Вячеслав Умнягин, священник. Священомученик Иларион (Троицкиий) глазами соузников
(к 85-летию со дня кончины и 15-летию с момента прославления святого)
Мемуары бывших заключенных – уникальные документы минувшей эпохи, зачастую отягощены недоговоренностью, которая связана со страхом нанести вред. «Чрезвычайно трудное положение всякого честного свидетеля советской жизни, – писал по этому поводу Иван Солоневич, – заключается в том, что о всяких Успенских, Гольманах, Стародубцевых можно говорить не стесняясь... а когда доходишь до хорошего русского человека, получается заминка. А вдруг я его выдам? А вдруг по следам моего рассказа ОГПУ этого человека отыщет? Приходится молчать»141.
Несмотря на указанную опасность, в воспоминаниях соловчан встречаются биографические сведения, которые позволяют проследить судьбы и составить словесные портреты выдающихся людей своего времени. В их числе ныне прославленный для общецерковного почитания архиепископ Иларион (Троицкий).
Жизненный путь и духовный подвиг этого церковного иерарха описаны во многих академических и популярных изданиях, богословские труды переизданы и нашли своих достойных исследователей142, имя его звучит во время праздничных богослужений во всех храмах Русской Церкви143.
Но, возможно, образ святого получит дополнительный объем и станет более близким для понимания при обращении к воспоминаниям тех, кто общался с ним в условиях соловецкой неволи.
О святителе Иларионе, хотя бы кратко, упоминают практически все, кто находился в Соловецком лагере особого назначения в первые годы его существования. Среди них: священники Павел Чехранов и Михаил Польский, архимандрит Феодосий (Алмазов) и митрополит Мануил (Лемешевский), дворяне Ο. В. Волков и Б. Н. Ширяев, крестьянин М. 3. Никонов-Смородин и скаут Б. Л. Солоневич, финский и ингушский офицеры А. Клингер и C. А. Мальсагов, генерал-майор И. М. Зайцев, индус С. Курейши и меньшевик Б. М. Сапир.
Последний, будучи «политиком», которые на Соловках были изолированы от основной массы заключенных, возможно, не общался с представителями русского духовенства. Но даже он, кого нельзя заподозрить в особых симпатиях к служителям Церкви, упоминая владыку Илариона, выделял его «видное положение»144, подтверждая слова Бориса Ширяева о том, что среди иерархов в отношении святителя бытовало «признание высокого, если не первенствующего авторитета. Среди верующих мирян эта авторитетность его достигла еще большей высоты», а силе, «исходившей от всегда спокойного, молчаливого владыки Илариона, не могли противостоять и сами тюремщики»145.
Обращаясь к источникам личного происхождения, необходимо помнить о фактических ошибках. Они относятся к состоянию здоровья и возрасту архиерея («больной старик»)146, продолжительности и обстоятельствам его пребывания в местах лишения свободы («послан московским ГПУ в холмогорский концентрационный лагерь, в котором пробыл два с половиной года ... архиепископа снова арестовали и послали в Соловки на пять лет»)147, выражаются в недоказуемых («Тучков по доверию центрального ГПУ дал указания администрации Ярославского лагеря ликвидировать Илариона медицинским способом ... но на крепкого, здорового богатырского телосложения Илариона яд не подействовал»148, «несомненно, архиепископ Иларион в Петрограде умер от отравления»)149, а порой и заведомо неправдоподобных историях, вроде рассказа о встрече с папким нунцием150, о которой сам автор «Неугасимой лампады» писал, что «ни капли фактической правды в этом апокрифе не было и не могло быть»151.
Сейчас нет смысла опровергать эти и подобные им заблуждения, возникшие в условиях тотального отсутствия достоверной информации. Важнее обратить внимание на то, что даже имеющиеся ошибки не только не дискредитируют, но служат делу прославления святителя, подчеркивая тяготы и, одновременно, высоту его подвига.
О том, что жизнь заключенного архиерея была подвижнической, говорят не только общедоступные сведения о Соловецком лагере и аналогичных ему местах заключения, но и внутренние переживания, которыми владыка делился в письмах к своим духовным чадам.
«Живу-то я без нужды, но жизнь невеселая и малосодержательная. Так только время пропадает неважно, и иной раз приходят такие мысли. Вот, например, за шесть лет с 1906 до 1912 года прошел курс академический. Сколько наук прошел, сколько сочинений написал! Магистерскую даже защитил. Из мальчика, приехавшего из Тулы, стал совсем человеком. А за последние шесть лет – что? Одно горе, одна грусть! Пропали лучшие годы, а их не так уж много впереди осталось. Больше осталось позади. Вот эта потеря невознаградима. И сколько их пропадет еще! Вот такие мысли приходят порой, и, понятно, невесело от них становится»152.
Понятным становится и происхождение таких мыслей, если вспомнить фразу «отсюда живыми мы не выйдем»153, которую архиепископ обронил по прибытии в Кемский пересыльный пункт.
И все же, несмотря на внутреннее томление, проистекающее из пророческого предчувствия своего исхода, то, что оставалось на поверхности и было открыто для окружающих, можно свести к следующим, часто восторженным эпитетам: «прославился своей бесстрашной борьбой... стойкий ревнитель Православия... талантливый оратор... жизнерадостный и бодрый...»
Наиболее подробный в описании внешних деталей и, одновременно, глубокий психологический портрет владыки дает протопресвитер Михаил Польский, воспоминания которого опубликованы в настоящем томе: «Архиепископ Иларион – человек молодой, жизнерадостный, всесторонне образованный, прекрасный церковный проповедник, оратор и певец, блестящий полемист с безбожниками, всегда естественный, искренний, открытый; везде, где он ни появлялся, всех привлекал к себе и пользовался всеобщей любовью ... За годы совместного заключения являемся свидетелями его полного монашеского нестяжания, глубокой простоты, подлинного смирения, детской кротости» .
Возникает вопрос: где находился источник той силы, которая так ярко проявлялась на фоне выпавших на долю святого испытаний?
Говоря о человеческих качествах, необходимо выделить уже упомянутые простоту154, открытость155 и тонкое чувство юмора именитого архиерея156, вспомнить о поддержке, которую он тайно157 и явно158 оказывал своим соузникам, а также о жертвенности владыки159.
Современники подчеркивали ум и мужество архипастыря, которые проявлялись в открытой полемике с деятелями советского государства160, в потребности души с риском для жизни идти на помощь погибающим в море161, в готовности совершать церковные Таинства162 или участвовать в тайных богослужениях163, что в условиях заключения грозило самыми зловещими последствиями.
При этом нельзя сказать, что священномученик находился вне критики. Это было и невозможно в эпоху церковных нестроений, активно подогреваемых представителями безбожной власти. После них, не простивших владыке верность патриарху Тихону, главными противниками архиерея были участники всевозможных обновленческих расколов. Борьба с ними стала основной причиной обоих лагерных сроков и, одновременно, являлась целью скорейшего освобождения из Соловков164.
Другим фронтом борьбы стала полемика с критиками церковно-государственной политики митрополита Сергия (Страгородского).
Протопресвитер Михаил Польский упрекал архиепископа Илариона, что он, хотя и «бессознательно, подавал агенту мысль ... заключить союз с Православною Церковью и поддержать ее», тогда же мол, и настоящая, по крайней мере, «авторитетная Церковь поддержит советскую власть»; укорял его и за то, что владыка «в соглашении митрополита Сергия с властью ничего не видел особенного ... не строго судил об отношениях главы Церкви с властью»165.
Первый пункт обвинений снимает сам о. Михаил, когда дает характеристику «Соловецкого послания»166, составленного при непосредственном участии владыки Илариона. Документ, появившийся летом 1926 г., по мысли священника, «отвечал высочайшему достоинству Церкви и ее вечному значению, укаэывая ее истинный путь»167.
Что касается реакции на «Декларацию» от 29 июля 1927 г.168, то здесь на первое место выходит пастырское попечение архиерея о единстве Церкви, о котором свидетельствуют митрополит Мануил (Лемешевский)169 и переписка святителя с представителями «иосифлянства»170.
Возвращаясь к вопросу о том, что укрепляло владыку в трудные времена явных подлогов и скрытых провокаций, необходимо указать на веру в Церковь, без которой нет спасения, и веру во Христа, без Которого невозможна сама жизнь на земле171.
Именно эта вера являлась источником внутренней силы, проявления которой явственно ощущали окружающие люди, ведь «и короткая беседа с Иларионом ободряла. Так бывает, когда общаешься с человеком убежденным, умным и мужественным. Да еще таким стойким»172.
Олегу Волкову вторит Михаил Никонов-Смородин, который сравнивал этого князя Церкви с «толстовцем» А.И. Деминым. Несмотря на внешнюю схожесть судеб – исповедание и реализацию в условиях открытых гонений определенных религиозно-нравственных ценностей, плодами общения с этими людьми были совершенно разные вещи. Радость и умиротворение при встрече с православным архиереем173 и, наоборот, досада, чувство раздражения при общении с маститым сектантом174.
Другие примеры преображающего влияния святителя на окружающих людей отражены в действиях его литературного прототипа – митрополита Иннокентия из опубликованного в этой книге произведения Бориса Солоневича «Тайна Соловков», которое в отличие от его же автобиографической повести «Молодежь и ГПУ», является авантюрным романом.
Как и в других мемуарах, факты биографии священномученика Илариона подвержены целому ряду искажений. Он погибает на лесоповале, где его расстреливают за невыполнения положенного урока, действительности не соответствуют возраст и сан175. И все же, многое подсказывает, что основным прототипом этого собирательного образа русского архиерея стал владыка Иларион, с которым мемуарист вполне мог общаться во время своего пребывания на Соловках в 1926–1928 гг.176
Даже мимолетная встреча с Митрополитом переворачивает жизнь беспризорника Сеньки, о ценностных ориентациях которого можно судить по общей характеристике уголовников, данной братом Бориса – Иваном Солоневичем177.
После первого знакомства с архипастырем малолетний заключенный только «насмешливо сплюнул через выбитые зубы и с видом превосходства отошел к своей бригаде»178. Но вскоре он пересмотрел свое отношение к недавнему собеседнику и, улучив возможность, обратился к нему со словами извинения. После очередной встречи на душе у мальчика «было какое-то непривычное спокойствие, и губы его невольно кривились в счастливой усмешке, словно это прикосновение руки внесло в его душу что-то радостное и светлое»179.
В романе есть и другие отрывки – сцена тайной панихиды в помещении карантинной роты, допрос у начальника лагеря, которые, конечно, являются лишь авторской реконструкцией и, наверно, далеко не совершенной по своему исполнению словесной иконой святого. Но можно предположить и то, что неточности, а зачастую и значительные фактические ошибки, которые встречаются в этом и других произведениях соловчан, не столько искажают лик, сколько выделяют, подчеркивают главные черты архиепископа, формируя у читателя простой и, вместе с тем, величественный образ русского святителя.
В 2014 г. отмечается 85-летие со дня трагической кончины и 15-летие с момента канонизации священномученика Илариона. Уверены, что в этой связи появятся новые публикации и исследования, посвященные жизни и богословскому наследию прославленного архиерея. Мы же добавим всего лишь один штрих – стихотворение, написанное на Соловках иподьяконом и келейником святителя Николаем Кирьяновым, который разделил с владыкой не только скорби лагерного заточения, но и радости духовной жизни.
Памяти Архиепископа Верейского Илариона180
Упокой, Господи, душу усопшего раба Твоего...
Испуганным голосом сердце вскричало,
Ворвавшись надсадой в метелистый гам:
Не моя ли любовь лебединым причалом
Всегда приставала к твоим берегам.
Не нам ли с тобой улыбались сполохи,
Посланники верные северных стуж.
Птенец-недокормыш сиротские вздохи
Недаром просыпал в сосновую глушь.
Я словно отшельник в суровом затворе
Слезой неуемной спалил рукава.
Припомнились мне соловецкие зори,
Бросавшие в море цветные слова.
Тебе я хвалился стиховой обновой,
Из песенных ульев ты черпал мой мед.
0, белые ночи, о, лов окуневый,
Морошковый праздник – убранство болот.
Должно быть, ты помнишь, как старец Назарий
В березовой тоне нас потчевал семгой,
Как сосны пылали ѳ осеннем пожаре
И я уходил за плечами с котомкой.
Олени страшились всегда гидроплана,
В глубокую чащу стремился их след.
Не мы ли с тобой так восторженно рано
Своим славословьем встречали рассвет.
Чудные тюлени боялись мотора,
Бензинного запаха, алых огней.
Не к нам ли с тобой с золотого дозора
Заря приходила родимой родней.
И вереск лиловый нам под ноги стлался,
Он был нам дороже бухарских κοвров...
И я восхищался, и я восторгался,
Смиряя молитвой мятежную кровь...
Теперь моя радость причалила к устью,
Беззвонной обедней скучает село...
Рыбацкую смелость подернуло грустью,
Волной беломорской разбило весло.
Ушел от меня ты на раннем закате,
До дна не истратил кипучести сил...
Не нас ли с тобой преподобный Савватий
За светлой Заутреней лаской кропил..
Два старца, слюбившисъ, в Зосимовы дали
Молитвенно плыли на новой ладье...
В последнюю осень все чайки рыдали,
Прощаясь с утехой в озерной воде.
Простились и мы у забытой часовни.
А грудь подсказала: «прощанье навек»...
Лечь бы с тобой, как с отцом, по-сыновьи,
В голубом стихаре под серебряный снег...
Задумался Анзер, и Муксулъма тоже
В брусничном пространстве теряет свой взор.
Ушел от меня ты с земных бездорожий
От горького подвига в Божий собор...
Ну разве ты думал, ну разве мы мнили,
Что так изомнутся любовь и цветы.
Нева и граниты тебя приютили;
Надежная встреча: тот город и ты.
Узнав про утрату, Ока затужила,
Зеленые Аипицы взвыли тоской,
И ангел пропел над родимой могилой;
«За крестным страданьем – блаженный покой».
Все сердце исходит большими слезами,
Закуталась в схиму орлиная мысль...
Прими мою душу на вечную память
В свою светозарно-безбрежную высь...
Прими мою душу, как птицу и зорю,
Под саккос своей необъятной любви.
И грешного странника в вечном просторе
Трепещущим словом опять обнови...
Я в сумрак повергнут и в холод железный,
Ищу, где кончаются скорби концы.
Возьми от скитаний, прими от болезней
Под ноги твои расстилать орлецы...
* * *
Солоневич И.Л. Россия и революция. M.: МИФ, 2007. С. 74.
Мраморнов А.И. Иларион (жизнеописание, богословские воззрения, почитание, архивные документы, сочинения, литература, иконография) // Православная энциклопедия. Т. 22. С. 144–145.
Последование вечерни // Служебник. M.: Издательский совет РПЦ, 2004. С. 28.
Сапир Б.М. Путешествия в северные лагеря // Воспоминания соловецких узников. Соловецкий монастырь,
2013. Т. 1. С. Ш.
Ширяев Б.Н. Неугасимая лампада. Соловецкий монастырь, 2012. С. 366–367
Клингер А. Соловецкая каторга. Записки бежавшего // ВСУ. Т. 1. С. 105.
Там же.
Зайцев И.М. Соловки: Коммунистическая каторга, или Место пыток и смерти // Настоящее издание. С. 254.
Феодосий (Алмазов), архим. Мои воспоминания. M., 1997. С. 106.
«Рассказывали, что в Кемь приехал нунций Римского Папы с целью использовать трагическое положение православного духовенства ради создания унии. Говорили, что ОГПУ было вынуждено, в силу дипломатических соображений, разрешить ему совещание с заточенными русскими иерархами, которые избрали якобы для переговоров владыку Илариона. Описывали с яркими, красочными подробностями встречу в Кеми двух князей двух церквей, пышное облачение нунция и убогое рубище Илариона, повторяли речь посланника Римского Престола и предложенные им тезисы условий соединения церквей, обещания вывезти из Соловков все русское духовенство и гордый трагически-непреклонный ответ владыки, избравшего терновый венец и отвергнувшего предложенную ему тиару кардинала». Ширяев Б.Н. Указ. соч. С. 365–366.
Там же. С. 366.
Священномученик Иларион (Троицкий), арихепископ Верейский // Соловецкие новомученики / сост. игум. Дамаскин (Орловский). Соловецкий монастырь, 2009. С. 402.
Польский M., прот. Новые мученики Российские // Настоящее издание. С. 70.
«Мы подошли к его руке, он благословил нас и тут же, как бы стирая всякую грань между архиепископом и мирянами, прихватил эа плечи и повлек к столу. Приветливый хозяин, принимающий приставших с дороги гостей. И был так непринужден, так славно шутил, что забывалось о его учености и исключительности, выдвинувших его на одно из первых мест среди тогдашних православных иерархов». Волков О.В. Погружение во тьму. M.: Мол. гвардия, 1989. С. 76.
«Он никогда не стеснялся в выражении своих мнений и чувств, ничего не боясь». Польский M., прот. Соловецкий лагерь.
«На Филимоновой рыболовной тоне, в семи верстах от Соловецкого кремля и главного лагеря, на берегу заливчика Белого моря, мы с архиепископом Иларионом, еще двумя епископами и несколькими священниками, все заключенные, были сетевязальщиками и рыбаками. Об этой нашей работе архиепископ Иларион любил говорить переложением слов стихиры на Троицын день: “Вся подает Дух Святый: прежде рыбари богословцы показа, а теперь наоборот – богословцы рыбари показа”. Так смирялся его дух с новым положением». Польский M., прот. Новые мученики Российские.
«Мои благодетели: архиепископы Иларион и Петр (оба умершие)». Феодосий (Алмазов), архим. Укаэ. соч. С.77.
«Владыка Иларион всегда избирался в делегации к начальнику острова Эйхмансу, когда было нужно добиться чего-нибудь трудного, и всегда достигал цели. Именно ему удалось сконцентрировать духовенство в 6-й роте, получить для него некоторое ослабление режима, перевести большинство духовных всех чинов на хозяйственные работы, где они показали свою высокую честность». Ширяев Б.Н. Указ. соч. С. 367.
«Устраивая других – и духовенство, и мирян – на более легкие работы, владыка Иларион не только не искал должности для себя, но не раз отказывался от предложений со стороны Эйхманса, видевшего и ценившего его большие организаторские способности. Он предпочитал быть простым рыбаком». Там же. С. 368.
«Иларион выступил против Луначарского и до такой степени разбил все его доводы, что аудитория освистала наркомпроса». Клингер А. Указ. соч. С. 106.
Ширяев Б.Н. Указ. соч. С. 358–372.
«В лагере на Поповом острове скончался один священник, немощный старик. Перед смертью он со слезами на глазах умолял коменданта позволить владыке Илариону совершить над ним святое причастие. Комендант в оскорбительной форме отказал умирающему». Мальсагов С.А. Указ. соч. С. 401.
«Шла Пасха. И как хотелось, хотя и в такой затруднительной обстановке, совершить молитвенный обряд... Только архиепископ Иларион и епископ Нектарий согласились на пасхальную службу в далеко не законченной пекарне». Чехранов П., свящ. Две тюремные Пасхи // ВСУ. Т. 1. С. 713.
«Тогда уже укрепилась “живая” церковь – красная, как ее проэвали, непостижимо примирявшая Христа с властью Антихриста. Соблазны живоцерковников таили величайшую опасность для веры. Именно ее судьбы тревожили владыку. О себе он не думал и был готов испить любую чашу». Волков О.В. Указ. соч. С. 77.
Польский M., прот. Новые мученики Российские.
К правительству СССР (обращение православных епископов из Соловецких островов – «Соловецкое послание») / / Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти. 1917–1943 / сост. М.Е. Губонин. M., 1994. С. 500–507.
Польский M., прот. Новые мученики Российские.
Послание (Декларация) Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Нижегородского Сергия (Страгородского) и Временного при нем Патриаршего Священного Синода об отношении Православной Российской Церкви к существующей гражданской власти // Акты. С. 509–513.
«В ноябре 1927 г. некоторые из соловецких епископов начали было колебаться в связи с иосифлянским расколом. Архиепископ Иларион сумел собрать до пятнадцати епископов в келлии архимандрита Феофана, где все единодушно постановили сохранять верность Православной Церкви, возглавляемой митрополитом Сергием. “Никакого раскола! – возгласил архиепископ Иларион. – Что бы нам ни стали говорить, будем смотреть на это, как на провокацию!» Мануил (Лемешевский), митр. Die Russischen Orthodoxen Bischole von 1893 bis 1965 / Bio-Bibliographie von Metropolit Manuil (Lemeschevskij). T. III. Erlangen, 1984. S. 214.
«...всем отделяющимся я до крайней меры не сочувствую. Считаю их дело совершенно не основательным, вздорным и крайне вредным». Выписки из писем заключенного в Соловках архиепископа Верейского Илариона (Троицкого) по вопросу об «иосифлянской оппоэиции» // Акты. С. 618–619.
«Надо верить, что церковь устоит, – говорил он владыка Иларион. – Без этой веры жить нельзя. Пусть сохранятся хоть крошечные, еле светящие огоньки – когда-нибудь от них все пойдет вновь. Без Христа люди пожрут друг друга». Волков О.В. Указ. соч. С. 76.
Там же.
«Я с радостью созерцал спокойную, величавую фигуру иерарха, уважаемого даже врагами. Уже шестой год шел, как владыка Иларион был лишен свободы и брошен в одну общую кучу с подонками общества. И все же он по- прежнему – стойкий борец за веру: никакие лишения не могли его поколебать. Враги и гонители Христовой веры – его враги. Без компромиссов и уступок. Удивительной бодростью веяло от него, и в душе, после бесед с ним, водворялись мир и тишина». Никонов-Смородин М.З. Красная каторга. София, 1938. С. 153.
«По дороге в Кремль я догнал Александра Ивановича Демина. Почтенный толстовец шел, поглядывая и на партию изможденных рабочих, и на встречных чекистов одинаково спокойным взглядом. Мне даже стало досадно на это олимпийское спокойствие». Там же. С. 194.
Впрочем, «митрополитом» архиепископа Илариона автор называл и в своей документальной книге: «Митрополит Иларион, архиепископов несколько, архиереи...» Солоневич Б.Л. Молодежь и ГПУ: жизнь и борьба советской молодежи. – Примеч. авт.
«Он, брат, не только грамотный, а магистр, профессор всяких там наук. Его во всем мире знают, и книги его везде есть. А сидит он здесь потому, что не признал советской власти ... Недавно закончился ваш второй срок. Всего, значит, вы провели у нас в гостях уже шесть лет». Содоневич Б.Л. Тайна Содовков.
«Из всех человеческих чувств у них, видимо, осталось только одно – солидарность волчьей стаи, с детства выкинутой из всякого человеческого общества. Едва ли какая-либо другая страна и другая эпоха может похвастаться наличием миллионной армии людей, оторванных от всякой социальной базы, лишенных всякого социального чувства, всякой морали». Солоневич И.Л. Россия в концлагере. M.: РИМИС, 2005. С. 66.
Солоневич Б.Л. Тайна Соловков.
Солоневич Б.Л. Тайна Соловков.
Жизнеописание священномученика Илариона, архиепископа Верейского. СПб.: Воскресенский Новодевичий монастырь, 2004. С. 58–60.