XIII. Cвященник как учитель и как служитель культа. Две стороны христианского культа. Значение личности пастыря в христианском богослужении. Чрезвычайная важность богослужения в жизни христианских народов. Требования, предъявляемые к совершителю богослужения. Совершение литургии, таинств. Крестные ходы

Выше мы указали три стороны пастырской деятельности: учительную, тайнодейственную и душепопечительную. Теперь рассмотрим каждую из этих сторон.

Предметом пастырского учительства является божественная истина, которую пастыри обязаны возвещать прежде всего членам Церкви, а затем и всем людям; целью же этого учительства должно служить приведение людей к Богу и к истинному своему назначению.

Люди могут различаться по своим нуждам и потребностям в отношении познания истины: могут быть знакомые и незнакомые с основными положениями христианской веры; крещеные и некрещеные; старцы, возрастные и дети; неверующие и ищущие веры; сомневающиеся и убежденные и т. д. Соответственно различному духовному состоянию слушателей должен изменяться род и образ жительства. В общем же различают два вида учительства: катехизический и гомилетический, первый – для физически или духовно несовершеннолетних (для детей и обращаемых к вере), второй – для совершеннолетних. Научное рассмотрение того и другого вида составляет предмет двух особых дисциплин – катехетики и гомилетики, которые занимают особое место в академическом курсе и нашему исследованию в курсе Пастырского Богословия не подлежат. Поэтому мы переходим к рассмотрению второй стороны пастырского служения – тайнодейственной.

Деятельность пастыря как служителя культа, именно как совершителя богослужения, является наиболее специальною, таинственною и ответственейшею частью его служения. Если поучать других, руководить другими может и мирянин, то священнодействовать может только пастырь по силе, данной ему при посвящении благодати. И эта именно благодатная способность относит священство, по выражению св. Иоанна Златоуста, к разряду небесных учреждений, несмотря на то что оно совершается людьми и на земле.

Сущность этой части пастырского служения, как и предъявляемые ею к пастырю требования, определяются сущностью самого культа. В последнем надо различать две стороны: божественную и человеческую. Божественное в культе – это то, что от Бога через священнодействующего пастыря низводится на человека; человеческое – то, что и священнодействующий и священнодействуемые привносят от себя в священнодействие, с чем они приходят к Богу, чтобы удостоиться благодати в священнодействиях. Эти две стороны различны: первая, от Бога, – вечна и абсолютно совершенна; вторая зависит от личности, настроения, отношения к своему делу пастыря. К сожалению, эти стороны нередко смешиваются; естественные и неизбежные недостатки и несовершенства человеческой стороны переносят на божественную и из-за несовершенных и недостойных священнодействователей иногда начинают отвергать сами священнодействия. Подобное смешение не отличается ни глубиной, ни последовательностью. В недостатках и несовершенствах человеческой стороны повинны люди, а не Бог, не благодать Божия, не учение Христа, которые от несовершенств этих не теряют ни капли своего величия, силы и святости. Но раз такое смешение может иметь место и может оно смущать и даже от Церкви отвлекать маловерных, то долг пасторолога обратить особенное внимание и на человеческую сторону культа, чтобы усовершением ее оградить от принижения сторону божественную. Остановимся поэтому на обеих сторонах культа.

По своей первой стороне христианский культ есть продолжающееся сообщение Духом Святым человечеству даров совершенного Иисусом Христом спасения.

Пришедший на землю и вочеловечившийся Единородный Сын Божий в Своем учении сообщил людям истинное знание о небе и дал высочайшие принципы для жизни в этом мире, Своими же страданиями и смертью принес искупительную за людей жертву, открывшую последним неиссякаемый источник божественной благодати. Для сообщения же этой благодати во все времена до скончания века отдельным людям Христом Спасителем вместе с основанием Церкви установлен и определенный культ с лицами священнодействующими и священнодействиями. В христианском культе как бы повторяется все дело Христово: 1) беспрерывно, паки и паки, приносится в таинстве евхаристии голгофская жертва в благодарность за великие Божии благодеяния и в умилостивление за грехи людей; 2) при всех священнодействиях возглашается Слово Христа; 3) на верующих низводится полнота даров Духа Святаго; 4) и люди и вся природа, освящаясь в священнодействиях, освобождаются от тяготы божественного осуждения за грех.

К человеческой стороне культа относятся прежде всего вера участвующих в богослужении – и пастырей и верующих – в Бога Творца, Спасителя и Освятителя и любовь к Нему, затем все те чувства, которые вызываются в человеческом сердце созерцаниями божественного величия, благости и премудрости Божией и, наконец, все выражения этих чувств вовне, т. е. вся внешняя сторона культа.

Для полноты действия божественной благодати требуется соответствие между божественною и человеческою сторонами культа. Благодать Божия нисходит в сердце открытое и подобно зерну дает плод, когда попадает на почву возделанную. Раскрывается же человеческая душа не только под влиянием личных усилий, но и под влиянием благоприятной богослужебной обстановки. Соответственно поставленное богослужение своей благоговейностью, красотой, духовностью и величием может потрясать человеческие души, влечь их к небу, превращать их в землю, уготованную для произрастания на ней благодатных даров, но и наоборот, – оно своей беспорядочностью и небрежностью может расхолаживать даже настроенную душу и отвлекать ее от неба.

Священнослужитель в своем лице совмещает обе стороны культа. Он носит в себе дар той божественной благодати, которой он сподобился в посвящении; независимо от своих сил, дарований, достоинств он – проводник божественной благодати, посредник между Богом и людьми. Это – не его, а Божие. Это – дар Божий, а он – лишь орудие для сообщения людям этого дара, более или менее совершенное, более или менее достойное. Только это последнее в известной степени зависит от него: радея о своем даровании, он при содействии благодати Божией может подняться до о. Иоанна Кронштадтского, даже до преп. Сергия Радонежского, он же, при своем нерадении, может и долу низвергнуться. По силе дарованной ему при посвящении обитающей в нем благодати, ему дано совершать тайны, низводить Духа Святаго, прикасаться своими руками до святейшего всех Владыки. По этим преимуществам его служение превосходит все земные служения, оно даже выше ангельского, что настойчиво отмечают отцы и учители Церкви. Особенно ярко это раскрыто у св. Иоанна Златоуста. «Священство, – пишет он, – совершается на земле, но принадлежит к порядку небесных учреждений... Не человек, не ангел, не архангел, не другая какая-либо сотворенная сила, но Сам Утешитель установил это служение и побудил людей, еще пребывающих во плоти, подражать службе ангелов. Поэтому священник должен быть так чист, как бы стоял на небе посреди ангельских сил... Когда видишь Господа закланным и лежащим, священника предстоящим при жертвоприношении и молящимся, и всех, окропляемых честною кровью, думаешь ли ты, что еще находишься с людьми, стоишь на земле, что не мгновенно перенесся на небеса и, отринув от души все плотские мысли, простою душою и чистым умом не созерцаешь небесное? О чудо! О человеколюбие Божие!.. Перейди к совершаемому ныне и увидишь не только удивительное, но превосходящее всякое удивление. Предстоит священник, низводящий не огонь (как прор. Илия), но Св. Духа, и совершает продолжительную молитву не о том, чтобы сошло пламя и истребило предложенное, но чтобы благодать, нисшедшая на жертву, возжгла через нее души и сделала их светлее чистого серебра. А когда он призывает Св. Духа, совершает страшную жертву и постоянно касается общего всех Владыки, – скажи мне, где поместим его? Какой потребуем от него чистоты и какого благоговения? Подумай, каковы должны быть руки, служащие этому, каков язык, произносящий эти слова? Не всего ли чище и святее душа, принимающая этого Духа? Тогда ангелы предстоят священнику, весь чин небесных сил взывает и наполняет место около престола в честь лежащего»¹¹⁹. Подобным образом учили и другие великие святители Церкви. Приведем несколько выдержек из писаний русских святителей. Пастырь, будучи «земляным и смрадным» – говорит митр. Фотий (в нач. XV в.) в своем поучении священникам и инокам – принял на себя ангельскую службу святую, даже более того: то, что «священник священными руками совершает, есть и самим ангелам страшна и ужасна». Новозаветное священство «не яко сень»¹²⁰, но самому Небесному Царю священствует: мы Самого Агнца, Сына Божия в руку всегда имеем – божественное Его тело и честную и животворящую Его кровь» и потому во время священнодействия «паче превыше есть всего священническая рука, прикасаема бо есть божественного югля», к которому и небесные силы не дерзают приближаться. В священно-служении пастырь настолько выше всего земного, что тогда он, по выражению одного из древних русских поучении, «смешаясь» с небесными чинами, вступает в круг небесных сил, тогда «силы небесные с ним невидимо служат». Поэтому в древней отеческой литературе пастыри нередко прямо называются «земными ангелами, небесными человеками», «серафимами плотяными». Митроп. Кирилл II, обращаясь к отцам Владимирского собора (1274 г.), говорил им: «Вы нарекостеся земнии ангели, небесни человецы. Вы со ангелами предстоите у престола Господня; вы с серафимами носите Господа; вы сводите с небеси Дух Святый и претворяете хлеб в плоть и вино в кровь Божию, человеком невидимо». И это власть необыкновенная, это превосходящее разум дарование у пастыря – от Бога. «Не ангелы Бог сведе роду человеческому на исправление, – пишет митр. Фотий, – но человек достоверных, святителей и архиереи постави, и иереи и свою власть от Апостол тем дарова». Бог по благости своей «выше разума и дела дело вручи пастырям», – говорит тот же митр. Фотий, – «еже единого того Бога есть дел, – ими совершает Господь тайну спасения роду человеческому»¹²¹.

Кроме этой божественной стороны в пастыре есть сторона человеческая, его собственная. Он может более или менее сознавать величие обитающего в нем божественного дара, с большим или меньшим благоговением предстоять перед престолом Божиим, с большим или меньшим вдохновением совершать божественную службу, проявлять в священнослужении, больше или меньше, творчество пастырского духа.

Если божественное дарование пастыря – первейшее (sine qua non) условие православного богослужения, то и человеческая сторона пастыря имеет огромное значение в богослужении. Пастырь – совершитель богослужения. От него прежде всего зависит характер, строй, тон совершаемого богослужебного чина. Он может священнодействовать и как вдохновенный художник, и как бесталанный ремесленник. Он может одушевленно, живо и красочно передать глубокий смысл, несравненную красоту и беспримерное по богатству содержание нашего православного богослужения и всем этим потрясти человеческие души; но он же может своей нечуткостью, непроникновенностью, небрежностью или неряшливостью обесцветить, затемнить и даже изуродовать или исказить чудный наш богослужебный чин, тем самым лишив его той силы огромного влияния на верующие сердца, которую тот может и должен иметь.

Способность поставить богослужение в соответствующем его назначению виде – огромное достоинство в пастыре, на развитие которого должно быть обращено самое большое внимание. Этого требует огромное значение православного богослужения в области литургии. В нашем богослужении – неисчерпаемое, открытое для всех богатство богословия и морали, божественной мудрости и возвышеннейшего человеческого вдохновения. И нет другой силы, которая так могущественно, всеобъемлюще и разносторонне влияла бы на человеческие сердца, как правильно, разумно и одушевленно совершаемое православное богослужение. Оно доступно и назидательно и для простецов и для самых великих ученых, и для отроков и для старцев,– оно может дать высокую духовную пищу и высшее наслаждение. Надо при этом заметить, что благотворное влияние нашего богослужения не ограничивается одной религиозной сферой человеческого сердца, хоть последняя и служит главным объектом его воздействия. Правильно поставленное богослужение с изящно украшенным храмом, с истово церковным хором, с проникновенно и вдохновенно служащим священником не только подымает религиозное чувство, но и развивает в присутствующих вкус к художественному, изящному, прекрасному. Храм в этом случае является для входящих в него и музеем, и концертным залом, и художественной школой, только освященными, облагодатствованными и потому сугубо действующими на душу. Развивая этой своей стороной в человеке вкус к высокому и прекрасному, храм подготавливает человеческое сердце к уразумению и восприятию небесной красоты, открывающейся как во всем мире, так и в божественном слове, роднит религию с искусством и во всех отношениях облагораживает человека. В этом отношении в малокультурных странах значение храма с его богослужением не ограничено.

Нужно, однако, признать, что способность придать подобающую красоту и величие богослужению вырабатывается не столько теорией, сколько практической, жизненной школой. В этой способности есть много непередаваемого, что не поддается словесному выражению, но легко наблюдается и усвояется с примера. В этой способности бывают неуловимые штрихи, вызываемые уже личным творчеством священнодействующего в момент его духовного подъема и религиозного возбуждения. Но опять же, чтобы творчество это не приняло уродливой формы, нужны готовый пример, соответствующая среда, верные добрые традиции для его развития. В России, например, можно было наблюдать высокообразованных пастырей, не обладавших даром совершения богослужений. И наоборот, во многих отношениях заслуживавшие упрека монастыри, сплошь и рядом заселенные полуграмотными мужиками-монахами, все без исключения блистали несравненной красотой постановки в них богослужебного дела, влекшей в их храмы несчетные толпы верующего народа всех положений, возрастов, званий и состояний. Достаточно указать, что великий Л. Н. Толстой до своего религиозного потемнения находил духовное утешение в Оптиной пустыни и последние его предсмертные шаги были также направлены в обитель, которой он не достиг только по причине свалившей его болезни. Тысячекилометровые расстояния не останавливали желания русских людей пойти и подышать в чудной атмосфере монастырских храмов. Истовое, проникновенное монастырское богослужение покрывало многие грехи насельников монастырей и, несмотря на разнообразные недостатки уклада жизни большинства простых русских монастырей, делало последние рассадниками высокой духовной культуры в народе.

Для постижения тайны богослужебного искусства монахи не изучали никаких теорий, а постепенно, на практике усваивали монастырские богослужебные традиции и учились с примера старших, со своей стороны внося в совершаемые ими священнодействия благоговейное настроение, духовный подъем своею простотою верующего сердца.

Но, хотя пример и добрый образец имеют в богослужебном деле преимущественное значение, все же необходимо указать некоторые основные требования, которые должно предъявлять к совершителю богослужения. Они следующие.

1) От пастыря прежде всего требуется молитвенная настроенность его души и чувство живой веры. «Когда зовут тебя молиться, – обращается к пастырю о. Иоанн Кронштадтский, – куда-либо, о живых или умерших, смотри, наблюдай тщательно за собою, чтобы сердце твое вполне отдано было молитве, чтобы оно искренно, горячо доброжелательствовало тем, о ком и за кого молиться просят тебя или о ком ежедневный долг заставляет тебя молиться, например: о Государе и Царствующем доме, о Св. Синоде, об епископе, о всей во Христе братии, о воинстве, о мире всего мира, о входящих во храм, и о прочих, и о всем прочем – о благорастворении воздуха и изобилии плодов земных и т. д.; молись спокойным духом, бесстрастно, мирно». Если пастырь охладевает духом, ослабевает, и омрачается, и смущается, то «и других охлаждает и расслабляет, потому что его слабость тайно передается и молящемуся люду, как связанному с ним единством тела церковного, потому что мы члены друг другу» (Еф.4:25). Развивая в другом месте мысль, что небрежное совершение богослужения – тяжкий грех, кощунство над святыней Господней, о. Иоанн спрашивает: «Что же нужно делать, чтобы совершать таинства и службы достойно, тщательно, горящим духом?». И отвечает: «Надо иметь всегда живую веру, что Бог наш, в Троице поклоняемый Отец, Сын и Св. Дух, всегда с нами, взирает на нас и по первому слову нашей искренней молитвы о помощи готов помогать нам в святом деле... Памятуя, что Вседержитель всегда с нами и имея Его самым делом в мыслях своих, отвергая от сердца своего всякие помыслы, сомнения житейские, попечения и пристрастия, мы всегда будем достойно совершать Божие дело».

2) Затем, совершителя богослужения не должно оставлять сознание небесной высоты служебного дела. «Священник, – говорит тот же о. Иоанн, – хотя бы и один служил литургию или утреню и вечерню, в существе он служит в бесчисленном соборе ангелов и святых, поминаемых и призываемых в молитвах тайных или возглашаемых на ектениях, а особенно при служении литургии на проскомидии и литургии верных, по пресуществлении Св. Даров. О, сколь важное, пренебесное, всегда соборное служение священника, а особенно архиерея! О, иерей, собрат и сослужитель мой!... Стараешься ли ты служить в святыне души и тела, с приготовлением, с благоговением, осмысленностью, идейностью? Воспрянь, брат мой!.. На тебя взирает Бог, на тебя взирают непрестанно небожители, св. ангелы и человеки. Всегда (нам – священникам) нужно благодарить Господа, что Он нас, грешных и недостойных рабов своих, благоволил соделать Своими споспешниками, как говорит Апостол: «Богу бо есмы споспешницы» – слугами Своими и строителями тайн Своих: «Тако нас да непщует человек, яко слуг Христовых и строителей тайн Божиих?».

3) В третьих, от совершителя богослужения требуется непрестанная внимательность к произносимым словам и совершаемым действиям и проникновенность в смысле и значении тех и других. То и другое священнослужителю необходимо, чтобы он, во исполнение слова Божия, мог петь Богу разумно (Пс.46:8). В этом отношении особенно внимательным надо быть начинающему, еще не усвоившему вполне церковной службы священнику. Он должен всматриваться и вдумываться в каждое слово и непременно следить по служебнику (последнее, впрочем, вменяется церковным правилом в обязанность всем без исключения священнослужителям). Несоблюдение этого правила приводит к механическому, без разумения смысла, заучиванию богослужебных молитв или к искажению слов и даже выражений, например «доброделающих» вместо «добродеющих», «о благосостоянии Св. Божиих церквей» вместо «о благостоянии» и т. д. А служение по памяти, без служебника, при всегда возможной невнимательности или забывчивости приводит к ошибкам и замешательству при богослужении.

4) Наконец, совершитель богослужения всегда должен помнить, что во время священнодействия он является центральной фигурой, что в храме на него обращены тысячи глаз, его слушают тысячи ушей, следящих за ним, прислушивающихся к нему в ожидании в его словах, действиях, во всем его виде найти соответствие совершаемому им великому, пренебесному служению. Священнодействующий должен помнить, что каждое его проникновенно или бездушно произнесенное слово, изящно или неуклюже произведенное движение, соответствующий или не соответствующий величию служения, опрятный или неопрятный¹²² его наружный вид соответственным образом отражаются на богослужении, способствуя или препятствуя его величию, красоте и влиянию на души верующих. Опять же и тут начинающему священнику надо быть в особенности требовательным к себе, чтобы усвоить добрые манеры священнослужителя. Небрежность начинающего священника в этом отношении делает его иногда неисправимым на всю жизнь.

Важнейшей частью христианского богослужения, его центральным пунктом является божественная литургия. На литургии священнослужитель совершает величайшее таинство: по его молитве Духом Святым предлежащие хлеб и вино пресуществляются в истинное тело и в истинную кровь Христову. Беспрерывно на глазах верующих совершается чрезвычайное чудо, не только идейно, но и фактически¹²³ являющее свою чудесность. Через это таинство верующие соединяются с источником вечной жизни, Господом Иисусом Христом, в Нем живут и Он в них живет (Ин.6:53–54). Как огонь очищает золото, так это таинство очищает душу человека, сжигая в ней все греховное. «Бог через литургию и причащение Св. Тайн соединяет с Собой человеческое естество и превыше небес возводит его, с Собою посаждает на престол Славы, с Ангелами совокупляет», – говорит о. Иоанн Кронштадтский.

Отцы и учители Церкви во всем служении священников не находят более величественного проявления дарованной ему от Господа благодатной силы, как в совершении таинства причащения.

По верованию Церкви, которое священнослужитель дерзновенно выражает в своей молитве перед малым входом: «Владыко, Господи Боже наш... сотвори со входом нашим входу святых Ангел быти, сослужащих нам и сославословящих Твою благость» и которое затем Церковь с убеждением исповедует в песнопении: «Ныне силы небесные с нами невидимо служат», во время литургии св. Ангелы со страхом и трепетом сослужат священнодействующему и вместе с ним возносят свои молитвы к Царю Царствующих и Господу господствующих, предлагающему себя в искупительную жертву за грешный род человеческий. «Тогда, – говорит св. Иоанн Златоуст об освящении Св. Даров на литургии, – и Ангелы предстоят священнику, и весь чин небесных сил с восклицанием стекается и все место окрест алтаря наполняется ангельскими лицами в честь Лежащего. Один святой старец в самое сие время сподобился видеть множество Ангелов, в одежды одеянных светлые, окрест алтаря стоящих и долу главы приклонивших»¹²⁴. Согласно сему и св. Григорий Двоеслов в «Разговорах» своих беседует: «Кто из верных сомнительным поставить может, что в самый час жертвоприношения на глас священника небеса разверзаются, что при оном Иисуса Христа таинстве ангельские лики присутствуют, с горними дольные совокупляются, с небесными земные соединяются, и един из видимых и невидимых бывает»¹²⁵. И потому св. Амвросий богомудрствует, что «если бы отверсты были (очам нашим) небеса, то бы (и) там ничего не можно было найти святее того, что обретается в наших алтарях»¹²⁶. Ибо таинство сие, по словам Златоуста, землю небом тебе соделывает: «Отверзи двери небесные и приникни, – не в небо же точию, но паче в небеса небес: тогда узриши глаголемое. Что бо тамо есть всего честнейшее, сие тебе покажу на земли лежащим – Самого Господа; которого не только зриши, но и прикасаешься, но и вкушаеши, и, приняв, в дом отходиши»¹²⁷.

На литургии повторяется все дело Христово: от приготовления человечества к его пришествию (молитвенное правило священника и входные молитвы), от Вифлеема и яслей (проскомидия) до Голгофы и горы Елеонской. Священнослужитель и сам входит и других тут вводит в общение со Христом Спасителем и со всеми послужившими Его великой тайне: с Богоматерью, св. Ангелами, патриархами, пророками, Апостолами, святителями, сонмами мучеников, преподобных и праведных.

И восторг и ужас должны одновременно охватывать душу служащего. Восторг от бесконечной милости Божией, допускающей его совершать столь великое таинство, сподобляющей его столь неизреченных благ, и ужас от собственной греховности и недостоинства. Вот почему благоговейные иереи всякий раз, до конца дней своих, испытывали благоговейный трепет, когда приступали к совершению св. Трапезы, и самое совершение таинства сопровождалось слезами покаяния и любви.

В согласии с литургийной молитвой: «Никтоже достоин от связавшихся плотскими похотьми и сластьми приходите, или приближитися, или служити Тебе, Царю славы: еже бо служите Тебе велико и страшно и самим небесным силам» и во исполнение прямой заповеди Апостола: «Да испытывает же себя человек, таким образом пусть ест от хлеба сего и пьет из чаши сей. Ибо кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе, не рассуждая о Теле Господнем» (1Кор.11:28–29), Церковь обязывает совершителя божественной литургии к разностороннему приготовлению для очищения себя от всякой скверны плоти и духа. Это приготовление должно состоять в следующем. Во-первых, готовящийся должен умирить и очистить свою совесть, изгнав из нее как гнев, так и уныние, всякую неприязнь и всякую неправду. Во-вторых, для возбуждения молитвенного настроения он должен выполнить «молитвенное правило», указываемое в «Учительном известии» (помещаемом в Служебнике), требующее от него, чтобы он накануне совершил или выслушал установленные вечерние богослужения и прочитал положенные каноны и молитвы, а утром, в день совершения литургии, прочитал утренние и причастные молитвы¹²⁸. В-третьих, в физическом отношении он должен, по прочтении вечернего правила, воздержаться от неумеренности в пище и питии, от супружеского общения (VI вс. 13; Карф. 4; св. Тим. Алекс. отв. 13), а также от всего, что может смутить его совесть или нарушить религиозное настроение. Согласно 41, 47 и 58-му пр. Карф. соб. и 29-му Трул., литургию он должен совершать не пивши и не евши.

Церковные правила не оставляют без внимания и внешнего вида совершителя литургии. Как предстоящий пред Царем царствующих последний и по внешнему виду должен быть безукоризненным: «Все его тело должно быть чисто, одежда не разодранная и приличная, лицо и руки вымыты, ногти обрезаны, усы подстрижены («не косматы»), зубы вычищены и рот выполоскан».

Само собой понятно, что кроме всего этого приступающий к совершению литургии священнослужитель должен быть: 1) просвещен знанием и разумением таинства и священных обрядов по историческому и таинственному их смыслу, чтобы более иметь внимания, страха и благоговения к великому сему таинству, и 2) должен иметь мысль православную и веру твердую, ибо неверие или неправое исповедание догматов отгоняет благодать Св. Духа и не допускает действовать ей»¹²⁹.

Итак, очищенный внутренне, физически чистый, вдохновленный подготовительными молитвами, с умом, устремленным к величайшему делу искупления Богочеловеком мира, с одушевленным любовию сердцем должен предстоять священнодействующий перед божественной трапезой, чтобы достойно совершать великую и таинственную жертву.

Дарованное Спасителем на Тайной вечере пастырям право совершать святейшую жертву (Лк.21:19) является высшим из всех дарованных им полномочий. Но пастырям же даны и другие полномочия – совершать все прочие таинства и через различные молитвословия сподоблять верующих благодатных даров Св. Духа.

Сказанное вообще о совершителях богослужения относится и к совершителям таинств. Остается добавить немногое.

В каждом таинстве приступающий к нему получает особый дар: в таинстве крещения он получает благодать возрождающую, в таинстве миропомазания – благодать укрепляющую, в таинстве покаяния – благодать очищающую и т. д. Сила действия сообщаемой в таинстве благодати зависит от а) благодатного дара, обитающего в священнослужителе, б) от силы веры и молитвенной настроенности приступающего к таинству. Степень же молитвенной настроенности последнего, в свою очередь, всегда – в значительной степени, а иногда всецело зависит от священнодействующего – от того духовного подъема, с которым последний совершает таинство. Проникновенно, вдохновенно, с переживанием священного момента совершающий таинство священнослужитель непременно передаст хоть частицу своего настроения и своих переживаний принимающему таинство, и, наоборот, шаблонно, механически, безучастно тайнодействующий может расхолодить душу даже вошедшего в храм с добрым настроением. Таким образом, главное тут сводится к совершителю таинства. Он должен создавать в себе самом соответствующее настроение. Для этого ему прежде всего необходимо проникнуть в природу таинства и ярко представить как величие момента низведения божественной благодати на приступающего к таинству, так и свою собственную ответственность в этом величайшем деле божественного милосердия. Нельзя не признать, что в наше время многие крещеные живут как некрещеные, на многих миропомазанных не видно действия Св. Духа, от духовников многие отходят не обновленными, многие освященные Церковью браки разъедаются языческими пороками и пр. Не виновны ли в этом и совершители таинств, а не один только дух времени и зараза неверия, которыми мы любим объяснять все настроения нашей духовной жизни? Дух теплохладности и неверия нашего времени в значительной степени поддерживается теплохладностью – равнодушием к своему делу, неодухотворенностью и небрежностью самих пастырей. При самом же совершении таинства без настроения, чувства, вдохновения и живой веры пастырь, и субъективно, и объективно влияя на приступающих к таинству, ослабляет действенность таинства. Расслабленные струны сердца не издают настоящего звука и ненастроенные души не могут воспринять всей силы благодати Божией. Что говорил Апостол относительно ненормального пользования таинством причащения (1Кор.11:30), то же надо сказать и о всех таинствах: оттого таинства не проявляют нужного действия, а иногда действуют «в суд и осуждение», что одни совершают их, а другие приступают к ним недостойно.

Отсюда – естественный вывод: священнодействующий должен быть соответствующим образом настроен перед совершением каждого таинства. Он должен быть проникнут сознанием небесного величия дела, к которому он приступает, благоговейным страхом перед божественною силою, через него действующею, и истинной любовью к тому, для кого он совершает таинство.

Чтобы изобразить на примере настроение собирающегося священнодействовать доброго пастыря, приведем выдержку из дневника о. Иоанна Кронштадтского, где он выражает свое настроение перед вступлением в свою седмицу.

«Господи, – пишет о. Иоанн, – се начинается «седмица» моего недостойного Тебе, Царю безначальному и прежде век Сущему, служения, моего предстояния страшному и животворящему Твоему престолу, и ходатайства о себе и о людях Твоих, да прегрешения всех очистиши: седмица служения пренебесным, пречистым, всеискупительным, божественным и страшным твоим Тайнам, служения правды, служения нетления и бессмертия, обновления и обожения, служения высочайшего, божественного, коего в мире нет ничего святее и выше. Помогай мне в сем служении всякий день непрестанно, да хранит меня благодать Духа Твоего Святаго от греха, соблюдая со святыми».

После всего сказанного нам остается сделать небольшое замечание относительно техники совершения таинств.

При недостаточной внимательности и строгости к себе и своему делу, священнику весьма легко усвоить дурную технику в совершении богослужения вообще, и в особенности в совершении таинств крещения, миропомазания, покаяния и бракосочетания, как очень часто в практике священника повторяющихся. У невнимательного к себе священника тут легко может развиться и утвердиться привычка к поспешности, торопливости, образоваться невнятность и сбивчивость языка, доходящая до потери способности членораздельно и внятно прочитать молитву. Усвоенная подобная привычка губительно действует и на совершителя таинства, и на приступающих к таинству. У первого она убивает настроение, у вторых она создает настроение, обратное нужному, в то же время вызывая справедливое осуждение. Единственный способ избежать священнику такого недуга – это сразу поставить себе в правило и этого правила никогда не нарушать: совершать всякое чинопоследование без спешки, со всей внятностью, отчетливостью и соответствующим его смыслу и значению благоговением и всякую попытку нарушить это правило энергично пресекать.

В заключение настоящего отдела о богослужении мы должны сказать несколько слов о крестных ходах, под которыми разумеются у нас торжественные, с молитвою и пением, в церковной ограде или вне ее совершаемые с религиозной целью шествия клира и народа. Начало подобных религиозных процессий восходит к глубочайшей древности. С ними мы встречаемся еще в Ветхом Завете. Так израильский народ по Божьему повелению в торжественной процессии с ковчегом завета многократно обходил город Иерихон перед взятием его (Нав.6:1–15). В торжественной процессии Давид со своим народом переносил ковчег завета из г. Кириафиарима в г. Иерусалим (2Цар. VI гл., 1Пар. XIII гл.). В Новом Завете мы имеем пример торжественной религиозной процессии во входе Господа Иисуса Христа в Иерусалим (Мф.21:1–11). В христианской Церкви они вошли в употребление с самого начала ее существования. В основе их лежит потребность человеческого сердца сообща проявлять общие радости и печали. Религиозные процессии имеют своею целью: а) открытое и торжественное исповедание веры с прославлением Бога и Его святых; б) напоминание о нашем странничестве на земле и обязанности нашей всегда направлять свои стопы к царствию Божию; в) возвышение и оживление религиозного чувства верующих.

По своему характеру религиозные процессии могут быть благодарственными и хвалебными, просительными, наконец, траурными или покаянными. К благодарственным и хвалебным относятся крестные ходы, совершаемые во дни Христовых и других великих праздников, а также при богослужениях по поводу национальных торжеств; к просительным – совершаемые по поводу разных народных бедствий: например засухи, моровых болезней и других народных несчастий, – во всех этих случаях они бывают покаянно-просительными. К траурным относятся, во-первых, такие крестные ходы, как в великую пятницу в воспоминание страшных событий в жизни Господа, погребальные крестные ходы и другие процессии, имеющие специально траурно-покаянный характер. Одни из крестных ходов, как, например, крестные ходы в храмовые праздники, в известные дни для освящения воды, в великую пятницу – с плащаницею, погребальные, по случаю засухи и язвы, и др. стали обычными; другие же могут вызываться случайными причинами, например, какими-либо неожиданными радостными или печальными событиями в народной жизни. Первые совершаются по заведенному порядку, для вторых требуется на всякий раз особое разрешение.

В католической церкви религиозные процессии весьма распространены. В католических пастырских богословиях им отводится большое место, с описанием разных видов этих процессий, их ритуала и всех, даже мельчайших, подробностей их совершения, с указанием места каждому участвующему в них. Строгая система и внешний порядок, являющиеся характерными особенностями римско-католического исповедания, отличают и католические религиозные процессии, делая их действительно стройными, величественными, производящими сильное впечатление.

В Православной Церкви крестные ходы совершаются реже. Но в последнее перед революцией время в Русской Церкви они стали чаще и чаще совершаться, причем начал получать все большее и большее распространение особый вид крестных ходов – паломнический, к каким-либо чтимым св. местам, куда, за 20–30, даже 80 километров, в преднесении св. креста, хоругвей и святых икон, в предшествии духовенства, иногда с епископом во главе, с непрерывающимся пением устремлялась многотысячная толпа. На неизбежных при столь длинных переходах остановках служились молебны, произносились проповеди. По прибытии к месту назначения, там совершались торжественные богослужения, за которыми многие из участников хода, как и тут присоединившиеся к ним, говели – исповедовались и причащались. Религиозный подъем и воодушевление при этих крестных ходах достигали высочайшей степени. Правительство, оценившее значение их, оказывало всякое содействие, охраняя порядок, устраивая на пути заблаговременно помещения для ночлега, питательные пункты, санитарную помощь и даже наряжая подводы для перевозки больных и ослабевших. Такими крестными ходами стяжал себе большую известность и любовь народную священномученик нашего времени, Петроградский митрополит Вениамин, в бытность свою викарием в течение каждого лета совершавший по нескольку таких крестных ходов. В полном облачении, с митрой на голове и архиерейским посохом в руках, он – было несколько случаев – проходил во главе крестного хода по восьмидесяти километров. Пример неутомимого, смиренного и истинно благочестивого святителя еще более усиливал впечатление от крестного хода.

Крестные ходы могут быть одним из сильнейших средств воспитания религиозного чувства. Самая необычность обстановки может способствовать этому. Движущаяся с пением религиозных гимнов многотысячная толпа... Открытый величественный купол – небесный свод, где днем освещающие лампады заменяет солнце, а ночью, вместо мерцающих свечей, горят звезды, под которым душа, в минуты религиозного подъема, должна чувствовать, что все решительно: и солнце, и луна, и свет, и звезды, и всякое дыхание непрестанно славит Господа и вещает об Его премудрости и благости... наконец, религиозный подъем у одних из наиболее чутких, восторженных участников, непременно передающийся другим, не испытывающим такого подъема, – ибо человеческие души связаны незримыми, но прочными нитями, по которым сильные чувства одних передаются другим. Все это и многое другое создает при крестных ходах ту обстановку, при которой у одних зреет, у других крепнет и разрастается религиозное чувство.

Но подобного результата крестные ходы могут достигать при соблюдении прежде всего непременного условия: чтобы все в них было благопристойно и чинно (1Кор.14:40). У католиков каждому, участвующему в крестном ходе, указано соответствующее место и весь распорядок крестного хода, как в отношении богослужебного чина, так и в отношении внешнего декорума, определен до мельчайших подробностей, и об нем обстоятельно толкуют курсы римско-католического Пастырского Богословия. Не надо пренебрегать чужим потому только, что оно не наше¹³⁰. И не следует делать придирок, не оправдываемых опытом. Было бы весьма несправедливо усматривать в католической организации крестных ходов одну лишь бездушную привязанность к системе и порядку. Порядок, стройность, красота исполнения возвышают всякий богослужебный чин, сообщая ему особую силу действия на человеческие души, и потому являются обязательно необходимыми при его совершении. Для крестных же ходов они являются сугубо обязательными, ибо крестные ходы совершаются вне храмов, открыто не только для верующих, но и для неверующих, и для инославных и иноверных, и на них своею стройностью или нестройностью производят положительное или отрицательное впечатление, вызывая соответственное впечатлению отношение к православной вере.

Отсюда вывод: если всякий богослужебный чин должен совершаться благоговейно, чинно и величественно, то этого, в особенности, требуют крестные ходы как происходящие на глазах всей массы народа – и верующей и неверующей, и своей православной и чужой – иноверной и инославной. Совершаемые с должной торжественностью, с соблюдением во всем порядка и благочиния, они будут сильным воспитывающим средством для верующих, миссионерским – для неверующих и иноверных; в противном случае они послужат к осуждению совершающих их и к унижению православной веры.

Чтобы избежать последнего и достичь первого, крестные ходы должны быть: 1) предварительно сорганизованы: каждому активному участнику должно быть указано его место и его дело; 2) совершаться с наивозможной торжественностью, с внешним великолепием и непременным благоговением, которое прежде всего должны проявлять сами священнослужители;

3) предваряться подготовкой к ним верующих через разъяснение их цели, значения и характера их.

Что касается ритуала крестных ходов, то он в Православной Церкви достаточно установлен, – нам недостает лишь иногда умения чинно и художественно осуществить его.