А.П. Яковлева. «Теперь такое благоприятное время для доброделания и выявления себя христианином, какое редко бывает». Миряне – помощники ссыльного и заключенного духовенства

В заглавие статьи вынесены слова из письма епископа Ефрема (Ефремова) из зырянской ссылки архангелогородкам Ольге и Екатерине Поваровым.

Мать и дочь Поваровы помогали владыке Ефрему и десяткам ссыльных и заключенных священнослужителей выстоять в годы жестоких гонений, не жалея своих сил, а иногда и жизни.

Верующие проявили удивительное бесстрашие и стойкость в служении Церкви. В 1920–1930-е гг., когда опасным было просто держать дома иконы или перекреститься у всех на виду, они не боялись помогать «врагам народа» – духовенству, осужденному за «контрреволюционную деятельность»: собирали деньги, отправляли посылки, тайно вывозили из лагерей письма, информировали заключенных о церковной жизни на воле. Сами жившие в скудости, они делились последним с теми, кому было еще хуже, – предоставляли кров ссыльным, устраивали у себя в домах тайные церкви, многие женщины сопровождали своих пастырей в ссылках. Не считаясь со смертельной опасностью, они повсеместно оказывали сопротивление закрытию храмов и изъятию ценностей.

Без преувеличения можно сказать, что это было настоящим подвигом. Все эти люди понимали, что рано или поздно будут разоблачены, арестованы, пройдут через унижения и допросы и, скорее всего, закончат свою жизнь в тюрьме, лагере или ссылке. Но они не могли поступить иначе, потому что во главу угла жизни поставили Евангельские заповеди. Они возлюбили Бога всеми сердцем и душой, а ближнего своего не только как самих себя, но несравненно больше. Жестокое время испытаний проверило эту любовь и вывело ее на самую вершину заповеданного, когда «нет больше той любви, аще кто душу свою положит за други свои» (Ин.15, 13).

В статье показаны судьбы нескольких северян, помогавших заключенным и ссыльным священникам.

Александр Александрович родился 22 марта 1886 г. в Вологодской губернии в семье, где было восемь детей. Его женой стала полная тезка Александра Александровна, урожденная Шанаева. Супруги Левичевы обосновались в Архангельске, где у них родилось девять детей: старший – в 1915 г., младший – в 1933-м. Глава семьи служил фармацевтом в городской аптеке №1, перед самой Великой Отечественной войной был назначен начальником аптеки при Первой городской больнице, что на улице Суворова. Александр был прихожанином подворья Соловецкого монастыря до самого прекращения в нем богослужений в 1922 г.

На квартире Левичевых после отбытия заключения в Холмогорском концлагере в 1922 г. в течение четырех лет находили приют бывший настоятель Соловецкого монастыря архимандрит Вениамин (Кононов) и его помощник иеромонах Никифор (Кучин)³⁷. В то время семья Левичевых, в которой уже было четверо детей, проживала в частном доме в районе улицы Поморская и Обводного канала. К 1930 г. Левичевы перешли жить на квартиру в доме № 142 на проспекте П. Виноградова (ныне Троицкий проспект).

Об Александре Левичеве рассказала автору статьи его дочь Римма Александровна Туфанова, проживающая в городе Архангельске³⁸.

Семья жила весьма скромно, даже белый хлеб в семье ели не часто. Римма Александровна вспоминала, что в подарок на один из дней ее рождения отец принес буханку белого хлеба, которую получил за то, что сложил печку в больнице. Для девочки этот подарок был большой радостью. Несмотря на стесненность и самую настоящую бедность, Левичевы всегда помогали нуждающимся. У них находили приют многие больные, убогие, но в основном ссыльные, которыми полон был Архангельск в 1920–1930-е гг. Один раз глава семьи привел в дом очень больного человека, который даже говорить уже не мог. Жена резонно сказала ему: «Нет больше у нас места, и поселить нам нового жильца некуда», на что Александр Александрович ответил: «Да прямо у печки на полу будет спать». Ссыльный прожил у Левичевых три месяца, через некоторое время пришел в себя, начал разговаривать, вспомнил свой адрес. Левичевы написали его родственникам в Полтаву, и к окончанию срока ссылки за мужчиной приехала жена и увезла его на родину. Без Александра Александровича этот человек наверняка бы погиб.

В странноприимной семье жили, по воспоминаниям Риммы Александровны, также священники и монахини, скорее всего тоже ссыльные. У нее в памяти сохранились имена лишь двух монахинь – Филицаты и Лавры. На квартире у Левичевых совершались и тайные богослужения, на которые собирались по 10 человек и более – полная комната. В семье, как могли в то безбожное жестокое время, хранили веру, дети и взрослые всегда молились. Никто из соседей не донес на Левичевых, Господь сохранил эту семью от разоблачения, видя евангельское милосердие родителей и ради многочисленных их чад.

Александр Александрович, будучи фармацевтом, готовил лекарства и бесплатно раздавал их ссыльным. Римма Александровна рассказала, что часто во время прогулок они заходили в дома, где отец передавал лекарства больным. Левичев помогал ссыльным устраиваться на работу в городскую больницу, где сам тогда трудился. Ксения, дочь протоиерея Николая Пискановского, благодаря ему работала там табельщицей³⁹.

В 1941 г. Александра Александровича мобилизовали в армию. Службу в звании старшего лейтенанта он проходил в аптеке архангельского госпиталя № 2524, который находился на Ленинградском проспекте. В конце войны Левичева демобилизовали, но он остался работать в том же госпитале – уже вольнонаемным. В июне 1944 г. госпиталь перевели в Лодейное Поле под Ленинград, в декабре того же года – в Вологду, а в апреле 1945-го – на Дальний Восток. Вместе с отцом по стране путешествовала вся семья. Вскоре пришло известие о том, что на фронте пропал без вести сын Левичевых Марк. Александр Александрович после этого известия сильно заболел. Врачи диагностировали у него рак желудка. Левичева лечили в больнице Спасска, затем направили в Москву, но и там уже помочь не могли, болезнь была запущена. В ноябре 1945 г. он вернулся в Архангельск, куда к тому времени с другого конца страны перебрались его жена и дети. После двух операций в архангельской областной больнице Александр Александрович прожил недолго и скончался 15 марта 1946 г. Зная о скорой своей кончине, он попросил, чтобы его обязательно похоронили рядом с отцом Николаем Пискановским, у могилы которого тяжелобольной Александр Левичев долго молился, вернувшись из Москвы. Своим детям он неустанно повторял: «Святой человек здесь похоронен».

Протоиерей Николай Пискановский – один из лидеров иосифлянского движения в Воронежской области. Там он был и арестован в мае 1928 г., осужден и приговорен к заключению в Соловецких лагерях, где отбывал срок наказания с 1928 по 1931 г. В лагере отец Николай был общим духовником для всего епископата и белого духовенства иосифлян. Епископ Максим (Жижиленко) с уважением называл его «адамантом Православия». С благодарностью вспоминал Николая Пискановского Дмитрий Сергеевич Лихачев⁴⁰. Во многом благодаря этому священнику Лихачев был переведен с тяжелых общих работ на гораздо более легкий труд в Криминологический кабинет.

После Соловков отца Николая сослали в Архангельск, где за организацию тайных богослужений его вновь арестовали в сентябре 1934 г. Во время следствия священник умер в тюремной больнице от воспаления легких. Случилось это 10 апреля 1935 г. Александр Александрович вместе с семьей Пискановских хлопотал о выдаче тела умершего для захоронения, иначе бы его погребли в общей могиле. Поскольку Николай Пискановский еще не был осужден по приговору суда и считался подследственным, просьбу о выдаче тела удовлетворили. Похоронили священника на Вологодском (Кузнечевском) кладбище Архангельска. Супруги Левичевы, их дочь Римма Александровна Туфанова и внучка Елена Борисовна Москаленко долгие годы ухаживали за его могилой⁴¹.

Исполняя волю Александра Александровича Левичева, его похоронили рядом с отцом Николаем Пискановским. К настоящему времени рядом со скромной могилой священника сформировался семейный некрополь Левичевых. Рядом с главой семьи упокоились его супруга, дети и члены семей детей.

Левичевы были дружны с семьей Антоновых. Обе семьи жили на соседних архангельских улицах, друзьями были их дети. Главы семей некоторое время вместе работали в Первой городской больнице. Семьи были связаны с Соловецким монастырем, обе помогали последнему настоятелю этой обители, Левичевы и Антоновы вместе ухаживали за могилой протоиерея Николая Пискановского. 5 сентября 1944 г. сын священника Коля Пискановский писал из Архангельска сестре Ксении: «Могилка папы находится в хорошем состоянии. Они (Антоновы. – А.Я.) каждое воскресение ходят туда и присматривают за нею»⁴².

Глава семьи Антоновых Степан Маркелович родился 17 декабря 1890 г. в деревне Коровкинская Архангельского уезда, что недалеко от Архангельска⁴³. До 24-летнего возраста он жил в родной деревне, а в 1914 г. ушел в Соловецкий монастырь, где был поначалу рыбаком, а с 1915 г. – матросом на судах «Святой Николай» и «Михаил Архангел». После национализации монастырского флота и передачи судов государству Степан продолжил работать на «Михаиле Архангеле» буфетчиком и матросом. С организацией Соловецких лагерей он стал постоянно проживать в Архангельске, вскоре женился. У них с женой Матреной Мефодьевной родилось двое детей: сын Николай и дочь Тамара. Работал Антонов сначала извозчиком на своей лошади, плотником в нескольких организациях, затем – бригадиром по распиловке дров Первой Архангельской горбольницы⁴⁴.

Степан Маркелович принимал самое активное участие в судьбе последнего соловецкого настоятеля Вениамина (Кононова) и его помощника иеромонаха Никифора (Кучина). По его совету монахи в 1926 г. переехали из Архангельска, где они жили в семье Левичевых, в село Часовенское к сестре Степана Анне. Вскоре с помощью Антонова они соорудили себе избушку в глухом лесу на Волкозере, в сорока верстах от ближайшего населенного пункта – деревни Коровкинской, родины Степана Антонова, и перешли жить туда. Дважды в год Степан навещал отшельников, привозя все необходимое. 17 апреля 1928 г. монахи были заживо сожжены в своей избушке. Антонов первым обнаружил их останки, приехав 9 июня навестить своих подопечных. Он же и похоронил монахов неподалеку от места их гибели⁴⁵.

Семья Антоновых жила в не сохранившемся до нашего времени частном доме по адресу: ул. Пермская, д. 14 (ныне улица Суворова)⁴⁶. Дом был одноэтажный рубленый, с пристроенным флигелем, с основательным хозяйством. Во дворе находились скотный двор с коровой, дровяник, огород, цветники и много разных сельскохозяйственных приспособлений⁴⁷.

В доме Антоновых, как и у Левичевых, находили приют бывшие насельники Соловецкого монастыря, покинувшие острова после упразднения обители. Среди них иеромонах Тихон (Оревков), который проживал у Антоновых в 1925–1939 гг. Жили в семье и монахини из закрывшихся монастырей (по именам известны Анна и Парасковья Плаксины)⁴⁸. В этом доме останавливались приезжавшие по делам в Архангельск из Суры насельницы упраздненного Иоанно-Богословского монастыря.

С 1932 и до конца 1941 г. в доме Степана Антонова действовала тайная церковь, куда на богослужения собирались проживавшие в Архангельске последователи иосифлянского движения. Ее прихожане организовали нелегальную кассу взаимопомощи и оказывали материальную помощь ссыльным⁴⁹. Кроме того, они духовно окормляли и материально поддерживали общину в Суре, где проживали после закрытия Иоанно-Богословского монастыря его бывшие монахини и послушницы.

Богослужения в тайной церкви в доме Антонова возглавляли бывшие иеромонахи Соловецкого монастыря, сначала – Елисей (Дзюбик), затем – Тихон (Оревков). Службы в числе прочих верующих посещали супруга отца Николая Пискановского Клавдия Петровна и его дочь Ксения, после того как Пискановский в 1934 г. был арестован⁵⁰. До этого богослужения для группы иосифлян, близких к о. Николаю, проходили у него на квартире. После кончины иеромонаха Тихона в 1939 г. члены общины продолжали собираться в доме Антоновых, сам Степан Антонович читал молитвы, возможно, и часы. Совершались ли кем-либо из священников богослужения, неизвестно.

Иеромонах Тихон (Оревков) прожил в доме Антоновых 14 лет. Он был одним из организаторов иосифлянских общин в Архангельске. Сначала, как сообщают материалы следственного дела, вместе с «адмссыльными епископами Дамаскиным (Цедриком) и Парфением (Брянских) он создал в Архангельске ряд антисоветских церковно-монархических групп» (общин. – А.Я.). Священнослужитель и руководил одной из таких «групп», собиравшейся для богослужений в доме Антонова. Под его руководством создавалась и затем действовала община в селе Суре.

После ареста в 1936 г. епископа Дамаскина (Цедрика), а затем и владыки Парфения (Брянских), по версии следствия, руководителем ИПЦ в Архангельске стали иеромонах Тихон и Александра Мартьянова (монахиня Аполлинария). На квартире у Мартьяновой также была тайная церковь⁵¹. Как сообщает следственное дело, «Тихоном и Мартьяновой были установлены организационные связи с «ИПЦ» в Вологде, а также в г. Мичуринске»⁵². Связаны они были и с иосифлянами в Кировской области.

Организатором сурской общины стала монахиня Ангелина (в миру Анна Константиновна Трухина). В 1935 г., возвращаясь из ссылки в Суру через Архангельск, она встретилась на квартире Степана Антонова с иеромонахом Тихоном, от которого приняла наставления о создании тайной церкви в Суре. Последняя церковь там была закрыта около 1931 г., после чего монахини и послушницы монастыря собирались на молитву на квартирах жителей деревни. Весной 1941 г. им удалось купить домик, где вместе стали жить семеро монахинь. По воскресеньям и по праздникам на богослужения туда собиралось до 17 проживающих в Суре и неподалеку насельниц упраздненной обители⁵³.

От иеромонаха Тихона в Суру в июне 1938 г. для совершения богослужений приезжал игумен Антоний (Пупов). Он беседовал с монахинями, призывая их «вести борьбу с безбожием, не отступать от веры, не поддаваться искушениям антихристовой власти»⁵⁴. Кто-либо из сурских монахинь время от времени выезжал в Архангельск, где архангелогородцы-иосифляне тайно собирали деньги и передавали их проживавшей в Архангельске бывшей игуменье Сурского Иоанно-Богословского монастыря Серафиме (Ефимовой), а та затем – своим бывшим насельницам⁵⁵.

Разгром тайной церкви в доме Антоновых и связанных с ней архангельской и сурской общин произошел в ноябре 1941 – январе 1942 г. Тогда, как сообщают материалы следственного дела, были арестованы 18 человек «монашествующего элемента бывших Соловецкого и Сурского монастырей и тем самым вскрыт и ликвидирован в Архангельске и Карпогорском районе филиал контрреволюционной церковной организации «Истинно-православная церковь»⁵⁶.

При обыске у Антонова 8 января 1942 г. изъяли 31 «церковную» книгу⁵⁷. В одной из комнат в доме Антонова жили монахини Анна и Прасковья Плаксины, в ней и размещалась тайная церковь. Здесь при обыске были обнаружены деревянный аналой, кадильница с углями, несколько крестов большого размера, 31 икона, 12 картин с изображением святых, Евангелие, монашеские облачения, портреты иеромонаха Тихона и Иоанна Кронштадтского, многие богослужебные предметы.

Степан Антонов был арестован 30 января 1942 года⁵⁸. По окончании следствия ему было предъявлено обвинение в том, что «являясь активным участником антисоветской монархической организации, он возглавлял контрреволюционную группу, входившую в состав Архангельского филиала организации «ИПЦ», а также в том, что «на его квартире была создана нелегальная «катакомбная» церковь, являющаяся местом контрреволюционных сборищ и местом сборищ и явок руководителей антисоветских групп»⁵⁹.

27 мая того же года по постановлению Особого Совещания НКВД СССР Антонов был заключен в ИТЛ на 10 лет⁶⁰. Наказание он отбывал в Карлаге (г. Караганда, Казахстан). 27 сентября 1942 г. Степан Маркелович Антонов умер в местах лишения свободы.

К сожалению, неизвестна судьба детей Степана Антонова. Римма Александровна Туфанова, дружившая в детстве с его дочерью Тамарой, сообщила, что та вышла замуж за военного моряка и уехала из Архангельска. Покинул родной город и ее брат Николай.

Мать и дочь Поваровы обе родились в Архангельске и там же проживали до ареста в 1926 г. Обе были учительницами. В 1920-х гг., при правящем тогда архиерее Антонии (Быстрове), они вели дела канцелярии Архангельской и Холмогорской епархии⁶¹.

По существовавшему в то время порядку, высланные в Архангельскую губернию и в Автономную область Коми (Зырян) прибывали сначала в Архангельск, а потом им определялся район, деревня, поселок, где они непосредственно должны были отбывать наказание. Квартира Поваровых была тем местом, где прибывшие в ссылку представители духовенства могли получить продукты питания, одежду, остановиться на первое время. На их адрес писали родственники ссыльных, а затем письма пересылались в места заключения и ссылок. Поваровы всегда встречали, принимали и провожали возвращавшихся из ссылки лиц, а также административно высланных в эти места, так как, по словам Екатерины Поваровой, «люди они все нездешние, и им нужно же было иметь приют»⁶².

От Поваровых в лагеря регулярно отправлялись посылки, письма, денежные переводы. Они организовали сбор денег и вещей среди прихожан архангельских церквей. Направлялась помощь в основном в Соловецкие лагеря и на Ижму – священнику Иоанну Серебренникову, от него она пересылалась другим ссыльным, в том числе митрополиту Кириллу (Смирнову), епископу Ефрему (Ефремову), священникам Колчину, Михайлову, Видякину. Посылали самое простое, но такое необходимое на суровом Севере: обувь, одежду, продукты. Епископ Софроний (Старков) в своем письме из Соловецкого лагеря от 16 февраля 1926 г. писал Поваровым: «Вашу теплую рубашку и чулки теперь ношу с благодарной памятью о любвеобильных благодетелях»⁶³.

Иногда Екатерина и Ольга были единственной нитью, связывавшей узников лагерей и ссыльных с близкими им людьми. Екатерина Ивановна по благословению владыки ездила по лагерям и тюрьмам, а затем от них – к родственникам заключенных, передавая весточки⁶⁴.

Мать и дочь арестовали 19 августа 1926 г. При обыске у них обнаружили около ста пятидесяти писем. Среди них немало посланий от известного московского миссионера С. В. Касаткина, который сообщал о том, что происходило в церковной жизни. Среди прочих письма о похоронах Святейшего Патриарха Тихона, о подготовке обновленческого собора, о ситуации с обновленцами в столице и в провинции, об аресте митрополита Петра (Крутицкого), о возникновении григорианского раскола, о том, где какие владыки и священники находились в то время в ссылке, и многое другое. Поваровы переписывали эти письма в нужном количестве экземпляров и рассылали ссыльному духовенству в самые отдаленные уголки страны, в том числе и на Соловки. Переписывались и рассылались также присланные из Москвы послания патриарха Тихона, после его смерти – митрополита Петра, затем – митрополита Сергия (Страгородского).

Немало писем женщины получали от ссыльных и заключенных. Среди изъятых при обыске письма Поваровым архиепископа Илариона (Троицкого) и епископа Софрония (Старкова) из Соловецкого лагеря, епископа Антония (Быстрова) из Нарымского края, епископа Ефрема (Ефремова) из Зырянского края, оттуда же, из села Ижма, – от епископов Василия (Богдашевского) и Димитрия (Вербицкого), протоиереев Иоанна Серебренникова и Александра Ростовцева, протоиерея Федора Яворского из Киева и других⁶⁵.

Среди изъятого находился и уникальный документ – первый из обнаруженных такого рода списков заключенного на Соловках духовенства. В нем поименно, с указанием сана и места последнего служения, перечислено духовенство, которое находилось в Соловецких лагерях особого назначения летом 1926 г.

Без сомнения, список начал составляться со времени прибытия в лагерь первых священнослужителей. Он постоянно корректировался: сюда вписывались все прибывавшие в концлагерь священники и вычеркивались выбывшие из него. Согласно документу, через Соловецкие лагеря до середины 1926 г. прошел 121 представитель духовенства из 37 епархий: пять архиепископов, двадцать епископов, пять архимандритов, два игумена, тридцать шесть протоиереев, сорок два иерея, восемь иеромонахов, три протодиакона, также в списке два иподиакона и три чтеца⁶⁶.

70-летняя мать и 45-летняя дочь, как участницы «контрреволюционной организации духовенства епископа Антония Быстрова», выполнявшие поручения «контрреволюционного характера» епископа, были осуждены к ссылке на три года за пределы Архангельской губернии. Отбывали наказание они в селе Усть-Цильма Зырянского края. К 1931 г. мать умерла, дочь бедствовала⁶⁷, дальнейшая судьба Екатерины Поваровой неизвестна.

Градислава Канорская жила в Кеми на бывшем Поповом острове, где во времена Соловецких лагерей особого назначения находился Кемский пересыльный пункт. Она была вдовой священника Николая Канорского и сестрой священномученика епископа Архангельского и Холмогорского Аполлоса (Ржаницына).

Градислава Никаноровна возглавляла общину верующих на Поповом острове. После смерти мужа она одна воспитывала трех дочерей, младшей из которых в 1929 г. исполнилось 15 лет. На квартире у Канорской останавливалось освободившееся из Соловецкого лагеря духовенство, проходили совещания священников, отбывавших срок наказания в Кеми, некоторые из них столовались у Канорской. Живительно, но в 1929 г. на Поповом острове еще была открыта церковь, и там служили многие освободившиеся и следующие в ссылку епископы и священники, вынужденные останавливаться в Кеми.

Кроме этого, Градислава Никаноровна развозила по стране письма священников из лагеря. Она стала связующим звеном между иосифлянским духовенством, заключенным на Соловках, и их единомышленниками на воле. Освободившиеся с Соловков заключенные тайно вывозили из лагеря письма. По пути домой или в дальнейшую ссылку они не могли миновать Попова острова, где передавали письма Канорской, а та потом доставляла их по нужным адресатам. Ей передавали свои письма архиепископы Прокопий (Титов) и Евгений (Зернов), епископы Гавриил (Абалымов), Григорий (Козырев) и епископ Афанасий (Сахаров) и многие священники⁶⁸.

По материалам следственного дела тайная передача писем началась с 1923 г., т.е. со времени открытия Соловецких лагерей. В 1927 г. Градислава Канорская отвезла пакет от заключенного духовенства в Москву и вручила его лично помощнику Патриаршего местоблюстителя архиепископу Серафиму (Самойловичу)⁶⁹. В следующем году вместе с дочерями она посетила несколько городов. Сначала Канорские отправились в Костромскую губернию к настоятелю Железноборовского монастыря, бывшему узнику Соловецких лагерей, иеромонаху Иоасафу (Сазанову) с информацией о жизни духовенства в лагерях. Затем Канорская поехала в Кинешму, где остановилась у бывшей настоятельницы СвятоТроицкого монастыря игумении Михаилы (Меркуловой), которая организовала ее встречу с епископом Севастианом (Вести). Ему она также рассказала о положении заключенного на Соловках духовенства. Во время беседы владыка поведал ей о церковной жизни в стране и особенно подробно – о линии, принятой митрополитом Сергием (Страгородским). Из Кинешмы Канорская поехала в Кострому, а оттуда – в Вологду и затем возвратилась в Кемь. Все сведения, полученные во время поездки, она записывала и по возвращении передала в лагерь.

В 1929 г. с письмами с Соловков она посетила архиепископа Димитрия (Любимова) в Ленинграде и передала ему письма от священников Поликарпа Золотых и Александра Кремышенского, в которых они уведомляли архиепископа о своем отходе от митрополита Сергия и просили владьжу принять их в число его сторонников. У архиепископа Димитрия она взяла пакет на имя Золотых, затем поехала в Москву и в расположенный неподалеку Серпухов, где посетила епископа Максима (Жижиленко). Возвращаясь в Кемь, она вновь заехала в Ленинград, где забрала письмо митрополита Кирилла (Смирнова)⁷⁰.

Из следующих поездок она привезла и передала на Соловки еще одно, переданное из ссылки, письмо митрополита Кирилла (Смирнова), воззвание архиепископа Серафима (Самойловича), другие документы.

Канорская неоднократно доставляла и личные письма заключенного на Соловках духовенства их близким, ездила она также к освободившимся с Соловков священникам с письмами из лагеря от бывших соузников. Конечно, далеко не все письма из-за их большого количества и дальности расстояний она могла передать лично адресатам. Многие по дороге, подальше от Кеми, женщина просто опускала в почтовые ящики.

Она также переправляла для духовенства на Соловки посылки и деньги, которые на ее имя в Кемь посылали их родственники.

Канорская была арестована в начале июня 1929 г., накануне своей очередной поездки. Градислава Никаноровна намеревалась посетить Тотьму в Вологодской губернии, где в то время проживал ее брат – епископ Аполлос (Ржаницын).

Туда она везла две рукописные тетради архиепископа Прокопия (Титова), чтобы познакомить с ними епископа Аполлоса, затем отвезти их обратно и по требованию владыки Прокопия выслать тетради ему⁷¹.

Она должна была, кроме того, посетить Москву и Ленинград, а также привезти оттуда последние церковные документы, остальной маршрут ее поездки неизвестен.

При обыске 7 июня у нее в квартире в тайнике обнаружили 13 писем с адресами, 12 квитанций на посылки и переводы, 10 записок с адресами, документ «Ответ верующему», разную переписку на 23 листах и вместе с ними текст декларации митрополита Сергия (Страгородского), копию заявления заключенного священника Иоанна Шастова от имени всего заключенного духовенства в Соллагерях, обращение митрополита-экзарха Украины Михаила (Ермакова), другие документы⁷².

По окончании следствия Канорская была осуждена по статье 58 п. И к трем годам заключения в концлагерь. Наказание отбывала в Соловецком лагере⁷³. Дальнейшая судьба Градиславы Никаноровны Канорской неизвестна.