15 Июня. Четверг. – В Андреевском и Ильинском скитах.

Утром Преосвященный вместе с местным и сопутствовавшим ему духовенством и с архидиаконом Троицкой Лавры Димитрианом служил Божественную литургию в Андреевском скиту. За богослужением присутствовали патриарх Иоаким, следивший с особенным вниманием за русским архиерейским богослужением, все монахи Андреевского скита, много каливитов, не только русских, но и греков, и богомольцы, собравшиеся на торжество освящения храма. Певчими, непривыкшими к архиерейскому служению, управлял один из студентов.

После богослужения, знакомились со скитом. Андреевский скит еще очень молод: он только в прошлом году справлял пятидесятилетие своего существования. Но не смотря на свою молодость, он благоустроеннее и богаче многих даже греческих монастырей. В настоящее время в нем до 500 человек иноков, он имеет богатые метохи (дачи) и подворья во многих городах. Начало существования скита собственно относится к 49 году текущего столетия, а русские поселились в нем лишь с 41 года; но иноческая келья существовала здесь и ранее. Еще в половине 17-го века, вселенский патриарх Афанасий Пателарий, мощи которого находятся в Дубенском Полтавском монастыре, где он скончался, возвращаясь из России на Афон, в 1654 году, устроил для себя на земле Ватопедского монастыря – келью. Эту келью, спустя сто лет, приобрел другой вселенский патриарх Серафим, скончавшийся во время пребывания в России в том же монастыре. В половине нынешнего столетия (в 41 году) двое русских иноков, Варсонофий и Виссарион, купили у Ватопеда заброшенную по смерти Серафима келью, названную за свое красивое местоположение: Серай. Но процветать Серай начал после того, как благодаря участию путешественника по Афону А. Н. Муравьева, Ватопедский монастырь согласился дать келии права скитов, которые по Афонскому уставу находятся в гораздо меньшей зависимости от монастыря, на земле которого они находятся, а главное, не могут быть, подобно кельи, проданы, или переданы другому лицу, вопреки желанию братии. Андреевский скит не напрасно называется сераем. Местоположение его очень живописно. Серай, говорит совершенно справедливо А. Н. Муравьев, пробывший здесь около 6-ти недель, расположен чрезвычайно красиво, едва ли не на самом лучшем месте св. горы, близь Кареи, центра правления этой монашеской области, на склоне восточного берега, где почва славится плодородием и роскошью растительности. Воздух, составляя среднее между горным и приморским, днем не имеет резкости и духоты, свойственной южному климату, а ночью – пронзительной сырости, чувствительной на Афоне. До моря отсюда не более часа пути и виды кругом самые восхитительные: местность за кельей серайской на запад и на юго-запад поднимается на гору; с высоты террас и балконов глаз и душа с истинным наслаждением могут созерцать, в каком неописуемом величии восходит солнце из синих волн Егейского моря, освещая золотыми лучами окраины островов Тассо, Имбро, Самофраки и Лемноса. По склону рассеяны белые каливы и кельи пустынников, то скрывающиеся в зелени окружающих дерев, то живописно выглядывающие из них. На юге высится к небу, в светлом венце из облаков, шпиль св. горы, видимый во всем великолепии вдавшимся в пучину морскую от самой подошвы и до заоблачной выси.

Скит, несмотря на то, что недавно существует, обстроен превосходно, благодаря энергии своих настоятелей, преимущественно о. Феодорита и теперешнего архимандрита Иосифа и богатым денежным пожертвованиям, притекающим сюда из России, среди которых далеко не последнее место занимает и пожертвование одного русского миллионера, владельца крупнейших золотых приисков в Сибири Сибирякова, ныне иеросхимонаха Иннокентия, спасающегося здесь, в скиту. Все постройки скита – в несколько этажей (5–6) и выстроены очень прочно, в виду повторяющихся здесь время от времени землетрясений. Кроме 13-ти храмов, здесь много корпусов для братии и для посетителей, большие мастерские и другие хозяйственные постройки. Строится также теперь и громадное здание для новой больницы, где найдут приют больные со всего Афона. Кругом обители разведены огороды, виноградники и сады, где созревают плоды смоковницы, яблоки, груши, персики, орехи, смородина, крыжовник, малина и пр. Все это придает обители уютный жизнерадостный вид. Из святынь скита особенным почитанием пользуется здесь чудотворная икона Божией Матери: «В скорбех и печалех утешение», прославившаяся чудесами во время посещения России в 1863, 1879 и 1882 годах, когда архим. Феодорит, бывший настоятель монастыря, приезжал сюда за сбором пожертвований на новостроящийся храм и благоукрашение обители. Самая чудотворная икона в настоящее время находится в Петербурге на Андреевском подворье, в Благовещенском храме; в соборном же храме скита есть лишь копия с неё. Лицо Божией Матери на этой иконе обращает на себя внимание своим грустным сосредоточенным выражением.

После обеда все вместе на мулах отправились в Ильинский скит на торжество закладки нового храма, сделав небольшой крюк на Карею, отстоящую в 15 минутах от Андреевского скита.

Карея находится в самом центре св. горы. Монахи называют ее городом, но весь город этот состоит из двух узких пересекающихся улиц, наполненных убогими лавками. Здесь же находится небольшое здание Протата, в котором заседают представители 20 монастырей, соборный, старинный храм во имя Успения Пресвятой Богородицы и дом, в котором живет представитель турецкой власти на Афоне – каймакам вместе с полицейскими и таможенными чиновниками. В лавках Кареи торгуют и монахи, и приезжие торговцы из Македонии; первые – собственными изделиями: крестами, четками и т. п. вещами, которые, к слову сказать, продают очень дорого; вторые – разными предметами, необходимыми в монашеском обиходе. Но значение Кареи для святой горы заключается не в этом, а в том, что она является центром монашеского управления на Афоне. Представитель турецкой власти на Афоне не имеет почти никакого значения; вся его власть над святой горой ограничивается собиранием с монастырей подати в пользу турецкого правительства; действительное же управление св. горой сосредоточено в руках самих монахов, составляющих Протат (πρώτος, – первый). Протат – это общее судилище св. горы, где разбираются все дела, касающиеся личной собственности, жалобы монахов; чрез него же объявляются афонитам предписания Порты и Константинопольского патриарха. В древнее время, до св. Афанасия, в Карее был скит, от которого зависели 180 малых обителей, рассеянных по всей горе Афонской и управлявшихся своими игуменами. Игумен, стоявший во главе Карейского скита, назывался «Протос» (первый) и был как бы игуменом над игуменами, а его скит – скитом над скитами. Такой порядок управления св. горы сохранился и тогда, когда св. Афанасий устроил первую киновию и по ее образцу стали устраиваться почти одновременно с ней и другие киновии; все они подчинялись Лавре Карейской и ее игумену.

Патриархи Константинопольские из уважения к св. горе не касались ее уставов и не подчиняли ее какому-нибудь из соседних епископов и митрополитов. Завися от Константинопольского патриарха в каноническом отношении, все афонские монастыри являются ставропигиальными. Турки, завладев Афоном, также не касались прав св. горы и ее внутреннего управления. Ни один из храмов св. горы не был обращен ими в мечеть; они довольствовались только налогами на монастыри, вследствие чего некоторые из них должны были закрыться. В это время закрылась и Лавра Карейская, игумен которой, под именем Прота, управлял св. горой. Но с закрытием Лавры, Карея не утратила своего значения. В Карее образовалось общее собрание представителей от всех Афонских монастырей – Протат или Кинот. Последний управляет всеми делами, касающимися внутренней жизни всех монастырей и монахов св. горы. Он состоит из двадцати представителей Афонских монастырей – антипросопов, избираемых каждым монастырем из опытных в духовной жизни старцев. Решения Протата окончательны и. не подлежат обжалованию у патриарха. При этом представители отдельных монастырей не имеют одинакового значения. Решение зависит не от большинства голосов, а от согласия представителей 4-х первых монастырей: Лавры, Ватопеда, Ивера и Хиландаря.

В Карее мы прежде всего отправились в собор, где торжественно встретили Владыку антипросопы, большей частью, почтенные старцы. Один из них приветствовал Его речью на греческом языке, на которую Владыка отвечал по-русски. Приложившись к иконам, осмотрели собор, построенный, по преданию, впервые Константином Великим, в 335 году. Но если это предание и справедливо, то несомненно, что от древнего собора Константина не сохранилось ничего, так как Карейский собор неоднократно разрушался и восстановлялся снова. Однако он заслуживает внимания сам по себе. Внешним видом он не походит на другие Афонские храмы. Он имеет форму базилики с четырьмя большими четырехугольными столбами и остроконечной деревянной крышей. Внутри очень запущен и содержится крайне неряшливо. Замечателен собор тем, что в нем сохранились остатки живописи, принадлежащей кисти византийского Рафаэля-Панселина. Панселин – это полуисторическая, полу – мифическая личность, и даже трудно установить точно, когда он жил; несомненно одно, что тот живописец, которому приписывают сохранившуюся в Ватопеде и Карее живопись, был замечательным художником. Необыкновенно древняя, вся почерневшая от сырости живопись до сих пор поражает своей жизненностью и выразительностью. Она сохранилась на западных столбах и кое-где в других местах храма. В алтаре на горнем месте находится еще очень древняя икона Божией Матери, называемая: «Достойно есть», потому что перед этой иконой явился однажды одному иноку ангел, повелевший славить Богоматерь песнью: Достойно есть... в то время (до Х-го века), когда эта песнь, воспетая отцами 3-го вселенского собора, законоположившими величать Пресвятую Деву Марию Богородицей, еще не была принята всеми и не вошла в состав богослужения. Из собора прошли в здание Протата, где антипросопы угостили нас глико и кофе.

Из Карей по сравнительно хорошей дороге отправились в Ильинский скит на закладку нового храма. Этот храм, не начинавшийся еще строиться, уже имеет свою довольно длинную историю, характеризующую современные отношения русских и греков на Афоне. Самая закладка храма совершается уже второй раз, В первый раз с большой торжественностью совершена была закладка храма 22 июля 1881 года, почти 20-ть лет тому назад. В это время посетила берега Афона Великая Княгиня (впоследствии инокиня) Александра Петровна; ей на пароходе представился настоятель Ильинского скита о. Товия, просивший ее положить первый камень в основание нового храма. Великая Княгиня согласилась и 22 июля камень с соответствующей надписью прислала с контр-адмиралом Головачевым, которому поручила положить его в основание нового храма от Её имени. Торжественная закладка была совершена и был составлен план собора, подписанный Вселенским патриархом Иоакимом III-м и бывшим в 1881-м году на Афоне Великим Князем Константином Константиновичем. Но с тех пор и до настоящего времени не приступали к постройке храма в виду того, что на это не давали разрешения монахи Пантократорского монастыря, в зависимости от которого находится Ильинский скит, как построенный на земле, принадлежащей монастырю. Между Пантократорцами и Ильинцами – старинная вражда. Еще в 30-х годах настоящего столетия Пантократорцы, воспользовавшись внутренними несогласиями в скиту, отняли у него важные исторические документы, особенно, султанский фирман и условие, заключенное Пантократором со старцем Афанасием в 1798-ом году, дававшие Ильинцам свободу и независимость и право на владение землей. Пользуясь этим, Пантократорцы стали сильно теснить Ильинцев и не давали им строить новый собор, употребляя для этого всевозможные меры. Начался процесс, который тянулся десять лет и окончился в пользу Ильинского скита. В 93–95 годах нынешний игумен скита Гавриил, с разрешения Святейшего Синода, ездил по России с чудотворной иконой Божией Матери «Млекопитательница» для сбора пожертвований, после чего началась подготовка к постройке нового храма. На торжество вторичной закладки Ильинцы пригласили русского посла в Константинополе И. А. Зиновьева, приехавшего на Афон, по просьбе Андреевцев, присутствовать на освящении их нового храма.

День 15-го Июня был праздничным днем для Ильинского скита. В полдень прибыл сюда сначала бывший Вселенский патриарх Иоаким III, которому была устроена торжественная встреча. Затем через полчаса, вторично уже, преосвященный Арсений вместе с нами, а затем и посол И. А. Зиновьев с членами посольства. После этого тотчас началось торжество закладки храма. Обряд закладки совершал преосвященный Арсений в сослужении сопутствовавшего ему и местного духовенства на месте, предназначенном к постройке нового храма. Когда наступило время водружения креста на месте будущего святого престола, тогда Патриарх облачился в мантию и прочитал положенную молитву по-гречески. Он же первый положил камень в основание новостроящегося здания, затем преосвященный Арсений, посол Зиновьев, эпитроп Пантократорского скита архимандрит Феофил, настоятель скита архим. Гавриил и другие почетные гости. По окончании обряда, Преосвященный обратился к инокам с речью. Указав сначала на те особенные обстоятельства, при которых ему, русскому Архиерей, пришлось совершить это редкое торжество в присутствии святителя греческой Церкви, бывшего Вселенского патриарха Иоакима III-го, и представителя русского Государя при Оттоманской Порте посла И. А. Зиновьева, и изложив кратко историю первой закладки храма, Преосвященный затем в своей речи раскрыл параллель между построением храма вещественного и духовного.

По окончании торжества, все присутствовавшие отправились снова в Андреевский скит.

Этот переезд был очень оригинален. Впереди на прекрасных лошадях, сопровождаемые монахами, ехали Преосвященный и посол Зиновьев; за ними мы вместе с членами и чиновниками посольства на мулах, в сопровождении погонщиков и кавасов в красивых национальных костюмах (фустанелах). Так как по узким афонским тропинкам рядом двоим невозможно ехать, то наша кавалькада растянулась на громадное расстояние. Во встречавшихся по пути кельях при нашем проезде звонили, а иноки выходили к воротам обители для встречи Преосвященного и посла, в облачениях и с иконами. В Андреевский скит мы вернулись около шести, часов вечера. Вскоре затем сюда приехал с своими офицерами контр-адмирал А. А. Бирилев, помощник начальника Средиземной эскадры, командированный, на Афон Великим Князем Алексеем Александровичем, заложившим новый храм и считающимся августейшим ктитором его. Андреевцы приглашали самого Великого Князя; не имея возможности сам присутствовать на освящении, он прислал в качестве своего представителя контр-адмирала Бирилева. Последнего андреевцы встретили очень торжественно: с крестным ходом у ворот обители и колокольным звоном. После того как собрались все почетные гости, был предложен ужин, а затем началось всенощное бдение.

Всенощное бдение, начавшееся в 9-ть часов вечера, продолжалось до 5-ти часов утра. Стечение народа на бдении было слишком большое, так что не только обширный по размерам новосозданный храм был полон молящихся, но и вне храма на скитском дворе было много богомольцев – посетителей, пустынножителей афонских. Всенощное бдение совершалось по обычному чиноположению афонскому весьма торжественно, без всяких пропусков. Служба отправлялась обновлению храма с добавлением стихир св. Апостолу Андрей Первозванному. Во время бдения патриарх Иоаким стоял в главной стасидии, в мантии, с правой стороны, а Преосвященный – в стасидии, с левой стороны. С большой выразительностью и чувством прочитал Патриарх шестопсалмие наизусть. Снаружи храм был красиво иллюминован разноцветными огнями, ярко освещавшими прозрачные священные изображения, которыми был украшен храм. Высоко на колокольне красовался прозрачный щит, освещенный также огнями, с изображением двуглавого орла и инициалов имени Его Императорского Высочества Алексия Александровича. Всенощная окончилась уже при ярком утреннем свете. Торжественный возглас: слава Тебе, показавшему нам свет совершенно гармонировал с разлитым вокруг светом от солнца, широко и ярко уже озарявшего своими лучами святую гору. Не все могли выстоять такое длинное, нощное моление. Большинство выходило из храма отдыхать в номера, и потом снова возвращались. Но во всех оно несомненно оставило неизгладимое впечатление. Продолжительность бдения и естественная усталость как будто и не замечаются, или по крайней мере как бы сокращаются и ослабляются тем чередованием в освещении, в пении и чтении, которое на Афоне производится с такой красотой и выразительностью