Слово при первом посещении города Сумы, сказанное в Преображенском соборе 20 сентября 1848 г.

В первый раз, братие мои, мы видимся с вами. Увидимся ли в другой раз, един Бог весть. Может быть, только на Страшном Суде Христовом. Но и там мы будем не чужды друг другу, ибо между нами есть союз вечный, неразрывный, союз духовного пастыреначальства. И там вопросят нас, что мы делали для вашего спасения? Возвещали ли вам пути живота вечного? Указывали ли на гибельные последствия порока и неверия? Врачевали ли раны вашего сердца и язвы вашей совести? Гремели ли, когда нужно было, грозным гласом закона и прещением Суда Божия?

Вопросят нас о том там, братие мои; и когда мы помышляем об этом, то всегда приходим в некий невольный трепет: страшимся за тех, которые вверены духовному водительству нашему, страшимся и за себя самих. Ибо кто мы, чтобы нам надеяться на свои силы и иметь их столько, чтобы «быть» – для пасомых нами – «всем вся», по заповеди Апостола? С другой стороны, если худо оказаться неверным и слабым приставником даже в обыкновенных делах житейских, то какой ответственности, какому Суду и прещению не будем подлежать мы, на которых возложено попечение о спасении душ, искупленных Кровию Сына Божия?

Но, братие мои, как бы мы ни оказались безответны на том будущем Суде Страшном, все это не послужит, однако же, к оправданию вашему и не воспрепятствует Судии вопросить и вас: помышляли ли и вы как должно о душе своей и вечности? пользовались ли ко спасению своему теми средствами, которые для всех нас независтно предложены – выну и туне – благодатью Божией? не тратили ли времени и сил своих на то, что под конец жизни оказалось яко суета и ничтожество? ослепившись соблазнами мира и удовольствиями плоти, не меняли ли совести и правды на угождение своим страстям?

И на земном суде не отговариваются неведением, тем паче нельзя будет отговориваться там. Нельзя будет сказать: я не умею читать... я не слыхал красноречивых проповедников... Все мы слышим непрестанно такое слово, пред которым все человеческое витийство есть «яко медь звенящи» (1Кор. 13:1). Ибо все мы слышим пророков и Апостолов; слушаем в Евангелии Самого Господа и Спасителя нашего. Какой храм не оглашается их словом? И где нет храмов? И кому воспрещен доступ в них? Приходи всякий и учись; учись всему, что тебе нужно знать для твоего спасения. Что действительно здесь, в храмах, можно изучиться делу спасения, – свидетель этого многочисленный сонм святых Божиих, которые, будучи не знакомы ни с каким человеческим просвещением, ничего не слыхав и не знав, кроме Евангелистов и Апостолов, преуспели, однако же, в вере и благочестии до того, что на земле сделались равными Ангелам и озарили светом своей благой жизни, а некоторые – и своих чудес, всю вселенную.

Но, увы, нас всех губит не скудость и недостаток познаний, необходимых для нашего спасения, а неупотребление в дело познанного: мы, подобно бесплодной и каменистой земле, хотя и приемлем в себя семена истины и жизни вечной, но не даем им возрастать и питать нас. Ибо стань каждый пред этим престолом вечной любви и правды и скажи: исполнял ли ты, что знаешь? Знаешь, что должно любить Бога всем сердцем и паче всего, – но любишь ли? Знаешь, что должно избегать невоздержания, злобы, прелюбодеяния, скупости, сквернословия, – но избегал ли? Ведаешь, что для каждого из нас необходимо покаяние во грехах, для каждого необходимо приготовление к смерти, – но каешься ли, как должно? Готовишь ли себя к смерти, как должно?

Очевидно, братие мои, что редкие из нас в состоянии выдержать такое испытание; большая часть должны сознаться, что они не исполняют познанного, не поступают так, как бы следовало поступать по внушению Евангелия и совести.

Что же делает нас такими? Не уверенность ли, что наша злая жизнь не будет иметь для нас худых последствий, что мы, и проведя на земле время во грехах и беззаконии, не сделаемся, однако же, через то несчастными в вечности? – Но это невозможно, решительно невозможно. На земле, вследствие превратности²⁸ вещей, произошедшей от падения во Едеме наших прародителей, счастье может разлучаться и часто отлучается от добродетели, а несчастье и казнь – от порока; но за пределами земли, в вечности – никогда. Там непорочность и блаженство составляют одно и тоже, равно как порок и мучение также суть едино. Иначе в чем бы, скажите, состояла самая святость и правда Божия? какая бы разность была между добродетелью и пороком? – В таком случае и они были бы одно и тоже, если бы, то есть, не давали от себя совершенно разных плодов: первая – мира, радости и блаженства, а последний – мрака, горести и разрушения. И стал ли бы Господь угрожать нам тем, что не существует? Стал ли бы объявлять в слове своем, что грешников ожидает мука вечная, если бы не было ни ада, ни геенны? Так могут поступать токмо люди слабые и лживые, а не Бог Всемогущий и верный во всех словесех Своих.

Но многие нисколько не сомневаются ни в будущих наградах праведным, ни в наказании, ожидающем грешников, и, однако же, не оставляют греха и неправд своих. Их что удерживает на пути беззакония? Удерживает, большей частью, мысль и надежда, что они со временем освободятся от уз страстей, начнут жить по внушениям веры и совести. Не обольщайтесь, братие, подобной надеждой, ибо можно ли так явно отдавать вечное спасение свое на произвол слепого случая? Ежедневный опыт показывает, как самые крепкие по видимому здравием люди вдруг падают бездыханны. Вообразим, что мы подверглись такому случаю: где будет тогда наше покаяние? И что за покаяние в крайности, пред смертью, хотя бы и довелось принести его? Если мы по началам святой веры нашей не можем отвергать вовсе его действительности, то, с другой стороны, как трудно ручаться за нее? Ибо кто, видя смерть пред собою, не скажет, что «я грешен... прости и разреши...»? – Но покаяние состоит не в словах, а в перемене сердца и духа на доброе. А как произойти этой перемене, когда вся мысль умирающего сосредоточена в чувстве страданий телесных? Где тут свобода и где вера и любовь, столь необходимые для истинного покаяния? Итак, не попускайте, братие мои, обольщать себя мыслью о будущем вашем покаянии пред смертью. Расторгните узы страстей, доколе они не соделались яко железо на вые²⁹ вашей, свергните с себя тяжесть грехов, доколе она не подавила вас собою. Враг душ ничем так не уловляет бедных грешников, как отложением покаяния на будущее время. Ибо внушать грешнику нераскаяние³⁰ во грехе, как нераскаян он сам [враг душ], слишком дерзко и неуместно; и вот сей нераскаянный дух непрестанно будет говорить тебе, что ты покаешься, – а между тем, отлагая со дня на день покаяние, этим ты со дня на день соделываешь его для себя более трудным и потому менее возможным. Не так ли именно многие, собираясь ежедневно исправить свою жизнь, продолжают грешить до смерти? Увы, восклицает один учитель Церкви, большая часть узников ада состоит не из неверующих и ожесточенных, а из тех, которые всю жизнь собирались каяться и умерли, однако же, во грехах своих! Аминь.