Глава вторая
Языческие мистерии гнусны, а боги позорны

Так вот, не заботьтесь о нечестивых святилища и полных обмана разверстых пастях бездны, будь это теспротийский котел, киррский треножник или медный додонский сосуд. Оставьте обветшалым мифам старый дубовый ствол, почитавшийся некогда в песках пустыни, и находящееся тут же прорицалище, захиревшее вместе с самим дубом. Умолк Кастальский источник, умолк и Колофонский, точно так же исчезли и остальные вещие ключи. Хотя и поздно утратившие свою суетную славу, они, однако, были полностью посрамлены, иссякнув вместе с собственными мифами. Расскажи нам и о других бесполезных прорицалищах, где безумия больше, чем пророческого дара: об Аполлоне – Кларосском, Пифийском и Дидимском, о прорицалище Амфиарая и об Амфилохе; если хочешь, прибавь к ним истолкователей знамений, птицегадателей и толкователей снов. Поставь рядом с Пифийцем толпу гадающих на пшеничной и ячменной муке и все еще чтимых многими чревовещателей. Да исчезнут во мраке святилища египтян и некромантия этрусков. Поистине безумны ухищрения недобросовестных людей – откровенный обман игорных домов. Спутники сего надувательства – козы, выдрессированные для прорицания, и вороны, наученные людьми давать оракулы.

Что, если я расскажу о мистериях по порядку? Не буду раскрывать их в пляске, как, говорят, поступал Алкивиад, но полностью разоблачу словом истины скрытое в них шарлатанство и самих так называемых богов ваших, которым принадлежат тайные посвящения, выкачу на сцену жизни к зрителям истины. Вакханты чтят оргиями исступленного Диониса, пожирая в священном безумстве сырое мясо, и освящают рассеченные мертвые туши, увенчав себя змеями, крича в ликовании «Эван!» – «Ева!», – имя той, из-за которой началось заблуждение человеческого рода. А знаком вакхических мистерий является посвященный змей. Сразу надо заметить, что имя Хевйа, произнесенное с густым придыханием, по-еврейски означает «змея». Деметра же и Кора стали уже персонажами мистической драмы, а их скитание, похищение и скорбь Элевсин освещает светом факелов.

Мне кажется, что следует объяснить происхождение слов «оргии» и «мистерии» так: оргии от ὀργή – гнева Деметры на Зевса, мистерии же от μύσος – позора, выпавшего на долю Диониса. Даже если производить слово «мистерии» от имени некоего Миунта из Аттики, погибшего, по словам Аполлодора, на псовой охоте, вам не позавидуешь: в этом случае ваши мистерии обязаны своим именем и славой поминкам. Возможно и иначе – мистерии у тебя означают «охотничьи басни» – стоит лишь переставить звуки. Ведь мифы, пусть и другие, но подобные этим, охотятся на самых невежественных их фракийцев, самых неразумных из фригийцев, самых суеверных из эллинов. Пусть погибнет положивший начало этому людскому заблуждению, будь то Дардан, научивший мистериям Матери богов, или Ээтион, установивший оргии и посвящения самофракийцев, или тот фригиец, Мидас, научившийся у одриса, а затем распространивший среди подданных искусно созданное ложное учение. Меня никогда не прельстит киприот Кинир, дерзнувший перенести с ночи на день распутные оргии Афродиты, считая для себя вопросом чести обожествить блудницу-согражданку. Другие говорят, что Мелампод, сын Амитаона, перенес из Египта в Элладу праздник Деметры – прославление скорби. Я, пожалуй, скажу, что эти отцы нечестивых мифов и гибельного суеверия – зачинщики зла, посеявшие в нашей жизни мистерии – семена порока и смерти.

Пришла пора сказать, что сами оргии ваши полны обмана и небылиц. Если вы посвящены, то будете смеяться больше других над этими чтимыми у вас мифами. Я открыто поведаю о сокровенном, не стыдясь говорить о том, чему вы не стыдитесь поклоняться. «Пенорожденная» и «Кипророжденная», подружка Кинира (я говорю об Афродите Филомедее , ибо из детородного органа возникла, того самого, отсеченного от Урана, похотливого, обесчестившего волну после своего отсечения), родилась как плод, достойный распутной части тела. При приобщении к таинству этого морского сладострастия посвящаемым в развратное искусство вручается символ рождения – крупинка соли и фаллос. Посвящаемые же приносят Афродите монету, словно любовники гетере.

Мистерии Деметры суть страстные соития Зевса и матери его Деметры и гнев ее (не знаю, впрочем, что сказать, как матери или как жены), из-за которого, говорят, она именуется Бримо, «Страшная», и Зевсовы мольбы с масленичными ветвями, и питие желчи, и извлечение сердца, и церемонии, невыразимыми словами. Подобное совершают фригийцы в честь Аттиса, Кибелы и корибантов. Есть молва, что Зевс, вырвав яички у барана, бросил их на лоно Деметры, словно расплачиваясь за насилие ложным самооскоплением. Я знаю, что символические изречения этого таинства, в изобилии приведенные, вызовут смех даже у вас, потерявших из-за обличений охоту смеяться: Из тимпана я вкусил, из кимвала я испил, кернос я нес, под брачным укрылся ложем. Разве эти формулы – не оскорбление? Разве мистерии – не насмешка?

А если я прибавлю и остальное? Деметра вынашивает ребенка. Кора взрослеет. Зевс же вновь вступает в любовную связь, на этот раз с Персефоной, – родитель с собственной дочерью после матери Деметры, забыв о прежнем позоре. Таким образом, Зевс – и отец, и растлитель девицы. Сочетается же, приняв образ змея, однако уличается в обмане. Действительно, символом Сабазийских мистерий для посвящаемых является «бог через лоно». Это змей, влекомый по груди приобщающихся к тайнам, – доказательство невоздержанности Зевса. Персефона вынашивает быкообразного ребенка. В самом деле, некий поэт-идолопоклонник говорит:

Бык змея был отцом, и змей – отцом быка.

Стрекало, о пастух, сокрыто на горе,

называя, думаю, пастушеским стрекалом нартековый жезл, который вакханты увенчивают.

Хочешь, расскажу тебе о собирании цветов Персефоной и о лукошке, и о похищении Аидом, и о расселине в земле, и о свиньях Евбулея, поглощенных вместе с богинями, по каковой причине на тесмофориях свиней сбрасывают в так называемые мегароны? Эти мифологические события женщины в городе отмечают различными праздниками – тесмофориями, скирофориями, арретофориями, по-разному делая похищение Персефоны трагическим и возвышенным. Ибо мистерии Диониса совершенно бесчеловечны. Когда вокруг него, еще ребенка носились в пляске куреты, потрясая оружием, Титаны, подкравшись с помощью хитрости и обманув детскими игрушками, растерзали неразумного младенца, как говорит фракиец Орфей, поэт этого посвящения:

Бубен, волчок и куклы, суставы которых подвижны,

И золотые плоды Гесперид, сладкогласно поющих.

Небесполезно будет бесполезные знаки этого вашего посвящения выставить на поругание и осуждение: бабки, мяч, волчок, яблоки, бубен, зеркальце, клок шерсти. Афина, тайно выкравшая Дионисово сердце, называется Палладой по его пульсированию. Титаны же, поставив некий котел на треножник и побросав него члены растерзанного ими мальчика, сначала варили их, затем, проткнув вертелами, стали держать над Гефестом . После появляется Зевс (вероятно, почувствовавший, раз он был богом, запах жареного, который ваши боги соглашаются принимать в качестве почетного дара), поражает перуном Титанов и поручает похоронить останки Диониса своему сыну Аполлону. Тот повинуется Зевсу и, принеся растерзанное тело на Парнас, погребает его.

Корибанты (если ты хочешь рассмотреть также их таинства), убив своего третьего брата, покрыли голову мертвеца багряницей и, увенчав, похоронили, принеся на медном щите к подножию Олимпа. Это и есть мистерии: говоря коротко, убийства и погребения. Их жрецы, называемые «анактотелестами» теми, для которых имеет значение наименование, отягчают сие преступление новыми нелепостями, запрещая подавать на стол сельдерей; ведь они полагают, что сельдерей вырос из вытекшей корибантовой крови, подобно тому как женщины, справляющие праздник тесмофорий, остерегаются есть упавшие на землю зернышки граната, считая, что гранаты возникли из капель крови Диониса. А те, кто называет корибантов кабирами, именуют такого рода мистерии кабирскими. Оба эти братоубийцы, взяв корзину («кисту»), в которой был спрятан фаллос Диониса, доставили ее в Этрурию – купцы, торгующие славным товаром, – и там, будучи изгнанниками, поселились, даровав этрускам в качестве религии замечательное благочестивое учение о поклонении детородному члену и корзине. По этой причине некоторые не без основания называют Диониса Аттисом, лишенным половых органов.

И что удивительного, если этруски, варвары, посвящаются в гнусные таинства в честь этих ужасных событий, когда и у афинян, и во всей Элладе мифология, касающаяся Деметры, полна позора, о котором даже говорить стыдно. Ведь Деметра, блуждая в поисках дочери Коры, сильно устает и садится удрученная, на колодец в Элевсине (это местность в Аттике). Делать это до сих пор запрещается посвященным, дабы не казалось, что они подражают горюющей богине. А жили в Элевсине тогда землеродные. Имена им Баубо, Дисавл, Триптолем, а еще Евмолп и Евбулей. От них происходит афинский род Евмолпидов и Кириков. Баубо же (не премину сказать об этом), приняв гостеприимно Деметру, предлагает ей кикеон. Когда та отказалась взять и не пожелала пить, так как была печальна, Баубо, огорчившись, словно ее обидели, задирает подол и показывает богине срам. Деметра же радуется зрелищу и отведывает напиток, насладившись увиденным. Это и есть мистерии афинян.

Это и Орфей описывает. Приведу тебе сии его слова, дабы ты имел мистагога в качестве свидетельства бесстыдства:

Так изрекла и, одежды подняв, показала Деметре

То, что показывать стыд не велит; был Иакх там малютка.

Этого Иакха, смеясь, теребит под подолом рукою.

Тут улыбнулась богиня, улыбкою сердце согрела

И приняла благосклонно сосуд, где напиток был налит.

Имеется и пароль Элевсинских мистерий: Я постился, пил кикеон, получил из корзины («кисты»), потрудившись, отложил в лукошко («калатос») и из лукошка в корзину. Прекрасное и подобающее богине зрелище!

Посвящения, достойные ночи и огня, и многомужественного, скорее же многосуетного племени Эрехтидов, а также и остальных эллинов, которых ждет после кончины то, чего они не ожидают. Кому пророчествует Гераклит Эфесский? Странствующим по ночам, магам, вакхантам, вакханкам, мистам; им угрожает тем, что после смерти; им предсказывает огонь, ведь они нечестиво посвящаются в то, что у людей считается мистериями. Эти таинства суть ни что иное, как ставшее законом вздорное мнение, сподобившаяся поклонения хитрость, благодаря которой змей обманывает тех, кто прибегает при помощи ложного благочестия к мистериям, на самом деле чуждым посвящения, и к посвящениям, лишенным мистики. Таковы и корзины, используемые в тайных обрядах. Надо разоблачить их святое и сокровенное придать огласке. Разве это не сесама, не пирамидки ли и колобки, пузырчатые лепешки и крупинки соли и змея – атрибут таинства Диониса Бассарского? Кроме того, не гранаты ли, не ветки ли фигового дерева, и нартековые жезлы и плющ, а также хлебцы из пшеничной муки и сыра, и мак? Это и есть их святыни. Вдобавок тайные символы Геи-Фемиды: душицы, светильник, меч, женский гребень, который, говоря эвфемистически и мистически, является женским половым органом. О явное бесстыдство! Раньше молчаливая ночь служила скромным людям покровом чувственных наслаждений. Ныне же, заговорив, она стала для посвящаемых проверкой их похотливости. Огонь от факелов так же изобличает страсти. О иерофант, потуши огонь! О факелоносец, устыдись факелов! – ведь на свету виден позор твоего Иакха; позволь ночи покрыть мистерии. Пусть она почтит оргии мраком! Огонь не лицемерит: он призван уличать и карать.

Таковы мистерии безбожников. Безбожниками я по праву называю тех, которые не познали воистину сущего Бога, растерзанного же Титанами ребенка и печалящуюся бабенку, и части тела, о которых стыд не позволяет даже говорить, бесстыдно чтят, обуреваемые двояким безбожием: во-первых, они не признают Бога, так как не хотят знать воистину сущего Бога; второе же их заблуждение в том, что несуществующих, у которых нет ничего, кроме имени, называют богами. Поэтому-то и обличает их апостол, говоря: «вы были непричастными к обетованным заветам, не имея в мире ни надежды, ни Бога» (Еф.2:12).

Да будет благословен тот царь скифов, кто бы он ни был, который своего земляка, совершавшего среди скифов заимствованные у жителей Кизика таинства Матери богов – ударявшего в тимпан, гремящего кимвалом, навесившего подобно нищенствующему жрецу что-то себе на шею – застрелил из лука за то, что он и сам у эллинов научился малодушию, и для остальных скифов сделался учителем изнеженности. Поэтому (об этом ни в коем случае нельзя умолчать) мне удивительно, каким образом Евгемера-акрагантийца, Никанора-киприота, Диагора и Гиппона – мелосцев, а также того киренца (имя его Теодор) и многих других, благоразумно проживших жизнь и разглядевших лучше остальных касающееся богов заблуждение, назвали безбожниками. Ведь хотя они не постигли истину, но предположили ошибку. Этот проблеск разума – отнюдь не малое семя, из которого вырастает истина. Один из них убеждал египтян: «Если вы считаете кого-нибудь богами, не оплакивайте их и не бейте себя в грудь. Если же оплакиваете, то не считайте их богами». Другой же, взяв Геракла, изготовленного из дерева (по всей вероятности, случилось ему что-то варить дома) сказал: «Ну-ка, Геракл, пришло время, чтобы и ты для нас, как для Еврисфея, совершил тринадцатый подвиг и приготовил Диагору мясо». И затем положил его в огонь, как полено.

Крайности невежества суть безбожие и суеверие, и нужно стараться не впасть в них. Разве ты не помнишь, что имел в виду верховный жрец Моисей, когда заповедал тому, у кого раздавлены ятра или отрезан детородный член, а также родившемуся от блудницы не входить в общество Господне? При помощи первых двух он намекает на безбожников, лишенных плодотворной божественной силы; при помощи же третьего указывает на приписывающих себе вместо одного истинного Бога многих лжебогов, как сын блудницы приписывает себе многих отцов из-за незнания подлинного отца. Существовало некое природное, первозданное общение у людей с небом, померкнувшее впоследствии из-за незнания. Неожиданно прянув из мрака, оно вновь засияло, как об этом сказано у кого-то.

Ты видишь небо без границ, тот горный мир?

В объятьях влажных держит он весь круг земной.

и

Земли опора, на земле имеешь трон;

Кто б ни был ты, тебя узреть не можем мы.

И многое другое, подобное этому, поет племя поэтов. Ошибочные, уклонившиеся от правильного пути людские представления, будучи поистине пагубными, отвратили небесную отрасль, человека, от небесного жилища и повалили на землю, убедив держаться земных тварей.

Ведь одни люди, те, что впадают в заблуждение от одного вида неба и взирают на движение светил, доверившись лишь своему зрению, восхитились и обожествили их, назвав светила богами от глагола «бегать», и стали поклоняться солнцу – как индусы, и луне – как фригийцы. Другие же – те, что собирают плоды культурных растений, назвали хлеб Деметрой, как афиняне, и виноград Дионисом, как фиванцы. Иные, зная о неотвратимости воздаяния за зло, обожествляют возмездия и несчастья, оказывая им почести. Оттого поэты театральных подмостков и выдумали Эриний и Евменид, Карателей, Мстителей и Аласторов. Не отстают от поэтов и некоторые из философов, обоготворяя виды ваших страстей – Страх, Любовь, Радость, Надежду, как, например, древний Эпименид, воздвигший в Афинах алтари Дерзости и Бесстыдства. Обожествляется и то, что прежде, пока оно не обросло выдуманной плотью, было лишь абстрактными понятиями: некая справедливость – Дика, Клото, Лахесис и Атропос, Судьба, афинянки Приумножение и Цветение. Имеется шестой путь, которым распространяется заблуждение и увеличивается число богов; в соответствии с ним насчитывают двенадцать богов. Сюда относится и теогония, которую слагает Гесиод, и все, о чем богословствует Гомер. Остается последний (всего этих путей семь), имеющий своим началом сваливающиеся на людей божественные благодеяния. Не имея понятия о Боге, ниспославшем их, выдумали каких-то спасителей – Диоскуров, отвращающего беды Геракла и врача Асклепия.

Это – скользкие, гибельные пути, удаляющие от истины, низводящие человека с неба и направляющие его в пропасть. Я хочу показать вам этих богов вблизи, какими бы они ни были, если они вообще существуют, чтобы вы, наконец, прекратили блуждание и возвратились на небо. Были ведь и мы детьми гнева, как и остальные. Бог же, богатый состраданием, по Своей великой любви, которой возлюбил нас, оживотворил нас, мертвых из-за грехов, вместе с Христом. Ибо живое Слово, погребенное со Христом, возносится с Богом. Те, кто до сих пор не уверовали, называются детьми гнева, будучи вскармливаемы для гнева. А мы более не питомцы гнева, ибо оставили заблуждение и устремились к истине. Таким образом, мы, некогда сыны беззакония, по человеколюбию Слова стали ныне сынами Божиими. К нам обращается ваш поэт акрагантиец Эмпедокл:

Словно в болезни вы мечетесь, бредя, в порочности лютой.

И никогда не оправитесь духом от тяжких страданий.

Большая часть того, что рассказывается о ваших богах – миф и вымысел. А то, что считается случившимся в действительности, написано о людях гадких и живших бесстыдно:

В спеси безумной идете. Оставив дорогу прямую

И проторенную, вы устремились туда, где терновник

Путь преграждает. Конец положите блужданью, очнитесь,

Ночи оставивши мрак, поспешите за светом, безумцы!

Это нам велит Сивилла, обладающая пророческим и поэтическим даром. Велит и истина, срывая с богов пугающие и наводящие ужас маски, доказывая на основании совпадений имен несостоятельность сложившихся мнений.

Итак, есть те, кто описывает трех Зевсов: одного – сына Эфира, жившего в Аркадии, двоих других – сыновей Кроноса, из которых один жил на Крите, другой – опять в Аркадии. Есть и те, кто предполагает существование пяти Афин: одна – дочь Гефеста, афинянка; другая – дочь Нила, египтянка; третья – дочь Кроноса, изобретательница войны; четвертая – дочь Зевса, которую мессенцы в честь матери называют Корифасийской; наконец, пятая – дочь Палланта и Титаниды, дочери Океана. Она, нечестиво заколов отца, оделась в отцовскую кожу, как в овчину. Аристотель перечисляет Аполлонов: первого, сына Гефеста и Афины (выходит, уже не дева Афина); второго, жившего на Крите, сына Кирбанта; третьего, сына Зевса; четвертого, аркадца, сына Силена, у аркадцев он называется Номием; наконец, ливийца, сына Аммона. Дидим же, грамматик, к ним добавляет шестого, сына Магнета. Сколько же и теперь существует Аполлонов – бесчисленных смертных и тленных людей, названных подобно тем, о ком шла речь выше?

Что, если я скажу тебе о многих Асклепиях или Гермесах, или выдуманных Гефестах? Не покажется ли, что я переусердствовал, обрушив на ваши уши лавину этих имен? Но упоминания об отечестве и ремеслах, жизнеописания, а также гробницы обличают их носителей как людей. Арес, пользовавшийся у поэтов величайшей славой,

О, кровожадный Арес, подступающий к стенам губитель.

– вероломный и враждебный, он был, как говорит Эпихарм, спартиатом. Софокл же считает его фракийцем, а другие – аркадцем. Гомер говорит о том, что этот бог был связан в течение тринадцати месяцев:

Много Арес претерпел, когда От с Эфиальтом могучим

(Их Алоей породил) заключили в оковы беднягу.

В медной темнице томился тринадцать он месяцев долгих.

Да будут счастливы карийцы, что закалывают ему собак. Скифы же да не прекращают приносить в жертву ослов, как говорит Аполлодор. Каллимах свидетельствует:

Гиперборейские Феб освящает ослов приношенья.

Он же в другом месте:

Тучных закланья ослов радуют сердце его.

А Гефест, которого Зевс сбросил с Олимпа, с порога божественного, упав на Лемнос, сделался кузнецом. Будучи хромым,

семенил он на тоненьких ножках.

Ты имеешь и врача среди богов, а не только кузнеца. Врач же был сребролюбив, имя ему Асклепий. В качестве свидетеля предложу тебе твоего поэта, беотийца Пиндара:

Золото, сверкнув из рук несметной мздой,

Совратило его…

И палящая молния от Кронидовых мышц,

Пав меж этим и тем,

Затворила вздох в его груди,

Обоих обомкнула их участью.

У Еврипида читаем:

Зевс сына моего Асклепия убил,

Огонь с небес послав, пронзил перуном грудь.

Итак, он лежит, пораженный громом, в пределах Киносуриды. Филохор же говорит, что на острове Тенос почитается врач Посейдон, Кроносу предназначена Сицилия, где он и похоронен. Патрокл-туриец и Софокл Младший в каких-то трагедиях рассказывают о Диоскурах. Диоскуры эти были смертными людьми, если только можно верить Гомеру:

Гея уж их приняла в животворное лоно

В Лакедемоне родном, в милой сердцу земле их отчизны.

Пусть явится свидетелем также тот, кто написал «»Киприи:

Кастор был смертным: ему предназначено роком погибнуть.

Смерти, однако, не знал Полидевк, он – Аресова отрасль.

Тут, как это водится у поэтов, автор солгал. Гомер, говоривший об обоих Диоскурах, более достоин доверия. Кроме этого, он уличает и Геракла как призрака:

Мужа – Геракла, свершившего множество подвигов славных.

Итак, сам Гомер считает Геракла смертным человеком. Иероним же, философ, рассказывает о его внешности, говоря, что это – маленький, взъерошенный крепыш, а Дикеарх – что он напряженный, жилистый, черный, с орлиным носом, блестящими глазами и длинными волосами. Сей Геракл скончался, прожив пятьдесят два года, и был сожжен на костре на Эте.

Муз же, которых Алкман делает детьми Зевса и Мнемосины, и остальные поэты и писатели обожествляют и чтят, и которым целые города посвящают святилища – мусеи; Муз же этих, мисийских служанок, приобрела Мегакло, дочь Макара. Дело в том, что Макар, царствовавший над лесбосцами, постоянно вздорил с женой. Мегакло было обидно за мать: отчего нет? – и она покупает девять служанок-мисиек и называет их на эолийском диалекте Мойсами. Учит их воспевать дела давно минувших дней и аккомпанировать благозвучно на кифаре. Они же беспрестанной игрой и прекрасным пением завораживали Макара и унимали его гнев. Из-за этого Мегакло в виде благодарственного дара за мать посвятила богам их медные статуи и велела почитать их во всех храмах. Таковы Музы. Историю эту передает лесбосец Мирсил.

Послушайте о любовных приключениях ваших богов, о невероятной разнузданности, о которой повествуют мифы, о ранах и об оковах, о хохоте и о битвах, кроме того, о рабстве и о пирушках, наконец, об объятиях и о слезах, о страданиях и бесстыдных наслаждениях богов. Зови сюда Посейдона и весь сонм совращенных им женщин: Амфитриту, Амимону, Алопу, Меланиппу, Алкиону, Гиппофою, Хиону и мириады других, которых, несмотря на их количество, было недостаточно, чтобы утолить страсть вашего Посейдона. Зови сюда и Аполлона: это – лучезарный Феб, непорочный прорицатель и добрый советник. Но не так говорит Стеропа, Этуса, Арсиноя, Зевксиппа, Протоя, Марпесса, Гипсипила. Ведь только Дафна, ускользнув от пророка, избежала растления. Вслед за всеми пусть явится сам Зевс, отец, по-вашему, и богов, и людей. Столь сильно он был он обуян похотью, что домогался всех, на всех распространял свое вожделение; наслаждался женщинами не меньше, чем тмуитский козел козами.

Удивляюсь я, о Гомер, твоим стихам:

Рек и бровями повел, знак давая, Кронион-владыка:

Кудри его колыхнулись, амброзии запахом полны,

На голове, чуждой смерти. Великий Олимп содрогнулся.

Гомер, ты делаешь Зевса почтенным и приписываешь ему внушающее уважение помавание. Но как только расскажешь о поясе Афродиты, изобличается Зевс, и позором покрываются его кудри. А сколь преуспел он в разврате, проведя с Алкменой так много ночей в удовольствиях! Но распутному и девяти ночей недостаточно (для разнузданности и всей жизни мало), чтобы для нас породить отвращающего беды бога. Зевсов сын Геракл – поистине Зевсов: зачатый во время долгой ночи, совершивший двенадцать подвигов в течение длительного периода, он растлил, однако, пятьдесят дочерей Тестия за одну ночь, став сразу и совратителем, и женихом девушек. Не без основания поэты называют его дерзким и нечестивым. Пожалуй, будет долго рассказывать о разных его прелюбодеяниях и развращении мальчиков. Ибо боги у вас и от мальчиков не воздерживались, пламенея страстью, один – к Гиласу, другой – к Гиакинту, третий – к Пелопу, четвертый – к Хрисиппу, пятый – к Ганимеду. Пусть ваши жены поклоняются этим богам, пусть и мужей себе просят таких же, мужей, которые столь благоразумны, что могут уподобиться богам, домогаясь того же, что и они. Пусть сыновья ваши привыкают их чтить, чтобы стать мужами, приняв богов за откровенный образец блуда. Но может быть, лишь боги-мужчины стремятся у них к любовным утехам?

Каждая в доме своем оставалась стыдливо богиня,

по словам Гомера, из-за скромности избегая встречи с совершившей прелюбодеяние Афродитой. Но ведь и они со всей страстью предаются распутству, связав себя узами прелюбодейства. Эос с Титоном, Селена – с Эндимионом, нереида – с Эаком, с Пелеем Фетида, с Иасионом Деметра, с Адонисом Персефона. Афродита же, будучи уличенной в связи с Аресом, переметнулась к Киниру и взяла в мужья Анхиза, и уловила Фаэтона, и возлюбила Адониса; она же вступила в спор с Волоокой, и богини, совлекшие с себя одежды из-за яблока, предстали пред судом пастуха, чтоб он решил, какая из них прекраснее.

Давай-ка, сделаем беглый обзор состязаний и лишим ореола эти поминальные празднества: Истмийские, Немейские, Пифийские и, наконец, Олимпийские. В Дельфах почитается Пифийский змей, и празднество в его честь называется Пифийскими играми. На Истме же море выбросило жалкие останки, и Истмийские игры представляют собой оплакивание Меликерта. В Немее погребен другой ребенок, Архемор, и поминальное состязание называется Немейскими играми. Писа же у вас, о панэллины, является гробницей фригийского возницы. А тризны в честь Пелопа, Олимпийские игры, присваивает Фидиев Зевс. Мистерии были, вероятно, состязаниями, посвященными, как и оракулы, мертвецам, причем те и другие получили всенародное признание. Мистерии в Агре и Галимунте, демах Аттики, совершаются в афинских пределах; состязания же и фаллосы, посвященные Дионису, принесшие много зла людям, позорят весь мир. Дионис желал спуститься в Аид, но не знал пути. Некто, именем Просимн, обещает указать его, однако, не даром. Плата же, будучи постыдной, устраивает Диониса. Любовным было вознаграждение, платой, о которой шла речь, был сам Дионис. Требование не вызывает возражений у бога, и он обещает Просимну, что рассчитается с ним, если вернется, подтверждая обещание клятвою. Узнав дорогу, ушел. Возвратился назад… Не застает Просимна (ибо тот умер). Исполняя «священный» долг перед любовником, спешит к могиле и предается там противоестественной страсти: срезав кое-как ветвь смоковницы, придает ей форму мужского члена и садится на нее, исполняя обязательство перед усопшим. Как мистическое воспоминание о сей страсти, по городам воздвигаются фаллосы Дионису. Так как если бы они не в честь Диониса устраивали процессии и пели фаллические песни, то это было бы позорнейшим деянием, – говорит Гераклит, – но одно и то же – Аид и Дионис, ради которого неистовствуют и беснуются, не столько из-за телесного опьянения, как мне кажется, сколько из-за постыдных священнодействий разнузданности.

Таковы ваши боги, ставшие рабами страстей раньше илотов у лакедемонян рабское ярмо надел у себя Аполлон у Адмета в Ферах, Геракл в Сардах у Омфалы; Лаомедонту служили Посейдон с Аполлоном, подобно негодному рабу, не сумевшему получить свободу от прежнего хозяина. Тогда они и воздвигли стены Илиона фригийцу. Гомер не стыдится говорить, что Афина освещала путь Одиссею, в руках светильник держа золотой. Про Афродиту мы читаем, что она, словно некая распутная служанка, принеся, поставила для Елены кресло перед прелюбодеем, чтобы склонить его к соитию. Паниассис передает, что, кроме этих, многие другие боги служили людям, и пишет следующим образом:

Службу у смертного мужа Деметра несла терпеливо,

Нес и Гефест хромоногий, чья сила в руках заключалась.

И Посейдон с Аполлоном в течение года служили,

И принужденный отцовскою волей Арес дерзновенный.

И так далее.

После этого будет естественным показать, что ваши боги любвеобильны, чувственны, подвержены тем же страданиям, что и человек. Ибо смертное тело у них, – свидетельствует Гомер, старательно изображая Афродиту пронзительно и громко кричащей из-за раны, описывая самого отличающегося воинственностью Ареса пораженным в пах Диомедом. Полемон же говорит, что и Афина ранена Орнитом; Гомер сообщает, что был поражен стрелой Геракла даже Аид; и Гелиос, как рассказывает Паниассис, который передает, что покровительница браков Гера пострадала от того же Геракла в Пилосе многопесчаном. Сосибий же говорит, что Геракл был ранен в руку Гиппокоонтидами. А если есть раны, есть и кровь. Поэтический ихор богов отвратительней, чем кровь, ибо ихор означает гниение крови. Необходимо ввести для них лечение и пропитание, в которых они нуждаются. Вот почему рассказывается о трапезах, попойках, хохоте и соитиях у богов, которые не занимались бы любовью, как люди, и не производили бы потомство и не были бы подвержены сну, если бы были бессмертными, самодовлеющими и нестареющими. Сам Зевс, пируя, принимал участие в человеческой трапезе у эфиопов, в бесчеловечной же и беззаконной – у аркадца Ликаона. Ведь он, сам того не желая, насыщался там человечиной, ибо не знал, хотя и был богом, что Ликаон, оказывающий ему гостеприимство, заколов собственного сына, имя которому было Никтим, подал его в качестве мясного блюда.

Хорош же Зевс Мантик – Прорицатель, Ксений – Защитник чужестранцев, Гикесий Покровитель просящих, Мейлихий – Милостивый к кающимся, Паномфей – Посылающий все знамения, Простропей – Мстящий за преступления! Скорей же Обидчик, Беззаконник, Преступник, Нечестивец, Бесчеловечный, Насильник, Растлитель, Прелюбодей, Сладострастник. Но он существовал и обладал этими качествами только как человек. Ныне же, мне кажется, уже и мифы ваши обветшали. Зевс уже не змей, не лебедь, не орел, не сладострастник. Сей бог больше не летает, не любит мальчиков, не целует, не насилует, хотя и теперь еще есть много красивых женщин, более прекрасных, чем Леда, более цветущих, чем Семела. Много и отроков более миловидных и утонченных, чем фригийский пастух. Где же сейчас тот орел, где лебедь, где сам Зевс? Состарился вместе с перьями: ведь не раскаивается же он в своих любовных похождениях и не учится воздержанию! Миф же ваш разоблачается: умерла Леда, умер лебедь, умер орел; ищи своего Зевса: не небо, но землю исследуй. Тебе расскажет о нем критянин, на чьем острове он похоронен. Каллимах в гимнах сообщает:

… гробницу воздвигли, владыка, жители Крита твою…

Ибо умер Зевс, не горюй, как умерли Леда, лебедь, орел, сладострастник и змей.

Кажется, что сами погрязшие в суеверии язычники понимают, хотя и против воли, свое заблуждение, касающееся богов:

Ведь не от древнего дуба родились они, не от камня,

но от людей ведут род. Немного позже, однако, окажутся и деревом, и камнем. Стафил передает, что в Спарте чтят некоего Зевса Агамемнона, Фанокл же в книге «Эроты, или Красавицы» рассказывает, что Агамемнон, царь эллинов, воздвиг храм Афродите Аргинне в память о возлюбленном Аргинне. Аркадцы же молятся Артемиде, называемой Апанхоменой, т.е. Удавившейся, как говорит Каллимах в книге «Причины». В Метимне почитается другая Артемида, Кондилитида, «Суставчатая». В Лаконике есть капище еще одной Артемиды, Подагры, как говорит Сосибий. Полемону же известна статуя Аполлона Зевающего и другая, почитаемая в Элиде, Аполлона Лакомки. Эти элейцы приносят жертвы также Зевсу Апомийю, Отгоняющему мух; римляне – Гераклу Апомийю, Лихорадке и Ужасу, которых причисляют к его спутникам. Я не говорю уже об аргивянах и лаконцах; они чтут Афродиту Тимбориху, Гробокопательницу, а спартиаты поклоняются Артемиде Хелитиде, так как кашлять у них будет «хелиттейн».

Ты думаешь, что предложенные тебе нами примеры, будучи фальсификацией, взяты невесть откуда? Похоже ты не узнаешь своих писателей, которых я призываю в качестве свидетелей против твоего недоверия, наполнивших, о несчастные, нечестивыми забавами вашу жизнь, которою и жить-то не стоит. Разве не чтут Зевса Плешивого в Аргосе, другого же, под именем Мстителя, на Крите? Неужели аргивяне не приносят жертвы Афродите Перибасо , афиняне – Афродите Гетере, сиракузцы – Каллипиге , которую поэт Никандр где-то назвал Каллиглутой ? Я уже молчу о Дионисе Хиропсале ; жители Сикиона чтут его, поручив ему женские половые органы, поклоняясь начальнику позора и наглости предводителю. Таковы у них боги, таковы и они сами, превращающие богов в игрушки и смеющиеся над ними: скорее они насмехаются и издеваются над самими собой. И насколько лучше египтяне, которые по деревням и городам воздали божественные почести бессловесным животным, чем эллины, поклоняющиеся таким вот богам?! Боги египтян пусть звери, но не развратны, не похотливы. Ни один из них не стремится к наслаждениям, противным природе. О том, каковы боги эллинов, зачем еще говорить, когда уже сказано достаточно? Но египтяне, о которых я упомянул, разделились по своим культам: жители Сиины поклоняются лещу, населяющие Элефантину – меоте (это другая рыба), оксиринхиты рыбе, давшей название их краю – осетру; кроме того, гераклеополиты – ихневмону, жители Саиса и Фив – барану, ликополиты – волку, кинополиты – собаке, Апису – жители Мемфиса, мендесцы – козлу. Вы же, во всех отношениях лучшие (боюсь сказать, худшие), чем египтяне, вы, не перестающие изо дня в день высмеивать египтян, каковы вы в отношении обожествления бессловесных тварей? Фессалийцы ваши по традиции чтут аистов, фиванцы же – ласку за ее услугу при Геракловом рождении. Что еще сказать о фессалийцах? Говорят, что они поклоняются муравьям, так как разузнали, что Зевс, уподобившись муравью, сочетался с Евримедусой, дочерью Клетора, и породил Мирмидона. Полемон же рассказывает, что обитающие в Троаде поклоняются местным мышам, которых называют «сминфами», за то, что они перегрызли тетивы у вражеских луков. И Аполлона называют Сминфием по тем мышам. Гераклид же в книге «О сооружении храмов Акарнании» говорит, что там где находится мыс Актий и капище Аполлона Актийского, жертвоприношения начинаются с заклания быка в жертву мухам. Не забуду ни о самосцах, которые, по словам Евфориона поклоняются овце, ни о населяющих Финикию сирийцах, одни из которых чтут голубей, другие же – рыб так же ревностно, как жители Элиды – Зевса.

Итак, поскольку те, которым вы молитесь, не являются богами, мне кажется, что настало время рассмотреть, не демоны ли они на самом деле, существа, причисляемые вами к этому второму после богов разряду. Так вот, если они таковы, то прожорливы и порочны. Можно легко обнаружить местных демонов, открыто почитаемых, в соответствии с этими качествами, каждый в своем городе: у жителей острова Китнос – Менедема, у теносцев – Каллистагора, у делосцев – Ания, у лаконцев – Астрабака. Почитается и в Фалере некий герой попутного ветра. Пифия повелела приносить жертвы платейцам Андократу и Дамократу, Киклею и Левкону, когда была в разгаре Греко-Персидская война.

Кто способен хоть что-то разглядеть, может увидеть и других чрезвычайно многочисленных демонов:

Ведь на питающих многих земле тридцать тысяч бессмертных

Демонов, что охраняют людей, предназначенных тленью.

Что это за стражи, о, беотиец? Будь любезен, поведай! Не очевидно ли, что те, о ком только что шла речь, а также и более чтимые – великие демоны: Аполлон, Артемида, Лето, Деметра, Кора, Плутон, Геракл, сам Зевс. Но стерегут нас, о аскриец, чтобы мы не убежали, чтоб, пожалуй, не согрешили те, которые сами не знают греха. Здесь в виде поговорки уместно сказать:

Отец беспутный наставлял на путь сынка.

Если они и стражи, то не проникнутые доброжелательством к вам, но имеющие в виду вашу погибель. Наподобие льстецов они вторгаются в жизнь, прельщая бесплотными призраками. Сами демоны признают свое чревоугодие, говоря:

Жертвенный чад, возлиянья – нам дар сей достался на долю.

Что иное изрекли бы египетские боги, такие как коты или ласки, обладай они способностью говорить, чем этот гомеровский стих, в котором содержится признание в любви к дыму от сжигаемых приношений и к поваренному искусству?! Таковы у вас демоны и боги, и какие-то полубоги, названные наподобие полукровок-мулов, ибо у вас нет недостатка в словах для составления кощунственных названий.