Преподобный Димитрий игумен Прилуцкий, вологодский чудотворец

Великий угодник Божий чудотворец св. Димитрий родился в начале ХIV века в Переяславле-Залесском от благочестивых и богатых родителей купеческого звания и под их бдительным присмотром провел свои юношеские годы. Родители его естественно смотрели на своего сына как на будущего купца, которому они передадут свои капиталы, а он будет продолжать их торговлю. Такими надеждами они могли утешаться, тем более, что Димитрий еще мальчиком отличался благонравием и отец с матерью, может быть, не один раз горячо благодарили в душе Бога за своего сына, за то, что собранный ими капитал – труд всей их жизни – перейдет в надежные руки и не изгниет прахом. С этой целью они отдали его учиться грамоте, которой он выучился скоро, и старались передать ему познания, необходимые в их звании. По купеческому обычаю Димитрий вероятно рано стал знакомиться с торговлей под руководством отца, которому и помогал, как мальчик толковый и грамотный. Неудивительно, если родители утешались, глядя на своего сына и с отрадным чувством смотрели на будущее, возлагая на сына все свои надежды. Ожидания их однако не сбылись, хотя сын и не промотал отцовского состояния. Иной, высшей цели посвятил себя Димитрий и её преследовал в течение всей своей жизни.

Благочестивые родители, желая дать своему сыну сколько возможно лучшее воспитание, старались прежде всего вселить в его сердце страх Божий, как начало премудрости и источник временного и вечного счастья. Таким образом религиозная настроенность с самых ранних лет глубоко западала в душу отрока, быстро в нем развивалась и не замедлила отразиться на всем его поведении. С самого детства он показывал в себе несвойственную детям сдержанность, удалялся детских игр и забав и не требовал, по примеру других детей богатых родителей, чтобы слуги ухаживали за ним и раболепно угождали ему. Изучение грамоты, пробуждая мысль мальчика и питая его любознательность, в то же время с одной стороны возбуждает в нем сознательное отношение в себе и ко всему окружающему, с другой – дает новый, сильнейший толчок развитию его религиозного чувства. Отрок с жаром предается чтению священного писания, стараясь проникнуть в смысл его, извлекая из него для себя уроки и примеры для подражания; но чем более он знакомился со священными книгами, тем менее чувствовал в себе наклонность к торговым делам. Слово Божие раскрыло и показало ему всю непрочность земным благ, тщету и опасность для душевного спасения мирских привязанностей, оно возвысило и очистило его представления о настоящей, скоропреходящей, суетной человеческой жизни, о ничтожности земных благ, удовольствий и наслаждений, которые не в состоянии удовлетворить человеческого духа в его стремлении к бесконечному добру, счастью и блаженству. Вместо скоротечных благ и мимолетного счастья оно раскрыло перед отроческими очами Димитрия красоту вечных благ и полноту небесного счастья, представило и облако живых свидетелей (Евр.12:1), которые презирали всё земное, посвятили себя единственно на служение Богу и шли по избранному ими пути, безропотно перенося всевозможные лишения и страдания. Высокие примеры св. подвижников, богодухновенных пророков и апостолов озарили душу юноши новыми, неведомыми ему идеалами, в сравнении с которыми настоящие его занятия с отцом торговлей показались ему ничтожными и бесцельными. Чистое сердце отрока устремилось к иной– духовной купле, жаждало сокровищ и богатств вечных, «их же ни червь, ни тля тлит, ни татие подкапывают и крадут» (Мф.6:19). Достигнув юношеских лет, Димитрий настолько изменился в своих взглядах, привычках и образе жизни, настолько охладел к торговле¹, богатству, к тому положению, какое занимал в семье² и в обществе, и к той карьере, какая его ожидала, – что вероятно сами родители поняли несбыточность своих надежд и бесполезность увещаний отклонить сына от того идеала жизни, к какому он стремился со всем увлечением и горячностью молодости³. Сам Димитрий более и более возгораясь любовью к Богу⁴, возвышается до решимости оставить все и всецело посвятить себя на служение Ему⁵. В цветущие годы жизни молодой человек прекрасной наружности, сын почтенных и богатых родителей, умный и благовоспитанный⁶, блестящий жених, обращавший на себя внимание девиц и матерей, – неожиданно к общему удивлению отказывается от родительского наследства в пользу своего брата, оставляет отцовский дом и принимает пострижение в Нагорном Борисоглебском монастыре⁷.

Самозванный Димитрий всего себя посвящает в монастыре исполнению иноческих обетов, не только волосы головы своей постригает, но и все соблазны, суеты и любление и сласти мирские отсекает, только единого Христа приобряща и того стопами последуя, свою волю отмеща, на братию служаше с повиновением, и паки много потрудився на добродетель, трезвением и молитвой чистой и смирением последним и любовью духовной ко всем и оттуду обрете плод спасения, поучаясь в законе Господни день и ночь, трудолюбный и присный богоугодный подвизатель и целомудрием и чистым сердцем взыская Бога и про сторещи ангельское житие имея. Послушание его настоятелю было совершенное, служение братии – усердное, пост столь строг, что все дивились его терпению; за его простоту и ангельское незлобие все – и монахи и бельцы – любили его и почитали, как угодника Божия. Слух о его добродетелях скоро дошел до архипастыря и сколько преподобный ни отказывался, ссылаясь на свое недостоинство, он был удостоен сана священства. Как верный раб Владыки, приняв великий талант, преподобный усугубил свои подвиги, сияя во обители яко звезда пресветлая.

Неизвестно, долго ли пр. Димитрий украшал собой место своего пострижения– монастырь Нагорный, но так как не только в нем, но почти во всех монастырях на севере России не было общежития, то преподобный, ревнуя о славе Божией и стремясь к жизни более безмятежной и всецело преданной одним только заботам о спасении души, решился основать новый монастырь со строгим уставом общежития. Испросив благословение архипастыря, пр. Димитрий при помощи добрых людей, так как сам решительно не имел ничего, кроме одной монашеской рясы и власяницы, вскоре поставил храм во имя святителя Николая и устроил при нем общежительный монастырь. С Нагорного преподобный переселяется теперь на болото, не только духом, но и самым местом жительства стараясь унизиться и смириться, чтобы приблизиться к Богу. Не привлекательна была местность новой обители, устроенной за городом, на сыром и болотистом месте, в одной версте от Плещеева озера – но преподобный не был разборчив в избрании места и мало обращал внимания на то, что прямо не относилось к единственной его цели – спасению души. Несмотря на такое невыгодное положение монастыря, на бедность и незатейливость монастырского строения, на отсутствие сел и угодий, на то, что обитателям его неминуемо предстояли труды и лишения, – пример преподобного и его влияние на переяславское общество были столь сильны, что едва только Димитрий поселился в основанном им монастыре, во множестве стали приходить к нему и монахи из других монастырей и бельцы из городов и селений, желая с ним сожительствовать и иметь его своим руководителем ко спасению. Как отец чадолюбивый, преподобный с любовью и радушием принимал всех и, возведенный в сан игумена, так заботливо, с таким смирением и незлобием направлял ко спасению вверенное ему стадо, умел поставить себя в такие отношения к братии, что все смотрели на него, как на ангела Божия, и во всем с охотой и любовью повиновались ему, как самому Христу. Стоило только игумену приказать что-нибудь одному из братий, и семеро готовы были тотчас же исполнить повеление. Особенные случаи и обстоятельства, обнаруживания в пр. Димитрии присутствие благодати Божией и силу чудотворений, немало способствовали установлению тех отношений, в каких иноки, по духу монастырского устава, должны были находиться к своему игумену. Рассказывают, что одаренный необыкновенной красотой⁸ и опасаясь, как бы она не послужила кому-нибудь во вред и искушение, преподобный хотя и старался уничтожить и увядить ее постом и суровой жизнью, – но от поста лицо его еще более просвещалось и делалось прекраснее подобно тому, как цвели здоровьем и красотой лица трех отроков в Вавилоне. Поэтому Димитрий, когда случалось ему беседовать с мужчинами, закрывал лицо своим монашеским куколем, а с женщинами никогда не беседовал, так что очень немногие видели его лицо. Так поступать пр. Димитрий вынужден был особенно потому, что его монастырь посещали очень многие из горожан. Мужчины, женщины и дети, привлекаемые частью уважением к самому игумену, частью близостью монастыря от города, благоговением и стройностью совершения всех церковных служб, в большом числе любили приходить к монастырскому богослужению в воскресные и праздничные дни. Одна из знатных переяславских жен, наслышавшись о необыкновенной красоте молодого игумена, сделалась усердной посетительницей монастыря. Долгое время старания её увидеть пр. Димитрия были безуспешны, и вот она, подстрекаемая пустым женским любопытством, забыв приличие и стыд, подкрадывается к его келье, припадает к окну и смотрит на игумена. В это время преподобный готовился в своей келье к Божественной литургии и, не предполагая, чтобы кто-нибудь мог быть близ кельи и видеть его, имел лицо свое открытым. Лицо подвижника сияло необыкновенным светом, он показался ей не человеком, а ангелом и она до того была поражена его строгим взглядом, что от страха упала на землю и во всем теле своем почувствовала совершенное расслабление и изнеможение. Крик ужаса и рыдания привлекли к ней некоторых из братий, приходивших в это время в церковь. Обливаясь слезами, она рассказала им о своём дерзком и безумном поступке и умоляла их испросить прощение у преподобного. Братия сжалились над её бедственным положением и просили своего настоятеля простить ей вину. Тронутый раскаянием и слезами несчастной, он с кротостью упрекнул её: «Для чего ты, неразумная, захотела увидеть грешника уже умершего для мира?» Затем, преподав ей наставление о том, как женщина должна вести себя дома и в церкви, стараясь отличать себя более скромностью, стыдливостью и целомудрием, нежели богатством и пышностью нарядов, простил и благословил её, сотворив над ней крестное знамение. Тогда расслабленная, к удивлению всех бывших тут, почувствовала себя совершенно здоровой и отправилась в свой дом, славя Бога и благодаря Его угодника.

Важным событием для пр. Димитрия, во время его игуменства в Никольском монастыре, было личное свидание и знакомство его с пр. Сергием Радонежским, обратившееся потом в искреннее дружество. В то время, когда пр. Димитрий, подобно светлой звезде, сиял из своего болота светом своих добродетелей и назидал жителей Переяславля и братию своим учением и примером, в 60 верстах от Переяславля, в дремучих лесах радонежских, восходило другое светило, Богоносный Сергий, отец и руководитель иноков для всего севера. Друзьям Божиим свойственно любить друг друга и радоваться духовному преуспеянию единонравных с ними трудников, как своим собственным. Давно слышал пр. Димитрий о чудном и равноангельском житии великого Сергия и желал утешиться его лицезрением и душеполезными с ним беседами. Желание естественное и понятное, оба они стремились к одной цели – славе Божией, оба одинаково были озабочены утверждением иноческого общежития и спасением собранной ими братии, у обоих в подвижнической жизни могли быть опыты и наблюдения, случаи и обстоятельства, взаимное сообщение и обсуждение которых было полезно для того и другого, и вот Промысл Божий, для обоюдной их пользы, не замедлил доставить им случай к свиданию. Это было в 1354 году, когда во время пребывания св. Алексея в Царьград, делами митрополии управлял владимиро-волынский епископ Афанасий, живший в Переяславле. С некоторыми из братий пр. Сергий пришел в нему в Переяславль, чтобы испросить игумена для своей пустыни, но сколько преподобный ни отрицался и ни старался отклонить от себя избрание, должен был повиноваться воле архипастыря и принять посвящение в сан пресвитера и начальство над братией. Как два родные братья с любовью встретились единонравные подвижники, прося взаимно друг у друга благословения и молитв – как тот, так и другой, по глубокому смирению, считая себя худшим, а собеседника своего лучшим, взаимно просили друг у друга советов и наставлений. Отходя из Переяславля, пр. Сергий просил Димитрия навещать его, и пр. Димитрий, когда только было можно, любил ходить в пустыню радонежскую для духовного собеседования и совокупной молитвы с великим её основателем. Свидание их в пустынной обители для обоих было праздником и духовным торжеством. Умилительно было видеть, как преподобные – гость и хозяин совершали всенощные бдения в малом и убогом храме св. Троицы, читая псалмы по берестяным книгам при тусклом свете и треске горящей лучины, как усердна и пламенна была их молитва, бесчисленны поклоны и коленопреклонения, с каким благоговением и воодушевлением соединяли они преподобные гласы свои с голосами поющей братии, с каким вниманием слушали чтения и как, после продолжительных подвигов поста и молитвы, в тесной и убогой келье Сергия садились они за скудную трапезу – сухой хлеб и воду, услаждая себя назидательными разговорами и со смирением прося друг у друга наставлений и молитвенной помощи. Всецело преданные заботам о снискании благ грядущих, они не замечали недостатков и скудости настоящего, и их постнические лица – от благодатного света и радости сердечной – сияли довольством и веселием.

И в XIV веке, когда люди были бесспорно гораздо набожнее нынешнего, когда было почти всеобщее стремление к иноческой жизни, когда в таких небольших городах, как Переяславль, было по несколько монастырей⁹ и еще строились новые – такая строгая и нестяжательная жизнь, какую вели пр. Сергий и Димитрий, такие подвиги терпения и самоотвержения были нечасты. Много было монастырей и монахов, но не все монашествующие были мертвыми для мира и свободными от его привязанностей и только немногие обладали даром прозорливости и чудес, вот почему слава о св. Димитрии быстро распространилась повсюду, так что он сделался известным и самому в. князю Донскому. Набожный Димитрий Иоаннович уважал пр. Димитрия и столько дорожил его молитвами и благословением, что, вызвав его к себе в Москву, упросил быть восприемником одного из своих сыновей; самую победу над Мамаем в. князь приписывал молитвам его и Сергия. При таком расположении государя к Димитрию, на смиренного игумена бедной переяславской обители смотрели в Москве, как на ангела Божия; благочестивый государь и бояре, богато одарив преподобного и давши ему все необходимое для обители, с честью отпустили в Переяславль, прося не забывать их в молитвах¹⁰. Сделавшись кумом государя и приобревши всеобщую любовь и уважение, пр. Димитрий легко мог украсить и обогатить свой монастырь, построить в нем величественные храмы и здания, выпросить села и угодья, чем еще более мог бы заслужить от людей почета и похвал, и что непременно сделали бы другие на его месте, – но Димитрий был весь Божий (Быт.10:19). Преподобный боялся человеческой славы, считая ее опасной для себя, и то, чем другие стали бы утешаться и хвалиться, причиняло беспокойство и скорбь смиренной его душе. Знакомство и дружба с богатыми и славными мира, слава и почести были, по его мнению для инока то же самое, что сеть для птицы, искусно расставленная тенета для серны, одно прикосновение к которым может быть гибельно. Еще Арсений великий советовал монахам бегать людей, посему и пр. Димитрий, во избежание людской славы, задумал оставить родину и обитель свою и удалиться куда-нибудь в глухие, безызвестные места, чтобы там в совершенном безмолвии, неведомо от людей служить Богу. На обратном пути из Москвы, посоветовавшись о том с другом своим Сергием, преподобный, придя в Переяславль, немедленно объявил братии о своем намерении. Напутствуемый слезами и молитвами иноков, пр. Димитрий вышел из Никольской обители в сопровождении одного только любимого ученика своего Пахомия, не захотевшего с ним расстаться и направил путь свой на север, тогда еще не густо населенный, в пределы вологодские. Проходя по дремучим лесам и обширным болотам, странники пришли на реку Лежу и устроили себе хижину неподалеку от впадения в нее речки Великой, верстах в 30 от г. Вологды. Полюбилось им это место, окруженное со всех сторон лесом и удаленное от селений. Здесь надеялись они тихо и безмолвно проводить свои дни в служении Богу и своими руками вдвоем поспешили построить небольшую церковь в честь Воскресения Христова. Но сколько ни умеренны и ни святы были их желания, не суждено было им исполниться. Избраннику Божию Димитрию надлежало искушену быть по всяческим (Евр.4:15), победоносно вышедшему из борьбы с прелестями и обольщениями мира, испытать еще вражду и гонение от него, чтобы быть опытным руководителем других и насадителем общежития на севере.

Невежественные и грубые жители соседней Авнеги, услышав, что в лесах их на Леже поселились старцы и построили уже и церковь, вместо того, чтобы радоваться и благодарить Бога за то, что Он послал им молитвенников и руководителей ко спасению, пришли в смущение и страх за свои земли. Опасаясь, что старцы, устроившие монастырь, не только завладеют их землями и угодьями, но и их самих подчинят своей власти, они стали роптать, сердиться, и наконец, собравшись толпой, пришли к преподобному с грубостью и угрозами требуя, чтобы он оставил их сторону и шел в другое место. «Неугодно есть нам твое здесь пребывание», – говорили они. Требование невежд было неожиданно и прискорбно для преподобного – тем более, что опасения авнежцев были совершенно неосновательны, так как пр. Димитрий намеревался проводить здесь жизнь в уединении и безмолвии, не думая строить обители, поэтому ни села ни угодья ему не были нужны Преподобный мог конечно отказать авнежцам в их требовании; мало того, стоило только ему выразить свое желание перед в. князем и тогда действительно не только поля и угодья, но и всю Авнегу Димитрий Иоаннович почел бы за удовольствие и счастье приписать к пустыне своего кума. Но привыкший всегда сообразовать свою жизнь с волей Божией и во всем случающемся с ним видеть указание Промысла, пр. Димитрий из несправедливого и грубого требования авнежцев заключил, что избранное им место и род жизни неугодны Господу; поэтому он немедленно оставил свое пустынное жилище, не только не оскорбившись незаслуженной враждой и ненавистью крестьян, но еще весьма довольный тем, что ему удалось построить храм там, где он был крайне нужен, так как в стране той было тогда еще очень мало церквей, отчего и народ был крайне груб и невежествен. С пустынных берегов Лежи и Великой пр. Димитрий с единственным спутником и учеником своим Пахомием прибыл в Вологду. Это было летом 1371 года.

Еще в ХII веке, когда по малонаселенности края, земля в Вологде не имела почти цены и когда во всех вологодских посадах была только одна небольшая церковь, вологжане сперва мало показали сочувствия намерению пр. Герасима построить церковь и даже спорили с ним из-за места под нее. Теперь же вследствие умножения народонаселения земля была уже в цене, церквей в городе было много, был и монастырь и уже трудно было ожидать сочувствия граждан к строению новых церквей и монастырей, в которых не было необходимости. Оттого казалось, что и здесь безызвестные старцы-странники найдут себе прием не лучший, чем в Авнеге, но случилось совершенно напротив. Как бы в утешение и награду за обиду и оскорбление, причиненное пр. Димитрию на Леже, вологжане приняли его с великим радушием и любовью. Не желая расстаться с ним, жители усердно просили преподобного поселиться в их стране, построить общежительный монастырь, какого еще не было тогда ни одного во всех северных пределах, начиная с Волги, и избрать для того место, где он хочет, обещаясь помогать и содействовать ему в строении. Такое радушие народа тронуло преподобного, полюбился ему и город, украшенный множеством храмов Божиих, и хотя сердце его горело желанием пустынного уединения, с какой целью он и оставил Переяславль, но в этой всеобщей любви к себе народа, в сильном желании граждан удержать его при себе и видеть основателем общежительного монастыря, преподобный не мог не видеть указания Промысла, предназначавшего ему образ жизни и место подвигов. Поэтому пр. Димитрий, давно отрекшийся своей воли и всегда старавшийся поступать только по воле Божией, решился исполнить желание граждан, и духовную их пользу предпочел исполнению собственного желания. После усердной и продолжительной молитвы он пошел осматривать окрестности города, чтобы найти удобное место для основания обители. Такое место скоро нашлось. Проходя по левому берегу р. Вологды, преподобный дошел до поворота (луки) к северо-западу и остановился на засеянном рожью поле, принадлежавшем двум богатым крестьянам ближайшего села Прилуцкого, в 3-х верстах от города на северо-восток. Полюбилось пр. Димитрию это место, владельцы которого благонарочитый муж Илья с другом и соседом Исидором Выпрягом оказались такими добрыми людьми, что не только с радостью уступили ему свою землю и просили как можно скорее приступить к строению храма и обители, но и сами вытоптали свою ниву, чтобы только не откладывать начатия Святого Дела до уборки хлеба, который тогда был уже в колосе. Тронутый усердием поселян, пр. Димитрий со слезами умиления и благодарности к Богу преклонил колена на потоптанной ниве, прося Господа благословить место и сделать его нивой плодов духовных; затем, в знак основания обители собственными руками устроив крест и водрузив его, приступил к сооружению храма¹¹. Такое же усердие возгорелось как в гражданах города Вологды, так и в жителях окрестных селений, когда они услышали о заложении пр. Димитрием храма. Чудное зрелище представилось тогда очам наблюдателя: «Было тогда видеть дивно и радости исполнено во граде и по селам во всех людях. Все малии и велицыи, богатии и убогии, друг друга предваряюще, течаху, яко некий бисер бесценный купить, благословение от святого принять и свои имения тому вручить, каждый по силе своей, ин деньги, ин древеса, ов же другое потребное церкви и монастырю». При таком усердии граждан и поселян в скором времени был воздвигнут храм и 1 Августа того же 1371 года был освящен в честь Происхождения древ животворящего креста Господня на освящение водам. Посвятить храм животворящему кресту побуждало пр. Димитрия с одной стороны то обстоятельство, что по недавности установления этого праздника в России¹², еще не было в Вологде ни одного храма в честь его, с другой то, что сам преподобный, от юности взявший на себя крест Христов, имел особенное благоговение и веру в силу животворящего креста, как страшного в непобедимого орудия на врагов, и столько почитал св. крест, что не хотел никогда расстаться с ним, нося его с собой даже и в путешествиях своих. Тогда же построено было несколько келий для братии и все другие необходимые для общежития службы, таким образом основалась первая на севере обитель со строгим иноческим общежитием, скоро наполнившаяся подвижниками. Не только многие из жителей города и окрестных селений пожелали учиться иноческой жизни под руководством пр. Димитрия, но немало приходило к нему иноков и из прежнего его Переяславского монастыря, лишь только достигла до них весть об устроении пр. Димитрием монастыря в Вологде. Сам державный кум его рад был услышать, что любезный ему святой старец оставил безызвестные места и строит монастырь близ Вологды и поспешил послать ему пожертвования на строение. Скоро новоустроенный монастырь то щедротами в. князя, то усердными приношениями вологжан и в особенности Илии и Исидора Выпряга, получил обеспечение в своем содержании. У монастыря было уже и небольшое поле для посева хлеба, в двух верстах от него, пожертвованное едва ли не теми же добрыми землевладельцами. Часто приходил сюда преподобный наблюдать за удобрением и обработкой земли, и этот небольшой участок, возделываемый одним только пахарем Григорием, по молитвам святого столько доставлял хлеба, что его довольно было для содержания братии в продолжении целого года. По новости монастыря не так много было в нем только книг для чтения¹³. Однажды, когда некоторые из братий, увлекаясь любознательностью, напоминали своему игумену об этом недостатке их обители, мудрый старец, сам любивший книги, чтобы показать им, что монахи более должны заниматься очищением своего сердца и молитвенным собеседованием с Богом, нежели заботиться об образовании и увлекаться любознательностью, отвечал: «Довольно, братия, и тех утешительных для души книг, какие у нас есть, если без лености хвалим по ним Бога, яко труба Божия вопиюща на всяк день и ночь, от чистого сердца, с духовной любовью и смирением». Поучая так братию словами, преподобный своей жизнью представлял им самый лучший образец иноческих подвигов и разительный пример для подражания. Как отец чадолюбивый, заботясь о всех, всех стараясь утешить и успокоить, пр. Димитрий был всегда первым в трудах на пользу братии, первым и в церкви на молитве, не перестававшей исходить из его уст. Для того, чтобы беспрепятственно и всецело предаваться молитве, он устроил в церкви для себя место, по левую сторону алтаря, огородив его досками, и тут, никем не видимый, изливал перед Богом свою душу, орошая лицо свое слезами и не переставая от воздыханий и коленопреклонений. Пост его был таков, что часто по целым неделям он не принимал никакой пищи и даже в праздники, когда по церковному уставу, полагалось инокам разрешение на то или другое и некое утешение, сам он питался одной просфорой с теплой водой, подаваемой ему келарем в малом глиняном сосуде. Во всем монастыре ни на ком не было одежды хуже, как на самом игумене: это быль ветхий, заскорузлый тулуп из жестких овчин, который зимой не защищал его от холода, и, от которого летом он постоянно обливался потом, под этой одеждой на голом теле пр. Димитрий всегда носил еще железный крест с тяжелыми цепями.

Предки наши любили посещать монастыри, а так как молва о жизни и подвигах пр. Димитрия широко уже распространилась, да и монастырь его был недалеко от города и на самой дороге в Устюг, Пермь великую и Белоозеро, то посетителей из горожан и из проезжавших купцов бывало в монастыре довольно. Однако преподобный был столько чужд всякого лицеприятия и человекоугодия, что ни для чиновных лиц, ни для именитых купцов никогда не изменял и не оставлял своего молитвенного правила, не старался заискивать их расположения, чтобы получить через то более пожертвований. По своему смирению не ища ничего от других, преподобный в то же время считал себя должником пред всеми, и потому в обители его все находили себе приют, успокоение и никому ни в чем не было отказа. Мало того, что в своем монастыре пр. Димитрий старался помочь каждому по мере его нужды, ухаживал за больными и молитвами своими возвращал им здоровье, одевал и кормил бедных, прощал им долги, платил за них другим заимодавцам, но нередко сам ходил в город, чтобы защищать невинных и ходатайствовать перед судьями за угнетенных. Наслышавшись о щедрости преподобного, нищие толпами приходили в монастырь, так что на милостыню им хлеба требовалось более того, сколько выходило на братию, отчего преподобный, чтобы не возбудить неудовольствия и ропота братии, старался подавать милостыню тайно. Смиренный старец, непрестанно сокрушаясь о грехах и почитая себя недостойнее и хуже всех, тем не менее никогда не опускал случая преподать наставление другим, как братии, так и приходящим, не стеснялся высказывать истину и даже обличать, когда того требовала нужда и польза слушающих. Самым друзьям своим и благотворителям обители пр. Димитрий преподавал иногда такие наставления, которые были для них вовсе неожиданны и потому не могли не удивлять и не поражать их, глубоко запечатлеваясь в сердце. Так, когда известный уже нам и любимый преподобным Илья принес однажды, по своему обычаю, щедрое подаяние для братской трапезы, пр. Димитрий не хотел принять принесенного, кротко сказав Илье: ‹Отнеси это в дом свой и напитай прежде домочадцев твоих, да не томятся они голодом и жаждой, – остатки же, если будут, принеси нашей нищете, да будешь совершен милостивец». Только слезы и обещание Ильи быть всегда милостивым к своим слугам побудили старца отменить свое решение и принять принесенное. Этому Илии, за его усердие к обители, преподобный много делал добра, а однажды избавил его своими молитвами от великой беды.

Подвигами поста и молитвы, самоотверженной любви и терпения пр. Димитрий достиг наконец высокого духовного совершенства и как сказал апостол: елико внешний наш человек тлеет, толико внутрений обновляется (2Кор.4:16), так и он, чем более изнурял себя строгостью жизни, тем свободнее становился дух его, тем яснее и чище делалось его духовное зрение, так что он не только созерцал совершавшееся в странах отдаленных, но прозревал и будущее. Дошли до нас два случая его прозорливости. Родной брат пр. Димитрия, наследовавший богатое отцовское имение и занимавшийся торговлей, от неудачных торговых оборотов впал в крайнюю нищету и неоплатные долги. С глубокой скорбью пришел он в монастырь к брату и просил у него благословения идти в Сибирь к языческим племенам Югре и Печере, чтобы меховой торговлей с ними поправить запутанные свои дела. Благословил преподобный обнищавшего брата и он возвратился из Сибири с таким прибытком, что мог уплатить все свои долги. На следующий год он снова просил у брата благословения на то же путешествие и, получив его, благополучно возвращается домой с большим богатством. Страсть к барышам овладела купцом и через год он в третий раз является к брату за благословением в знакомый путь. «Довольно брат, – сказал ему преподобный, – на этот раз, можешь прожить и с тем, что приобрел, не ходи более, не погибнуть бы тебе от зверских людей». Брат не послушался и уже более не возвращался домой. В другой раз весной, трудясь вместе с братией над церковной пристройкой, пр. Димитрий прослезившись с глубоким вздохом сказал: «Мы, братия, строим теперь земные вещи тленные, а благоверный в. князь Димитрий Иоаннович от сего дне уже не печется с нами о суетном сем житии» и тотчас же начал вслух братии молиться об упокоении души его. Слова преподобного показались братии странными, так как в. князь был не очень стар и не было никакого известия о его болезни; но через несколько дней действительно пришла из Москвы печальная весть, что в. князь скончался и именно в тот самый день и час, когда говорил о его смерти преподобный. Это было в 1389 году, уже только за три года до смерти самого Димитрия.

От самой юности шествуя путем тесным и скорбным, пр. Димитрий, проведши около 20 лет в Прилуцком монастыре, достиг маститой старости, лета покрыли сединой его главу, посты, бдения и труды изнурили телесные силы его, предвестники смерти– недуги чаще и чаще стали его удручать, старец Божий видимо угасал, с каждым днем становясь слабее и слабее; – но и теперь он не хотел изменить своего правила, ослабить подвиги и хотя сколько-нибудь дать успокоения утружденному своему телу. Как в лета молодости, так и ныне, хотя часто уже и через силу, все еще по-прежнему старался он везде быть первым и в церкви и на работе. Только уже предчувствуя близость кончины и желая, чтобы и после него в монастыре неизменно соблюдался тот же чин и порядок, какой был им учрежден, пр. Димитрий решился заблаговременно сам назначить себе преемника. Для этого собрав всю братию, он возвещает им скорое отшествие и благословляет быть вместо себя игуменом сотруднику своему Пахомию, вместе с ним пришедшему из Переяславля. «Аз уже изнемогаю и по делом моим худшим, от жития сего временного отхожу, паче всех человек грешен сый», – говорил смиренный старец, желая до конца жизни утаить свои подвиги. Слова старца как гром, поразили всю братию, никто не мог удержаться от слез и рыданий о предстоящей им тяжелой разлуке. «Не плачьте, брате, – продолжал старец, – вам благословляю я на свое место игуменом быти моему брату и сыну духовному Пахомию, повинуйтесь ему во всех добрых делах, якоже отцу своему». Когда некоторые из братий спросили пр. Димитрия, где погребсти его тело, он отвечал: «Извлеките грешное мое тело в болото и затопчите его там ногами». Долго еще пр. Димитрий беседовал и поучал братий, благословил, простился со всеми и затем, уединившись начать готовиться к своему исходу, молитвенно беседуя с одним Богом. В ночь на 11 февраля 1392 года во всех кельях иноки вдруг ощутили необыкновенное благоухание и тотчас же поспешили к келье преподобного, но нашли его уже отшедшим. Душа преподобного отлетела уже в горние селения, оставив на убогом одре постническое тело его как бы спящим: самая же келья исполнена была чудным благоуханием. Братия с благоговением поклонились и облобызали св. останки, затем с великой честью, с псалмами и песнями духовными, заглушаемыми и прерываемыми всеобщими рыданиями, предали их земле в созданной им церкви, позади правого клироса. Кончина пр. Димитрия случилась при державе в. князя Василия Димитриевича и при московском митрополите Киприане.

Скоро Господь прославил своего угодника. Как при жизни своей, так и по кончине пр. Димитрий не переставал заботиться о благе своей обители и помогать всем, приходившим к нему с верой; не только гроб его сделался неисчерпаемым источником благодатных чудес и исцелений, но и одно призывание имени святого прогоняло бесов и прекращало неизлечимые болезни. В древнем сказании о жизни и чудесах преподобного, написанном игуменом Макарием¹⁴ и находящемся в Прилуцком монастыре, записано их 33. Приведем некоторые из них.

Через 16 лет после кончины пр. Димитрия, в 1409 году, странная и страшная болезнь¹⁵, свирепствовавшая тогда во многих местах России, появилась и в Вологде. Болезнь была столь мучительна, что невозможно было без ужаса смотреть на одержимых ей. Она сопровождалась сильными корчами, так что в руки больных вынуждены были давать палки, чтобы они в корчах держась за них, не делали себе вреда. Много таких страдальцев было привезено ко гробу преподобного: здесь, валяясь в муках корчей, они призывали на помощь св. Димитрия, по его молитвам получали исцеление и возвращаясь домой, во свидетельство милости Божией к ним, полагали при гробнице угодника свои палки. По миновании болезни этих палок оказалось столько, что два или три человека едва могли вынести их из церкви. В повествовании игумена Макария это чудо значится первым, но очевидно, что и до него были многие чудеса и исцеления от гроба пр. Димитрия, уверившие народ в его благодатной помощи, без чего конечно не были бы принесены к нему и одержимые корчами.

В 1417 году Вятчане напали на Вологду и вошли в Прилуцкий монастырь, тогда еще не огражденный стенами; более наглые не постыдились грабить даже и в храме, а один из них, сдирая ризы и пелены со святых икон, коснулся даже гроба преподобного, желая снять с него покров. Дерзкий святотатец тотчас же невидимой силой был брошен на пол и умер в страшных муках. Это так устрашило грабителей, что они поспешили отпустить пленных и возвратить обители всё, награбленное в ней, немногие из них достигли своей родины. Долго поминали вятчане это чудо и раз с прилуцким иноком Закхеем, случившимся в их стране, прислали в обитель богатую милостыню.

Галичский князь Димитрий Шемяка, воюя с в. князем, однажды зимой неожиданно напал на Вологду, когда в ней не было ни воеводы, ни войска. В первый же день, окружив со всех сторон город, он начал приступать к его стенам, которые были ветхи и ненадежны. Граждане находились в великом страхе от жестокости неприятеля, уже начавшего нещадно грабить и разорять окрестности. По благоговению к преподобному Шемяка не велел трогать одного только Прилуцкого монастыря. В это бедственное для вологжан время, прилуцкий священник Евфимий, окончив свое вечернее правило, ложился спать. Когда Евфимий находился еще в неопределенном состоянии между сном и бодрствованием, внезапно является ему пр. Димитрий, сияя чудным светом, и говорит: «Помолимся, брат, Спасу нашему Владыке Христу за город и живущих в нем людей и пособим им, понеже бо без вины найде рать сия». В ту же ночь в самом городе, в девичьем монастыре, одна благочестивая монахиня видела такое видение: ей представился город, окруженный необыкновенным светом, – по дороге из Прилуцкого монастыря идет к нему святолепный старец, навстречу ему выходят из скудельницы, где погребали странных, два световидные белоризца и каждый из них нес на плечах большие брёвна. Стены города колебались и готовы были пасть. Белоризцы и старец, которого они называли Димитрием, обошли кругом стен, подперли их деревьями и стали невидимы. В ту же ночь и то же самое видел один из бельцев, живших в троицком монастыре в конце посада. На другой день граждане тучей стрел и глиняными ядрами отразили сильный приступ Шемяки, так что он, простояв понапрасну несколько дней под стенами города, принужден был удалиться к Галичу, но и там потерпел поражение.

Две церкви, одна после другой, сгорели в Прилуцкой обители, но в тот и другой раз гробовая рака преподобного осталась целой. Когда начали строить третью церковь, время было самое скудное для обители и от того работа шла медленно. Игумен был в большом затруднении, недоумевая, где взять леса для строения и хлеба для прокормления рабочих, которых было 200 человек. Случилось в то время одному больному иноку лежать у себя в келье в сильном жару. Вдруг ему представилось, что он стоит перед монастырскими воротами, а седой благообразный старец с берегу реки носит на себе в монастырь целые бревна, стоявшие же с ним у ворот говорили между собой: «Посмотрите, сам пр. Димитрий носит нам лес для церкви». С того времени работа пошла успешнее и вскоре церковь была построена. По освящении церкви тому же иноку было другое видение. Он видит, что в новой созданной церкви около стен стоят благообразные иноки, украшенные постническими сединами; смотря на них, инок думал сам с собой, что тут в числе подвижников должен быть и пр. Димитрий чудотворец, и старался узнать его. Вдруг из алтаря раздается голос, подобный грому: «Ты ищешь Димитрия? Ныне он в Казани». Тотчас же после того инок почувствовал себя совершенно здоровым. В тот год в. князь Иоанн III посылал под Казань свое войско, при котором находилась икона пр. Димитрия, взятая из Прилуцкого монастыря; войско одержало победу над татарами в то самое время, когда было видение иноку, в самый же час победы и в. князь видел явившегося ему преподобного. По возвращении войска из похода икона пр. Димитрия богато украшенная и с большой милостыней возвращена была Иоанном III в монастырь. Она была принесена в Вологду 3 Июня 1503 года и оттуда, с крестным ходом препровождена была епископом Никоном¹⁶ в обитель, в память чего и доныне 3 Июня совершается крестный ход из города в монастырь.

При Варлааме, архиепископе вологодском и великопермском и при прилуцком игумене Питириме между архиерейским домом и Прилуцким монастырём произошел спор о земле на лежском волоку и реке Великой. Для разрешения спора и правильного проведения межи между спорными дачами, положено было призвать постороннего человека из местных старожилов и по его указанию провести межу. Архиепископ и игумен с общего согласия избрали для этого дела многолетнего старца Иннокентьева монастыря Мисаила, как человека, хорошо знакомого с местностью. Но он, желая снискать расположение архиепископа и получить от него какую-нибудь выгоду, повел межу так, что значительная часть земли отходила от монастыря к архиерейской даче. Чтобы указать межу, Мисаил пошел вперед и зашел в такую лесную дебрь и непроходимое место, что уже не мог возвратиться к своим спутникам. Архиепископ и игумен, долго не видя возвращения своего вожатого, послали наконец людей искать его и те нашли его в лесной дебри едва живого, лежавшего под колодой. Когда привели его к архиепископу, то он начал каяться во грехах своих и со слезами просить у него прощения. «Прости меня, владыко, согрешил я перед пр. Димитрием чудотворцем, хотел подружить тебе и отмежевать земли от монастыря, когда же с этой целью пошел вперед, объяла меня такая тьма, что я ничего не мог видеть перед собой, явился мне святолепный старец, украшенный сединами; повергши меня в дебри под колоду и держа под ней своими руками, он начал бить меня своим жезлом и приговаривать: «Почто калугер¹⁷ не право межуешь?» Выслушав старца, архиепископ послал его для покаяния в Прилуцкий монастырь, а межу между владениями велел провести как было прежде.

В 1609 году вологодский воевода писал в Москву: «Здесь в Вологде пр. Димитрий явил свою милость, обещался стоять с нами против врагов государевых. Он явился духовному старцу у гробницы и велел перенести свой образ с гробницы в Вологду. Архиепископ и воевода со всеми вологжанами и иногородними, встретив тот образ с великой честью, 4 Января со слезами и молебным пением поставили на вологодской площади, в церкви всемилостивого Спаса. Ныне сей образ стоит для уверения и поклонения всем христианам. Говорят, что сей образ пр. Димитрия писал пр. Дионисий Глушицкий. В Вологде хотят построить на площади храм во имя пр. Димитрия. С твердым упованием на всемилостивого Спаса и Пречистую Богородицу, на пр. Димитрия и всех святых, решились мы смело стоять против врагов государя и всего православного христианства». Действительно, храм пр. Димитрию вскоре был поставлен на площади, против земской палаты¹⁸, но вокруг его настроили лавок и завели торг, отчего происходил тут постоянный шум, божба и брань, часто заглушавшие церковное богослужение. По этому пр. Галактион, когда выходил из земской палаты, то, остановившись перед этим храмом и указывая на него гражданам, сказал: «Сей святый великий чудотворец Димитрий просит у Спаса милости нашему городу, а ныне и его прогневали тем, что вокруг его святилища настроили лавок и завели торг. Так знайте же, православные, что этот храм первый, прежде других разорится». Предсказание святого скоро исполнилось.

Отличаясь в молодости необыкновенной красотой, пр. Димитрий и достигши честной, маститой старости и украсившись святолепными постническими сединами, не утратил своего благообразия: «власи его беша мали и не у совершенны белостию концы имуще, лицо кругло, очи смиренни» – внешний вид старца был как бы отражением внутренней его красоты Мощи его почивают под спудом в арке среди нижней церкви, посвященной его имени. Над ними устроена деревянная гробница, обитая медными позлащенными листами, на гробнице лежит образ преподобного, писанный в рост и украшенный серебряной ризой. В ногах гробницы, в стеклянном шкафе, висят его железные вериги. Из вещей, принадлежавших преподобному, сохранились в обители: деревянный, осмиконечный крест, сделанный им собственноручно и водруженный при избрании места для обители; другой крест, называемый киликиевским, принесенный им из Переяславля; образ Божией Матери страстной, келейный преподобного; фелонь, шелковой атласной материи синяя с красными цветами; оплечье рыжего бархата, на крашенинной подкладке – дар Донского; черный деревянный костыль с железным наконечником, обвитый красным бархатом и золотым кружевом; наконец деревянные четки, с перламутровыми в некоторых местах, вставками. Служба пр. Димитрию составлена в царствование Иоанна Грозного.