Деяние 85

Москва, четверг, 15/28 февраля 1918 г. 16.00–20.00.

Источники: ГАРФ № 86, л. 65–114, машинопись (Ср. РГИА № 6 протокол; Деяния НМ VII. С. 53–77, “Церковные ведомости” 1918, № 9–10. С. 342–358).

Повестка дня

Заседание, посвященное памяти митр. Владимира (Богоявленского).

1–2. При открытии заседания Патриарх Тихон соборно совершает панихиду по убиенному митр. Владимиру при общем пении всех присутствующих.

3. Патриарх Тихон: “Преосвященные архипастыри, отцы и братие. То ужасное кошмарное злодеяние, которое совершено было по отношению к высокопреосвященному митрополиту Владимиру, конечно, еще долго будет волновать и угнетать наш смущенный дух. И еще, надеемся, много и много раз православный русский народ будет искать себе выхода из тяжелого состояния духа в молитве и других сладостных воспоминаниях о почившем убиенном митрополите. Поэтому вполне естественно, достойно и праведно Освященный Поместный Собор почти сей час же после получения известия об убиении митрополита решил, чтобы ему, в Бозе почившему митрополиту, посвятить особенное печальноторжественное заседание. <...> Мы глубоко верим, как верно высказал на прошлом заседании высокопреосвященный митр. Антоний (Храповицкий), что эта мученическая кончина владыки Владимира была не только очищением вольных и невольных грехов его, которые неизбежны у каждого, плоть носящего, но и жертвою благовонною во очищение грехов Матушки России”¹⁵³.

4. Речи, посвященные памяти митр. Владимира:

4а. Митр. Арсений (Стадницкий) рассказывает о своем знакомстве с митр. Владимиром, которое началось еще в 1896 году, а затем характеризует духовный облик митрополита. “Основной стихией его духовной жизни являлось смирение, смирение евангельское, смирение мытаря, а не фарисея. <...> Это смирение сказывалось в постоянной скромности его бытовой домашней жизни. <...> Затем это смирение выражалось в застенчивости в отношениях к людям. <...> Она вредила ему в мнении людей. Он казался сухим, жестким, безучастным, и о нем составлялось неправильное понятие у людей, мало знавших его. Эта застенчивость была одним из поводов к огорчению от перевода его из Петербурга в Москву. <...> На мой недоуменный вопрос по поводу этого назначения в столичный тогда город, Владыка со свойственным ему смирением ответил: “Я привык бывать там в качестве гостя, но я человек не этикетный, могу не прийтись там ко двору; там разные течения, а я не смогу следовать за ними, у меня нет характера приспособляемости”. И действительно мы знаем, что он <...> не пришелся ко двору. Следствием этого, равно как и других обстоятельств, о которых я не считаю благовременным говорить, и было перемещение его в Киев. Эта застенчивость была причиной того, что на новых местах служения встречали его и относились к нему сначала очень сдержанно. Так и Москва отнеслась к нему сначала. Но я был свидетелем того, как та же Москва через 14 лет провожала своего уже горячо любимого архипастыря в Петербург. <...> В ноябре 1915 года состоялся неожиданный перевод его в Киев, о чем Владыка сам поведал мне первому. <...> Несколько минут мы молчали. Я прервал это молчание словами: “Владыко, а не лучше ли теперь уйти на покой?” <...> Владыка как будто ожидал от меня такого совета, но тут же совершенно спокойно ответил: “Да, судя по человеческим соображениям, я с Вами согласен. Пора и честь знать. А по Божьему как? Удобно ли испытывать и предупреждать волю Божию? А долг, который мы клятвенно обещались исполнять? Скажут, что ушел из оскорбленного самолюбия. Нет, видно такова воля Божия. А умереть все равно, где бы то ни было”“.

Недолго он святительствовал в Киеве. Присутствуя то в Синоде, то на Соборе, он не мог проявить в Киеве тех качеств души, которые, как я сказал, вследствие природной застенчивости, могли быть узнаны после некоторого промежутка времени. Он был только гостем в Киеве, и его не узнали. В конце ноября прошлого года, когда на Украине произошли известные политические и церковные события, и когда явился оттуда преосвященный викарий с просьбой идти спасать Церковь от разделения, он, верный своему долгу, правда после некоторого колебания, решил туда пойти, чтобы умиротворить свою паству и не допустить отделения Украинской Церкви от Российской. Может быть, он уже предвидел свою Голгофу. <...> Наступивший период гонения на Церковь Божию уже ознаменовался мученическими кончинами священнослужителей, а теперь и такою же кончиною Архипастыря. Но история показывает, что сила гонений всегда слабее духа исповедничества и мученичества”¹⁵⁴.

4б. Члены Собора поют “Со святыми упокой”.

4в. Архиеп. Кишиневский Анастасий (Грибановский) рассказывает о церковном служении митр. Владимира: “Его мысль и сердце стремились назад, в глубь седой старины. Но это, однако, не препятствовало ему с особою чуткостью следить за вопросами современности и отзываться на них всем сердцем, а по некоторым вопросам даже и опережать свое время. Так будучи принципиальным сторонником союза Церкви с государством, он, однако, был решительным противником того, чтобы она продавала свое первородство за чечевичную похлебку в виде тех или других земных благ. <...> Он, один из первых иерархов Русской Церкви, громко заявил о высокой миссии, ожидающей женщину-христианку в условиях современной церковной жизни. <...> Его заветной мечтой было восстановление института диаконисс. <...> За несколько дней до кончины им по этому вопросу был составлен доклад Священному Собору. <...> Он радел о духовном просвещении народа, в особенности рабочей среды, он всегда напоминал себе и другим, что мы в долгу у рабочих, что мы должны “дать им ясти”, высказывал очень смелую по своему времени мысль, что Церковь должна выступить посредницей между предпринимателями и трудящимися, чтобы предотвратить кровавые столкновения между ними. <...> Мы не будем долго останавливаться на обстоятельствах его кончины, которые не ясны для нас, но мы ни на одну минуту не сомневаемся, что он принес себя в жертву <...> за единую неделимую Россию и единую Русскую Православную Церковь. <...> Священный Собор выработал правила чествования памяти нового священномученика митрополита Владимира: на сороковой день совершить по всей России заупокойное служение, таковым же служением почитать ежегодно день его мученической кончины, 25 января, составить его жизнеописание, кроме того, издать его в кратком виде, в форме листков для раздачи народу, повесить его портрет здесь, в епархиальном доме, и создать особый фонд имени митр. Владимира, имеющий своим назначением: 1) сооружение часовни на месте его мученической кончины и 2) образование особого капитала, из которого будут выдаваться пособия семьям священнослужителей, убиенных в настоящее безвременье и лихолетье и 3) создание народного дома его имени, который должен будет служить духовным очагом для рабочих по всей России”¹⁵⁵.

4г. Еп. Черниговский Пахомий (Кедров) рассказал о последних днях митр. Владимира: “Как известно, там <в Киеве> пред Рождеством шли спешные приготовления к Украинскому Церковному Собору. Некоторые неразумные ревнители блага Украинской Церкви возымели смелость предложить владыке митрополиту, тормозившему, как им казалось, дело созыва Украинского Собора, оставить г. Киев в трехдневный срок. Владыка сказал им: “В чем вы меня обвиняете? Если я действительно в чем-либо виноват, то оставлю Киев, оставлю навсегда”. И действительно, Владыка митрополит готов был уйти на покой, и только желание до конца исполнить свой долг побуждало его оставаться на своем посту до времени. <...> Но вот 7 января сего года открылся Всеукраинский Церковный Собор в г. Киеве. Владыка митрополит с полною готовностью шел навстречу всем нуждам и желаниям Собора. Так, владыка изыскал до 60 тыс. рублей на содержание членов Собора, постоянно являлся на заседания Собора, тщательно вникая в его дела. <...> Но дни бытия Украинского Собора были уже сочтены: в пятницу следующей седмицы (19 января), вследствие неблагоприятно сложившихся обстоятельств жизни в Киеве, первая сессия Собора была прервана до мая. Ни почивший Владыка, ни преосвященный председатель Собора еп. Пимен (Пегов), пребывавшие в отрезанной от города военными действиями Лавре, не могли быть на последнем заседании Собора. Председательство на нем было поручено мне. О результатах заседания я почитал себя обязанным доложить как Владыке митрополиту, так и преосвященному председателю Собора. Вот я на другой день по закрытии собора решился ехать в Лавру, хотя обстрел находящегося вблизи Лавры арсенала еще не прекратился. <...> Митрополит Владимир был весьма утешен моим сообщением о мирном окончании работ первой сессии Собора. Он предложил мне послужить с ним и с преосвященным Пименом (Пеговым) в воскресенье 21 января в Великой Лаврской церкви. Это было последнее соборное служение Владыки. После литургии мы с преосвященным Пименом (Пеговым) были приглашены разделить с Владыкой его трапезу. <...> По окончании трапезы я простился с Владыкой, думая на другой день отправиться лошадьми в Чернигов. Но сделать этого мне не удалось: на другой день снова начался артиллерийский обстрел города. 24 января я был ранен в живот осколком снаряда, упавшего в соседнюю комнату и наповал убившего там одного черниговского депутата (церковного старосту В. А. Островянского). Благодаря горячему участию в моей судьбе митр. Платона (Рождественского) и еп. Екатеринославского Агапита (Вишневского) вечером в тот же день я был доставлен в Софийский госпиталь, где мне была оказана надлежащая медицинская помощь. <...> Господь спас меня от смерти: через два дня мне стало лучше. Но каким ужасом омрачись моя радость о собственном моем спасении, когда я узнал о мученической кончине Владыки Киевского... Мне было разрешено врачами принять участие в погребении нового священномученика. Похороны почившего состоялись в понедельник 29 января. Народ во множестве шел в священную Лавру отдать последний долг ее мученически скончавшемуся священно-архимандриту. Совершено было изнесение тела почившего святителя из Нижней Крестовой церкви в Великую Лаврскую. Литургию отслужило пять архипастырей: митр. Платон (Рождественский), я, еп. Пимен (Пегов) и викарии Киевские Никодим (Кротков) и Димитрий (Вербицкий). На отпевание вышли еще еп. Агапит (Вишневский) и ректор Киевской духовной академии еп. Василий (Богдашевский). Надгробные речи говорили прот.-проф. Ф. И. Титов, инспектор академии архим. Тихон (Лященко) и митр. Платон (Рождественский). Последний закончил свою речь земным поклоном почившему от лица Его Святейшества и всего епископата Российской Церкви. Бренные останки Владыки взяли на рамена архимандриты и иеромонахи и понесли на дальние пещеры для погребения. День был изумительно теплый. Но вот торжественно-печальное шествие приблизилось к храму, устроенному при входе в дальние пещеры Лавры. Народ расступился на две стороны, не входя в самый храм – весьма малый по размерам. В храм пошли лишь священнослужители, вслед за коими был затем внесен гроб с телом почившего. Отслужена была заключительная лития, и гроб был опущен в землю”¹⁵⁶.

4д. Еп. Челябинский Серафим (Александров) говорит о христианских добродетелях почившего и вспоминает о том времени, когда митр. Владимир был епископом Самарским.

5¹⁵⁷. Митр. Анастасий (Грибановский) оглашает предложения Соборного Совета о мероприятиях по увековечиванию памяти митр. Владимира.

6. Производится сбор пожертвований на образование благотворительного фонда имени митр. Владимира.

7. Во время сбора народный хор храма Воскресения в Кадашах поет духовные песнопения.

8. Продолжаются выступления, посвященные памяти митр. Владимира.

8а. Прот. П. А. Миртов рассказывает о работе митр. Владимира по борьбе с народным пьянством.

8б. Настоятель Покровского собора в Москве прот. И. И. Восторгов делится личными воспоминаниями о митрополите Владимире, о его служении в Закавказье и Москве, а затем говорит о значении этой смерти: “Народ совершил грех... А грех требует искупления и покаяния. А для искупления прегрешений народа и для побуждения его к покаянию всегда требуется жертва. А в жертву всегда избирается лучшее, а не худшее. Вот где тайна мученичества старца-митрополита. Чистый и честный, церковно настроенный, праведный, смиренный митрополит Владимир в мученическом подвиге сразу вырос в глазах верующих. Мученичество его ведомо теперь всему нашему народу. <...> Смерть человека менее всего причастного к прегрешениям этого образованного общества, столь много и тяжко и долго грешившего против народа, развязывающего в нем зверя и подавляющего человека и христианина – эта смерть есть воистину жертва за грех”¹⁵⁸.

8в. Прот. П. Н. Лахостский выступает с личными воспоминаниями о митрополите Владимире. 8г. Священник московской церкви Воскресения в Кадашах Н. И. Смирнов говорит, что его задачей является “не широкое повествование о московском периоде священнослужения почившего Владыки, а только воспоминание конкретных фактов, которые довольно ярко характеризуют, как он болел душою и сердцем о верующем народе, как он стремился войти с ним в ближайшее соприкосновение, как он отечески любовно шел навстречу всем религиозным порывам народной души”¹⁵⁹.

9. Архиеп. Анастасий (Грибановский) зачитывает список мероприятий по увековечиванию памяти митр. Владимира (Богоявленского), выработанный Религиозно-просветительским совещанием при Соборе.

10. Заседание закрыто в 20.00.