Св. Димитрий Александрийский

К числу 70 Апостолов, воспоминаемых Православной церковью, 4 янв. церковные писатели относят св. Димитрия Епископа Филадельфийского, упоминаемого в 3-м послании Ап. Иоанна Богослова; но о нем ничего неизвестно. Но за то сохранилось несколько сведений о другом Епископе Димитрии, которого древняя христианская церковь почитала святым. Это был св. Димитрий Епископ Александрийский.

Димитрий, 12-й Александрийский Епископ, был преемником по кафедре Юлиану († 4 марта 189). Об избрании его в сан Епископа у некоторых писателей (Evseb. Historia. Patr. Alexandr.) записано следующее благочестивое предание. Димитрий, прежде своего епископства, был садовник и человек необразованный, не умевший ни читать, ни писать. Епископ Юлиан, бывши уже на смертном одре, думал о назначении себе преемника; в это-то время получил от ангела уведомление, что его преемником по кафедре будет тот, кто первый на следующий день посетит его.¹ Димитрий, рассматривая свой виноградник, нашел на одной виноградной лозе ветвь с зрелыми гроздями и – так как это были первые созревшие в его саду плоды, то он решился отнести их больному своему Архипастырю. Юлиан в нем (Димитрие) увидел того, о ком ему сообщил небесный вестник. Клир Александрийский воспротивился было такому необычайному избранию, выставляя на вид между прочим то, что Димитрий, как человек семейный, не соблюдает целомудрия. Тогда Димитрий и его жена предстали перед клиром и, через испытание огнем, доказали свою девственную чистоту. Димитрий босыми ногами стал на горящие угли и был невредим от огня; жена его положила горячие угли в свой льняной платок, который не сгорел. Препятствием к возведению в сан Епископа было то, что Димитрий был человек необразованный, но он дал обещание в короткое время восполнить этот недостаток и действительно, Димитрий в скором времени так изучил св. книги, что с успехом начал проповедовать слово Божие. В этом отношении он был неутомим; в старости, несмотря на свою немощь и дряхлость, Димитрий до последнего дня своей жизни назидал словом свою паству и, когда, по своей болезни, не мог ходить в церковь, его на носилках приносили в собрание верующих.

Димитрий с твердостью характера соединял в себе ясный здравый ум и практическое благоразумие, а эти-то качества особенно требовались от Епископа в то время; в его правление Александрийская церковь сделалась знаменитой. Эта церковь, при вступлении Димитрия на епископскую кафедру, по свидетельству патриарха Евтихия (ок. 930 г.), была так незначительна, что едва ли во всем Египте была другая какая либо церковь ниже ее: Епископ и 12-ть пресвитеров с успехом могли удовлетворять всем духовным требованиям Александрийской паствы. При Димитрии она так увеличилась и возвысилась, что оставила за собой Антиохию, митрополию христиан из язычников, и Ефесскую церковь, основанную Иоанном Богословом; между тем как тогдашние обстоятельства Александрийской церкви весьма не благоприятствовали успехом ее: с одной стороны, египтяне язычники коснели в национальных своих религиозных заблуждениях, фанатизм Александрийских иудеев был также препятствием их обращению в христианство, простота веры христианской, проповедуемой не в препретельных человеческой мудрости словесех, для ученых греков казалась религию людей простых, необразованных; с другой стороны – гностические системы, представлявшие в себе смесь языческой мудрости и христианского вероучения, удовлетворяли научным потребностям греков – известных любителей философии. По сему-то гностицизм особенно процветал в Александрии. Последователей гностика Василида так было много там, что император Адриан их одних считал христианами в Египте. Со вступлением на епископскую кафедру Димитрия, в Александрийском обществе началась новая оживленная деятельность. Пантен, Климен и Ориген, один за другим приглашенные Димитрием в Александрийскую школу преподавателями и начальниками, создали христианский гносис, который и в теории и в практике далеко превзошел языческий гносис. Целые толпы язычников стекались в огласительное училище послушать христианских ораторов и многие из ученых язычников обращались в христианскую веру; последователи еретиков день-ото-дня оставляли своих учителей и присоединялись к Православной Церкви. Число истинных христиан увеличивалось и вне Александрии. Димитрий воспользовался таким благоприятным отношением к христианской вере и распространял ее через основание многих епископских кафедр вне Александрии; так как интересы Александрийского округа не препятствовали ему принимать деятельное участие и в делах вселенской церкви; то он принимал деятельное участие в споре о Пасхе и в письмах к епископу Римскому Виктору и епископам Антиохийскому и Иерусалимскому высказывался в пользу Римского обычая праздновать Пасху. С достоверностью неизвестно миссионерское путешествие Пантена, о котором говорит Евсевий (кн. 5. гл. 10. стр. 258), было ли при Димитрие, или же немного ранее; но, следуя Иерониму (Catal гл. 36. Epist. 70 ad Magnum.), с большой достоверностью нужно полагать, что это было при епископе Юлиане, именно Индийские купцы, бывшие по торговым делам в Александрии, просили Пантена отправиться к ним в Индию, под которой церковные писатели думают видеть Южную Абиссинию, или Аравию. Но за то не подлежит никакому сомнению, что третий из знаменитых Александрийских наставников, великий Ориген, с соизволения епископа Димитрия, предпринимал свое Апостольское путешествие в Аравию (Евсев. Ц. Ист. кн. 6. гл. 19).² В то время, пишет Евсевий, когда Ориген жил в Александрии, к епископу церкви Димитрию и к тогдашнему префекту Египта явился воин с письмами от правителя Аравии, коими последний просил их, как можно скорее, прислать к нему Оригена для собеседования. Вследствие сего Ориген был послан (Евсев. тамже стр. 324).

К сожалению, к концу епископства между Димитрием и Оригеном установились враждебные отношения, из-за которых почитатели Оригена, как современники его, так и позднейшие, укоряли Димитрия. Такие неприятные отношения возникли по следующему случаю. В 247 г. Ориген, вследствие междоусобной войны в Александрии, не надеясь найти для себя безопасное убежище в Египте, удалился в Палестину и утвердил свое местопребывание в Кесарии. Здесь местные епископы (Кесарийский Феоктист и Иерусалимский Александр) просил его беседовать и изъяснять св. Писание всенародно, в церкви, несмотря на то, что тогда Ориген не был рукоположен в пресвитера. За это-то Дмитрий в своем письме к епископам упрекал в нарушении ими церковного правила, по которому предписывалось проповедовать в церкви только пресвитерам и дьяконам. После сего епископы Александр (Иерусал.) и Феоктист (Кесар.) в 228 г., по возвращении Оригена из Ахаии, рукоположили его в сан пресвитера, между тем как Дмитрий считал делом противоканоническим возводить Оригена в сан пресвитера за самовольное его оскопление, о чем (т. е. об оскоплении), вероятно, Ориген не открыл рукополагавшим его епископам, потому что в церковной дисциплине того времени Апостольские правила 22 и 23 были строго соблюдаемы. По возвращении Оригена в Александрию, Дмитрий запретил ему преподавать в огласительном училище; в скором времени собран был поместный собор из Египетских епископов, на котором Ориген был отлучен от церкви и лишен пресвитерского сана. Впрочем, это определение не состоялось (Патр. Фотий Bibl. 118.). Друзья Оригена и его почитатели³ в этом поступке Дмитрия видят совершенный контраст с прежней благосклонностью епископа, относившегося с такой любовью к знаменитому учителю Александрийской школы и видевшего в сем оскоплении особую ревность к благочестию.⁴ Но на самом деле такого противоречия не было: Димитрий не осуждал Оригена за самооскопление, но за то, что он, скрывши свой поступок, похитил священство, которое по церковным правилам не следует ему, как скопцу, принимать. Рукоположением–в чужой епархии–Оригена были попраны законные права его, как местного епископа, хотя в то время еще строго не было узаконено–не посвящать приходящих из других епархий без соизволения местного епископа, но такое правило было и тогда в порядке вещей и Дмитрий, относившийся с такой любовью к Оригену, был сильно оскорблен рукоположением в сан пресвитера, без его ведома. Ориген казался ему вероломным нарушителем церковных канонов, потому что он бесстрашно принял священство от двух епископов, им обманутых (предполагая, что они не знали о скопчестве Оригена) и, при том, против воли своего епископа. Правда, что Ориген не сам обращался к епископам о рукоположении в пресвитера, но в глазах Димитрия не извинительным представлялся его поступок, потому что Ориген не открыл пред ним проступка своей юности и не отклонил от себя священного сана. Сверх того, Ориген во время своего первого путешествия в Палестину, в 216 г., своими отношениями к епископу Кесарии Феоктисту подал Димитрию повод думать, что он совсем намерен оставить Александрийскую епархию; подозрение же это он усилил принятием пресвитерства в чужом округе. Наконец Димитрий мог заподозрить и чистоту догматического вероучения в Оригене, как таком человеке, который так легкомысленно нарушил церковную дисциплину. Если взять во внимание все мотивы, коими руководился Димитрий в осуждении Оригена, то они далеко не заслуживают тех упреков в жестоком отношении к Оригену, какими поклонники его осыпали Димитрия. Отлучение Оригена от церкви кажется было последним административным распоряжением Димитрия, правившего Александрийской церковью в продолжении 43 лет (с 189 по 232 г.).

Сведения о Димитрие, епископе Александрийском см. Евсевия, Ц. История кн. 5 и 6.; его же Historia patriarcharum Alexandrinorum, Pavisiis, 1713.; Lumperv; Historia theol. christ. SS. PP. III. saecul. t. IX. p. 21 Ab. Redde penning, Origenes, t. 1 p. 405–414; Mosheim, De rebuschrist. p. 679.