных действий со стороны мусульман.

Этим оканчиваются исторические сведения о существовании христиан в южной Аравии из туземцев; теперь, по крайней мере, их там не существует, и, вероятно, еще первые преемники Омара сумели истребить всякие следы христианства в той стране.

Игум. Арсений

16 октября 1867.

Воронеж.