Собор в селе Микулино Городище

Этот древний, еще малоизвестный, памятник церковного зодчества сохранился от XIV века до наших времен в Старицком уезде Тверской губернии, в Микулинском Городище. Окру­женный земляным валом, или осыпью, вышиною в три сажени, он стоит среди его на левом берегу Шоши. Эта осыпь, простирающаяся на 280 сажен в окружности, доныне слывет детинцем и городом. Теперь его городище принадлежит подполковнику И.Г. Головину; некогда оно было столом Княжеским, где пре­бывали микулишские удельные князья. Город Микулин, т. е. Николаев, соименный с Галицким Микулиным, в древности расположен был на обоих берегах Шоши, посему в летописях назывался двумя городками,¹ чрез кои было сообщение Москвы с Новгородом.

Микулин достался в удел 1350 года от Великого князя Тверского Александра Михайло­вича сыну его ннязю Михаилу. Этот современ­ник и совместник Донского, перед блаженною кончиною своей, 1398 года, соорудил здесь в осыпи каменный собор в честь тезоименитого себе Архангела Михаила, без сомнения, пред­назначив его, подобно Московскому Архангель­скому собору, в усыпальницы своим потомкам.

Вместе с князьями своими и город испытал превратности судьбы. Двукратно (1370 и 1376 г.) он был осажден и взят на щит Великим князем Московским Димитрием; множество жи­телей его отведено было в плен. После Михаила Александровича два городка Микулина поступили во владение сына его Феодора, который ходил на помощь Великому князю Василию Димитриевичу против Витовта. Преемник его Александр Феодорович построил мужской Вознесенский мона­стырь на левом берегу Шоши, на Стропольской слободке².

Когда Великий князь Иоанн III шел в 1477 году через Микулин с войском для покорения кра­мольного Новгорода, тогда под предводительством Микулинского князя Михаила Феодоровича, Твер­ские полки присоединились к Московской рати. С подданством Твери Московскому Государю, Микулинский князь вступил к нему в службу и получил в поместье Дмитров. С того вре­мени микулинские князья являются на службе Великого Князя: в 1502 году князь Владимир Андреевич предводительствует войском в Ли­вонской войне, брат его Иван, по прозванию Пунко-Лугвица, 1513 года, сражается за Москву в Ливонии, осаждает Смоленск. Князь Семен Иванович в 1538 и 1541 гг. разбивает татар на берегах Прони и Оки, способствует взятию Казани, предводительствует московскою ратью в Ливонской воине и оканчивает жизнь свою 1565 года. Микулинские князья Димитрий Ивано­вич, Петр Иванович и Василий Телятевский сопровождают в походах Царя Иоанна Василь­евича. После взятия Полоцка Стефаном Баторием на Микулинских князей Царь положил свою опалу и разослал их по разным городам; только в царствование Феодора Иоанновича встре­чаем в Микулине князя Андрея Андреевича Телятевского. Последним князем в Микулине был Феодор Андреевич; с его смертию пресе­клось мужское колено Тверских князей.

От судьбы Микулинских князей обратимся к их усыпальнице – соборной церкви, которая одна свидетельствует ныне о существовании здесь Княжества.

О времени ее построения и о строителе гласит нам высеченная на стене паперти следующая надпись: «В лето 6906 построен собор сей Архистратига Михаила Великим Князем Тверским Михаилом Александровичем при владыке Орсенье».

Кладка, план и фасад собора заслуживают внимание археолога и зодчего. Он сложен из крупного, хорошо обожженного кирпича, который служит облицовкой булыжнику внутри стен. Прочность здания обеспечена их толщиной и свя­зями, кои до 1819 года были деревянные, потом заменены, по большей части, железными. Шири­ною и длиной она 21 аршин. Квадрат его, с каждой из трех сторон разделенный четырьмя лопатками на три арки, сведен был прежде тремя дугами, на коих лежала гонтовая кровля, впо­следствии замененная железною; тогда дуги, за­бранные кирпичом, сравнены в прямую линию. Окна в четыре света на каждой стене, одно под шалыгою свода, другое над входом, осталь­ные же два над цоколем, также древние с дугообразными перемычками. Пять глав, как знамение Иисуса Христа, верховного Главы Церкви, и четырех Евангелистов, увенчивают его ква­драт. с массивностию и прочностию в строении соединена и соразмерность частей. В начале нынешнего столетия стены храма дали было тре­щины; но, по обозрении его архитектором Ста­совым, они пробраны и церковь оставлена в древнем ее виде.

Как во внешности, так и во внутренности сего храма проявляется священный символизм. Двенадцатью столпами он образует четвероконечный крест, служивший основою греческой церкви, как бы в ознаменование XII Апостолов, коим равночисленны и двенадцать лопаток на внешних стенах здания. К этому кресту с одной стороны примыкают два отделения алтаря, жертвенник и ризница, с другой – две усыпаль­ницы князей Микулинских с их потомками.

Тот же символизм заметен в освещении внутренности здания тремя окнами в трех его стенах, тремя арками вверху, девятью сводами и девятью окнами в Фонаре средней главы. Сии духовно-знаменательные числа, соответствующие то Св. Троице, то девяти чинам Ангельским, то четырем Евангелистам, то двенадцати Апо­столам, повторяются и в других частях сего священного здания, где все должно напоминать о предметах веры и чествования. Вероятно, что православный зодчий имел в виду такой симво­лизм чисел при симметричном расположении частей храма. Входные двери с полукруглыми перемычками окаймлены тройным архивольтом. Над западным входом внутри утверждены на брусьях деревянные висячие палати, кои, как выше замечено, назначаемы были в древнейших церквах для женщин.

В четырех поясах древнего алтарного ико­ностаса, заменившего древнейший, представляется в лицах прообразования Ветхого Завета и испол­нения в Новом – небесную торжествующую Цер­ковь Святых, как высший образец земной, воинствующей: вверху Господь Саваоф с Про­роками, в средине Иисус Христос с Апостолами, потом Двунадесятые Праздники и местные иконы на поклоне. В каждом поясе, кроме среднего, по 12 образов, кои почти все древние, новгородского письма. Здесь нельзя оставить без внимания устройства древнейшего алтарного иконостаса, закрытого новым. Он состоит из деревянных, расписанных красками брусьев, кои утверждены концами в стены церкви; в пазы их вставлены были иконы по порядку. Такие брусья, образуя преграду алтаря, заменяли тяблы иконостаса в древнейших церквах. Для образчика здесь прилагаем рисунок и план соснового бруса от первоначального иконостаса, изображенный в шестую долю против насто­ящей величины.

Во внутренности алтаря находим тоже тройственное его деление, какое усвоено восточною православною Церковью и освещение тремя окнами с востока. Престол и жертвенник кирпичные; замечательно, что на верхней стороне первого выложен четвероконечный крест из белого камня с резьбою, каковой украшал древнейшие жертвенники. При главном престоле упоминаются в Тверских Писцовых книгах 1635 года два придела: во имя Св. Григория Богослова и Димитрия Солунского, кои 1655 года были уже в честь Введения Пресвятыя Богородицы и Св. Великомученицы Варвары. Впоследствии сии при­делы упразднены, один уступил место жертвен­нику, другой ризнице.

Из древних утварей уцелели только оловянные сосуды. В ризнице хранится письменный Синодик XVI века, где внесены Микулинские вла­дельцы с их родами.

Обозревая святыню четырехвекового храма, не забудем и усыпальницы князей Микулинских у западной его стены, где обыкновению устроивается трапеза, напоминающая нам любительные трапезы первенствующей Церкви. Это отделение храма служило местом поминовения усопших, там погребенных. В дни их тезоименитства и кончины обыкновенно над гробами их ставился канун, и совершались панихиды и литии. Здесь-то под сводами церкви в склепах опочивают: князь Микулинский Феодор Михайлович, сын его князь Александр Феодорович, князья Фео­дор Александрович и Михаил Феодорович, кня­гиня София, супруга князя Димитрия Ивановича Микулинского, убитого при взятии Казани, Ирина Андреевна Головина, дочь Андрея Андреевича Микулинского-Телятевского, жена стольника Якова Никитича Головина. На правой стороне памятники Бориса Александровича, Андрея Борисовича и Ивана Андреевича, Семена Ивановича и супруги его Евдокии, Петра Ивановича, Андрея Петровича, Андрея Андреевича и Феодора Андреевича. После­дние девять памятников, осмотренные графом Н.П.Румянцевым, уничтожены для простора в церкви; а над первыми нынешний просвещенный помещик Микулина, как благоговейный чтитель предков своих и ревнитель отечественной дре­вности, устроил покровы из малинового сукна с крестами из золотого позумента и балдахины с княжескими коронами.

Против гробниц, с левой стороны, читаем на столпе следующие надписи, как стенной синодик:

«Помяни, Господи, души усопших раб твоих князей Тферских и Микулинских зде лежащих; князя Феодора Михайловича и сына ево Олександра и внука Феодора Олександровича и правнука Михаила Феодоровича и праправнука Ивана Михайловича».

«Помяни, Господи, князя Семена Ивановича Пупкова и жену ево Овдотию и брата ево Димитрия Ивановича и жену свою Софию, князя Петра Ивановича Мнкулинского-Телятевского и сына ево Ондрея и внука Ондрея Ондреевича и правнуков Феодора, Ирину Головину и Федосью Голицину».

Кроме сего надгробия о Микулинских князь­ях свидетельствуют найденные здесь в земле их пулы, печати и деньги серебряные и медные XV века, кои хранятся в многих нумизмати­ческих кабинетах. Недавно еще открыты Г.Головиным в Микулине явственные следы 18 церквей, а в осыпи древняя серебряная чашка чеканной работы с изображениями на дне Св. Георгия и четырех Евангелистов по краям; снимок ее с описанием здесь представляется.

Сей древнейший храм в Тверской губернии, 1850 года возобновлен помещиком Микулина Н.Г.Головиным, а сентября 17 того же года, освящен Архиепископом Тверским и Кашинским Гавриилом, который торжество сие ознаменовал словом своим³. В пастырской беседе сво­ей, обращаясь к обновителям храма, Прео­священный говорит: «От Господа вы прияли все дары, и Ему посвящаете во славу Имени Его. Ваше усердие пред нашими очами; ваша щедрость на благое богоугодное дело так благолепно украсила сей дом Божий, что он, блистая новостию, соответствует и сединам давно прошедшего времени, в котором храм основан».

Чашка, найденная в осыпи села Микулина Городища

Чашка эта, литографированная здесь в настоя­щую величину свою, сделана из чистого серебра, или выжиги, весом 25 золотника. По краям ее изнутри и на средине все лицевые изображения и орнаменты выдавные, сверху рассчеканенные; земля, то есть поле около них прочеканено то горошчатым, то мелким матом. Сысподи припаяна серебром царга, или маленький поддон в виде обручика.

Обронная или чеканная работа на сей чашке показывает ловкость, отчетливость и вкус ху­дожника, который производил, как видно, орна­ментовку по рисунку; ибо все орнаменты распо­ложены у него соразмерно и красиво. Но в фи­гуре человеческой заметна неправильность рисун­ка. Стиль работы мы скорее почли бы византий­ским, чем русским, или, ко крайней мере, подражанием первому.

Чашка, найденная в осыпи села Микулина Городища

Рассматривая этот памятник древнего быта и художества, мы не можем не обратить вни­мания на украшающие его исторические и символические изображения, тем более, что они по­лучили право гражданства в области художеств и встречаются на многих памятниках.

Между клеймами по краям чашки вычеканены известные символы четырех Евангелистов, а на дне Св. Великомученик и Победоносец Георгий. Символы сии обыкновенно изображаются на цар­ских вратах вместе с ликами самих Еванге­листов, на иконах: Господь в силах, Знаме­ния Богородицы и Неопалимая Купины; но нам в первый раз встречаются они на чашке, по-видимому, назначенной не для церковного, а для домашнего употребления, и при том не в обык­новенном порядке: Лев и Ангел, Телец и Орел, т. е. Иоанн и Матфей, Лука и Марк. В Русском музее г. Карабанова находится медная чаша с живописными изображениями са­мих Евангелистов без их символов и с портретом Царя Иоанна Васильевича.

К объяснению стих символов неизлишним считаем здесь присоединить, что мысль к изо­бражению их заимствована христианскими худож­никами из видения Пророка Иезекииля (Иез.1:5,10:14), которому явились «в четырех колесах четыре лица: единому лице херувимле, лице же другому лице человече, третие же лице львово, и четвертое лице орлее!» В Откр.4:7 еще определеннее представляется: «и животно первое подобно льву, и второе животно подобно к телцу, и третие животно имущее лице яко человек и четвертое животно подобно орлу летящу». В обоих видениях, изъясняемых различно, находим человека, льва, орла и херувима, вме­сто которого в Апокалипсисе телец; ибо Херувим по словопроизводству, означает и тельца. Отцы Церкви Ириней, Августин и Иероним первые применили символических животных к четырем Евангелистам, согласно с характе­ром или главным содержанием писаний каждо­го, а в первый раз встречаются они на худо­жественных произведениях в V веке⁴. Сна­чала Отцы придавали символы Евангелистам различно, только единогласно приписывали св. Луке вола. Св. Ириней присваивал Матфею че­ловека, Марку – орла, а Иоанну – льва; напротив того, блаженный Августин придавал Матфею льва, Луке – тельца, Марку – человека, а Иоанну – орла, основываясь на том, что первый возвестил нам о царском происхождении Иисуса Христа, другой начал Евангелие от священника Захарии, отца Иоанна Предтечи, третий изобразил нам челове­чество Спасителя, орел же, способный смотреть прямо на солнце, знаменует в Иоанне созерца­теля вечного света. Несмотря на такие доказа­тельства, мнение блаженного Августина не было господствующим; потому что блаженный Иероним нашел гораздо приличнее придать св. Матфею человека, св. Марку льва, а Иоанну орла. Такой порядок впоследствии принят был вообще отцами Греческой и Латинской Церквей, и худож­ники всех времен, хотя и следовали ему, но не без уклонений; так, напр., на Корсунских вратах в Новгородском Софийском соборе, как и на описываемой нами Микулинской чашке, св. Иоанн изображен со львом, Марк с орлом, Лука с тельцом, а Матфей с Ангелом; но на миниатюрах Остромирова списка Евангелия и греческого харатейного списка Нового Завета XII века⁵ Иоанн является с орлом, над коим в первой рукописи виден лев, Марк со львом, а Лука с тельцом⁶. В таком же порядке символы сии видны на царских две­рях в церквах у Спаса на Бору, Св. Апо­стола Филиппа в Синодальном доме и дру­гих. С половины и конца XVII столетия орел решительно присвоен св. Иоанну, а лев – Марку.

Также заметна разность и в самом предста­влении означенных символов: нередко все че­тыре животные изображаются крылатыми, какими изобразил их Пророк Иезекииль (Иез.1:23), (как на Микулинской чашке, на древней мозаической картине у Чиампини и на других памятниках) иногда все с венцами, как и здесь, иногда с венцом один лев, напр., на Корсунских вратах. Обыкновенно животные сии держат Евангелие не в виде древнейших свитков, но в виде книг, ознаменованных крестом. Форма сия, по замечанию епископа Мюнтера, отно­сится к V или VI веку. Как издревле на па­мятниках церковной живописи в России изобра­жались Евангелисты в символах; то указом Синодальным 1722 года, августа 31, запрещено писать и а иконах символических животных, вместо самих Евангелистов.

Наконец, по многим отношениям достойно внимания чеканное изображение на Микулинской чашке св. Георгия конного с драконом при подножии. На голове у Победоносца нет шлема, на теле – брони, с какими он нередко предста­вляется на старинных памятниках живописи, ваяния и литейного искусства; но сверх короткой одежды на плечах у него развевается приволока. На одной руке лук, в другой копье, коим святой ратоборец поражает дракона. В надписи читаем греко-русские слова: ο άγιος Γιωργί, т. е. Святой Георгий. Первый слог имени ги вместо ге, написан, потому что слово γεωργὸς, земле­делец, происходя от γέα или γῆ, земля, и ἔργω, делаю, вероятно, произносилось и Георгий, в просторечии Егор; от него вышли Юрий, Гургий и Гюргий. Как оно было созвучно с древнерусским Игорь, то иногда и заменяюсь одно другим. Так в XII столетии родившийся у Князя Святослава Ярославича сын в крещении назван Георгий, а мирски Игорь⁷.

Св. Георгию издревле оказывали особенное че­ствование в Греции, Италии, Генуе, Франции, Англии, Скандинавии, Сербии и России, так что конное Его изображение украшало знамена, ордена, печати и монеты, а в Грузии и герб государ­ственный. Конное изображение Победоносца Геор­гия украшало щиты, с какими видны на монетах и медалях Византийские Императоры Тиберий II, Константин, Юстин I, Анастасий и другие; на праздник Рождества Христова образ Святого Победоносца конного и с драконом (τὸν ἅγιον Γεῶργιον ἔφιππον, ἅλλο δρακόντειον) с крестным хождением, приносим был в Императорские палаты⁸.

Согласно с принятым мнением, тот образ на Микулинской чашке с первого взгляда мо­жет показаться Российским гербом, ибо вса­дника с драконом на русских монетах и пе­чатях с XV века обыкновенно выдают за Св. Георгия, хотя он и без венца вокруг головы, с каким обыкновенно пишут святых, и без имени его в легенде.

Появляющийся на русских монетах и печа­тях в XIV веке всадник с мечом тожде­ствен с Литовскою погонею. По сказанию ле­тописи Витен 1278 г. «начав княжити над Литвою, измысли себе герб и всему князетву Литовскому печать: рыцарь збройный на коне с мечом, еже ныне наричут погоня»⁹. В гербе (клейноте) князей Четверти-Четвертинских на одной стороне всадник в короне, поражающий дракона, а на другой погоня Литовская¹⁰. На русских монетах от В. К. Ва­силия до Царя Бориса и далее, виден всадник с копьем, а над головою его анаграмма, озна­чающая имя Великого Князя и Царя. В таком же виде представляется нам Царь Алексий Михайлович на его серебряном рубле.

Из Софийского временника (11, 387) узнаем, что «при В. К. Василье Ивановиче бысть знамя на деньгах: Князь Великий на коне, а имея меч в руце, а Князь Великий Иван учини знамя на деньгах Князь Великий на коне, а имея копье в руце, и оттоль прозваша деньги копейныя».

В конце XV века, вместо льва, пожирающего змию, на печатях появляется всадник, поражаю­щий дракона. Что всадник этот был не кто иной, как Великий Князь, в том удостоверяет самая надпись вокруг его: «Великий Князь Божиею милостию Господарь всея Руси». Попранный дра­кон, вероятно, знаменовал подавленное нечестие или низложенного врага, по выражению старинного русского сказания, змеиное стадо, т. е. Монголо-татарское царство. По словам Котошихина, на Государственной печати, коею печатают Крым­ские грамоты, вырезано: «Царь на коне победил змия».

Кроме летописи и памятников нумизматики и сфрагистики, самые дипломатические акты пред­ставят нам доказательства, что всадник в гербе не кто иной, как Государь Русский. На вопрос Александрийского Патриарха архидиакону Новгородскому Геннадию, посланному к нему от Царя Иоанна Васильевича с грамотою: «на кони де благоверный Царь на сей печати?» Русский ответствовал ему: «Государь на кони»¹¹. Ан­гличанин Коллинс, основываясь на слухе, хотя и утверждает, что Св. Георгий с тех пор изображается в России на груди двуглавого орла, как Королева Елисавета прислала Царю Иоанну Васильевичу орден Подвязки, на коем есть изображение св. великомученика, Царей поборни­ка. Согласно с Коллинсом говорит Салмон, которого сочинение издано в 1727 году, что на персях орла щит с изображением св. Георгия, поражающего копием дракона это герб Великого Княжества Московского. Подобное изображение существовало, как выше сказано, еще в конце XV века на печатях, и монетах, но без имени. Нам кажется, более заслуживает вероятия ответ русских посланников Лихачева и Фомина, в 1660 году, на вопрос герцога Флорен­тийского: «Не представляет ли Св. Георгия всадник на гербе Московском»? – «В средине двуглавого орла изображен сам Царь с копьем», сказали послы. Сими словами подтверждается от­вет в XVI веке русского архидиакона Алексан­дрийскому Патриарху, которому, как видно из самого его вопроса, уже известно было значение такого изображения у русских¹². Между тем как русский признавал этого всадника за своего государя, англичанин и италианец, по отече­ственным понятиям, приняли его за Св. Георгия потому, что сей святой почитается патроном Англии, и потому, что во Флоренции, подобно как и во всей Италии, издревле было известно жи­вописное и изваянное изображение победы Св. Георгия над драконом.

Еще одно доказательство нашего мнения пред­ставляется на заглавном листе Славянской Библии, изданной в Москве 1665 года: там выгравиро­ван Московский герб, и в средине распластан­ного двуглавого орла находится всадник с бо­родою, в шубе нараспах и в царской короне; под ногами его дракон, пораженный копьем. Вокруг всадника начертаны следующие буквы: В Г Ц В К А М В В М Б Р С, т. е. Великий Государь, Царь, Великий Князь Алексий Михайло­вич всея Великие, Малые и Белые России Само­держец. Приложенные там след. стихи к гербу объясняют нам дипломатическое значение всадника:

Орла сугубоглавство образ сугубодержавства

Алексия Царя над многими странами начальства,

В десней скиптр знамения Царствия,

В шуей же держава Его самодержавствия.

Выспрь глав трезубия венцы,

Троицы содержащия земли концы.

Посылаемии на главы побеждающих враги,

Просящих от нея помощи крепкия руки.

Успевай и царствуй, великий Царю, в новом Израиле,

Наставляй и управляй и, во Христе Спасителе,

Побеждай копием ти сопротивного ти змия,

Наипаче же мечем (сим) духа еретика злаго.

Очевидно, что последние стихи прямо относятся к Царю Алексию Михайловичу, которого пор­трет изображен на груди орла в виде Побе­доносца. Даже в указе, утвердившем герб Российский, 1682 года апреля 29, и в реестре Государственных печатей¹³ всадник назван просто ездецом, а в указе 1728 года, Апреля 10, о новых копейках – ездоком на коне; но уже в половине XVIII столетия дано этому вса­днику знаменование Св. Георгия Победоносца, в честь которого 1769 года учрежден и военный Орден.

На Микулинской же чашке вычеканен не герб Российский, но действительно образ Св. Великомученика Георгия; в чем удостоверяет не только типическое Его изображение, но и самая надпись. Почему же именно вычеканен здесь лик сего святого? Ответ найдем на обороте чашки, где над ободком вырезаны следующие слова: В К Г..ия т. е. Великого Князя Георгия. Итак, этот св. Георгий тезоименит был вла­дельцу сей утвари; неизвестно только, какому из Юриев или Георгиев. Но, во всяком слу­чае, утварь сия, принадлежащая к древнему оби­ходу и быту княжеского двора, не позднее XV века. Чашки круглые, золотые и серебряные, упоминаются еще духовными грамотами Великих Князей Иоанна Калиты и сына его Иоанна. Оди­наковой формы и величины с Микулинскою най­дена в Старой Рязани серебряная чашка, хра­нящаяся у Н.Г.Головина; но, судя по грубости работы и простоте орнаментов, она древнее первой. На венчике ее вычеканены птицы, а на средине лев с двумя хвостами, какой встречает­ся в гербе Шведского государства. Такие чашки, известные также под названием ездовых и до­рожных, бывали с кольцами.

По ликам святых можно бы предполагать, что Микулинская чашка принадлежит к церков­ным утварям и назначалась для вливания в нее теплоты; но на это употреблялся обыкновенно ковшик металлический с рукоятью, удобный для черпания и вливания. Нельзя почесть этой чашки и сосудом, в коем подают вино брачующим­ся при венчании; в старину для этого употре­блялась сткляница, которая, по вкушении вина, растаптывалась¹⁴. Сосуды домашнего обихода нередко освящаемы были ликами святых или запечатлевались духовными и нравственными из­речениями, кои напоминали о христианском бра­толюбии, умеренности и смерти. Переходя от отцов к детям, как заветное наследие, они составляли семейную святыню.