11-е

Отцы Четвёртого Вселенского собора, происходившего в 451 году в Халкидоне, написавши определение веры, положили его в раку мощей великомученицы; приложили к нему и еретическое исповедание, которое, впрочем, найдено было после у ног святой. О сём упоминают сами отцы в послании к Льву, папе Римскому, говоря: «действующим был Бог, а увенчавшей в чертоге собрание добропобедная Евфимия, которая, принявши от нас определение веры, представила его как собственное исповедание своему Жениху, через благочестивейшего императора и христолюбивую императрицу утишивши всякое волнение противников, укрепивши исповедание веры».

По известию преп. Нестора, кн. Ольга была природная Славянка, родившаяся во Пскове или точнее в той стороне, где и основался потом Псков. – Игорь Рюрикович, говорит он, «поят себе жену Ольгу от Плескова»¹²⁶. – Известие поздней повести известного Василия, будто она была «от рода Варяжска» и родилась «близ предел власти Немецкой», само себя обличает в несправедливости, указывая при Ольге Немцев в пределах Русских, тогда как они явились здесь только в конце XII столетия. Столько же несправедливо та же повесть выдаёт Ольгу за лицо незнатного происхождения¹²⁷; Ольга, по истории, не только законная жена кн. Игоря, тогда как служанка Малуша была только наложницей, но она ещё при жизни Игоря посылает от своего имени послов в Царьград вместе с послами Игоря и у неё свой город Вышгород. Затем нет причин не принимать того показания Иоакимовой летописи, что Ольга была из рода Гостомысла, славного умом и влиянием своим на племена Славянские, того самого, по совету которого, для прекращения между родами неурядиц, был призван из Вендской, Славянской, страны Рюрик-сокол. По той же летописи, Ольга называлась Прекрасою, по красоте лица и души, а Ольгой назвал её по своему имени опекун Игоря Олег, когда выдавал её за Игоря¹²⁸.

По смерти супруга Игоря († 946 г.) кн. Ольга управляла Россией, как Любуша у Чехов, вдова Доброслава у Сербов, Драгомира в Богемии; сын Ольги Святослав остался после Игоря только 4 лет «детеск»¹²⁹. И Ольга управляла делами с умом и волею мужчины. Возмутившихся Древлян не только наказала она за смерть мужа Игоря, но до того усмирила, не потеряв ни одного из верных подданных, что ввела между ними свои установления о быте их, а на возмутившийся Коростень наложила тяжёлую дань. Усмирив Древлянскую землю, Ольга возвратилась в Киев¹³⁰. Пробыв здесь год, в 947 г. отправилась в Новгородский край и «учредила на Мсте погосты и дани, а по Луге оброки и дани». Это путешествие её надолго осталось памятным в народе. Летописец говорит: «по всей земле» (Новгородской) остаются её ловища» (места для ловли зверей), «знаменья» (знаки на бортных деревьях) «и места» (дачи) «и погосты» (места сельского управления). «Во Пскове» стоят «её сани». По Днепру и Десне известны её «перевесища» (торговые весы, для сбора пошлин); на Десне же село её «Ольжичи»¹³¹. Ольга объехала все места от Киева по Днепру и Десне до Новгорода и Пскова, осмотрела всё глазом правительницы, сама испытала и определила, где какой могут иметь промысл подданные её, и в Новгородской стороне сделала особенные распоряжения по р. Мсте и Луге. По Луге установила оброки, а по Мсте – погосты, дани же – там и здесь. Это означает, что по Мсте назначила она центральные места хозяйственного управления своего, то, что иначе называется волостными управлениями с соответственным тому населением; а с местностей по Луге Новгородцы предоставили Ольге назначить определённые платежи за пользование землями, но эти земли не могла она заселять своими людьми, как могла заселять земли по р. Мсте. Ольга не вела войны с Новгородцами, как вела с Древлянами, но умела заставить гордых Новгородцев принять те же распоряжения, какие ввела она у Древлян. Не напрасно вельможи Владимира говорили Владимиру, что бабка его Ольга – умнейшая из людей. Возвратясь в Киев, Ольга покойно управляла Россией¹³².

И язычник, особенно лучший язычник, поверяет жизнь свою совестью и гражданский быт – мыслями о вечном Боге. Ольга была очень способна понимать себя и окружающий её быт. – Чудесное событие с Русским воеводой Бравалином в Суроже (942 года) не могло не произвести впечатления на Ольгу. – В Киеве были христиане при ней и до неё¹³³. Она видела их жизнь, могла узнать о вере их, могла сличать их веру и жизнь с язычеством Славянским. Светлый, проницательный ум её понял, что язычество не могло воспитать таких людей, каковы христиане. Беседа с христианскими учителями (одного из них видим с ней на пути её в Царьград) открыла ей небесную чистоту и высоту христианского учения. И сердце её пленилось Евангельскою истиной. Но с одной стороны большинство старшин и народа, принадлежа язычеству, не расположено было к христианству, и Ольга опасалась принять крещение в Киеве, чтобы не поднялось из того волнение в народе¹³⁴. С другой стороны, она желала выслушать наставления в вере самые точные, в самой столице христианства, чтобы в деле самом важном не допустить какой-либо ошибки; она хотела видеть в опытах всё лучшее в лучшей вере, чтобы верить ей с полным убеждением ума и сердца. Весьма верно объясняет значение путешествия Ольги в Константинополь препод. Нестор. «Эфиопская царица, говорит он, ходила к Соломону слушать премудрость его и видела опыты мудрости его: точно так и блаж. Ольга искала мудрости Божией. Ищущие мудрости находят её... Блаж. Ольга в зрелых летах отыскивала умного значения всему в мире и вот нашла драгоценный жемчуг – Христа»¹³⁵. Ольга была в Константинополе в 957 г.¹³⁶. Она прибыла туда конечно в урочное для Русских время, каковым был, по свидетельству Константина, конец июня и начало июля. Между первым приёмом её при дворе – 9 сентября и вторым 18 октября прошло у неё более месяца. Довольно времени заставили её прождать в гавани, на что она после и жаловалась¹³⁷. Эта задержка, без сомнения, зависит от того, что, буквально придерживаясь всех форм договора с Игорем, требовали, чтобы Ольга представила грамоту от Русского князя для посольства Русского. Во всяком случае Ольга пробыла в Константинополе никак не менее трёх месяцев. Чем же занималась она в это время? Так как цель её путешествия состояла в том, чтобы лучшим образом изучить святую веру и креститься; то в исполнении этой двойной цели состояли и занятия её в столице. «Супруга Русского князя, приводившего флот против Греков, по имени Ольга, по смерти супруга своего прибыла в Константинополь и, когда показала решимость свою принять служение чистой вере, была крещена и возвратилась, удостоенная почестей, достойных её намерения», так говорит Скилитза. Кедрин пишет: «Ольга, жена князя Русского, того, который приводил флот против Греков, по смерти супруга явилась в Константинополь и, когда доказала великую ревность свою к истинному благочестью, была крещена и принята с почестями, приличными её сану, и возвратилась в свой дом»¹³⁸. В этих словах, кроме подтверждения главному событию – пребыванию Ольги в Цареграде, виден сам порядок занятий её в Цареграде. Первым делом её было открыть патриарху свои искренние намерения о вере, потом, выслушав наставления в вере, принять крещение, наконец уже видеться с двором. Патриархом был тогда Полиевкт, славный и по святости жизни, и по высокой образованности. Ольга поднесла ему в знак любви своей к святой вере золотое блюдо, с изображением Спасителя на драгоценном камне¹³⁹. По древнему прологу патриарх крестил её сам. Нестор говорит то же и прибавляет, что «император был восприемным отцом её». Ольга, продолжает Нестор, быв просвещена крещением, радовалась душой и телом. Патриарх сказал ей: «благословенна ты между женами Русскими, что возлюбила свет и отвергла мрак: благословлять тебя будут сыны Русские до последнего рода». Потом патриарх преподал ей наставления о церковном уставе, о молитве, о посте, о милостыне, о сохранении чистоты телесной. Она стояла с наклонённой головой и, как губа напаяемая, внимала учению его. Потом, поклонясь патриарху, сказала: «твоими молитвами да сохранит меня Господь от всякой неприязненной сети». Преподав благословение, патриарх назначил ей способного священника¹⁴⁰. Сентября 9 Ольга принимаема была со всем посольством своим при дворе. «Когда Ольга, пишет император Константин, прибыла во дворец, за ней шли особые княжеские её родственницы, многие почётнейшие прислужницы, поверенные (апокрисиарии) Русских князей и купцы». Император принял Ольгу, окружённый высшими чинами. От Русского посольства поднесены были дары. В зале Юстиниана принимала великую княгиню императрица. В другой зале, в присутствии императорской фамилии, Ольга разговаривала с императором. Обед был в Юстиниановой зале; императрица сидела на троне; великая княгиня сидела за столом с придворными дамами первого класса. Во время стола пели два хора певчих – певчие храма св. Апостолов и певчие св. Софии, а Свита великой княгини, за исключением особ княжеских, обедала за другим столом. После обеда подносили великой княгине и её свите подарки. Октября 18 был другой обед: великая княгиня сидела в особой зале с императрицей и её детьми; император с Русской свитой сидел в другой¹⁴¹. Обед 18 октября был конечно прощальный. Отправляясь в дом, говорит Нестор, Ольга была у патриарха для испрошения его благословения; она говорила ему: «народ мой и мой сын – язычники (погани); когда бы Бог соблюл меня от всякого зла!» «Чадо верное! отвечал ей патриарх: крестясь во Христа, ты облеклась во Христа: Он сохранит тебя»¹⁴². По древнему прологу, патриарх дал на благословение Ольге крест, которой долго сохранялся в Киеве и после Ольги¹⁴³. «Ольга привела с собой в Киев, говорит Иоакимова летопись, умных иереев, построила деревянный храм Софии и украсила его иконами, которые прислал ей патриарх». Этот храм св. Софии сгорел в 1017 г. (после кончины Ольги); так пишет Дитмар и он же говорит, что в 1018 году встречали короля Болеслава – «в монастыре «св. Софии»¹⁴⁴. Если же блаж. Ольга привела с собой иереев и построила в Киеве храм христианский, то конечно не она одна возвратилась из Константинополя христианкой. В самом деле, с нею были в столице христианской «родственники и родственницы её», в том числе «племянник», до 10 «знатнейших жён», 18 «почётных служительниц», 22 поверенных великой княгини и Русских князей, 43 купца, до 10 чиновников. Вероятно-ли, чтобы никто из этих людей не последовал примеру вел. княгини в Цареграде? Скорее можно положить, что немногие не последовали и едва ли не одни те, которые уже были крещены. Ольга брала без сомнения с собой таких, которые были с ней одинаковых мыслей о вере.

По возвращении в Киев, благов. Ольга, глубоко убеждённая в превосходстве небесной веры, могла ли не желать того, чтобы и другие, остающиеся во мраке языческом, обратились к свету христианскому? Прежде всего, как любящая мать, говорила она о святой вере сыну своему. «Я познала истинного Бога, сын мой, и радуюсь. Познаешь ты, и ты будешь радоваться. – Христианская вера – свет и радость душе; она животворным действием своим на душу сама говорит о своём неземном происхождении, о своём достоинстве Божественном; прими эту веру и не только не будешь жалеть, но станешь считать себя самым счастливейшим, как я себя считаю счастливейшей», так говорила кн. Ольга князю сыну. – И как умно это наставление! Но, к сожалению, Святослав слишком любил славу и думал только о битвах. На просьбы матери он отвечал: «как мне одному принять иной закон? моя дружина будет смеяться над тем». Он не только не обнаруживал расположения к св. вере, но, весь занятый мечтами о власти и славе, не раз выражал и гнев на предложение матери: «се же к тому и гневашеся на матерь». Каково же было матери видеть непокорного сына и непокорного в деле спасения души своей! Но не все были глухи к проповеди благов. княгини, как глух был сын её: некоторые принимали св. крещение. К сожалению и затем следовали скорби для равноапостольной. Святослав, сам не хотевший и слышать о святой вере, не препятствовал другим принимать её; но он как-бы не видал того, что языческая дружина его нагло смеялась над принимавшими св. крещение; подчас же и сам он, вместе с дикой дружиной, оскорблял христиан злыми насмешками. «Небрежаше (Святослав) того (учения Ольги), ни во уши принимаше, и аще кто хотяше креститися – ругахуся тому». Так говорит преп. Нестор. В Иоакимовой летописи читаем, что ещё при жизни св. Ольги «от вельмож и смерть мнози (христиане) прияша и вельми от неверных ругаеми бываху»; а по смерти Ольги в 971 году языческая дружина, обвинив христиан в погибели войска за Дунаем, до того возбудила Святослава против них, что он убил и брата своего (двоюродного) Глеба (Хлеба)¹⁴⁵, и множество христиан было предано смерти. Каково же было благ. Ольге смотреть на такое расположение большинства к святой вере! Но она терпела и терпением располагала сердца других к св. вере; она молилась, постоянно молилась и от благости небесной ожидала лучшего для своей отчизны. «Она молилась за сына и за народ свой день и ночь». Для неё утешением было то, что, как видела она, очень многие, в том числе и бывший с ней в Цареграде племянник, глубоко, пламенно любили святую веру и готовы были пролить за неё кровь. Это подавало ей надежду на лучшую будущность. Благов. Ольга после крещения своего жила ещё 12 лет. Во столько времени, при ревности её к святой вере, без сомнения, познакомила она многих с святой верой. Само по себе вероятно известие, встречающееся ещё в древних памятниках, что святая Ольга посеяла первые семена святой веры в юном внуке Владимире и его братьях¹⁴⁶. Более, чем вероятно само по себе, что, когда Святослав занимался войной с разными соседями и почти не жил в Киеве, равноапостольная пользовалась этим временем для свободного сеяния святой веры за пределами Киева. Вышгород, как место исключительно принадлежавшее ей, был при ней без сомнения городом христиан. То же должно положить и о других поселениях, состоявших в прямой зависимости от неё; а таковыми были места, с которых доход поступал на содержание великой княгини, матери великого князя, и её двора. В одной летописи сказано, что св. Ольга «умирая отдала село своё Будутино святой Богородице»¹⁴⁷. Таким образом, в отсутствие войнолюбивого сына своего, равноапостольная посещала свою родину Псков и там посеяла семена святой веры. На берегу реки Великой стоял крест Ольгин, к сожалению, сгоревший в 1509 г. и в 1623 г. заменённый другим, доселе целым¹⁴⁸. По писцовым книгам невдали от Пскова показываются Перино – Ольгин городок тож, Житник – Ольгин дворец тож¹⁴⁹. По преданию, св. Ольга впоследствии прислала средства построить и украсить храм Святой Троицы вблизи креста своего и здесь-то по её воле основался город Псков. Крест святой Ольги стоял еще у «Николы на р. Нарове»¹⁵⁰; а в XVI веке видели кресты её и в других местах Псковской стороны¹⁵¹. Кресты кн. Ольги сами по себе были учителями о новой вере для Псковской страны, где долго и после неё стояли идолы, хотя и с другим значением: «Услад каменное изображение, имеющее в руках крест, и Корс, который стоит на змее с мечом в одной руке и с огненной стрелой в другой»¹⁵².

Тогда как святая мать подвизалась для лучшего счастья своей отчизны, сын её Святослав, рыская за чужими землями, едва не потерял своей: стеснённые Печенегами, беспомощные Киевляне доведены были до того, что готовы были передать и себя и матерь его с Киевом Печенегам. Возвратясь поспешно в Киев, Святослав прогнал Печенегов; но готов был опять поспешить за Дунай, тогда как мать его лежала на одре смертном. Благов. Ольга сказала с скорбью сыну: «погреби меня и тогда иди, куда хочешь». Спустя три дня, 11 июля 969 г., св. Ольга скончалась; она завещала не совершать над ней языческой тризны и не насыпать кургана языческого, а послала на поминовение её деньги патриарху, и духовник её совершил над ней погребальное пение, в присутствии оплакивавшей её семьи княжеской.

Преп. Нестор, оканчивая свои известия о благоверной Ольге, пишет: «она предтекла христианству в земле нашей, как зарница перед солнцем, как заря перед светом полным; как луна в ночи, так светила она между людьми неверующими. Она первая из Руси взошла в Царство Небесное. Её хвалят сыны Русские как начальницу. Она и по смерти молит Бога за Русь. Её все славят, видя её лежащую в теле много лет»¹⁵³. Эти прекрасные слова пр. Нестора показывают нам и то, что во время Нестора уже чтила Церковь Ольгу между святыми и мощи её открыто почивали. От черноризца Иакова узнаём не только то, что «тело св. Ольги почивает во гробе, как спящее, столько лет нетленное», но и то, что «малый каменный гроб её стоит в церкви св. Богородицы, в той, которую построил блаженный князь Владимир»¹⁵⁴. По другим сведениям, тело благов. Ольги положено было в Десятинном храме благоверным внуком её Владимиром, при м. Леонтии¹⁵⁵.

Албанский Славянин, препод. Никодим¹⁵⁶, по воле родителей был женат и имел детей. Связи и знакомства с Турками затемнили душу его, и он, увлечённый чувственной жизнью магометанства, отрёкся от веры Христовой. Увлечение его магометанством до того было сильно, что он, не смотря на слёзы домашних, потурчил детей своих, кроме одного, которого тайно отправили на Афонскую гору. Когда узнал он, где скрывается сын, то, воспламенённый фанатизмом, понёсся туда, чтобы вырвать у иноков сына и отомстить за него. Благий Бог, ищущий спасения нашего, устроил по-Своему. Когда Никодим прибыл в Афон и тут искал сына, постнические подвиги, молитва, безмолвие пустынников, кроткое обращение с каждым поразили его до глубины души. Он вспомнил своё минувшее, когда и для его сердца не были чужды надежды на вечность духовного блаженства; он сравнил рай Магометов с раем Христовым и увидел, что сколько первый был грязен и нечист, столько же другой светел и благоуханен; он сравнил жизнь пустынников христианских с жизнью магометан и увидел, что сколько те кротки, добры, ласковы, готовы всем жертвовать для других, столько же другие дики, необузданны, горды и своевольны. Он вспомнил, что одна надежда на спасение для грешников, каковы все люди, – Христос Сын Божий; что же ждёт его несчастного, который отрёкся от Христа? И он горько заплакал о себе самом, о своём падении. Не сходя с горы, он возвратился к христианству, прокляв Магомета, и принял иночество. Три года оплакивал он своё падение и изнурял себя подвигами. Услышав от некоторых отцов, что тому, кто отрёкся от Христа перед людьми, полезно исповедовать Его перед людьми, он решился на подвиг мученичества. Чтобы не обмануться в своём желании, он обратился за советом к блаженному старцу Акакию, жившему в Кавсокаливском скиту. Долго плакал он у ног старца, прося уврачевать его больного. Старец поднял его с любовью, помолился о нём, потом тихо сказал что-то ему, дал ему свой старческий жезл, с словами: «иди с Богом! Бог тебе помощь! подвиг совершишь и венец получишь». Никодим, едва двигаясь от изнурения постного, отправился по благословению старца. Ещё на св. горе Господь укрепил его на великий подвиг видением, – открыл ему и муки, которые вытерпит он, и место, где отсечена будет глава его. Утешенный благостью Божией, Никодим твёрдо пошёл на подвиг свой. Он прибыл прямо на родину свою и тут вслух Турок исповедал, что он христианин и магометанство признаёт жалким заблуждением. Турки представили его к паше. И перед пашой он исповедал, что хотя принимал он магометанство, но убеждён, что вера христианская – вера, не заменимая ничем, а магометанство – жалкое заблуждение, страшное для того, кто дорожит вечностью своей. – Взбешённый паша велел сбросить его с террасы своего дома. Он уверен был, что христианин раздроблен будет на части падением. Но Никодим, по благодати Божией, остался невредим – и снова явился к паше. Паша затрепетал, думая, что перед ним привидение. Между тем толпа фанатиков с криком требовала казни для того, кто унизил Магомета. Паша отдал Никодима на волю беснующейся толпы. Неистовые фанатики трое суток терзали страдальца, вынуждая отречься от Христа. Когда наконец увидели, что не преодолеть им твёрдости исповедника Христова, лишили его головы на том самом месте, которое указано было ему в видении. Подвиг окончился июля 11 1722 г. Мощи преп. Никодима, перенесённые на Афон, источают исцеления прикасающимся к ним с верой¹⁵⁷.

В 1539 году на старом Пыршенском городище, заросшем лесом, в Ржевском уезде, два хищника из деревни Дрябков, придя на совет с ожидавшимися подобными же злодеями, вдруг увидели на дереве честной Крест Господень, изображённый на иконе. Это явление расстроило планы их, и они объявили о своей находке другим крестьянам. Эти, удостоверившись в справедливости сказанного им, пригласили некоего иеромонаха Стефана для совершения молитв (ближайшая церковь находилась в 14 верстах). Стефан, сопровождаемый сотней мужчин, женщин и детей из четырёх окрестных деревень, в день Пятидесятницы, 25-го мая, пришёл на городище и воздал благодарение Богу. Между тем настала непогода и всё покрылось тучами, только на городище было светло, и вдруг Стефан увидел в саженях трёх от первого дерева на сосне икону Пресв. Богородицы Одигитрии с Предвечным Младенцем на левой руке и предстоящим святителем Николаем. Св. икона очень небольшая, сочинения и письма древних иконописцев, по замечанию рукописного сказания об обретении икон. Инок Стефан и весь народ возблагодарили Бога и по вере их благодать исцелений источалась множеству болящих.

Стефан, составивши подробную запись о иконах и благодатных исцелениях, отправился в Москву и через бывшего Ржевского наместника представил её митрополиту Иосифу. Скоро подошли и доверенные Оковицкой волости с письменным донесением о совершившихся чудотворениях. Митрополит после соборного обсуждения с двумя епископами (Сарским и Коломенским) донёс об этом великому князю, а великий князь тотчас послал боярина и священника обследовать дело на месте. Посланные сами сделались очевидными свидетелями многих чудес и удостоверили истину прежних донесений. Тогда великий князь повелел на том месте, где явился Крест Господень, поставить церковь в честь Креста (праздник 1-го авг.), а на месте, где была икона Одигитрии, велел устроить церковь Богородицы с приделом во имя Николая Чудотворца. Священники и диаконы Московского Успенского собора освятили их 5-го и 9-го октября того же года. В 1540 году св. иконы, по благоговейному желанию великого князя, принесены были в Москву (через Ржев и Волоколамск) и находились тут с января по июнь месяц, а потом снова возвращены на Пыршенское городище (которое начало заселяться и теперь есть село Оковцы на реке Пыршне), куда достигли 11 июля, каковой день и установлен для празднования иконам. См. священника Успенского Историческая записка о селе Оковцах, Москва, 1873 г. Ныне Оковцы – в Осташковском уезде, но иконы по-старому называются Ржевскими. Во время смут междуцарствия они были в Новгороде, но в 1667 году, по воле патриарха, возвращены.