Книга двадцать четвертая

Что мне и прежде не раз приходилось делать, придерживаясь умеренности в пространности [моих речей] и говоря лишь столько, сколько требовалось для победы истины, то я не премину сделать и ныне. Ибо что за нужда во всеоружии и воинском рвении, когда время борьбы миновало, пыл угас и ничего из того, что тогда оказывало противодействие и вызывало душевное раздражение, теперь уже нет? Впрочем, поскольку выше мы уже вполне достаточно, как мне кажется, вспоминали большую часть [сказанного тогда], думаю, что это будет чрезмерно и не слишком-то интересно, если мы будем постоянно докучать слуху одними и теми же рассуждениями об одних и тех же предметах. Ибо и то, что они тогда сказали больше [чем я] – хотя все это было бесплодным и туманным и ведущим в одну и ту же пропасть абсурда, – не означает, конечно, что мне теперь требуется много помощи. И если тогда, во время борьбы, я стремился поскорее отделаться, краткими доводами столкнув их в ими же вырытую яму, то тем более сейчас, когда все спокойно, никто не может сказать, что, приведя на память меньше [аргументов], чем это было необходимо тогда, я выказал недостаточную готовность и произволение [защищать истину], хотя и самими делами [своими] заставил читателей ясно прочувствовать [свою правоту]. Ведь все, что нами сказано прежде, лежит на виду у всякого желающего [знать это], так что было бы большой глупостью все время повторять одно и то же. Насколько наши противники нуждаются в постоянных изменениях своей аргументации по причине ее всегдашней слабости, настолько нам, по причине силы уже сказанного нами, нужно впредь молчать. Подобно тому как тем, кто может делать свои дела при солнце и на свету, не нужно никаких свидетелей, поскольку сами дела, так сказать, автоматически свидетельствуют об истине; а кто во мраке и темноте ночи ввергает фундамент своего усердия в неведомые бездны, тем невозможно правильно видеть, ни откуда начинается, ни где оканчивается основание того, что ими делается.

И в первую очередь нужно сказать о духах, о которых пророк сказал, что они почивают на Христе, Господе нашем и Спасителе, поскольку и Кавасила, лучший друг наш, в первую очередь предложил нам это, как сильный опорный пункт их рассуждений.

Итак, об этих семи Палама и его адепты учат, что все они разом суть нетварные и святые духи. Мы, конечно, могли бы сходу привести те слова Спасителя, что Он сказал апостолам, поскольку больше ничего и не требуется для убеждения слушателей. Я имею в виду: Идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа⁸¹⁸. Ведь Он не сказал здесь о духах во множественном числе. Да и как бы сохранилась триипостасность божественной природы, если бы был не один Дух Святой, а много? Но, поскольку жребий говорить сосем кратко издавна выпадал в основном [лишь] лаконцам⁸¹⁹, а более словоохотливым в этом случае нужно больше свидетельств для более тщательного опровержения противников, то давайте и мы, позабыв всякую робость, утолим страстное желание любезных слушателей.

Итак, божественный Максим следующим образом поясняет насчет семи духов, сиречь добродетелей: «И почиет на Нем, – глаголет [пророк], семь духов: дух премудрости, дух разума, дух ве́дения, дух знания, дух совета, дух крепости и дух страха Божия⁸²⁰. Свойства же этих духовных дарований таковы: страха – воздержание от зла; крепости – деяние добра; совета – различение противоположностей; знания – безукоризненное познание своих обязанностей; ведения – усвоение заключенных в добродетелях божественных логосов no [их] энергии; разума – всецелое расположение души к познанному; а премудрости – нераспознаваемое [умом] единение с Богом, устремление к которому становится для достойных наслаждением, посредством причастия делая причастника богом и поставляя его истолкователем божественного блаженства, no [Его] вечному и неявному выдвижению и выступлению навстречу нуждающимся в божественных таинствах"⁸²¹.

Поясняя же это, он говорит: «Первое no действию (ἐνέργειαν) на нас благо, то есть страх, слово Писания перечислило последним и [назвало] началом премудрости⁸²², от которого двигаясь, мы восходим к концу премудрости, разуму, вслед за которым, становясь близкими к Богу, одну лишь премудрость имеем посредницей нашего с Ним единения. Ибо невозможно держаться премудрости тому, кто прежде посредством страха и прочих промежуточных добродетелей не отряхнул от себя всецело гной неведения и пыль порока. Поэтому-то порядок Писания и расположил премудрость ближе всего к Богу, а страх – к нам, чтобы мы узнали меру и закон правильного порядка»⁸²³.

Видишь, как он называет их добродетелями, а не святыми духами?

Подобным образом о таковых и великий Златоуст сказал некогда среди прочего: «Когда кто имеет дарование любви, говорится, что он обладает духом любви; когда получит дарование мученичества, говорится, что имеет дух силы, то есть дарование. Ибо, поскольку дарующее – это Дух Святой, то и дар также называется омонимически дающему. Если кто кроток и смирен сердцем⁸²⁴, то он принял дар кротости, и это есть дарование Божие»⁸²⁵.

И еще: «Где требуется исследовать глубины, призывается дух откровения⁸²⁶. Где требуется иметь любовь, призывается дух любви. Где требуется, чтобы учитель говорил ясно, призывается дух мудрости. А где требуется, чтобы слушатель говорил разумно, призывается дух разума»⁸²⁷.

И что за нужда перечислять все, когда для желающих видеть все говорит об одном и том же? Ради Бога, пусть кто-нибудь придет и скажет мне, если предмет требует еще большего разъяснения, чтобы понять, что есть один Дух Святой, то есть единственная и нетварная природа Божия, а те дарования, что даны тварям – различные добродетели, дары и Его творения, – хоть и называются тоже духами по омонимии с давшим их Духом, однако же не святыми.

С этим согласен и великий Василий, говорящий: «Иными же сказано, что семь женщин, – о которых говорит пророк Исайя: ухватятся семь женщин за одного мужчину в тот день, и скажут: имя твое да наречется на нас⁸²⁸_/ – суть семь духов, которых этот же самый пророк исчислит чуть позже, как почивающих на имеющем процвести от корня Иессеева⁸²⁹: дух премудрости и разума, дух совета и крепости, дух ведения и благочестия, дух страха Божия⁸³⁰, которые, не имея на ком почить с любовью, поскольку все уклонились и сделались равно непотребными⁸³¹, хватаются за человека Господня и совершают написанное выше. Ибо бездействует дух ведения и благочестия в me времена, когда нет разумеющего, нет ищущего Бога⁸³², и добродетелям обращается как бы в укоризну, что нет никого придерживающегося их и они как бы вдовствуют за отсутствием приемлющей их души. Ибо и добродетели кажутся как бы огорченными тем, что никого не могут пленить своей красотой, но остаются в одиночестве. Но имеющий в Себе Самом показать в высшем совершенстве всякий род добродетелей снимает с них укоризну»⁸³³.

Вот и он называет их не святыми духами, но человеческими добродетелями, почивающими на Христе по человечеству.

В свою очередь и великий Афанасий, когда пишет епископу Серапиону о Святом Духе и обличает духоборцев⁸³⁴, заявляющих, что они слышат, как у пророка Амоса глаголет Бог: се Аз, утверждаяй гром и созидаяй дух⁸³⁵, говорит: «Скажите, найдется ли где в божественном Писании, чтобы Дух Святый назван был просто духом, без прибавления, в котором говорится, что Он «Божий», или «Отчий», или "Мой», или «самого Христа и Сына», или «от Меня» – то есть, от Бога, – или без артикля, и было бы сказано просто πνεῦμα, а не τὸ πνεῦμα, или без этого самого прибавления «Дух Святой», или «Утешитель», или «Дух Истины», то есть Сына, Который говорит: Аз есмь Истина⁸³⁶; чтобы вы, слыша просто «дух» (πνεῦμα), могли бы подразумевать Духа Святого?»⁸³⁷

Но великий [Афанасий], сказав это во вступлении и предопределив тем самым свою дальнейшую речь, много распространялся [об этом] и на протяжении всего слова, приводя обширные цитаты из божественного Писания, так что желающие могут достаточно уразуметь отсюда, что Дух Святой – один, а не многие, как говорит Палама, превосходя [нечестием] всех духоборцев, и не один из многих, как он же прибавляет, изобретая и щедро предлагая новые хулы вдобавок к прежним. Однако для самых немощных и мы в настоящем сочинении представим кое-что выбранное оттуда.

«Как Сын есть единородное порождение [Отца], так и Дух, подаваемый и посылаемый Сыном, есть един, а не многие и не один из многих, но лишь один этот Дух. Ибо поскольку один есть Сын, живое Слово, то одной надлежит быть и совершенной, полной, освящающей и просвещающей Жизни, являющейся Его энергией и даром, о котором говорится, что Он исходит от Отца⁸³⁸» ⁸³⁹.

Каждый, я думаю, может увидеть в этом опровержение губительных [паламитских догм], и не потребуется еще больше слов для непреложного свидетельства [об истине]. Однако, поскольку Дух Святой, будучи одним, называется в Писании многими и различными именами, следует сказать немного и об этом.

«Если Сын, поскольку Он имеет бытие от Отца, является собственным для Отчей сущности; то и Духу, о Котором говорится, что Он от Отца, необходимо быть no сущности собственным Сыну. Безусловно, поскольку Господь есть Сын, то и сам Дух именуется Духом сыноположения⁸⁴⁰. И еще: поскольку Сын есть премудрость и истина; то и о Духе написано, что Он – Дух премудрости⁸⁴¹ и истины⁸⁴². И еще: как Сын есть Божия сила⁸⁴³ и Господь славы⁸⁴⁴, так и Дух называется Духомсилы⁸⁴⁵ и Духом славы⁸⁴⁶» ⁸⁴⁷.

Пока я говорил это, то вспомнил и Григория, этого великого светильника церкви, говорящего примерно то же, что и этот отец. Поэтому мне подумалось, не привести ли некое свидетельство и от него. Ибо он говорит так:

«Я трепещу, представляя в уме богатство наименований и то, как противящиеся Духу не стыдятся стольких имен.. Он именуется Духом Божиим⁸⁴⁸, Духом Христовым⁸⁴⁹, Умом Христовым⁸⁵⁰, Духом Господним⁸⁵¹, Духом сыноположения⁸⁵², истины⁸⁵³, свободы⁸⁵⁴, Духом премудрости, разума, совета, крепости, ведения, благочестия, страха Божия⁸⁵⁵. Ибо Он все это производит, все исполняет сущностью [...]; Он есть причаствуемый, но не причащающийся, [...] содержащий, но не содержимый; [...] перст Божий⁸⁵⁶, огонь⁸⁵⁷, как Бог, [...] премудрый, многообразный в энергиях»⁸⁵⁸.

И что за нужда нам разворачивать здесь для напоминания еще большие фаланги слов, когда мы и так уже преступили надлежащую меру? Ведь тот, кому не хватило этих [примеров] для доказательства, легко может взять отсюда не только семь имен божественного Духа, но и в пятнадцать раз больше или даже – если уж говорить, как новый учитель Палама – бесконечно-бесконечное число духов, которые все он провозгласил нетварными и святыми, чего от века никто даже просто помыслить не мог – не только из благочестивых, но даже из эллинов или варваров, или тех, кто руководствуется естественным законом. Итак, стоит иметь в виду, что святыми исповедуется один Дух Святой, а не многие, и не один из многих, как проповедует в настоящее время Палама и его последователи, и что нет абсолютно ничего нетварного (οὐδ’ ἔστιν ἄκτιστον οὐδὲν τῶν ἁπάντων)⁸⁵⁹, как нам показано во многих местах [творений] мудрых учителей и в дальнейшем будет показано еще яснее.

Во-вторых, здесь следует рассмотреть, что эти [дарования] названы великим учителем Григорием творениями Духа – ибо он называет Его Творцом всего этого, – а Палама, называя их нетварными божествами, определенно клевещет на него, как было сказано; и что этот божественный муж сказал, что вдобавок к этим многим именам божественный Дух именуется также и перстом Божиим. Я хотел бы еще задержаться на сказанном прежде, но это [его утверждение] сильно отвлекает меня на себя. Итак, подобает снова вынести на середину это богохульное высказывание Паламы, чтобы [получше] запомнить, ибо оно едва не вылетело у меня из головы, пока та была занята другим. Высказывание это таково: «Одну из энергий Духа Господь в Евангелиях зовет, согласно Луке, перстом Божиим⁸⁶⁰, a согласно Матфею – духом Божиим⁸⁶¹. [...] Каким же духом Господь изгонял, как Он сказал, бесов, если не Духом Святым⁸⁶²? Следовательно, одним из отдельных дарований является Дух Святой; а если одним, то, конечно же, и другими»⁸⁶³. Видите трутнеобразную мысль нечестивого [Паламы] – какие объяснения он дает божественным речениям и как, пытаясь умозаключать, этот невежда из ложных и нечестивых посылок выводит ложные и нечестивые заключения? Ни во что не ставя всех святых, которых вы слышали ныне, он называет перстом Божиим одну из этих энергий, которые он сегодня сделал нетварными, клевеща одновременно на Луку, на Матфея и на самого Христа, ибо Ему принадлежат эти слова. Затем этот безумец выводит отсюда следующую нелепицу: «Следовательно, – говорит он, – одним из отдельных дарований является Дух Святой; a если одним, то, конечно же, и другие все духи суть святые». Ведь если бы надо было по правилам искусства логики рассуждать о том, что выше логики, то, конечно, надо было бы говорить так: «Поскольку Святой Дух метафорически назван перстом Божиим, а перст по природе единосущен всему остальному телу, то и Дух Святой по необходимости будет единосущным Тому, Чьим перстом Он назван, то есть Богу». Но он, необразованный и несведущий в искусстве логики, богохульствуя и рассуждая таким образом «посреди несведущих, показался им гораздо более убедительным, чем сведущие⁸⁶⁴», словно ни сам он, ни его последователи даже до настоящего дня не слышали Евангелия, которое говорит, что хулящий Святого Духа не будет иметь прощения, но подлежит неизбежному наказанию⁸⁶⁵. Так что не очевидно разве, что это сопротивного духа энергия действует в нечестивце? Разве он не нечестивее и самих иудеев? Ибо что те тогда выдвигали против Христа в качестве крайнего оскорбления, говоря, что Он изгоняет бесов силою Вельзевула⁸⁶⁶, а не перстом Божиим⁸⁶⁷, то есть Духом Божиим⁸⁶⁸, то этот теперь приносит нашей церкви, словно благоуханное приношение. Увы простодушию его последователей, или, лучше сказать: о, каково терпение Твое, Христе!

«Но [глаголы] »творить« (ποιεῖν) и »действовать» (ἐνεργεῖν), – говорит [Палама], – суть из числа тех, что произносятся во многих смыслах. Ибо это означает не только «созидать» (κτίζειν), но также – помимо многих других значений – и природно действовать, как и о солнце мы говорим, что оно творит день и является творящим [началом] для дня, [...] так и дух истины, и все, что перечислено вместе с ним, пребывает нетварным, потому что Дух Святой творит и действует их как прирожденные (ἐμφυτους) энергии"⁸⁶⁹.

Послушайте эти старушечьи байки или, точнее говоря, бредни! Будучи явным духоборцем и пытаясь избежать этого именования, он в значительной степени становится еще хуже, чем были они. Постоянно кидаясь от одного зла к другому, чтобы незаметно избежать обличения в преступлении, он, сам того не замечая, еще больше себя изобличает со всех сторон. Ибо отцы его ереси духоборцы, называя Дух созданием [Божиим], как Арий [называл созданием] Сына, по необходимости говорили, что Он – тварь, поскольку ни искусственный метод [рассуждения], ни естественное человеческое знание никак не может говорить о нетварном создании. А он, ничуть не стыдясь, дерзнул провозгласить уже и нетварное создание (ἄκτιστον ποίημα) в эти последние дни. Так что следовало бы и нам здесь, молча возненавидев таковые [безумства] и заткнув уши, бежать подальше, чтобы не слышать дурного. Но поскольку, позволяя этому нечестивому и самопровозглашенному праведнику бесконтрольно лгать, начальства, власти и мироправители века сего⁸⁷⁰ дают ему по причине невежества одерживать эту победу над истиной на соблазн простецам, то нам необходимо бдеть и, взяв в руки меч истины, с дерзновением выступать против лжи, в меру своих возможностей, предоставляя православным в качестве оружия и крепкой крепостной стены свои писания или, лучше [сказать], свидетельства от божественных Писаний, дабы они сами себя не столкнули в бездну погибели, последовав темному и мрачному учению.

«Итак, [говорил я] поскольку, собрав для него столькие и столь сильные [свидетельства] – и прежде, в моих полемических и обличительных произведениях, и в тех речах, что вы слышали сейчас, – я не смог ни вполне удовлетворить его, ни заставить понять, что никак не может быть нетварного создания, то давайте коснемся еще некоторых аргументов, наиболее ясных и знакомых даже земледельцам. Всем, конечно, хорошо известно, что священный Символ нашей веры ежедневно и еженощно согласно воспевается всеми православными во всех городах и селах, пещерах и горах, и, кратко сказать, по всей земле и морю. Читается же он так: "Веруем во единаго Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым. И во единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единороднаго, Иже от Отца рожденнаго прежде всех век; Света от Света, Бога истинна от Бога истинна, рожденна, несотворенна, единосущна Отцу, Имже вся быша».

Видите, как божественными отцами с самого же начала отвергается [идея], что Тот, через Которого все сотворено, может быть созданием (ποίημα)? Ибо [Символ] гласит: «рожденна, не сотворенна» (οὐ ποιηθέντα).

Ho и великий Афанасий в первом послании к Серапиону говорит так: «В Нем (то есть в Духе) Слово прославляет тварь, обожая ее, и, усыновляя, приводит к Отцу. A Tom, Кто вместе со Словом прославляет тварь, Сам не может быть из числа тварей»⁸⁷¹.

И спустя немного: «Ибо Отец творит все через Слово в Духе Святом, и таким образом сохраняется единство Святой Троицы»⁸⁷².

И еще: «Если создания осуществились no волению (βουλήσει) и благоволению, и вся тварь возникла no хотению (θελήματι), [...] то Cue [Слово] пребывает вне [числа] возникших no волению, лучше же сказать, Само Оно есть та живая Отчая воля (βουλή)⁸⁷³, благодаря которой все возникло»⁸⁷⁴.

И еще: «Если рукою Божией совершены создания – ибо написано, что Словом все начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть⁸⁷⁵, – [...] то явно, что Сын не может быть произведением, но Он есть Божия рука и Премудрость»⁸⁷⁶.

И что за нужда, возвращаясь все время к одному и тому же, докучать вашему слуху? Сказанного достаточно, чтобы установить, что повсюду в Писании создания различаются от творящей сущности и что Палама клевещет на божественных отцов, из страха их обличений обходя молчанием сказанное ими и упоминая кое-где одни лишь имена некоторых из них, дабы прельстить ими простодушных. На примере тех отцов, которых он упоминает по имени и чьи речения приводит, выдергивая их из контекста и то там, то сям выставляя то те, то другие разрозненные фрагменты, с низким бесстыдством пользуясь [этим приемом] везде, где рассчитывает, что это послужит на пользу его мнению, будет особенно ясно видно, что он клевещет на них. Я уж не знаю, делает ли он это скорее по невежеству, чем по злонравию, или, наоборот, по одному лишь злонравию души; если же и по обеим этим причинам, как утверждает мнение большинства, – я не стану спорить. Ибо он многократно был уличен и до сих пор уличается в том и другом, так что, какое бы обвинение против него ни выдвинуть, все будет справедливо в отношении этого человека. Ибо кто, доверив руководство своим умом несвоевременному самомнению и не обладая, как было показано, познаниями в области словесности, вступает во врата божественных догматов, убедив сам себя, что знает [все] хорошо, тот и себя самого в высшей степени обманывает и многим другим заодно с собой причиняет много душевного вреда.

При таком положении дел остается научить этого человека смыслу слов «приуготовлять» и «судить». Ибо он, как созидаемое и творимое полагает несозданным и нетварным, так считает, что и [слова] «приуготовляемое» и «суд» могут обозначать нетварное, чем бы ни было приуготовляемое и судимое.

Итак, говорит нам тут же великий Афанасий, что «нечестивые не соглашаются, что Сын есть Слово и живая воля, а [полагают] воление, разум и премудрость случайным свойством у Бога [...]; пусть бы они лучше послушались Соломона, говорящего [...]: Бог Премудростью основал землю, уготовал же небеса разумом⁸⁷⁷. Так и во псалмах: [...] все, что восхотел [Господь], сотворил⁸⁷⁸. [...] Если же воление Божие есть премудрость и разум, а Сын есть премудрость, то смотри, как бы, говоря, что Сын [получил бытие] no хотению, не сказать равно, что и Премудрость возникла в премудрости, и Сын сотворен сыном, и Слово создано словом»⁸⁷⁹.

Видите, как он отождествляет значение слов «основывать», «созидать» и «творить» со значением слова «приуготовлять»?

Но и Давид, одушевленная лира и гармоничная музыка божественного Духа, говорит: уготовляющий горы силою Своею⁸⁸⁰. И еще: уготовал справедливость; суд и правду Ты совершил во Иакове⁸⁸¹.

Вот и он показал, что «созидание» имеет тот же смысл, что и «приготовление». Ибо ни небеса не сотворил Господь нетварными, ни горы земли. Да и ни справедливость, ни суд, ни вообще что-либо из всего, что Он создал или что уготовал, никто никогда не называл и не назовет нетварным, если только он не безумен. Мы ведь и в Евангелиях слышим, что есть огонь, уготованный дьяволу и ангелам его⁸⁸². Итак, если и он нетварен, согласно Паламе, то и он будет богом, нетварным и безначальным, и таким образом и дьявол станет нетварным и безначальным богом, будучи обожен доставшимся ему в удел нетварным огнем, и причитающееся ему за все, что он от века сделал дурного всему человеческому роду, наказание превратится в награду. И это, кажется, самое главное, ради чего так усердно трудится Палама, чтобы, сделав дьявола богом, вместе с ним стать наследником этого нетварного огня и уже не бояться суда Творца и Бога всех, как сулящего, согласно его учению, такое благо. Но мы, сами того не заметив, взялись за трудное дело⁸⁸³, уча состарившегося уже человека значению слов и искусству их употребления, чему ему надлежало учиться в пятнадцатилетнем возрасте. И боюсь, как бы насмешники не заметили нас за этим занятием и не обсмеяли бы, не будучи в силах удержаться».

Поэтому следует, конечно, поскорее развязаться с этим, дабы в дальнейшем не потерпели вреда наши более важные занятия от частого смешения с детскими уроками, преподаваемыми этому мужу, заимствуя от последних их непритязательность.

В общем, нужно вернуться туда, откуда мы отклонились, и показать [их заблуждения] насчет божественного причащения и одновременно божественного крещения. «Вспомните, – сказал я им, – как вы рассказывали мне, что об этих [таинствах] было постановлено вашим товарищем Паламой и еще [епископом] Ираклийским⁸⁸⁴, его ревностным приверженцем: что это изобретение мрачных демонов – думать, будто освящающей в них является божественная сущность, а не отличная от сущности энергия, поскольку ни божественной сущности не свойственно идти к тому, что под солнцем, ни, с другой стороны, веровать в то, что хлеб и вино становятся телом и кровью Христа, неблагочестиво, ибо эти [хлеб и вино] суть Его образ, а не на самом деле Он».

Это потребовало бы многого времени – пространно пересказывать, что они об этом сказали и что прибавили к собственным писаниям, и к тому же было бы неблагочестиво наполнять уши благочестивых мужей таким нечестием, если можно, разом отбросив это, поведать то, что, я думаю, понравится предпочитающим [слышать нечто] благочестивое.

«Итак, [отвечал я] Иоанн из Дамаска говорит, что «как при крещении – поскольку у людей в обычае мыться водою и намазываться елеем – Бог с елеем и водой сочетал благодать Духа и сделал их омовением возрождения, так – поскольку у людей в обычае есть хлеб и пить воду и вино – Он сочетал с ними Свое божество и сделал их Своими телом и кровью, чтобы мы посредством привычного и свойственного нам no природе оказались в том, что выше природы. Тело есть воистину соединенное с божеством тело, [родившееся] от Святой Девы: не так, что вознесшееся тело нисходит с неба, a так, что самый хлеб и вино претворяются в тело и кровь Христовы. Если же доискиваешься способа, как это происходит, то достаточно тебе будет услышать, что с помощью Святого Духа»⁸⁸⁵.

Слышите, как великий светильник церкви говорит не о бессущественной и отличной от божественной сущности энергии, но о самой божественной сущности Духа; и не о хлебе, который стал символом оного спасительного тела, но о самом этом теле, а не ином по сравнению с ним? Более того, он не просто так мимоходом говорит об этом кратко, но посвящает этому вопросу целую главу, и к тому же весьма продуманную и как следует снабженную пространными доказательствами от природы и Писания. Потому что в то время бушевало море вражды против церкви и множество волн с силою воздвигалось иконоборцами по поводу этих предметов, а также и Фаворского света, от которых они брали нечестиво надуманные предлоги и хулили Господне во плоти пришествие, как мы выше уже разъясняли, не поленившись сказать об этом пространно. В то время служители этой ереси распределили между собой все начальствование и всю власть, и все усилия всех были направлены на то, чтобы сравняться в этом зле, и почти вся жизнь тогдашних людей по причине [окружавшей их] неги и роскоши сводилась к угождению императорским постановлениям, и очень мало было тех, чей разум был свободен, а в сердце горел огонь [веры], который они доблестно противопоставляли этому враждебному огню [ереси] и по мере возможности содействовали словам этого мудрого мужа⁸⁸⁶ – кто словом, кто делом, а кто и тем, и другим. Одним из них был и Феодор [Начертанный], который показал как великую мудрость своих аргументов, так и великую телесную стойкость в перенесении ран, наносимых ему противниками, чем он подал отеческим догматам твердость и непоколебимость и прекратил распространение оной ереси. Из многих исполненных одновременно научной премудрости и похвального благочестия сочинений, которые этот мудрый учитель оставил церкви Божией, некоторые и нам оказали величайшую помощь в настоящем вопросе. И теперь я охотно и не без удовольствия снова извлеку из его книг, как из неких священных ножен, подходящий к настоящему случаю меч. Ибо он в них первым делом приводит полемические слова предводителей иконоборчества, a именно следующие:

«Предвидя Свою смерть, – говорит [иконоборец], – Христос захотел передать Своим ученикам и апостолом посредством вещи, которой Он страстно возжелал (δι» οὗ ἠράσθη πράγματος)⁸⁸⁷, символ (τύπον) Своего тела, дабы мы посредством возводящего [нас к первообразу] священнодействия (διὰ τῆς ιερατικῆς ἀναγωγῆς) принимали [ее] как Его действительное и истинное тело»⁸⁸⁸.

Затем он прибавляет следующее опровержение: "Мы же, – говорит он, – не называем это ни образом, ни символом (οὔτε εἰκόνα οὔτε τύπον) оного тела, хотя [священнодействие] и совершается символически (συμβολικῶς), но самим обоженным телом Христовым. [...] Это Он передал и Своим ученикам, сказав: приимите, ядите: cue есть тело Мое⁸⁸⁹, a не ‘образ тела Моего». Ибо как из Девы Он посредством Духа Святого образовал Себе плоть; и как – если надо показать это на обычном для нас примере – хлеб, вино и вода естественным образом прелагаются в тело и кровь того, кто их ест и пьет, и мы не скажем, что тело становится иным no сравнению с прежним, так точно и эти [хлеб и вино] призыванием священника и наитием Святого Духа сверхъестественно прелагаются в тело и кровь Христовы»⁸⁹⁰.

Вот и этот великий учитель вторит тому святому отцу, и притом гораздо больше, чем Палама – тем нелепейшим иконоборцам. Ибо Палама и здесь уличается в том, что даже их превосходит нечестием, если только кто захочет, поставив рядом преступления того и других, сравнить их между собой. Ибо божественным догматам, отлично гармонирующим с отеческими канонами, не свойственно нарушать раз и навсегда установленное согласие ни с самими собой, ни с другими подобными. А дурное, не следуя никаким канонам, не умеет соглашаться ни с чем, но борется с тем, что по природе своей добро, борется и с тем, с чем недавно еще было согласно, и, наконец, борется с самим собой. Зло ведь всегда отличалось таким безумным и абсурдным свойством.

Надлежит нам привести сперва сказанное Григорием Нисским, чтобы вы узнали, как согласие доброго – везде и всегда одно и то же. «Хлеб, – говорит он, – есть пока что обыкновенный хлеб, но, когда таинство освященнодействует его, называется и становится телом Христовым»⁸⁹¹. Поистине будет пустой тратой времени, если кто, не довольствуясь сказанным, будет искать дополнительных разъяснений, чтобы выбрать между добром и злом. Ибо вы видите, как без труда и, так сказать, сами собой срываются с этого человека покровы лукавства, и он явственно предстает виновным во всех ересях и превосходящим их все [своим нечестием], и собирающим их все [воедино] к отрицанию божественного во плоти домостроительства, как нами уже было показано много где выше, а также еще прежде – в наших « Антирретиках».

Источник же и основание всех этих зол – его невежество и самомнение, против которых не найти никакого лекарства и которые не поддаются никакому [врачебному] искусству. Иначе бы он и сам, слыша святых и мудрых учителей церкви, понял, что применительно к простой и бестелесной, а главное – божественной и непостижимой для ума природе [Бога] нет никакой разницы между сущностью и энергией и что невозможно провести между ними такое различие, чтобы сущность была абсолютно непричаствуемой для всех тварей и расположенной где-то наверху, а бессущностная энергия, сходя на землю, легко могла облечься в плоть и, оставаясь сама нетварной, сохранить человеческую природу неопалимой, а также уделить ей от собственной нетварности, каковой возможности для божественной сущности они не допускают. Ибо, говорят они, плоть погибнет, не успев ее причаститься. Так что из того, что Святая Дева не была ни сожжена, ни уничтожена огнем божественной сущности, по его логике следует вывод, что от Нее воплотилась не божественная сущность Слова, но энергия, которая тоже нетварная, но бессущностная и в некотором роде низшая [сущности], несущая в себе не очень жгучий огонь.

Он, наверное, никогда не слышал ни других святых, ни божественного Афанасия, кричащего манихеям: «Скажите, о изобретатели нового вашего евангелия, [... ] откуда вам возвещено называть плоть нетварной, чтобы [вследствие этого] либо божество Слова представлять изменившимся в плоть, либо домостроительство страдания, смерти и воскресения считать [лишь] видимостью и фантазией? Ибо только Святая Троица [ипостасей] божества no природе нетварна, вечна, непреложна и неизменна»⁸⁹².

И немного спустя: «Ибо нетварное no природе называется нетварным и не допускает ни возрастания, ни умаления»⁸⁹³.

И еще: «Ибо кто, слыша, что тело Господне нетварно, a себя зная сотворенным и созданным, не подумает, что божественные Писания лживы и он не имеет ничего общего со Христом?»⁸⁹⁴

И спустя немного: «Ибо нетварным мыслится только бытие Божества; так что и нетварное [бытие] нечестиво называть подверженным страданию, и подверженное страданию – именовать нетварным»⁸⁹⁵.

И еще: "Вообще, в тварях несозданным называется еще неосуществившееся, что не пришло в бытие»⁸⁹⁶.

И в другом месте: «[…, а] не как еретики говорят, что

некая энергия от Духа образовалась в Деве, чтобы совершить воплощение»⁸⁹⁷.

To же самое о нетварном и Григорий Нисский говорит Евномию: «Одна лишь божественная и нетварная природа Божия находится выше твари»⁸⁹⁸.

И еще: «Ничего нет нетварного, кроме божественной природы»⁸⁹⁹.

Видите, как святыми явственно опровергаются манихеи, Аполлинарий⁹⁰⁰, Арий⁹⁰¹, Евномий⁹⁰², которые все говорили то же, что и Палама? Посему и он, говоря то же, что и они, вместе с ними поражается теми же мечами [отеческих словес]. А о том, что он и прежде на основании многих фактов был уличен в иконоборчестве, как мы показали, и сейчас изобличается на основании следующего, послушайте Феодора, великого и мудрого глашатая церкви, жившего в то время и часто сходившегося с иконоборцами, так сказать, в рукопашном бою.

«Ибо о том, – говорит он, – что тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному – в бессмертие⁹⁰³, учит нас великий апостол; а чтобы телу облечься в бестелесность или тварному стать нетварным, или ограниченному превратиться в неограниченное – о таком мы еще не слышали до сего дня»⁹⁰⁴.

И еще: »В природу Божества ничто из возникшего и относящегося к творениям никак не может обратиться, хотя бы иконоборцы и тысячу раз явили себя богохульствующими»⁹⁰⁵.

И еще: «Что же, растлевается нетление и погибает бессмертие? Но об этом не может быть и речи»⁹⁰⁶.

Слышите, как говорящий одинаково также и с иконоборцами Палама, этот учитель современной церкви, поражается теми же стрелами [метаемыми] доблестно сражающимся за благочестие отцом и учителем церкви?»

Так все это было, и такими словами я с Божьей помощью окончил свою речь. A то, что теперь было прибавлено и что нами было сказано тогда, в процессе полемики, как того требовала необходимость, мы теперь опускаем, чтобы не удлинять повествование.

Сказанное произвело на них тяжелое впечатление и вызвало у них ненависть, и гнев их душ возгорелся в большой пожар, и, сделавшись словно одержимыми, они сказали: «Одно из двух: либо эти люди были святыми и не говорили этого, либо говорили и не были святыми. Потому что мы никогда не согласимся говорить, что отдельные духи⁹⁰⁷ и, конечно же, данные тварям благодатные дары и энергии не являются однозначно нетварными. Ибо если признаем, что Бог дает тварные [дары], то в чем будет исключительность божественного превосходства? Это ведь и людям возможно делать в любое время – давать кому угодно что угодно из временных и тварных вещей. А нетварный Бог может, конечно же, и давать нетварное. Если же кто хочет говорить иначе, то он будет всячески отвергнут нами, хотя бы и громы с неба возопили, и все стихии, получив дар речи, говорили так же».

Я было пытался представить [в качестве доказательства] книги святых, но они, не терпя больше ни малейшего [возражения], поднялись, излив на меня обильные поношения и сказав, помимо многого другого, следующе: «Ты неразумно действуешь против себя самого, противясь царским повелениям. Уступив немного, ты мог бы пользоваться у императоров и императриц еще большей благосклонностью, чем прежде, и, кроме того, честью и уважением со стороны всех членов синклита и прочих важных лиц. Короче говоря, – сказали они, – оставаясь в этом упрямстве, ты лишишься многих благ и испытаешь много печалей, и вместе с тем враждебный огонь по приказу императора скоро потребит все твои речи, которые зачитываются в церквах в дни памяти святых, а сам ты после смерти будешь без погребения брошен где-нибудь вне города».

Я же в ответ сказал им, что это слова Диоклетиана⁹⁰⁸ и его времен, [а также]: «И, даруя мне величайшие из благ, не своди- те дарование на нет, облекая его в форму угрозы. Ибо, обещая предоставить мне венцы мученические, вы думаете худшими названиями испортить лучшее. И вы-то угрожаете мне теми вещами, над которыми господин – царь; а я изо всех сил подвизаюсь, чтобы сохранить то, над чем господин – я сам, и буду стоять до смерти, соблюдая свой разум непорабощенным. Ибо быть благочестивым необходимо, а жить – не необходимо⁹⁰⁹; и умереть за православие необходимо, а быть погребенным – не необходимо». И на этом они удалились.

Мне же достались замки и засовы на дверях и охранники, еще худшие прежних. Мне бы и хотелось в их присутствии подвергнуть заслуженным насмешкам также и вторую часть их угрозы и обстоятельнее показать тем самым, сколь безумно их безрассудство и недомыслие, но они, по-видимому, осознав свое посрамление, остались глухи к моим словам и поспешили уйти. Ибо основная цель паламитов состояла в том, чтобы упразднить праздники Божии⁹¹⁰, отнюдь не допуская Его во плоти домостроительства, а также упразднить теми своими речами и мое [громкое] имя, сделанное мне моим благочестием. Если кто согласен с этой логикой, он должен сейчас же вычеркнуть [из Священного Писания] книги Моисея, Давида и все вообще иудейские книги, потому что в более поздние времена иудейский народ был отвержен нами. И мне кажется очень странным, что они, подражая в прочих отношениях Несторию и иконоборцам, там, где это особенно следовало бы [делать всякому] придерживающемуся себялюбия, вовсе не стали подражать им. Ибо те, упраздняя воплощение Слова Божия и убирая [из церкви] божественные образы, не тронули ничего из песнопений и словес, оставленных церкви певцами и писателями [прошлых времен], но пели их и прославляли [их авторов] на ежегодно справляемых праздниках. А эти люди, нисколько не стесняясь и здесь поступать обычным для себя образом, и в этом отношении стремятся превзойти тех во зле. Ибо Палама считает это позором и чем-то весьма предосудительным – просто довольствоваться семенами злочестия, найденными у родоначальников ересей, не привнеся и от себя зла ко злу. Человек этот выказывает всегда деятельное честолюбие, направленное на то, чтобы везде всех злых превосходить во зле.