Лекция 11. Книга Иова

<Сейчас мы проходим с вами Учительные Книги, которые иудеи называют> Кетубим, и <открываем> книгу Иова, в которой решается вопрос, волнующий всех людей во все века. Это тема страдания. Тем более тема несправедливого страдания: страдания детей, беззащитных, слабых. И почему мір и человек так жестоки? Посмотрите, какие раскрываются ужасы, в любой среде – жестокость, садизм.

Чем больше я знакомлюсь, познаю животных, допустим, тем больше неприятен мне человек. <Кто так сказал? Чья это мысль? А ведь и в самом деле:> животные не знают садизма. Человек наслаждается страданиями и ищет их. И вот есть люди, которые не могут уже жить, не причиняя боли другим. Им нужно видеть мучения.

Кто из царей любил смотреть, как мучают других, мучают животных? Вот и не знаешь, как быть с этими вопросами, потом с канонизацией и прочим. Не знаю, что здесь и сказать. Но, во всяком случае, формулы единой нет. И хотя, повторяю, ветхозаветная этика решала вопрос прямолинейно: человек страдает за свои грехи, и на этом построена вся книга Иова, в финале мы видим: «горит гнев Мой на тебя и на двух друзей твоих за то, что вы говорили о Мне не так верно, как раб Мой Иов» (Иов. 42:7).

Спрашивается, а как рассуждать верно? Как дать человеку, измученному страданиями, правильный ответ на его вопрос? Как прийти в палату к молодым парням, которые не знают, за что остались без глаз, без рук, без ног, – а им 22–23 года – и говорить им о милосердии Божием? А от них отказались все – и невеста, и знакомые, и никому они не нужны, отказались и Государство, и Церковь по существу. Куда она возьмёт таких людей, ей и поместить <их куда? в монастыри? >, а потом и финансово она кормить их не может – это только разговоры. Кому он нужен, кроме мамы своей?

И как всё это увязать с милосердием-то Божиим? <Всё> это может вызвать в человеке негативные отношения и к вере, и к религии, и к имени Христову, и озлобить его. Озлобить его совершенно, так что он будет иметь сожжённую душу и неспособен уже будет поверить никому и ничему.

Как быть? К кому прибегнуть? Спаситель говорит: «Приидите ко Мне все труждающиеся и обременные, и Я успокою вас» (Мф. 11:28). Только в Нём может душа найти упокоение. Но ведь для этого нужна сильнейшая вера. И вот, источником всех наших страданий является ещё отсутствие такой веры и надежды на Бога. Мы требуем справедливости, очень чутко реагируем на несправедливое отношение к себе, и вот где же это справедливое отношение к себе найти? Мы обвиняем Бога, что делал и Иов.

Откройте 21-ю главу его книги, и вы увидите, как бунт доходит до предела. Он обвиняет Бога, и произносит вот какие слова. Смотрите:

«И отвечал Иов, и сказал: выслушайте внимательно речь мою, и это будет мне утешением от вас. Потерпите меня, и я буду говорить; а после того, как поговорю, насмехайся. Разве к человеку речь моя? как же мне и не малодушествовать? Посмотрите на меня [на мой внешний вид] и ужаснитесь, и положите перст на уста [то есть разве можно человека обличать, как делали это его друзья, в таком его состоянии?]. Лишь только я вспомню, – содрогаюсь, и трепет объемлет тело мое. [И пошёл:] Почему беззаконные живут, достигают старости, да и силами крепки? Дети их с ними перед лицем их, и внуки их перед глазами их. Домы их безопасны от страха, и нет жезла Божия на них. Вол их оплодотворяет и не извергает, корова их зачинает и не выкидывает. Как стадо, выпускают они малюток своих, и дети их прыгают. Восклицают под голос тимпана и цитры, и веселятся при звуках свирели; проводят дни свои в счастьи и мгновенно нисходят в преисподнюю. А между тем они говорят Богу: “отойди от нас, не хотим мы знать путей Твоих! Что Вседержитель, чтобы нам служить Ему? и что пользы прибегать к Нему?” Видишь, счастье их не от их рук. [И вот как бы испугавшись этого, он говорит:] Совет нечестивых будь далек от меня! [Потом опять продолжает] Часто ли угасает светильник у беззаконных, и находит на них беда, и Он дает им в удел страдания во гневе Своем? Они должны быть, как соломинка пред ветром и как плева, уносимая вихрем. [А ведь этого нет] Скажешь: “Бог бережет для детей его несчастье его”. [То есть Бог накажет его в детях. Он говорит: такая мысль меня не устраивает] Пусть воздаст Он ему самому, чтобы он это знал. Пусть его глаза увидят несчастье его, и пусть он сам пьет от гнева Вседержителева. Ибо какая ему забота до дома своего после него, когда число месяцев его кончится? Но Бога ли учить мудрости, когда Он судит и горних? Один умирает в самой полноте сил своих, совершенно спокойный и мирный; внутренности его полны жира, и кости его напоены мозгом. А другой умирает с душею огорченною, не вкусив добра. И они вместе будут лежать во прахе, и червь покроет их» (Иов. 21:1–26).

Ну, как и в книге Екклесиаста. Вот преисполнена такими пассажами книга Иова, и ответа в конце концов нет. И ответа нет! Потому что, чтобы дать ответ, надо быть Богом. Формулы, которая бы вобрала в себя все личности, все индивидуумы, и была бы приложима ко всем – такой формулы нет. Поэтому вот, сколько нас здесь сидит, столько и судеб в очах Божиих. И мы не похожи один на другого. Нас может объединять только вера, но внутреннее наше состояние настолько разнится, и поэтому нужно индивидуально каждому воздавать по делам его. А оптом – это только на суде человеческом.

А Господь судит не только мысли, но и намерение сердечное Он учитывает – чего не учитывает никакой суд. Вот поэтому нужно прибегать к Суду Божию, а он от нас сокрыт. Какую же надо иметь веру, чтобы не усомниться в этом? Мы не усомнимся в этом только в одном случае – если, как и Иов, поимеем встречу, личную встречу с Богом, и увидим Его, кто в облаке, кто во сне, кто наяву, кто в сердце, кто при каком-нибудь другом явлении.

Вот когда этот опыт мы с вами переживём, вот тогда получим внутри себя такие аргументы, которые не позволят нам поднять на Бога голос, обвинять Его, потому что внутри себя мы и будем иметь ответ. Вот этот ответ Иов-то и получил: Я спрашивал о том, чего не знал, я требовал от Тебя ответа. Я тогда слышал о Тебе слухом уха, а вот теперь я вижу Тебя, и отрекаюсь от всего бунта своего в прахе и пепле, и кладу перст на уста свои. Всё для него разрешилось, весь бунт его испарился, он увидел вот это правосудие Божие и ощутил его внутри себя.

Но на строке не сказал нам. Вот, очевидно, имеют ценность великую страдания особенно невинных людей. Они, как некое такое, знаете, сокровище для міра. И мір-то стоит на милосердии вот этих людей, на милосердии этого остатка. А так, в большинстве своём страдаем по своей вине.

И Бог не имеет к этому никакого отношения: Он дал нам Заповеди, как ориентиры. Вот представьте себе, вы идёте по намеченной стежке: малейшее уклонение от знака – смерти подобно. Вот и Заповеди – это те же самые стежки. Если будем уклоняться от них, без конца будем впадать в погибель, в неизбывную погибель. Это себе надо уяснить и постараться не уклоняться, а стремиться идти вот по этому пути, какой Господь нам указал: «Аз есмъ путь, истина и живот».

А почему всё идёт через страдание? <В своё время это, возможно, и> откроется нам. Значит, в страдании есть какой-то смысл, от нас сокрытый. Мы не знаем сейчас. В этом плане, почему Промысл Божий определяет людей к страданию и очищает их через страдания? Так что разумный человек скажет вместе с Давидом: благо мне, что смирил мя ecu, яко да научуся оправданием Твоим. Благ мне суд Твой, Господи, надо мною. Если бы не это, я бы никогда не образумился. Но, повторяю, это индивидуально для каждого из здесь сидящих.

А теперь, давайте посмотрим, как же начинает Иов свою первую речь в 3-й главе. Вот когда эти три друга сидели с ним на земле семь дней и семь ночей, и никто не говорил ему ни слова, ибо видели, что страдание его весьма велико; затем переглянулись между собой и <молча> сказали, поняли взгляд друг друга: ну, вопрос ясный, исцеление невозможно, посочувствовали – пора уходить. Он должен скончаться. Вот этот взгляд их он и уловил и начинает говорить: «После того открыл Иов уста свои, и проклял день свой. И начал Иов и сказал: погибни день, в который я родился, и ночь, в которую сказано: “зачался человек»! День тот да будет тьмою; да не взыщет его Бог свыше, и да не воссияет над ним свет! Да омрачит его тьма и тень смертная, да обложит его туча, да страшатся его, как палящего зноя! Ночь та, – да обладает ею мрак, да не сочтется она в днях года, да не войдет в число месяцев! О! ночь та – да будет она безлюдна; да не войдет в нее веселье! Да проклянут ее проклинающие день, способные разбудить левиафана! [Левиафан – это и морское чудовище, и небесная змея, которая периодически заглатывала Солнце, – это мифология – и вот наступала тьма. Дальше:] Да померкнут звезды рассвета ее: пусть ждет она света, и он не приходит, и да не увидит она ресниц денницы за то, что не затворила дверей чрева матери моея и не сокрыла горести от очей моих! [вот что излилось из его уст относительно дня и ночи его зачатия. Дальше он говорит, что вот это небытие его лучше, чем его бытие:] Для чего не умер я, выходя из утробы, и не скончался, когда вышел из чрева? зачем приняли меня колени? зачем было мне сосать сосцы? [И дальше он высказывает представление его времени о посмертной жизни. Вот какие были представления у Иова и его современников:] Теперь бы лежал я и почивал; спал бы, и мне было бы покойно, с царями и советниками Земли, которые застраивали для себя пустыни, [имеются в виду всевозможные мавзолеи, саркофаги: люди готовили при жизни себе место упокоения. Вон фараоны египетские сначала, можно сказать, начинали строить для себя усыпальницы, эти громадные пирамиды. Дальше,] или с князьями, у которых было золото, и которые наполняли домы свои серебром; или, как выкидыш сокрытый, я не существовал бы, как младенцы, не увидевшие света. Там беззаконные перестают наводить страх, и там отдыхают истощившиеся в силах. Там узники вместе наслаждаются покоем и не слышат криков приставника. Малый и великий там равны, и раб свободен от господина своего [какое-то подобие Елисейских Полей, где люди проводят полубезсознательную жизнь, не испытывая ни радости, ни страха; и вот пребывают в этом дремотном состоянии и довольствуются им, что их никто не трогает, что над ними не издеваются. Вот такие смутные были представления о жизни за гробом]. На что дан страдальцу свет, и жизнь огорченным душею, которые ждут смерти, и нет ее, которые вырыли бы ее охотнее, нежели клад, [ведь вот это перекликается с современными рассуждениями на тему: можно ли сознательно уходить из жизни и просить об этом врачей? Эвтаназия. Может ли человек распорядиться своей собственной жизнью, когда существование кажется ему бездельным и тяжёлым, безысходным], обрадовались бы до восторга, восхитились бы, что нашли гроб? На что дан свет человеку, которого путь закрыт, и которого Бог окружил мраком? Вздохи мои предупреждают хлеб мой, стоны мои льются, как вода; ибо ужасное, чего я ужасался, то и постигло меня; и, чего я боялся, то и пришло ко мне. Нет мне мира, нет покоя, нет отрады: постигло несчастье» (Иов. 3:1–26). Вот такая речь первая.

С четвёртой главы начинается первый цикл речей трёх друзей, повторяющийся трижды, и на каждую речь отвечает Иов. Так вот, первая речь Елифаза Феманитянина, одного из старших друзей, который на эту тираду хочет что-то сказать Иову. Начинает очень деликатно, исходя из того, что он <Иов> болен, что он поражён, что с ним надо говорить очень снисходительно, мягко, с любовью, но затем будто забывается и, отстаивая свою точку зрения, начинает допускать просто выражения к больному недопустимые. Ведь и мы не умеем спорить, мы очень быстро выходим за пределы на личности и – посыпались оскорбления. Так делать нельзя. Смотрите, как начинает:

«если попытаемся мы сказать к тебе слово, – не тяжело ли будет тебе? Впрочем, кто может возбранить слову! Вот, ты наставлял многих и опустившиеся руки поддерживал, падающего восставляли слова твои, и гнущиеся колени ты укреплял. А теперь дошло до тебя, и ты изнемог; коснулось тебя, и ты упал духом. Богобоязненность твоя не должна ли быть твоею надеждою [то есть: а где ж твоя богобоязненность, где твоё упование на Бога, почему у тебя такое отчаяние?], и непорочность путей твоих – упованием твоим? [должны бы быть. Дальше отсылает его к истории:] Вспомни же, погибал ли кто невинный и где праведные бывали искореняемы? [таких примеров нет, хотя это неверно] Как я видал, то оравшие нечестие и сеявшие зло пожинают его; от дуновения Божия погибают и от духа гнева Его исчезают» (Иов. 4:2–9).

Дальше он ссылается на свой религиозный опыт, 12-й стих: «И вот, ко мне тайно принеслось слово, и ухо мое приняло нечто от него. Среди размышлений о ночных видениях, когда сон находит на людей, объял меня ужас и трепет и потряс все кости мои. И дух прошёл надо мною; дыбом стали волосы на мне. Он стал [какой-то дух], но я не распознал вида его, – только облик был пред глазами моими; тихое веяние, – и я слышу голос: человек праведнее ли Бога? и муж чище ли Творца своего? Вот, Он и слугам Своим не доверяет и в Ангелах Своих усматривает недостатки: тем более – в обитающих в храминах из брения [то есть у человека], которых основание прах, которые истребляются скорее моли. Между утром и вечером они распадаются; не увидишь, как они вовсе исчезнут. Не погибают ли с ними и достоинства их? Они умирают, не достигши мудрости» [Вот его личный религиозный опыт] (Иов. 4:2–21).

«Взывай, если есть отвечающий тебе [речь его продолжается]. И к кому из святых обратишься ты? Так, глупца убивает гневливость, и несмысленного губит раздражительность. Видел я, как глупец укореняется, и тотчас проклял дом его [Совет – 8-й стих – советует:]. Но я к Богу обратился бы, предал бы дело мое Богу, Который творит дела великие и неисследимые, чудные без числа, дает дождь на лице земли и посылает воды на лицо полей; униженных поставляет на высоту, и сетующие возносятся во спасение. Он разрушает замыслы коварных, и руки их не довершают предприятия. Он уловляет мудрецов их же лукавством, и совет хитрых становится тщетным: днем они встречают тьму и в полдень ходят ощупью, как ночью [17-й стих]. Блажен человек, которого вразумляет Бог, и потому наказания Вседержителева не отвергай [ведь какие правильные мысли-то – Блажен человек, которого вразумляет Бог, и потому наказания Вседержителева не отвергай], ибо Он причиняет раны и Сам обвязывает их; Он поражает, и Его же руки врачуют, [смотрите 27-й стих:] Вот, что мы дознали; так оно и есть: выслушай это и заметь для себя» [навесил в конце речи: выслушай это и заметь для себя. А это уже нотация такая] (Иов. 5:1–27).

Хорошо. Что же Иов отвечает на эту речь Елифаза? Он говорит, <что> вам хорошо рассуждать при вашем-то здоровье. А вот если бы вы хоть на мгновение испытали то, в каком положении нахожусь я: «о, если бы верно взвешены были вопли мои, и вместе с ними положили на весы страдание мое! Оно верно перетянуло бы песок морей! Оттого слова мои неистовы. Ибо стрелы Вседержителя во мне; яд их пьет дух мой [вот древнейшее указание на наконечники стрел, которые отравляли ядом, чтобы поразить животное. Вот он и говорит подобно этому: стрелы Вседержителя во мне; яд их пьет дух мой], ужасы Божии ополчились против меня [а что это за ужасы? Это миражи, это страшные сновидения, которые ему приходили ночью: он не имел покоя ни днём, ни ночью. 8 стих:]. О, когда бы сбылось желание мое, и чаяние мое исполнил Бог! О, если бы благоволил Бог сокрушить меня, простер руку Свою и сразил меня! [то есть умертвить].

Ведь Иов мог бы наложить на себя руки. И конец всем рассуждениям: Раз так, раз опротивела мне жизнь, я могу с ней покончить, – мог бы себя отравить, удушить, да мало ли какой найти исход из этой смерти. Но он этого не делает, как не делает и Апостол Павел – он говорил: мы хотим совлечься с тела, уйти из этого тела. Но как уйти? Не через самоубийство. Самоубийство – это покушение на жизнь. Этого делать ни в коем случае нельзя. И вот поэтому все эти разговоры <о том>, имеет ли человек право распорядиться своей жизнью, <для христианина ответ имеют один>: не имеет <человек такого> права. Это прерогатива всецело Божественная.

Так, вот он опять желает <высказывать свои претензии к Богу>: «о, если бы Бог простер руку Свою и сразил меня! Это было бы еще отрадою мне <...> Что за сила у меня [11-й стих], чтобы надеяться мне? и какой конец, чтобы длить мне жизнь мою? Твердость ли камней твердость моя?».

Затем, обращаясь к Елифазу, он говорит, 14-й стих: «К страждущему должно быть сожаление от друга его, если только он не оставил страха к Вседержителю [К страждущему должно быть сожаление]. Но братья мои неверны, как поток, как быстро текущие ручьи».

Теперь смотрите 21-й стих: «Так и вы теперь ничто: увидели страшное, и испугались [увидели меня в таком состоянии и испугались]. Говорил ли я: дайте мне, или от достатка вашего заплатите за меня; и избавьте меня от руки врага, и от руки мучителей выкупите меня? Научите меня, и я замолчу; укажите, в чем я погрешил [А вот <легко > огульно говорить: ты в чём-то не хочешь признаться, ты вот признайся всё-таки, не может быть такого, чтобы ты был наказан невинно! Поэтому он им говорит: укажите, в чём я погрешил!]. Как сильны слова правды! Но что доказывают обличения ваши? Вы придумываете речи для обличения? На ветер пускаете слова ваши. Вы нападаете на сироту и роете яму другу вашему. Но прошу вас, взгляните на меня; буду ли я говорить ложь пред лицем вашим? Пересмотрите, есть ли неправда? пересмотрите, – правда моя [дальше, размышляя как бы с самим собой, он высказывает такие взгляды на жизнь:] <...> Не определено ли человеку время на Земле, и дни его не то же ли, что дни наемника?» [точно!] (Иов. 6:21–29; 7:1).

Вот та жизнь, которую мы с вами ведём, не то же ли, что дни наемника? Здесь нам определено прожить «энное» количество лет, часов – и ни секундой больше, как бы мы ни стремились продлить своё существование. Значит, не нужно спекулировать на смерти, не нужно все разговоры сводить к смерти. Но тем не менее, у нас есть Заповедь: во всех делах твоих помни о смерти, и никогда не согрешишь <– “помни последняя своя, и вовеки не согрешишиʼʼ>.

Никогда не согрешишь – не будет ни зависти, <ни прочих разрушительных страстей> – ничего, <уводящего нас от Бога>, если человек будет помнить, что он как искра в темноте мелькнёт: так и жизнь человеческая на фоне этой вечности: «Как раб жаждет тени, и как наемник ждет окончания работы своей, так я получил в удел месяцы суетные, и ночи горестный отчислены мне» [вот это и прилагайте всё к самим себе: Как раб ждёт тени, – жаждет, – и как наемник ждёт окончания работы своея, так я получил в удел месяцы суетные, и ночи горестныя отчислены мне] (Иов. 7:2–3).

Конечно, нас съедают безконечные заботы, тревоги, болезни, и на каком-то этапе мы начинаем чувствовать, что и силы-то наши покидают нас: вроде делаем всё так же, а скорости нет! Так же суетимся, а такого <делания живого> нет уже. Нам кажется, что мы так же всё делаем, а появляется медлительность во всём. И наконец, вот служит человек, служит – это особенно у нас можно по церковной линии проследить: сколько лет <протоиерей заслуженный> стоял, как столб, перед престолом, <а> затем годы <всё же> берут своё, усталость своё – стал служить только по большим праздникам, а потом стал только приходить в алтарь и стоять, и <потом> сидеть. <Не в> состоянии Литургии полностью отслужить – уже нет этого состояния. Нет сил: немощь.

Душа не стареет, душа всё время такая же юная, какой и была создана – у неё нет возраста, а вот тело – обремененное тело – оно стареет, и силы его покидают. Вот он и говорит: «Когда ложусь, то говорю: когда-то встану? а вечер длится, и я ворочаюсь досыта до самого рассвета. Тело мое одето червями и пыльными струнами; кожа моя лопается и гноится. Дни мои бегут скорее челнока, и кончаются без надежды [Лепра, проказа, она неисцельна, как и рак, как и СПИД, как и другие такие болезни. Человек гниёт на корню, что называется. И на последнем этапе лишается и голоса. <Такие больные люди> объединяются на Востоке в группы, имеют в руках трещотки и идут; и от них шарахаются все, как от чумных <, они и в самом деле таковыми являются> Сретоша Его десять прокаженных мужей, иже сташа издалеча, и возопили: Иисусе, Наставнице, помилуй ны (см. Лк. 17:12–17). И Он их исцелил – словом одним исцелил! И <эти бывшие прокаженные, > когда увидели, что исцелены, на радостях-то побежали домой. А кто же возвратился? Не десять ли исцелишася, да девять где? Как они не пришли воздать славу Богу, токмо иноплеменник сей, и сей бе Самарянин. Вот вам <и> исцеление: исцелились и не возблагодарили – забылись от радости, что могут опять жить! Это человеческий эгоизм, человеческая неблагодарность к Богу. А надо было всем возвратиться! Како не возвратились воздать славу Богу? токмо иноплеменник сей! Если собрать все симптомы болезни, которые описаны в книге, то складывается картина действительно человека, который не придумал это, а сам на себе всё сие испытал и всё описал. Дальше он молится Богу. Как он молится?]. Вспомни, что жизнь моя дуновение [вот мы можем молиться Богу так же, как он. Вот встаньте и скажите: Вспомни, что жизнь моя дуновение], что око мое не возвратится видеть доброе. Не увидет меня око видевшего меня; очи Твои на меня, – и нет меня. Редеет облако, и уходит; так нисшедший в преисподнюю не выйдет <...> [вот, у них не было знания, какое дал Господь уже в Новом Завете, что умерший, в Него уверовавший, если и умрет – будет жить. Здесь он высказывает мысль Ветхого Завета:] так нисшедший в преисподнюю не выйдет, не возвратится более в дом свой, и место его не будет уже знать его. Не буду же я удерживать уст моих; буду говорить в стеснении духа моего; буду жаловаться в горести души моей: Разве я море, или морское чудовище, что Ты поставил надо мною стражу? Когда подумаю: “утешит меня постель моя, унесет горесть мою ложе мое”, Ты страшишь меня снами, и видениями пугаеши мя; и душа моя желает лучше прекращения дыхания, лучше смерти, нежели сбережения костей моих. Опротивела мне жизнь. Не вечно жить мне. Отступи от меня, ибо дни мои суета. Что такое человек, что Ты столько ценишь его и обращаешь на него внимание Твое, посещаешь его каждое утро, каждое мгновение испытываешь его? [а ведь это так и есть] Доколе же Ты не оставешь, доколе не отойдешь от меня, доколе не дашь мне проглотить слюну мою? Если я согрешил, то что я сделаю Тебе, страж человеков! Зачем Ты поставил меня противником Себе, так что я стал самому себе в тягость? И зачем бы не простить мне греха и не снять с меня беззакония моего? ибо, вот, я лягу в прахе; завтра поищешь меня, и меня нет» (Иов. 7:2–21).

Вот, он <Иов> говорит с Ним, как с Живым! Вот: молитва наша должна быть таким разговором: живым! – Не каким-то, знаете, бормотанием заученных слов: “яжевведениииневедениииводниивнощи” – отбарабанил и – пошёл. Опять: “яжеводниивнощиГосподипростиГосподипомилуй” – Что это? – Вычитал <“Правило”, “исполнил долг”>! – называется: вычитал правило и, довольный, пошёл. <Вопрос: куда? Вот: “Блюдите, како опасно ходите”!>

А, ведь, как он <Иов> обращается <к Богу>? Он как <бы> “видитˮ Его перед собою. И смотрите: он <, Иов> закончил, <и> вступает в беседу его второй друг: Вилдад – тот уже не сдерживается и лепит напрямую:

«Долго ли ты будешь говорить так? – слова уст твоих бурный ветер! [Ну, посмотрите: ведь, он выступает в защиту Бога – Вилдад-то Савхеянин выступает в защиту Бога!] Неужели Бог извращает суд, и Вседержитель превращает правду? Если сыновья твои согрешили пред Ним, то Он и предал их в руку беззакония их [вот вам <и> ответ! <А> если они согрешили во время пира, <то> дух – ветер – охватил дом, и они были там погребены. Вот тебе – прямое следствие]. Если же ты взыщешь Бога и помолишься Вседержителю, и если ты чист и прав, то Он ныне же встанет над тобою и умиротворит жилище правды твоей. И если вначале у тебя было мало, то впоследствии будет весьма много. Ибо спроси у прежних родов и вникни в наблюдения отцов их; а мы – вчерашние, и ничего не знаем, потому что наши дни на земле – тень. Вот, они научат тебя, скажут тебе и от всего сердца своего произнесут слова [то есть не безпричинно ты страдаешь. И приводятся примеры]: Поднимается ли тростник без влаги? [Нет] растет ли камыш без воды? [Нет] Еще он в свежести своей, и не срезан, а прежде всякой травы засыхает. Таковы пути всех забывающих Бога, и надежда лицемера погибнет; упование его подсечено, и уверенность его – дом паука. Обопрется о дом свой и не устоит; ухватится за него, и не удержится» (Иов. 8:1–15).

Так, <теперь смотрим> 20-й стих: «Видишь, Бог не отвергает непорочного, и не поддерживает руки злодеев. Он еще наполнит смехом уста твои, и губы твои радостным восклицанием. Ненавидящие тебя облекутся в стыд, и шатра нечестивых не станет».

На эту речь Иов отвечает: «Правда! знаю что так; но как оправдается человек перед Богом? [это вопрос всего Ветхозаветнаго Человечества в лице Иова: как оправдается человек перед Богом? Он <,Иов,> считал, что можно оправдаться жертвами, путешествиями какими-то к святым местам – вот и приносил тысячи всесожжении, думая, что они его оправдают! Вопрос может быть предметом и сочинения: Как оправдается человек пред Богом?] Если захочет вступить в прение с Ним [с Богом], то не ответит Ему ни на одно из тысячи [Так и было. С 38-й главы пойдут вопросы Бога к Иову и его друзьям. И они замолкнут, не зная, что сказать]. Премудр сердцем и могущ силою; кто восставал против Него и оставался в покое? Он передвигает горы, и не узнают их: Он превращает их в гневе Своем; сдвигает землю с места ее, и столбы ее дрожат [кстати, сдвигает землю с места ее – в результате грехопадения мог нарушиться и угол наклона Земли, и она стала вращаться совершенно по-иному: по иной орбите]; скажет солнцу, – и не взойдет, и на звезды налагает печать. Он один распростирает Небеса, и ходит по высотам моря» (Иов. 9:2–8).

                 11-й стих: «Вот, Он пройдет предо мною, и не увижу Его; пронесется – и не замечу Его. Возьмет, и кто возбранит Ему? кто скажет Ему: ʻʻчто Ты делаешь”? Бог не отвратит гнева Своего; пред Ним падут поборники гордыни. Тем более могу ли я отвечать Ему и приискивать себе слова пред Ним? Хотя бы я и прав был, но не буду отвечать, а буду умолять Судию моего. Если бы я воззвал, и Он ответил мне, – я не поверил бы, что голос мой услышал Тот, Кто в вихре разит меня» [вот это та пелена, которая отделяла Святое Святых от Святилища: эта пелена символизировала и то, что человек не может найти общения с Богом: перед ним вот эта стена. Бог настолько оскорблён поведением человека, что Он не слышит теперь его обращения. Нужно эту стену, эту пелену устранить, убрать, чтобы выйти на прямой с Ним контакт. Поэтому он и говорит: “если бы я воззвал, и Он паче чаяния ответил мне, я не поверил бы, что голос мой услышал Тот, Кто в вихре разит меня] и умножает безвинно мои раны, не дает мне перевести духа, но пресыщает меня горестями. Если действовать силою, то Он могуществен; если судом, кто сведет меня с Ним? Если я буду оправдываться, то мои же уста обвинят меня; если я невинен, то Он признает меня виновным. Невинен я; не хочу знать души моей, презираю жизнь мою. Все одно [и опять та же тема], поэтому я сказал, что Он губит и непорочного и виновного. Если этого поражает Он бичом вдруг, то пытке невинных посмевается. Земля отдана в руки нечестивых; лица судей ея Он закрывает. Если не Он, то кто же?» (Иов. 9:11–24). Ведь это же, ну прямо современный протест: Если не Он, то кто же?

Посмотрите, жестокость на Земле какая. Можно ли добиться какого-то правосудия, куда-то обратиться? Вот, есть передача о том, добиваются ли люди, когда выступают, хотят добиться правды, и нужно ли обращаться в судебные органы? Пустое дело, невозможно. Практически невозможно.

И опять: «Дни мои быстрее гонца, – бегут, не видят добра; несутся, как легкие ладьи, как орел стремится на добычу» (ст. 25).

29-й стих 9-й главы: «Если же я виновен, то для чего напрасно томлюсь? Хотя бы я омылся и снежною водою и совершенно очистил руки мои, то и тогда Ты погрузишь меня в грязь, и возгнушаются мною одежды мои. Ибо Он не человек, как я, чтоб я мог отвечать Ему и идти вместе с Ним на суд! Нет между нами посредника <... > [вот таким-то посредником и будет между Богом и человеком Человек Христос Иисус. Вот к Его посредству-то, к посредничеству, мы и прибегаем. Он – Посредник. Он разрушил эту пелену, эту стену, отделяющую человека от Бога. Он – наш Примиритель и Посредник. Поэтому говорим: если будем просить во имя Его, Отец будет слушать эту молитву. Он – единственный Посредник]. Да отстранит Он от меня жезл Свой, и страх Его да не ужасает меня; и тогда я буду говорить, и не убоюсь Его, ибо я не таков сам в себе» (Иов. 9:29–35)

«Следующая, 10-я глава:> «Опротивела душе моей жизнь моя; предамся печали моей; буду говорить в горести души моея. Скажу Богу: не обвиняй меня; объяви мне, за что Ты со мною борешься? [от него сокрыто, то что он стал заложником спора между Богом и диаволом: Господь ему этого не открывает; Он показывает, до какой степени всё-таки праведный человек держится, но и у него нет сил.

Вот когда мы молитву подменяем рассуждениями, мы становимся безсильными. Поэтому давайте меньше рассуждать от своего ума и разума, не будем своими рассуждениями подменять молитву. Нужно напротив – когда, кажется, <что> действительно <творится> несправедливость, – усилить молитву. И только тогда мы избежим бунта и противоречия. Иначе мы утонем в наших рассуждениях. Они запутают нас, как паутина. И будем обвинять Бога.

Произойдёт то, что с прародителями в Раю. Будем обвинять Бога: “Жена, которую Ты мне дал, она виновна в том, что я пал”. – “Что ты сделала?” – “Змей обольстил меня”. Ну а своя-то вина есть или нет? Нету. Нету. Ты виновен. Вот поэтому давайте не рассуждать, ибо рассуждение ни к чему хорошему не приводит. Когда с нами происходит нечто необъяснимое, давайте молиться. Усиленно молиться. Вот так делали все благочестивые люди и избегали хулы на Бога. Иначе мы своей логикой непременно впадем в эту яму. А потом попробуйте из неё выбраться. Дальше он говорит (4-й стих):] Разве у Тебя плотские очи, и Ты смотришь, как смотрит человек? Разве дни Твои, как дни человека, или лета Твои, как дни мужа, что Ты ищешь порока во мне и допытываешься греха во мне, хотя знаешь, что я не беззаконник, и что некому избавить меня от руки Твоей? [И затем он хочет разжалобить Бога, представляя Ему, как Он его создал:] Твои руки трудились надо мною и образовали всего меня кругом, – и Ты губишь меня? Вспомни, что Ты, как глину, обделал меня, и в прах обращаешь меня? Не Ты ли вылил меня, как молоко, и, как творог, сгустил меня, кожею и плотью одел меня, костями и жилами скрепил меня, жизнь и милость даровал мне, и попечение Твое хранило дух мой? Но и то скрывал Ты в сердце Своем, – я знаю, что это было у Тебя, – что если я согрешу, Ты заметишь и не оставишь греха моего без наказания. Если я виновен, горе мне! если и прав, то не осмелюсь поднять головы моея. Я пресыщен унижением; взгляни на бедствие мое: оно увеличивается [и опять] <...> зачем Ты вывел меня из чрева?» (Иов. 10:1–16, 18) – и так дальше.

Отвечает третий друг Софар, причём он говорит: «разве на множество слов нельзя дать ответа, и разве человек многоречивый прав? Пустословие твое заставит ли молчать мужей [нас, то есть], чтобы ты глумился, и некому было постыдить тебя? Ты сказал: “суждение мое верно, и чист я в очах Твоих”. Но если бы Бог возглаголал и отверз уста Свои к тебе, и открыл тебе тайны премудрости, что тебе вдвое больше следовало бы понести! Итак, знай, что Бог для тебя некоторые из беззаконий твоих предал забвению» (Иов. 11:2–6).

Аще беззакония назриши, Господи, Господи, кто постоит, – вы поёте в стихире, как это перевести? Аще беззакония назриши..., – Господи, если Ты будешь взыскивать за каждое беззаконие, кто выстоит? Ибо у Тебя очищение есть.

Только Бог по милости Своей может очистить, а если Он будет с нас взыскивать за всё, что в течении хотя бы суток пронеслось в нашем мозгу, кто постоит? Это будет такая громада, такой список, что мы посмотрим и ужаснёмся! И это за одни только сутки – а за свою жизнь, сколько мы нагородили с вами? Сколько мы с вами нагородили огородов? Вот лабиринт-то где! И всё путаем и путаем, и строим ещё – не нужно этого делать. Братия и сестры, нам этого делать не нужно. Нам нужно отстать от этого и молиться.

Вот тогда Господь из этого лабиринта выведет. Вон ведь как рассуждают-то! Целая книга построена на этом. И в то же время <какая> цена всем этим рассуждениям?

Открываем 38-ю главу. Если подвести итог, 38-я глава – цена всем нашим рассуждениям. Она выражена здесь: во время беседы они не заметили, как к ним из пустыни безбрежной подплыло облако и зависло над ними. Из этого облака вдруг раздался голос. Какой голос? – Кто сей, омрачающий Провидение словами без смысла? – указывает на Иова: Кто сей, омрачающий Провидение словами без смысла? Вот цена всем нашим рассуждениям благочестивым: слова без смысла.

«Препояшь ныне чресла твои, как муж: Я буду спрашивать тебя, и ты объясняй Мне», – пошли вопросы уже со стороны Бога, и они идут из области окружающей природы: если вы хотите посмотреть, как была создана Земля всемогуществом Божиим в Его творении, удивительная жизнь животного міра и растительного, как эти животные приноравливаются к самым невероятным условиям жизни, и какая же у них есть мудрость, и они не прекращают рода своего, несмотря на то, что сколько опасностей <их подстерегает>. Рыбы – сколько им нужно выпускать икринок, чтобы не прекратился их род, потому что миллионы их тут же гибнут. Миллионы хищников ждут, чтобы эти икринки тут же пожрать. А ведь род-то их не должен прекратиться. Значит, сколько им нужно их выпускать, чтобы сохранился род и не исчез?! Вот Он и начинает задавать эти вопросы из области природы.

Нужно с иронией, конечно, с некоторой читать: «где был ты, когда я полагал основание Земли? Скажи, если знаешь [ну где был я? Меня не было. “Ну конечно, ты был и видел” – Господь так хочет сказать]. Кто положил меру ей, если знаешь? или кто протягивал по ней вервь? На чем утверждены основания ее [Вот закон всемірного тяготения не был, может быть, известен, но Богу-то он известен, вот Он и спрашивает: “на чём?”], или кто положил краеугольный камень ее, при общем ликовании утренних звезд, когда все сыны Божии восклицали от радости? [этот текст, между прочим, приводится, <чтобы показать, > что ангельский мір был создан раньше міра физического: при общем ликовании утренних звезд, когда все сыны Божии восклицали от радости] Кто затворил море воротами, когда оно исторглось, вышло как бы из чрева, когда Я облака сделал одеждою его и мглу пеленами его, и утвердил ему Мое определение, и поставил запоры и ворота, и сказал: “доселе дойдешь и не перейдешь, и здесь предел надменным волнам твоим”? [Вот если человек в безумии своём не остановится, он нарушит предел этот вот этим надменным волнам: тепловой эффект, парниковый эффект приведут к тому – да и уже приводит – что начнётся таяние этих снегов, ледников, и Земля опять может покрыться водой. Вот и стройте эти плотины, заграждающие – никакие плотины не выдержат. Потому что предел Господь положил, а своей неразумной деятельностью мы можем этот предел нарушить] Давал ли ты когда в жизни своей приказания утру и указывал ли заре место ея, чтобы она охватила края земли и стряхнула с нее нечестивых, чтобы земля изменилась, как глина под печатью, и стала, как разноцветная одежда <... > Нисходил ли ты во глубину моря, и входил ли в исследование бездны? Отворялись ли для тебя врата смерти, и видел ли ты врата тени смертной? Обозрел ли ты широту Земли? [ну, на некоторые вопросы можем сейчас ответить. Нисходил ли ты во глубину моря и входил ли в исследование бездны? Кто написал “Капитан Немо или 20000 лье под водой”? Жюль Верн. И на вопрос писателя, нисходил ли ты во глубину моря и входил ли в исследование бездны, я могу ответить: да входил, капитан Немо и я. А вот обозрел ли ты широту земли? Обозрел, со спутников, сфотографировали всё. Дальше:] Объясни, если знаешь все это. Где путь к жилищу света, и где место тьмы? Ты, конечно, доходил до границ ее и знаешь стези к дому ее. Ты знаешь это, потому что ты был уже тогда рожден, и число дней твоих очень велико [конечно, это ирония. “Ты, конечно, знаешь это всё”]. Входил ли ты в хранилища снега и видел ли сокровищницы града [да три дня пойдёт какая-то позёмка, и встанет весь город со всеми институтами и университетами, встанет всё на месте, не двинется никак – всё будет завалено снегом], которые берегу Я на время смутное, на день битвы и войны? По какому пути разливается свет и разносится восточный ветер по земле? Кто проводит протоки для излияния воды и путь для громоносной молнии, чтобы шел дождь на землю безлюдную, на пустыню, где нет человека, чтобы насыщать пустыню и степь и возбуждать травные зародыши к возрастанию? Есть ли у дождя отец? или кто рождает капли росы?» (Иов. 38:2–28) – вот в таком духе.

Смотрите, теперь Он переходит к животному міру: «Ты ли ловишь добычу львице [39-й стих] и насыщаешь молодых львов, когда они лежат в берлогах, или покоятся под тенью в засаде? Кто приготовляет ворону корм его, когда птенцы его кричат к Богу, бродя без пищи? Знаешь ли ты время, когда рождают дикие козы на скалах, и замечал ли роды ланей? Можешь ли расчислить месяцы беременности их? и знаешь ли время родов их? Они изгибаются, рождая детей своих, выбрасывая свои ноши; дети их приходят в силу, растут на поле, уходят и не возвращаются к ним. Кто пустил дикого осла на свободу, и кто разрешил узы онагру» (Иов. 38:39–41; 39:1–5).

И дальше Он переходит к таким животным как: к боевому арабскому коню, к левиафану и к бегемоту, эти животные являются прототипом неповиновения и сатаны, как было открыто Антонию Великому, что описание этих животных – это прототипы сатаны.

Вот я что вам хочу сказать. Мы с вами должны из книги Иова сделать такой вывод: меньше совопросничества, меньше наших убогих рассуждений. И давайте читать эту книгу, видеть этот и ответ, результат: я слышал о Тебе слухом уха, теперь же мои глаза видят Тебя.

Хотите, чтобы у нас не было никаких противоречий и вопросов? Надо увидеть Господа – в себе ли, вне ли себя, – и тогда умолкнут все эти бесовские вопросы. А это – бесовские вопросы. Они ставятся исключительно с тем, чтобы подорвать нашу любовь к Богу, нашу веру, остудить и охладить её.