24-е

Из жизнеописания св. Феклы, составленного в V веке церковным писателем епископом Селевкийским Василием на основании прежних жизнеописаний ее,³¹⁵ известно, что «когда Господь вознесся на небеса и явилось и одождило землю великое и бесчисленное множество мучеников, то является в это время и Фекла, только не после многих мучеников или многих мучениц, но второй непосредственно после апостолов и мученика Стефана, и занимает первое место между подвизавшимися за Христа и для Христа женщинами».

Началом обращения Феклы к вере Христовой было нечаянное знакомство ее с апостолом Павлом в то время, когда он обходил различные страны для проповедания о Христе, и между прочим, пришел в Иконию, где жила богатая вдова, язычница Феоклия, с дочерью своей, девятнадцатилетней Феклой. Здесь, когда Павел находился в доме Онисифора, благочестивого последователя учения Апостолов (о котором во II послании своем к Тимофею (2Тим.1:16) апостол воспоминает: «да даст Господь милость дому Онисифора за то, что он многократно покоил меня и не стыдился уз моих…»), и когда о предлагал открыто новое учение, то случилось так, что между слушателями Павла оказалась и одна молодая девица, по имени Фекла, которая, сидя у окна в своем доме, бывшего рядом с окном в доме Онисифора, неожиданно услышала божественную проповедь Павла и пленилась ей так, что с тех пор вся преобразилась душой и неудержимо последовала по новому пути, открывшемуся ей внезапно в поучениях апостола о Христе.

Да, чем более вслушивалась Фекла во вдохновенные слова апостола и «ловила их», стоя у своего окна и не видя говорившего – «быстрее всех, присутствовавших при нем», тем более стремилась она к большему и большему уяснению понятий, озаривших душу ее… И не могла она оторваться от окна, через которое слух доносил до нее чудные речи, открывавшие перед ней совершенно новый, божественный мир, охвативший теперь всю ее душу… И куда девалась прелесть прежнего мира, земного? Как вдруг чужда ей стала хотя и блистательная, но языческая обстановка ее родного дома. Как отчудилась вдруг молодая девушка даже от жениха своего – знатного и богатейшего в городе язычника Фамира, с которым уже обручена была своей матерью.

Не ведавшая Христа, разделявшая все языческие заблуждения, мать Феклы поражена была переменой, произошедшей в ее дочери. Окончательно ужаснулась она, когда узнала, что так неудержимо приковывает дочь ее к заветному окну… Самым оскорбительным образом стала она объяснять внимание дочери к словам чужеземца и поспешила сообщить избранному ею для дочери жениху все свои опасения относительно Феклы.

– «Слова мои, Фамир, – обратилась к нему Феоклия, – предупреждаются стыдом и слезами… я еще не изъясняюсь, однако стыжусь, не снося оскорбления от того, что хочу высказать тебе против дочери своей. Выслушай, однако меня, хотя я и против желания говорю о случившемся приключении. Фекла, невеста твоя, на которую мы так полагались и надеялись, обманула нас; она презирает меня, мать свою, презирает и тебя, жениха своего, а того, что касается дома родного, решительно не хочет знать; она любит одного чужестранца, обманщика, обольстителя и бездельника, поселившегося в соседнем доме и на погибель дома нашего, чтобы пленить Феклу и увести ее с собой… Итак, поспеши, предупреди, Фамир, исторгни из рук другого ту, которая любит его, как глаз свой, и возврати ее опять нам, и охрани, для своего и нашего рода, древнее благополучие, чтобы не сделались мы предметом постыдных рассуждений и не подали людям повода говорить о нас весьма худо. Но говори с ней нежно и ласково и смягчи упорную и жестокую страсть ее, как елеем каким, лаской, так как над своенравием и упорством нельзя одержать верх силой: они скорее смягчаются уговариванием и кроткими словами… Иди, говорю, к ней – с вежливостью и ласковостью: может быть, ты склонишь ее на свою сторону и возвратишь ее к прежней свободе, к прежнему образу жизни и к стыдливости и скромности, приличным отроковицам и девицам…»

Но напрасно встревоженный словами матери своей невесты Фамир вместе с ней старался убедить Феклу отвратить свое внимание от недостойного пришельца, не слушать слов его… Фекла не отходила от окна своего, с напряженным вниманием вслушивалась только в слова Павла и всей душой погружалась в мысли об едином Боге-Христе…

В смущении своем Фамир был окончательно убежден против Павла, когда случайно встретился однажды с двумя сопутниками Павла – Димасом и Ермогеном, которые хотя и сопутствовали святому апостолу, но были тайными завистниками и недоброжелателями его, и теперь, воспользовавшись случаем повредить ему в глаза нового ненавистника его – могущественного человека, они так отвечали ему на его вопросы о Павле: – «выслушай от нас, о чем спрашиваешь, и притом – правду. Откуда этот чужестранец, и кто он, мы хорошенько не знаем; но что он – обманщик и что он, бродя туда и сюда, вопреки общему порядку жизни и благочинию, все извращает, об этом мы знаем и притом – наилучшим образом, потому что об этом он сам часто говаривал нам… Вся забота его состоит в том, чтобы истребить, изгладить и всеми силами уничтожить путь к распространению потомства через брак, указанный роду человеческому самой природой. Он новым и странным учением усиливается расстроить всю природу человеческую, узаконяет безбрачие, рассуждает о девстве, употребляя выражения новые и теперь впервые им высказанные. Он старается также впервые проповедывать и ввести какое-то воскресение тел, давно сраженных смертью и обратившихся в прах, – дело новое и никем еще не слыханное до сих пор, потому что истинное и точное воскресение хранится в самой природе человеческой и совершается каждодневно: оно состоит в преемстве рождающихся от нас детей, уподобляющемся семенам, которые поспевают, которые вырастают и которые обновляются во всем и некоторым образом воскресают, так то умершие некогда снова представляются нам в людях живых и существующих».

Выслушав слова Димаса и Ермогена, почерпнув из них орудие мести своему мнимому врагу, затаив однакоже в настоящую минуту враждебные свои намерения относительно Павла, Фамир благосклонно пригласил в свой дом клеветников апостола, предложил им роскошное угощение, чтобы расположить их еще более послужить ему для его дальнейших целей… Между тем, едва рассвело на следующий день, он вышел из дома и, забрав с собой нескольких праздношатающихся по улицам простолюдинов, готовых на всякую дерзость, напал с ними на Павла.

– «Бить, предать суду обманщика, выдумщика новых и противных природе законов!» – кричала разъяренная и ежеминутно увеличивавшаяся толпа, устремившаяся с насилиями и оскорблениями против проповедника христианских истин, предоставленных народу в искаженном виде ненавистником Павла.

Возбудив народ, Фамир, с помощью его, схватил апостола и привел его на суд.

– «Судья! – заговорил он, встав на возвышении, – я приписываю благосклонности богов и почитаю знаком твоей счастливой судьбы, что этот злодей и беззаконник, до сих пор находящийся здесь на вред всему городу, открыть наконец, и подлежит осуждению по законам. Твое дело теперь и дело справедливости – помочь устроившемуся уже царству, оградить законы, позаботиться и вообще о благосостоянии рода человеческого, которому угрожает опасность погибнуть… Каким образом? Я это тебе вкратце объясню. Кто этот человек, стоящий теперь перед твоим судом, и откуда он пришел сюда, я не умею сказать, потому что он – чужестранец и никому из нас не известен.

Прикидываясь добросовестным и прикрываясь благочестием, как ты и сам можешь это теперь заметить, он предлагает новое и странное учение, пагубное для рода человеческого, именно – порицает брак, который всякий справедливо может называть началом, корнем и источником природы нашей, от которого произошли отцы, матери, дети, семейства, города, поля и села, который дал начало мореплаванию, земледелию и всем многоразличным искусствам, которому обязаны бытием своим царство, государство, законы, власти, судилища, войска, начальства военные, через который явились философия, риторика и весь рой свободных наук; от которого, наконец, что всего лучше, существуют храмы, капища, жертвы, обряды, таинства, обеты и молитвы… И это-то самое, о чем говорю я, т.е. брак, она порицает, хулит и всех убеждает ненавидеть, а какое-то девство, о котором я не умею сказать, в чем состоит оно, выхваляет… Кроме того, я узнал от некоторых, что он хвалить безбрачие и представляет чудным делом то, чтобы люди не сходились и не вступали в брак, но с любовью принимали на себя бездетство и уединенную жизнь. Что же иное значит это, как не назначать уничтожение всего вдруг – и семейств, и народов, и городов, и полей, и искусств, и работ, а короче сказать – обрекать землю на то, чтобы она была пустой и необитаемой? Ибо если и в этом убедятся все люди, то род человеческий в скором времени прекратится… Я пересказал вкратце, что говорил и на что покусился этот человек. Остается, судья, чтобы ты по обязанности свое наказал его…»

– «Прекрасно, сильно и мудро высказался ты, Фамир, против Павла, – сказали ему стоявшие невдалеке от него Димас и Ермоген, – но ты пропустил прибавить к сказанному одно и притом весьма важное обстоятельство, именно то, что он – христианин; обстоятельство это весьма противно законам и скорее может привлечь на него наказание и погубить его…» Фамир не замедлил воспользоваться этим новым орудием, чтобы усилить значение своих показаний. Тогда судья стал лично допрашивать обвиняемого христианина.

– «Наилучший из мужей, проконсул! – отвечал ему Павел, – не я – виновник или изобретатель учения, за которое обвиняют меня теперь эти лица. Истинный виновник, учитель и законоположник его есть Бог, Который, по милосердию Своему к роду человечекому и сожалея о погибельной слепоте его, послал ныне многих, и меня между ними, проповедывать об Его человеколюбии ко всем нам, чтобы мы искоренили и истребили болезнь, издавна распространившуюся между нами от неведения, обольщения и обмана, и огласили, выставили на вид и показали людям столь долгое время таившееся зло идолослужения, разумею – обряды, таинства, приношение в жертву животных и заклание для того же людей, – которые при посредстве различных басней и благовиднейших учений вошли в общее употребление и наполнили землю всяким беззаконием и всякой мерзостью. Всего этого нельзя ни высказать, ни перечислить, и все это – совершенно гнусно и отвратительно. От этих басней или вымыслов произошло неведение истинного Бога, Правителя и Создателя всего. По причине этого-то и всех прочих зол нечестия, Бог, сожалея о природе человеческой, которую Он сотворил, назначил нас, апостолов, чтобы мы, по власти единородного Сына Его, прошли и об кошли всю землю и очистили ее от всех зол, о которых я сказал, и о которых умолчал, и вместо них ввели веру истинную, боговедение, благочестие, которые наиболее всего изображает и напечатлевает Отец и Сын и Дух Святой, Святая достопоклоняемая Троица, Божество несозданное и единосущное, вечное, неизменное нераздельное, неописуемое, вневременное, непостижимое, от Которого все зависит, Которого все желает, от Которого ничто не отделено. Затем повелено нам проповедывать и о пришествии Сына Божия, Бога Слова к человекам по плоти. Ибо Он, будучи от Бога и Богом и всегда существуя со Отцом, явился и во плоти, родившись по общему человеческой природе закону, но от Девы не знающей мужа жены, чтобы Самому спасти собственное создание – человека, и освободить нас от всегдашнего насилия духов злых и, кроме того, научить обузданию страстей, предложить совет относительно непорочности, девства и священного воздержания, и желающим и слушающимся слова Божия внушить идти к Богу путем добродетели и воздержания, а не желающих и не слушающихся – не принуждать, так как насилие или страх никогда не могут быть руководителями к добродетели, потому что добро есть дело произволения, а не необходимости. И брак, – продолжал апостол, – дарован и предложен Богом, Творцом всего, как врачество и пособие для всего рода человеческого, и как источник, и поток, и непрерывное продолжение всего рода нашего – для сохранения, сбережения и продолжения жизни человеческой – с той целью, чтобы посредством него одни заступали место других и снова восстановляли часто гибнующую природу – до тех пор, пока наступит время кончины мира и воскресения и преобразования образа мира сего, вместо которого последует лучшее и божественнейшее состояние, ибо смертное это должно облечься в бессмертие и тленное это – в нетление, и все мы, созданные Богом, должны возвратиться в прежнее отечество, находящееся на небе…

Вот что проповедую я, вот чему я учу, – заключил Павел, – для этого-то и хожу по всей земле, для этого-то теперь и пришел сюда; за это-то меня и осуждает и гонит всякий, кто хочет и может, – но я за истину готов на всякие испытания и на всякие опасности…»

Не найдя в словах подсудимого ничего оправдывающего возмутительные показания Фамира, проконсул, посмеявшись только в душе над необычными и новыми для него понятиями, изложенными Павлом, тем не менее – чтобы успокоить общее возбуждение против Павла, тем не менее – чтобы успокоить общее возбуждение против Павла, велел заключить его в темницу до окончательного обсуждения и приговора по его делу.

Между тем Фекла, со вниманием следившая за всем происходившим, узнав, что Павел отведен в темницу, неустрашимо вознамерилась присоединиться к нему, чтобы продолжать слушать его учение. Покинув свой дом и подкупив захваченными ей с собой драгоценными своими вещами тюремного сторожа, она беспрепятственного вошла в темницу, к изумлению и страху всех бывших там узников. Сам Павел пришел в ужас от ее смелого поступка, но не оттолкнул ее, не отверг надежды ее, возложенной на Христа, и, приблизив к себе, стал беседовать о божественных предметах, которых так жаждала привлеченная к Богу речами апостола молодая девушка. Провидев духом в ней будущую подвижницу, Павел с любовью и пламенным усердием просвещал, наставлял ее и приготовлял к борьбе за воспринятую от него божественную истину. И забыв все мир у ног своего учителя, Фекла ненасытно слушала его учение и складывала «благие вести» в сердце своем…

Между тем, когда в доме Фекла узнали о бегстве ее, то мать ее и жених пришли в неописанную ярость; скоро и в городе все с негодованием приняли весть об обманутой каким-то пришельцем-чужестранцем богатой и знатной девице, покинувшей ради него свою родную мать и жениха. Когда же Фамир, открыв, наконец, убежище Феклы, увидел ее сидящей у ног Павла и с благоговением слушающей его речи, то гневу его не было границ. Немедленно настоял он, чтобы Павел был предан суду и казнен, но, поводов для осуждения на казнь Павла не найдя достаточных, проконсул ограничился изгнанием его из города, между тем как Фекла, по настоянию матери своей, была представлена на суд.

Величественный вид Феклы, одаренной необычной красотой, произвел на всех сильное впечатление. Все жалели мать ее и преданного ею жениха. Проконсул Кестиллий, принимая близкое участие во всех этих высокопоставленных гражданах, сам пожелал убедить Феклу прийти в разум и отказаться от своего недостойного поведения. Он долго усовещивал ее самыми кроткими и нежнейшими словами. В молчании выслушивала его Фекла, не находя нужным возражать тому, кто сам-то и находился в действительном заблуждении…

Кестиллий недоумевал, что ему предпринять, чтоб убедить непреклонную девушку; мать же Феклы, взволнованная ее упорством, наконец, вне себя от гнева закричала судье: – «что ты медлишь, судья? Зачем не предаешь наказанию эту беззаконницу и неприятельницу брака? Зачем откладываешь предать сожжению непокорную дочь? Пусть сожгут и погубят ту, которая отказалась вступить в брак по отечественному закону и самовольно убежала к обманщику и чужестранцу, которая через это причинила величайшее бесславие всему отечеству, роду, городу и мне, родившей дитя на такое зло, чтобы я была в позорной жалости и посмеянии у людей…»

Тронутый скорбью матери, опасаясь также гнева Фамира, смущенный проконсул приказал предать Феклу огню. Но когда Фекла сама, осенив себя крестным знамением, бросилась в разожженный костер, то Бог спас ее чудным образом: внезапный проливной дождь погасил костер, а над городом разразилась такая гроза, что весь народ в страхе разбежался по своим домам. Фекла, освободившаяся от огня и озабоченная мыслью о том, как бы присоединиться ей к изгнанному из города Павлу, вышла также из города и встретилась c детьми Онисифора, бывшими при Павле, но которых он в это время послал в город для покупки необходимого пропитания. Они узнали ее и привели прямо к Павлу. Она застала его повергшимся на земле и прилежно просившим и молившим Бога о том, что уже было совершено… о подкреплении и спасении той, которую просветил он познанием Бога.

Велика была радость Павла о спасении Феклы, и в отрадной молитве излилась перед Богом благодарность, преисполнившая сердца их! – Фекла пожелала сопутствовать Павлу в его дальнейших странствованиях, чтобы более и более просвещаться верой и укреплять свою душу под его влиянием. Не без опасения согласился апостол взять ее с собой, но предвидя трудные случаи в исключительном положении молодой, отличающейся поразительной красотой девицы, он предвидел и необходимость поддержать ее и защитить в начале вступления ее на истинно-трудный путь, и потому позволил Фекле сопутствовать ему в настоящее время, и покинув Иконию, отправились они вместе по городам и весям, в которых предстояло благовествовать апостолу.

В скором времени, а именно по прибытии их в Антиохию (в Сирии), опасения Павла относительно Феклы оправдались. Она подверглась бедствию обратить на себя внимание начальника Антиохии Александра, знатного и влиятельного человека. Очарованный красотой Феклы, он посредством всяких насилий старался приобрести ее расположение и власть над ней.

Возбужденная до крайности сопротивлением бесчестным намерениям язычника, Фекла в порыве негодования разорвала одежду Александра и сбросила с головы его сделанный из золота венок, и таким образом явилась победительницей его в глазах бывшего при этом народа.³¹⁶

Таким оскорблением, нанесенным самолюбивому, привыкшему властвовать человеку, возбудила Фекла в сердце его яростную злобу и в нем закипело желание отомстить ей. Немедленно привлек он ее к суду, не зная того, что не скорбь, а радость осенила душу христианки, готовой даже на всякого рода исполнения чистых заветов той веры, которой она просветилась и была одушевлена.

Промысл Божий, всегда бодрствующий над вверившимися ему и доставляющий им пути и способы к выходу из самых трудных обстоятельств, не замедлил явить и Фекле свою спасительную помощь. Устроилось случайно, по-видимому, так, что решено было до окончательного суда поручить ее надзору одной знатной женщины царского рода, по имени Трифены, которая согласилась взять ее на свое попечение – потому, что почувствовала сожаление к молодой девушке, с которой, по ее мнению, поступали несправедливо, и которую, поэтому, она всей душой пожелала защищать. Тем более горячо приняла участие в Фекле эта женщина, что и сама была в это время глубоко огорчена смертью своей единственной дочери – Фалькониллы, бывшей одного возраста с Феклой.

Скоро, впрочем, не одно сожаление, но и другие впечатления возбудили в сердце Трифены сильнейшую привязанность к девице, принятой ею на свое попечение… Во-первых, поражена была она совершившимся в ее глазах истинным чудом в то время, когда Фекла, вызванная на суд, куда сопровождала ее Трифена, и осужденная на растерзание дикими зверями, осталась невредимой среди них, и даже свирепая львица, как бы утратив внезапно свойства природы своей, спокойно улеглась у ног Феклы, не угрожая ни малейшим вредом.

Во-вторых, поражена была язычница Трифена видением в ночь после чудного спасения Фекла, когда, приведя ее домой, она уже рассталась с ней для отдыха ночного. Во сне явилась ей ее дочь Фальконилла и сказала ей: – «умоляю тебя, мать моя, не плачь и не терзай свою душу скорбью по мне, потому что скорбью твоей и мне не поможешь, и себя ты погубишь… Проси лучше живущую с тобой Феклу, ставшую для тебя дочерью вместо меня, чтобы помолилась она за меня Богу, чтобы по человеколюбию Его успокоилась бы я и возрадовалась бы душа моя среди праведных Его, потому что исполнит Бог моление той, которая и здесь приводит всех в удивление мужественным подвижничеством своим за Христа…»

Пробужденная сильным восторгом от посещения дочери и слов ее, Трифена, встав поспешно с постели, разбудила Феклу и, передав ей свое знаменательное сновидение, умоляла ее помолиться о Фальконилле.

Пламенной молитвой к Богу отозвалась тогда на эту мольбу язычницы растроганная до глубины души христианка, и Господь услышал и исполнил молитву ее, как бы желая проявить чрезвычайным и исключительным образом Свое милосердие и всемогущество, к которым со святым дерзновением воззвала совершавшая в то время свой подвиг за веру первомученица Фекла… И, прежде всего, Бог успокоил сердце Трифены, превратив ее нестерпимую материнскую скорбь в радостное упование о спасении дочери…³¹⁷ Предрасположенное таким образом сердце ее вскоре окончательно могло воспринять божественную истину.

Во время новых испытаний и истязаний, которым вскоре была подвергнута Фекла, Трифена, пораженная чудесами, которыми Богу угодно было снова прославить первую подвижницу за имя Его, познала в них божественную силу и в глубине души присоединилась к тем многим из народа, которые, быв поражены присоединилась к тем многим из народа, которые, быв поражены благоговением вместе с Трифеной, восклицали: велик Тот Бог, Которого исповедует Фекла!

И как было не поражаться удивлением, когда выпущенные из клеток рассвирепевшие львы и медведи, вместо того чтобы наброситься на преданную им жертву, тихо подошли к Фекле и спокойно улеглись у ног ее, а когда один наиболее разъяренным медведь устремился на нее, то на него бросилась львица, и как бы защищая Феклу, стала биться с ним, пока оба страшные зверя не погибли в яростной схватке. Фекла же, молясь, пребыла невредимой… Подобным же чудесным образом спаслась она и от хищных морских животных, бывших в водоеме, куда она бросилась нагая, призывая имя Господе… В эту минуту блеснул яркий свет, как бы от молнии, и ошеломленные чудища стали неподвижными… – Спаслась Фекла и от разъяренных раскаленным железом быков, к которым привязали ее мучители: огонь попалил узлы веревок, и Фекла оказалась освобожденной… Страх напал на всех зрителей, и Трифена от сильного волнения упала замертво на ступени цирка. Поражен был страхом и удивлением и начальник города Александр, но не уразумевший в этих чудных знамениях ничего, кроме волшебства, он стал просить правителя области выслать из города эту странную волшебницу, «чтобы она отправилась показывать и другим опыты столь странной и новой природы своей»; – весь город в страхе, – говорил Александр, – Трифена, царская родственница, заболела от испуга; если она пострадает, то это будет на нашей ответственности.

Убежденный доводами Александра и в то же время довольный, что может уклониться от беззаконного, по его мнению, над чужеземкой суда, правитель был готов ее освободить, но прежде того он призвал Феклу к себе и стал спрашивать, кто она и какой силой и искусством победила зверей?

– «Я, как ты видишь, молодая возрастом чужестранка, гонимая людьми, – отвечала Фекла правителю, – я – раба Бога живого, а сила моя в том, что я уверовала в Того, в Ком все благоволение Его, в Сына Его Иисуса Христа. На Него-то возложив упование мое, я победила многих и притом страшных зверей Александра, а прежде того – тиранство и злочестие его самого. Такие же, одинаковые с моими и даже большие дарования получит всякий, кто истинно возложит на Него свое упование и уверует в Него, потому что Он один есть предел спасения и основа жизни бессмертной, прибежище для обуреваемых, упокоение для угнетаемых, помощь для отчаявшихся… и кто не уверует в Него, тот не будет жить, но подлежит вечной смерти».

Выслушав эти слова, правитель, удивленный твердостью и мужеством, и достоинством речи молодой Феклы, почувствовал к ней великое уважение и, решив немедленно отпустить ее, поспешил также оправдать ее перед народом:

– Антиохяне! – сказал он, – преступление, которое этот Александр заявил и выставил в обвинение против этой девицы, по всей вероятности – ложно. И несправедливо было бы ставить судьей ее жизни – гнев его, а не славную чудесность всего свершившегося теперь над ней, чего вы сами были свидетелями. Все это, виденное всеми нами, можно принять только за истинно божественное знамение… Ее предложили множеству свирепых зверей, вид которых наводил ужас даже на тех, кто с высоты смотрел на это зрелище, а она, между тем, сохранилась цела и невредима… Для кого же из несовершенно глупых не очевидно, что есть какой-то Бог, Который действительно покровительствует непорочной девице? – Вы видели, как она, поставленная среди зверей, простерла руки к небу и оттуда привлекла себе помощь против беспощадных хищных зверей; вы видели, как иные из них и не подошли даже к ней; другие, подойдя, мирно ласкались; когда же иные устремились на нее, то были умерщвлены другими, находившимися вблизи, – и от этого небывалого и вопреки законов природы совершившегося чуда весь город пришел в трепет и огласился криками и стонами…

Как же нам не отпустить теперь эту чужестранку с приличными похвалами ей, как честной и целомудренной, как служительнице Божьей, сделавшейся для этого города виновницей божественных и небывалых чудес и научившей наших дев и женщин ничему не предпочитать целомудрие, хотя бы и предстояло иметь дело с огнем, мечем и зверями! Не опасайся же больше, девица, никакого испытания… если бы мы и хотели подвергнуть тебя какому-нибудь бедствию, то ты отразишь его, будучи защищенной весьма крепкими и ничему не поддающимися оружиями… Иди теперь, куда желаешь; только сделай Бога своего, кто бы Он ни был, благосклонным и милостивым к нам…

Между тем, Трифена, которую без чувств перенесли домой из цирка, придя, наконец, в себя, с тревожным нетерпением ожидал вестей о той, которую полюбила, как свою родную дочь. И потому вся радостно встрепенулась и ожила она, когда снова увидела Феклу – невредимой и свободной, и с тех пор не стало предела желанию этой язычницы узнавать все более и более о том Боге, Которого исповедовала Фекла, так что беседой о Нем и любовью к Нему наполнился теперь весь дом ее и «стал походить более на церковь, чем на жилище…» и вскоре Трифена и вся многочисленная прислуга ее были просвещены и приведены ко Христу проповедью молодой чужеземки.

Не смотря на то, однако же, что радовалось сердце проповедницы, она тосковала о возлюбленном учителе своем Павле и заботливо осведомлялась о нем и разыскивала его. Узнав, что он находится в городе Мирах в Ликии, она поспешила присоединиться к нему. С любовью принял апостол просвещенную им и, выслушав рассказ ее о всем, что произошло с ней во время их разлуки, убедился, что она созрела для высшего духовного подвига, и потому отпустил ее от себя, сказав ей: – «иди, учи слову, проходи путь благовестнический и будь участницей в моем труде за Христа. Для того и избрал тебя Христос через меня, чтобы возвысить тебя до апостольства и поручить тебе какую-либо местность, еще не просвещенную учением Христовым, потому что и ты должна разнообразно умножить таланты свои».

– «Поручи же меня Христу!» – простилась Фекла с апостолом и, предоставив ему большое количество золота, данной ей Трифеной для употребления в пользу бедных, предприняла путь сначала в свой отечественный город – Иконию. Фамира, бывшего жениха своего, она уже не застала в живых. Начав свою проповедь в родном городе, Фекла старалась обратить и мать свою ко Христу, но когда увидела полнейшую безуспешность своих стараний просветить эту закоренелую язычницу, то удалилась из города и отошла в Селевкию. Здесь, поселившись на вершине одной горы, предалась она всецело благовестию слова Христова и с успехом распространяла его, тем более, что проповедь ее сопровождалась многочисленными чудесами, в особенности же исцелениями всевозможных болезней. Злоба человеческая и здесь воздвигла гонение на великую подвижницу, но Богу угодно было сохранить ее жизнь до преклонной старости: взятая на мучение на 18-году, семьдесят два года после того прожила Фекла в странствовании и подвижничестве и скончалась на 90-м году своей жизни, мирно почив в своей пещере. Храм, воздвигнутый впоследствии на месте ее упокоения, в продолжении многих веков привлекал к себе поклонников, прибегавших к помощи святой первомученицы, равноапостольной Феклы, неисчерпаемо проявлявшейся в бесчисленных чудотворениях, непрекращающихся и доныне для всех, почитающих славную память ее.³¹⁸

«Свят Симон монах», так говорит надпись над древним изображением сына Стефана Немани. Изображение представляет первовенчанного короля Сербского с огромной бородой в монашеской одежде, с черным платом, подвязанным под подбородком, и в черном клобуке с развалом наверху.³¹⁹

Когда престарелый жупан Неманя решился посвятить последние годы свои молитве и посту в иноческой обители, то перед собранием священных лиц и вельмож Сербии передал правление Сербией старшему сыну Стефану. «Оставих на престоле моем любавного ми сына Стефана, велнего жупана и севастократора», так говорил сам отец.³²⁰ Стефан сын стал великим жупаном в марте 1195 г. В первое время правления покойно занимался он делами благочестия.³²¹ Но потом, не смотря на то, что по воле отца Стефан был великим жупаном всей Сербии, младший брат его Вулкан захотел предоставить удельном княжеству своему Зете полную независимость от брата. Венгерский король, по его просьбе, послал войска, и Вулкан стал независимым князем Зеты.³²² Потом Вулкан стал домогаться того, чтобы согнать брата с Сербского престола. Он вошел в сношения с папой, располагавшим тогда силами Запада, и подчинился распоряжениям его.³²³ Венгерский король, со своей стороны, дал обещание папе, по его убеждению, ввесть папизм в Сербию. Война кровопролитная опустошала Сербию. Стефан мужественно, но с трудом, отбивался от неприятелей. Они уже провозгласили Вулкана королем Сербии.³²⁴ Стефан не пренебрегал и тогдашним сильным средством против врагов. Он просил через послов своих мощного папу защитить его права от насилий Венгрии. – Венгерский король, опасаясь, что его могу унизить пере Стефаном для целей романизма, поспешил просить папу не доверять покорности Стефана. Так замыслы страстей вошли во борьбу между собой и открыли для чистой совести путь дойти до цели своей.³²⁵ Благочестивый Стефан хорошо понимал папизм. Он ограждал себя другими, более надежными мерами, чем власть князя земного. Он с сокрушением сердечным молил небо и его друзей о помощи, – просил брата, преподобного Савву, для спасения Сербии перенести мощи преподобного отца их в Сербию. «Брат мой, писал он, пренебрег завещанием отца и господина своего, – привел иноплеменников на отечество свое, забрал и опустошил его, не послушав заповеди Божией: чти отца твоего и матерь. Но – мы надеялись не на оружие наше, а на силу Господа, Спасителя Иисуса Христа. И не обманулись в своей надежде. Низложив их силой Своей, Господь возвратил в свое отечество. – Прошу тебя, преподобный отец Савва, – принеси благоуханные мощи святого. По отшествии вашем, земля наша стала осквернена беззакониями нашими, улита кровью, пленена иноплеменными, враги одолели нас и – по взаимной ненависти мы стали смехом для соседей наших. Может быть вашими святыми молитвами, вашим пришествием к нам, всемилостивый Бог умилосердится над нами и соберет воедино рассеянных и посрамит противников.³²⁶ Вулкан по сербской почтительности к отцу явился на встречу мощей святого отца; потом быв свидетелем чудес святого отца, по убеждению преподобного Саввы, дал клятву не тревожить более брата в законных правах его.³²⁷ Стефан со своей стороны помог брату выгнать из Хлума западника Петрислава, оставив за последним только Невесин и Дебре.³²⁸ Бра Вулкан скоро умер; удел его Зета предоставлен был Стефаном двоюродному брату Андрею Мирославичу.³²⁹

Сын Вулкана, благочестивый князь Димитрий охотно довольствовался уделом, какой назначил дядя; он построил обитель на реке Лим в Бродареве и, приняв иночество, с именем Давида по смерти чтился Сербской Церковью между святыми.³³⁰ Так Стефан спокойно располагал уделами Сербии, как верховный правитель всей Сербии.³³¹

По усмирении домашних врагов Стефану пришлось бороться со сторонними неприятелями. Против него восстали Болгарский царь Борис и тесть его Латинский император Царьграда. Они заняли Ниш и хотели отнять города, которые когда-то были болгарским и потом греческими, а теперь принадлежали Сербии. Тяжело было Стефану: неприятели были сильны. Но за Стефана отец его. «Неприятели были приведены в ужас явлением святого, бросились бежать и рубили друг друга, – наконец, ушли восвояси, униженные и посрамленные».³³²

Блаженный великий князь был весьма добродушен и сострадателен. Болгарский князь искал смерти князя Стрезы, родственника покойного князя Болгарского Ясеня. Стреза с дружиной, верной ему, искал себе защиты в Сербии. Добрый Стефан укрыл у себя беглеца. Князь Борис с угрозами требовал выдачи Стрезы. Стефан побратался со Стрезой и дал ему для житья крепкий замок Просек, потом передал в его управление несколько других мест, принадлежавших империи. – Стреза оказался великим негодяем. Женившись на незаконной дочери латинского Константинопольского императора, он скоро научился у рыцарей Запада беспутной их жизни и в надежде на тестя дозволял себе безобразия всякого рода.³³³ Утешением его было сбрасывать людей с утеса в бурный Вардар, который справедливо назывался хищной рекой.³³⁴ Не было проезда никому мимо замка Стрезы, – каждому грозила опасность от прихотей жестокого владельца. – Стефан не раз посылал к Стрезе с напоминанием о долге правды и человеколюбия; Стрезе все было нипочем. Наконце, Стреза поднялся войной против благодетеля своего и грозил согнать Стефана с престола. Не внявший убеждениям святого Саввы нечестивец поражен был гневом Божиим: ночью в ужасе от приведения заколол сам себя.³³⁵

Точно также неожиданно погиб Грек Михаил, захвативший у Сербии Драч. Опаснее был венгерский король, поднявшийся против Степана, по наущению злившегося латинского императора. Тогда как последний шел к Сербии с востока, венгерский король с севера вступил в Сербию. Неожиданное примирение венгерского короля со Стефаном заставило латинянина возвратиться ни с чем.

По окончании этих бед блаженный Стефан, благоговея к памяти великого отца своего, как образца правителя умного и молитвенника в загробной жизни, описал житие великого жупана Стефана Немани.³³⁶

Так как по завоевании Константинополя латинянами (1204 г.) насилия романизма стали настойчивее, а меры вредить православию шире и сильнее, то Стефан в ограждение безопасности Сербии вступил (в 1216 г.) в брачный союз со внучкой венецианского дожа Дандоло. – Папа побаивался сильной тогда Венецианской республики. Потому, когда сильные родственники жены Стефановой попросили у папы для Стефана королевского венца и защиты против Венгрии, папа в 1217 г. поспешил прислать ему венец, а королю венгерскому послал запрещение называться Сербским королем.³³⁷ – Чтобы не быть непризнательным к папе, Стефан утвердил за Млетским Бенедиктинским монастырем остров Млет и Бабино поле.³³⁸ – Папа мог тешиться мыслью, что приобрел себе нового подданного – короля; но благочестивый сын Немани, видевший мерзости питомцев папы в Царьграде, не мог и подумать о религиозном союзе с папой; во всю жизнь не искал он суетной славы; кротость составляла отличительный характер его. «Аз грешный Стефан», так писал он в грамотах. Современные владетельные лица по какому-то странному увлечению один перед другими спешили выпрашивать у папы королевский венец, как например современный князь Болгарский;³³⁹ но блаженный Стефан принял венец, когда тот прислан был папой, а не искал его. К тому же сербский народ не был доволен и тем, что православный властитель вступил в сношение, хотя и политическое, с ненавистным папой. – Так королевский венец, присланный папой в Сербию, не произвел перемены в отношениях Сербии к православию. Когда же святой Савва посвящен был в архиепископа Сербского, то по совещании с представителями Сербской земли короновал он брата своего венцом, присланным от греческого императора, помазал его святым миром и отдал в королевскую мантию. – При этом блаженный король торжественно исповедал, что он – верный сын восточной православной Церкви.³⁴⁰ Вслед затем сделаны были распоряжения в ограничение произволов иноверия.³⁴¹ – Возвышение сербского властителя возбудило зависть с венгерском короле, а новое венчание его – досаду в папе за пренебрежение к его дару. Король Венгерский объявил Сербии войну; по личным сношениям святого Саввы с Венгерским королем война отклонена.³⁴²

Первоначальный краль употребил власть свою во ослабление в народе обычаев несогласных с христианством. В грамоте Жичскому монастырю изложил он меры против своевольных разводов брака и против таких же сочетаний брака. По первому предмету писал он: «если кто окажется нарушителем страшной заповеди», прогонит от себя жену: то «с виновного взыскать 6 лошадей в пользу короля и в пользу судьи 2 лошади, а с бедного поселянина – 2 вола», брак же остается в силе. Если жена по своей воле оставит мужа, муж наказывает ее по своему усмотрению, если же участвовали в том родители, «они наказываются, смотря по их состоянию». Первоначальный запретил сочетания в родстве, например по смерти жены брать за себя сестру ее; в предупреждение незаконных сочетаний повелел обращаться перед браком ко священнику с просьбой разыскать, нет ли родства между желающими брачиться.³⁴³ Для того, чтобы в благонамеренных распоряжениях по церковным делам не допустить какой-либо ошибки против постановлений вселенской Церкви, он входил в письменное сношение с просвещенным болгарским архиепископом Димитрием Хоматиным, знатоком церковных правил.³⁴⁴

Святой король много благотворил храмам и обителям православия: Студенице, Милетскому, кафедральному в Жиче, Сопочанам,³⁴⁵ Которскому монастырю Превале, где впоследствии паписты отравили зараз 72 инока.³⁴⁶ Не говорим о Хиландаре.

Некрепкий здоровьем, блаженный Стефан в болезни почувствовал близость смерти и желал принять пострижение от руки святого брата своего. Святитель Савва, имея в виду не глубокую старость его отвечал, что еще будет время для выполнения желания. Когда же по новому призыву к умирающему королю явился владыка, брат-король лежал уже бездыханный. Пораженный скорбью святитель помолился, и Стефан ожил, чтобы выполнить желание его;³⁴⁷ пострижение совершено, и он предал дух свой Господу, сентября 24-го 1224 г.³⁴⁸ Тело короля-инока через год по смерти оказалось нетленным, и он причтен к лику святых.³⁴⁹

Из четырех сыновей его трое: Родослав (с октября 1224 г.), Влавислав (с февраля 1230 г.) и Стефан Урош, храпавый (с 1239 г.), один за другим, были венчанными королями Сербии.³⁵⁰

Сын, король Владислав, как и отец, чтится в числе святых. Ему пришлось потерпеть довольно тревог от людских слабостей. Брат его Родослав, сведенный с ума беспутной женой, венецианкой, за беспутсва выгнан был из Сербии, и Владислав объявлен был преемником его.³⁵¹ – Но Родослав грамотой от 04 февраля 1234 г. объявил из Дубровника, что он – король Сербии и надеется возвратить себе престол, которого лишен братом.³⁵² Убеждения святителя Саввы заставили Родослава принять монашество.³⁵³ Едва кончились эти тревоги, как Владимир, граф Омышский со своими Омышанами, привыкшими с морскому разбою опустошил приморские земли Сербии. Расправившись оружием с грабителями, Владислав обязал Рагузян грамотой не помогать ни Владимиру, ни другому подобному, в действиях неприязненных для Сербии.³⁵⁴ – Заботясь о внутреннем устройстве Сербии, король Владислав отыскал серебряные рудники в стране своей и разработкой их обогатил Сербию. По известию Даниила, «желая достигнуть небесных селений, он построил на земле храмы прекрасные и снабдил их дарами (землями) и всякими принадлежностями;³⁵⁵ им с основания построен храм Вознесения Господня, называемый Милешев, в который он перенес из Тернова тело великого архиерея Саввы. Благотворения же его нищим, странным, больным – неисчислимы. Королевствовав 7 лет, перешел в вечность с радостью о Господе. Тело его положено было в монастыре Милешеве.³⁵⁶ На монетах писался он: «раб Христов Владислав», и изображался: «стоящий король с венцом на голове, в длинной одежде, опоясанный, с державой в правой руке».³⁵⁷ В Милешевской обители еще цело на стене изображение с надписью: «обретение мощем святого Стефана».³⁵⁸ – В древнем сербском уставе под 30 июля, сказано: «бысть объявление мощем краля Владислава, хтитора Милешевского, в дени многокрасного царя Уроша».³⁵⁹

В рукописных святцах читаем: «преподобный Аврамий, игумен Спасского монастыря, иже Мироже реке», во Пскове. Единственным памятником трудов основателя обители, но памятником прочным и прекрасным остается каменный храм обители, целый с XII века. – Он весь складен из плитняка и доныне сохраняет древний квадратный вид свой. – В алтаре на горнем месте сохранились остатки фресков XII в., случайно открытые в недавнее время при починке храма.

Над средним окном изображено деисус – моление Богоматери и Предтечи перед Спасителем. Ниже был целый ряд изображений: на правой стороне Спаситель преподает святой хлеб шести апостолам; остальное сокрыто под слоем позднейшей штукатурки. – Так как обитель стоит за городом, на дороге из Литвы и Ливонии, то легко подвергалась она разграблению неприятелей, и все, что можно было унесть, разрушить и сжечь, погибло. Преподобный Аврамий скончался 24 сентября 1158 г.; мощи его почивают под спудом в Спасском храме Мирожской обтели, приписанной к архиерейскому дому; память его место чтится 24 сентября. Тогда же празднуется находящейся здесь же Мирожской иконе Богоматери, прославившейся в 1567 г.³⁶⁰

В погосте Видельбе Псковского уезда в 1507 г. родился у благочестивых поселян сын Никон;³⁶¹ в доме родителя обучился он чтению, чтобы понимать книги, указывающие путь к небу; с юности был богобоязнен и посещал храм Божий. Пример старшего брата, принявшего монашеств и именем Арсения, и слава недавно почивших преподобных Саввы и Евфросина, возбуждали в юной душе решимость отказаться от дозволенных утешений жизни и служить единому Господу. По смерти отца семнадцатилетний Никон убедил мать раздать имение частью храмам, частью бедным, и удалиться в обитель молитвы. Сам он обошел иноческие обители Псковские для назидания своего. Заметив в себе недостаточное умение читать полезные книги, он поступил для работы в дом одного набожного псковского жителя, а тот отдал его для обучения опытному книжному учителю, и Никон приобрел «разумение писаний».

Услышав о пустынном месте на реке Демьянке, между Псковом и Порховом, решился он удалиться туда на безмолвие. Блаженный Николай, встретив его на дороге, сказал ему, что ожидают его горечи; но это не остановило его, также и дикость пустынного места не изменила намерения его. И теперь с трудом достигают Никандровой обители по болотистому грунту, покрытому лесом. Что же было тут в XVI веке?.. Поставив себе хижину на реке Демьянке, Никон провел несколько лет в безмолвных подвигах молитвы и питался растениями пустыни. – Узнав о новом пустыннике, люди стали посещать его и невольно нарушили безмолвие его. Никон, избегая мирской известности, ушел в общежительную пустынь Саввы Крыпецкого и принял здесь иночество с именем Никандра. – Строгостью жизни своей скоро обратил он на себя внимание братии и от того опять возвратился в прежнюю пустынь.

Безмолвный и уединенный, без всякой защиты со стороны людей, отшельник жил в беседе с Господом и с надеждами на Него. Раз злые люди вошли в его келью, ограбили иконы. Книги и другую бедную собственность отшельника, избили его немилосердно, а один пронзил копьем ребро его. Едва живой, покрытый кровью, он со слезами благодарил Господа и молил его простить бедных, увлекшихся грехами корысти и злости. Он исцелел быстрь; хищники, потеряв дорогу, блуждали три дня около озера; двое из них очувствовались и раскаялись в грехе своем против старца; а двое других, ожесточившись, осыпали имя его бранью и скоро, упав в реку, утонули. Пришедшие в себя возвратили отшельнику отнятое у него и просили молиться за них; отшельник отпустил их с миром. Народ стал собираться к нему, желая слышать наставления из уст подвижника. Отшельник провел уже 15 лет в уединении; но и теперь боялся славы человеческой.

Убегая известности, опасной для души, преподобный снова пришел в Крыпецкую обитель. Здесь поручили ему должность уставщика и потом келаря. Жизнь его была и здесь так же строга, как в отшельничестве. Пять дней довольствовался он только хлебом с водой и только по субботам и воскресеньям вкушал немного вареной пищи. Днем сверх возложенного послушания носил воду и дрова для братии, а ночью тайно молился. По временам, уходя из обители в лес, обнажал он под половины тело свое и отдавал в пищу насекомым, а сам прял волну или пел псалмы. Строгость его по званию и жизнь, не похожая на жизнь других, казались тяжкими для слабых. Он, оставив обитель, в 3 верстах от нее на острове поставил себе хижину и опять стал подвизаться отшельником. Но и отселе жизнь его колола глаза слабых. – Когда стали приходить ревнители благочестия за советами отшельника, – братия обители еще более вознегодовали на него и говорили: «Никандр отнимает доходы у обители». Святой отправился опять на реку Демьянку.

По дороге в пустыню, в селе Локотах, нетрезвые крестьяне избили его по подозрению, не из числа ли он злых людей, сожегших перед тем дом одного из них? Преподобный великодушно простил их. – В последние годы открылся в нем дар прозрения и чудесной силы. Помещика Петра называл он по имени, когда тот стоял за дверью, и предсказал чадородие бесплодной супруге его. Другому предсказал скорую смерть. Крестьянин Назарий, полтора года лежавший больным, велел несть себя в пустынь к преподобному старцу; принесенный, он со слезами умолял старца о помощи. Старец велел его отнесть в гостинную хижину, стоявшую у дуба, где останавливались приходившие, и оградил его крестом; больной, сладко уснув, встал на другой день совершенно здоровым.

Каждый год в великий пяток преподобный отшельник приходил к вечерне в Демьянский монастырь и на другой день после исповеди приобщался Святых Таин; а за 8 лет до кончины принял схиму от Демьянского игумена. Жившие в окрестности иногда тайно приходили к хижине отшельника и всегда слышали, что он молился с горьким рыданием; когда же замечал близость людей, внезапно умолкал. Никто не заставал его лежащим для отдыха; он только сидя засыпал немного. Постоянной пищей его были пустынные растения и по захождении солнца вкушал он немного сухого хлеба, если приносили ему; в великий пост только раз в неделю принимала пищу.

В последние годы жизни его часто приходил к нему благочестивый диакон Петр для беседы о душевном спасении. – Раз преподобный сказал ему: «брат мой! Много страдал я ногами, но по благодати Божье освободился от болезни». – Тогда же преподобный открыл ему, что скоро умрет он, и просил предать его тело земле. «Как же узнаю я о кончине»? спросил Петр. «Без скорби нельзя сказать тебе о исходе моем», отвечал преподобный; «в тот день Псков обнят будет бурей войны, его будут держать в осаде литовцы! Ты же, когда услышишь о смерти моей, послужи мне». Так и случилось 1581 г. сентября 24 крестьянин нашел преподобного простертым на рогоже со сложенным на груди руками, только что отшедшим ко Господу. – Баторий действительно осаждал тогда Псков и опустошал Псковскую сторону.³⁶² – Диакон, услышав о кончине преподобного, пригласил духовных и мирян отдать честь подвижнику Божию, и хотя литовское войско рассеяно было по уездам Порховскому, Псковскому, усердствующие безопасно совершили благочестивое дело свое.

Первые благодеяния усопшего праведника испытал на себе инок Исаия. Едва поселился он на пустынном месте преподобного Никандра, как живший с ним клирик Андрей ночью похитил у него все, что было у него, одежду, книги, иконы. Исаия со слезами припал ко гробу преподобного, – а клирик в то же время увидал перед собой седого старца, укоряющего его за воровство, и бросил все похищенное. Тот же Исаия сильно страдал ногами, так что едва двигался, и по молитве получил исцеление. Благодарный к преподобному Никандру, Исаия построил (1584 г.) на месте его подвигов обитель со храмом Благовещения Богоматери. В новую обитель скоро собрались пустынники, в их числе и клирик Андрей, глубоко раскаявшийся в грехе своем. От гроба преподобного стали истекать разные чудеса. Новгородский дворянин Иаков Муравьев, скорбевший о бесчадии, обратился с молитвой к преподобному Никандру и через год родился ему сын; он построил домовый храм в честь преподобного Никандра, по благословению св. Никона.

Мощи преподобного Никандра был свидетельствованы по распоряжению п. Иоакима в 1686 г. и тогда установлено было праздновать память преподобного.³⁶³

По воле грозного царя князь и боярин Иван Иванович Бельский лишен был жизни.³⁶⁴ – Чтобы спасти жизнь невинного семилетнего сына его, князь Гаврила, родственники погибшего князя тайно увели юного князя в г. Старицу. – В зрелом возрасте молодой князь видел, что ему остается крыться как можно дальше от грозных взоров царских, и он удалился в Вологду. Здесь, верный своему положению, он поселился у чеботаря, и бывший князь научился сапожному ремеслу; это доставляло средства к жизни его. Вступив в супружество, не долго утешался он супругой: она умерла, оставив на руках его дочь. – Отягченный превратностью земной жизни, Гавриил выпросил себе у жителя Вологды местечко на реке Соденке, окопал его рвом, поставил себе келью и стал подвизаться в посте и молитвах, не оставляя ремесла своего. То, что получал он за работу свою, делил на три части: одну посвящал Богу, другую отдавал нищим, а третью питался. Время от времени возрастая в жизни духовной, он наконец определил себя на жизнь саму невеселую для плоти; чтобы лишить себя удовольствия видеться в людьми, близкими душе его, он приковал себя к стене цепью; богобоязненные люди подавали ему в окошко пищу; когда склонял его сон, он становился на колени, и держась за цепь, засыпал сном легким и прерывистым; пищей его был только сухой хлеб с водой. Тайно приняв на себя иночество с именем Галактиона, он не имел ничего в своей келье, кроме одной рогожки и бывшей на плечах бедной одежды. К затворнику стали приходить за советами, и он принимал всех одинаково, богатого и бедного; слово его исполнено было силы, утешало печальных и вразумляло забывчивых. Молитва его достигала крепости духовной. – Раз в вологодской стороне было бездождие; епископ с крестным ходом пришел к церкви Святой Троицы, стоявшей вблизи кельи Галактионовой, и послал просить затворника помолиться вместе со всеми о бедствии общем.³⁶⁵ – Послушный слову святителя затворник, вопреки своему правилу, оставил свою келью и пришел в храм на всенародную молитву. И Господь послал обильный дождь жаждущей земле.

Приближалось время кончины преподобного и страшное время для Вологды. Подвижнику Божию открыто было о наступающих для Вологды бедствиях. Он вышел из своей кельи в цепи своей, явился в земскую избу и объявил: «грехи призвали на нас ляхов и Литву; пусть начнут пост и молитву и поспешать построить храм Знамения Богоматери, и Небесная Царица, как прежде Новгород, избавит Вологду от гнева Божия». Но один из именитых, Нечай Проскуров, сказал: «не о нас, а о себе хлопочет он, – ему хочется иметь храм вблизи себя; а что будет с храмом, когда умрешь ты, старец»? Старец отвечал строго: «гнев близок к Вологде; что же до меня, то на моем месте прославится Бог, – построена будет обитель». Затем объявил, что Троицкий храм, построенный Нечаем, будет сожжен, и дом Нечая запустеет. Проходя мимо храма святого Димитрия Прилуцкого, он громко сказал: «чудотворец Димитрий молил Спасителя за город; но его оскорбили тем, что вокруг его храма настроили лавок и завели шум торговый; вот увидите, что и это храм разорен будет». – До какой же степени нужна была Вологде проповедь о покаянии, и как исполнилось пророчество праведника над некаявшимися, показывает известие современного святителя.

Вот что писал в Москву Вологодский архипастырь Сильвестр: «нынешнего 121 (1612) сентября 24 дня с понедельника на вторник, в последнем часу ночи, разорители нашей чистой, православной веры и ругатели креста Христова, поляки и литовцы с черкасами и русскими изменниками нечаянным набегом пришли в Вологду, взяли город, умертвили людей, осквернили церкви Божии, сожгли город и посады, – воевода князь Иван Одоевский ушел, а окольничий и воевода князь Григорий Долгорукий и дьяк Истома Карташев убиты, меня грешного взяли в плен, держали у себя 4 ночи и не раз присуждали к казни, но Господь умилостивился надо мной, – едва живого отпустили. Когда ляхи и Литва пришли к Вологде, то по грехам нашим, по нерадению воевод не было ни разъезжих караулов, ни сторожей на башнях, на городской стене и в крепости; у ворот было несколько человек на карауле, да и те не слыхали, как литовцы вошли в город, а большие ворота были не заперты. – С 25 сентября неприятели оставили Вологду. Воевода Григорий Образцов со своим полком прибыл с Белоозера и занял Вологду: но никто не слушает его, друг друга грабят… Все от пьянства: воеводы пропили Вологду».³⁶⁶

По житию затворника, дом и храм Нечая сожжены, как и городской храм святого Димитрия. «Преподобный Галактион затворник убиен бысть от поляков и Литвы в лето 7121–1612 месяца сентября в 24 день».³⁶⁷ – Благоговейные погребли тело подвижника Божия в его келье. – По временам совершались здесь чудесные исцеления. – При епископе Варлааме (1627–1645 г.) над мощами преподобного построен был храм в честь Знамения Богоматери и устроилась обитель; а при архиепископе Маркеле (1645–1663 г.), знаменитом ревнителе о правильном писании святых икон,³⁶⁸ построен соборный храм в честь Святого Духа, и скит Галактиона стали именовать монастырем Святого Духа.³⁶⁹ Так исполнилось предсказание страдальца!

«На пути правды жизнь» (Притч.12:28). «Путь глупого для глаз его кажется прям: а умный слушает совета» (Притч.12:15). «Ныне, если услышите голос Его (Господа); не ожесточайте сердец ваших» (Пс.94:8).

Мирожская чудотворная икона Знамения Богородицы явилась в 1198 году и пребывает в Спасомирожском мужском монастыре, основанном при Пскове, на устье реки Мирожи. На иконе Божия Матерь изображена во весь рост, стоящей.

Празднество этой иконе, как упоминается в записках монастыря, установлено в память избавления Пскова от морового поветрия, в 1567 году, при царе Иоанне Васильевиче, по благословению Новгородского и Псковского архиепископа Пимена. С тех пор в честь Мирожской иконы Богоматери составлена особенная церковная служба, которая и напечатана в 1666 г. в Москве, в сентябрьской месячной минее. По этой службе доныне празднование совершается ежегодно в 24 день сентября.