Ответ недоверчивым и рассказ короткий о святых отцах живших в монастырях, которые в русской земле находятся^*

Предисловие

В духовной грамоте преподобного Иосифа Волоцкого, где изложен Устав монастыря, встречаются любопытные известия о внутренней жизни некоторых обителей. Вся десятая глава духовной грамоты посвящена тому, чтобы показать, как хранили древние иноки русские Устав монастырский. Внутренняя жизнь монастырей сокрыта от взора по недостатку самых свидетельств. Правда, из житий святых можно было бы извлечь много сведений, но эти жития изображают иноческую жизнь в обителях только при исполнителях их. В этом-то отношении и любопытна предлагаемая выписка из духовной грамоты преподобного Иосифа. Сведения, которые здесь он предлагает, большей частью собраны им на месте. По смерти преподобного Пафнутия Иосиф, сделавшись игуменом Боровского монастыря, оставил свой монастырь и отправился обозревать русские монастыри, знакомиться с их Уставом и жизнью. У одного только Иосифа мы встречаем известия о Саввине Тверском монастыре, который без него, может быть, исчез бы из памяти. В этот монастырь Иосиф приходил еще в 1460 г. к старцу Варсонофию, потом снова посетил его в 1478 г. Сведения о других монастырях Иосиф получал от очевидцев. Для многих, вероятно, неизвестны еще сведения, собранные в десятой главе духовной грамоты Иосифа, потому что ею мало пользовались.

П. К.

* * *

Блаженные святые Отцы наши, которые в русской земле просияли, Антоний и Феодосий Печерские, и Сергий, и Кирилл, и Димитрий, и Дионисий, и Авраамий, и Павел, и другие ученики их, имели крепкий смысл и совершенную любовь к Богу и к ближнему. И как блаженный Антоний и Пахомий и прочие, которые в прежние годы были иноками, сохранившими все заповеди Божии, так и в нашей стране блаженные Антоний и Феодосий, и Сергий, и Варлаам, и Кирилл, и другие, о которых уже упомянули, святые Отцы все заповеди Божии соблюдали и Святого Духа благодати сподобились и показывают чудеса и исцеления, которые сотворили и ныне еще творят, потому что добродетельно и богоугодно пожили и живших с ними тому же учили и наставляли. Тот, кто хочет узнать о них верное и справедливое, да прочтет и решит разумно, как они бедственно и многотрудно жили и какую благодать от Владыки Христа сподобились принять, потому что узнал я от Божественных Писаний, от книги, называемой Патерик Печерский, о святом Антонии и Феодосии и о других святых, которые были в Печерском монастыре, что в одно время было тридцать чудотворцев и настоящих святых, которые могли бесов изгонять и болезни исцелять, и многие чудеса и знамения творить. Даже если прочитаем и все Божественные Писания, то не найдем ни в каком монастыре в одно и то же время столько чудотворцев, столько и таких удивительных чудес и знамений, как в этой Божественной церкви, и о тех святых и преподобных отцах, которые в монастыре этом были, и как постились, и мучения, и подвиги, и христоподобные страдания имели. Но не только тогда и в то время, но и прежде того и потом видели, как проходила их подвижническая и тяжкая, и трудная жизнь; а какое они имели попечение о монастырском благочинии и благочестии и силе, что они тогда творили, – никто ныне не может показать словом или делом. Никогда монастырь не был открыт, но всегда закрыт, и сторожа всегда стояли у ворот, так что самому державному и христолюбивому великому князю Изяславу, сыну Ярославову, внуку блаженного и издавна знаменитого и славного Владимира, не давали войти без благословения настоятеля.

Слышали мы о блаженном Сергии и о других святых от правдивых свидетелей, которые жили в те же годы, что только усердие и заботу они имели о пастве, но никакого невнимания или непослушания не пропускали; были милостивы, когда подобает, и строги, когда была в том потребность, обличали и понуждали к благому согрешавших, непослушающих же не оставляли следовать своим скорбям, но всячески бранили и отлучали от церкви и от еды. Такую бедность и бескорыстие имели в обители блаженного Сергия, что и книги не на пергамене писали, но на бересте. Сам же блаженный Сергий носил ризы такие небогатые и плохо сшитые, что часто не узнаваем был приходящими, которые считали его одним из просителей. Был же он всеми добродетелями украшен, душевными и телесными, ради них сподобился от Господа Бога великих дарований.

Что же могу написать или сказать о святом Кирилле? Какую о том заботу имел, свидетельствуют и ныне в обители его хранимые предания учения его, подобно свету сияющему на подсвечнике и в нынешние времена. И как сам блаженный Кирилл имел тщательное попечение о благочинии монастырском иноческом, такими были и ученики его, жившие после него. Надлежащим образом они тому следуют, и правила его в сердцах своих имеют, и не попускают бесчинным и пренебрегающим, и не хранящим, не берегущим правила святого Кирилла. Тем всегда движимы не только к подобным себе инокам, но и к настоятелям, когда что ими делается непотребно и искаженно и не по обычаю отеческих законов.

После смерти блаженного Кирилла и учеников его, Иннокентия и Христофора, в наши годы был в его обители настоятель из иного монастыря, который хранил не все правила и законы святого Кирилла и оставлял их без внимания. Был же в то время в Кирилловом монастыре святой старец, именем Досифей, прозываемый Неведомицын, с другими жившими там старцами, любящими предания святого Кирилла. Из них же один был Симон Кармказов (Каримазов), и Михайло Тропарев (Трепарев), и Иринарх Сухой, и Феогност Обобуров, и Феодот Проскурник. Они не молчали, но бранили и говорили против. Блаженный же Досифей столько пострадал от настоятеля, что и побои принимал от него не единожды, но многажды. Когда однажды он сказал настоятелю, что не следует искажать предания святого Кирилла, тот так низвергнул его с трапезного помоста, что Досифей упал на землю и был как мертв. Когда же он выздоровел, то сказал настоятелю, что даже если захочешь меня смерти предать, то и тогда не перестану говорить тебе о твоих нарушениях.

После смерти этого настоятеля они избрали себе игумена также из другого монастыря. Он же подобное прежнему творил: некоторыми преданиями Кирилла пренебрегал, в церкви на соборном пении и во время трапезы, когда все ели, любил творить беседы и говорить ненужное. Старцы же, которые в то время были, Илия Чапей и Игнатий Бурмака, и некоторые другие, также бранили его и противное ему говорили. Он часто с яростью устремлялся на них и хотел их бить жезлом, иногда же и бил. Они же не повиновались, но бранили его за бесчинные обычаи, пока он не устыдился своей жестокости и не ушел от них.

Потом в годы Митрополита Геронтия они избрали себе игумена, который был постриженник Кириллова монастыря; многие годы он прожил в других монастырях. Он также начал отступать от многих законов святого Кирилла. Жившие в то время там старцы были этим оскорблены и на соборе и наедине говорили ему об этом, он же оставлял без внимания их слова. Тогда все старейшие и наиболее почитаемые старцы ушли из монастыря, ибо не могли видеть, как попираются и отметаются законы святого Кирилла. Когда же услыхал князь об этом, то повелел изгнать того настоятеля из Кириллова монастыря, и опять все старцы собрались в монастырь святого Кирилла.

Также слышали мы от другого великого старца Спиридона, бывшего игумена Сергиева монастыря, о святом старце Варфоломее, который был строитель Симоновского монастыря. После назначения Феодора, начальника Симоновского монастыря, на Ростовское владычество, и после отъезда бывшего Архимандрита святого Кирилла на Белое озеро, были у них Архимандриты, что искажали некоторые обычаи и законы блаженного Феодора и Кирилла. Тогда обычай этого монастыря был такой: в кельях не ели, даже не пили, даже из монастыря не выходили без благословения настоятеля, не жили отроки ни в монастыре, ни даже в монастырских дворах, но все было у них как подобает по Божественным Писаниям и общежительным преданиям. Блаженный же Варфоломей со старцами, которые тогда жили в монастыре (один из них был Иван, называемый Златый, Игнатий Иконник и Иона, который тогда был молод, а после был Митрополитом), были такими, что, когда видели обычаи монастырские изменяемыми и благочиние отметаемым, то не молчали, даже не оставляли без внимания, но запрещали, не позволяя беспорядку и непослушанию бывать, и много скорбей и печали принимали от бывших тогда Архимандритов, в особенности блаженный Варфоломей, которому и строительство было вверено от самодержца и великого князя Василия Димитриевича. Кроме того, были одержимы яростью и гневом бывшие в то время настоятели, и часто хотели бы тоже бить его жезлом, но боялись державного. Блаженный же Варфоломей непрестанно был прилежен к монастырскому строению, прежде всего к духовному, потом уже к телесному, непрестанно обходя, везде смотрел в монастыре и в трапезной, и в пекарне, и в хлебне, и во дворах, и в кельях, и если что видел не по правилам творимое, но непотребное и искаженное, то об этом не молчал, но прежде подлинно кротко и любовно говорил и молился, непослушающим же не отпускал, но бранил и запрещал, не хотевших отойти от злого обычая из обители изгонял. И так блаженный многие годы жил, никогда не давая себе покоя, но всегда обходя, поучая и наказывая и на благое поощряя. Был он на одну ногу хром, но не давал себе из-за этого послабления, и не оставил божественного дела. И ради трудов его и с ним жившей братии, которая вместе с ним переносила все трудности, все было в этом монастыре благочинно и благоговейно, кротко и мирно, и ради этого Владыка Христос не оставил его трудов, и не в забвение положил, но показал его после многих лет по его смерти некоему набожному и благорассудному человеку, стоящему в церкви на месте, где Варфоломей имел обычай молиться, как показал святую мученицу Февронию и святого Василия, ученика великого Феодосия, после смерти стоящих в церкви на своих местах.

Видели мы и блаженного Савву, который был настоятелем в Саввином монастыре ¹ в Тверских пределах пятьдесят лет и больше, и только старание и заботу имел о пастве. Он всегда стоял в дверях церковных с жезлом в руках, и если кто из братии к началу службы не приходил или уходил раньше, чем положено, или во время пения разговаривал, или переходил со своего места на другое, то он никогда не молчал, но пресекал и запрещал это. Или кто после пения выходил не вместе со всеми, то ему даже малых согрешений и нарушений не прощал. А говорящих и бесчинствующих иногда бил жезлом, иногда же и в затвор посылал, и был суров, когда требовалось, и милостив, когда подобало, как сначала дело покажет. Однажды Савва сидел у окна, выставив бороду в окно. Один из монахов, незадолго до этого наказанный Саввой за бесчинствие, движимый бесом, подошел к Савве, обеими руками ухватил его за бороду и почти всю ее вырвал. Монахи поймали этого брата и привели к блаженному, спрашивая, как он велит его наказать. Он же сказал им: “Я действительно и жезлом бью, и в темницу отсылаю за нарушения монастырской жизни и обиды братии, но за обиды, нанесенные мне, не подобает наказывать, а следует все терпеть”. Вскоре он простил этого брата, поскольку видел, что тот раскаивается в своих прегрешениях. Брат же, приняв прощение, жил в монастыре в покаянии и смирении до дня своей смерти.

Некогда, во время великого мора, почти все священники умерли, остался один блаженный Савва, заботу имея о всей братии, и больных посещал, и покаяние принимал, и отшедших к Господу погребал. Однажды, когда блаженный Савва посещал кого-то из больных братьев или принимал покаяние, один из братьев пришел к нему и сказал, что такой-то брат уже умирает и нуждается в покаянии, он же ответил ему: “Иди, брат, и скажи умирающему, что он не умрет и дождется моего прихода”. И как только брат сказал это умирающему, тому стало легче до тех пор, пока не пришел блаженный Савва. И когда брат сподобился Божественного причащения и прощения, тогда только умер. И не с одним или с двумя так было, но со многими, о чем мы слышали от набожных старцев, рассказывающих это, и прежде всего от другого святого великого старца, Варсонофия, прозываемого Неумоя. Он был братом блаженного Саввы и его поставил настоятелем первый Савва – Бороздин, называемый Ера, бывший начальником этой обители до того, как уехал в Святую Гору ². Блаженный же Варсонофий пять лет был игуменом, а потом ушел в пустынь, а игуменство передал этому Савве, тогда же и велел ему принять священнический сан. Сам он о нем свидетельствовал, что тот чист от рождения и достоин этой благодати. Варсонофий же жил затем в пустыне сорок лет, и все эти годы ему ни до чего дела не было, кроме моления, пения и чтения книг. Брал он книги у христолюбивых и после прочтения отдавал и опять другую брал. Не имел блаженный ничего своего, даже медной копейки, а любил более всего бескорыстие и христоподобную нищету. Из-за великого внимания и молчания, молитвы и чтения сподобился он Божественной благодати помнить все Божественное писание и словом прославлять, и всякому просящему много подавал. Отовсюду много людей к нему приходило, иноки и мирские благородные люди. Кто ради выгоды, другие же ради объяснения Божественного Писания, и сам архиерей Фотий, Митрополит всея Руси, к нему присылал с тем, чтобы объяснить непонятные слова из Божественных Писаний, и о словах был у него спор с некими. Рассказывали же нам с клятвою отцы, которые жили там, что пришел к нему, блаженному, живущему в пустыне, брат из Саввина монастыря. И молил его, чтобы он пошел к Савве, чтобы тот простил ему некоторые его прегрешения. Тогда пошел блаженный Варсонофий в монастырь, и посмотрев на образ Пречистой Богородицы, который стоял в его келье, так сказал: “Пречистая Владычица Богородица, будь хранительницей моим книгам”. Когда он ушел, его брат (а был он обманут наветами лукавого) эти все книги положил себе за пазуху и хотел убежать, но как только приблизился к дверям кельи, то поразила его невидимая сила, и он умер. Когда же пришел блаженный Варсонофий, увидел брата мертвого и книги у него за пазухой, и начал плакать и рыдать, и говорить, что повинен в смерти брата. Тогда отнесли брата в монастырь, чтобы похоронить его. Когда же начали отпевать его, и блаженный Варсонофий только начал плакать о брате, как все место, где он стоял, омочилось слезами. Когда же они хотели поцеловать умершего брата, то мертвый начал двигаться. Они открыли ему голову и самого его развязали, и тотчас мертвый сел. Братья начали спрашивать того воскресшего, что он видел, что слышал, он же отвечал: “Ничего не видел и не слышал”. И прожил брат этот в монастыре в добродетельной жизни до дня смерти своей. Когда же блаженный Варсонофий дожил до глубокой старости, тогда святой Савва повелел привести его в монастырь. Всем братьям его приход был радостен, поскольку он был и целитель, и врач душевным и телесным страданиям одновременно.

До тех пор, пока были живы блаженный Савва и святой Варсонофий ³ и другие подобные им, все было в этом монастыре благочинно и кротко, тихо и мирно благодаря их наставлениям. Если же кто имел обычай строптивый или развращенный, они не позволяли тому делать по-своему. Когда же преставился блаженный Савва и святой Варсонофий и иные старцы, любящие отеческие правила, то братия избрала себе игумена из другого монастыря, он же стал жить не по обычаю монастыря и не по правилу святых старцев. Устав их был таков, что никак никому ни есть, ни пить, кроме трапезы, нельзя, нельзя без благословения из монастыря выходить, нельзя отрокам жить в кельях или во дворах, нельзя женщинам входить в монастырь, но все должно быть по закону общежительного устава ⁴. Игумен же тот, который пришел к ним, все это разрушил и отвергал. Тогда по истечении немногого времени явился ему во сне святой Савва и сказал так: “Как же ты, окаянный, совсем не заботишься о монастырском и иноческом благочинии и почитании Бога, но все разрушил и ничего не создал!”, и бил его жезлом сильно, так что тот заболел и не мог вставать с одра. Когда же он выздоровел и осознал свое нерадение, то не смел уже настоятельствовать, но вскоре ушел туда, откуда пришел.

Видел я тогда и другого святого старца в Савватиевой пустыни ⁵, живущего в отходе, по имени Ефросин; был он родом князь Тепринский. Прожил этот блаженный шестьдесят лет в пустыне, не выходя никуда из нее. И к нему приходили многие – и иноки, и мирские люди, и князья, и бояре, – нарушали безмолвие его. Он же тяготился этим, поэтому убежал оттуда в Великий Новгород и приобрел остров на великом озере Невском и там поселился и довольно много лет жил. Услышали о нем и там проживавшие в селах христиане, приходили к нему с женами и с детьми, он же опять удалился в Савватиевскую пустынь. После возвращения прислал к нему самодержец земли этой, князь Борис Александрович, свою юную дочь, которая тогда была обручена с великим князем Иваном Васильевичем. И пришли с нею многие архимандриты и игумены, и бояре и начали молить блаженного Ефросина, чтобы он помолился о девушке, потому что была она очень сильно больна, и принесли ее на руках в пустыню блаженному Ефросину. Он же отказывался и не хотел ничего делать, так как считал себя недостойным и грешным. Они упали на землю и все со слезами умоляли его, чтобы он помолился о ней, и так говорили: “Если она жива будет, благодаря твоим молитвам, отец, то два царства помиришь”. Вскоре отроковица заболела такою болезнью, что всем, говорившим со старцем, стало казаться, что она умерла. Увидев это, стали все плакать. Повелел блаженный Ефросин отнести ее и положить в церкви, которая находилась в Савватиевой пустыни, сам же вскоре пришел в монастырь и вошел в церковь, и увидел девушку, которая лежала и едва могла дышать. Блаженный же Ефросин, став пред иконою Пречистой Богородицы, держащей на руках предвечного Младенца, начал молиться со многими слезами и рыданиями; та велела им отслужить молебен Пречистой Богородице и великому чудотворцу Николе. Когда же отпели молебен, прозрела отроковица и села, они же подняли ее, и она тотчас стала здоровой. И в тот же день отвели ее к отцу. Видевшие все это прославили Бога, прославляющего угодников своих.

Поведали же нам о честном старце Спиридоне. Преосвященный Митрополит Алексий, новый чудотворец, когда создал два монастыря, Андрониковский и Чудовский, то на Андрониковский монастырь взял игумена у святого Сергия, блаженного Андроника. Славился же святой Андроник великими добродетелями, и с ним были два ученика его, Савва и Александр, прекрасные и знаменитые иконописцы Даниил и ученик его Андрей, и другие многие такие же. И только добродетель имели и любовь к воздержанной и к иноческой жизни, и как им Божественной благодати удостоиться, и только старались заботиться о Божественной любви так, чтобы никогда о земном не стараться, но всегда ум и мысль возносить к невещественному и Божественному свету, мудрое же око всегда устремлять от мирской жизни к изображенным образам Владыки Христа и Пречистой Его Матери и всех святых. Так и в праздник светлого Воскресения Христова на скамьях сидели и перед собой имели божественные и достойные высшего почитания иконы и, постоянно на них смотря, исполнялись Божественной радости и светлости. И не только в этот день так полагали, но и в прочие дни, когда не занимались живописательством. Поэтому Владыка Христос их прославил в их последний, смертный час. Сначала преставился Андрей, потом разболелся и сподвижник его Даниил, и в последнем предсмертном вздохе своем увидел сподвижника своего Андрея, в славе с радостью призывающего его в вечное и бесконечное блаженство.

Так же и в Чудовском монастыре блаженный Митрополит Алексей посадил старцев честных. Некоторых попросил у святого Сергия, некоторых же призвал из других монастырей, подчиняющихся ему. Поскольку они были честны и святолепны, и иночески и духовно жили, то и все люди приходили к ним, старые и молодые, и пользу от них принимали. Так же и сам тот Спиридон, будучи еще молодым, благодаря этим поучениям отказался от мирских заблуждений и пришел к иноческому житию.

Видел я и другого блаженного старца Макария, игумена и создателя монастыря Калязинского, который поведал мне так: Когда, – сказал он, – пришел я на это место, то пришло со мною семь старцев из монастыря Клобуковского ⁶. Поскольку славились они добродетелями и постническим и иноческим житием, то все братья приходили к ним принимать учение и помощь, они же всех просвещали и учили полезному. Тем, которые жили жизнью добродетельной, они помогали, а тем, которые уклонялись в бесчинство, запрещали и возбраняли, и не разрешали своим желаниям следовать. И такое, как сказано, было тогда в этом монастыре почитание Бога и благочиние, – все делалось по свидетельству отеческих и общежительных преданий, – что удивлялся этому другой великий старец, Митрофан Бывальцев. Он тогда пришел от Святой горы Афонской; он жил там девять лет. Сказал он братии, что напрасно старался и без успеха прошел такой путь, поскольку в Святую Гору шел, не проходя мимо Калязинского монастыря, а ведь можно спастись в нем живущим, так как здесь делается подобное всем обителям, которые есть на Святой Горе. И хотя мы не видели святых отцов, живших здесь прежде, которые в нашей земле прославились, великого, я говорю, Сергия, и Варлаама, и Кирилла и других подобных им, но многих я видел тех, которые были их учениками. Они имели те же добродетели, труды и пощение, и смирение, и мучение. Они прочитали поучения прежних святых отцов, Антония и Пахомия и других, и имея эти поучения, как одушевленный образ и печать в сердце, не только от грехов, но и от страстей очистились.

Также мы видели и святого отца нашего Пафнутия, который был учеником ученика Сергиева, старца Никиты, Архимандрита монастыря Высотского. С ним мы довольно много лет жили вместе и видели его труды и мучения, подвиги и усилия, и бедность одеяний, твердую веру и любовь к Богу, и так как в Пречистой Богородице он имел надежную опору, то всегда имел в помышлениях своих надежду на Богородицу и в устах языку пищу, то есть знал, что сказать. Ради этого и благодати Божией сподобился и мог предвидеть то, что еще только должно было свершиться, и сердечные тайные помыслы братии объявлять; кроме того, и болезни исцелять, и все, сколько просил от Господа Бога и Пречистой Богородицы, получал, и был поистине далек всеми обычаями от людей нынешнего века. Был он щедр и милостив, когда подобает, – суров был и гневлив, когда требовалось. Многих же и других мы видели (а об иных слышали), которые были святы и достопочтенны, живя иноческой жизнью во всех русских монастырях.