О четырех иерархиях

Причина всего, Троица¹, получает в дар начатки и десятины от разумной иерархии, разумная же – от словесной, или монашеской, а монашеская – от символической, и символическая – от законной². Две [из них] приносят дары вещественные, две [другие] – дары невещественные и божественные: законная – агнца, символическая же – хлеб, а монашеская – Христа в Духе³, и разумная – во плоти Слово. [И каждая из них] приносит в жертву, приобщается [сама] и преподаёт [другим], и имя всем им одно и то же – Израиль, то есть ум, зрящий Бога⁴. Однако первые две именуются так в несобственном смысле, другие же две по сути, и храмом для тех, [кто принадлежит первой иерархии, служит] скиния, а для тех, [кто относится ко второй,] – вещественный жертвенник, и для тех, [кто составляет третью,] – творение, всё существующее и душа, для разумных же – разумное, и невещественное, и божественное.

Как девятичинна ангельская иерархия, так и остальные [иерархии] имеют по девять своих наименований и чинов. Действительно, ангельская [иерархия] разделяется на три тройственных порядка⁵: первый – на ангелов, архангелов и начала⁶, а второй – на силы, власти и господства⁷, третий же – на херувимов, серафимов и престолы⁸. А монашеский чин и сам делится трояким образом на послушников, практиков и созерцателей⁹, и поэтому имеет девять различных обозначений. Послушники суть: диаконы, служители по послушанию, иподиаконы, посланники по добродетели и иеродиаконы, которые руководят служениями. Или, иначе, иподиаконы суть [те], которые по послушанию, согласно добродетели, исполняют посланничества и поручения, диаконы же [те], которые по послушанию несут труды на работах, а иеродиаконы по добродетели в вере совершают служения. Ибо поистине священными и божественными приношениями [являются] вещественные потребности для тех, кто священно приносит всю жизнь [Богу], поэтому и всё, что включает [в себя] монашеское жительство, называется приношениями и честными сосудами, словесными и вещественными. Это – первое и последнее чиноначалие, имеющее по добродетели вещественное знание и, как более вещественное, получив[шее] образ жизни по послушанию.

Церковная же иерархия, будучи символической¹⁰, и сама разделяется на три тройственных чиноначалия, по [подобию] законной имея формой символы, а истину являя немногим по [подобию] ангельской [иерархии]. Первое [чиноначалие] делится на диаконов, иподиаконов и иеродиаконов, то есть ангелов, архангелов и начала, второе же – на иереев, архиереев и архиепископов, то есть силы, власти и господства, и третье – на одного чина патриархов¹¹, или на серафимов, херувимов и престолы. А законная [иерархия], и сама подобным образом имея девять чинов, разделяется на левитов, книжников и иерархов, преимущественно пророческих.

И первые¹² суть практики среднего порядка – певцы (ψάλται), певчие (ψαλτωδοί) и служители (λειτουργοί)¹³, то есть [этот порядок] разделён на силы, власти и господства. И певцы, по подобию сил, сильны, во всякой добродетели стяжавши силу на невидимые власти, ополчаясь против которых, они остаются непобедимыми и мужественно свершают дела добродетели. Певчие же суть, по [подобию] властей, практики-власти. Покорив желательные силы души, они благодаря деланию властно отражают прилоги страстей и демонов при посредстве добродетелей. Служители же – это практики, по подобию господств, возгосподствовавшие над всеми страстями мысли и духа и самой природы и не возмущаемые никаким духом. К третьей же иерархии, а вернее, монашескому порядку, [построенному] подобно серафимам, херувимам и престолам, относятся те, кто, будучи огненными, схожими с серафимами и боговидными, имеют очищающую силу особенностью своего безмолвия, подобные же херувимам обладают просвещающей, и вразумляющей, и умудряющей силой и действием, свойственным их порядку. Безмолвные же престолы кротки, просты, непритворны и недоведомы, обогатившиеся благим неведением благодаря совершенному к Богу исступлению¹⁴, не зная чего-либо от сущих, но зная только Сущего и будучи и называясь покоем Бога. И если действительно [их] души просты, [то, как] сказано, они суть чувственные престолы¹⁵.

Иерархия есть, вообще говоря, приобщение и сообщение священного дара, и духовного и телесного, или, по другой мысли, иерархия есть начало, таинство и раздаяние святынь и священно живущих, или наука воздаяния по добродетели, или ещё, по великому Дионисию, уподобление и соединение с Богом¹⁶. И уподобиться Богу означает стать щедрым [подателем] божественных и человеческих благ, [полученных] через действие и приобщение; соединиться же с Богом означает стать боговидным через божественное причащение людей, по возможности; как и иерарх есть начальствующий над чистыми и святыми иереями по действию и преуспеянию. Епископ же есть боговидением наблюдающий за всеми под ним сущими чистым умом, или еще епископ есть могущий разумно назирать (περισκοπεῖν) всё тварное и божественное; назирание же божественные мужи называют созерцанием и надзирателем (σκοπός) [называют] пекущегося о чём-либо, которого народный глас именует хранителем¹⁷. Я поставил тебя, – говорит Бог, – стражем (σκοπός) дому Израилеву¹⁸.

Символическая иерархия церковного чина имеет три благодатные силы для тех, кто истинно посвящён: очищающую, просвещающую и совершительную, в которых она [иерархия] очищается, просвещается и совершается, приобщаясь и сообщая посредством действия, имея просвещение по подобию [небесных] умов. Монашеская же [иерархия] и сама подобным образом имеет три науки воздаяния по добродетелям: начальную, практическую и созерцательную, в которых она [иерархия] богоподражательно очищается и просвещается и совершается: для новоначальных дело иерархичное и достойное воздаяния – служение послушания, в котором очищаются, уменьшаясь, страсти. Для практиков же – делание, аскеза, непрестанное псалмопение и бдение, в которых просвещается мгла изгоняемых страстей. Для созерцателей же – очищающее, просвещающее и совершающее созерцание и безмолвие, в котором они совершаются, и становятся таинственными боговидными иерархами, и достигают совершенства.

Исследуем, как [Бог] Слово избрал и показал более высоким, чем церковная иерархия, монашеское жительство по добродетели. Ведь через неё оно совершается в соответствии с божественными установлениями и, как в рождении, в возрождении образа и благодати приобретает матерь, пусть даже чином и состоянием оно имеет различие и восхождение¹⁹. И полагаем, что как церковная иерархия равносильна ангельской по богоносному порядку, а не по явлению символов, которому многие радуются, прельстившись единственно благолепием одеяния, исполнение которых явным будет для них, ибо они, сами в себе носящие наказание, когда после смерти будет снят покров с глаз, и они увидят себя лишёнными божественной и человеческой славы и, оплакивая свою беду, предстанут взорам всех мирскими, а не священными, – так и боголюбивая монашеская иерархия по добродетели равночестна умной [иерархии] по бедности, безбрачию и ревностной любви к Богу, [если] проводит жительство невещественно и чисто, ибо, как говорит [апостол], наше жительство – на небесах²⁰. По символам образа [монашеская иерархия] немного меньше, ибо образ, как сказал божественный Ефрем²¹, ничто без делания, так же как делание без образа – ничто для состояния монашествующих, но делание мирское, [если] совершается без покорности. И поэтому ясно из символов схимы, что в [подражание] ангелам монах носит символы, и для Небесного Царя воюет, облёкшись во всеоружие Божие, и ополчается всегда против начал... и властей... тьмы²². Ибо он надевает на себя броню правды²³ – слаженное делание всех чувственных добродетелей, держащих одна другую, словно пращи; берёт щит веры²⁴ – светлый душевный навык богоподобного состояния в Духе, имею в виду целомудрие; и носит шлем спасения²⁵, каково сияющее и чистое благоразумие Духа; и меч Духа²⁶ на врагов всегда навостряет, каково мужество раздражительной силы [души], ибо истинный монах всегда жительствует и вооружается в соответствии с образом своих оружий, чтобы не явиться носящим чуждую одежду, как говорят отцы²⁷. Если же кто исследует образ монашеского жительства и символической иерархии, то найдёт символы соответствующими истине, имеющими одежды добродетелей образом состояния души в Духе, как заповедали божественные отцы, чтобы мы имели или возымели жизнь, соответствующую образу, и истину, равночестную поведению.

Пострижение волос являет истребление всяких житейских помышлений и попечений, чтобы чистым умом и неприкровенной мыслью служить Богу и Его непрерывно созерцать²⁸, отречение же и бегство от мира являет всплывание из бездны или восхождение от земли на небо как в гавань нашего спасения или как на другое второе земное небо, [которое монах] находит в обители. Камилавка являет три образа: шлем спасения²⁹, и покрывало ума, и каску духовного войска.

Шлем спасения³⁰ есть [проистекающая] из послушания наставнику божественная защита³¹ и покров благодатного света в уме. Покрывало же ума есть мрак страстей³², в символ которого камилавка по виду черна. Каска же есть символ военного сражения, сохраняющий голову от стрел. А мафорий, некоторыми называемый мантией, – или погребальная плащаница и знак смерти³³, или, по другому толкованию, – подобие ангельских крыл³⁴. Паллий же есть щит веры³⁵, а куколь – знак незлобия и младенчества³⁶, не только начального младенчества, которое [бывает] сразу после восприятия второго крещения, но и стремления по добродетели стать немудрым через многократное исступление (ἔκστασις) к Богу, по божественному апостолу³⁷. Схима же являет диадему царскую и ангельскую и облечение в правду света, как бы в двойной плащ³⁸. А пояс обозначает мёртвость похотей, происшедшую через целомудрие. Крест же являет умерщвление в отношении ко всему и бездеятельность телесных страстей³⁹, чтобы стать мёртвым ото всего и пригвоздиться Божественной любовью, как сказано с дерзновением апостолом: Для меня мир распят, и я для мира⁴⁰.

Итак, символическая иерархия священноначальствует одними символами, и большинство на них только и взирает, даже если истина таинственно совершается [и] через благочестие, ибо очень немного [тех], которые, посредством символов священноначальствуя истиной, и через подражание умной иерархии приобщались бы и преподавали блага света. Иерархия же монашеского жительства по добродетели, один раз причастившись символов, всегда уготовляет себя воспринять к ним и истину образа, под руководством благого наставника иерархически получая причастие истины. Таким образом эта иерархия совершается сама собой, по Божественному глаголу, как мы сказали уже в другом месте.

Чёрное же монашеское облачение имеет разнообразное символическое значение, ибо оно являет образ скорби и покаяния, бедности и смирения, и овдовевшей без Бога души, и плоти, носящей траур по своей супруге душе, как по умершей, и души, носящей одеяние страстей, и царскую порфиру, и символ добродетелей – всё это образ монахов⁴¹.

Поскольку чины обоих – символические, давай-ка обдумаем оба, и посмотрим, и научимся, какова цель символов и какова истина, на которую символы указывают, ибо не без толку и не как придётся их употребление установили божественные законы, но имея цель, чтобы мы через символы и образы восходили к истине первообразов и к воспоминанию и делу таинственного душевного состояния, которые имеют символы знамениями, чтобы, согласно пророку⁴², иереи не были как народ, а монахи как мирские, только одеждами красуясь в последние дни. О монашеском порядке уже прежде сказано, о церковной же иерархии скажем, что фелонь иераршего порядка есть символ чистой и простой, свободной от страстей и световидной души, а крестоносный омофор есть двойной плащ благодати, он обозначает также славу и умерщвление страстей и сохраняет ангельский образ, [который состоит в том, чтобы] светом быть и в свете жить, имея светозарный навык и силу просвещаться и просвещать. Или иначе: омофор, по другой мысли, обозначает заблудшую овцу, которую пастырь добрый, придя, взял на плечи⁴³, очистил, и просветил, и освятил её, и привёл её к Отцу через крестную жертву, дал ей умерщвление от всего и славу и неизменно стал одно с ней. Епитрахиль же есть, с исторической точки зрения, верёвка, которую протянули злодеи, распявшие Владыку⁴⁴, по символическому же созерцанию – царская и ангельская диадема. А стихарь являет чистоту и световиднейшую красоту тела. Поручи же придуманы только для благочиния и умеренности.

Подобным образом объясняющие церковные символы полагают далее, что храм – это сей мир; а святилище – [мир] таинственный, в котором совершаются служения⁴⁵; трапеза же есть Иерусалим, в котором Господь воцарился и воссел как на престоле, Закланный за нас; и предложение есть Вифлеем, в котором [Он] родился⁴⁶; а просфора имеет три смысла: и по первому мнению, она обозначает овцу, идущую за нас на заклание⁴⁷, а по другому мнению, – наше приведение, по иному же всеобщему представлению, являет Пречистую Богородицу, из Которой родился Агнец Божий⁴⁸. И проскомидия обозначает одновременно два праздника: рождество и заклание. Совершаемые вместе, они представляют начало и конец таинства. Вместе с ними и копие, и губка являются символами Страстей⁴⁹. А звездица есть звезда, показавшая волхвам великий свет; покровцы же – как пелены младенца и как бы символы добродетелей; и теплота – кипение и посещение Духа; а возвышение хлеба – восход на небо; возвращение же обратно в предложение есть возвращение в Вифлеем, чтобы оттуда, где родился Христос, снова начать священнодействовать Его таинства. Антиминсы же, и потиры, и дискосы, и остальные сосуды, используемые при совершении богослужения, достойны почтения, однако и они, по строгому созерцанию, обозначают Промысл и божественное наслаждение и царство достойных.

Потир – в крови страдания смерти, потир – это смерть, распоряжение через страдания или ещё страданием разлучение души от тела, смерть есть разрешение души от тела через страдание, и опять разрешение души есть божественною силою разлучение от тела. Потир – кипение злого духа по домостроительству против кого-то или ещё обычное падение, оставленность вследствие гнева. И опять потир есть от божественного наслаждения исступительное опьянение Духа, [ведущее] к созерцанию, или ещё потир есть исступление обожения в веселии естественного смысла⁵⁰.