Матушка Надежда и дети

Великая Княгиня Елисавета очень любила детей, – с благоговением вспоминала матушка Надежда. – В одиннадцать лет, когда Она держала на руках тельце умирающего маленького брата, Она сказала Господу: «Боже, Я не хочу выходить замуж, чтобы никогда не иметь детей – никогда так тяжко не страдать...» Но все дети России – стали Ее детьми. Сколько заботы на протяжении Своей жизни Она о них проявляла: «...нужно, чтобы дети состоятельных родителей с раннего детства знали и помнили, что есть еще дети и очень бедных родителей, которые не имеют не только комфорта в жизни, но даже нуждаются в необходимом, и что долг каждого человека... помочь этим несчастным, ни в чем не повинным детям... (Нужно) идти работать в дома богатые и убогие, в деревни наши темные, бедные и скорбные, где деятельность сестер так нужна, чтобы спасти простую женщину от нахлынувшей на нее мути безверия», – писала в одном из Своих писем Елисавета Феодоровна.

Матушка Надежда с большой нежностью относилась к детям. Есть фотография, где она держит на руках маленькую девочку лет трех. Чужая детка сидит, молчаливо прижавшись к матушке, как к самой родной на свете.

Однажды к нам пришли девочка лет восьми со своей тетей... «Матушка, а почему мама говорит: платочек надевай, когда мы в Церковь идем?» – «Платок на голове – это знак для Ангелов, – улыбалась матушка, целуя ее головку. – Им от Бога велено: если видят покрытую головку – значит, эту душеньку надо особенно оберегать, охранять... Она платок носит – значит, смиряется, старается Богу угодить. Хочется ей полениться, а она встает на молитву, торопится в храм; хочется поиграть с подружками, но она мамочке обещала помочь и говорит себе: успею еще погулять, пойду разбросанное в своей комнате подберу и по местам разложу; трудно ей свои грехи называть, но она помнит: все святые – просили у Бога прощения, и всех их Господь взял к Себе – в Рай, и батюшка добрый, и дети к нему идут, как к своему папе. И уже не выдумывает себе ничего страшного. И после исповеди у нее – светло на душе. И она знает, что радуется ее Ангел-Хранитель. И все святые, как родные, молятся о ней – и душа это слышит. Где же еще нам так хорошо, как в Храме?»

– Я прошу маму рассказать мне про душу. А она говорит: мне некогда.

– Но у мамы, конечно, побольше забот, чем у нас с тобой... Душа – это самый святой и бесценный дар Бога – человеку. Это твой невидимый, прекрасный уголок Рая. Твой невидимый никому – храм, в который ты одна входишь, чтобы разговаривать с Твоим Господом и всеми святыми. Храм стоит в прекрасном саду, в котором поют птицы и цветут цветы. Все они не простые. Господь эти цветы изначально в каждой душе насадил: доброту, любовь к Богу, к маме и папе, ко всем людям, всему Божьему миру. Желание защищать маленьких и слабых, жалеть тех, кому больно и трудно. Тот, кто молится, размягчает и поливает чудесную почву сада, и цветы становятся все чудеснее. Человек украшает храм своей души – святыми мыслями и чувствами, трудится – взращивая цветы добродетелей. А если не прилагать усилий – храм придет в запустение, как нежилой дом. Померкнет в нем Божий Свет, улетят из него Ангелы. Если не трудиться, не отгонять все плохие мысли и чувства, то земля окаменеет, и цветы начнут умирать. От тебя зависит, каким будет райский уголок твоей души. Бог подарил нам душу, чтобы приходить к нам – в гости. Он может прийти только в абсолютно чистое и святое место – потому что Он – Свят и Пречист. Он не может находиться там, где плохо убрано. Нельзя представить себе, что ты пришла в храм, где ты исповедуешься, а там беспорядок и грязь. Вот так и свой личный храм – нужно тщательно убирать: каяться всем сердцем во всем, что мы – сделали, сказали, подумали дурного. С покаянием открыть грех на исповеди, это значит – выгнать его вон из души, вымести грязь из храма. Береги в чистоте и святыне свою душу, ибо у человека нет ничего дороже, чем она. Если собрать все сокровища на земле, то все эти горы золота и бриллиантов – ничего не стоят – по сравнению со стоимостью одной души: души твоей мамочки, твоего брата или – твоей собственной. Для этого мы и живем – чтобы наш храм и сад – радовали Ангелов, Святых и Самого Господа – и поддерживали тех, кому труднее жить... И тогда Христос будет всегда рядом с нами.

Мы заворожено слушали матушку. Это были не просто слова, они звучали светлой неземной силой. Рядом с нами дышал и цвел – живой уголок Рая. И я подумала: перед революцией многие люди не сберегли святыню своей души: впустили в святилище скверные дела, слова и мысли. И через краткие годы русскую землю покрыли руины храмов – овеществленный образ разоренных храмов человеческих душ, в которые не может прийти Христос.

– Матушка, кроме мультиков можно ли еще что-нибудь смотреть детям по телевизору?

– Я бы ничего не дала твоему сыну смотреть, да и тебе – тоже, – отрезала матушка. – Если с ребенком по-настоящему заниматься, читать вместе Евангелие, жития святых, говорить с ним, глядя ему в глаза, в его сердце – из глубины своего сердца – он это общение ни на какую белиберду не променяет. Ни на какую бесовскую приманку – не поймается. А так как нам – лишь бы освободиться от ребенка, то, конечно, он будет липнуть к телевизору, к сомнительным товарищам по двору и прочему. Если тебе предложат посадить ребенка в гадюшник, чтобы он тебе не мешал, небось возмутишься: да вы что?!.. А к телевизору – пожалуйста. Но укус духовной змеи – страшнее смерти: растлевая душу, он заживо готовит ее на жительство в преисподней. Точно так же и мы: если глубоко занимаемся рассмотрением своих грехов, более всего обеспокоены, как бы не огорчить Бога, требуем от себя настоящего покаяния, серьезно участвуем в литургической жизни, причащаемся – да нам телевизор – и на ум не придет. Так как мы будем защищены Святыми Ангелами. Одно воспоминание об этом ящике у христиан должно вызывать – самое брезгливое чувство, как при взгляде на помойку, в которую ему предлагают окунуться...

Одна пятнадцатилетняя девочка, услышав много лет спустя после смерти матушки ее совет делать выписки из духовных высказываний, принесла мне тетрадь с несколькими цитатами.

Матиос Клаудис (XIX в.) – поэт и писатель. Кто не хочет верить в Христа, когда-нибудь поймет, что никто другой не может устроить нашу судьбу. Я и ты этого не можем. Мы нуждаемся в том, чтобы Кто-то укреплял наш дух, Своими руками поддерживал наше усталое чело, когда мы станем умирать... И это может исключительно только Он, согласно тому, что о Нем написано, и мы не знаем другого, кого бы мы хотели иметь на Его месте.

Эрнст Люритц Арндт (XIX в.) – государственный деятель и поэт. Благоговение есть наивысшее чувство, которым обладает человеческая натура, оно является венцом всего естественного бытия. Это осталось таким, каким оно было вначале: вера – это великое, вечное, первоначальное; знание – это то малое, человеческое, производное.

Исаак Ньютон (XVIII в.) – выдающийся математик, физик и астроном. В своей жизни я познал две важные вещи: первая, что я – великий грешник, и вторая – что Иисус Христос – в неизмеримом величии – является моим Спасителем». Исаак Ньютон всегда снимал шляпу при слове «Бог» и в ответ на дифирамбы и рукоплескания в одном ученом обществе встал и просто сказал: Я не больше, чем мальчик, собирающий раковины на берегу Безбрежного Моря.

Всемирно известный физиолог Павлов с улыбкой записал в своем дневнике времен революции рассказ о том, как, проходя мимо церкви, привычно снял шляпу, перекрестился и поклонился Дому Божию. Поодаль от него остановился солдатик, деревенский мальчик, в обмотках, лет восемнадцати. Он измерил ученого презрительным взглядом и произнес с уничтожающей интонацией: «Эх, – темнота...»

Сестры Марфо-Мариинской Обители шли в самые ужасные трущобы, где иногда целые семейства ютились в одной комнате; обмывали, обшивали и кормили голодных или полуголодных детей, ухаживали за роженицами, убирали жилище, готовили теплую пищу. Особенное внимание Великая Княгиня обратила на детей, живших в ночлежных домах знаменитого Хитрова рынка, на сирот и беспризорных. Она устроила общежитие для мальчиков, где их нравственно и физически лечили и воспитывали; над другими детьми, оставшимися в своих жилищах, был установлен внимательный надзор. Из этих мальчиков составлялась артель посыльных, которая скоро стала известна всей Москве своей честностью и исполнительностью.

Елисавета Феодоровна вызывала глубокое доверие детских душ. Описываемый эпизод принадлежит времени русско-японской войны.

«...Великая Княгиня устроила в Большом Кремлевском Дворце склад Красного Креста помощи раненым, который Она ежедневно посещала. Там имелись отделы приема пожертвований, отправки посылок, швейная и закройная мастерские, заготовка бинтов и так далее. Елисавета Феодоровна лично принимала пожертвования. Некоторые из них были очень трогательны: например, дети одного приюта принесли для раненых сахар, который они сэкономили, отказавшись от полагавшейся им к чаю порции. Один мальчик принес живую курицу, которую он жертвовал в лазарет, с тем, чтобы яйца от нее шли самым тяжело раненным; в узелочке он принес корм для курицы, чтобы она не голодала на первых порах. Великая Княгиня тоже лично благодарила его и обещала позаботиться, чтобы за курицей был надлежащий уход...³⁰»

Одна знакомая говорила матушке: «Как грустно, что нет для наших детей ни духовных рассказов, ни стихов, ни песнопений». – «Придет время, они еще будут напечатаны, еще порадуетесь вместе с детьми», – ответила матушка. Из лучшего, что сегодня можно подарить нашим детям: «Блажени чистые сердцем...» – замечательный труд монахини Серафимы (Осоргиной) о Сережике Старке – святом нашего века, который не дожил до своих 10 лет; Антуан де Сент-Экзюпери «Маленький Принц»; книги выдающегося белорусского педагога Бориса Ганаго. Хотелось бы, чтобы эти издания пришли в каждый христианский дом.

Накануне Рождества крестьянская семья ждала возвращения отца, который должен был привезти домой деньги за свои многомесячные труды. Волнуясь об отце, Федя, старший сын, поднялся на холм и стал в снег на колени: «Господи, помоги моему папе вернуться домой. Спаси его и от волков, и от Мишки Петрова (разбойник, который грабил, а иногда и убивал людей в окрестных лесах). Спаси и самого Мишку. Он несчастный, потому что не узнал Тебя. Не знает, как Ты всех Любишь, Любишь – и его. Боже, спаси Мишку». Мальчик встал и пошел к дому. Он не услышал чей-то глубокий вздох, почти стон, прозвучавший ему вслед».

Вскоре вернулся отец, и вся семья радостно встретила Рождество. А спустя несколько дней на хутор устроился работать угрюмый мужчина... Через несколько дней хутор запылал. Обреченного на смерть Федю спас новый работник, получивший страшные ожоги. «Несмотря на страдания, лицо его было спокойно. Он допросил позвать Федю и, превозмогая боль, сказал ему:

– Я – Мишка Петров, разбойник. На Рождество я хотел ограбить твоего отца, но услышал, как ты молился за меня. Господь, по твоей молитве, совершил чудо: я раскаялся и начал новую жизнь. – Он перевел дыхание и продолжил: – Федя, дай мне руку. Я спас тебя от огня земного, ты помолись, чтобы Господь спас меня от огня – вечного.

Сказав это, он закрыл глаза и затих, а лицо его светилось каким-то неземным светом».

Сегодня нетрудно приобрести добрые христианские книги, духовные стихи и песнопения для детей. Надо обязательно читать детям стихи Ивана Никитина:

...Молись, дитя: тебе внимает

Творец бесчисленных миров,

И капли слез твоих считает,

И отвечать тебе готов.

Недавно мне подарили аудиопленку с детскими колыбельными. Там есть, например, такие слова:

Баю-баюшки баю, есть местечко ли в Раю?

Хоть на самом краешке? Баю-баю-баюшки...

И еще одна старинная колыбельная:

Спы, Иисусэ, спы,

Спатонькы ходы.

Тебэ буду колысаты,

песэнкамы прысэпляты,

песэнкамы прысэпляты,

Люли, Сердэнько, люди.

Спы, Лэлико, спы,

Головку склоны,

Ты на ручонкы Марии,

Так Вона Тебя лэлие,

Так Вона Тебя лэлие.

Люли, Сердэнько, люли.

Спы, Убогий, спы, .

Ручонкы зложи.

Йосифа ще нэ видаты,

Нэсэ хлибца Тоби даты,

Нэсэ хлибца Тоби даты,

Люли, Сердэнько, люли.

Спы, Тэрпине, спы,

Очко заплющи.

Не пытай, шо колысь будэ,

Что зготовлят Ти – Крест люди,

Что зготовлят Ти – Крест люди.

Люли, Сердэнько, люли.

Спы, Иисусэ, спы,

А сэрдцэ – молы.

Я пры Ньому спочиваю,

Тут на земли и там – в Раю,

Тут на земли и там – в Раю.

Люли, Сердэнько, люли.

Разговаривая с одной матерью, матушка советовала ей читать с детьми книги Ганса Христиана Андерсена. «Эти сказки написаны глубоко верующим человеком, их и взрослым невредно перечитывать», – говорила она. Но мы знаем, что произведения великого сказочника, выпущенные в советское время, были лишены – всех христианских мест. Особенно пострадала «Снежная королева».

Первые же строки сказки были значительно искажены, а многие замечательные страницы вообще изъяты из миллионов книг. Вот как начиналась «Снежная королева» у самого Андерсена:

«..Дойдя до конца нашей истории, мы будем знать больше, чем теперь. Так вот, жил-был тролль, злющий-презлющий; то был – сам дьявол. Раз он был в особенно хорошем расположении духа: он смастерил такое зеркало, в котором все доброе и прекрасное уменьшалось донельзя, все же негодное и безобразное, напротив, выступало еще ярче, казалось еще хуже. Прелестнейшие ландшафты выглядели в нем вареным шпинатом, а лучшие из людей – уродами, или казалось, что они стоят кверху ногами. Лица искажались до того, что нельзя было и узнать их... Дьявола все это ужасно потешало. Добрая, благочестивая человеческая мысль отражалась в зеркале невообразимой гримасой, так что тролль не мог не хохотать, радуясь своей выдумке. Все ученики тролля – у него была своя школа – рассказывали о зеркале как о каком-то чуде.

– Теперь только, – говорили они, – можно увидеть весь мир и людей в их настоящем свете!

И вот они бегали с зеркалом повсюду; скоро не осталось ни одной страны, ни одного человека, которые бы не отразились в нем в искаженном виде. Напоследок захотелось им добраться и до неба, чтобы посмеяться над Ангелами и Самим Творцом. Чем выше поднимались они, тем сильнее кривлялось и корчилось зеркало от гримас; они еле-еле удерживали его в руках. Но вот они поднялись еще, и вдруг зеркало так перекосило, что оно вырвалось у них из рук, полетело на землю и разбилось вдребезги. Миллионы, биллионы его осколков наделали, однако, еще больше бед, чем само зеркало. Некоторые из них были не больше песчинки, разлетелись по белу свету, попадали, случалось, людям в глаза и так там и оставались. Человек же с таким осколком в глазу начинал видеть все навыворот или замечать в каждой вещи одни лишь дурные стороны – ведь каждый осколок сохранял свойство, которым отличалось самое зеркало. Некоторым людям осколки попадали прямо в сердце, и это было хуже всего: сердце превращалось в кусок льда. Были между этими осколками и большие, такие, что их можно было вставить в оконные рамы, но уж в эти окна не стоило смотреть на своих добрых друзей. Наконец, были и такие осколки, которые пошли на очки, только беда была, если люди надевали их с целью смотреть на вещи и судить о них вернее! А злой тролль хохотал до колик, так приятно щекотал его успех этой выдумки. Но по свету летало еще много осколков зеркала...»

«В большом городе жили двое бедных детей. Они не были в родстве, но любили друг друга, как брат и сестра.

Розы цвели все лето восхитительно. Девочка выучила псалом, в котором тоже говорилось о розах; девочка пела его мальчику, думая при этом о своих розах, и он подпевал ей:

Розы цветут... Красота, красота!

Скоро узрим мы Младенца Христа.

Дети пели, взявшись за руки, целовали розы, смотрели на ясное солнышко и разговаривали с ним – им чудилось, что с него глядел на них Сам Младенец Христос. Что за чудное было лето, и как хорошо было под кустами благоухающих роз, которые, казалось, должны были цвести вечно!»

Вот все, что оставлено от этого отрывка в книгах советского периода: «Дети пели, взявшись за руки, целовали розы, смотрели на солнечное сияние».

(Однажды) «Кай и Герда сидели и рассматривали книжку с картинками... На больших башенных часах пробило пять.

– Ай! – вскрикнул вдруг мальчик. – Мне кольнуло прямо в сердце и что-то попало в глаз!

Девочка обвила ручонкой его шею, он мигал, но в глазу ничего как будто не было.

Должно быть, выскочило! – сказал он.

Но в том-то и дело, что нет. В сердце и в глаз ему попали два осколка дьявольского зеркала, в котором, как мы, конечно, помним, все великое и доброе казалось ничтожным и гадким, а злое и дурное отражалось еще ярче, дурные стороны каждой вещи выступали еще резче. Бедняжка Кай! Теперь сердце его должно было превратиться в кусок льда! Боль в глазу и в сердце уже прошла, но сами осколки в них остались³¹.

– О чем же ты плачешь? – спросил он Герду. – У! Какая ты сейчас безобразная! Мне совсем не больно! Фу! – закричал он вдруг. – Эту розу точит червь! А та совсем кривая! Какие гадкие розы! Не лучше ящиков, в которых торчат!

И он, толкнув ящик ногою, вырвал две розы.

– Кай, что ты делаешь? – закричала девочка, а он, увидя ее испуг, вырвал еще одну и убежал от миленькой маленькой Герды в свое окно.

Приносила ли после того ему девочка книжку с картинками – он говорил, что эти картинки хороши только для грудных ребят; рассказывала ли что-нибудь старушка бабушка – он придирался к словам. Да если бы еще только это! А то он дошел до того, что стал передразнивать ее походку, надевать ее очки и подражать ее голосу! Выходило очень похоже и смешило людей. Скоро мальчик научился передразнивать и всех соседей – он отлично умел выставить напоказ все их странности и недостатки – и люди говорили: «Что за голова у этого мальчугана!»

А причиной всему были осколки зеркала, что попали ему в глаз и сердце.

Потому-то он передразнивал даже маленькую Герду, которая любила его всем сердцем»...

(Однажды зимой Кай пошел кататься на санках). «В самый разгар веселья на площади появились большие сани... в них сидел человек, весь ушедший в белую меховую шубу и такую же шапку. Кай живо привязал к ним свои санки и покатил... Потом он несколько раз порывался отвязать свои санки, но человек в шубе кивал ему, и он ехал дальше. Вот они выехали за городские ворота. Снег повалил вдруг хлопьями, стемнело так, что кругом не было видно ни зги. Мальчик поспешно отпустил веревку, которою зацепился за большие сани, но санки его точно приросли к большим саням и продолжали нестись вихрем. Кай громко закричал – никто не услышал его! Снег валил, санки мчались, ныряя в сугробах, прыгая через изгороди и канавы. Кай весь дрожал, хотел прочесть «Отче наш», но в уме у него – вертелась одна таблица умножения».

Слова, которые вместо приведенного отрывка читали дети в 60-е и 80-е годы: «Кай громко закричал – никто не услышал его. Снег валил, санки мчались, ныряя в сугробах, прыгая через изгороди и канавы. Кай весь дрожал».

«Вдруг сани остановились.

– Славно проехались! – сказала Снежная королева. – Но ты совсем замерз? Полезай ко мне в шубу!

И, посадив мальчика к себе в сани, она завернула его в свою шубу; Кай словно опустился в снежный сугроб.

Все еще мерзнешь? – спросила она и поцеловала его в лоб.

У! Поцелуй ее был холоднее льда, пронизал его холодом насквозь и дошел до самого сердца, а оно и без того уже было наполовину ледяным. Одну минуту Каю казалось, что вот-вот он умрет, но нет, напротив, стало легче, он даже совсем перестал зябнуть...

Снежная королева поцеловала Кая еще раз, и он – позабыл Герду, и бабушку, и всех домашних... (Сани неслись по воздуху.) Над ними сиял большой ясный месяц. На него смотрел Кай всю долгую зимнюю ночь. Днем он спал у ног Снежной королевы».

«Твоя душа – все еще жива? Ты еще не обесчеловечился – до конца?» – как будто интересуются авторы сегодняшних «детских» передач по ТВ. И фильмы, созданные для уничтожения детских душ, – сменяются следующими, еще более низменными... С той же единственной целью – расчеловечивания человека – создаются фильмы и для взрослых. В православной видеоленте: «Кто качает колыбель?» есть несколько незабываемых кадров: среди толпы подобных ему детей, сидящих за компьютерными играми на уроке! – мальчик, лет девяти, произносит неправдоподобным механическим голосом: «Я настигаю двадцать седьмого и – убиваю! Когда я убью – тридцатого, мне дадут – десять долларов...» Что останется от душ наших детей – в результате этой запланированной адом обработки?! Недопустимо молчаливое согласие родителей на подобные эксперименты с нашими детьми в школе и где бы то ни было. Как будем отвечать на Страшном Суде – за соучастие в убиении душ наших собственных детей?

Мы помним, как Герда решила ценой любых лишений найти и – вернуть Христу названного брата. И после мучительных многолетних поисков она достигла входа в ледяное царство зла.

«...Олень добежал до куста с красными ягодами; тут он опустил девочку, поцеловал ее... и из глаз его покатились крупные блестящие слезы. Затем он стрелой пустился назад. Бедная девочка осталась одна-одинешенька – на трескучем морозе, без башмаков, без рукавиц.

Она побежала вперед что было мочи; навстречу ей несся целый полк снежных хлопьев, но они не падали с неба – небо было совсем ясное, и на нем пылало северное сияние, – нет, они бежали по земле прямо на Герду и по мере приближения становились все крупнее и крупнее. Герда вспомнила большие красивые хлопья под зажигательным стеклом, но эти были куда больше, страшнее, самых удивительных видов и форм и все – живые. Это были передовые отряды войска Снежной королевы. Одни напоминали собой больших безобразных ежей, другие – стоголовых змей, третьи – толстых медвежат с взъерошенною шерстью. Но все они одинаково сверкали белизной, все были живыми снежными хлопьями».

Следующий абзац был полностью вычеркнут из всех советских изданий: «Герда начала читать «Отче наш»; было так холодно, что дыхание девочки сейчас же превращалось в густой туман. Туман этот все сгущался и сгущался, но вот из него начали выделяться маленькие светлые Ангелочки, которые, ступив на землю, вырастали в больших грозных Ангелов со шлемами на головах и копьями и щитами в руках. Число их все прибывало, и когда Герда окончила молитву, вокруг нее образовался уже целый легион. Ангелы приняли снежных страшилищ на копья, и те рассыпались на тысячи снежинок. Герда могла теперь смело идти вперед; Ангелы гладили ее руки и ноги, и ей не было уже так холодно. Наконец девочка добралась до чертогов Снежной королевы.

Посмотрим же, что делал в это время Кай. Он и не думал о Герде, а уж меньше всего о том, что она стоит перед замком.

Стены чертогов Снежной королевы намела метель, окна и двери проделали буйные ветры. Сотни огромных, освещенных северным сиянием зал тянулись одна за другой; самая большая простиралась на много-много миль. Как холодно, как пустынно было в этих белых, ярко сверкающих чертогах!

Кай совсем посинел, почти почернел от холода, но не замечал этого – поцелуи Снежной королевы сделали его нечувствительным к холоду, да и само сердце его стало куском льда. Кай возился с плоскими остроконечными льдинами, укладывая их на всевозможные лады. Это называлось «ледяной игрой разума»...

(Снежная королева улетела), Кай остался один в необозримой пустынной зале, смотрел на льдины и все думал, думал, так что в голове у него трещало. Он сидел на одном месте – такой бледный, неподвижный, словно неживой. Можно было подумать, что он замерз.

В это время в огромные ворота, проделанные буйными ветрами, входила Герда. (В советских изданиях: «И перед нею ветры улеглись, точно заснули». В подлиннике у Андерсена: «Она прочла вечернюю молитву, и ветры улеглись, точно заснули»). Она свободно вошла в огромную пустынную ледяную залу и увидела Кая. Девочка сейчас же узнала его, бросилась ему на шею, крепко обняла его и воскликнула:

– Кай, милый мой Кай! Наконец-то я нашла тебя!

Но он сидел все такой же неподвижный и холодный. Тогда Герда заплакала; горячие слезы ее упали ему на грудь, проникли в сердце, растопили его ледяную кору и расплавили осколок. (Следующие несколько строк в прежних книгах отсутствовали.) Кай взглянул на Герду, а она запела:

Розы цветут... Красота, красота!

Скоро узрим мы Младенца Христа.

Кай вдруг залился слезами и плакал так долго и так сильно, что осколок вытек из глаза вместе со слезами. Тогда он узнал Герду и очень обрадовался.

– Герда! Милая моя Герда!.. Где же это ты была так долго? Где был я сам? – И он оглянулся вокруг. – Как здесь холодно, пустынно!

И он крепко прижался к Герде. Она смеялась и плакала от радости... Герда поцеловала Кая в обе щеки, и они опять зацвели розами, поцеловала его в глаза, и они заблистали, как ее глаза... Кай с Гердой рука об руку вышли из пустынных ледяных чертогов; они шли и говорили о бабушке, о своих розах, и на пути их стихали буйные ветры, проглядывало солнышко.

...Они шли, и на их дороге расцветали весенние цветы, зеленели травы. Вот раздался колокольный звон, и они узнали колокольни своего родного городка. Они поднялись по знакомой лестнице и вошли в комнату, где все было по-старому: так же тикали часы, так же двигалась часовая стрелка. Но, проходя в низенькую дверь, они заметили, что успели за это время сделаться взрослыми людьми. Цветущие розовые кусты заглядывали с крыши в открытое окошко; тут же стояли их детские стульчики. Кай с Гердой сели каждый на свой и взяли друг друга за руки. Холодное, пустынное великолепие чертогов Снежной королевы было забыто ими, как тяжелый сон. Бабушка сидела на солнышке и громко читала Евангелие: Если не будете как дети, не войдете в Царствие Небесное!

Кай и Герда взглянули друг на друга и тут только поняли смысл старого псалма:

Розы цветут... Красота, красота!

Скоро узрим мы Младенца Христа.

Так сидели они рядышком, оба уже взрослые, но дети сердцем и душою, а на дворе стояло теплое, благодатное лето!

В доброй книге Бориса Ганаго «Будем как дети», сравнивая разные тексты «Снежной королевы» Андерсена, мальчик с удивлением спрашивает: «Почему в первой книге нет ничего про Христа?» – «Кто-то хотел заморозить наши сердца, чтобы и мы видели мир перевернутым и безобразным, – ответила бабушка. – Сказка у нас – в быль превратилась. Почти вся страна стала безбожной... Теперь у многих в голове вертится только таблица умножения: цены, прибыли, проценты. Как в калькуляторе. Вертится, вертится, а в это время замерзают сердца... И нам подсунули кривое зеркало и внушили, что наш предок – обезьяна. Тогда мы и стали вести себя, как и подобает потомкам гориллы. Образ Божий, искра Божия в человеке растаптывались. Все было перевернуто вверх ногами...»

В страшные «ледяные игры разума» играют сейчас многие. Кто-то хочет, чтобы все человечество стало в них играть. Чтобы народы исказили свой внутренний мир настолько, что вместо людей, созданных по образу и подобию Божию, землю заселили бесчеловечные подобия людей³². Чтобы все, призванные быть детьми Отца своего Небесного, согласились стать похожими – на хладного князя тьмы кромешной. Защити нас, Господи Иисусе Христе, от всех враг, видимых и невидимых, на каждый день и час оставшегося нам времени.

Однажды мы говорили с матушкой Надеждой о том, что все маленькие дети, как безгрешные, видят Ангелов. Просто многие это потом забывают. В тот вечер я рассказала матушке эпизод из своего детства... Позже, в Дивееве, меня благословил описать этот случай отец Владимир.

Вере ее не учили, но в семь лет, перед школой, один раз привели в церковь и, ничего не объяснив, причастили. Девочка забыла множество последующих дней и месяцев, но день святого Причастия запечатлелся в ее душе, как драгоценный камень среди глиняных черепков. Церковь была неземной красоты с цветными стеклами-витражами. И до конца дней она будет помнить, как в день Причастия сквозь стройные, высокие окна струились потоки света и становились нежно-разноцветными: голубыми, желтыми, красными...

Ее притягивала церковь, но сама она не решалась в нее зайти. Однажды в дом позвонили, ей было лет девять (хрущевское время). Она увязалась за бабушкой и услышала от пришедшей: «Принято решение сломать храм, мы собираем подписи: просим сохранить его, как памятник архитектуры, хотя бы под краеведческий музей...» Девочку пронзили слова бабушки: «Простите, но я учительница, я не могу поставить свою подпись». Ей стало не по себе, а потом просто плохо, как будто ее лишили чего-то главного, на чем незримо и твердо стояла ее маленькая жизнь. Она долго не могла взглянуть в глаза любимой бабушки, которая учила ее только добру, жизни по Евангельским заповедям, хотя и не упоминая имени Бога. Этот ответ был тем более страшен, что бабушка была дочерью священника, хранила от чужих глаз икону и, хотя никогда не говорила с девочкой о Боге, но была несомненно верующей в душе. Ее отец, деревенский священник, пропал без вести в годы революции, и этот отказ был продиктован страхом, за будущее внучки.

И церковь начали ломать. Ее кирпичная кладка была скреплена особым старинным составом: каждая семья полтора века назад принесла по нескольку десятков яиц, чтобы храм был прочным. И стены, будто литые, не поддавались. Тогда их стали сверлить, чтобы потом, подкладывая динамит, взрывать частями. Белый храм покрыла черная зловещая сеть просверленных тропинок, как будто в стены вгрызалась темная сила. Шум улиц не в силах был заглушить бронебойный звук – звук расстрела прямой наводкой. Он мерещился девочке по ночам. Работы шли допоздна. Она боялась подойти ближе.

Однажды девочка проснулась ранним утром, бесшумно оделась и вышла на цыпочках, оглядываясь на спящих маму и бабушку, прикрыла за собой входную дверь. Прижав руки к бьющемуся сердцу, как будто за ней гнались и могли поймать, она бежала по пустым улицам к храму. Входная дверь с частью стен были полностью разрушены, ступени – завалены обломками свода, часть потолка зияла провалом. Остатки красивых плит пола покрыты грудами битого кирпича, большими и мелкими кусками рухнувшей штукатурки. Затаив дыхание, со страхом и трепетом, она вошла в притвор, как в святилище, вспоминая со щемящим чувством, как входила сюда в первый раз, когда ей было семь лет. Она не могла бы объяснить охватившее ее волнение. На двери, ведущей в церковь, висел огромный амбарный замок. Девочка подняла глаза и увидела, что прекрасный крылатый юноша в голубых ризах, который встречал с веткой белой лилии всех входящих, избит камнями: стена была в выбоинах от острых ударов – фреску соскоблили до самого кирпича. Среди руин, готовых превратиться в груду щебня, одиноко стоял Ангел в красных одеждах – последний, оставшийся от той удивительной жизни, которая недавно здесь царила. Никогда прежде не пережитые скорбь и горе охватили детское сердце. Как будто на что-то самое прекрасное и на ее собственную душу – посягало совершившееся зло. Она робко подняла голову, с благоговением взглянула в лицо прекрасного Ангела, имени которого не знала. И встретилась с живым взором! И вдруг, будто Он наклонился к ней... Нет, этого не могло быть. Но настолько глубоко Он заглянул в ее глаза, понимая и разделяя, как никто никогда на свете, те боль и страдание, которые она сейчас переживала всем своим существом. Как будто ее душа была абсолютно прозрачна, ничем не защищена, и этот взгляд проницал ее насквозь. Она не знала, что так бывает. Подобное в детской жизни не повторилось. Что-то особенное: горе и одновременно утешение от разделенности никогда не пережитого ранее высокого чувства – прихлынули к сердцу. Вся маленькая душа, сотрясаясь – неудержимо заплакала. Девочка бежала домой, не видя улиц и домов, а только этот Божественный, невыразимо Милостивый взор, который говорил о возможности Иной Жизни, где побеждают Правда, Любовь, Благородство. Жизни, где зло просто невозможно, и Любовь – всесильна.

Отец Владимир отозвался на этот рассказ: «Когда человек обращается к Богу всем своим страданием, оно имеет силу низвести на землю сочувствие святых и Ангелов. Как больно видеть разоренный храм... Как страшно видеть разоряемую дьяволом душу...»

«Есть дома, в которых дети вырастают, никогда не услышав молитвы от своих отцов и матерей и не получив никакого обучения духовного. С другой стороны, есть дома, где постоянно ярко горит лампада, где постоянно говорят слова Любви ко Христу, где детей с ранних лет учат тому, что Бог их Любит, где они учатся молиться, едва начав лепетать. И, спустя долгие годы, память об этих священных мгновениях будет жить, освещая темноту лучом света, вдохновляя в период разочарования, открывая секрет победы в трудной битве, и Ангел Божий поможет преодолеть жестокие искушения и не впасть в грех.

Жизненно важно – значение среды. Мы еще не вполне понимаем, как много значит атмосфера в доме, где растут дети, для становления их характера. Самое первое место для нас, где мы учимся правде, честности, любви, – это наш дом – самое родное место для нас в мире.

На трудном жизненном пути родителей есть место для ребенка, где он может беззаботно разбрасывать цветы. За любовь родителей детям следует платить такой же любовью и благодарностью на протяжении всей их жизни, до конца дней.

Как счастлив дом, где все – дети и родители, без единого исключения – вместе верят в Бога. В таком доме царит радость дружбы и единства. Такой дом, как преддверие Неба. В нем никогда не может быть отчуждения» (Из дневников Государыни Императрицы Александры Феодоровны).