А. Кордочкин

Источник

Житие Меридских отцов

Житие» было составлено ок.633 г. Оно состоит из введения, пяти основных частей, сюжетно не связанных между собой, и заключения. Автор его неизвестен.760 Прообразом «Жития» считаются «Собеседования о жизни италийских отцов» свт. Григория Великого, о чем говорит сам автор в предисловии. Среди его источников также «Житие Дезидерия», написанное королем Сисебутом, «Житие святого Мартина» Сульпиция Севера, «Житие отцов» Григория Турского и деяния различных мучеников.761

Публикуемый текст является вместе с «Житием Емилиана» одним из самых важных агиографических памятников вестготской Испании. Однако «Житие» – не просто рассказы о святых; это ценнейший источник для понимания социальных и политических реалий своего времени. На первый план выходит полемика против ариан, которым противостоят епископы Мериды. Было также высказано предположение, что «Житие» – попытка утвердить престиж как самой Мериды по отношению к Толедо, так и всей Испанской Церкви по отношению к италийской.762 «Житие» также является иллюстрацией к христианской урбанистической культуре,763 в которой, впрочем, живут и иудеи, и язычники. Действующим лицом является и мученица Евлалия,764 покровительница города, которая не остается безучастной в судьбе ее жителей и почитание которой определяет облик города.765

Во имя Господа начинается книга Житие святых Меридских отцов766

Предисловие

Решительно никто не усомнится, что истинны чудеса отцов православных и всецело правоверных, которые обнародовал в книгах «Собеседований», изложив правдивым пером, святейший и знаменитый учитель предстоятель города Рима, Григорий, воспламеняемый благодатью Утешителя Духа, которой некогда Всемогущий Бог удостоил действовать в рабах Его, благоугодивших Ему ради славы имени Его.

Да не смутится кто-нибудь духом недоверия из-за того, что кажется, что в древние времена это происходило и, возможно, не очень поверит, и пусть не сочтет, что выше упомянутый святейший избранный муж, святилище Духа Святого, пустыми и невнятными словами затемнил что-то, между тем как всем совершенно очевидно в свете Евангелия, что Господь гласом владычным всегда творил и поныне творит (Ин.5:17).

По этой причине, чтобы вера всех читающих и слушающих укреплялась большим доверием, мы рассказываем то, что было в городе Мериде в нынешние времена, каковое мы узнали не по рассказам других или из выдуманных историй, мы сами своими ушами слышали от тех, о которых мы точно знаем, что они, чудесным образом выйдя из тел, достигли Царствия Небесного.

1. Рассказ о смерти раба Агуста

Некий раб, еще не велик возрастом, а точнее сказать, юноша, по имени Агуст, невинный, простой и не знающий грамоты, когда исполнял вместе с другими рабами, своими товарищами, в обители знаменитой девы Евлалии честно и рассудительно обязанности своего служения, которые ему были поручены достопочтенным мужем, настоятелем монастыря, внезапно заболел. Когда многие, как это принято, приходили его навестить, и я сам часто приходил, случилось однажды ночью, когда совершалось обычное всенощное бдение – ибо таков был обычай в этой святой церкви, чтобы в зимнее время отдельно совершалась Господу служба бдения и отдельно утреня, образуя небольшой перерыв. Итак, во время этого перерыва я отправился навестить его и, вошедши в келью, в которой он лежал на постели, всех, кто там находился, я нашел погруженными в сон, так что никто из них не был бодрствующим к моему приходу. Я обнаружил, что свет, который там горел, был погашен. Затем я стал побуждать всех лежащих перед ним встать и приказал, чтобы снова зажгли свет, который был потушен.

Затем, когда принесен был свет, я стал расспрашивать, как упомянутый Агуст себя чувствует. И он ответил: «Право же, то, что касается надежды на нынешнюю жизнь, я скажу, что уже все члены моего тела расслаблены, так что никаких сил совершенно не осталось. Что касается надежды на жизнь вечную, я радуюсь, что не только имею надежду, но утверждаю, что даже видел Самого Виновника жизни вечной Господа Иисуса Христа с ангельскими полками и неисчислимым множеством всех святых».

И как только я это услышал, сразу же я затрепетал, впав в сильное замешательство, и стал умолять, чтобы он поведал мне все то, что видел, подробно. На это он ответил мне: «Призываю в свидетели Господа неба и земли, что я тебе передаю ни какое-то призрачное видение, но, чтобы ты больше мне поверил, я скажу тебе также то, что этой ночью я не спал».

И когда он это сказал, начал рассказывать так: «Я был в прекрасном месте, где было множество благоухающих цветов, зеленеющие травы, розы и лилии и много венков из драгоценных камней и золота, также неисчислимые покрывала из чистого шелка, и нежный воздух, освежающий все своим дуновением легкой прохладой. Также там я увидел множество скамеек, расположенных справа и слева. В центре же возвышалось сидение, расположенное очень высоко. И было там много отроков, все украшенные и красивые, приготовлявших столы и удивительную трапезу. He от какого-то мелкого домашнего скота, но все от столь крупного и откормленного великое множество блюд приготовлялось во всяческом изобилии, и все, что приготовлялось, было белое, как снег. И ожидали прихода Господа своего Царя».

Тогда я, недостойный, рассудив, что мне будет служить к большой пользе чудо столь великого события, если бы я услышал более подробно το, о чем он повествует, говорю ему: «Скажи мне, прошу, что ты делал, пока приготовлялось το, о чем ты рассказываешь?» Он же ответил: «Я целовал всем ноги, они же говорили: «Благословен Бог, Который во благо тебя привел». Пока они это говорили и исполняли все служение, внезапно пришло великое множество одетых в белые одеяния, все украшенные золотом и драгоценными камнями и увенчанные блистающими золотом венцами. И один строй этого множества шел с правой стороны, другой – с левой, и так приближаясь с двух сторон, образовывали неописуемую свиту своему Царю. Посреди них же шел Муж блистающий, необыкновенно прекрасный, благородный внешностью, видом славный, ростом выше всех, ярче солнца, белее снега. И когда они приблизились к приготовленным скамьям, воссел прекрасный этот Муж на возвышенное место, остальные же, подходя и поклоняясь Ему, занимали свои места на скамейках. Затем Он всех благословил. Тогда им принесли приготовленные кушанья.

В то время как они приступили к еде, сказал этот величественный Муж, Который возвышался над всеми, кто там находился: «Здесь ли этот немудреный [ юноша ]?» Они же отвечали: «Здесь, Господи.» Тогда Он сказал: «Пусть предстанет перед Моими очами.» Я же стоял на расстоянии и смотрел во все глаза. Когда я был поставлен перед Его очами, я начал сильно дрожать. Он же сказал мне: «He бойся, чадо! Встань у Меня за спиной и там стой.» И прибавил: «He бойся! Знай, что Я буду твоим Защитником. Никогда у тебя не будет ни в чем недостатка. Я всегда тебя буду питать, Я всегда буду тебя одевать, Я во все времена буду тебя покрывать и никогда не оставлю.»

И вот на том пиру я вкусил питие, которого никогда не видел и которое Он приказал мне принести. Попробовав его, я стал пить с огромным удовольствием. И я истинно говорю, что благодаря этой пище так восстановились мои силы, чтобы впоследствии никогда никакой другой пищи кроме этой не желать. И вот, когда завершился пир, Он сказал мне: «Это множество уйдет. И ты вместе со Мной отправишься в другую жизнь, так как Я тебе покажу Мой заповедный сад, который имею.» И снова все, уже по окончании пира, подходили и поклонялись Ему. Царь же, благословляя их, отпускал их идти. Когда же они удалились, подошло к возвышению Его, я не знаю, сколько людей, восклицая и вопия со многим плачем. Как только Он услышал их голоса, сказал: «Выведите за ворота дурных рабов, недостойны они видеть лица Моего.» Когда Он это сказал, они немедленно были уведены, так что более я не мог видеть их и узнать».

И опять, стараясь разузнать, я сказал: «Прошу, сынок, скажи мне, узнал ли ты там кого-либо из тех, кто нам в этом веке был знаком и уже, призванный, ушел с этого света». Он на это сказал: «Люди, которых я там видел, отличались от людей, которых мы видим сейчас, ибо все они украшены и другой наружностью, и другой одеждой». Затем он прибавил: «После же того, как вывели тех людей за ворота, встал Он, прекраснейший среди всех Господь со своего трона и, взяв меня за руку, привел в изумительный сад, где протекала река, в которой была вода по виду хрустальная, и вдоль берега той реки – множество благоухающих цветов и деревьев, источающих разнообразные сладостные ароматы. И так двигаясь вдоль реки, мы дошли до места, которое и до ныне я вижу, лежа на постели моей».

Это часто упоминаемый отрок передал мне в присутствии многих людей. Вот почему я, недостойный и первый из всех грешников, служитель Христов, весьма захотел написать все, что он рассказал, хотя и другими словами, однако по смыслу то же самое.

После же этого я поспешил возвестить все, что я услышал, святейшему мужу, господину и аббату моему. Когда он это узнал, как всегда у него было в обычае, исполненный глубокого благоговения, как можно скорей поспешил он к тому Агусту и, страстно желая услышать из его уст то, что он только что рассказал, стал расспрашивать о том, что он видел. И Агуст святым его ушам поведал то же самое, что прежде рассказывал, повторив без изменения. Затем повторил то же самое, что только что говорил, некоему благому блаженнейшему мужу, священнику и всем братьям, поскольку они его просили.

Ибо вскоре начал дух его пламенеть желанием получить отпущение грехов. Тотчас он получил его, и в то время как я спешно ушел ради молитвы в базилику Святой Приснодевы Марии, которая находилась в пяти милях от города Мерида – базилику эту народ еще поныне называет Квинтисина – вернувшись оттуда уже, когда стало смеркаться, я нашел его умершим. И так как был уже вечер, его не похоронили в тот же день.

Когда же пришла ночь, в то время как тело лежало непогребенным в келье, в которой он умер, в ночную непогоду тот же Агуст позвал громким голосом снаружи по имени другого раба, своего ровесника, которого звали Квинтилиан. Услышав его голос и узнав, один раб по имени Вераниан, простой и правдивый, тотчас встал и, выйдя за дверь, удостоился увидеть самого Агуста, стоящего в белом, но, пораженный страхом, он не решился подойти к нему ближе. Он клятвенно свидетельствовал, что увидел лицо его снежной белизны.

На другой же день тело его по обычаю предали погребению в базилике святейшей девы госпожи моей Евлалии.

2. Рассказ о смерти некоего монаха кавлинианиата

Многие и достойные мужи передают, что прежде нас достаточно много лет по милосердию Божьему в провинции Лузитании милостиво творилось чудо нашего спасения.

Некогда монастырем, название которому Кавлиниана, расположенным на расстоянии восьми миль от города Мерида, управлял благочестивый муж блаженной памяти аббат Реноват – впоследствии также он был понтификом и чудотворцем города Мерида. Как человек предусмотрительный, весьма острого ума, успешный во всякой науке и отличавшийся страхом Божьим, он с настоятельной заботой призывал всех бывших там монахов своим добрым образом жизни и примером святых дел к высшему отечеству. И все стадо следовало за пастырем, указывающим путь по узким дорогам и горным тропам. Ненасытный волк всеми силами пытался у него растерзать хищной пастью одну овцу. А именно, когда собрание общины пребывало в молитвах Богу и оставалось на правильном пути в страхе Господнем, некий монах, отвергнув их святейшие обычаи, предаваясь безбоязненно чревоугодию и пьянству, обрекал сам себя на погибель. Затем уклонившись к еще большей пагубе, также начал воровать все, что только мог найти.

Между тем упомянутый человек Божий часто ласково увещевал его, но с трудом мог обуздывать. Снова и снова он принимался обличать его словесно. Но так как тот не отступал от притягательного удовольствия обжорства и от склонности к воровству и алчности, аббат приказал сечь его плетьми, изнурять постами и держать в темнице. Но тот, пребывая в прежних грехах, не только от позорных дел не отступил, но, оскверняясь всякий день все больше и больше, торопился предать себя мрачным глубинам Тартара.

Когда аббат увидел, что тот настолько продолжает идти дорогой страстей, что не пожелал исправиться ни от многократных укоров, ни от частых побоев, предавшись глубокой сердечной печали, отпустил его жить по желанию сердца его. Итак, он приказал тем, которые заведовали монастырскими кладовыми, не запрещать ему, в какое бы время тот ни пожелал войти, и то, что найдет самого лучшего и сладкого, разрешать есть и пить вплоть до тошноты. Также что бы ни пожелал унести и спрятать по своей привычке, пусть беспрепятственно имеет такую возможность, чтобы лучше понять, что он будет делать, после того как доставит удовольствие вкусу и желудку.

Он же, обнаружив замки в соответствии с предписанием открытыми, как передают, тайно проник в монастырские изобильные кладовые. Однако охранники видели издали, как он заходит с хитрыми уловками, и, наблюдали – а он даже не подозревал о том – что он будет делать. А он все сладкое и приятное из еды и напитков, что находил, все подряд пожирал и выпивал и, помрачившись умом, едва мог идти.

После этого, взяв украдкой различные кушанья, а также сосуды с вином. которые в просторечии называются гиллоны, или бутылки, вынес в близлежащий монастырский сад и спрятал в зарослях кустарников и камышей в укромном месте.

Затем, пресыщенный едой и опьяневший от вина, он постелил себе ложе и рядом положил то, что украл. Хотя он уже не испытывал удовольствия и от чрезмерно отягощенного желудка его тошнило, он, однако, все еще желал есть и пить. Но чем больше он ел, тем больше страдал желудком. Вскоре побежденный сном, он уснул. Затем пришли собаки и то, что он принес, съели. Итак, охранники, увидев с противоположной стороны сосуды, которые он вынес, пока он спал, возвратили их в кладовую.

Между тем так происходило в течение долгого времени, и никто уже не верил, что он когда-нибудь исправится. Но Пастырь и Спаситель добрый вырвал его из пасти льва.

Ибо случилось, что в какой-то день он, по обыкновению, вышел пьяный из кладовой на рассвете. Как увидели его пьяным маленькие дети, которые под присмотром педагогов занимались в школе, тут же стали громко кричать: «Исправься, жестокосердный! Исправишься ты когда-нибудь? Вспомни Страшный суд Божий! Вспомни, что нужно убояться испытания Его, внушающего трепет. Вспомни, что следует ужаснуться и устрашиться сурового воздаяния суда Его. Вспомни, наконец, свой возраст и поменяй привычки свои к лучшему и хотя бы за день до смерти исправь свою жизнь! Даже нам, детям, не позволено вести себя так, как ты себя ведешь, хотя тебе, который гораздо старше возрастом, следует быть более разумным!»

И когда он это услышал, внезапно устыдился, густо покраснев, и раскаялся и, поднимая глаза свои со слезами к небу, рыдая, сказал: «Господи Иисусе Христе, Спаситель душ, Ты, Который не хочешь смерти грешников, но, чтобы они обратились от порока и были живы, молю Тебя, исправь меня и отними это позорное бесчестие от лица моего и, если Тебе угодно, избавь меня от этой жалкой жизни, чтобы мне не слышать более упреки».

И божественное милосердие не замедлило услышать его. В тот же миг тут же на месте, пораженный болезнью, он стал гореть от сильной лихорадки. И, конечно, перемена свыше в такой степени спасительно его изменила к лучшему, что, отвратившись от всех плотских удовольствий, пылающей душой он искал только лекарство в покаянии и страстно желал таинства Тела и Крови Господней.

Но между тем вышеупомянутый благодетельный отец решил, что тот страстно стремится к этому безумным и нечестивым умом. Он понудил его принести полное покаяние и затем уделил последнюю милость. В течение трех дней и столько же ночей слезам и удивительной исповедью он каялся.

На третий день после этого, готовясь покинуть тело и прощаясь с братией, он сказал так: «Узнайте, что все преступления мне прощены. И вот у дверей святейшие апостолы Петр и Павел, и еще блаженный архидьякон и мученик Лаврентий с бесчисленным сонмом одетых в белые одеяния ожидают меня, с ними надлежит мне отправиться к Господу». И сказав это, вышел из тела. По обычаю, тело его было предано погребению.

Спустя пятнадцать или более лет достопамятная река Ана, чрезвычайно увеличившись и выйдя из берегов своего русла, широко разлилась и по берегам разрушила много строений в соседних именьях. Также перевернула и постройки Кавлианинского монастыря.

Когда монахи захотели их восстановить, вышло так, что в то время, как они чинили основание склепа, в котором лежал вышеупомянутый, открыли само захоронение. И тут же разлился приятный аромат. Был же он найден нетронутым и невредимым, как если бы был погребен только что, и было заметно, что ни одежда его, ни волосы не имели повреждений.

3. Рассказ о смерти аббата Нанкта

Пока мы стараемся рассказывать истории о недавних событиях, мы забыли древние подвиги предков.

Многие рассказывают, что много лет назад во времена царя визеготов Леовигильда767 пришел из африканских стран в провинцию Лузитанию аббат по имени Нанкт, который долгое время проводил там жизнь в святости. По обету он стремился прийти в базилику святейшей девы Евлалии, в которой покоилось ее священное тело.

Но, как передают, он уклонялся от всякого взгляда на женщин как от змеиного укуса, не потому что презирал женский пол, но потому что боялся впасть в порок вследствие искушения от увиденного зрелища. Куда бы он ни шел, он приказывал одному монаху идти на некотором расстоянии перед собой, а другому сзади, чтобы не увидеть женщины.

Как мы уже говорили выше, когда он пришел в базилику святой девы и мученицы Евлалии, он со многими молитвами умолял благочестивого мужа дьякона Редемта, который находился там, чтобы, когда он из кельи в церковь для молитвы в ночное время будет идти, была бы поставлена охрана, дабы его внутри не увидела никакая женщина.

Но пока несколько дней в той святой церкви он оставался, некая благороднейшая и святейшая вдова по имени Евсевия возжелала страстно его увидеть, но он ни в коем случае не позволял, чтобы она его увидела. Когда же разные люди многократно его просили, чтобы он удостоил ее встречи и он решительно не соглашался, она, подумав, упросила упомянутого дьякона Редемта, чтобы во время утренних молитв, пока аббат Нанкт из церкви возвращается в келью, она бы укрылась в потаенном месте. И приказала вокруг зажечь яркий свет свечей, чтобы издалека увидеть этого святого мужа, что и было сделано.

И на том месте, где его коснулся женский взгляд (хотя он об этом не знал), с великим стоном он рухнул на землю, как если бы был тяжко поражен ударом большого камня. Тут же он начал говорить тому дьякону: «Да простит тебе Господь, брат. Что ты натворил?»

После этого он, отправившись отnуда с несколькими братьями, достиг пустынного места и там соорудил себе убогое жилище.

Но поскольку он там обильно блистал добродетелями и о нем стала распространяться молва, дошло это до слуха правителя Леовигильда. И хотя он был арианином, однако, чтобы поручить себя его молитвам ко Господу, он определил этому мужу исключительное право владения этим местом, которое относилось к царским угодьям, чтобы от него он вместе со своей братией имел бы средства для пропитания и одеяния. Муж Божий решительно отказался это принять. Но в то время как он отказывался, посланник, отправленный царем, сказал: «Ты не должен пренебрегать приношением сына твоего». Тогда он принудил себя принять.

После же нескольких дней люди, обитавшие в том месте, начали меж собой говорить: «Давайте пойдем и посмотрим, каков он есть, господин наш, которому нас отдали». И когда они прибыли и увидели его в убогой одежде, с неприбранными волосами, призирая его, сказали друг другу: «Лучше нам умереть, чем служить такому господину».

И затем, спустя несколько дней, когда святой муж Божий вел по лесу на выпас несколько овечек, застигнув его одного, умертвили, свернув ему шею.

Спустя некоторое время эти убийцы были схвачены и в оковах доставлены к царю Леовигильду. Ему рассказали, что это те, которые умертвили раба Божьего. Он же хотя не был правильной веры, однако вынес справедливый приговор, сказав: «Освободите их от оков и позвольте уйти. И если они убили истинного раба Божьего, без нашего возмездия пусть Бог покарает их за смерть раба Своего».

И там, где это было сказано, они и были освобождены. И сразу же демоны стали мучить их и терзали их много дней до тех пор, покуда души их не были исторгнуты жестокой смертью из тел. Благодарение Богу.

4. Рассказ об исходе и о чудесах святых епископов Меридских
Предисловие

Опуская велеречивые пышные речи и отметая бурлящую пену краснобайства, ныне также мы рассказываем, безыскусно и правдиво, в простых выражениях то, что есть во всех отношениях истинно. Ибо если бы мы бы пожелали замутнить темными речами το, о чем известно, что оно ярче света, мы бы не назидали, но утомляли души слушателей, поскольку, когда разум многих неученых людей понимает мало, слух утомляется.

И поэтому, как мы пообещали выше, чудеса, совершенные некогда святыми отцами, мы излагаем просто, так, как дошло до нас в многочисленных пересказах.

Многие передают, что святой муж по имени Павел, по происхождению грек, по роду занятий врач, прибыл в город Мериду из восточных стран. После того как в течение долгого времени он там вел жизнь в благочестии, изобилуя многими добродетелями, и превзошел всех смирением и добротой, Богом было ему определено, что он достоин звания понтифика вышеупомянутого города. И там, где он был по избранию Божьему рукоположен во епископа, Бог тут же отъял жестокие распри, которые сотрясали эту церковь во время его предшественника, и даровал великое умиротворение Церкви Своей по его молитвам.

Пока он по милости Божьей мирно и благодетельно управлял всеми своими гражданами и в заботах о всех проявлял нежную любовь своего святого сердца, случилось, что жена одного влиятельного благороднейшего человека города из сенаторского сословия заболела, а она и сама, рожденная под знаменитым гербом, носила благородного отпрыска. Но когда супруга имела во чреве, этот младенец в животе был ушиблен.

Многие врачи применяли к ней различные средства, и она не почувствовала никакого облегчения от лечения, но, пребывая в тяжелом состоянии, с каждым днем приближалась к смерти. Тогда вышеупомянутый знаменитый муж ее, так как у него ничего не было дороже супруги, и не было ничего, чем бы он ради жены ни пожертвовал, пренебрегши всеми врачами, отправился в надежде на исцеление к тому святому мужу. Бросившись к его ногам, он со слезами умолял его упросить Бога молитвами своими о спасении его супруги, поскольку он раб Божий и к тому же еще и врач. И просил, чтобы он не посчитал зазорным своей рукой доставить исцеление больной.

Но муж Господень тотчас ответил, говоря: «То, к чему ты побуждаешь меня, не позволено делать, так как, хотя я и недостойный священник Господень, приношу бескровную жертву своими руками Господу, и не могу поэтому το, о чем ты говоришь, выполнить, дабы после этого я не принес оскверненные руки к святым алтарям и не вызвал этим справедливый гнев Божий». И еще он прибавил: «Во имя Господа, – сказал он, – мы пойдем, посетим ее и дадим церковных врачей, которые будут ее лечить, а мы покажем, насколько разумеем, как им следует совершать лечение».

Тот же, зная, что лечение ни одного врача не возымело действия, что его жена уже при смерти, начал с горьким плачем изо всех сил умолять его, чтобы никого туда не отправлял, но сам лично пришел и то, что считает нужным, сделал бы своей рукой.

Но так как тот отказывался и решительно не соглашался, все братия, присутствующие рядом, со слезами просили его пойти. И он сказал: «Я знаю, сколь велико милосердие Божье и верю, что, когда я приду, это и больной поправит прежнее здоровье, и мне даст прощение за мое упорство. Но я совсем не уверен, что впоследствии дурные люди не поставят мне это дело в вину».

Ему все братия на это ответили: «Ни один из нас из-за этого ничего не скажет. Но отправляйся, господин, и со всей поспешностью сделай то, что послужит тебе наградой». Побуждаемый их просьбами, он пообещал отправиться, только прежде он должен узнать волю Божью, чтобы, отправившись легкомысленно, наудачу, не совершить того, за что будет наказан судом Божьим и потом с трудом сможет заслужить прощение.

И вот оттуда он отправился в базилику святейшей девы Евлалии и там, простершись, лежал на каменном полу в течение целого дня и, пребывая неустанно в молитве, оставался так в последующую ночь.

И пребывая там, спустя какое-то время он был наставлен божественным откровением, и тотчас, встав, безотлагательно с великой поспешностью направился к дому больной женщины. Он совершил молитву и положил руки с именем Господа на немощную. С упованием на Бога он сделал удивительно тонкий, тоньше тонкого надрез ножом и самого младенца уже разлагающегося стал извлекать по частям. Женщину же уже при смерти и полуживую с помощью Божьей тотчас вернул ее мужу невредимой. И предписал ему, чтобы она впредь мужа не знала, ибо в тот момент, как только узнает соитие с мужчиной, сразу случится с ней еще худшее.

И они, бросившись к ногам его, воздали благодарность и обещали все, что муж Божий предписал, целиком исполнить, взывая к Богу, что если не соблюдут, то пусть им потом будет еще хуже.

И случилась в доме невыразимая радость и безмерное веселье, и все, молитвенно восклицая похвалы Богу и приплясывая, говорили, что истинно Господь послал ангела своего, который сотворил милость.

Затем они сделали такую запись о своем имуществе, чтобы с этого времени святой муж имел бы половину от всего того, что они имели, другая же половина после их смерти неделимая и нетронутая должна перейти под его власть. И столь великое множество было у них богатств, что никто из сенаторов, которые были в провинции Лузитания, не был их богаче. Он от этого решительно отказался и отверг и не хотел принять, но, поскольку они не отступали и очень настойчиво уговаривали, вынужден был, в конце концов, согласиться. Принял же это не столько для своей пользы, сколько для того, чтобы употребить, как он приказал, для нужд бедных.

Те же, от которых было ему приношение, пребывая в страхе Божьем в чистоте, спустя недолгое время были взяты по божественному призванию в высшее отечество. Когда они умерли, святейший епископ Павел удостоился принять все имущество их. И тот, который пришел странником, ничего не имеющим, стал могущественнее всех могущественных настолько, что все средства церкви в сравнении с его богатствами почитались за ничто.

Затем, когда в течение многих лет он безмятежно наслаждался со своим народом благоприятным временем и по милости Божьей, проводя жизнь, исполненную добродетели, процветал, случилось, что однажды из страны, в которой он родился, прибыли на кораблях с Востока греческие купцы и причалили к берегам Испании.

И когда они пришли в город Мериду, по заведенному порядку прибыли представиться к епископу. Они были благожелательно приняты им и, выйдя из его атриума, возвратились в дом. в котором остановились. На следующий день они отправили ему подарок в благодарность за прием, послав отрока по имени Фидель, который прибыл из их страны, нанявшись ради получения заработка.

И когда юноша предстал перед очами епископа и принес с благодарностью отправленные дары, святой муж милостиво принял его и начал подробно расспрашивать, как его зовут, из какой он провинции и из какого города. Итак, когда тот сказал свое имя и назвал свой город, увидев юношу по природе доброго, стал его по порядку обо всем расспрашивать и спросил имена его родителей. И тот обстоятельно и просто отвечал на вопросы о родине, городе, деревне, именах родителей. Когда он это говорил, епископ узнал имя своей сестры. Тут же встав со своего кресла, на глазах у всех он заключил юношу в объятья – так был из-за этого глубоко растроган – и, бросившись ему на шею и многократно целуя его, проливал обильные слезы.

Тут же он приказал пригласить вышеназванных купцов и сказал им: «Этого мальчика оставьте мне и требуйте от меня всего, что хотите». Но они ответили: «Мы не можем это сделать, потому что он смышленый и мы взяли его в наем у родителей за плату. Без него мы ни в коем случае не можем возвратиться к его родителям. Как мы будем глядеть им в глаза, если оставим его здесь, в этой отдаленной стране?» Он же возразил им: «Да будет вам известно, что если вы мне его не оставите, то в отечество свое не вернетесь. Но лучше примите от меня довольно денег и уходите безбоязненно, отправившись с миром». Услышав это, более не в силах противиться столь могущественной власти, они сказали ему: «Скажи нам, господин, что за причина, по которой ты удостаиваешь такой любовью незнакомого тебе человека?» Епископ же ответил, что этот юноша его свойственник и ближайший его родственник, и прибавил: «Во имя Господа без какого-либо замешательства возвестите моей сестре, что сына ее я удержал при себе ради утешения в моей утрате». Послав через них сестре разные дары, он и самих моряков щедро наградил многими дарами. Так, облагодетельствованные щедрыми подарками, они, весьма довольные, возвратились в свое отечество.

Когда они удалились, тотчас епископ приказал постричь названного юношу и предложил ему стать служителем всемогущего Бога. И как бы новый Самуил тот усердно поучался днями и ночами в храме Господнем так, что в течение немногих лет он в совершенстве изучил все церковные обязанности и все книги Священного Писания. Затем, проведя его через несколько ступеней, епископ рукоположил его в дьяконы.

Вскоре став храминой Святого Духа, он так заблистал всеми добродетелями, что святостью, любовью, терпением и смирением превзошел всех священнослужителей. И настолько он был мил и приятен Богу и людям, что его считали одним из ангелов.

Между тем, пока он в течение многих лет безукоризненно служил Богу и во всем с любезной кротостью повиновался вышеназванному воспитателю своему и приятно скрашивал его старость без каких-либо огорчений, вот этот вышеназванный блаженнейший отец, после того как прошло уже много лет, склоняясь уже к дряхлому старческому возрасту, выбрал его себе в преемники и даже на свое место еще при жизни своей рукоположил и назначил наследником всех своих богатств. Ибо он определил в завещании условие, что если священство Мериды захочет его иметь понтификом, то все имущество, которое тому причитается после его смерти, останется в вышеупомянутой церкви, а если нет, то наследник имеет полное право как угодно распоряжаться указанным имуществом. Конечно, это решение святой муж объявил, поскольку Святым Духом ему было открыто и он предвидел благодаря дару прозорливости, что страшная зависть побудит многих коварных людей противодействовать этому мужу и они впоследствии, аки псы, набросятся на него со всех сторон и, охваченные пламенем ненависти, станут безжалостно терзать.

Между тем как по определению Божию он сделал Фиделя предстоятелем, тот так сильно желал оставаться при нем и служить ему, как он привык это делать во время дьяконского служения, что, оставляя свое жилище, находился при нем как слуга, исполняя всю работу. Тот же не позволял ему этого делать и наставлял, чтобы он, не смущаясь, держал власть понтифика, и приказал ему проявлять лучше заботу о своей братии.

Сам же святейший старец, оставив дворец и все свои почетные привилегии, поселился в самой убогой келье при базилике святой Евлалии. Там он, находясь какое-то время, свободный от волнений века сего, пребывая в полной тишине, во вретище лежа во прахе и молясь Богу за грехи всего мира, покинул тело.

После его смерти некие погибшие люди, как и предвидел муж Божий, начали злословить на блаженнейшего епископа Фиделя, желая при удобном случае изгнать его с места, на которое он был поставлен. Когда он это узнал и пожелал уйти со своим имуществом от их преследований, они, осознав, что, он уходит от них, забрав свои имения на основании церковного права, а им он ничего совершенно не оставил, бросились к его ногам, хотя более вынужденные, чем по доброй воле, и умоляли со многими уговорами, чтобы он не покидал их.

Он же, более не противясь им, дал согласие, чтобы и попечение об управлении иметь, и все наследство свое впоследствии оставить церкви. Поэтому так случилось, что в то время эта церковь была настолько богата, что в пределах Испании никакая другая церковь не была богаче ее.

Итак, с помощью Божией утвердилась любовь к нему всех, чистая и искренняя, настолько, что все единой душой, пылая безмерной любовью и уважением к нему, горели неистощимым пламенем святого огня. И став с ним от взаимной любви единым сердцем и едиными устами, избегая раздоров, ни в чем не имели разногласий.

Потому мы вспомним имя такового учителя, что кажется нам заслуживающим внимания рассмотреть в этом сочинении многие его добродетели, которыми он постоянно блистал, и передать малую толику воспоминаний об этом.

Итак, в один воскресный день, пока епископ Фидель находился во дворце со многими чадами Церкви, по обычаю, архидьякон со всем клиром в белых одеждах шествуя из церкви, остановился перед ним. И в то время как проходили дьяконы, совершая перед ним, по обычаю, каждение, он, поднявшись, со всеми, кто там находился, пошел в церковь, с тем чтобы по Божьему установлению служить праздничную мессу.

И когда все вместе с ним прошли от дверей небольшими группами примерно десять ступенек, внезапно здание великолепного дворца обрушилось от самого нижнего фундамента, и никого по воле Божией не придавило.

Из этого дела следует уразуметь, какового достоинства был этот муж, который так своими молитвами перед Богом защищал, что не позволил древнему врагу совершить обрушение этого здания до тех пор, пока он всех не вывел из дверей, сохранив по милости Божией невредимыми. И никто не сомневался также еще в том, что из-за великих заслуг святейшей девы Евлалии в таковой опасности никто не погиб.

Когда же епископ Фидель, расспрашивая с тревогой, выяснил, что никто не погиб, возблагодарил Господа и ничуть душой не опечалился, но в радости совершил [бескровную] жертву Богу и весь день провел со всеми своими, веселясь в Господе.

Спустя немного времени он восстановил разрушенное здание и сделал его с помощью Божией еще прекраснее. Так он возвел большое здание в длину и ширину, с высокой кровлей, украсив колоннами, а весь пол и все стены одев изысканным мрамором. Сверху покрыл здание чудесной кровлей.

Затем восстановил базилику святейшей девы Евлалии, придав удивительное расположение и соединив лучше прежнего высокие фронтоны башен самого святейшего храма возвышенной аркой.

И еще рассказывают про этого блаженного человека, что часто видели, что он, пребывая в теле, стоял и пел на церковных хорах с сонмами святых. И другое многое рассказывают, каковое мы прекращаем описывать из-за пространности, дабы не утомлять читателя.

Однажды он отправил мальчика, своего слугу в место, которому название Каспиана и которое от города Мерида отстоит на шестнадцать миль, и приказал ему вернуться со всей поспешностью. Когда он там был и в тот день не стал спешить с возвращением, и там остался, ему, уже спящему, в самом начале ночи привиделось, будто запели петухи. Тут же, пробудившись, он сел на свою лошадь и, торопясь изо всех сил, приехал прежде середины ночи к воротам этого города, которые называются Порта Понтис.

И тогда после долгого ожидания он понял, что поднялся прежде нужного часа и что, сколько ни кричи – а кричал он долго, – никто ему ворота не откроет. Тогда ему пришло в голову пустить своего коня пастись на пастбище, пока кто-нибудь случайно не отопрет ворота.

И вот внезапно ночной порой, подняв свои глаза, он увидел издали огненную толпу, выходившую из церкви святого Фавста, которая отстоит от города почти на милю, и достигшую базилики святой Леокритии.768 Когда он молча размышлял, что бы это было, и вот множество святых, от которых этот свет исходил, не останавливаясь, проходя через мост, подошли к воротам. С ними также шел святейший Фидель.

И когда достигли ворот, вышеназванный мальчик, глядя на возрастающую толпу одетых в белое, изумился, различив также проходящего среди них и самого Фиделя, облаченного в снежно-белую тунику. Перепуганный и трепещущий от страха, он стал как мертвый.

Затворы ворот для них чудесным образом отворились, и они прошли в город. Когда они проходили, мальчик, поднявшись, хотел пройти после них, но не смог, так как обнаружил ворота по-прежнему закрытыми, как и раньше.

Когда же с первыми лучами солнца, ворота открылись и он пришел во дворец, святой муж сразу же спросил его, в какое время он пришел из вышеназванного места. Тот ему поведал и час, в который поднялся, и задержку, которая случилась у ворот. Когда муж Божий спросил его, не видел ли он чего-либо, и тот ответил, что видел, епископ увещевал его, чтобы никому не говорил до тех пор, пока святой находится в теле, дабы не подвергнуться ему страшной опасности.

Также есть и другое подобное этому: некий благочестивый человек видел однажды ночью его проходящего со множеством святых из церкви святой Евлалии и идущего через базилику мучеников, но, поступив неосторожно, сразу же многим об этом рассказал. Потом он пришел к человеку Божьему и передал ему то, что видел. Тот ему сказал: «Рассказал ли ты то, что видел, кому-нибудь или нет?» Он же в ответ сразу же прямо по простоте заявил, что рассказал. На это епископ ему сказал: «Да простит тебе Бог, брат! Неправильно ты поступил. Знаю, по крайней мере, на будущем суде тебе это не зачтется в вину. Однако приготовься принять причастие и дай нам прощальный поцелуй, так как ты уйдешь. Также и дома у себя спешно приведи все в порядок, и если ты желаешь спасительного средства покаяния, то принеси!»

Он же, покаявшись и сделав распоряжения по своему дому, попрощавшись со всеми, на следующую ночь покинул тело.

Однажды ночью, когда некий благочестивый муж спешил возвратиться в церковь на службу, он уснул на своей постели побежденный несвоевременным ночным сном, и ему показалось, что уже наступило утро. Тут же поднявшись со всей поспешностью, он побежал в церковь, чтобы не пропустить время священнодействия, и, бросившись стремглав, пришел туда, едва переводя дух.

И когда он вошел в церковь святой Марии, которая и поныне называется Иерусалимской святой, услышал голоса поющих удивительно гармоническим ладом и, вглядевшись, увидел перед собой стоящую толпу святых. Пораженный ужасным страхом, с трепетом направившись в угол базилики, он тихо стоял и в молчании смотрел. Взволнованно вслушиваясь. он услышал, что обычным порядком они совершили всю службу. Завершив ее, незадолго до пения петухов с молитвами они прошли из церкви Святой Марии в базилику Святого Иоанна, в которой находится баптистерий. Церковь эта расположена вплотную к вышеупомянутой базилике, и стена между ними поставлена так, что обе они покрыты одной кровлей.

Совершив молитвы, святые начали между собой говорить: «Вот час настал, когда следует подать знак. Поэтому прежде необходимо, чтобы мы устроили то, для чего мы посланы». Когда это они говорили, появились перед их глазами три эфиопа, страшные и ужасные. Казалось, что рост их был огромен, чернота столь отвратительна, что смятение от самого взгляда на них и от страшной черноты вида ясно дает понять наблюдателю, что они несомненно служители Тартара. Они также держали в своих руках длинные острейшие мечи.

Тогда эти святые сказали: «Немедленно без задержки отправляйтесь в атриум и войдите в келью, в которой лежит святой епископ Фидель. Поразите тело его тяжелой раной, чтобы душа его как можно скорее вышла из телесных оков и отправилась с нами к Господу нашему Иисусу Христу и могла достичь уготованного ему венца».

Повинуясь приказаниям, они ушли, но вернулись, не поразив его, говоря: «Мы не можем войти в его келью, так как он не спит, но лежит, простершись на земле и молится. Сверх того, сама келья наполнена сладчайшим ароматом ладана так, что сладость этого возжигаемого благовония, которое им приносится Господу, не позволяет нам войти внутрь».

И снова им приказывают, говоря: «Идите и поразите его, потому что следует исполнить повеление Господа». И когда они там были и не смогли войти, вернувшись, вторично сказали: «Его молитва запрещает нам напрочь войти». Они им сказали: «Молитва не может ничего изменить, когда Свыше приходит призыв. Но идите и исполните повеление Господа, которое прежде было дано и никак не может быть нарушено».

И когда в третий раз отправились, по дозволению Господа вошли. И так сильно безжалостной рукой его поразили, что тот набожный человек, который стоял в церкви, ясно услышал вопль, который тот испустил от мучительной боли, и стоны. Когда стало светать, он вошел к святому епископу и все, что видел и слышал, поведал ему. Тот ему сказал: «Знаю, сынок, знаю, от меня ничего не сокрыто».

 И когда он это сказал и ослабели суставы от тяжкого страдания, он внезапно почувствовал себя всего освобожденным. И тут же, во-первых, омыл свои прегрешения обильными искупительными слезами, затем многим пленникам и нищим щедро раздал милостыню. Напоследок, возвратив всем долговые расписки, затих.

Но пока всем он возвращал, осталась долговая расписка некой вдовы, которая еще не была возвращена, и когда он ожидал вдову, чтобы отдать ей ее, из-за плотности толпы, которая ее окружала, она не могла подойти.

Когда в течение нескольких дней она приходила и каждый раз не достигала цели и, с огорченной душой сильно переживая и, ничего не добившись, сраженная печалью, возвращалась в свое жилище, однажды ночью предстали перед ней святейшие мученики Киприан и Лаврентий и сказали: «Почему ты не приходишь к нам?» И она ответила: «Не знаю». И они говорят: «Почему ты часто проходишь в другие базилики наших братьев других мучеников, а к нам прийти небрежешь?»

Тут же встав, она отправилась в их базилику, изливая молитву со слезами, она просила прощение за прежнее небрежение и оттуда потом пошла в базилику святой Евлалии. С удивительной быстротой она достигла цели, получила без всякого затруднения свою расписку и воздала Богу и этим святым великую благодарность за то, что не только удостоилась войти без особого труда в то место, но также с помощью святых Божьих было устроено, что, когда она вошла, святой епископ, держа собственноручно письменную расписку, уже подготовил то, что следовало в ней переделать.

И случилось так, что, когда он милостиво ей ее возвратил, а она с радостью получила то, чего так долго желала, сразу святой муж переселился радостно в Царство Вечное, и впереди шествовало собрание святых и встречали ангельские хоры. И он, присоединившись к небесным полкам, удостоился, по повелению Господа Иисуса, с вечным ликованием навсегда приобщиться к звездной обители.

Тело же его было с почестями погребено возле тела святейшего его предшественника, положенное в одном саркофаге, как бы на одном ложе.

5. Рассказ о жизни и добродетелях святого епископа Мазоны

Этому вышеупомянутому благодетельному мужу, переселившемуся в вышнее отечество наследовал по божественному предопределению за благочестие муж православный ничуть не меньший всяческими добродетелями, имя которому было Мазона. В соответствии с иерархическим порядком, Мазона наследовал Фиделю как блаженный блаженному, святой святому, благочестивый благочестивому, добрый благодетельному, блистающий всеми духовными дарованиями, сияющий неисчислимыми добродетелями.

После того как предшественник соединился со звездными гражданами на небесах, сладость манны наследника и его знаменательные достоинства смягчили скорбь всех граждан на земле, так что печаль из-за ухода такого понтифика не только не распространилась среди всех, но даже наподобие древних отцов Илии и Елисея удвоенная благодать Духа Утешителя от святого предстоятеля Фиделя, казалось всем очевидно, почила на святом епископе Мезоне. Так что народ, лишившись пастыря, не только не тосковал, пораженный унынием, но радовался двойной радостью, поскольку была явлена божественная милость, в то время как одного во спасение он проводил на небо, другого мужа выдающейся добродетели получил с благодарностью на земле.

Итак, святой предстоятель Мазона, благородное насаждение в этом мирском роде, но гораздо более благородный был заслуженной жизнью, гот по происхождению, но проницательного ума, всецело преданный Богу и укрепленный силой Всевышнего, украшенный святым образом жизни, и прекрасен видом великого благообразия, с юных лет покрытый блистающим одеянием милосердия и смирения, опоясанный поясом крепкой веры, огражденный надежно благоразумием и ясно обнаруживаемой справедливостью. Был он удивительно украшен любовью к Богу Вышнему и к ближнему и также любим был Богом и людьми, дивный жизнью и славой, братолюбивый, молившийся много за народ, имя которого в сиянии многих чудес распространилось по всей земле.

Итак, в его время Господь по его молитвам удалял от города Мериды и всей Лузитании мор и голод, и по заслугам святейшей девицы Евлалии очень далеко изгонял, и даровал всему народу такую безопасность и изобилие всяческих удовольствий, что казалось, никто ни в чем не нуждался, сколь бы ни был беден, и не был удручен какой-либо нуждой, но и богатые и бедные имели в изобилии все блага, и весь народ наслаждался благодаря такому понтифику на земле почти небесной радостью.

У всех было веселье, у всех царил мир, никто не был несчастен, в сердцах всех расцветала совершенная любовь, в чувствах всех – спокойное довольство настолько огромное, что, победив древнейшего врага и одолев спящего дракона, никто не страдал от горя, никто не был опечален стесненными обстоятельствами, никто, пораженный каким-либо страхом или затронутый завистью либо ненавистью, не был настигнут ядовитым жалом коварного змея. Но все, исполненные совершенной любовью, при поддержке Божьей, радующиеся благодаря благочестивому отцу, без страха и трепета пребывали в общей постоянной молитве к Богу. Великая любовь его благоухала в тайне не только ко всем верующим, но также к иудеям и язычникам, привлекала умы к Христовой благодати удивительной сладостью своей приязни.

Итак, насколько он велик и каков был, наша негодность не способна выразить подробно, но хотя мы весьма многое умалчиваем, вспомним, по крайней мере, наиболее важное из многого.

Наконец, передают, что вышеупомянутый муж, прежде чем он был рукоположен во епископы, проводил жизнь в базилике святейшей девы Евлалии с чрезвычайным усердием и там безукоризненно служил Богу в течение многих лет. После того как, пребывая у всех на устах, на глазах, в душе, он был вознесен оттуда и рукоположен по внушению Божьему в епископа, сразу с самого начала своего епископата он основал множество монастырей, наделив большими владениями, поставил множество базилик дивной работы и много душ посвятил там Богу.

Затем он соорудил странноприимный дом и обогатил огромным наследственным имуществом и приказал поставленным служителям и врачам служить нуждам странников и страждущих. И дал им такое указание, чтобы врачи, постоянно обходя всякий город, какого бы ни нашли больного – раба ли, свободного, христианина или иудея, относили на руках в странноприимный дом, и, приготовив чистую постель на кроватях и положив там этого немощного, давали вкусную и приятную пищу до тех пор, пока не возвращали с Божьей помощью тому больному прежнее здоровье. И сколько бы ни было в изобилии приготовлено утешений из имущества странноприимного дома для множества доставленных туда, святому мужу казалось, что всего этого все еще недостаточно. И прибавляя ко всем этим благодеяниям еще большее, он приказал врачам, чтобы они проявляли заботу с чуткой отзывчивостью и чтобы из всего самого наилучшего из всякой прибыли от всех церковных имений, которая доставляется в атриум, получали бы половину и отдавали этим немощным.

Если же кто-либо из граждан города или из деревенских жителей приходил с какой-либо нуждой во дворец, и, подавая небольшой сосуд, просил у распорядителей немного вина, масла или меда, и если святой муж видел его, то как всегда с благожелательным взглядом, приветливым лицом, приказывал разбить маленький сосуд и принести больший.

Насколько он был щедр и милостив к бедным, осталось известно одному Богу. Однако и об этом мы расскажем немного.

Столь велика была его забота об всех несчастных, одолеваемых бедствиями, что он дал две тысячи солидов дьякону церкви святой Евлалии, мужу благочестивому по имени Редемт, где тот служил, чтобы любой человек при стесненных обстоятельствах приходил и, дав письменную расписку, получал бы, сколько пожелает из этих денег без какого-либо промедления и препятствий, и в своих нуждах имел бы утешение.

Я считаю, что не следует обойти молчанием, насколько щедрым был в дарении тот, который был весьма воздержан от чужого имущества. Он предпочитал не принимать в изобилии, но великодушно давать: желая более раздавать имущество, чем приобретать, он научал, что наилучший удел давать, а не получать. Многое он щедро раздавал, и ничего не брал, и всем наперед прощал. Много дарил, еще больше раздавал, щедро осыпал всех благодеяниями и считался по щедрости величайшим. Все благодаря его дарам богатели и приумножали богатства. И не только братии и друзьям давал, но и к самым меньшим служителям церкви проявлял щедрость в подарках больше, чем можно поверить.

Так во времена его были обильно осыпаны благодеяниями, что в день святейшей Пасхи, когда он шествовал в церковь, множество мальчиков, одетых в плащи из чистого шелка, шли перед ним, как перед царем, и то, что в те времена никто не мог предположить, одетые в одежды, проходили перед ним. выказывая должное смирение. Но всемогущим Богом заслуженно был дан ему дар такого служения, сердце его никогда не радовалось такой роскоши и славе мимолетного процветания, и не было ни надменным, ни напыщенным. Несомненно, его смиренный дух, имеющий прочное основание на твердом камне, незапятнанной совестью, целомудренным умом, не знающим лукавства, был скромный в процветании, стойкий в испытаниях и не надмевался от благополучия. И никакой убыток или прибыль не влияли на его невозмутимость.

Был он во всем постоянным и решительно готовый ко всему, в высшей степени терпеливый, наикрепчайший как дуб. Во всех невзгодах оставаясь тверд, во всех тяжелых обстоятельствах он пребывал бесстрашным. Выражение его лица не менялось ни в радости, ни в скорби, всегда одно было выражение его лица, сияющее радостью во всех обстоятельствах, всегда оно было одинаковым и не менялось никогда при различном положении дел. Неприязненное высокомерие не исхитило его от всех добродетелей, но со святой любовью в сердце он во всем искренне сохранял подлинное смирение.

Когда милостью Божьей он преуспел в стольких добродетелях, слух о нем, когда добрая слава его стала разрастаться, распространился, и дела света, дарованные светом истинным, засияли во многих областях.

Откуда случилось, что молва эта дошла до слуха свирепого и жестокого царя везиготов Леовигильда, и ужасный змий, в своей ненависти всегда завидующий добрым делам, раздраженный жестокими уколами, поразил змеиным ядом душу этого правителя, и отравленное питье проникло внутрь. И, испив из этой отравленной чаши, сильно ополчившись по дьявольскому наущению, распаляемый ненавистью, снова и снова приказывал он через послов вышеупомянутому святейшему мужу оставить кафолическую веру и обратиться к арианской ереси со всем вверенным ему народом.

Когда дважды и трижды приступали посланники царя, всякий раз муж, посвященный Богу, твердо отвечал и передавал, что он никогда не оставит истинную веру, которую однажды познал, и, сверх того, убеждал самого арианского царя с заслуженными укорами, что подобает ему отбросить от себя нечестие. Итак, когда посланники возвратились к нему, начал вышеупомянутый царь соблазнять его душу различными уговорами: не сможет ли каким-либо образом склонить его к радостям своего суеверия. Епископ же пренебрег многими коварными уговорами, дары и награды, как мусор, отверг, веру кафолическую мужественно решительно защитил и не предпочел смолчать против предательства, чтобы не показалось, что он молчаливо соглашается, но, всеми силами отражая его безумие, громко свидетельствовал об истине. И когда тот понял, что он занимается напрасным трудом, охваченный яростью, он начал воздействовать на него множеством устрашений, считая, что угрозами может поколебать того, кого не смог одолеть лестью. Но святой муж не был сокрушен ни угрозами, ни лести не поддавался, но, сражаясь против жесточайшего тирана в защиту справедливости, в тяжком противостоянии остался непобедимым.

С тех пор жесточайший тиран удостоверился, что не может ни угрозами, ни подарками отвратить душу человека Божьего от истинной веры к своему нечестию. Так как он был весь сосуд гнева, вместилище пороков и столп осуждения, свирепый враг вселился в его грудь, и коварный змей держал пленника в своей власти, и он предлагал гражданам горькое вместо сладкого, колючее вместо успокоительного, вместо спасения смертоносное снадобье.

Конечно же, он поставил для возбуждения мятежных настроений и для смущения святейшего мужа и всего народа в этом городе епископом от арианской партии некоего пагубного человека, защищавшего повсюду ложь арианской ереси, имя которому было Сунна, покровителя превратного догмата, человека погибельного и ужасного видом, у которого лицо было неистовым, глаза свирепые со злобным взглядом, ужасные повадки. Был же превратного ума, с нечестивыми привычками, лживый на язык, непристойный в словах, надутый снаружи, пустой изнутри, внешне высокомерный, внутри тщеславный, снаружи важный, внутренне лишен всех добродетелей, и там и здесь безобразный, на доброе – скупой, на злое – щедрый, склонный к преступлениям, и по своей воле обреченный на вечную смерть.

Этот уже упомянутый виновник нечестия, придя в город Мериду, стремился некоторые базилики, выдававшиеся по царскому повелению своими привилегиями, из безрассудной своей дерзости увести их из-под власти своего понтифика. Связанный крепкими узами злодейства и пораженный смертельной своей отравой, начал он с яростной бранью набрасываться на раба Божьего и, изрыгая ругательства, извергал отвратительные угрожающие речи. Но вернейшего раба Божьего не сломили ни угрозы мошенника, ни от яростного гнева зловредного он не размяк, ни надломили его приступы безумия погибающего, но он оставался незыблем перед всеми нападками, наподобие мощнейшей стены в защите святой веры. И когда упоминаемый уже нечестивец, изобретая ухищрения, не смог, как ни старался, поколебать всеми способами раба Божьего и всех верующих, полагаясь на царское расположение, стал настолько самоуверенным, что старался и так и сяк завладеть базиликой святейшей девы Евлалии, чтобы увести эту выдающуюся церковь из-под власти своего епископа в арианскую ересь.

Когда святой епископ Мазона и единодушный с ним народ стали оказывать ему сопротивление и решительно оборонялись, вышеупомянутый псевдоепископ Сунна написал прежде названному правителю многое к обвинению святого мужа и убеждал его, чтобы ту святую базилику, в которую страстно жаждал войти, выведя из-под власти кафоликов, он передал царской властью под его управление.

На это правитель, как передают, объявил такое решение, чтобы судьи провели заседание в атриуме церкви и при этом присутствовали оба, вызванные ими, епископа. И пусть, когда они встанут лицом к лицу, обсуждают в открытом споре, сражаясь друг против друга, выступая попеременно каждый в защиту своей партии. Также пусть говорят на основании книг Священного Писания, доказывают и подтверждают, представляя свидетельства. И чья сторона добьется победы в состязании, тому и будет присуждена церковь святой Евлалии. И когда это постановление – а слухи быстро разрастались – достигло ушей благодетельного мужа Мазоны, тотчас он поспешно отправился в базилику святой девы Евлалии. Предаваясь посту и молитве, он пролежал в течение трех дней и столько же ночей простертым на каменном полу перед алтарем, под которым была положена священная частица святых мощей.

Наконец на третий день он вышел и пришел в атриум, который был построен внутри стен этого города, с таким воодушевлением и твердостью ума, что, казалось, ни у кого из верующих не было сомнений, что в суде находится Тот, Кто сказал: He думайте наперед, что вам сказать, но дано вам будет то, что сказать. Ибо не вы будете говорить, но Дух Святой (Мф.10:19). И когда пришел в город и, войдя в атриум, сел, лицо его, к радости всех верующих, было лишено уныния, и он убедил их, чтобы они на какое-то время до его победы не принимали пищи. Он был готов к поединку, сурово ожидая как самого нечестивого арианского епископа, так и судей. Затем вошел арианский епископ, надутый от чванства и высокомерия, вместе с семью судьями и толпой народа.

Затем, когда сели епископы, также сели и судьи, которые в большинстве своем были сторонниками арианской партии и нечестивийшего царя. Когда они сели, святой епископ Мазона, поскольку он был человеком необыкновенной серьезности и необычайной рассудительности, часто подолгу устремляя глаза к небу, хранил молчание.

Так как он молчал, епископ еретиков Сунна первым поднялся говорить и начал громогласно издавать нечестивые звуки, несуразные, нелепые и непристойные слова. Когда же человек Божий отвечал терпеливо, мягко и приветливо и замечательно показывал всю истину, а тот шумно возражал дерзкими словами, как из пасти дракона, завязалось между ними большое словесное сражение. Но никакими ухищрениями не смогло усилие плотского человека противостоять премудрости Божьей и Святому Духу, Который через уста раба Своего епископа Мазоны говорил.

Что дальше? Изобличенный во всех ухищрениях и побежденный, Сунна умолк, сильно покраснел, покрывшись краской стыда. И не столько он, сколько неправедные посредники, которые отличались тем, что дерзко от своей партии подавали поддержку, не только смущенно покраснели, но, слушая слово невероятного учения, когда медоточивая речь исходила из уст епископа Мазоны, в великом изумлении потрясенные умом и поверженные в страшное оцепенение восхваляли того, над которым незадолго до этого желали добиться победы. Ибо Господь сподобил, чтобы в тот день из его уст исходила такая благодать, что никогда никто прежде не видел человека, столь выдающегося в произнесении речей. И хотя он всегда учил красноречиво, однако ныне был более красноречив, чем в другие дни.

Увидели правоверные и возрадовались, и всякая неправда затворила уста свои, так как заградил Бог уста говорящих неправду. Итак, все верующие были сильно поражены, поскольку, хотя и знали прежде, что он красноречивейший муж, однако не могли припомнить, чтобы когда-либо он говорил такие ученые речи, такие блестящие, и таким светоносным языком.

Тогда все православные сразу же, когда были повержены и побеждены враги, воскликнули в похвалу, говоря: Кто подобен Тебе среди богов, Господи? Кто подобен Тебе и нет равного делам Твоим?769 Затем единодушно отправились в базилику славной девы Евлалии вместе с победителем предстоятелем Мазоной, пошли, в ликовании восхваляя Бога, и вступили в священный храм Его, шумно выражая восторг, вознося безмерную благодарность всемогущему Господу, Который в храме святой Своей девы возвысил рабов Своих и поверг в прах врагов Своих.

Итак, вышеупомянутый еретик епископ Сунна, хотя был побежден всеми рассуждениями и истинной, продолжал упрямо упорствовать в прежней вере и не смог свободным шагом поспешать к вратам спасения, сердце которого древний враг, по попущению Божьему, обратил в камень как у фараона.

После того как он увидел себя побежденным во всех отношениях, начал все больше и больше безумным умом измышлять против раба Божьего клевету и, прибавляя выдумки с помощью хитрых уловок, защищаясь всякого рода оружием против воина Христова, намереваясь лучше напасть, стал приходить к правителю Леовигильду-арианину и нашептывать в уши ему клевету против блаженнейшего мужа епископа Мазоны, обвиняя его во множестве преступлений. Разумеется, никакая хитрость противника не возымела действия, никакая вредоносная низость не повредила человеку Божьему, которого благодать Искупителя защитила духовным оружием.

Настолько сильно нечистый дух побуждал арианского царя изгнать святого мужа с его кафедры, что он вынужден был призвать Мазону предстать перед его очами. Поспешно слуги, соучастники его преступления, исполняя царский указ, прибыли в город Мериду и принудили блаженного мужа незамедлительно отправиться в город Толето, в котором находился царь.

Когда внезапно схваченный преосвященнейший епископ Мазона был исторгнут из лона святой Церкви и как преступник безвинно отправлен в ссылку, поднялся глас всех меридских граждан с великим воплем и неудержимыми слезами. Они кричали с тяжкими стонами и громкими воплями, что лишились целительного средства в лице такого отца, горько восклицая: «Зачем покидаешь овец своих, благочестивый пастырь? Зачем оставляешь стадо свое на погибель? He оставляй, просим, нас в пасти волков, чтобы овцы твои, до сих пор питаемые сладкими травами, не были растерзаны свирепыми волками, когда более не будет заботы епископа».

Тогда он, тронутый столькими рыданиями, устремился с глубокой любовью ко Господу и, как передают, заплакал и, обратившись к ним со многими словами удивительной нежности, подал утешение. Затем, укрепив всех, вручив себя божественной воле, отправился со спокойным умом, твердый духом, с веселым лицом, таким, каким был всегда.

Когда он прибыл в город Толето и предстал перед лицом жестокого тирана, царь набросился на него со многою бранью и принуждал многоразличными угрозами, желая всеми силами увлечь его в арианскую ересь. Но человек Божий стойко претерпел все поношения, выпавшие ему, к тому же переносил все со спокойной душой и начал со всей кротостью отвечать на то, что выкрикивал бешеный пес, пропустив обвинения против себя, он, однако, переживая за несправедливость по отношению к кафолической вере, отважно противостоял этому тирану.

Безумный царь, все более и более раздражаясь от его твердости, начал неистовыми устами с еще более яростным лаем набрасываться на раба Божьего. Затем он стал запугивать и принуждать угрозами, чтобы он подарил ему тунику святейшей девы Евлалии, которую он желал иметь в базилике арианского нечестия в том же Толето. На это человек Божий ответил: «Да будет тебе известно, что я не запятнаю сердце мое грязью арианского зловерия, а ум мой не оскверню превратным догматом. Никогда я не передам тунику госпожи моей Евлалии в святотатственные руки еретиков на поругание, и, чтобы никогда не запятнали ее грязные пальцы, не может она никогда быть в твоей власти».

Услышав это, нечестивый тиран, от ярости придя в безумие, послал незамедлительно и спешно в город Мериду, с тем чтобы там тщательно искали святую тунику в сокровищнице церкви святой Евлалии и в сокровищнице главной церкви. которая называется святой Иерусалим, чтобы тщательно все перерыли, пока не отыщут, а когда найдут, доставили бы ее к нему.

Когда те прибыли и повсюду усердно искали и не нашли, они с пустыми руками вернулись к своему царю. Когда ему об этом доложили, дьявол начал еще свирепее со скрежетом зубов набрасываться на человека Божьего. И он был поставлен перед царскими очами, и тот сказал ему: «Или скажи, где находится то, что я ищу, или, если не скажешь, знай, что тебя подвергнут тяжкому наказанию и после этого отправят в отдаленную область в ссылку, где после множества бедствий и всяческих лишений, подвергнутый непереносимой пытке, умрешь жестокой смертью».

Передают, что на это человек Божий дал такой ответ: «Ты угрожаешь мне ссылкой? Да будет тебе известно, что не боюсь твоих угроз и не трепещу от страха перед твоей ссылкой. Что ж спрошу тебя, не прикажешь ли отправить меня в ссылку в такое место, где по твоему разумению нет Бога». Царь сказал ему: «И в каком же месте нет Бога, погибающий?» И человек Божий ответил: «Если ты знаешь, что во всяком месте есть Бог, почему ты мне грозишь? Ибо куда бы ты меня ни отправил, я знаю, что любовь Божья меня не оставит. Но и то я знаю точно, что насколько свирепее ты будешь против меня неистовствовать, настолько больше будет меня сопровождать милосердие Его и будет утешать Его сострадание». Тиран, помрачившись скверным своим умом, еще больше раздосадованный из-за его стойкости перед страшным наказанием, распаляемый злобой и ненавистью, сказал ему: «Или подари мне ту самую тунику, которую ты коварно украл, или, если не подаришь, различными пытками раздроблю твои члены». Ему воин Христов бесстрашно отвечал: «Уже я сказал тебе однажды и снова повторю, что не убоюсь твоих угроз. Но то, что твой превратный ум изобретает против меня, еще больше меня укрепляет. Я, однако, не боюсь тебя и не из страха не дам тебе то, что ты требуешь. Но знай и то, что я предал огню эту тунику, сделав из нее порошок, и, растворив в воде, выпил». И, коснувшись рукой своего живота, сказал: «Вот, смотри, я, обратив ее в пепел, выпил, и вот она здесь, внутри живота моего. Никогда тебе ее не верну». Это он сказал потому, что никто не знал о том, что он, сложив ее и обернув полотном, опоясал вокруг своего живота под одеждой и таким образом ее носил, и об этом было известно только одному Богу. Ибо так ослепил Бог глаза самого царя и всех помощников его, что никто не понял, что таким образом поступил человек Божий.

Пока это и тому подобное он говорил, небо было необычайно ясным, и внезапно божественное всемогущество возгремело с неба с великим шумом так, что Леовигильд, содрогнувшись, упал в страхе с трона своего на землю. Тогда человек Божий с великим ликованием твердо сказал: «Если и следует бояться царя, то вот Такого Царя, ибо Он не такой могуществом, как ты».

Тогда нечистый дух тотчас отверз всегда готовые к брани святотатственные уста тирана в скверных словах, и тот тут же с бранью выразил такой приговор в своем нечестии: «Мазона, я приказываю тебя, всегда враждебного к нам в наших обычаях и неприязненного к нашей вере и противника религии нашей, немедленно убрать с наших глаз и держать в узах в ссылке».

Когда ненавистный нечестивый царь вынес такого рода злобный приговор против невинного, слуги, соучастники преступления, как можно быстрее увели епископа Мазону с его глаз и подвели ему по приказанию царя дикую лошадь, с тем чтобы она его сбросила, когда он на нее сядет, и так, сломав себе при падении шею, он бы погиб жестокой смертью. Известно, что эта лошадь была такой свирепости, что ни один седок не решался сесть на нее, так как уже многих из-за своей строптивости она смогла сбросить.

Когда же к человеку Божьему ее подвели, чтобы он сел, жестокий царь, выглядывая через окно дворца, наблюдал, ожидая, что святой муж, падая с лошади, доставит ему великолепное зрелище. Блаженный священник, с именем Господа начертав знамение креста, сел на дикую лошадь, которую Господь сделал кроткой как ягненок. Ибо со всякой кротостью и осторожностью начала совершать путь свой по дороге та, которая совсем недавно со страшным храпом и фырканьем и резкими движениями всего тела как бы из презренья отказывалась носить других. Когда все увидели это чудо, остолбенев, сильно были поражены, да и сам царь пришел в великое изумление. Но что могло бы дать слепому свет ярче солнечного, тайну которого свирепый враг помрачает при любой возможности?

Итак, святой Божий предстоятель Мазона вместе с тремя сопровождавшими его отроками прибыл в предназначенное место. Люди, посланные царем, чтобы наказать его, заточили их вместе с ним в монастыре. Угрозы стали наибольшим возвышением, поругание – ясным свидетельством святости, путешествие – огромным счастьем.

После этого вместо него был избран псевдосвященник некий Непопис и был поставлен на место и в звание мужа Божьего в городе Мериде. Был он нечестивый, верный слуга дьявола, ангел сатаны, предвестник антихриста, и был епископом другого города. Но насколько муж Божий возрастал в многочисленных добродетелях, настолько тот погряз в преступных делах.

Через три года муж Мазона достиг там еще более блаженной жизни, преуспел во многих добродетелях и все необходимое, что мог иметь для нужд своих и своих слуг, раздавал бедным.

Однажды, когда совершенно ничего не осталось, чтобы можно было подать нищим, пришла к нему за подаянием некая бедная вдова, которая боролась с великой нуждой. Человек Божий, который уже все издержал на подобные дела, тщательно искал, чтобы ей дать, и так как ничего не нашел, он стал просить у отроков, которые были при нем, чтобы, если кто-нибудь из них что-то имеет, пусть даст ему взаймы, чтобы он мог подать уже упомянутой женщине. Один из них по имени Сагит, который был старшим над прочими, ответил в таких словах: «У меня есть один солид, но если отдам его, совершенно ничего мы не будем иметь, на что купить пищу нам и нашей лошади». Муж Господень приказал ему, чтобы он без какого-либо колебания отдал все, ничего себе из этого не оставив, не сомневаясь, что Господь будет с ним и тотчас даст ему все блага. Когда, повинуясь его приказанию, Сагит дал солид женщине, немного позже он побежал к той женщине и просил ее, так как не было у него, на что купить себе пищу, чтобы из того, что он ей дал, по крайней мере, она вернула один термиссис,770 который бы он употребил на свои нужды. Она немедленно с огорчением вернула один, два же с радостью в сердце унесла с собой.

И внезапно оказалось, что перед воротами монастыря стоят двести ослов, нагруженных различными припасами, которые были посланы ему от разных мужей-кафоликов. Когда человеку Божьему возвестили об этом и прибывшие внесли все, он, воздав великую благодарность всемогущему Богу, приказал тотчас прийти Сагиту. Когда тот пришел, сказал ему человек Божий: «Сколько ты дал милостыни просящей женщине?» Тот ответил: «По приказанию твоему я дал солид, который имел неразменным, но так как принуждала необходимость, я взял от нее потом один тремиссис». И сказал человек Господин: «Да простит тебе Господь, брат, потому, что ты был непостоянен и не уповал на милосердие Господне. К тому же, ты согрешил против многих бедняков. Ты дал два тремиссиса и вот получил две тысячи солидов и двести ослов, нагруженных многими припасами, а если бы третий тремиссий не удержал, несомненно, получил бы триста груженых ослов».

Затем он принес благодарность в молитвах и в письмах вместе со своим благословением за проявленное милосердие всем, кто разыскал его, и тут же почти все, что было ему послано, раздал нищим.

Спустя несколько дней, когда он вошел в базилику того монастыря для молитвы, внезапно над алтарем его святой базилики святейшая дева Евлалия явилась в виде голубя белее снега и ласково обратилась к нему, ибо так милостивая госпожа удостоила утешения вернейшего раба. Затем сказала ему: «Вот пришло время возвратиться тебе в свой прежний город и там исполнять мне службу». И сказав это, в стремительном полете скрылась из глаз.

Муж Божий хотя и возликовал из-за такого видения и такого утешения, однако начал сильно плакать, что после его отъезда покой бедных и странников обратится в смятение и бурю житейскую. Но, разумеется, у него не было сомнения, что следует немедленно исполнить услышанное.

Затем без какого-либо промедления, вышеназванная прославленная дева покарала за поношение раба своего суровым возмездием. Однажды ночью она предстала лежащему на своей императорской постели тирану Леовигильду и долго многократно ударяя его кнутом по бокам. говорила: «Верни мне раба моего! Ибо если помедлишь с возвращением, знай, что ты подвергнешься суровому наказанию». Так сильно был избит несчастный, что. пробудившись, когда все к нему собрались, с великим плачем указал на оставленные синяки, восклицая, что потому был избит. что причинил поругание святейшему епископу. Царь описал подробно имя, образ, лицо, красоту той, кто нанесла ему удары, и все поведал откровенно с громкими воплями.

Тотчас, поскольку опасался, что по решению Божьему подвергнется более тяжкому наказанию, так как всегда во всех делах был наихудшим лицемером и тайным обманщиком, приказал с притворным почтением, чтобы муж Божий, который безосновательно был изгнан из своего города, снова принял под свое правление церковь. Святейший муж Мазона, который не согласился отдать то, что, требовал безумный царь, намереваясь оставить это при себе, когда был заключен под стражу, вновь и вновь, вознося молитвы, просил о том, чтобы он смог вернуться в свой город. Конечно, любовь Бога Вышнего утешила чистое сердце, и обильное благоволение открыло путь рабу Своему.

Когда же с помощью Божьей он уже отправился, жестокий царь просьбами и дарами старался расположить к себе того, которого прежде злодейски подверг осуждению. Тот же дары отверг, подношения отклонил, совершенные злодеяния кроткой душой простил, и по заповеди Господней вину должникам не держал при себе, но отпустил.

Оттуда, с того места, где был в ссылке, с огромной свитой вернулся в город Мериду. Когда же Непопис, который был назначен вместо него, услышал, что он возвращается, внезапно охваченный страхом Божьим, стремглав бежал в свой город, в котором прежде был епископом. Однако прежде чем уйти, погрузив на множество повозок огромное количество серебра и украшений. а также то, что видел замечательного и лучшего в меридской церкви, отправил тайно в ночное время с людьми из меридской церкви коварно в свой город.

Сам же Непопис, гонимый всем клиром и народом, спешно устремился из Мериды в свой город и как можно быстрее поспешил отправиться, чтобы муж Божий Мазона не нашел его в своей церкви и не выгнал со всяческим бесчестием. И когда он сам первым с немногими убежал, после него все перепуганные с позором бежав к нему в город, рассеянные, в смятении и разбежавшиеся в разные стороны, направились в собственный город.

И когда это случилось, по воле Божьей и по заслугам святой Евлалии вышло так, что в тот день неожиданно святой Мазона с бесчисленной толпой шел в город Мериду той самой дорогой, по которой спешили повозки, груженные его имуществом. Когда они попались ему на этой дороге недалеко от города, святой муж начал расспрашивать, для кого все эти повозки. И они, узнав своего господина, исполнившись величайшей радостью, ответили: «Мы твои рабы, господин». Он спросил их, что они везут в повозках. Они же ответили: «Мы везем имущество святой Евлалии и твое, которое злодей и разбойник Непопис расхитил, и мы сами, несчастные, отправляемся в плен, разлученные со своим имуществом, детьми и супругами и изгнанные из отечества, в котором родились». Когда муж Господень это услышал, исполнившись великой радости, сказал: «Благодарю Тебя, благой Господи Иисусе, за великое обилие сладости Твоей! Ты Тот, Кто удостаиваешь во всем столь великой заботы Своих рабов, хотя и недостойных, что, исхитив из всех бед, возвращаешь нам благополучие и не предаешь имущество Твое под власть врагов». И сказав это, стал призывать всех в свой город и так при всеобщем безмерном ликовании пришел в город.

И подобно тому, кто оказался в пламени огня и страстно желает струю воды, так он с помощью Божьей удостоился войти в базилику святой Евлалии с пылающей душой и горящим духом. И когда там со всей страстью души он соединил страсть своего желания, радуясь в Господе, при всеобщем ликовании он вошел в город. Итак, вся Меридская церковь с превеликим восторгом приняла своего правителя. Ибо они радовались тому, что теперь больной получит исцеление, найдет утешение притесняемый, а у бедного не будет недостатка в пропитании. Что дальше? Возвращено было Господом Меридской церкви множество благодеяний, ибо присутствие святого мужа по милосердию Господа защищало от несчастий, и многократно преодолевался мор, и не было бурь во всем городе, что после удаления пастыря сразу же прекратилось.

Итак, поскольку Леовигильд не заботился о пользе Испании, но вредил и более губил, чем правил, и не охранял ее от позорных дел и злодеяний, так как не защищал достояние свое, оставив совершенно Бога, и, конечно, сам оставленный Богом, потерял несчастливо царство вместе жизнью. Пораженный по Божьему решению тяжелой болезнью, он окончил позорную жизнь и заслужил себе вечную смерть. Душа его, немилосердно исторгнутая из тела, обреченная на вечное наказание, навсегда преданная Эребу, заслуженно содержится в Тартаре и, склеенная дегтем, вечно горит в кипящей воде.

После его немилосердной смерти власть получил по заведенному порядку сын его Рекаред, благочестивый человек и правитель, и заслуженно был вознесен к вершине причитавшейся ему власти. Исключительными заслугами, по закону и в силу обычая и по дарованию от Бога получил королевскую власть наконец муж православный и во всех отношениях благочестивый, который, следуя не отцовскому суеверию, но Господу Христу, обратился от еретического арианского нечестия и привел к истинной вере весь народ визеготов благодаря удивительной проповеди. Он был приверженцем божественной религии, проповедник правильной славы, во всем защитник кафолической веры, проповедуя святую Троицу, совечную и единой силы и сущности, различая особенность лиц, подтверждая по природе единого Бога, называя Отца нерожденным, прибавляя Сына, от Отца рожденного, веря, что Святой Дух исходит от Обоих.

Украшенный явными добродетелями, он начал почитать то, что считал угодным Богу, всецело страшиться и отвергать все то, что признавал ненавистным Богу, и осудил заблуждение отвратительного нечестия еретиков. И пока он это решительно делал, возвратилось милостью Божьей спокойствие Кафолической Церкви и заблуждение арианского бедствия рассеялось в умах почти всех. И когда была подавлена всяческая враждебность, город Мерида вместе со святым епископом Мазоной радовался из-за столь великого дара спокойствия и непрестанно возносил благодарение Господу, снова древний враг, побуждаемый привычной прежней завистью, воздвиг брань на раба Божьего через своих служителей.

 Ибо Сунна, епископ готский, которого мы упоминали выше, озлобляемый дьяволом, подстрекал по дьявольскому же наущению некоторых из самых богатых готов, благородных происхождением и богатством, из которых некоторые были даже поставлены царем в нескольких городах наместниками. Он отделил их из сонма кафоликов и из лона кафолической церкви с огромным множеством народа и измышлял против раба Божьего епископа Мазоны коварные планы, как бы его погубить.

Затем послал к нему своих рабов и как бы из сильной любви через них попросил прийти к нему домой, чтобы там умертвить человека Божьего жесточайшей смертью. Когда же они пришли и убеждали его, тут же блаженный муж, исполнившись духа Божьего, понял их намерения и сразу сказал: «Я туда никоем образом не могу пойти, так как должен заботиться о том, что на пользу Кафолической Церкви. Но если он меня желает видеть, пусть приходит сюда, в церковный атриум, и как только пожелает, так меня и увидит».

Те же, которые были посланы, вернувшись, возвестили то, что услышали. И когда Сунна это услышал, тотчас созвал в свой дом вышеупомянутых сановников, с которыми решил погубить святого мужа, и сказал им, чтобы отправились вместе с ним в атриум. Однако прежде договорился с ними, чтобы, как только они войдут в атриум, один из них, имя которому было Виттерик, который впоследствии стал царем готов, обнажив меч, так одним ударом поразил бы блаженнейшего мужа, чтобы во втором ударе не было необходимости.

Когда же он посвятил в замысел такого рода уже названного Виттерика, все единодушно и с тем же намерением одновременно направились в атриум святого епископа. Когда они пришли и хотели туда войти, их остановили и попросили немного подождать перед дверями до тех пор, пока святой Мазона пошлет за прославленным мужем Клавдием, военачальником города Мерида, чтобы они встретились друг с другом в его присутствии.

Этот же Клавдий, происходивший из благородного рода, был от римских родителей. Был он всецело кафолик по вере, крепко скреплен узами религии, решительный в битвах, сильно укорененный в страхе Божьем, обученный военным наукам, весьма опытный в превратностях боя.

Как только ему возвестили, он сразу же поспешно прибыл со огромной свитой, поскольку дом его располагался очень близко к атриуму. Когда наконец знаменитый муж Клавдий вошел в атриум, тут же и те, о которых упоминалось выше, вошли с огромной толпой народа и затем, поприветствовав святого мужа, по обычаю сели.

Сидя друг против друга, они долго и много говорили. Тот же уже названный Виттерик, юноша большой силы, став за спиной выдающегося мужа, вождя Клавдия, как бы проявляя почтение более молодого по возрасту к более старшему, будто благодетелю своему, хотел со всего размаху вытащить из ножен меч, которым был опоясан, чтобы убить святого Мазону, равно и Клавдия, согласно тому, как было условлено. Ho по воле Божьей меч в ножнах был зажат так, что можно было бы подумать, что он был в них зажат железной скрепой.

Когда в течение долгого времени многократно он хотел вынуть меч и никак не мог, начали изобретатели этого злодейского замысла молча удивляться, почему Виттерик не исполняет того, что обещал, и, поглядывая на него исподтишка, все более и более подбадривали взглядами, что он должен такое злодеяние и такое ужасное преступление совершить и никак не страшиться убить вышеназванных мужей мечом. На их жестокое подстрекание снова и снова он изо всех сил старался достать клинок свой из ножен, но никак не мог. Юноша понял, что божественной силой меч был зажат, он осознал, что не сможет вытащить то, чем привык наготове пользоваться, и, придя в страшное замешательство, побледнел от страха.

Виновники же этого чудовищного злодеяния, как увидели, что подготовка их отвратительного замысла по божественному определению оказалась тщетной, тотчас же поднялись и, попрощавшись, с огорчением возвратились в дом свой.

 Когда они вернулись, Виттерик не пошел с ними, но тут же, трепещущий, пал к ногам святейшего мужа епископа Мазоны и весь замысел передал и искренне рассказал, как желал умертвить его, но не смог вытащить меча.

После этого он со слезами сказал: «Исповедую грех мой, так как всеми силами желал я совершить это зло, но Бог мне не позволил». И прибавил: «Ибо и другой против тебя составили заговор, что в случае, если здесь в атриуме у них ничего не получится, то во всяком случае получится в день Святой Пасхи. Имели они такой замысел, что, когда по обычаю в Пасху здесь вы будете совершать мессу в главной церкви и после мессы, согласно существующему обычаю, отправитесь с песнопениями со всем кафолическим народом в базилику святой Евлалии, их люди будут стоять у ворот города со множеством повозок, нагруженных мечами и кольями, коварно притворившись, будто бы везут хлеб. И когда вы будете проходить совершенно беззащитные, все их множество внезапно на вас набросится и, схватив мечи и палки, всех предадут жестокой смерти – равным образом мужчин и женщин, стариков и детей. Я же, несчастный, который дал себя втянуть в такое злодейство, прошу прощения у тебя, благочестивый господин мой, и молюсь, чтобы Господь твоими молитвами даровал мне милость. Однако все то, что я знаю, доверительно открою и чистосердечно покажу. И вот я в ваших руках. Делайте со мной то, что в ваших глазах кажется правильным и благим. А чтобы твоя святость, возможно, не посчитала меня лжецом или притворщиком, не позволяй мне покинуть атриум, но прикажи взять под стражу до тех пор, пока ты все тщательно не расследуешь и точно не узнаешь. И если сочтешь, что я лгу, то я не хочу жить».

Когда услышал это муж Господень епископ Мазона, который всегда отличался добродетелью любви, ласково убедил его, чтобы он совершенно ничего не страшился, возблагодарил всемогущего Бога, Который избавил рабов Своих от столь великой опасности и затем послал за вождем Клавдием и все ему поведал.

Когда тот это услышал, приказал, чтобы пока обстоятельства дела были покрыты молчанием, дабы, узнав, что заговор их раскрыт, не бросились в бегство. Но как только они стали проводить тщательное расследование, он предельно ясно выяснил, что все сообщенное – правда.

И когда множество воинов, расположившихся повсюду в засадах, которые расставили вышеназванные арианские сановники, бросились в нападение, внезапно вождь Клавдий выступил на них. Одни из них были захвачены, другие же, которые захотели пустить в ход мечи, тут же от меча и погибли.

Затем вождь Клавдий с огромной толпой направился к дому арианского епископа Сунны и схватил самого, ничего не подозревающего, еретического епископа, отдал его под стражу святому епископу Мазоне и, равным образом, передал под стражу всех его соучастников. Виттерика, который рассказал о заговоре злодеев, приказал отпустить на свободу.

Все, что произошло, вождь Клавдий сообщил православному правителю Рекареду и просил его отдать приказ, определив свой приговор, как ему следует поступить с врагами Господа Иисуса Христа.

Царь же, вняв этому обращению, вынес такой приговор, чтобы всех их, лишив владений и почестей, отправить в ссылку, сковав тяжелыми железными кандалами. Псевдоепископа Сунну побудить обратиться в кафолическую веру и, если обратится, лишь при том условии, что он принесет должное покаяние и смоет свои преступления искупительными слезами, то после принесения покаяния, когда уже узнают, что он стал совершенным кафоликом, приказал назначить его епископом в какой-нибудь другой город.

Когда Сунне неоднократно говорили. чтобы он принес покаяние за столь великие преступления и смягчил плачем гнев Господа, который вызвал злодеянием, он не пожелал это исполнить, но, не отступая от прежних тиранических привычек, ответил так: «Я не знаю, к чему это покаяние. И да будет вам известно, так как я не знаю, зачем это покаяние, то и кафоликом никогда не буду, но или буду жить по обычаю, в котором жил, или за религию, в которой я пребывал от юности моей и поныне, охотно приму смерть».

Как только они постигли его ум, упорный и закосневший во зле, сразу же, чтобы не заразил смертоносной болезнью других, изгнали его из пределов Испании, с позором посадили его на небольшой корабль, и изгоняющие его приказали, что пусть имеет свое свободное мнение в том месте, народе и стране, куда пожелает отправиться, но в случае, если когда-либо будет обнаружен в Испании, то пусть знает, что он подвергнется более тяжелому наказанию.

Тогда, плывя, он достиг мавританского берега и, оставшись в этой провинции, многих совратил зловерием превратного догмата. Затем вскоре, наказанный Божьим судом, окончил жизнь жестокой смертью.

Святой Мазона сподобился принять храмы, которых прежде незаконно был лишен, в соответствии с законом со всеми привилегиями, а также по дозволению милостивого правителя Рекареда принял все имущество вышеупомянутого еретика.

Прочих же злодеев, которых мы упоминали выше, по приказанию царя отправили в ссылку. Один из них по имени Вагрилад, ускользнув из их рук, бежал в базилику святой Евлалии, надеясь получить спасение.

Как только часто упоминаемый Клавдий сообщил это правителю Рекареду, передают, что тот сказал так: «Я удивляюсь, что враг Бога Вышнего в таком обличье надеялся войти в Его святые покои, так как тщетно в безумии преследовал до сих пор Того, к Кому ныне совершил бегство ради получения спасительного средства. Но хотя мы и сомневаемся, что согрешивший обратился, так как мы знаем, что Бог милостив и никого не отвергает, поэтому мы определяем так: пусть сам Вагрила с женой, детьми и всем имуществом своим навечно служит рабом святейшей девы Евлалии. Также и такое мы настоящим декретом предписываем, чтобы подобно как младшие слуги обычно ходят перед лошадью своих хозяев для какой-либо помощи повозке, так он должен ходить перед лошадью господина, который является главным в святилище святой Евлалии, и всякую службу, которую обычно выполняет самый последний раб, на глазах у всех, надев эти котурны, пусть совершает с поспешностью и со всем смирением».

Итак, святой Мазона, получив это повеление, приказал ему тотчас выйти из базилики и предстать перед его взором и, как всегда исполненный глубокой любови, убеждал его милостиво, чтобы больше уже ничего не страшился, но, повинуясь повелению правителя ради послушания, приказал ему идти из церкви святой Евлалии до атриума, который был возведен внутри городских стен, перед лошадью дьякона Редемпта. И, взяв жезл вышеназванного дьякона и неся его в руках, тот пошел к атриуму. И тут же святой муж, освободив его с женой, детьми и всем имуществом, позволил считать свободным.

Только одно ему предписал – хранить всеми силами в чистоте и незапятнанной кафолическую веру во все дни жизни своей.

 Итак, в то бурное время в знаменитом городе в Галлии в Нарбонне дьявол возбудил мятеж против кафолической веры, причины которого подробно рассказывать долго. Ибо если бы мы захотели изложить это по порядку, то могло бы показаться, что мы сочиняем более трагедию, нежели историю. Но расскажем кратко и сжато наиболее существенные детали.

Итак, два сановника, хотя выдающиеся богатством и благородные родом, однако непросвещенные умом и неблагородные нравом, Граниста и Вильдигерн вместе с арианским епископом по имени Аталок и многими другими соучастниками их заблуждений учинили в той стране тяжелый мятеж. Ибо, восстав против кафолической веры, с бесчисленным множеством франков устремились в Галлию, чтобы и восстановить нечестие арианской партии, и, если бы удалось, отобрать царство у кафолического мужа Рекареда. В это время они учинили чудовищную резню, убив огромное число священников и множество кафоликов. Конечно, души их Спаситель Наш Господь Иисус Христос, чище всякого золота, очищенного огнем, и драгоценнее любого драгоценного камня, приняв как жертву всесожжения, поместил в лике мучеников в небесном святилище.

После этого незамедлительно вышний и всемогущий Бог, противодействуя врагам своим всевышней дланью по молитвам превосходного правителя Рекареда, отомстил за невинную кровь и карающим мечом тут же совершил великое возмездие врагам.

Затем, когда все враги кафолической веры были опрокинуты и повержены, святой епископ Мазона со всем народом своим, начав с пения псалмов, вознесли священные молитвы ко Господу и пришли во двор благодетельной девы Евлалии со всем народом, хлопая в ладоши и воспевая гимны. И затем все, празднуя пасхальный праздник с таким великим ликованием по древнему обычаю на улицах и шумно празднуя, восклицали во славу Господа, говоря: «Воспоем Господу славно, ибо Он благотворящий есть!»771 И еще: «Десница твоя, Господи, прославлена в силе, десница твоя, Господи, сокрушает врагов и по множеству величия твоего ты истребил противящихся».772

После этого, когда со всех сторон улеглись бури, Господь сподобил даровать народу кафолическому полное спокойствие.

 Итак, в течение многих лет при божественной поддержке и благоволении святой Мазона управлял Меридской Церковью. Уже обессиленный от глубокой старости, он был истощен сильной лихорадкой и внезапно был оставлен всеми силами тела.

Тогда, позвав своего архидьякона по имени Елефтерий, сказал ему: «Знай, чадо, что настало время моего освобождения, и вот я умоляю тебя и убеждаю, чтобы теперь ты имел заботливое попечение о святой Церкви и о всем святом собрании таким образом, чтобы мне во всем дать успокоение, и чтобы можно было мне в тайном месте с сокрушением души оплакать свои прегрешения».

Услышав это, упомянутый архидьякон не почувствовал сострадания к немощи и старости его и не восскорбел, что лишается утешения такого отца, но более возрадовался великой радостью из-за его ухода. Тут же сердце его воодушевилось в восторге из-за преходящего могущества настолько сильно, что он надменно разъезжал туда-сюда верхом на лошади с огромной свитой слуг.

Спустя несколько дней случилось следующее. Святой епископ Мазона написал отпускную грамоту рабам, которые выказали ему преданное служение, и в подтверждение их освобождения он дал им какие-то денежные средства и передал небольшое имущество.

И когда названному архидьякону это сообщили, он тут же бросился в атриум, разузнать, в каком состоянии пребывает святой епископ. Когда ему сказали, что, поскольку болезнь усилилась, он вот-вот приблизится к смерти, сразу же он позвал вышеупомянутых рабов и потребовал то, что им уже было передано епископом. Когда они ему справедливо возразили, придя в ярость, он начал их запугивать, бурно угрожая, и говорил: «Смотрите, то, что вы получили, хорошо сохраняйте! Ибо, если не представите мне все нетронутым, когда я потребую, знайте, что вы будете подвергнуты самому тяжелому наказанию». И, сказав это, в гневе вернулся в свой дом. Рабы вошли в келью, в которой лежал на кровати святой муж больной епископ Мазона, и, проливая перед ним горькие слезы, сказали: «Окажи нам, недостойным, милость по милосердию твоему, так как лучше уж нам согласиться, если ты не поможешь. Вот ты еще живешь. и нам столько угроз высказывают. Когда ты умрешь, кто нас сможет освободить от рук их?» Это и многое другое подобное перед ним они говорили, обливаясь слезами.

И он, выслушав их, не сразу поверил, но прежде, как мог при своем тяжелом недуге, тщательно расследовал то, что услышал, было ли это правдой или ложью. Когда же выяснил, что услышанное было правдой, залился слезами и сразу приказал поднять себя на носилках и нести в базилику святейшей девы Евлалии, которой всегда служил преданной душой. И когда святейший старец пришел туда, воздевая руки перед святым алтарем и поднимая глаза, полные слез, к небу, с тяжким стоном преподобный простерся на землю и перед взглядом Господа изливал долго и много молитвы свои. Закончив же молиться, ясным голосом сказал всем присутствующим: «Благодарю Тебя, Господи, что Ты услышал меня! Благословен Ты во веки веков, потому что Ты не отверг молитву мою и не отнял милость Свою от меня!» И когда он это сказал, к епископу возвратились в такой мере прежние силы, что ты бы подумал, что это не больной, не старик, но воскресший принял жизненную силу и стал крепчайшим юношей.

И когда он по заведенному порядку пожелал пойти на вечернюю службу и все возрадовались такому чуду, архидьякон, услышав это, подавленный своей виной, был поражен тем, что услышал, что собирается идти к вечерне тот, о котором он думал, что в этот же день умрет. Итак, в растерянности и с лицом, покрытым краской стыда, волей-неволей он по заведенному порядку со всем клиром предстал перед епископом и совершал перед ним как обычно каждение. Говорит ему муж Божий: «Ты пойдешь впереди меня. Так душа твоя во мне да будет жить». Услышав это, он не понял ясно и спрашивал у других дьяконов, чтобы это значило то, что сказал святой епископ: «Ты пройдешь впереди меня». Они же, не зная причину, отвечали: «Ничто другое тебе не было сказано, лишь то что ты пойдешь перед ним в церкви». Когда же началась вечерняя служба, сразу там же в хоре поющих он был поражен тяжелым недугом и возвратился в дом свой серьезно больным. Как только родительница его, святейшая женщина, это узнала, бросилась бегом оттуда к преподобному мужу и стала его со слезами и великим плачем умолять, чтобы он помолился за его сына ко Господу. На это он ответил так: «Я уже помолился так, как помолился». После этого на третий день архидьякон умер.

Святой же епископ Мазона прожил еще несколько дней и оделил многих бедняков щедрой милостыней и сподобил верным рабам от щедрот своих оказать обильные благодеяния, раздавая значительное денежное вознаграждение. Затем старец, весьма дряхлый возрастом, по истечении многих дней среди слов молитвы в мире испустил дух.

 После него был избран святой муж высшей святости и простоты по имени Иннокентий, имя это он носил вполне заслуженно.773 Итак, невинный и простой, никого не судивший, никого не осудивший, никому не вредивший, всегда был невинный и милостивый ко всем во все время своей жизни. Как передают, в то время, когда он был рукоположен, он считался последним из дьяконов.

Утверждают, что он был такой святости и такого покаяния, что каждый раз, когда долго не было дождя и продолжительная засуха ужасным зноем сжигала землю, граждане этого города, собравшись, обходили вместе с ним базилики святых, вознося молитвы Господу, и каждый раз, когда они проходили вместе с ним, внезапно проливался сильный ливень, который мог изобильно напоить поля. Поэтому не было сомнений, что слезы такого смирения и простоты ума доходили до всемогущего Бога и не только это, но также и большее они могли получить для себя.

Когда он также умер, высший сан первосвященника не без заслуг снискал святой Реноват, муж, украшенный всеми добродетелями, по происхождению гот, рожденный под благородным гербом, из знатной семьи. Был он высок телом, выдающейся красоты, статной фигурой, приветливым взглядом, привлекательной наружностью, красивый лицом и весьма дивный взгляду. Но хотя внешне он был так прекрасно украшен, внутренне он казался еще более прекрасным, освещенный светом Святого Духа. Он был образован во многих науках, сведущ во множестве искусств и украшен множеством разного рода добродетелей. Он был выдающимся во всех своих делах, праведный, справедливый, необычайно острого ума и чрезвычайно образованный во всех церковных науках и в высшей степени сведущий в Священном Писании. В то время как он блистал многими добродетелями, поучая в священной науке несколько учеников и наставляя многих примером своей святой жизни в рассудительности, святости, терпении, кротости, милосердии настолько, насколько сам был вместилищем справедливости и успешен в проповедовании священного учения, Церковь учением его так заблистала и засверкала, как солнце и луна. Затем, когда в течение многих лет он безупречно управлял церковью, предстояло ему соединиться со множеством ангелов и быть сопричтенным всем небесным полкам высших сил, и когда удивительно разрешились члены его, выйдя из тела, он удостоился войти в Небесное Царстве, чтобы всегда пребывать со Христом и царствовать без конца.

 Тела этих святых, погребенные с почетом, покоятся в одном и том же склепе недалеко от алтаря святейшей девы Евлалии. У почитаемой гробницы их Христос ежедневно столь изобильно подает благодать милосердия, что тот, кто страдает от какой-либо болезни и изнурен какой-либо немощью, как только призовет там божественное имя от всего сердца, немедленно чувствует, что все болезни от него удалены и всякая нечистота по воле Божьей отторгнута, здоровый и веселый приходит через благодать Божью к желанному исцелению.

Эпилог

Это повествование о воинах Христовых безыскусно, как смогло, поведало о стольких чудесах и о смерти. Пусть же тот, кто пренебрежет множеством неприемлемых для ученых людей шероховатостей, опуская множество слов, прославит смиренномудрых и верующих и соберет какую-то пользу благого дара для читающих и слушающих.

Ибо я, смиреннейший из всех, прошу предвзятых читателей, чтобы они прежде прочитали сочинение этого кодекса, а потом уже презирали, чтобы не оказалось, что они заранее осуждают неизвестное не на основании суждения, а из неприязни. Однако пусть они отчетливо сознают и то, что я, побуждаемый любовью ко Христу и благоговением к святейшей Евлалии, открыто передал, чтобы описать то, что без сомнения я считаю воистину правдивым.

Единому в Троице и присному Господу, правящему вечно, слава, честь, крепость, благодарение, сила, могущество, хвала и благословение ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Пврввод с латинского Н. О. Харламовой

* * *

760

 В поздних рѵкописных редакциях автором называется Павел, дьякон Мериды. но современная наука отвергает эту атрибуцию, считая Павла более поздним редактором «Жития». Подробнее о двух редакциях текста cm.: Vitas sanctorum patrum Emeretensium / Ed. A.Maya Sanchez. (CCSL: 116). Tumhout, 1992. P.XXXI–XLIII.

761

Vidas de los santos Padres de Mе́rida / lntrod.. trad, y not. de I.Velа́zquez. Madrid, 2007. P.33–37. 762 Velа́zquez Soriano I. Hagiografia y culto a los santos en la Hispania visigoda: aproximacion a sus

762

manifestaciones literarias // Cuademos emeritenses. 2005. №32. P.180–181.

763

 Подоробнее o городском развитии Мериды в свете «Жития» см: Maleos Cruz P. El urbanismo emeritense en е́poca paleocristiana (ss.V–VI) // Antigüedad y cristianismo: Monografias histо́ricas sobre la Antigüedad tardia. 1997. №14. P.608–616.

764

 Mateos Cruz P. El culto a Santa Eulalia y su influencia en el urbanismo emeritense (siglos IV–VI) // Extremadura arqueolо́gica. 1992. №3. P.57–79.

765

Введение составлено прот. А.Кордочкиным.

766

 Начинаются главы из сочинения, которое содержится в этой книжечке. о жизни отцов эмеританских и о том? что было совершено Господом через заступничество блаженной Евлалии, мученицы Его. Издано дьяконом Павлом.

767

Леовигильд – король вестготов. правил в 568–586 гг.

768

Мц. Леокрития (Лукреция) пострадала в городе Мерида в правление римского императора Диоклетиана.

770

Тремиссис. монета. чеканившаяся при последних императорах (= 1/3 солида).

771

Ср.: (Исх.15:6–7).

772

Ср.: (Исх.15:6–7).

773

Innocentius – от innocens (лат.) – невинный. безвредный. безобидный.


Источник: Mater Hispania: христианство в Испании в I тысячелетии: пер. с лат. яз. / сост. протоиерей Андрей Кордочкин. - СПб.: Алетейя, 2018. - 608 с., ил. ISBN 978-5-907030-65-7

Комментарии для сайта Cackle