№55, преосвященного Антония, епископа Волынского, от 7 января 1906 года

Разосланные епархиальным архиереям от Святейшего Синода вопросные пункты, по выражению их составителя, К. П. Победоносцева, исчерпывали все положения известного теперь в печати синодального всеподданнейшего доклада о преобразовании церковного управления в России на канонических началах. Но в этих пунктах умолчана главная мысль доклада – о восстановлении патриаршества. Мысль эта есть главная в деле церковного возрождения как по своей собственной важности, так особенно потому, что только с ее осуществлением возможно возвратить и все прочие, утраченные русской поместной Церковью, основы православного церковного строя.

Кто может отрицать, что и быт русской паствы, и все противоканонические начала в церковном управлении, и сословность духовенства, и разрыв требуемого нашею верою единения с другими поместными Церквами, – что все это искажение православия началось вместе с падением патриаршества? что патриаршество было упразднено вовсе не по тем основаниям, которые приведены в Регламенте, как сознательная ложь (и все-таки они заучиваются в школах), – а только для того, чтобы устранить главного защитника церковного строя, несовместимого с еретическим и языческим укладом новой жизни? Здесь поистине исполнилось пророческое и Господне слово: «Поражу пастыря, и разыдутся овцы стада» (Мф. 26:31).

И, конечно, не стоит и теперь толковать ни о каких соборах, ни о возрождении духовной школы, ни о возрождении прихода, пока не будет патриарха. Все это останется одними словами, да и то в лучшем случае; а в худшем, – что мы уже видим, – вместо восстановления канонического строя будут, напротив, разрушаться самые основы наших канонов и нашей веры. Что мы видим теперь в духовных журналах, на всякого рода епархиальных съездах, как не отражение современного революционного нигилизма? Московская академия почти открыто проповедует введение в России протестантства, духовные отцы – свержение епископата, духовные школы – полное омирщение, и все вместе – одних только сословных и имущественных привилегий. О Боге, о спасении, о молитве, об исправлении нравов клира и мирян, вообще – о чем бы то ни было, что написано в Евангелии и в канонах, никто ни слова.

Вот во что обратилось пробуждение духовенства, начавшееся в Св. Синоде с речей о восстановлении священных канонов. Совершилось то, что делается в революционных кругах, которые, начав речи об автономии, о свободе религиозных убеждений и печати, быстро переходят к забастовкам, бойкотам и, наконец, к открытому восстанию для ниспровержения государственной власти и самого государства. Так точно и духовная журналистика теперь старается упразднить и самую православную Церковь, причем некоторые профессора открыто заявляют, что православием следует именовать ту степень религиозного самосознания, до которой доросла данная эпоха (так что православий со времени Пятидесятницы было бы уже, по крайней мере, сорок восемь – по числу поколений), при этом, разумеется, они считают выразителями эпохи свои тощие плагиаты из протестантских журналов.

Не мудрено, конечно, понять, почему либеральная духовная и светская печать, сперва приветствовавшая синодальные доклады о восстановлении патриаршества, вообразив в них нечто похожее на их забастовки и революции, потом, раскусив, что речь идет не о церковной революции, а о восстановлении православия, забила тревогу и объявила самую ожесточенную войну главным поборникам православия – епископству и монашеству. Церковные паразиты, т. е. неверующие профессора и очень маловерующие либеральные иереи, отлично поняли, что они могут существовать и питаться только на больном теле церковном, а если оно будет вновь здраво, если православие будет восстановлено в своих главнейших канонах, то эти паразиты будут свергнуты с церковного тела, и возрожденная поместная Церковь сохранит себе только преданных православию деятелей.

И вот они, следуя методу государственных революционеров, открыли широкие источники всякой клеветы, передержек и фальшивых воздыханий, чтобы опачкать епископство, монашество, верующую паству из простого народа (см. «Богословский Вестник». 1905. Ноябрь) и особенно – значение патриаршества.

Так, профессор Каптерев в своих статьях («Богословский Вестник») представляет введение патриаршества делом только благочестивого желания царя Феодора Иоанновича, делом не церковным и не народным, и спрашивает: почему же надеются теперь через возвращение его достигнуть какого-то духовного возрождения России? Но автор, или по недомыслию или сознательно обманывая читателя, умалчивает о том, что в 16 веке канонический патриарх заменил столь же канонического митрополита, а теперь Церковь наша управляется мирянином, обер-прокурором, или официально – учреждением коллегиальным, никогда не ведомым Христовой Церкви. Феодор Иоаннович ревновал о возвышении титула первоиерарха, а теперь у нас нужда не в титуле только, но в самом носителе власти.

Церковь на земле воинствует с внешними ей врагами веры; в настоящее время она воинствует и с внутренними врагами, ибо у нас происходит повторение ереси жидовствующих среди мирян и части клира, как и в 16 веке: ересь эта заключалась в нравственном растлении, в цинизме и безверии, возведенными в принцип. Церковь должна воинствовать всем дарованным ей духовным оружием, а наипаче отлучением, дабы неверующие кощунники не носили личину людей церковных. Воинство нуждается в военачальнике, а его у нас нет. Православная, на бумаге господствующая, а на деле порабощенная паче всех вер, Церковь лишена в России того, что имеют и латиняне, и протестанты, и армяне, и магометане, и ламаиты, – лишена законного главы и отдана в порабощение мирским чиновникам, прикрывающимся собранием шести, семи по-полугодно сменяемых архиереев и двух иереев. Кто же не знает, что такое учреждение – не каноническое, что оно не утверждено было при своем основании двумя патриархами? Да если б и было утверждено всеми четырьмя, то это говорило бы только о незаконном действии патриархов, а не о канонической законности синодального управления, так как никакие патриархи не могут утвердить и авторизировать учреждения, неведомого святому православию и придуманного единственно для его ослабления и растления.

Православие никогда не знало поместных Церквей без первенствующего; мартовский синодальный доклад приводит важнейшие каноны, подтверждающие необходимость иметь поместной Церкви первосвятителя, а к нынешнему синодальному правлению, к нашей обезглавленной Церкви российской вполне <применимы> слова Св. Писания: «Когда страна отступит от закона, тогда много в ней начальников; а при разумном и знающем муже она долговечна» (Притч. 28:2).

Но высшее правление Церкви есть собор? Несомненно, так; только не надо забывать, что соборы у нас и прекратились вместе с прекращением патриаршества. Патриарх – власть исполнительная, как писал в марте Св. Синод во всеподданнейшем адресе, а творческая и законодательная сила – собор; но собор не может собираться сам собою, не может сам провести в жизнь своих постановлений, не может вести постоянную борьбу за Церковь против враждебных ей течений общественной жизни, особенно теперь, когда последняя столь чужда главных основ христианства – смирения, воздержания и любви, а направляется самолюбием, чувственностью и себялюбием.

34-е правило св. апостол гласит: «Епископам всякого народа подобает знати первого в них, и признавати его яко главу, и ничего превышающего их власть не творити без его рассуждения» и т. д. Такого главу имели епископы всех народов, кроме российского, за последние 200 лет. Между тем, насущная в нем нужда явствует из 9-го правила Антиохийского Собора: «в каждой области епископам должно ведати в митрополии начальствующего и имеющего попечение о всей стране, так как в митрополию отовсюду стекаются все, имеющие дела. Посему рассуждено, чтобы он и честью преимуществовал, и чтобы прочие епископы ничего особенно важного не делали без него, по древле принятому от отец наших правилу». «Никому да не будет позволено собирать соборы самим по себе, без тех епископов, коим вверены митрополии» (Антиох. 20-е): иначе собор будет незаконным и постановления его не действительны (Антиох. 16-е), не действительны и епископы, избранные и постановленные без воли митрополита (1Всел. Соб.6-е и 4-е), а сами митрополиты утверждаются патриархом (4Всел. Соб.28-е) и от него приемлют суд по жалобам на них (4Всел. Соб.9-е и 17-е), а если и сим судом недовольны, то – от патриарха Царяграда⁷⁵.

Нужда в патриаршей власти, а равно и значение последней усиливается по мере того, как строй жизни подведомственных епархий централизуется, нивелируется и особенно – вступает в борьбу с мирским растлением. В настоящее время, да и уже давно, централизация церковного управления усилилась до крайности. Всякая попытка к административной инициативе в епархии должна ведаться с высшим церковным управлением; епархии лишены своей казны, лишены управления над богословскими школами, над преподаванием Закона Божия в школах светских; поставление настоятелей монастырей, членов консисторий, издание всякого рода общих распоряжений, – все исходит от высшего церковного управления. В нем главное условие церковного творчества, от него исходит учение Церкви, имущественное содержание церковных учреждений; в него стекаются собираемые в храмах деньги; епископы являются больше исполнителями предписаний высшей церковной власти, нежели начинателями церковных дел. Какой же, сколько-нибудь искренний, наблюдатель не поймет, что в правильности этого высшего управления, в его согласии с волей Божией (выраженной в священных канонах) заключается главнейшее условие спасительной деятельности Церкви, что извращение высшего ее правления везде и всегда, а особенно в необъятной, но крепко сцентрализованной Церкви русской, есть растление всей церковной жизни, и что исправить этого зла никакими мерами невозможно, пока не устранена главная его причина!

Такова нужда России в каноническом первосвятителе. Нужно ли доказывать, что он должен именоваться патриархом, как духовный глава поместной Церкви, многократно превосходящей населением и пространством все четыре вселенских патриархата, вместе взятых, – и как начальник, по крайней мере, семерых митрополитов? 3 Вселенский Собор, как бы провидя Духом Божиим возможность умаления величия Церквей поместных мирской властью, постановил в 8-м правиле своем: «Да не преступаются правила святых отец, да не вкрадывается, под видом священнодействия, надменность власти мирския: и да не утратим мало-помалу, неприметно, тоя свободы, которую даровал нам кровию Своею Господь Иисус Христос, освободитель всех человеков. Итак, святому и вселенскому собору угодно, чтобы всякая епархия сохраняла в чистоте, и без стеснения, с начала принадлежащия ей права, по обычаю издревле утвердившемуся».

Вот почему четыре восточных патриархата сохраняют и величие власти и величие чести, несмотря на то, что внешнее значение трех из них, а особенно Александрийского, низведено до степени незначительной греческой епархии, а в России александрийская Церковь с ее 30.000 паствы едва составила бы одно благочиние, каковых в одной епархии бывает 50 и 100.

Говорят (проф. Каптерев и др.), что патриаршество у нас и принято без сочувствия клира и народа, и уничтожено при общем равнодушии, и теперь никому не нужно. Да, оно не нужно церковным паразитам, но насколько оно было дорого русскому народу, это видно из того же Петровского Регламента, где сказано, что народ чтит патриарха паче, чем державного царя; это видно из описаний России 17 века, например, арабом Павлом Алеппским, который сообщает, что не только в Москве и царь и народ встречали патриарха со слезами радости, но даже суровый воин Богдан Хмель, ведя патриарха под руку, плакал от умиления; житие преп. Дионисия Троицкого свидетельствует о таковом же приеме патриарха Иерусалимского Феофана; о том же свидетельствует житие патриарха Никона и описание его погребения. При Петре 1 скорбящие москвичи, не имея патриарха, поклонялись пустовавшему патриаршему месту, а главное – всякое патриотическое и церковное движение в 18 веке соединялось с мыслью о восстановлении патриарха, как это видно даже из книги проф. Благовидова – об обер-прокурорах Св. Синода, где автор старается доказать, что самая Церковь есть пережиток старины, подлежащий постепенному упразднению.

Все знают, что отсутствие у нас патриарха, как верховного пастыря, является главною причиной отчуждения от Церкви раскольников – ревнителей канонов; теперь они собираются создать своего лжепатриарха и обещают возить его по Москве в золотой карете 12-ю лошадьми.

Чем, как не страхом пред любовью народа к патриаршему сану, можно объяснить настоятельное старание мирских властей о недопущении в пределы империи восточных патриархов со времени упразднения патриарха Всероссийского? Холмские бывшие униаты, отвлекаемые в папизм, на епархиальном съезде 17 мая 1905 года просили разрешения поминать на ектениях хотя Иерусалимского патриарха, чтобы доказать, что наша православная Церковь не безглавая, не «казенна вира», как ее честят латиняне, но тоже имеет верховных пастырей.

Патриарх был и будет в глазах клира и паствы олицетворением славы Христовой Церкви, выразителем народного единодушия в православной вере. Он – духовный вождь разноплеменной православной паствы, предмет общей восторженной любви и сосредоточие церковного самосознания христиан. Таков для эллинов патриарх Константинопольский, для православных арабов – патриарх Антиохийский и для разноплеменной паствы Палестины, а равно и для всех поклонников гроба Господня – патриарх Иерусалимский. У нас с введением патриаршества высоко поднимается религиозное и народное чувство, значительно реализуется сама Церковь в сознании русских людей, ослабнет вражда между православными племенами, совершенно ослабнет раскол, поколеблется латинство и сектантство, и могучей волной разойдется христианский энтузиазм в клире и пастве.

В наше время республиканских увлечений против патриаршества возражают в смысле опасения деспотизма над епископами, о чем упоминается и в записке по сему предмету К. П. Победоносцева. Думаем, что в этих опасениях прежде всего отсутствует искренность. Нет такого порядка и учреждения на земле, которое было бы вовсе застраховано от злоупотреблений; но думаем, что последних наименее бывает в том законодательстве, которое исходит от Бога и в котором выражается священный строй православия: от поправок православной веры еретическими заимствованиями просим нас избавить. Святые отцы не глупее нас были, устанавливая священные законы, да и то не от себя, а от Духа Божия.

По отношению к патриаршеству это станет нам вполне ясно, когда мы вспомним, что в известной записке архиепископа Волынского Агафангела доказано, что теперешний начальник архиереев, т. е. обер-прокурор Святейшего Синода, имеет в жизни Церкви больше власти, нежели имел Всероссийский патриарх, и более, нежели каждый министр во вверенном министерстве.

Не будем подробнее повторять его мыслей, но со своей стороны укажем, что обер-прокурор над Св. Синодом имеет более власти, нежели епархиальный архиерей над своею консисторией. Последний, в случае несогласия с консисторским постановлением, должен написать резолюцию, которая останется в бумагах, как донос на неправильное или неразумное решение. Если же обер-прокурор не согласен с постановлениями Св. Синода, то протокол последнего уничтожается и пишется наново.

Чтобы не быть голословными, укажем на три подобных случая, имевших место в прошлогоднюю зимнюю сессию. В ноябре 1904 года Св. Синод постановил всеподданнейше ходатайствовать о всероссийском однодневном сборе на восстановление Васильевского собора в Овруче (в качестве обета за благополучный исход войны); но г. обер-прокурор не изъявил на сие согласия, протокол с подписями был уничтожен, и написано другое постановление с разрешением объявить о сборе пожертвований в «Церковных Ведомостях». В марте 1905 года Св. Синод избрал на Финляндскую кафедру преосв. Тихона, епископа Американского, но в следующем заседании было заявлено предложение обер-прокурора о необходимости преосв. Тихона для Америки, и назначение в Финляндию последовало иное. Наконец, в том же марте было постановлено и подписано давно желанное всеми добрыми пастырями и чадами Церкви постановление о том, чтобы имущество умерших епископов зачислять в их монастырь или архиерейский дом и положить конец скандальной хронике расхищения архиерейских денег и священных предметов алчными родственниками,– но и этот проект благодетельного закона был остановлен по желанию обер-прокурора.

При сем не должно думать, что мы здесь встречаемся с актом деспотического насилия. Нет, это просто обычный порядок вещей, не изменившийся даже при таком благородном и гуманном прокуроре, как К. П. Победоносцев. Раз прокурор поставлен, как ответственное лицо за делопроизводство известного ведомства, то неизбежно, чтобы он относился к последнему так же, как всякий директор – к своему департаменту, как министр – к своему совету при министре. Немногим даже духовным лицам известно и то, например, что назначение митрополитов, назначение членов Синода, вызов тех и других для присутствования в Синоде и увольнение снова в епархию – зависит исключительно от обер-прокурора, что самого Синода об этом и не спрашивают; точно таким же способом производится награждение архиереев звездами и саном архиепископа. Понятно, что в Своде Законов вы этого не найдете, что на бумаге все это определяется как бы непосредственным усмотрением Государя Императора; но законодательство синодальное, начиная с Регламента Петра 1, тем и отличается, что в нем все сознательно не договаривается или переговаривается, потому что нельзя же прямо и открыто узаконять подобное порабощение Церкви, именуемой господствующею в законодательстве, которое желает представить себя во всем согласным с православной верой, изложенной в канонах Вселенских Соборов.

Итак, единоличный управитель российской Церкви существует, и притом гораздо более властный, нежели патриарх, всегда ограниченный собором епископов; только управитель сей есть простой мирянин, а восстановление канонического патриаршества было бы усилением не единоличного, и притом совершенно незаконного, управления Церковью, но управления соборного и законного. Совершенно справедливо говаривал покойный архиепископ Тверской Савва (+ 1896), что историю русской Церкви за 16 век приходится писать по митрополитам, за 18 век – по государям, а за 19 век – по обер-прокурорам. Что угодно будет Господу определить о сем в 20 веке, это в Его святой воле.

Для многих с нынешней осени потерял значение еще один важный вопрос: как совместить патриаршество с самодержавием? Но в марте сего года, когда поднялась речь о патриархе, консервативные газеты, едва ли искренние, забили тревогу именно в этом смысле, на самом же деле руководясь чисто партийными интересами человекоугодия не пред троном, а пред другими инстанциями.

Мы же ответим на поставленный вопрос так: хотя ревнители веры не должны ни пред чем останавливаться для восстановления истинного православия, но здесь нет никакой нужды в выборе между двумя священными симпатиями русского православного сердца: патриаршество есть не ограничение самодержавия, а самая надежная его опора. И если бы неразумным газетным консерваторам не удалось очернить и оклеветать истинно церковного и святого желания Св. Синода в марте сего года, и Синод мог бы в лице председательствующего митрополита доложить Монарху, что поместная Церковь почти 200 лет была насильственно лишена своего главы Государем Петром Первым, то наш Государь благоволил бы сам возвратить Церкви то, что отнял Петр, и признать главою ее либо первенствующего по чести Иерарха, либо Иерарха, занимающего патриаршую кафедру, предоставив назначение дальнейших патриархов избранию обычным порядком.

Если бы такое радостное событие совершилось бы в Великом посту, то не позже Троицы состоялся бы и законный Собор Поместный с участием восточных патриархов, а к осени святая Церковь процвела бы такой силой благодатной жизни и духовного оживления, что оно бы увлекло паству далеко-далеко от тех зверских интересов, которыми теперь раздирается наша родина, а Самодержавная Власть непоколебимо и радостно стояла бы во главе народной жизни. По лицу родной страны раздавались бы священные песнопения, а не марсельезы, в Москве гудели бы колокола, а не пушечные выстрелы, черноморские суда, украшенные бархатом и цветами, привозили бы и отвозили преемников апостольских престолов священного Востока, а не изменников, не предателей, руководимых жидами; и вообще революции тогда бы не было ни теперь, ни в будущем, потому, что общенародный восторг о восстановлении православия после долгого его плена и подступиться не дал бы сеятелям безбожной смуты.

Писать ли о том, что и поныне патриаршеству и самодержавию сочувствуют одни и те же круги лиц, одно и то же направление мысли? Да и может ли быть речь о папистических притязаниях патриарха при том унижении самой веры, в коем находилась последняя в 18 и 19 веках? Напротив, высшей власти приходилось бы постоянно прилагать старание о том, чтобы патриархи прониклись сознанием своих полномочий, не боялись всех и всего, чтобы громче и смелее поднимали свой голос в стране, хотя бы по чисто духовным, по чисто нравственным вопросам жизни. И конечно, лишь при условии такого дерзновения главы местной Церкви и прочие пастыри ее оставили бы свое преступное молчание пред всякою, даже временной, темной силой крамолы и безбожия и не оправдывали бы собою столь постыдно сбывшегося предсказания Иеронима Преображенского, который в одном пасквиле на имя преосвящ. Амвросия Харьковского утверждал, что духовенство наше, столь усердно прославлявшее тогда самодержавие, с неменьшим усердием начнет расхваливать и конституцию и республику, если подобные течения будут брать верх. Этот пасквиль покойный архиепископ отпечатал, желая тем прибить к позорному столбу автора; но, – увы! – автор и тогда встретил общее сочувствие в повременной печати, и теперь предсказания его оправдались.

Вообще же заключим свою записку тем заявлением, которое не раз повторяли мы при самом возникновении речи о восстановлении канонов сею весною. Не от Самодержавной Власти должны мы опасаться препятствий этому великому делу, но от либеральных течений в обществе и в худшей части духовенства. «Свет прииде в мир, и возлюбиша человецы паче тьму, неже свет: беша бо их дела зла. Всяк бо делаяй злая, ненавидит света, и не приходит к свету, да не обличатся дела его, яко лукава суть» (Ин. 3:19–20).

Теперь уже ясно, что врагов восстановления Церкви больше, чем друзей ее; но если преосвещенные иерархи решатся стоять за истину до смерти, то Господь возвратит поместной Церкви Свою милость, восстановит ее в канонической чистоте и славе, и воссоздаст помраченное двумя веками ее деятельное братское единение с прочими православными Церквами, дабы завершить радость христиан Собором Вселенским, на котором и учение веры будет вновь уяснено в прежней его чистоте и в полном освобождении от западных примесей, и начертание совершенной жизни христиан будет предложено во всей ее нетленной красоте и увлекающей силе.