Церковь плененная. Митрополит Никодим и его эпоха (в воспоминаниях современников)

Содержание

Предисловие

Знакомство с митрополитом Стремительная карьера Рязань Рязанская епархия Ярославль-1 Иерусалим Москва Митрополит Николай (Ярушевич) Особая папка. Совершенно секретно. Для товарища Хрущёва Н.С. Ярославль-2 Серебряный Бор Заграница Болгария Финляндия Афон Депутатский зал «Бронь ЦК» Пресс-конференции Ленинградская епархия (1963–1978) Митрополит Ленинградский В «блокадном» Ленинграде Владыки-«отсиденты» Аудиенции Жизнь в «Стреле» Новгородская епархия (1967–1978) Упразднение епархии Митрополит Новгородский Протоиерей Михаил Елагин Отдел внешних церковных сношений (ОВЦС) (1960–1972) «Советы без коммунистов» «Дело Кутепова» Протопресвитер Виталий Боровой Епископ Алексий (Ридигер) (Святейший Патриарх Алексий II) Профессор-протоиерей Ливерий Воронов «От Японии до Англии...» «Сергианство» Совет по делам религий Иноверие, инославие Всемирный Совет Церквей Прага-68 Христианская мирная конференция Миротворческие конгрессы «Из-под глыб» «Обученная беспомощность» «Malun nesessitatis» – «необходимое зло» Из документов «Период полураспада» «Органы не ошибаются!..» «Электрический стул» «Ну, а пока госбезопасность...» «Не нужен мне берег турецкий...» Ленинградская Духовная Академия Тактика «живого щита» Профессор-протоиерей Михаил Сперанский Профессор А.И. Макаровский Владыка Михаил (Мудьюгин) – соработник митрополита Никодима Петербург – Ленинград Ректор Ленинградской духовной академии Астрахань Вологда Санкт-Петербург С изломанными судьбами, с искалеченной психикой... «Бес в виде эфиопа» Духовники-исповедники Расконвоированный профессор Будапешт-56 Кардинал Йозеф Миндсенти Казнимый сумасшествием «Летучий голландец» «Кесарю – кесарево» «Шум – шир» («снят – назначен») «Архиерей наш Никодим...» Профессор Н.Д. Успенский – наставник владыки Никодима Литургист, магистр богословия О титулах Кандидат в патриархи «Нэ жалэй!» «Ленинградский» «Турецкая Пасха» «Бывают странные сближенья...» Патриарший Экзарх «Мелочи архиерейской жизни» Комарово О фарфоре Выигрывая качество «Союз нерушимый...» Его Высокопреосвященству Макарию, митрополиту Винницкому и Могилев-Подольскому Праздничные «колядки» Первый и Третий Рим Ватикан-2 «Интеркоммунион» о. Михаил Арранц «Униатский вопрос» Дуче, фюрер, вожди Всего «семь седмин»... Библиография трудов митрополита Никодима Список трудов митрополита Ленинградского и Новгородского Никодима 1957 1959 1960 1961 1962 1963 1964 1965 1966 1967 1968 1969 1970 1971 1972 1973 1974 1975 1976 1977 1978 1979 1984  

 

В книге архимандрита Августина (Никитина) рассказывается о малоизвестных широкому читателю страницах истории Русской Православной Церкви, связанных с жизнью митрополита Ленинградского и Новогородского Никодима (Ротова) (1929–1978). Опираясь на воспоминания современников митрополита, в том числе на свои собственные, автор представляет атмосферу той эпохи, в которую этот выдающийся архипастырь осуществлял своё нелёгкое служение. Книга рассчитана как на воцерковлённых читателей, так и на тех, кто только начинает искать свою «дорогу к Храму».

«Поминайте наставников ваших...» (Евр. 13:7)

Предисловие

В «застойные» годы было такое «воспоминание о будущем». Где-то в XXII столетии на уроке истории школьник спрашивает Марь Иванну: «Кто такой Брежнев?» Раскрыв энциклопедию, учительница читает: «Брежнев Л.И. – мелкий политический деятель, живший в эпоху Сахарова – Солженицына».

История безжалостно «отфильтровывает» проходные фигуры и пешки. Кто такой Григорий Романов – об этом через столетие будут знать лишь узкие специалисты. Сначала придётся долго объяснять, что был такой пост: первый секретарь Ленинградского обкома КПСС. И что означает «обком», и что такое «КПСС». И что "персек» – не из династии Романовых, и не Гришка Отрепьев, – Григорий жил в эпоху митрополита Никодима. И что в июле 1985 г. Г. Романов, претендовавший на пост »генсека«, был выброшен из Политбюро.

Про патриарха Никона (XVII в.) слышали все. А кто «навскидку» назовёт имена его современников-опричников? Имя митрополита Никодима (1929–1978) на века вписано в историю Русской православной Церкви. Доктор богословия, председатель Отдела внешних церковных сношений. Патриарший Экзарх Западной Европы, президент Христианской мирной конференции, президент Всемирного совета церквей – это лишь основные его титулы, должности и звания.

К 20-летию со времени кончины святителя увидела свет книга «Человек Церкви. Памяти митрополита Никодима» (М., 1998). А через четверть века после его смерти в ряде городов СНГ и в дальнем зарубежье прошли конференции, посвящённые памяти владыки. В октябре 2004 г. ему исполнилось бы 75 лет.

Почему появились эти «затеси»? Бежит время, из памяти уходит многое; «иных уж нет, а тех долечат". Автор понимает уязвимость своего положения, – ведь многие из здравствующих клириков, облечённых высоким саном, знали владыку гораздо лучше и общались с ним теснее и доверительнее. И, казалось бы; им и перо в руки! Но налицо замкнутый круг: чем выше сан и должность, тем меньше свободного времени. Ведь личные воспоминания – это не доклад, составление которого можно поручить референту-спичрайтеру. Как говорят в армии, «тут вам не институт, здесь головой работать надо!». А если «голова» (украинск. – председатель) привыкла только править готовый текст и ставить под ним свою подпись?

Вот и предлагается серия отрывков из воспоминаний о «человеке Церкви». Предвижу упрёки в наличии неточностей, – ведь не случайно есть парадоксальное выражение: «врёт, как очевидец». Кто-то может воскликнуть: «Владыка такого не мог сказать!» В ответ на эти возражения можно привести эпизод, имевший место в 1920-х годах. Тогда в советской России устраивались диспуты на разные темы; особенно любил в них участвовать нарком просвещения А.В. Луначарский. Однажды, в ходе спора, он сослался на какие-то слова Ленина (не к ночи он будет помянут). И тут же с места вскочила социально озабоченная дамочка-марксистка и истерично закричала: «Ленин этого не говорил!». Нарком спокойно парировал: «Вам, уважаемая, не говорил, а мне – говорил».

... Когда-то византийский летописец Прокопий Кесарийский составлял два варианта царствования императора Юстинина; официальной и «Тайной истории» – «как всё было на самом деле». Важно, чтобы такие факты не были преданы забвению, – иначе историю легко можно свести к «Краткому курсу» сами знаем чего...

В своё время шеф жандармов и начальник политической полиции при императоре Николае I граф Александр Христофорович Бенкендорф дал такую «установку»: «Прошедшее России было удивительно, её настоящее более чем великолепно, что же касается будущего, то оно выше всего, что может представить себе самое смелое воображение. Вот точка зрения, с которой русская история должна быть рассматриваема и писана».

Культурное развитие России последнего двадцатилетия было достаточно планомерно подготовлено в предыдущую эпоху – в период 1960–1980-х годов. Какая-то преемственность между русской и советской (а, следовательно, и с постсоветской «российской») культурой существовала всегда. Но в области исторической науки, религиозной мысли и философии традиция была разрушена до основания. Между 1917-м и 1985-м зияет чудовищный провал. Речь шла не просто о запрете на гуманитарное знание. Преступлением считалось не написание, а одно ЧТЕНИЕ книг русских историков и философов. Книгу прочёл – в тюрьму. Отсидел, вышел, прочёл – в тюрьму. «Романтика»¹.

В 1923 г. Надежда Крупская (в народе – «Крупа»), «сидевшая на культурке», запретила для чтения религиозную литературу: в библиотеках отдел религии «должен содержать только антирелигиозные книги». Во все библиотеки – от «Облпублбиб’а» (Областная публичная библиотека) до избы-читальни был спущен «Указатель об изъятии антихудожественной и контрреволюционной литературы из библиотек, обслуживающих массового читателя» (1923 г.).

А куда девать изъятое? – Ликвидировать путём утилизации. Сдавать в утильсырье нежелательно: кто-то из несознательных может извлечь бесценные тома из груды макулатуры и спасти их от уничтожения. Извечный вопрос: «Что делать?». А вот что: сжигать в печке здесь же, библиотеке, но в присутствии особой комиссии, по акту. (В 1933 г. немецкие штурмовики не додумались до духовной газовой камеры и сжигали «антихудожественную и контрреволюционную литературу» на площадях.)

Изъятие «контрреволюционной литературы» продолжалось на протяжении десятилетий. Изгнали Троцкого, «шлёпнули» Бухарина, Зиновьева и К° – очередная ревизия в библиотечных фондах. «Подрался» Сталин с Гитлером – и срочно изымаются подшивки «Правды» за 1939–1940 гг.

... Очередная чистка фондов, направлявшаяся из методического центра, шла в начале 1970-х годов. Проверялись и изымались (в основном под предлогом ветхости) книги, изданные до 1964 г. То есть – непроизносимыми официально словами – изданные при Хрущёве, когда (как известно стало при Брежневе) навыпускали в свет чего надо-не-надо, генералы не стеснялись писать, как их пытали на Лубянке – словом, наломали дров. Так опускали занавес над эпохой оттепели.

Тем не менее с этого времени в стране уже не было массовых «отстрелов» населения, а также шумных назидательно-показательных кампаний запугивания. Поэтому в послевоенное время выросло одно-два небитых, непуганых поколения с пробуждающимся чувством человеческого достоинства, которые, естественно, пришли в острейший конфликт с устоявшимися порядками.

А тут пошли отъезды – литераторы смели самоволкой покидать самую свободную в мире державу. Шли масштабные изъятия – только представим себе, сколько надо было уничтожить (строго предписывалось именно уничтожение) по всем сельским и поселковым, а также городским библиотекам экземпляров всеми любимой книги о войне «В окопах Сталинграда»?..

Так по́лки подавляющего большинства российских библиотек оказались засорены в начале XXI в. книгами, изданными исключительно в «застойные» 70-е – начальные 80-е годы. А сколько правдивых мемуаров, собраний потрясающих документов, вышедших в конце 80-х – начале 90-х годов, осели в столицах, не двинулись почти никуда!

В начале 1990-х годов архивы Лубянки и Старой площади приоткрылись, кое-что из материалов было опубликовано, и Россия в очередной раз вздрогнула. Но вскоре дверку прихлопнули.

Помните, был такой Бакатин – тогда, в 1991-м? Недели три после победы над ГКЧП возглавлял госбезопасность. В начале первой недели пообещал расшифровать сексотов и стукачей. В середине второй обмолвился, что это невозможно, поскольку после этого ни одна семья не уцелеет, распадётся. На третью неделю перестал возглавлять.

В результате образовался духовный вакуум, и очередное поколение вступает в жизнь с незамутнённым, хрустальным сознанием. С этими людьми можно делать что угодно. Табула раза (лат. – чистая доска).

Но подросло поколение пока не виноватых. И за них уже взялись. Чтобы они не успели научиться различать добро и зло. И как можно скорее потеряли свою свободу. Чтобы, как в 1917-м, кричали: «Всё, что было до нас – устарело, всё на помойку! Новые реалии жизни диктуют новые стандарты. Сбросим N и Z и даже Y с виртуального кибер-драйфтера современности!». Но те, кто восклицают: «Зачем ворошить прошлое?», не помнят (или не знают) слов Ф.М. Достоевского: «Россия жива, пока есть русские мальчики, умеющие думать».

В советское время был такой гриф: «ДСП» – «Для служебного пользования». Его ставили на книгах, изданных для ограниченного круга партийных аппаратчиков, чтобы они принимали «судьбоносные» решения, опираясь на реальные факты, а не на передовицы «Правды». Книга, предлагаемая читателю, – тоже своего рода «ДСП» – для молодых пастырей, не имеющих иммунитета против «наследия светлого прошлого». Замалчивать его – это всё равно, что говорить про церковную жизнь в Германии в 1930–1940-х годах без упоминания о концлагерях, застенках гестапо и о тех дьявольских играх, которые оно вело с "церковниками».

Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II предпослал книге «Человек Церкви» такие слова о митрополите Никодиме: «Он жил и совершал своё служение, дерзновенно свидетельствуя о жизнеспособности Православной Церкви после страшных перенесённых Церковью репрессий и перед лицом новых испытаний».

Осенью 2007 г. Патриарх Алексий II поддержал идею создания в Москве музея ГУЛАГа и призвал епископов Русской Православной Церкви присылать его организаторам сведения о репрессированных, а также о разрушенных храмах и монастырях. «Хотим мы или не хотим, это наша трагическая история, и мы должны её знать. Когда молодое поколение не знает своей истории – это катастрофа», – подчеркнул Святейший Патриарх на встрече с членами международного дискуссионного клуба «Валдай»².

Время бежит, и современников тех событий всё меньше и меньше. Большинство людей всегда придерживается инстинкта самосохранения или, как это зовётся, «житейской мудрости». Это заставляет их сначала молчать, а затем поддакивать. В конце концов, это заставляет поверить всей той лжи, которая, как пыль, садится тонким слоем на картину прошлого. И когда невозможно уже ничего разглядеть – её подменяют тем, что выгодно выдавать за правду. Кто потом осмелится опровергать официальную версию? Свидетели умирают, с ними умирает правда.

«С именем митрополита Никодима связан особый период церковной жизни, о котором, как любил говорить сам владыка, нельзя прочитать ни в одном учебнике, ни в одной книге, – пишет современная исследовательница. – Этот период начинается во времена хрущёвских гонений на Церковь и продолжается в эпоху брежневского застоя, когда слова популярной песни «Всё хорошо, прекрасная маркиза» как нельзя лучше подходили к политике государства. Декларированные идеи прикрывали прямо противоположную суть вещей: так было и с декларацией Свободы совести, отделения Церкви от государства».

На самом деле осуществлялся партийно-государственный диктат. Уничтожить православие на Руси путём открытых массовых репрессий не удалось, но «тихие репрессии» по отношению к Церкви и верующим имеют всё тот же тотальный характер, только действия репрессивной машины становятся более изощрёнными»³.

Будущие историки, лет через 50, в сравнении с нами будут обладать преимуществами: к этому времени откроются архивы, уйдут из жизни все «заинтересованные лица» и можно будет писать о делах минувших лет объективно и непредвзято. Но вряд ли, читая архивные бумаги, можно будет ощутить ту живую атмосферу, в которой мы жили, с её невосполнимыми чертами. В предлагаемой книге речь пойдёт именно о «мелочах архиерейской жизни», из которых складывается живой портрет владыки Никодима.