Источник

Глава 7. Иисус перед Иудейскими первосвященниками

Согласно синоптическим Евангелиям, из Гефсимании Иисуса отвели к первосвященнику Каиафе, допрос у которого подробно описан тремя евангелистами. Однако Иоанн говорит, что сначала Иисус был отведен к другому первосвященнику – Анне, тестю Каиафы. По содержанию допрос у Анны, описанный в четвертом Евангелии, не совпадает с допросом у Каиафы, как о нем свидетельствуют синоптики. Можно, таким образом, говорить о двух допросах, следовавших один за другим. Допросы эти, вероятно, происходили в разных помещениях, но в одном здании, поскольку Петр, стоявший на дворе и гревшийся у огня, присутствует на заднем плане в обоих случаях.

В настоящей главе мы сначала рассмотрим свидетельство Иоанна о допросе у Анны, затем свидетельство синоптиков о суде у Каиафы. Далее будет рассмотрена история отречения Петра, описанная всеми четырьмя евангелистами.

1. Допрос у Анны

Действующим первосвященником во время земного служения Иисуса был Каиафа, однако его тесть Анна, бывший первосвященник, продолжал играть существенную роль в религиозных и общественных делах. Анна – сокращенный вариант имени Анания. Другое сокращение того же имени – Анан, используемое у Иосифа Флавия, от которого мы узнаём о частой смене первосвященников по инициативе римских властей. По словам историка, «Квириний сместил первосвященника Иоазара за то, что он не поладил с народом, и назначил на его место Анана, сына Сефа». Затем, после того как императором стал Тиберий, в Иудею был послан наместником Валерий Грат, который «сместил первосвященника Анана и поставил на его место Исмаила, сына Фаби. Впрочем, недолго спустя он уволил и Исмаила и назначил на его место Элеазара, сына первосвященника Анана. По прошествии года он удалил и его и передал этот пост Симону, сыну Камифа. Однако и последний удержался не более года, и преемником ему был назначен Иосиф, прозванный также Каиафой. После всего этого Грат возвратился в Рим, проведя в Иудее одиннадцать лет, и вместо него прибыл его преемник Понтий Пилат».280

Валерий Грат был префектом Иудеи в 15–26 годах. Из рассказа Иосифа следует, что Анан был смещен при нем, после чего один за другим на пост первосвященника назначались Исмаил, Элеазар, Симон и Каиафа. Один из этих лиц был сыном Анана. В другом месте Иосиф упоминает о том, что у Анана было пятеро сыновей, «которые все стали первосвященниками после того, как он сам очень продолжительное время занимал это почетное место».281 «Такое счастье не выпадало на долю ни одного из наших первосвященников», – отмечает историк.282

Служение первосвященника, по закону Моисееву, должно было быть пожизненным (Чис.35:25), и частая смена первосвященников при римлянах шла вразрез с освященной веками традицией. Возможно, именно тот факт, что первосвященники до Каиафы сменялись практически ежегодно, послужил причиной троекратного упоминания в Евангелии от Иоанна о том, что Каиафа был на тот год первосвященником (Ин.11:49, 51; 18:13).

Иудейская элита относилась к бывшим первосвященникам с уважением и сохраняла за ними титул первосвященников. Об этом свидетельствует, в частности, тот факт, что Иосиф Флавий, говоря об одном из бывших первосвященников, называет его этим титулом, несмотря на то что он был смещен за пятнадцать лет до этого.283 В Евангелии от Луки Анна упоминается наряду с Каиафой в качестве первосвященника, хотя к тому времени он таковым уже не был (Лк.3:2). Анна и Каиафа упоминаются также в Деяниях (Деян.4:5–6).

Сохранению за бывшим первосвященником титула и некоторых привилегий способствовала также широкая сеть родственных связей между ним и другими лицами, занимавшими пост первосвященника. О том, что Анна был тестем Каиафе, мы узнаем только из Евангелия от Иоанна, но в этом не было ничего необычного: помимо пяти упоминавшихся сыновей у Анны могла быть и дочь, на которой был женат Каиафа.

И Анна, и Каиафа, согласно имеющимся свидетельствам, принадлежали к партии саддукеев.284 Словосочетание «первосвященники и фарисеи», встречающееся у Матфея и Иоанна (Мф.21:45; 27:62; Ин.7:45; 11:47), можно воспринимать как указание на то, что первосвященники не принадлежали к партии фарисеев. Хотя между фарисеями и саддукеями имелись серьезные вероучительные различия, в политических вопросах они часто выступали как единомышленники (можно вспомнить ремарку Иосифа Флавия: «когда они занимают правительственные должности... то саддукеи примыкают к фарисеям, ибо иначе они не были бы терпимы простонародьем» ).285 В резко отрицательном отношении к Иисусу и желании расправиться с Ним саддукеи и фарисеи были едины.

Допрос у Анны, описанный евангелистом Иоанном, разительно отличается от того, что мы прочитаем у синоптиков относительно допроса у Каиафы: «Здесь нет ни собравшихся первосвященников и книжников, ни лжесвидетелей, ни обвинений, ни приговора. Вместо этого Иоанн представляет спокойную сцену, в которой Иисус стоит перед первосвященником в присутствии лишь небольшой стражи».286

Приватный характер беседы вполне соответствует положению Анны как отставного первосвященника, не имеющего официальных судебных полномочий. Однако тот факт, что Иисуса привели сначала к нему, а не к Каиафе, свидетельствует о его сохраняющемся влиянии. Этот факт может быть также косвенным свидетельством того, что именно Анна, а не Каиафа был инициатором ареста Иисуса и направил в Гефсиманский сад толпу. Возможно, Иуда был в сговоре именно с ним или с кем-то из его окружения.

Неизвестно, проживал ли Анна в отдельном от Каиафы доме, или занимал одно из крыльев первосвященнического дворца, в котором жил Каиафа, или пришел по данному случаю во дворец первосвященника. Если Анна занимал какие-то помещения во дворце Каиафы, тогда у них мог быть общий двор. Это важно отметить, поскольку упоминаемый у Иоанна «двор первосвященнический», где, согласно этому евангелисту, произошло отречение Петра, мог быть как двором Анны, так и двором Каиафы, а мог быть одним и тем же двором, что лучше согласуется со свидетельством синоптиков.287 Впрочем, даже если Анна и Каиафа жили отдельно, рассказ евангелиста совсем не обязательно понимать в том смысле, что Иисуса привели к Анне на дом: встреча могла произойти в одном из помещений официального первосвященнического дворца, куда Анна пришел специально для того, чтобы встретиться с Иисусом.

Рассмотрим рассказ Иоанна о допросе Иисуса у Анны, опустив ту его часть, которая касается отречения Петра и которая будет рассмотрена отдельно:

Тогда воины и тысяченачальник и служители Иудейские взяли Иисуса и связали Его, и отвели Его сперва к Анне, ибо он был тесть Каиафе, который был на тот год первосвященником. Это был Каиафа, который подал совет Иудеям, что лучше одному человеку умереть за народ...

Первосвященник же спросил Иисуса об учениках Его и об учении Его. Иисус отвечал ему: Я говорил явно миру; Я всегда учил в синагоге и в храме, где всегда Иудеи сходятся, и тайно не говорил ничего. Что спрашиваешь Меня? спроси слышавших, что Я говорил им; вот, они знают, что Я говорил. Когда Он сказал это, один из служителей, стоявший близко, ударил Иисуса по щеке, сказав: так отвечаешь Ты первосвященнику? Иисус отвечал ему: если Я сказал худо, покажи, что худо; а если хорошо, что ты бьешь Меня? Анна послал Его связанного к первосвященнику Каиафе (Ин.18:12–14, 19–24).

При упоминании о Каиафе Иоанн ссылается на эпизод, рассказанный им ранее, сразу после истории воскрешения Лазаря. Там речь шла о совете, который собрали первосвященники и фарисеи, чтобы решить, что делать с Иисусом. На этом совете Каиафа сказал: вы ничего не знаете, и не подумаете, что лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб. В словах первосвященника евангелист увидел предсказание о том, что Иисус умрет за народ, и не только за народ, но чтобы и рассеянных чад Божиих собрать воедино. Именно с того дня, по свидетельству евангелиста, первосвященники и фарисеи положили убить Его (Ин.11:47–53).

Иоанн не случайно напоминает об этом предсказании. Тем самым он показывает, что описываемые события являются этапами на пути к той цели, которую Иисус поставил перед Собой: умереть за народ. С этого пути Он никуда не сворачивает. Вот почему Он не пытается оправдаться перед Анной и, по сути, уклоняется от беседы с ним, предлагая ему вместо этого допросить свидетелей. Ответ Иисуса бывшему первосвященнику показался одному из служителей настолько вызывающим, что он ударил Его по щеке. Между тем, как отмечает толкователь, «это слова не человека надменного и упрямого, но твердо уверенного в истине своих слов... В самом деле, так как архиерей спрашивал Его об учениках, как учениках, то Он отвечает: Меня ты спрашиваешь о Моих? Спроси врагов, клеветников, тех, которые связали Меня: пусть они говорят. Ведь самое несомненное доказательство истины – когда кто призывает врагов в свидетели своих слов».288

Отметим, что Анна не спрашивает о поступках Иисуса, например, об изгнании торгующих из храма или об исцелениях. Он задает вопрос «об учениках и учении». Почему его могли интересовать ученики Иисуса? Очевидно, он опасался, что у Иисуса много учеников. Это же опасение было в свое время высказано на совещании у первосвященников и фарисеев: Если оставим Его так, то все уверуют в Него, и придут Римляне и овладеют и местом нашим и народом (Ин.11:48). Что же касается учения Иисуса, то интерес к нему у Анны объясним: об Иисусе было давно известно, что Он не только нарушал субботу, но и Отцем Своим называл Бога, делая Себя равным Богу (Ин.5:18). Одного этого было достаточно для того, чтобы обвинить Его в богохульстве.

В ответе Иисуса первосвященнику (Я говорил явно миру… и тайно не говорил ничего) некоторые ученые видят реминисценцию слов пророка Исаии: Ибо так говорит Господь... Не тайно Я говорил, не в темном месте земли... (Ис.45:18–19).289 Другие видят в этом указание на отличие Иисуса от учителей и раввинов Его времени, преподававших тайные, эзотерические учения в приватной обстановке небольшим группам своих последователей.290

И в начале, и в конце рассказа евангелист упоминает о том, что Иисус был связан. Возможно, этим обстоятельством, а также усталостью после бессонной ночи, наполненной тяжелыми переживаниями и молитвой до кровавого пота, объясняется нежелание Иисуса отвечать на вопрос бывшего первосвященника. Может быть, Он понимал бессмысленность и ненужность разговора с человеком, который все равно ничего не решает.

Но над всеми этими сопутствующими обстоятельствами стоит твердое нежелание Иисуса оправдываться: Он хочет быть осужденным, потому что Его цель заключается не в том, чтобы выжить, но в том, чтобы умереть. В какие- то минуты этой долгой ночи Он еще думал о возможности избежать чаши страданий, молился об этом, но теперь Он тверд и непоколебим в Своем намерении дойти до конца и исполнить волю Отца.

Почему слуга ударил Иисуса? Кирилл Александрийский выдвигает гипотезу о том, что ударивший был из числа тех луг, которые «опечалили начальников», когда вместо того, чтобы привести Иисуса связанным, вернулись со словами изумления: Никогда человек не говорил так, как Этот Человек. Первосвященники тогда ответили им: Неужели и вы прельстились?.. Но этот народ невежда в законе, проклят он (Ин.7:45–49). Теперь же один из этих служителей, обвинявшийся первосвященниками в том, что уважает Христа, «отклоняя от себя подозрение в благорасположении к Нему... останавливает речь Христа пощечинами».291

Не пожелав ответить бывшему первосвященнику, Иисус в то же время, не оставляет без ответа то, что сказал ему слуга. В этом факте некоторые современные комментаторы видят противоречие тому, что Иисус говорил в Нагорной проповеди и Проповеди на равнине, призывая подставлять правую щеку при ударе в левую (Мф.5:39; Лк.6:29): «В рассказе Иоанна вместо того, чтобы отмалчиваться, Иисус стоит за Себя и, когда слишком ревностный иудейский служитель ударяет Его за неуважение к Анне, вместо того, чтобы подставить другую щеку, Он отвечает с достоинством».292

Однако сопоставление рассматриваемого эпизода со словами из Нагорной проповеди и Проповеди на равнине искусственно. Образ щеки из этих речей не следует понимать буквально: он использован метафорически и призван проиллюстрировать основополагающий принцип непротивления злу насилием, невоздаяния злом за зло, отказа от закона справедливого возмездия. Именно этот принцип Сам Иисус последовательно применял в Своей жизни, и тот факт, что Он стоял со связанными руками перед бывшим первосвященником, является наглядным тому подтверждением.

В то же время Иисус призывал судить судом праведным (Ин.7:24), называл блаженными алчущих и жаждущих правды (Мф.5:6), настаивал на Своем праве говорить людям истину, которую слышал от Бога (Ин.8:40). В Евангелии от Иоанна приведено немало случаев, когда Иисус не оставлял без ответа несправедливые, с Его точки зрения, нападки иудеев. И сейчас Он ответил слуге, указав на несправедливость Его поступка. В конечном итоге «сказанное слуге только внешне выглядит как реакция на несправедливое действие, тогда как реальное значение этого в том, что в драме суда Иисус выступает как одновременно невинная жертва и победитель».293

Древние толкователи видели в ответе Иисуса слуге первосвященника прежде всего образец кротости и долготерпения, которым должны подражать христиане:

И Он... кротко пристыжает напавшего на Него, сказав, что не подобает бить Того, Кто не изрек ничего неуместного, и. подобающим вразумлением убеждает служителя иудейской гордыни удаляться от их безрассудства в этом деле, получив Сам зло вместо добра, по написанному (Пс.34:12), и бесчестившим воздавая добром за зло. Но Господь наш Иисус Христос, даже когда Его ударяют, долготерпит, будучи истинным Богом и Господом земли и неба. А мы, жалкие, земля и прах (Быт.18:27), ничтожные и маленькие, подобные зелени огородной. если когда-либо кто из братьев погрешит словом и скажет что-нибудь хотя и немного оскорбительное, считаем должным, наподобие драконов, бить его и за одно слово ненасытно поражаем его тысячами слов, не оказывая снисхождения человеческому малодушию, не принимая во внимание общую немощь природы, не покрывая свой гнев взаимной любовью друг к другу, невзирая на Самого начальника и совершителя веры Иисуса (Евр.12:2), но стараясь мстить за себя, и притом жестоко...294

Допрос Иисуса у Анны, судя по всему, был кратким, и бывший первосвященник, чтобы не терять время, послал Иисуса связанным к своему зятю – действующему первосвященнику. Там должны были состояться основные слушания, там уже собрался синедрион, туда стягивались и многочисленные лжесвидетели.

2. Допрос у Каиафы

Каиафа, в отличие от своих предшественников и преемников, занимал пост первосвященника в течение достаточно долгого времени: с 18 по 36 или 37 год.295 Иосиф Флавий упоминает о нем лишь дважды – в связи с его назначением и в связи с его отставкой.296 Никаких иных сведений о его деятельности историк не предоставляет. Судя по тому, что Пилат, назначенный префектом Иудеи в 26 году, не сместил Каиафу с поста первосвященника в течение десяти лет своего управления Иудеей, Каиафе удалось наладить с ним хорошие отношения.

Каиафа был главой большого семейства. Об этом свидетельствуют данные, полученные в 1990 году в результате строительных работ на южной окраине Иерусалима, в ходе которых было найдено захоронение I века. В нем были обнаружены оссуарии (ящики для хранения черепов и костей), на одном из которых начертано: «Иосиф бар Каиафа». Этот оссуарий содержал останки мужчины приблизительно шестидесяти лет, женщины и нескольких детей и подростков. В 2011 году был найден оссуарий женщины с надписью: «Мириам, дочь Иешуа (Иисуса), сына Каиафы, священников Маазия из Бет-Имри».297 Из этой надписи мы узнаём, что одного из сыновей Каиафы звали тем же именем, что и Иисуса.

В Новом Завете имя Каиафы упомянуто в общей сложности девять раз, и в повествованиях синоптиков о суде над Иисусом он играет решающую роль. Рассмотрим эти повествования, начав с Марка:

И привели Иисуса к первосвященнику; и собрались к нему все первосвященники и старейшины и книжники. Петр издали следовал за Ним, даже внутрь двора первосвященникова; и сидел со служителями, и грелся у огня. Первосвященники же и весь синедрион искали свидетельства на Иисуса, чтобы предать Его смерти; и не находили. Ибо многие лжесвидетельствовали на Него, но свидетельства сии не были достаточны. И некоторые, встав, лжесвидетельствовали против Него и говорили: мы слышали, как Он говорил: Я разрушу храм сей рукотворенный, и через три дня воздвигну другой, нерукотворенный. Но и такое свидетельство их не было достаточно. Тогда первосвященник стал посреди и спросил Иисуса: что Ты ничего не отвечаешь? что они против Тебя свидетельствуют? Но Он молчал и не отвечал ничего. Опять первосвященник спросил Его и сказал Ему: Ты ли Христос, Сын Благословенного? Иисус сказал: Я; и вы узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных. Тогда первосвященник, разодрав одежды свои, сказал: на что еще нам свидетелей? Вы слышали богохульство; как вам кажется? Они же все признали Его повинным смерти. И некоторые начали плевать на Него и, закрывая Ему лице, ударять Его и говорить Ему: прореки. И слуги били Его по ланитам (Мк.14:53–65).

Отметим, что Марк не называет имя первосвященника. Это имя названо в рассказе Матфея, начинающегося словами: А взявшие Иисуса отвели Его к Каиафе первосвященнику, куда собрались книжники и старейшины. Как и Марк, Матфей упоминает о том, что Петр следовал за Иисусом издали до двора первосвященника и, войдя внутрь, сел со служителями, чтобы видеть конец. Слова двух лжесвидетелей приведены в более краткой форме, чем у Марка: Он говорил: могу разрушить храм Божий и в три дня создать его. Приведя первый вопрос первосвященника и упомянув о молчании Иисуса, Матфей затем приводит второй вопрос в следующей версии: заклинаю Тебя Богом живым, скажи нам, Ты ли Христос, Сын Божий? Ответ Иисуса и дальнейшие действия и слова первосвященника почти полностью совпадают с рассказом Марка, однако ответ членов синедриона приводится в форме прямой речи: повинен смерти. Окончание рассказа дано в следующей редакции: Тогда плевали Ему в лицо и заушали Его; другие же ударяли Его по ланитам и говорили: прореки нам, Христос, кто ударил Тебя? (Мф.26:57–68).

У Луки последовательность событий несколько иная. Рассказ Луки начинается со слов: Взяв Его, повели и привели в дом первосвященника. Петр же следовал издали (Лк.22:54). Далее следует история отречения Петра, которая у Матфея и Марка приводится после рассказа о суде синедриона над Иисусом. Лука не упоминает о лжесвидетелях, и надругательство над Иисусом происходит у него до того, как Он будет формально допрошен синедрионом:

Люди, державшие Иисуса, ругались над Ним и били Его; и, закрыв Его, ударяли Его по лицу и спрашивали Его: прореки, кто ударил Тебя? И много иных хулений произносили против Него. И как настал день, собрались старейшины народа, первосвященники и книжники, и ввели Его в свой синедрион и сказали: Ты ли Христос? скажи нам. Он сказал им: если скажу вам, вы не поверите; если же и спрошу вас, не будете отвечать Мне и не отпустите Меня; отныне Сын Человеческий воссядет одесную силы Божией. И сказали все: итак, Ты Сын Божий? Он отвечал им: вы говорите, что Я. Они же сказали: какое еще нужно нам свидетельство? ибо мы сами слышали из уст Его (Лк.22:63–71).

Во всех трех повествованиях присутствует слово «синедрион» (греч.συνέδρων, от συν – «вместе» и ἔδρα – «сидение»). Этим словом обозначался высший иудейский религиозно-политический совет в Иерусалиме, одной из основных функций которого было судопроизводство. Председателем синедриона был первосвященник. Среди семидесяти членов выделяются три группы: первосвященники (этим словом в Новом Завете могли обозначаться как действующий первосвященник, так и бывшие первосвященники, а также иные представители высшего духовенства), книжники (знатоки закона) и старейшины (представители знатных родов). Число членов синедриона восходит к числу членов созванного Моисеем по повелению Господню совета старейшин (Чис.11:16), однако тот синедрион, о котором говорится в Новом Завете, уходит корнями во времена Ездры и Неемии, то есть к VI веку до Р.Х., когда иудеи вернулись из вавилонского плена и восстанавливали свои судебные структуры.298

Было ли описанное заседание формальным судом, в котором принимал участие весь синедрион, или неформальным собранием некоторых членов синедриона во главе с Каиафой? Сравнение евангельского рассказа с более поздними раввинистическими источниками (Мишной и Тосефтой), содержащими описание судебной процедуры, говорит скорее в пользу второго решения. Так, например, правила предписывали проводить разбирательство дел с уголовной ответственностью днем и заканчивать разбирательство тоже днем, а приговор выносить на следующий день, поэтому суд не собирался ни накануне субботы, ни накануне праздников. Однако нет никакой уверенности в том, что описанная процедура применялась уже во времена Иисуса, а не была введена позднее. Если она и применялась, горячее желание членов синедриона как можно быстрее расправиться с Иисусом могло позволить им закрыть глаза на нарушение процедурных формальностей.299

С другой стороны, упоминания евангелистов о том, что у Каиафы собрался «весь синедрион», что допрашивались многие свидетели, что заседание закончилось вынесением судебного приговора, – все это говорит в пользу того, что заседание было официальным и что присутствовали все члены синедриона. Каиафа специально собрал синедрион сразу после ареста Иисуса, не дожидаясь рассвета, чтобы завершить всю процедуру, включая исполнение приговора, до наступления субботнего покоя. Как отмечает Златоуст, Каиафа заранее собрал весь синедрион: «Каиафа был тогда первосвященником, и у него там были все собраны: так они бодрствовали и не спали целую ночь ради этого».300

Относительно времени проведения заседания показания евангелистов разнятся. Согласно Матфею, третье отречение Петра, по времени совпавшее с пением петуха, произошло в то время, как синедрион во главе с Каиафой уже заседал (Мф.26:74). У Марка Петр в третий раз отрекается при втором пении петухов, то есть на рассвете (Мк.14:72). Из его повествования не очевидно, идет ли еще суд над Иисусом или уже завершился. Однако далее он говорит о том, что немедленно поутру первосвященники со старейшинами и книжниками и весь синедрион составили совещание и, связав Иисуса, отвели и предали Пилату (Мк.15:1). Было ли это новое заседание или продолжение прежнего, не вполне ясно.

Лука, со своей стороны, пишет: И как настал день, собрались старейшины народа, первосвященники и книжники, и ввели Его в свой синедрион... (Лк.22:66). Это, как может показаться, противоречит свидетельству Матфея и Марка о том, что суд над Иисусом происходил до рассвета. Однако у Луки рассказу о формальном судопроизводстве предшествуют слова о том, что люди, державшие Иисуса, ругались над Ним и били Его; и, закрыв Его, ударяли Его по лицу и спрашивали Его: прореки, кто ударил Тебя? И много иных хулений произносили против Него (Ин.22:63–65). Возможно, говоря о собрании, имевшем место, когда настал день, Лука имеет в виду заключительную часть заседания синедриона, когда был вынесен приговор. Заседание могло начаться до рассвета, а закончиться после.

Можно задать вопрос: по какой причине первосвященники и старейшины сочли необходимым провести формальное судопроизводство, пусть даже и с нарушением многих формальностей? Почему они не могли просто тихо расправиться с Тем, Кто, по их мнению, был возмутителем спокойствия и богохульником? Почему не могли, например, подкараулить его в том же Гефсиманском саду или подослать убийц в иное место? Ведь были попытки совершить над Ним самосуд: Его пытались сбросить с горы (Лк.4:29), побить камнями (Ин.8:59). Желание убить Иисуса созрело у религиозных лидеров израильского народа давно (Мф.12:14; Ин.5:16, 18), и со временем оно только усиливалось (Ин.7:1, 25; 11:53). Но даже на том совещании у Каиафы, которое предшествовало Его аресту, первосвященники, книжники и старейшины решили взять Иисуса хитростью и убить (Мф.26:3–4). Ничего не говорится ни о способе убийства, ни о судопроизводстве.

Думается, суд был необходим для того, чтобы придать убийству вид законности. Кроме того, для первосвященников было важно, чтобы и суд, и приговор, и казнь были публичными. Иисус публично обличал книжников и фарисеев в лицемерии и ханжестве, в неисполнении закона Моисеева и его неверном толковании, в формализме и безнравственности, называя их порождениями ехидны, лицемерами, слепыми вождями слепых. Он прилюдно выгнал из храма торгующих, нарушив веками установившийся порядок. И первосвященники вместе с фарисеями и книжниками должны были так же прилюдно и публично осудить Его, чтобы другим было неповадно покушаться на то, что они считали незыблемым и священным.

Много лжесвидетельств, как повествуют Матфей и Марк, было выдвинуто против Иисуса, но все они были недостаточны для смертного приговора. А Каиафа с членами синедриона не видели никакого иного исхода: их не устроил бы ни штраф, ни тюремное заключение, ни бичевание, за которым последовало бы освобождение. Поэтому требовались такие показания, которые помогли бы достичь искомой цели. И они были найдены.

Евангелисты-синоптики нигде не упоминают о том, что Иисус предлагал разрушить храм и в три дня воздвигнуть его. Как мы отмечали в книге «Агнец Божий», если бы не Евангелие от Иоанна, можно было бы думать, что Иисус никогда не произносил ничего подобного.301 Однако это Евангелие свидетельствует о том, что после того, как Иисус изгнал торгующих из храма, иудеи спросили Его: каким знамением докажешь Ты нам, что имеешь власть так поступать? Иисус ответил: разрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его. На это иудеи сказали Ему: сей храм строился сорок шесть лет, и Ты в три дня воздвигнешь его? И евангелист поясняет, что Он говорил о храме тела Своего. Когда же воскрес Он из мертвых, то ученики Его вспомнили, что Он говорил это, и поверили Писанию и слову, которое сказал Иисус (Ин.2:18–22).

В чем же состояло лжесвидетельство тех, кто вспомнил об этом случае? Хотя бы в том, что они неточно передали слова Иисуса. Слова, приведенные у Иоанна, имеют следующий смысл: «вы разрушите храм сей, а Я в три дня воздвигну его», то есть «вы Меня убьете, а Я на третий день воскресну». Здесь нет ни призыва к разрушению храма, ни обещания его разрушить. А на суде Ему приписывают слова: "могу разрушить храм сей и в три дня создать его». В версии Марка вообще речь идет о замене рукотворного храма нерукотворным. Нельзя, впрочем, исключить, что люди пересказали слова Иисуса так, как они их запомнили, не имея специального намерения исказить их.

Если Иисус действительно говорил о замене рукотворного храма нерукотворным, что Он имел в виду? Некоторые ученые видят здесь указание на Церковь: рукотворный Иерусалимский храм будет разрушен, а вместо него будет создана Церковь, объединяющая последователей Иисуса по всей вселенной. Другие предлагают видеть в нерукотворном храме указание на эсхатологический храм, описанный в Книге пророка Иезекииля (Иез., гл. 40–44). Третьи полагают, что речь идет о воскресшем теле Христа.302 С нашей точки зрения, первое толкование легитимно, однако третьему следует отдать предпочтение, поскольку оно наиболее соответствует тому, что мы узнаём о смысле изречения Иисуса из Евангелия от Иоанна.

Ни на одно из обвинений Иисус не отвечает: Он молчит. Это молчание интерпретируется по-разному. По мнению одних толкователей, – потому, что «ответ был бесполезен, когда никто не слушал, да и суд их имел только наружный вид суда, на самом же деле был не что иное, как нападение разбойников, которые бросаются на проходящих из своего вертепа. Поэтому Христос и молчал».303 Другие видят в том, что Иисус молчал, подтверждение Его невиновности.304 Наконец, в молчании Иисуса видят свидетельство Его нравственной победы:

Другие одерживают победу, защищая себя, а наш Господь одержал победу молчанием, потому что воздаянием за Его Божественное молчание стала победа истинного учения. Он говорил, когда учил, на суде же молчал... Слова клеветников подобно венцу на голове Его были источником искупления. Молчал, дабы при Его молчании они сильнее кричали, и от всех этих криков Его венец становился еще более прекрасным. Ведь если бы заговорил, то Своей истиной заставил бы умолкнуть то сборище, которое трудилось над изготовлением Ему венца. Осудили Его, ибо Он говорил истину, но Он не был осужден, потому что осуждение стало победой Его. Итак, ничто не вынуждало Его отвечать им посредством убеждения их. Он Сам хотел умереть, и ответы были бы препятствием к смерти Его.305

Последний пункт представляется нам главным: Иисус молчал потому, что не желал иного исхода суда, кроме смертного приговора. И только когда был задан ключевой вопрос, от ответа на который зависел исход, Он ответил.

Вопрос этот приведен Матфеем и Марком в двух версиях. Версия Марка лаконична: Ты ли Христос, Сын Благословенного?У Матфея вопрос изложен более эмоционально: заклинаю Тебя Богом живым, скажи нам, Ты ли Христос, Сын Божий? Версия Луки содержит элементы из обеих версий: Ты ли Христос? скажи нам. Выражение «Сын Благословенного » в греческом тексте Евангелия от Марка может представлять собой попытку передать еврейское словосочетание, отражающее обычай не произносить имя Божие, заменяя его эвфемизмами (Всевышний, Благословенный). На этот же обычай может указывать выражение «одесную силы» в ответе Иисуса по версии Матфея и Марка: под силой здесь должен пониматься Бог.

Разница в том, как передано начало ответа – «Я» (ἐγώ είμι) у Марка, «ты сказал» (σὺ είπας) у Матфея, – может быть объяснена разными способами передачи утвердительного ответа в греческом переводе. С другой стороны, словосочетание ἐγώ είμι (буквально: «Я есмь»), как уже говорилось, может воспроизводить один из вариантов ветхозаветного имени Божия. Если и здесь, как при аресте (по версии Иоанна), Иисус назвал Себя священным именем Бога, одного этого было достаточно для обвинения Его в богохульстве.

Итак, Иисус торжественно и во всеуслышание заявляет о Себе как о Сыне Божием и предсказывает Свое второе пришествие. О том, что Его ответ надо понимать именно в этом смысле,306 свидетельствует прямая параллель к нему в Евангелии от Матфея, где Иисус говорит о Своем втором пришествии: тогда явится знамение Сына Человеческого на небе; и тогда восплачутся все племена земные и увидят Сына Человеческого, грядущего на облаках небесных с силою и славою великою (Мф.24:30).

Поведение Иисуса на суде резко контрастирует с тем, как обычно ведут себя обвиняемые. Иосиф Флавий так говорит о синедрионе: «Всякий, кому приходилось когда-либо являться сюда на судьбище в качестве обвиняемого, являлся сюда в смущении и с робостью, с видом человека, желающего возбудить нашу жалость, с распущенными волосами и в темном одеянии».307 В Иисусе не видно ни смущения, ни робости, ни желания возбудить жалость. Он не только остается Самим Собой среди неистовствующих и исходящих злобой обвинителей, но и не использует ни одной возможности, чтобы сказать слово в Свою защиту. Он отверзает уста только тогда, когда появляется возможность сказать то, за что Его непременно осудят на смерть, и говорит так, чтобы не оставить Себе ни одного шанса.

Сцена, которую рисует Лука, довольно существенно отличается от той, что нарисована Матфеем и Марком. У Луки вообще отсутствует диалог Иисуса с Каиафой: у него ключевой вопрос задает Иисусу группа первосвященников и книжников. На вопрос, Он ли Христос, Иисус отвечает, согласно Луке, не с первого раза. Сначала Он как будто бы уклоняется от ответа: если скажу вам, вы не поверите; если же и спрошу вас, не будете отвечать Мне и не отпустите Меня; отныне Сын Человеческий воссядет одесную силы Божией. И только после повторного настойчивого вопрошания – итак, Ты Сын Божий? – Он отвечает: вы говорите, что Я.

Что стоит за этим различием? Прежде всего надо указать на то, что слова и не отпустите Меня отсутствуют в авторитетных древних манускриптах, в частности, в Синайском и Ватиканском кодексах, однако имеются в Александрийском кодексе и кодексе Безы. В современных критических изданиях Нового Завета эти слова опускаются.308 С точки зрения внешней формы эти слова могут звучать как добавление, поскольку нарушают типичный для речи Иисуса параллелизм внутри одной фразы («если скажу, не поверите, если спрошу, не ответите»). С точки зрения содержания они выглядят как диссонирующие с ясно просматривающимся по другим евангельским повествованиям нежеланием Иисуса получить оправдательный приговор.

Что же касается в целом первого ответа Иисуса первосвященникам по версии Луки, то он в чем-то напоминает слова пророка Иеремии, сказанные им царю Седекии: если я открою тебе, не предашь ли ты меня смерти? и если дам тебе совет, ты не послушаешь меня (Иер.38:15). Можно также вспомнить некоторые случаи, когда Иисус уклонялся от прямого ответа: например, когда Его спрашивали о природе Его власти. Не отвечая прямо, Он задавал встречный вопрос о крещении Иоанновом, а когда Его собеседники, в свою очередь, уклоняются от ответа, говорил: и Я не скажу вам, какою властью это делаю (Мк.11:27–33; ср. Мф.21:23–27; Лк.20:1–8).

Во всех трех случаях Иисус называет Себя Сыном Человеческим: это наиболее характерное для Него самонаименование. В переводе с еврейского «сын человеческий» означает не что иное, как просто «человек». Однако это выражение также напоминает о мессианской фигуре Сына Человеческого, которому дана власть, слава и царство, чтобы все народы, племена и языки служили Ему; владычество Его – владычество вечное, которое не прейдет, и царство Его не разрушится (Дан. 7:14). Описание Сына Человеческого, грядущего на облаках одесную силы, созвучно образу из Книги пророка Даниила.

Этот образ резко контрастирует с тем, который члены синедриона могли видеть перед собой: с образом униженного, оплеванного, молчаливого Человека, против Которого одно за другим раздаются обвинения и Который ничего не отвечает. Если бы первосвященники и книжники могли вспомнить в тот момент что-либо из Ветхого Завета, то, наверное, наиболее подходящими были слова пророка Исаии: нет в Нем ни вида, ни величия; и мы видели Его, и не было в Нем вида, который привлекал бы нас к Нему. Он был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни, и мы отвращали от Него лицо свое; Он был презираем, и мы ни во что ставили Его (Ис.53:2–3). Но в иудейской традиции этот образ не воспринимался как указывающий на Мессию, а мессианские претензии Арестованного воспринимались членами синедриона с негодованием.

Совокупное свидетельство трех синоптиков позволяет заключить, что Иисус не сразу ответил на прямой вопрос о том, является ли Он Сыном Божиим. Когда же Он ответил, это вызвало бурную реакцию. Первосвященник разодрал на себе одежду – жест, свидетельствующий о глубочайшем возмущении. В еврейской традиции этот жест известен с глубокой древности как выражающий крайнюю степень скорби и отчаяния (Быт.37:34; Нав.7:6; 2Цар.1:11; 4Цар.2:12; 19:1). В данном случае, однако, он скорее является театральным жестом, призванным продемонстрировать возмущение услышанным. Вряд ли первосвященник, сделавший все для того, чтобы добиться такого исхода суда, был в реальности огорчен: он услышал то, что хотел услышать.

Обвинение в богохульстве – самое страшное из обвинений, которое еврейский суд мог предъявить человеку. Смертная казнь за богохульство предписывалась законом: хулитель имени Господня должен умереть, камнями побьет его все общество (Лев.24:16). Это обвинение и ранее неоднократно выдвигалось против Иисуса. Когда иудеи однажды взяли в руки камни, чтобы побить Его, и Он спросил, за что, они ответили: за богохульство и за то, что Ты, будучи человек, делаешь Себя Богом. В тот раз Он сказал: Тому ли, Которого Отец освятил и послал в мир, вы говорите: богохульствуешь, потому что Я сказал: Я Сын Божий? (Ин.10:32–33, 36). На этот раз Он молчит и не отвечает на обвинение.

Сцена суда над Иисусом заканчивается у Матфея и Марка упоминанием об издевательствах, которым Иисус был подвергнут сразу после вынесения приговора (у Луки это упоминание предшествует рассказам об отречении Петра и о приговоре синедриона). Научная дискуссия вокруг этих упоминаний вращается преимущественно вокруг вопроса о том, описаны ли в Евангелиях действительные события или же евангелисты перенесли в сцену суда над Иисусом фрагменты другого эпизода – аналогичных издевательств римских солдат после приговора Пилата. Некоторые ученые отрицают историчность обоих эпизодов.

Однако необходимо помнить, что издевательства над узником после вынесения смертного приговора – обычная практика для многих древних обществ. Представление о гуманном отношении к узникам, пленным и тем более обвиненным в преступлениях и приговоренным к смерти для древнего мира не было характерно. Издевательство и нанесение ударов тому или иному человеку было одним из наиболее распространенных способов выражения недовольства и возмущения им. Иосиф Флавий упоминает о некоем Иешуа, сыне Анана, который незадолго до захвата Иерусалима римлянами в 70 году предсказывал это событие и разрушение храма. Жители города схватили его и подвергли жестоким побоям, которые он переносил молча. «В течение всего времени до наступления войны он не имел сношений ни с кем из жителей города: никто не видал, чтоб он с кем-либо обменялся словом; день-деньской он все оплакивал и твердил как молитву: «Горе, горе тебе, Иерусалим!» Никогда он не проклинал того, который его бил, что случалось каждый день», – отмечает историк.309

Из свидетельств синоптиков следует, что в издевательствах над Иисусом участвовали главным образом слуги. Матфей использует имперсональную форму: Тогда плевали Ему в лицо и заушали Его; другие же ударяли Его по ланитам... (Мф.26:67). Марк упоминает о «некоторых» и о «слугах» (Мк.14:65). Лука называет тех, кто издевался над Иисусом, «людьми, державшими Иисуса» (Лк.22:63). Очевидно, речь идет о той же группе, которая была послана арестовать Иисуса: эта группа (или ее часть) сопровождала Его в синедрион. Она включала слуг первосвященников и, возможно, римских воинов.

Описываются следующие виды издевательств: на Иисуса плевали (согласно Марку) или плевали Ему в лицо (согласно Матфею); Его били по щекам (об этом говорит Матфей); Ему наносили другие удары (об этом говорят Матфей, Марк и Лука), приговаривая: прореки (Марк); или: прореки нам, Христос, кто ударил Тебя (Матфей); или: прореки, кто ударил Тебя (Лука); Ему наносили другие оскорбления (Лука). Выражение закрывая Ему лице у Марка и закрыв Его у Луки следует понимать в том смысле, что Ему либо завязывали глаза, либо набрасывали на лицо одежду. Так понимает это выражение Златоуст:

Для чего они это делали, если хотели умертвить Его? Что была за нужда в таком издевательстве?.. Подивись же любомудрию учеников: с какой тщательностью они повествуют об этом! Здесь ясно обнаруживается их любовь к истине; то, что кажется бесчестным, они пересказывают со всей точностью, ничего не утаивают, ничего не стыдятся, но еще и за великую честь считают – и справедливо, – что Владыка вселенной благоволил понести за нас такие страдания... Наносили удары самые жестокие, били по щекам, ударяли, и к этим ранам присоединяли позор оплевания... Мало того, громко повторяли едкие насмешки, говоря: «прореки нам, Христос, кто ударил Тебя», так как многие называли Его пророком. Другой евангелист (Лк.22:64) говорит, что они закрывали при этом лицо Его одеждой...310

3. Отречение Петра

Видел ли все происходившее Петр? Судя по всему, нет, поскольку в то время, когда Иисуса допрашивал синедрион, он находился снаружи, во дворе первосвященника. О том, как он туда попал, рассказывает евангелист Иоанн:

За Иисусом следовали Симон Петр и другой ученик; ученик же сей был знаком первосвященнику и вошел с Иисусом во двор первосвященнический. А Петр стоял вне за дверями. Потом другой ученик, который был знаком первосвященнику, вышел, и сказал придвернице, и ввел Петра (Ин.18:15 16).

Далее у Иоанна следует рассказ о допросе Иисуса бывшим первосвященником Анной, откуда Иисуса затем повели к Каиафе. Можно, следовательно, предположить, что под двором первосвященническим в данном случае понимается двор Каиафы. Однако, как мы говорили, вполне вероятно, что Анна и Каиафа тогда находились в одном здании и, следовательно, двор был один. Именно в этом дворе, согласно Иоанну, происходит отречение Петра.

Под безымянным учеником, неоднократно упоминаемым в Евангелии от Иоанна (Ин.1:35–40; 13:23; 18:15; 19:26–27; 19:35; Ин.20:2; 21:7; 21:20–21; 21:24), следует понимать самого евангелиста. О том, что другой ученик, он же ученик, которого любил Иисус, есть не кто иной, как сам Иоанн, свидетельствуют как внутренние данные четвертого Евангелия, так и многовековая церковная традиция, и современная наука не нашла убедительных доводов, чтобы опровергнуть эту атрибуцию.311 Каким образом, однако, он был знаком с первосвященником, остается загадкой.312 Иоанн Златоуст видит в «другом ученике» того недостающего свидетеля, с чьих слов история отречения Петра стала известной.313

Рассмотрим эту историю по свидетельствам четырех евангелистов, начав с Матфея:

Петр же сидел вне на дворе. И подошла к нему одна служанка и сказала: и ты был с Иисусом Галилеянином. Но он отрекся перед всеми, сказав: не знаю, что ты говоришь. Когда же он выходил за ворота, увидела его другая, и говорит бывшим там: и этот был с Иисусом Назореем. И он опять отрекся с клятвою, что не знает Сего Человека. Немного спустя подошли стоявшие там и сказали Петру: точно и ты из них, ибо и речь твоя обличает тебя. Тогда он начал клясться и божиться, что не знает Сего Человека. И вдруг запел петух. И вспомнил Петр слово, сказанное ему Иисусом: прежде нежели пропоет петух, трижды отречешься от Меня. И выйдя вон, плакал горько (Мф.26:69 75).

Первое отречение, согласно Матфею, происходит во дворе первосвященника, куда Петр, как упоминалось ранее, пришел и, войдя внутрь, сел со служителями, чтобы видеть конец (Мф.26:58). Таким образом, он находился внутри дворцового комплекса, но вне помещения, где происходил суд над Иисусом. Второе отречение происходит на выходе за ворота. При описании третьего отречения упоминаются стоявшие там: это означает, что, если Петр отошел, то недалеко.

В рассказе Марка события описываются в той же последовательности, однако упоминаются два двора, но одна служанка. В первый раз она обращается к Петру, во второй – к находившимся рядом :

Когда Петр был на дворе внизу, пришла одна из служанок первосвященника и, увидев Петра греющегося и всмотревшись в него, сказала: и ты был с Иисусом Назарянином. Но он отрекся, сказав: не знаю и не понимаю, что ты говоришь. И вышел вон на передний двор; и запел петух. Служанка, увидев его опять, начала говорить стоявшим тут: этот из них. Он опять отрекся. Спустя немного, стоявшие тут опять стали говорить Петру: точно ты из них; ибо ты Галилеянин, и наречие твое сходно. Он же начал клясться и божиться: не знаю Человека Сего, о Котором говорите. Тогда петух запел во второй раз. И вспомнил Петр слово, сказанное ему Иисусом: прежде нежели петух пропоет дважды, трижды отречешься от Меня; и начал плакать (Мк.14:66 72).

О том, что Петр сидел со служителями, и грелся у огня, упоминалось ранее (Мк.14:54). Выражение на дворе внизу может указывать на то, что заседание синедриона происходило на одном из верхних этажей здания, а Петр находился во внутреннем дворе. Под передним двором следует понимать внешний двор здания, где тоже находились люди. Петра узнали по галилейскому акценту, с которым он говорил: распознать галилеянина жители Иерусалима могли без особого труда. Главное отличие от версии Матфея (на него мы уже указывали) заключается в том, что у Марка петух поет дважды; следовательно, между первым и вторым отречениями проходит некоторое время.

У Луки повествование значительно отличается. Только половина используемых Лукой слов имеет параллели в рассказах двух других синоптиков314 (вербальных совпадений между Матфеем и Марком значительно больше). Отречение Петра у Луки происходит не во время заседания синедриона, а до него. У Матфея и Марка события описывались в следующем порядке: заседание синедриона с вынесением приговора, издевательства над Иисусом, отречение Петра. Лука описывает события в обратном порядке: издевательства над Иисусом, отречение Петра, заседание синедриона.

Вслед за Марком Лука упоминает костер, разожженный посреди двора, однако, в отличие от Марка, говорит только об одном пении петуха. В первый раз к Петру подошла служанка, во второй раз некий другой. Затем прошел с час времени, и еще некто настоятельно говорил: точно и этот был с Ним, ибо он ГалилеянИн.В момент третьего отречения – тотчас, когда еще говорил он – запел петух. И здесь главное отличие от всех остальных версий: Тогда Господь, обратившись, взглянул на Петра, и Петр вспомнил слово Господа, как Он сказал ему: прежде нежели пропоет петух, отречешься от Меня трижды. И, выйдя вон, горько заплакал (Лк.22:55–62).

Только у Луки Иисус бросает взгляд на Петра в момент третьего отречения, и именно этот взгляд, а не пение петуха заставляет его вспомнить предсказание Иисуса. Каким образом Иисус мог увидеть Петра, если заседание синедриона происходило внутри, а Петр был снаружи? Ответа на это мы в Евангелии от Луки не находим, однако здесь и эти два события разведены по времени. Иисус мог заметить Петра и бросить на него взгляд при входе в здание или при выходе из него. Августин понимает это место в переносном смысле:

Во всем этом вызывает удивление только одно: каким образом, согласно Луке, Господь, обратившись, взглянул на Петра. В самом деле, допрос шел во внутреннем дворе, а, согласно Марку, еще и в верхних частях дома, Петр же был во дворе внешнем, среди рабов, которые грелись у огня. Так как же Господь мог бросить телесный взгляд на Петра? Я полагаю, что этот взгляд был брошен по действию свыше, так что Петру вспомнилось, сколько раз он уже отрекся и что предсказал ему Господь. Таким образом, милосердный взгляд Господа привел его к раскаянию, и он спасительно заплакал.315

У Матфея действующими лицами были две служанки и находившаяся там группа людей, у Марка – одна служанка и группа, у Луки – служанка, кто-то другой (мужчина) и еще некто (тоже мужчина). В рассказе Иоанна также действуют одна женщина и двое мужчин:

А Петр стоял вне за дверями. Потом другой ученик, который был знаком первосвященнику вышел, и сказал придвернице, и ввел Петра. Тут раба придверница говорит Петру: и ты не из учеников ли Этого Человека? Он сказал: нет. Между тем рабы и служители, разведя огонь, потому что было холодно, стояли и грелись. Петр также стоял с ними и грелся (Ин.18:16–18).

Далее повествование об отречении Петра прерывается рассказом о допросе Иисуса у Анны. После того как от Анны Иисуса отводят к Каиафе, евангелист возвращается к прерванному сюжету:

Симон же Петр стоял и грелся. Тут сказали ему: не из учеников ли Его и ты? Он отрекся и сказал: нет. Один из рабов первосвященнических, родственник тому, которому Петр отсек ухо, говорит: не я ли видел тебя с Ним в саду? Петр опять отрекся; и тотчас запел петух (Ин.18:25 27).

Версия Иоанна, как видим, короче трех других версий описанного события. Иоанн ничего не говорит о плаче Петра, ограничиваясь сообщением об исполнении предсказания Иисуса.

Вопросы, которые задают Петру, переданы в разных вариантах, но все они сводятся к обвинению в том, что он ученик Иисуса: его видели с Ним, да и говор у него галилейский. Наиболее краткую версию ответов Петра дает евангелист Иоанн: нет (οὐκ εἰμί) и нет (οὐκ εἰμί) в первых двух случаях; в третьем случае употреблена косвенная речь: снова отрекся. У Луки отречения также приведены в краткой форме: я не знаю Его; нет!; не знаю, что ты говоришь. У Матфея Петр в первом случае ответил: не знаю, что ты говоришь; во втором случае опять отрекся с клятвою, что не знает Сего Человека; в третьем – начал клясться и божиться, что не знает Сего Человека (при переводе в прямую речь второе и третье отречения звучали бы: «не знаю Сего Человека»). Наконец, самая длинная версия первого отречения содержится в Евангелии от Марка: не знаю и не понимаю, что ты говоришь. При втором подходе служанки Петр просто отрекся, а после того, как стоявшие рядом уличили его в галилейском акценте, начал клясться и божиться: не знаю Человека Сего, о Котором говорите.

Несмотря на указанные различия, в основных пунктах повествования все четыре евангелиста сходятся. Все согласны в том, что: 1)Иисус предсказал трехкратное отречение Петра до пения петуха; 2)предсказание сбылось; 3)отречений было три; 4)первой из вопросивших Петра была служанка; 5)после третьего отречения запел петух. Снова перед нами сцена, снятая четырьмя камерами. При этом некоторые различия могут восприниматься как взаимодополняющие, некоторые – как взаимоисключающие.

Почему евангелисты столь подробно повествуют о том, как Иисус предсказал, что Петр отречется от него, а затем не менее подробно описывают само отречение? Думается, для этого было несколько причин.

Во-первых, Петр после смерти и воскресения Иисуса стал фактическим главой апостольской общины. Предания, связанные с его жизнью, поведением и высказываниями, были широко распространены, и просто умолчать о них, вычеркнуть их из памяти Церкви было невозможно. Но Церковь и не делала таких попыток, потому что отречение Петра было неотъемлемой частью евангельской истории. Каждый из евангелистов рисует образ Петра по-своему, но при этом перед нами предстает вполне цельный образ человека, с одной стороны, абсолютно преданного Иисусу, готового отдать за Него жизнь (что в конечном итоге и произошло), с другой – человека импульсивного, переоценивающего свои силы и возможности. Таким был Петр, таким и изображают его евангелисты.

Во-вторых, история Петра свидетельствует о том, что каждый человек может ошибиться, оступиться, пасть, но каждый может и искупить свой грех, оплакав его слезами покаяния и противопоставив ему твердость в вере. Все четыре евангелиста рассказывают об отречении Петра, но Иоанн затем расскажет и о том, как Иисус восстановил Петра в апостольском достоинстве (Ин.21:15–19). А Лука, как мы видели, не оставляет без внимания и предсказание Иисуса о том, что Петр некогда обратится и утвердит братьев своих (Лк.22:32). Причастие ἐπιστρέψας («обратившись») указывает на возвращение, поворот, разворот. Таким поворотом в жизни каждого согрешившего является покаяние. Петр оплакал свой грех сразу же после того, как совершил его и вспомнил предсказание Учителя. Увенчанием же его апостольского подвига станет мученическая кончина.

В-третьих, история отречения Петра многое говорит об Иисусе, о Его отношении к ученикам. Он всегда готов простить, принять обратно, даже если человек оступился и пал. Отречение Петра в литературе нередко сравнивается с предательством Иуды. Но для Петра грех стал следствием человеческой немощи и слабости, сочетавшейся в нем с глубокой привязанностью к Учителю, твердой верой в Него и готовностью умереть за Него. Иуда же упорствует в грехе: он идет в нем до конца, и даже его запоздалое раскаяние не способно искупить совершённое им преступление.

4. «И повели Его к Пилату»

Все евангелисты повествуют о том, что после вынесения смертного приговора синедрион принимает решение отвести его к римскому наместнику Понтию Пилату. У Матфея и Марка это решение описывается почти одинаково:


Когда же настало утро, все первосвященники и старейшины народа имели совещание об Иисусе, чтобы предать Его смерти; и, связав Его, отвели и предали Его Понтию Пилату, правителю (Мф.27:1–2). Немедленно поутру первосвященники со старейшинами и книжниками и весь синедрион составили совещание и, связав Иисуса, отвели и предали Пилату (Мк.15:1).

Лука не упоминает о том, что Иисуса связали: И поднялось все множество их, и повели Его к Пилату (Лк.23:1). А Иоанн, у которого все действие происходит до Пасхи, говорит: От Каиафы повели Иисуса в преторию. Было утро; и они не вошли в преторию, чтобы не оскверниться, но чтобы можно было есть пасху (Ин.18:28).

Почему первосвященникам понадобилась помощь Пилата? Ответ вытекает из евангельского повествования: иудеям во времена римского владычества разрешалось иметь суды, но не разрешалось приводить в исполнение смертные приговоры. Об этом иудеи заявляют Пилату, приведя к нему Иисуса (Ин.18:31). Это же косвенно подтверждается рядом источников. В частности, упоминавшаяся выше история Иешуа, сына Анана, включает эпизод, когда его приводят к римскому прокуратору Альбину.316 В этом не было бы необходимости, если бы иудеи могли расправиться с ним самостоятельно. Вмешательство прокуратора спасло Иешуа точно так же, как вмешательство римского тысяченачальника спасло Павла от самосуда, который асийские иудеи намеревались учинить над ним (Деян.21:27–36).

В первой половине XX века некоторые ученые пытались доказать, что синедрион времен Иисуса имел право выносить смертные приговоры.317 Однако если бы синедрион имел такое право, почему он им не воспользовался? Научный спор вокруг этого вопроса длился несколько десятилетий, мнения ученых разделились.318 В конце концов возобладало мнение, что Евангелие от Иоанна содержит исторически достоверную информацию: римский префект получал власть выносить смертный приговор от самого императора, и эта власть, называвшаяся jus gladii (буквально: «право меча»), не могла передаваться кому бы то ни было.319 Проведенное в последнее время детальное изучение имеющихся источников, включая раввинистические, подкрепило мнение о том, что синедрион времен Иисуса не имел права выносить смертный приговор.320

5. Кто несет ответственность за смерть Иисуса?

На вопрос, вынесенный в подзаголовок этого раздела, христианская традиция на протяжении веков отвечала вполне однозначно. Ответ сформулирован уже в первом публичном выступлении апостола Петра – его речи в Иерусалиме в день Пятидесятницы:

Мужи Израильские! выслушайте слова сии: Иисуса Назорея, Мужа, засвидетельствованного вам от Бога силами и чудесами и знамениями, которые Бог сотворил через Него среди вас, как и сами знаете, Сего, по определенному совету и предведению Божию преданного, вы взяли и, пригвоздив руками беззаконных, убили; но Бог воскресил Его, расторгнув узы смерти, потому что ей невозможно было удержать Его... Итак, твердо знай, весь дом Израилев, что Бог соделал Господом и Христом Сего Иисуса, Которого вы распяли (Деян.2:22–24, 36).

Мы приводим только начало и конец речи, опуская ее содержательную середину. Но посыл очевиден: обращаясь ко «всему дому Израилеву», Петр обвиняет его в убийстве Иисуса Христа. В то же время обвинительная речь превращается в пламенное свидетельство о воскресении Иисуса и призыв к покаянию. И результатом речи Петра оказывается не возмущение слушателей, как можно было бы ожидать, а то, что они умиляются сердцем и спрашивают: что нам делать? Петр с готовностью отвечает: Покайтесь, и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа для прощения грехов; и получите дар Святого Духа. Ибо вам принадлежит обетование и детям вашим и всем дальним, кого ни призовет Господь Бог наш (Деян.2:37–39).

Таким образом, с одной стороны, Петр обвиняет мужей Израильских в убийстве Иисуса, с другой – заверяет их, что им и их потомкам принадлежит обетование. Иными словами, тот факт, что они несут ответственность за распятие Христа, не лишает их достоинства богоизбранного народа, которому Бог вверил Свои обетования. Петр обращает к мужам Израильским то же самое слово «покайтесь», которое они слышали от Иоанна Предтечи, а потом от Самого Христа. Ничего не говорится о римлянах.

Близкой по содержанию является речь Петра в Соломоновом портике Иерусалимского храма (Деян.3:13–18).

Осмыслению роли и значения израильского народа в деле спасения посвятил много страниц в своих посланиях апостол Павел. Мы не можем здесь дать даже самый общий обзор его взглядов по этому вопросу. С одной стороны, в отношении убийства Иисуса Павел высказывается вполне однозначно. В Первом послании к Фессалоникийцам он упоминает Иудеев, которые убили и Господа Иисуса и Его пророков, и нас изгнали, и Богу не угождают, и всем человекам противятся, которые препятствуют нам говорить язычникам, чтобы спаслись, и через это всегда наполняют меру грехов своих; но приближается на них гнев до конца (1Фес.2:15–16).

С другой стороны, Павел доказывает, что быть иудеем – великое преимущество, потому что им вверено слово Божие. Если же некоторые из иудеев были неверны, то неверность их уничтожит ли верность Божию? (Рим.3:1–3). Здесь звучит та же тема, что и в речи Петра: Бог остается верен Своему обетованию, Он не отнимает его от Своего народа в наказание за убийство Мессии. На вопрос: неужели Бог отверг народ Свой? – Павел отвечает категорично: Никак... Не отверг Бог народа Своего (Рим.11:1–2). Павел верит, что ожесточение произошло в Израиле отчасти, до времени, но в конечном итоге весь Израиль спасется (Рим.11:25–26).

Со временем, однако, по мере все большего отчуждения между христианами и иудеями, в христианском дискурсе начинает преобладать по отношению к иудеям несколько иная тональность. Тема обетования отходит на второй план или даже вовсе исчезает, а обвинительный пафос становится все более заметным. Обвинения в адрес иудеев звучат не только в богословских трактатах; они входят в богослужебные тексты, становятся неотъемлемой частью литургической поэзии. Эта тональность слышна уже в сочинении Мелитона Сардийского «О Пасхе», представляющей собой самый ранний известный науке памятник христианской литургической поэзии (он датируется II веком):

Неблагодарный Израиль, прииди и судись со мною о твоей неблагодарности!..

Во сколько ты оценил страждущих, которых Он, явившись, исцелил?

Оцени мне сухую руку, которую Он воссоединил с телом.

Оцени мне слепых от рождения, которых Он голосом Своим вывел к свету.

Оцени мне лежащих мертвых, которых Он воскресил из гроба уже четверодневных.

Бесценны Его дары тебе.

Ты же, не оценив их, воздал Ему неблагодарностью, воздал Ему зло за добро,

и скорбь за радость, и смерть за жизнь...

Ведь если у народов царь похищен врагами, из-за него война начинается,

за него выкуп предлагается, из-за него послы посылаются, чтобы Он был избавлен,

или чтобы вернуть его живым, или чтобы похоронить мертвым.

Ты же, наоборот, вынес приговор против Господа твоего, Которому народы поклонялись,

и необрезанные удивлялись,

Которого язычники прославляли,

при Котором и Пилат умыл руки, ты убил Его в великий праздник.

Убил ты своего Господа посреди Иерусалима...

Новое убийство произошло в Иерусалиме, в городе закона,

в городе евреев,

в городе пророков,

в городе, слывущем праведным.

И Кто убит?

А кто убийца?

Страшусь говорить, но обязан сказать.

Ибо если бы ночью произошло убийство или в пустынном месте Он был заклан,

было бы легко молчать.

Ныне же среди площади и города,

посреди города и на виду у всех произошло неправедное убийство Праведника...

Царь Израилев – взят десницей израильской.321

В том же II веке тема ответственности иудеев за убийство Иисуса затрагивается в программном полемическом сочинении Иустина Философа «Диалог с Трифоном-иудеем». Автор сочинения обращается к иудеям со следующими увещаниями и обвинениями:

Достойно и справедливо постигли вас те бедствия, ибо вы убили Праведного и прежде Него пророков Его, да и ныне вы презираете и, сколько можно вам, бесславите тех, которые уповают на Него и на пославшего Его Вседержителя и Творца всего Бога, и проклинаете в своих синагогах верующих во Христа. Вы в настоящее время не имеете власти сами убивать нас, этому препятствуют владычествующие ныне; а когда могли, вы и это делали.322

Самая же крайняя мера вашей злобы в том, что ненавидите даже того Праведника, которого вы убили, и тех, которые от Него стали тем, что они суть, – благочестивыми, праведными и человеколюбивыми... Не говорите, братья, ничего худого на Того распятого и не ругайтесь над Его ранами, которыми могут все исцелиться, как и мы исцелились. Прекрасно было бы, если бы вы поверили Писаниям и приняли обрезание жестокосердия вашего. Согласитесь с нами, не издевайтесь над Сыном Божиим и не ругайтесь, следуя наставникам вашим фарисеям, над Царем Израилевым, как начальники ваших синагог учат вас делать после молитвы.323

Можно было бы привести множество других текстов III, IV и последующих веков, содержащих полемику против иудаизма. В этих текстах важно отличать полемику по вероучительным вопросам от нападок и обвинений бытового характера, оправдываемых ссылками на ветхозаветную и новозаветную историю.324

Антагонизм был взаимным. Раввинистическая литература наполнена оскорбительными упоминаниями об Иисусе Христе и христианстве.325

Вражда между Церковью и синагогой на протяжении веков отравляла сосуществование христиан и иудеев на одних и тех же территориях. Несогласие в религиозных вопросах перерастало в ненависть на бытовой почве.326

Лишь в ХХ веке, после Второй мировой войны, когда человечество в полной мере осознало масштаб трагедии Холокоста, произошел пересмотр всей системы христианско-иудейских взаимоотношений. Начался диалог между иудеями и некоторыми христианскими Церквами. В Католической Церкви на официальном уровне была отвергнута идея вины еврейского народа за убийство Христа, многократно было выражено сожаление в связи с гонениями против евреев в Средние века. Из богослужения были исключены тексты, могущие восприниматься как содержащие явный или скрытый антисемитизм. Сходные процессы произошли во многих протестантских общинах.

Все эти шаги были мотивированы стремлением залечить раны прошлого, создать условия для диалога между христианством и иудаизмом, для мирного сосуществования представителей двух религий. И можно констатировать, что во многих странах между христианами и иудеями сегодня нет того антагонизма, который имел место в прошлом. Одним из примеров плодотворного сотрудничества между двумя религиями может послужить межрелигиозный диалог на территории России, имеющий многообразные формы и способствующий межнациональному и межконфессиональному согласию.

Усилия, направленные на дальнейшее развитие диалога, безусловно, должны быть продолжены. Однако возможен ли для достижения этих целей пересмотр того, что составляет неотъемлемую часть христианского богословского и литургического наследия? Православная традиция в целом дает отрицательный ответ. Диалог с иудаизмом не должен вестись ценой отказа от того, что вошло в плоть и кровь христианства, стало частью его идентичности, нашло отражение в богослужении. Православная Церковь вообще не пересматривает богослужебные тексты, которые сохранились в ней в том виде, в каком они были написаны в первом тысячелетии.

Отдельные голоса в пользу пересмотра этого литургического наследия раздаются. Так, например, один из участников православно-иудейского диалога протоиерей Сергий Гаккель, ныне покойный, предлагал удалить из богослужения Страстной седмицы все тексты, в которых говорится о вине евреев за предательство и смерть Христа. В числе прочего удалению подлежит следующий текст:

Вот что говорит Господь иудеям: народ Мой, что сделал Я тебе или чем тебе досадил? Слепцов твоих Я сделал зрячими; прокаженных очистил; человека, лежащего на одре, восставил. Народ Мой, что сделал Я тебе и чем ты отплатил Мне: за манну желчью, за воду уксусом, за любовь вы пригвоздили Меня ко кресту. Более этого Я уже не потерплю, и призову к Себе Мои народы; они прославят Меня с Отцом и Духом, и Я дарую им жизнь вечную.327

Этот текст протоиерей считает «бесстыдной выдумкой», которая подлежит устранению из богослужения:

Считается, что такая служба, как утреня Великой Пятницы, составлена сообразно учению Церкви... Между тем авторитет этой службы основан исключительно на том основании, что она существует в течение многих веков. Ее не утверждали на Вселенском Соборе, и она не нуждается во Вселенском Соборе для новой редакции или, если потребуется, для упразднения... Однако до сих пор ничего не предпринято, и мы по-прежнему принимаем участие в этих службах.328

Не ограничиваясь призывом к ревизии литургического Предания, протоиерей Сергий Гаккель ставит под вопрос все раннехристианские тексты, в которых говорится о вине иудеев за предательство Христа, в том числе содержащиеся в Евангелиях, Деяниях и творениях отцов Церкви. В Евангелии от Иоанна, отмечает протоиерей, слово «иудеи» встречается семьдесят раз, и в половине случаев оно имеет негативный оттенок. В Деяниях же многократно говорится о том, что Христа распяли иудеи (Деян.2:23; 3:13–15; 4:10; 10:39). «Поверхностное и избирательное» чтение Писания приводит читателя «к выводу, что евреи распяли Христа. При этом упускается та важная роль, которую сыграли в деле осуждения Иисуса Понтий Пилат и римская администрация. Если уж на то пошло, именно на них лежит ответственность за вынесение приговора и распятие особого узника, как, впрочем, и всех других узников». Все те места Нового Завета, в которых говорится о вине иудеев за смерть Иисуса, по мнению протоиерея Сергия Гаккеля, явились следствием «того влияния, которое оказали на составление и редакцию священных текстов полемика и разногласия в обществе в I веке».329

Здесь воспроизведена теория, популярная в современных научных кругах, согласно которой основная ответственность за смерть Иисуса Христа лежит не на евреях, а на римлянах. Эта теория исходит из того, что авторы канонических Евангелий якобы не знали и не могли знать подробностей судебного процесса над Иисусом, поскольку писали много десятилетий спустя. К тому времени антагонизм между Церковью и синагогой уже существовал и был в активной фазе. Этот антагонизм и привел к тому, что евангелисты изложили историю осуждения Иисуса на смерть в резко антииудейском ключе.

Э.П.Сандерс, один из горячих пропагандистов этой теории, так формулирует причины, по которым описанный в синоптических Евангелиях суд над Иисусом еврейского синедриона кажется ему неправдоподобным: 1)в публичном учении, которое приписывается Иисусу, нет ничего, что объясняло бы вопрос первосвященника: «Ты ли Христос, Сын Божий?»; 2)Иисус неохотно соглашается с «обвинением» в том, что Он – Сын Божий, а по версии Луки, даже пытается уклониться от ответа; 3)диалоги между первосвященником и Иисусом не кажутся убедительными; 4)невозможно представить себе, чтобы содержание этих диалогов стало известным; 5)трудно поверить, чтобы официальный суд собрался в первую ночь Пасхи; 6)еще труднее поверить в рассказ о двух судах, один из которых состоялся ночью, а другой утром; 7)во всех Евангелиях «заметно желание возложить вину на евреев и найти оправдание для римлян». Ученый жалуется, что кое-кто из исследователей все еще защищает сцену суда как аутентичную картину, и призывает «признать очевидное: мы не знаем в подробностях, что происходило во время допроса Иисуса... Мы не можем знать даже, собирался ли синедрион». Евангелисты, считает ученый, сами не знали, «почему еврейские лидеры решили, что Иисус должен быть казнен».330

Разумеется, на каждый из приведенных аргументов в новозаветной науке имеются серьезные контраргументы. И главным из них является следующий: христианская традиция имеет непрерывную историю с того времени, когда Иисус Христос в самом начале Своего служения призвал первых учеников. Именно эти ученики и стали участниками и свидетелями евангельской драмы, и именно на их показаниях основана история, описанная во всех четырех Евангелиях. Альтернативных источников, касающихся судебного процесса над Иисусом, не существует – ни в иудейской, ни в какой-либо иной традиции.

Свидетельские показания, которые легли в основу Евангелий, отличаются цельностью и когерентностью. Различия между евангелистами касаются деталей, но не затрагивают существо дела. Ни одно из Евангелий не возлагает вину за смертный приговор Иисусу на римскую власть: во всех четырех Евангелиях эта ответственность возлагается на религиозно-политических лидеров израильского народа. Римская власть послужила лишь инструментом приведения в исполнение приговора еврейского синедриона.

Идея о том, что основная ответственность за смерть Иисуса лежит на римлянах, представляет собой типичный научный миф, возникший под влиянием определенной идеологии и поддерживаемый с конкретными (пусть и весьма благородными) целями. Он занял свое место в современной новозаветной науке наряду с другими мифами – такими, как существование источника Q, из которого якобы возникло первоначальное христианство.

Подлинное примирение между религиозными и этническими группами, жившими в прошлом в ситуации антагонизма, не может быть достигнуто путем пересмотра истории, искажения исторических фактов, замалчивания и «замыливания» трудных и болезненных вопросов. Для исцеления исторической памяти гораздо важнее обращаться к истокам, вчитываться в источники, вдумываться в то, как развивались события, искать их подлинные причины. И если говорить об истории суда над Иисусом, то только евангельские повествования позволяют составить о нем реальное, а не фантастическое представление. Любая попытка найти альтернативу неизбежно ставит исследователя на зыбкую почву догадок и гипотез, не подтвержденных источниками.

Еврейский народ дал миру множество великих людей, чья жизнь и учение оказали и продолжают оказывать колоссальное влияние на миллионы людей, не принадлежащих к еврейской нации. Вклад израильского народа в формирование христианства был решающим. Чтобы в этом убедиться, достаточно зайти в православный храм с многоярусным иконостасом. В нижнем ряду центральное место занимают образы Иисуса Христа и Богородицы. Следующий ряд включает изображения двенадцати апостолов, начиная с Петра и Павла. Затем идет пророческий ряд – изображения двенадцати ветхозаветных пророков. Все эти лица были евреями по крови. Еще один ряд, праздничный, изображает главным образом события еврейской истории.

Иисус Христос был самым знаменитым представителем еврейского народа. И Он никогда не отрекался от Своей национальной и этнической идентичности. Самарянке Он сказал: вы не знаете, чему кланяетесь, а мы знаем, чему кланяемся, ибо спасение от Иудеев (Ин.4:22), тем самым отождествив Себя с еврейским народом. Апостол Павел говорил о себе: я Иудеянин, родившийся в Тарсе Киликийском, воспитанный в сем городе при ногах Гамалиила, тщательно наставленный в отеческом законе, ревнитель по Боге (Деян.22:3). Сравнивая себя с другими апостолами, Павел пишет: Они Евреи? и я. Израильтяне? и я. Семя Авраамово? и я (Кор.11:22).

История христианства и история еврейского народа настолько тесно переплетены, что отделить их одну от другой нет никакой возможности. И христианское, и иудейское богослужение до настоящего времени основывается на одной и той же книге – Псалтири. Ветхий Завет является неотъемлемой частью христианской Библии. Из истории еврейского народа невозможно вычеркнуть ни Иисуса Христа, ни апостола Павла, ни других его выдающихся представителей. Именно это может стать прочной базой для диалога между христианством и иудаизмом, а не попытки перетолковать евангельский текст так, чтобы от него не осталось камня на камне.

Отвечая на первый вопрос, поставленный в начале настоящего раздела, мы должны признать, что, с точки зрения христианства, как она отражена в Новом Завете, богословских трактатах, литургической поэзии, основная ответственность за смерть Иисуса Христа лежит на религиозно-политической элите израильского народа, а не на римской власти.

Осознание этого факта, однако, не может служить поводом к огульным обвинениям в адрес еврейского народа, подобным тем, которые имели место в прошлом, так как ответственность за произошедшее лежит не на народе в целом, а именно на тех его представителях, которые тогда стояли у власти. Именно они стали инициаторами казни, они же повлияли на толпу, которая требовала у римского прокуратора распять Иисуса. Вряд ли эта толпа, кричавшая: кровь Его на нас и на Детях наших (Мф.27:25), – включала больше нескольких десятков или нескольких сотен человек. Остальные же представители израильского народа в это время жили своей обычной мирной жизнью. Ни на них, ни на их потомков не может быть возложена ответственность за казнь Иисуса Христа.

6. Конец Иуды

В Евангелиях от Марка, Луки и Иоанна Иуда сходит со сцены после того, как он появился в рассказе об аресте Иисуса. И только Матфей рассказывает, чем закончилась его жизнь. Он говорит об этом после упоминания о том, что Иисус был связан и отведен к Пилату:

Тогда Иуда, предавший Его, увидев, что Он осужден, и, раскаявшись, возвратил тридцать сребреников первосвященникам и старейшинам, говоря: согрешил я, предав кровь невинную. Они же сказали ему: что нам до того? смотри сам. И, бросив сребреники в храме, он вышел, пошел и удавился. Первосвященники, взяв сребреники, сказали: непозволительно положить их в сокровищницу церковную, потому что это цена крови. Сделав же совещание, купили на них землю горшечника, для погребения странников; посему и называется земля та «землею крови» до сего дня. Тогда сбылось реченное через пророка Иеремию, который говорит: и взяли тридцать сребреников, цену Оцененного, Которого оценили сыны Израиля, и дали их за землю горшечника, как сказал мне Господь (Мф.27:3–10).

Приведенный Матфеем текст в действительности принадлежит пророку Захарии: И сказал мне Господь: брось их в церковное хранилище, – высокая цена, в какую они оценили Меня! И взял Я тридцать сребреников и бросил их в дом Господень для горшечника (Зах.11:13). С другой стороны, у пророка Иеремии описывается покупка поля за семь сиклей серебра и десять сребреников (Иер.32:6–9), упоминается дом горшечника, глиняный кувшин, кровь невинных (Иер.18:2–4; 19:1–4). Возможно, Матфей имел в виду образы из этой книги, либо он пользовался каким-то не дошедшим до нас источником. Блаженный Иероним пишет: «В списке еврейских писаний, которые дал мне один еврей из Назорейской секты, я недавно читал апокрифическое издание Книги Иеремии, в котором цитата из Матфея приведена слово в слово».331

О гибели Иуды упоминает также Лука, только не в Евангелии, а в его продолжении – книге Деяний. Здесь рассказывается, как после воскресения Иисуса все ученики единодушно пребывали в молитве и молении, с некоторыми женами и Мариею, Материю Иисуса, и с братьями Его (Деян.1:14) и как в присутствии около ста двадцати человек Петр предложил избрать апостола на место отпавшего Иуды. Это избрание стало первым самостоятельным действием церковной общины. Речь Петра содержит следующую информацию о том, как Иуда закончил жизнь:

Мужи братия! Надлежало исполниться тому что в Писании предрек Дух Святой устами Давида об Иуде, бывшем вожде тех, которые взяли Иисуса; он был сопричислен к нам и получил жребий служения сего; но приобрел землю неправедною мздою, и когда низринулся, расселось чрево его, и выпали все внутренности его; и это сделалось известно всем жителям Иерусалима, так что земля та на отечественном их наречии названа Акелдама, то есть земля крови. В книге же Псалмов написано: да будет двор его пуст, и да не будет живущего в нем; и: достоинство его да приимет другой (Деян.1:16–20).

Эти слова содержат не только описание смерти Иуды,332 но и нравственную оценку его поступка. Смерть Иуды, как явствует из слов Петра, не вызвала никакого сочувствия у апостолов: настолько отвратительным казалось его преступление. Ужасная смерть Иуды воспринимается как справедливое и заслуженное наказание, а на освободившееся место избирается другой человек.

В позднейшей христианской литературе это отношение к Иуде в целом сохраняется: он изображается как абсолютно отрицательный персонаж. Одним из немногих исключений является Ориген, который увидел в раскаянии и самоубийстве Иуды некоторые следы влияния на него нравственного учения Иисуса:

Отсюда разве не ясно для всех, что в душе Иуды наряду со сребролюбием и со злым умыслом предать учителя было тесно связано чувство, произведенное в нем словами Иисуса, – то чувство, которое – если можно так выразиться – заключало в нем еще некоторый остаток доброго расположения... Если сребролюбивый Иуда, крадущий милостыню, которую полагали в ящик (Ин.13:29) в пользу бедных, возвратил тридцать сребреников архиереям и старейшинам из чувства раскаяния, то это несомненно является действием учения Иисуса, которого предатель не мог совершенно презреть и извергнуть. Да и выражение: согрешил я, предав кровь невинную – было, собственно, сознанием своей вины. Посмотри, какую жгучую боль произвело в нем раскаяние в совершенном преступлении: он не мог более выносить даже самой жизни, бросил в храм деньги, поспешно удалился, ушел и повесился. И этим поступком он сам над собой произнес приговор и в то же время показал, какую силу имело учение Иисуса над Иудой, этим грешником, вором и предателем, который все же не мог совершенно исторгнуть из своего сердца учение Иисуса, преподанное ему.333

Мы можем поставить вопрос: почему евангелист Матфей счел необходимым вставить информацию о самоубийстве Иуды в рассказ о Страстях Христовых? Видимо, потому, что этот рассказ содержит в себе целую серию нравственных уроков, которые должны были остаться для будущих поколений. История Иуды прочно врезалась в память Церкви. Всякий раз, когда приходит Страстная седмица и Церковь за богослужениями шаг за шагом воспроизводит путь Иисуса к Голгофе, она вспоминает и об Иуде.

Первый урок, который содержит история Иуды: грех не может остаться безнаказанным. Если Бог не останавливает человека в момент совершения греха, это не значит, что грех останется без последствий.

Второй, не менее важный урок: раскаяние может быть бесполезным, если за ним не последует изменение образа жизни человека к лучшему, отказ от греховной жизни, совершение добрых дел. Иоанн Златоуст пишет:

Смотри, когда Иуда раскаивается? Когда уже совершено и приведено к концу преступление. Таков дьявол: он не дает беспечным взглянуть на грех свой прежде, чем они совершат его, чтобы пойманный не раскаялся. Предатель не трогался тогда, как Иисус столько раз обличал его, но когда уже совершено преступление, пришло ему на мысль покаяние, – пришло, но уже без пользы. Конечно, заслуживает одобрения то, что он сознался, повергнул сребреники и не устрашился иудеев; но что сам на себя надел петлю – это грех непростительный, это дело злого демона. Дьявол отвлек его от покаяния, чтобы оно осталось для него совершенно бесполезным; он же и умертвил смертью позорной и для всех открытой, внушив ему погубить самого себя... Не вынес мучений совести.334

Третий урок: деньги не имеют абсолютной ценности. Даже если сумма кажется привлекательной, она может на поверку оказаться ничтожной в сравнении с иными ценностями. Деньги обесцениваются перед другими, более высокими ценностями, такими как любовь, верность, дружба, сама жизнь. Если человек теряет жизненную мотивацию или если оказывается перед лицом смерти, деньги теряют всякую ценность. В фильме «Титаник» режиссера Дж.Кэмерона есть сцена, в которой один из пассажиров предлагает пачку долларов одному из членов экипажа тонущего судна: тот берет их и бросает в море. Зачем нужны деньги человеку, который через несколько минут уйдет на дно? Точно так же деньги в один момент обесценились для Иуды, когда он понял, что жить ему больше незачем.

Четвертый урок: деньги не должны пахнуть кровью. Это понимали даже первосвященники и старейшины, которые не согласились бросить возвращенные Иудой сребреники в храмовую сокровищницу, а нашли для них иное применение. Жертва на храм должна быть чистой. Для человека же, который заработал деньги ценой предательства или ценой чужой крови, они несут в себе потенциальную угрозу.

Пятый урок касается темы самоубийства. Во многом именно история Иуды сформировала то резко отрицательное отношение к самоубийству, которое характерно для христианской Церкви.

Отношение к самоубийству у народов древнего мира было разным. В некоторых цивилизациях самоубийство воспринималось как благородный или даже героический исход из жизни. Классическим и наиболее известным примером является смерть Сократа, описанная Платоном. Другой известный случай – смерть Сенеки и его жены. (Правда, в обоих случаях самоубийство было вынужденным.)

Христианская традиция воспринимает самоубийство как смертный грех, приравнивая его к убийству. Более того, это единственный из грехов, в котором человек не может покаяться. За исключением тех случаев, когда человек кончает с собой, будучи «вне себя», то есть в состоянии психического расстройства, канонические нормы запрещают отпевать самоубийц; хоронить их, согласно тем же правилам, следует вне кладбища.

Именно самоубийство стало точкой невозврата в судьбе Иуды. По учению христианских толкователей, Иуда мог покаяться и получить прощение от Бога:

Иуда раскаялся: согрешил я, – говорит, – предав кровь невинную (Мф.27:4). Услышал эти слова диавол; понял, что Иуда вступает на путь к лучшему и идет к спасению, и испугался такой перемены... Что же сделал? Смутил Иуду, омрачил чрезмерностью печали, гнал, преследовал, пока не довел до петли, пока не вывел из настоящей жизни и не лишил намерения покаяться. А что спасся бы и Иуда, если бы остался жив, это видно из примера распинателей. Если Господь спас вознесших Его на крест и на самом кресте умолял Отца и просил им прощения в грехе, то явно, что Он со всем благоволением принял бы и предателя, если б этот принес надлежащее покаяние; но он не в состоянии был воспользоваться этим лекарством, будучи поглощен чрезмерной скорбью.335

Здесь раскаяние Иуды трактуется как начало пути к спасению. Но если бы Иуда захотел принести искреннее покаяние, он должен был бы вернуться не к первосвященникам и старейшинам, а к Тому, Кто говорил, что на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии (Лк.15:7). Если Иисус раскаявшемуся на кресте разбойнику сказал: ныне же будешь со Мною в раю (Лк.23:43), – то, несомненно, и Иуду простил бы. Но Иуда уже не смог вернуться ни к Иисусу, ни в общину апостолов: то ли ему помешал стыд, то ли отчаяние, то ли диавол, решивший довести его до погибели.

На протяжении веков, начиная с гностических писаний336 и вплоть до современных произведений художественной литературы337 и научной мысли,338 предпринимались попытки оправдать Иуду, придать его поступку благородный характер, представить совершённое им предательство как часть Божественного плана. Однако в церковной традиции сохраняется то однозначно отрицательное отношение к Иуде, которое напрямую вытекает из евангельских повествований. Современный православный богослов видит в Иуде собирательный образ человека, не сумевшего оценить дар близости к Богу и открывшего душу, а вместе с ней и все свое человеческое естество навстречу диаволу:

Как бездонно глубока трагедия Иуды! В свое предательство Богочеловека Христа он внес всего себя: всю душу, весь ум, всю логику, все сердце, все силы свои. Все существо свое он утопил в чистейшем демонизме. Все, что было злого в человеческих душах, встретилось в его душе; все, что было злого в человеческих умах, собралось в его уме, и получилось невиданное злоумие; так же точно все, что было злого в человеческих сердцах, логиках, волях, собралось в его сердце, в его логике, в его воле. Ибо только как таковой он мог продать Богочеловека за тридцать сребреников Богочеловека: величайшую и действительно единственную всеценность рода человеческого и этой планеты... Падение Иуды тем и исключительно... что он сознательно предал Бога, продал Бога за тридцать сребреников. Никто не недооценивал Бога так бесстыдно и дерзко. Нет ничего более дешевого, чем Бог, в этом мире. Иуда как бы забыл все блага Спасителя, все чудеса Его, даже и те, которые он сам лично совершал Его именем. Да, в этом и заключается весь сатанизм Иудиного богопредательства. Если в роде человеческом есть человек, который сознательно и добровольно стал диаволо-человеком, то это Иуда Искариотский.339

В человеческой природе заложен потенциал богочеловечества в том смысле, что, соединяясь с Богом через веру и добрые дела, человек может настолько приблизиться к Богу, что станет богоподобным. Но в падшей человеческой природе есть и потенциал диаволочеловечества – в том смысле, что человек может сделать все свое естество вместилищем сатаны. На одном полюсе евангельской истории стоит Богородица, на другом Иуда. Первая в наивысшей степени олицетворяет Собой то богоподобное совершенство, к которому призывал Иисус в Нагорной проповеди (Мф.5:48). Второй – то, против чего Иисус предостерегал: Если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма? Никто не может служить двум господам... Не можете служить Богу и маммоне (Мф.6:23–24). Попытка одновременно служить двум господам – Богу и диаволу – закончилась для Иуды трагически.

В образе Иуды перед нами раскрывается та страшная тайна человеческой свободы, которая на предельной своей глубине не поддается рациональному осмыслению. Почему человек может сделать выбор в пользу зла, даже находясь в самой сердцевине добра? Почему он ненавидит свет и не идет к свету (Ин.3:20), даже когда сам Свет идет навстречу ему? Великий русский философ Н.Бердяев так рассуждает о тайне человеческой свободы:

Все достоинство творения, все совершенство его по идее Творца – в присущей ему свободе. Свобода есть основной внутренний признак каждого существа, сотворенного по образу и подобию Божиему; в этом признаке заключено абсолютное совершенство плана творения... Насильственное, принудительное, внешнее устранение зла из мира, необходимость и неизбежность добра – вот что окончательно противоречит достоинству всякого лица и совершенству бытия, вот план, не соответствующий замыслу Существа абсолютного во всех своих совершенствах... По плану творения космос дан как задача, как идея, которую должна творчески осуществить свобода тварной души. В плане творения нет насилия ни над одним существом, каждому дано осуществить свою личность, идею, заложенную в Боге, или загубить, осуществить карикатуру, подделку. Свобода греха поистине есть величайшая тайна, рационально непостижимая, но близкая каждому существу, каждым глубоко испытанная и пережитая.340

* * *

280

Иосиф Флавий. Иудейские древности. 18, 2, 1–2. С.759–760.

281

Элеазар, сын Анана, стал первосвященником перед Каиафой, остальные четверо – после Каиафы. Все они упоминаются у Иосифа Флавия: Ионафан (Иудейские древности. 18, 4, 3. С.767; Иудейская война. 2, 12, 5–6; 2, 13, 3. С.970–971, 972), Феофил (Иудейские древности. 18, 5, 3. С.770), Матфей (Иудей­ские древности. 19, 6, 4. С.828), Анан-младший (Иудейские древности. 20, 9, 1. С.852; Иудейская война. 4, 3, 7; 4, 3, 9–14; 4, 5, 2. С.1061–1066, 1073–1074).

282

Иосиф Флавий. Иудейские древности. 20, 9, 1. С.852.

283

Иосиф Флавий. Иудейская война. 2, 12, 6. С.971.

284

Meier J.P. A Marginal Jew. Vol.III. P.396–399.

285

Иосиф Флавий. Иудейские древности. 18, 1, 4. С.758.

286

Bond Н.К. Political Authorities. P.243.

287

С IV в. в Иерусалиме известно место, отождествляемое с тем, на котором стоял дворец Каиафы, однако это отождествление достаточно условно. Еще меньше оснований для локализации дворца Анны, известной с XIII в. См. об этом: Brown R.E. The Gospel according to John (XIII-XXI). P.823.

288

Иоанн Златоуст. Беседы на Евангелие от Иоанна. 83, 3 (PG 59, 450). Рус. пер.: С.559–560.

289

Weren W. Windows on Jesus. P.209.

290

Keener C.S. The Gospel of John. Vol. II. P.1094.

291

Кирилл Александрийский. Толкование на Евангелие от Иоанна. 11 (PG 78, 604).

292

Vermes G.Jesus. Nativity – Passion – Resurrection. P.211.

293

Schnackenburg J. The Gospel of John. Vol.3. P.239.

294

Кирилл Александрийский. Толкование на Евангелие от Иоанна. 11,12 (PG 74,605–608).

295

Reinhartz A. Caiaphas. The High Priest. P.12–14.

296

Иосиф Флавий. Иудейские древности. 18, 2, 2. С. 760 (цитата приведена выше) и 18, 4, 3. С.767 («Затем он [Вителий] сме­стил первосвященника Иосифа Каиафу и назначил на его ме­сто Ионафана, сына бывшего первосвященника Анана»).

297

Чехановец Я. Каиафа. Археологические свидетельства. С.374–375.

298

Словарь Нового Завета. Т.1. С.579–580.

299

Подробнее см. в: Brown R.E. The Death of the Messiah. Vol.1. P.358–363.

300

Иоанн Златоуст. Толкование на святого Матфея-евангелиста. 84, 2 (PG 58, 754). Рус. пер.: С.840.

301

Иларион (Алфеев), митр. Иисус Христос. Жизнь и учение. Кн. V: Агнец Божий. Гл.2 Р.4. С.109.

302

Обзор мнений см. в: Brown R.E. The Death of the Messiah. Vol.1. P.440–443.

303

Иоанн Златоуст. Толкование на святого Матфея-евангелиста. 84, 2 (PG 58, 754). Рус. пер.: С.840.

304

Августин. Трактат на Евангелие от Иоанна. (CCSL 36, 648). Рус. пер.: Библейские комментарии отцов Церкви. Новый За­вет. Т.2. С.264.

305

Ефрем Сирин. Толкование на Четвероевангелие. 20, 16 (CSCO 137, 291). 20-я глава комментария прп. Ефрема не сохранилась на языке оригинала. Русский перевод с армянской версии дается по изданиям: Библейские комментарии отцов Церкви.

306

Ср.: Perrin N. The High Priests Question and Jesus’ Answer. P.94.

307

Иосиф Флавий. Иудейские древности. 14, 9, 4. С.594.

308

Novum Testamentum graece. P.221.

309

Иосиф Флавий. Иудейская война. 6, 5, 3. С.1168.

310

Иоанн Златоуст. Толкование на святого Матфея-евангелиста. 85,1 (PG 58,757). Рус. пер.: С.845.

311

См. об этом: Иларион (Алфеев), митр. Иисус Христос. Жизнь и учение. Кн. I: Начало Евангелия. С.166–189.

312

См.: Schnackenburg R. The Gospel according to St. John. Vol.3. P.235.

313

Иоанн Златоуст. Беседы на Евангелие от Иоанна. 83, 2 (PG 59, 449). Рус. пер.: С.558.

314

Taylor V. The Passion Narrative of St. Luke. P.77.

315

Августин. О согласии евангелистов. 3,25 (PL 34, 1172).

316

Иосиф Флавий. Иудейская война. 6, 5.3. С.1168.

317

Juster J. Les juifs dans l’empire romain. Vol.2. P.132–145; Lightfoot R. H. History and Interpretation in the Gospels. P. 147­148; Winter P. On the Trial of Jesus. P.90–130.

318

См.: Brown R.E. The Death of the Messiah. Vol.1. P.363–368.

319

Müller K. Moglichkeit und Vollzug jüdischer Kapitalgerichtsbarkeit im Prozess gegen Jesus von Nazaret. S.52–58; Omerzu H. Der Prozess des Paulus. S.348–349.

320

Обзор источников см. в: Chapman D. W, Schnabel E.J. The Trial and Crucifixion ofJesus. P.15–31.

321

Мелитон Сардийский. О Пасхе. 87, 89–94, 96 (SC123, 110–118). Рус. пер.: С. 243–245.

322

Иустин Философ. Диалог с Трифоном-иудеем. 16 (PG 6, 512). Рус. пер.: С.159.

323

Там же. 136–137 (PG 6, 789–792). Рус. пер.: С.350–351.

324

См., напр.: Иоанн Златоуст. Против иудеев. 1, 6 (PG 48, 851­853). Рус. пер.: С.645–646.

325

См.: Деревенский Б.Г. Иисус Христос в документах истории. С.301–383.

326

Характерны в этом отношении высказывания лидера Реформа­ции Мартина Лютера: «Что же нам, христианам, делать с этим отверженным и проклятым народом, евреями? Поскольку они живут среди нас, мы не смеем терпеть их поведение теперь, ко­гда мы осознаем их ложь, и ругань, и богохульство... Во-первых, их синагоги или школы следует сжечь, а то, что не сгорит, нуж­но закопать и покрыть грязью, чтобы никто и никогда не смог увидеть ни камня, ни оставшейся от них золы... Во-вторых, я со­ветую сравнять с землей и разрушить их дома. Ибо в них они преследуют те же цели, что и в синагогах. В-третьих, я сове­тую отбирать у них все молитвенники и Талмуды, в которых они учат идолопоклонству, лжи, проклятию и богохульству. В-четвертых, я советую отныне запретить их раввинам учить под страхом смерти. В-пятых, я советую, чтобы евреи были ли­шены права на охранное свидетельство при передвижении. В-шестых, я советую запретить им ростовщичество и забрать у них все наличные деньги, а также серебро и золото.» Цит. по: Лютер М. О евреях и их лжи (Martin Luthers D. Werke. Bd.53. S.522–524).

327

Великий Пяток. Утреня. Антифон 12.

328

Гаккель С., прот. Как соотносится западное богословие «по­сле Освенцима» с сознанием и богослужением Русской Пра­вославной Церкви. С.93.

329

Там же. С.89.

330

Sanders E.P. Jesus and Judaism. P.297–299 (рус. пер. С.382–383).

331

Иероним. Комментарии на Евангелие от Матфея. 4, 27, 10 (CCSL 77, 265). Рус. пер.: Библейские комментарии отцов Церкви. Но­вый Завет. Т.1б. С.345.

332

Предположительно, его тело сорвалось с высокого дерева, на ко­тором он повесился, и упало на камни таким образом, что из его чрева выпали внутренности. См.: Keener C.S. Acts. Vol.I. P.762­-763.

333

Ориген. Против Цельса. 2, 11 (GCS2, 139). Рус. пер.: С.512-­513

334

Иоанн Златоуст. Толкование на святого Матфея-евангелиста. 85, 2 (PG 58, 759). Рус. пер.: С. 847.

335

Иоанн Златоуст. Беседы о покаянии. 1, 3 (PG 49, 282). Рус. пер.: С.311.

336

Таких, как найденное в 2006 году «Евангелие от Иуды», наде­лавшее много шума.

337

См., напр., повесть Л.Андреева «Иуда Искариот».

338

См., напр.: Klassen W. Judas: Betrayer or Friend of Jesus. P.202–204.

339

Иустин (Попович), прп. Толкование на Евангелие от Матфея. С.436.

340

Бердяев Н.А. Философия свободы. С.148–149.


Источник: Иисус Христос : жизнь и учение : в 6 кн. / Митрополит Иларион (Алфеев). - Москва : Изд-во Сретенского монастыря : Эксмо, 2016-. / Кн. 6: Смерть и воскресение. - 2017. - 847 с.

Комментарии для сайта Cackle