Гефсиманский подвиг
Путь чрез мрачный Кедронский поток окончен. Христос со Своими учениками – у подошвы Масличной горы и стоит пред Гефсиманским садом. Наступил самый мрачный, самый тяжкий час Его жизни. Ему известно, что ученики не в силах будут видеть Его глубокое уничижение и Его великую муку. Поэтому Он говорит восьми из них: «Посидите тут, пока Я пойду, помолюсь там». Но Он хочет иметь и несколько свидетелей Своего страдания. Это делается им и для нас, чтобы они передали нам все пережитое Им в те минуты, – и для Себя, дабы среди борьбы при виде их подкрепляться и успокаиваться любовью к ним. Поэтому Он и вводит с Собою в святилище своих Страстей трех любимых учеников – Петра, Иоанна и Иакова. Они видели славу Сына Божия на Фаворе, им же предстояло переносить зрелище Его унижения в темной долине сада. Но вот наступил час, когда и эти трое отойдут от Него и возвратятся домой, а Он совершенно одинокий входит во Святая Святых своих страданий. Теперь Христос начинает страшную борьбу, те ужасные Гефсиманские мучения, о которых мы лишь издалека можем помышлять, но описать которые нашим младенческим языком мы совсем не в состоянии. Мы читаем об этом в Евангелии лишь то, что Он начал «скорбеть, тосковать и ужасаться». Мы слышим из уст Спасителя: «Душа Моя скорбит смертельно». Его охватило сильное смятение, какого прежде в Нем никогда не было заметно. Он падает на лицо и молится, затем возвращается к ученикам посмотреть – бодрствуют ли они? Снова встает на молитву и опять идет к ученикам – те уже заснули; Он оставляет их в покое, еще раз повергается на землю и спешит к ученикам. Его великие мучения мы слышим в молитве: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия» – так Он никогда не молился в Своей жизни. Его неописуемая тоска проявляется в кровавом поте и в напряженном увещании ученикам, по крайней мере, хотя бы только бодрствовать с Ним, если они уже не в состоянии помочь Ему иначе. Каким же ужасным и громадным должно быть мучение Сына Божия, если оно вызвало из Его души такие вопли, ввело Его в такую тоску и смятение и заставило так молиться? Как же ужасна и громадна была душевная мука, если она выжимала кровавый пот и требовала непременного присутствия учеников? Страха пред смертью, мои возлюбленные, у Христа быть не могло. В противном же случае Сына Божия нельзя было бы поставить и рядом со Стефаном, у которого пред врагами просветилось лицо, а в момент смерти он увидел славу Божию. Тогда невозможно Сына Божия поставить рядом с тем мучеником, который, восходя на пылающий костер, в восторге пел: «О блаженный день!» Иначе Его нельзя было бы сравнить со множеством исповедников, встречавших за Его имя смерть с пылающим от радости лицом и с восторгом в сердце и на устах. Не страх смерти взволновал и ужаснул Христа. Послушаем только, с каким спокойствием Он несколько раз возвещает о Своей смерти и страданиях! Всмотримся, как установляет Он Св. Евхаристию и говорит, что Его тело предается и Его Кровь проливается во оставление грехов. Посмотрим только, с каким вдохновением произносит Он Свою первосвященническую молитву. Обратим свое внимание лишь на то, как Он затем везде – и у первосвященников, и у игемона, и при всех страданиях, и на скорбном пути, наконец, и на кресте, – сохраняет Свое мужество и долготерпение. Отсюда если бы в данном случае Он говорил, поступал, молился и страдал иначе, то Он оказался бы в противоречии с Самим Собою. Нет, то не был страх пред смертью. Иначе Он не оправдал бы слов Писания: «праведник и при смерти своей имеет надежду» (Притч. 14, 32). Христос тогда встал бы в противоречие с собственным увещанием: те бойтесь убивающих тело, душу же не могущих убить» (Мф. 10, 28).
Не страх смерти, повторяем, взволновал и ужаснул Христа. Не от него избавить просил Он Отца. Он молился, по св. Марку, «чтобы, если возможно, миновал Его час сей» (Мк. 14, 35). Должно быть, этот Гефсиманский момент был полон невыразимого ужаса и страха. И это, действительно, было так. Мы его поймем несколько, если вспомним слова пророчества: «Господь возложил на Него грехи всех нас» (Ис. 53, 6). Мы несколько постигнем это, когда вдумаемся в слова апостола: «Не знавшего греха Он сделал для нас жертвою за грех» (2Кор. 5, 21). «За нас жертвою за грех» – в этом и лежит весь ужас того страшного часа. Грех целого мира лег на святую главу и сердце Христа. Все преступления и беззакония от начала мира и за все времена всех сынов человеческих скопились там; все нарушения и оскорбления Его святого закона, которые некогда вызывали Его праведный суд и гнев, теперь собрались сюда и сплелись в невыразимое и тяжкое бремя: всей тяжестью легло оно на сердце и совесть нашего Ходатая и Посредника. Он, не выдавший греха и Святой, должен был почувствовать сказанное о Нем: «Окружили меня беды неисчислимые; постигли меня беззакония мои, так что видеть не могу: их более, нежели волос на голове моей; сердце мое оставило меня» (Пс. 39, 13). Вместе с тем Он тотчас же восчувствовал все проклятия Божественного закона и ужас пред Божественным судом. Ни один светлый луч не упал в непроглядную тьму этого ужасного момента. Гнев правосудного Бога лег на возлюбленного Сына, поднявшего грех мира, и благоволение Отца оставило Того, Кто когда-то изрек: «Отец не оставил Меня одного, ибо Я всегда делаю угодное Ему». Ныне для Него наступает и смерть, как возмездие за грех, как тому, кто состоит во власти диавола, смерть – со всеми ее ужасами. Для этого-то и грядет князь тьмы со всем своим могуществом и лукавством. В пустыне он пытался увлечь Христа земными благами, а здесь, в саду, он стремится победить Его страхом и ужасом. Как он старался это устроить – нам неизвестно. Но мы из уст Самого Христа знаем, что на Него набросилась вся власть тьмы (Лк. 22, 53). Со всех сторон на Него посылались разженные стрелы лукавых: Бог отдал Его в их власть. В этом состояла та горькая чаша, какую надлежало испить Искупителю в Гефсиманском саду. Страшный час наступил в Его жизни.
Эта Гефсиманская картина поразительна по своему ужасу для всех безбожных и легкомысленных сердец. Она ужасна по тяжести греха, ужасна по величии гнева и суда Божия, ужасна по силе темного могущества. В тоске и скорби Спасителя, в Его стонах и воплях мы имеем проповедь, потрясающую наш ум и заставляющую дрожать наши ноги. Если так бывает с зеленым деревом, то что же будет с засохшим? Если Единородный и Возлюбленный Сын Божий, при совершеннейшем благоволении к Нему Отца, должен был так ужасаться и страдать за чужие грехи, то что же будет с нами, когда Бог-ревнитель будет судить и наказывать всех преступников Его закона? Страшно впасть в руки Живого Бога! Такая картина полна печали для всех любящих и чтущих Спасителя.
Нас, без сомнения, возмутил бы до глубины души вид страданий нашего Возлюбленного Царя. Но насколько горше видеть страждущим и уничиженным Владыку неба и земли! Как стали бы мы печалиться, сетовать и рыдать в случае, если бы оскорбел и затосковал кто либо из наших друзей! Как же близко к сердцу следует нам принимать унижение и заушения Друга и Жениха наших душ! Но вместе с тем все это является и картиной блаженной отрады для всякого сокрушающегося и жаждущего правды сердца. Слово – Гефсимания – означает точило для оливок (маслин). Здесь Христос, по словам св. пр. Исаии, истоптал за нас точило гнева Божия. Ныне Он говорит: «Я топтал точило один, и из народов никого не было со Мною; год Моих искупленных настал. Я смотрел, и не было помощника» (Ис. 63, 3–5). Слава и хвала Богу, что он настал. Ради нас Он перенес смущение, да нас утешит! Ради нас Он понес бремя, да нас освободит. Ради нас Он претерпел ужас, да мы будем блаженны! Теперь мы можем с пророком сказать: «Мы думали, что Он был поражаем, наказуем и уничижен Богом. Но Он был изъязвлен за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего было на Нем, и ранами Его мы исцелились» (Ис. 53, 4–5). Блажен, кто может веровать этому от всего сердца!
В Своей тяжкой и ужасной борьбе наш Великий Ходатай совершенно одинок. Отец Небесный на малое время оставил Его. В человеческом утешении и помощи Ему отказано. Даже вернейшие Его ученики заснули. Совершенно одиноким Он стоит пред страшною силой греха, смерти и ада.
Кроме молитвы, у Него теперь не было никакой другой опоры, никакого иного оружия. Теперь исполняется сказанное апостолом: «Он, во дни плоти Своей, с сильным воплем и со слезами принес молитвы и моления Могущему спасти Его от смерти» (Евр. 5, 7). Это не первую молитву мы слышим из Его уст, но и не последнюю. Это не славная Его молитва – «Отче наш», но и не возвышенная первосвященническая молитва. Ныне мы слышим от Него глубокую молитву, молитву, которая лишь в крайней нужде возносится к Всевышнему Отцу на небесах. Сын Божий смиренно молится, повергаясь ниц на землю. Но Он молится с верою. Отец Его оставил. Он не чувствует в эту минуту отеческой любви к Себе. Для Него ничего не осталось, кроме одной веры. И в этой вере, с воздетыми руками, Он стремится к Отцу. Взывая к имени Отца, Он этим именем высказывает полное упование и искреннюю любовь к Нему. Молитва Сына Божия дышет и святою покорностью. Он мог бы легко отвергнуться от предстоявшей Ему чаши, но Он добровольно хочет все перестрадать и претерпеть, добровольно пролить Свою кровь и умереть. Мог же бы Он и сократить эти часы ужаса, адского мрака. Он ведь и молился: «Отче Мой! Если возможно, да минует Меня чаша сия», но вслед за тем с полной покорностью добавляет: «Впрочем, не как Я хочу, но как Ты». На эту молитву Он в своем сердце получил ответ, что Он должен перенести этот час, испить до дна Свою чашу. Поэтому во второй раз Он уже и молит: «Отче Мой! если не может чаша сия миновать Меня, чтобы мне не пить ее, да будет воля Твоя!» Это же самое Он говорит, молясь в третий раз: чаши Ему, таким образом, не миновать. Но вот для успокоения Сына Божия небесным утешением и чтобы укрепить Его в страшной борьбе силою свыше, является Ангел Господень. Так, с молитвой и верой Он проходит и грех, и Суд Божий, и силу ада. Черные тучи рассеялись, ненарушимое спокойствие по-прежнему сияет на Его челе, когда Он будит своих учеников и говорит: «Вот приблизился час, встаньте, пойдем, вот приблизился предающей Меня!»
Великий муж Гедеон некогда говорил своим воинам пред битвой: «смотрите на меня и делайте то же!» (Суд. 7, 17). То же самое говорит и Новый Гедеон всем верующим во имя Его. Вы, утружденные, обремененные, опечалившиеся и плачущие, скорбящие и тоскующие души, вам Христос говорит: «Смотрите на Меня и делайте то же самое». Только путем веры и молитвы мы возможем протесниться сквозь все беды нашей жизни. А этому научиться постараемся у Мужа скорби в Гефсиманском саду. Не будем распространяться о своих скорбях и нуждах по улицам и площадям, но будем, по примеру Спасителя, переносить их в уединении и тишине. Не пред людьми следует нам жаловаться на это, а Богу, прозревающему в сокровенное, исчисляющему все наши слезы, ― Богу, пред Которым не утаится никакой вздох наших уст, ни одно движение нашего сердца. Не станем стыдиться – повергать свое лицо в прах, как не устыдился это сделать и Христос. Только преклоняя колена и главу пред Вышним, можем мы молиться право – в смирении сердца и испытывать обетование: «унижающий себя возвысится». Будем молиться с верой, как стремился к Отцу Сын Божий, и если не постоянно – молитвой хвалы и благодарности – так, по крайней мере, сокрушенным воплем: «Боже, милостив будь ко мне, грешному!» Сын Божий не устыдился воззвать: «Отче Мой, если возможно, да минует Меня чаша сия!» И мы не будем унывать, если вместо восторженного – «хвала Богу» – придется воспеть нам лишь скорбное, но трогательное «Господи, помилуй!» Следует нам также молиться, как Сын Божий, с благоговейной и кроткой покорностью, постоянно с верой и терпением повторяя: «Впрочем, не как Я хочу, но как Ты, – да будет воля Твоя». Молясь, как Христос, с непоколебимой верой, кроткой покорностью и непреклонной настойчивостью, мы не будем ощущать недостатка во внимании к нам и помощи. Хотя бы даже чаша испытаний нас и не миновала, но зато явится Ангел Божий. Пусть наши очи его не увидят, но зато мы услышим его сладкое небесное утешение и почувствуем принесенную им крепость. Тогда, подобно Начальнику нашей веры, мы с молитвой и верой протеснимся чрез тягчайшие бедствия и самые горькие мучения, восклицая с Иаковом-богоборцем: «Я видел Бога лицом к лицу, и сохранилась душа моя!» (Быт. 32, 30).
Если бы мы, сыны земли, имели возможность некогда стоять у врат Эдема и видеть утраченное блаженство – какая невыразимая скорбь охватила бы нашу душу! Но какая блаженная; зато радость – стоять в Гефсиманском саду под сенью тех маслин, где за нас мучился и боролся наш Спаситель. Здесь Он кровавым потом заплатил первую долю выкупа за человеческую душу. Здесь, покорив Свою волю воле Отца, Он начал Свое первосвященническое дело. Пережитым здесь, Он научился послушанию. Здесь чрез молитву «Он утвердил на земле суд» (Ис. 42, 4). Теперь я уже знаю, что у Меня есть Архиерей, который, будучи Сам тяжко искушен, может сострадать моим немощам! Теперь от Него я научился – как должно страдать, терпеть, бороться и молиться в Его славу и по Его образу! Все это является Эдемским древом жизни и райскими реками. Блажен, кто может веровать этому от всей души! Он поймет, какое блаженство взирать на Молящегося с тоской и скорбью, даже – до кровавого пота Христа. Блажен, повторяю, и еще раз блажен, кому дано веровать в это от всего сердца!