Заметки о греческих текстах житий и Макарьевских Минеях Четиях

1. В последнем издании жития св. Аверкия, Иерапольского во Фригии чудотворца¹, русский перевод жития в Великих Минеях Четьях митрополита Макария² получает значение равносильного с греческими рукописями источника для установления греческого текста жития. Та начальная греческая редакция, с которой исполнен русский перевод в Минеях, восстановляется новым изданием на основе трех греческих рукописей:

1) Парижской рукописи 1540, X или XI века, представляющей собою минологий за октябрь месяц, 2) рукописи Московской Синодальной библиотеки № 379, из лавры Афанасия, XI века, заключающей тридцать одно житие святых с сентября до июля, и 3) близкой к Московской рукописи Иерусалимской патриаршей библиотеки, из лавры св. Саввы, XI или XII века. Это рукописи Р, М и Н у Ниссена. И вот, не взирая на древность этих трех греческих рукописей, русский перевод в Макарьевских Минеях Четьях представляет в ряде мест наилучшие чтения, позволяющие исправить большие или меньшие искажения греческого текста.

Житие св. Аверкия рассказывает, как святой разбил изваяния языческих богов, и какой яростью поступок св. Аверкия воспламенил языческое население города: καὶ οἷον φιλεῖ ὄχλος μαινόμενος σύν οὐδενί λογισμῷ ἁρπάσαντες ξύλα καὶ λαμπάδας ἔκραζον. В подчеркнутом слове все три греческие рукописи согласны между собою. (Vita s. Abercii р. 6, 13 sqq.). Макарьевские Минеи вместо того имеют: «с безлепичным размышлением» (ст. 1741), что дает Ниссену право внести в греческий текст поправку: σὺν οὐτιδανῷ λογισμῷ³.

Ниже христиане спешат предупредить св. Аверкия о грозящей ему опасности от возмущенной против него языческой толпы; καὶ εὑρόντες αὐτὸν ὡς μηδενὸς γενομένου φαιδρᾷ τῷ προσώπῳ καθήμενον. (Vita ρ. 7, 8 sqq.). Так согласно свидетельствуют все три греческие рукописи жития. Из Макарьевского перевода: «яко ни что же печалуяся» (ст. 1742) Ниссен добывает правильное греческое чтение: ὡς μηδενὸς κηδόμενον.

Много помогает русский перевод в Минеях поправке греческого текста и в третьем месте жития. Готовые покаяться и обратиться ко Христу, жители Иераполя спрашивают св. Аверкия, есть ли у них, при всех их грехах, надежда на прощение и спасение. Да, удостоверяет сомневающихся св. Аверкий: ἐὰν μὴ ἐν τοῖς ὁμοίοις καταλειφθῆτε ἀλλ’ ἐπιστραφεῖτε πρὸς τὸν θεόν, говорит Парижская рукопись; в Иерусалимском и Московском текстах стоит вместо того: ἐὰν μὴ ἐν τοῖς αὐτοῖς καταληφθῆτε πάθεσιν. Русский перевод в Минеях: «аще убо неподобных оставьте и обратитеся к Богу» (ст. 1745) подсказывает Ниссену новое греческое чтение; ἐὰν μὲν τῶν ἀνοσίων ἀπέκησθε καὶ ἐπιστραφῆτε⁴.

Хорошую поправку к греческому тексту, в смысле приближения к народной речи и сохранения характерных её особенностей, содержит Макарьевский перевод и там, где изображается житием бесноватая девица τὰς τρίκας αὐτῆς σπαράττουσα καὶ τὰς κεῖρας αὐτῆς μασσομένη: Так стоит в Парижской рукописи; Иерусалимская и Московская в неверной грамматически форме намекают на иной глагол μασᾶσθαι.

Но только Макарьевский перевод: «руце свои жующи» (ст. 1758) подтверждает предположительную поправку к этому месту французского знатока ранне христианских текстов Бонне: μασωμένη⁵.

Приведенные выше немногие из многих примеры достаточно показывают первостепенное значение Макарьевских Миней для установления греческого текста жития св. Аверкия.

2. Указанная важность русских Миней для критики и исправления текста жития святого 22-го октября потому еще заслуживает внимания, что и под 26-м числом того же месяца Великие Минеи митрополита Макария одни заполняют немаловажный пробел греческих текстов в отделе чудес св. Димитрия. Только Макарьевские Минеи содержат среди чудес Солунскаго святого повесть о «Чуде святого мученика Димитрия с двумя девицами, их же от сарацин в церковь свою пренесе»⁶. При нападении «поганых» на Солунь взяты в плен в числе многих христиан две девушки, хорошо умевшие вышивать. Воевода заставляет полонянок вышить на плащанице образ св. Димитрия, а иначе грозит им смертью. Плача, исполняют девушки приказ и со слезами обращаются с молитвою к святому, образ которого они вышили на полотне. «Обычай же был святому мученику Димитрию всегда выносити человеки из поганых в память свою. Был же в то время праздник св. Димитрия». И на этот раз Солунский святой переносит спящих девушек вместе с вышитым ими образом в свою Солунскую церковь. «Образ же обесиша пред алтарем, иже и доныне исцеления подает всем».

Сохраненное только Макарьевскими Минеями чудо св. Димитрия позволило академику Ф. И. Успенскому объяснить изображение св. Димитрия, найденное среди других мозаик в 1907 году в древней церкви св. Димитрия в Солуни, ныне турецкой мечети Касимие. На каменном столбе, отделяющем алтарную апсиду от главного корабля церкви, около св. Димитрия изображены две маленькие женские фигурки, одетые в широкие плащи, и с руками, завернутыми в верхнею одежду, – мотив благоговейного положения и молитвы. На зеленом фоне картины, за плечами фигуры святого, поднимается вверх на широкой тесьме широкий плат, на котором собственно и находится изображение святого⁷. Перед нами несомненная церковная иллюстрация к сохраненному у Макария чуду св. Димитрия о двух девушках.

В агиографическом отношении указанное дополнение Макарьевских Миней к греческим сказаниям о св. Димитрии важно по двум соображениям. Во-первых, оно лишний раз подтверждает неполноту сохранившихся греческих сказаний о св. Димитрии, выяснявшуюся уже ранее того 35 беседой Дамаскина Студита о событиях времени императора Маврикия⁸. Во вторых, особенно в виду чрезвычайного почитания, которым пользовался св. Димитрий в славянском мире, – неизвестное греческим сохранившимся текстам сказание Макарьевской Минеи могло бы дать подтверждение высказанной ранее мысли о возможности восстановления древнейшей славянской Минеи до-Meтафрастовскаго состава⁹.

3. Ноябрьская часть Великих Миней Четьей митрополита Макария могла бы быть исследована в своем значении для восстановления греческих текстов, например, по Чудесам св. Мины, описанным Тимофеем, патриархом Александрийским¹⁰, если бы издатель греческого текста Чудес по Московской Синодальной рукописи № 379, XI века, И. В. Помяловский¹¹ не прибегал так редко и недостаточно к изданному за три года до того тексту Макария. Зато мы имеем в книге проф. Помяловскаго надежное издание греческого текста Чудес; его и можно сравнить с Макарьевским переводом, в котором заведовавший данным выпуском В. Г. Васильевский усматривает древнейшую, первоначальную, до-Метафрастовскую редакцию, еще не зная греческого текста Чудес¹². Приведу несколько мест где преимущества полноты и чистоты текста в русском переводе определяются с особенной ясностью.

В первом чуде «о пришедшим помолиться» (περὶ τοῦ πορευθέντος προσεύξασθαι). Исаврянин приходит издалека помолиться честным мощам св. мученика Мины καὶ δοῦναι μικρὰν εὐλογίαν ἐκεῖσε, Пом. стр. 6 3,16. Греческий текст, очевидно, изложен неверно, потому что во всех агиографических текстах «евлогией» называется то, что молящиеся получают из храма, а не то, что приносят в храм. У Макария в соответствующем месте стоит, ст. 448: «и дам’ от богатства своего тамо нечто от мала святаго ради благословлена»; стало быть по гречески должно было быть: καὶ δώσω ἀπὸ λογαρίου μου ἐκεῖσε μικρόν τι ἁγίας ἕνεκα εὐλογίας (или εὐλογίας ἕνεκα τοῦ ἁγίου). В восстановляемом тексте слово λογάριον можно взять из дальнейшего 64, 1 βαλάντιον, ὡς ἧν μετὰ τοῦ λογαρίου, у Мак. ст. 449 «и в’ зиа в’лагалище его с златом», и, как можно думал, λογάριον и было причиной пропуска и искажения в греческом тексте, по близости и смешению с дальнейшим εὐλογίας.

В конце того же чуда повествуется о том же чужестранце (ξένος), убитом из-за денег жадным гостинником (ἀποθηκάριος) и воскрешенном св. Миною. И вот, после упоминания чужестранца (ξένος), греческий текст продолжает: παρεκάλεσε δὲ αὐτὸν (т. е. по контексту ξένον, чужестранца!) ὁ ἀποθηκάριος, ἵνα δέξηται τὸ σχῆμα αὐτοῦ. Просьба гостинника, чтобы его приняли в ангельский чин (σχῆμα), изложена и редактирована в греческом тексте спутано и не ясно. Тут и Помяловский указывает на Макарьевский перевод: «умоли же гостинник сущаяту игумена и старца, яко да остригут власы главы его», ст. 451; значит, по гречески было: παρεκάλεσε δὲ ὁ ἀποθηκάριος παρόντας ἐκεῖ ἡγούμενον (а. Μ. 6., ἀρχιπρεσβύτερον, как несколько раз в след. чудесах) καὶ πρεσβυτέρους ἵνα ἀποκαίρωσιν τὰς τρίχας τῆς κεφαλῆς αὐτοῦ.

В начале 2-го чуда "о устроившем блюдо» (περὶ τοῦ ταξαμένου τὸν δίσκον) Макарьевский перевод разнится с греческим текстом в интерпункции, меняющей правильность построения фразы. У Помяловскаго 66, 9 слл. ἕτερον θαῦμα βούλομαι διηγήσασθαι τοῦ ἁγίου καὶ πανολβίου γενόμενον μάρτυρος Μηνᾶ. Ἐν Ἀλεξανδρεί ἦν τις ἀνήρ κτλ. У Макария: «Другое чудо хочу поведать святого и пребогатаго мученика Христова Мины, бывшее во Александрии. Был некто муж и т. д». Интерпункция русского перевода правильнее. Все чудеса начинаются таким образом: 3-е ἦν τις γυνὴ ἐν χώρᾳ τῶν Φεκοζεητῶν – «была жена некая во стране Фекозейсте» ¹³); 4-е Ἑβραῖός τις ἦν ἐν Ἀλεξανδρείᾳ – «жидовин некто был во Александрии» и т. д. Греческий текст начала 2-го чуда у Помяловскаго ошибочно отсёк эпитет πανολβῖου от определяемого им существительного μάρτυρος и поставил в месте отсечения из другой части фразы глагольную форму γενόμενον.

Ниже герой повести Евтропий приглашает к себе на дом ювелира (τεχνίτην – хытрец или хитрозлатарь у Мак.) и заказывает ему, по греч. тексту 66, 16 δεῦρο, λάβε τὰ σκεύη ταῦτα τὰ ἀργυρᾶ καὶ κλάσας αὐτὰ ποίησόν μοι δίσκους δύο. У Макария ст. 452 мы находим: «пришед возми ветхыя сосуды моя сребреныя» и т. д. Добавление Макарьевского перевода «ветхыя» яснее делает последующее κλάσας. Евтропий, как и теперь делается, отдает в лом серебряное старье, – чтобы сделать новую посуду. И в греческом, соответственно, стояло τὰ σκεύη ἀργυρᾶ γηράσαντα, и последнее исказилось в ταῦτα.

Дальше в том же чуде одна фраза неожиданно получает в греческом тексте два подлежащих: ἐποίησε δὲ τοὺς δίσκους (т. е. ὁ τεχνίτης) καὶ ἔγραψεν αὐτούς, καὶ ἔφθθασεν ὁ τοῦ ἁγίου ἐντιμότερος καὶ εἶπεν ἐν ἑαυτῷ (а это уже заказчик Евтропий) и т. д. Нисколько не смутивший издателя неправильный греческий текст исправляется только сноской с Макарьевским переводом, ст. 452: «Хитрозлатарь же скончав оба блюда и написа на них имена – и бе святаго блюдо краснее и добрейши – и принес их к Евтропию. Он же видев святаго блюдо краснее и рече в себе...» И по гречески, значит, было первоначально: Ἐποίησε δὲ ὁ τεχνίτης (или Μ. б., χρυσοτεχνίτης) ἀμφοτέρους τοὺς δίσκους καὶ ἔγραψεν αὐτοὺς, – καὶ ἐφθασεν ὁ τοῦ ἁγίου καλλίων καὶ ἐντιμότερος, – καὶ προσήνεγκεν αὐτοὺς τῷ Εὐτροπίῳ). Ἰδὼν δὲ ἐκεῖνος τὸν τοῦ ἁγίου δίσκον ὄντα ἐντιμότερον... Переписчик греческого текста Помяловскаго с первого ἐντιμότερος перескочил на 2-е ἐντιμότερον и так и продолжал, по значительном пропуске, с союза καὶ.

Приведу еще два резких искажения греческого текста Помяловскаго по причине допущенного переписчиком значительного пропуска, обнаруживаемого Макарьевским переводом. Беру 12-е чудо сборника патр. Тимофея «о беснующимся человеци» (περὶ τοῦ δαιμονιῶντος). Св. Мина переносит беснующегося юношу из рук родителей в свой храм. Беснующийся (по тексту Помял. 88, 20 слл.) кричит τί ἐμοι καί σοι ἅγιε τοῦ θεοῦ; ἔασόν με ὅτι συνθήκας τινὰς ἔχω μετ’ αὐτοῦ, дословно: «что у тебя общего со мною, святой Божий? Оставь меня, потому что я имею с тем некий завет». Получается полная неясность: кто с кем имеет завет, или уговор? Ведь говорит то, по контексту, сам больной. У Макария все ясно и полно: «и воспи вел’ми бес (сидящий в бесноватом, по обычному тогдашнему воззрению): Что есть мне и тебе, мученик Христов? Остави мя жити в нем, понеже днесь седмъ лет имамы с ним; молю ти ся убо святый, остави мя, яко завет имам погубити его». Глаз переписчика греческого текста Помяловскаго упал с первого ε'αβον (остави) на второе ἔασον, отсюда большой пропуск, который можно заполнить так: ἔασόν με κατοικεῖν ἐν αὐτῷ, ἐπεὶ σήμερον ἐπτ' χρόνους ἔχομεν, т. е. «я и другие бесы», так что не нужна и поправка в Софийском списке Пролога: имамь) μετ’ αὐτοῦ παρακαλῶ δὲ σε, ἅγιε τοῦ θεοῦ, ἔασον κτλ.

Через строку ниже больной падает, как мертвый. Народ бросает мертвого в катакомбу св. Мины. И вдруг неожиданно читаем далее по греческому тексту Помяловскаго ὁ δὲ νεανίσκος ἔλαβεν ἔλαιον ἐκ τῆς θήκησ καὶ ἔχρισεν αὐτὸν Читатели в недоумении: каким образом покойник мог намазать сам себя маслом из лампады? У Макария, как часто все в порядке: «Иконом’же в’зять масла от раки святаго от паникадила и знамена его (больного) глаголя»... Вместо οἰκονόμος переписчик греческого текста Помяловскаго поставил близкое νεανίσκος и все испортил.

Уже приведенных немногих примеров довольно, чтобы выразить сожаление, почему опытный издатель греческого текста не обратился к Макарьевскому переводу, который мог бы ему оказать ценные услуги при поправке греческого текста.

4. Издание сказаний о 42 Аморейских мучениках, начатое В. Г. Васильевским и И. В. Никитиным, и за смертью Васильевского законченное одним академиком Никитиным, привлекает к делу Макарьевские Минеи на рациональной основе рукописного изучения. Эту основу образует Успенский список Московской Синодальной библиотеки № 992, откуда из мартовских Миней митр. Макария русский перевод напечатан en regard своего греческого подлинника – того извода второй редакции сказания, который обозначен в издании литерой Δ (Codex Palatinns Graecus Ватиканской библиотеки № 4)¹⁴. И в этом своем применении Макарьевские Минеи не один раз оказали хорошую услугу поправке, установлению и изданию греческого текста – данной редакции. Приведем тому несколько примеров.

Макарьевские Минеи приписывают настоящее сказание архиепископу Софронию Кипрскому, другие – Софронию Иерусалимскому; П. В. Никитин находит правдоподобным, что текст Миней и в этом случае, как в нескольких других, вернее сохранил первоначальный вид извода¹⁵. Далее относительно самого текста. Эмир нападает на город Аморий, но, ни осаждая город, ни прельщая искусительными речами, не может овладеть городом; настоящее чтение δελεαστικοῖς καταθωπεύων λόγοις добыто из красивого и энергичного перевода у Макария: «превабными словеси льстя»; Парижский кодекс 1534, изданный А. А. Васильевым, дает κατεθωπεύων, упомянутый Ватиканским κατεθώπευε (стр. 42–3). Только Макарьевская Минея и несколько ниже своим переводом «того предателя и второго Иуду вижу» подкрепляет правильное греческое чтение τοῦτον προδότην καὶ δεύτερον Ἰούδαν ὁρῶ, где Ватиканский искажает последнее слово в ὁρῶν, а Парижский даже в ὁρῶσι. В конце той же страницы издания Макарьевское «кто доволен споведати жалость» приводит к правильному греческому τίς ἱκανὸς διηγήσασθαι λύπην мимо ложных чтений Ватиканского διηγήσετε и Парижского διηγήσεται. На стр. 47 Макарьевскому переводу «и возвести им советником своим» обязан греческий текст правильным чтением καὶ δηλοῖ αὐτοῖς διὰ τοῦ συμβούλου αὐτοῦ вместо искаженного чтения Ватиканской рукописи συμβόλου. Кстати, по поводу слова σύμβουλος. На стр. 55 из Макарьевскаго перевода «добрии советницы благочестия» П. В. Никитин выводит для редакции, которой следовали Наши Минеи, слова καλοὶ σύμβουλοι τῆς εὐσεβείας. Быть может, на месте «советницы» надо читать «свещницы» и возводить последнее к греческому φωστῆρες, близкому и понятному искажению (если искажению) из принятого в издании μάρτυρες (часто обозначаемого рукописно в виде μάρτηρες). Дальше, на стр. 49 Макарьевское «твердый по истине камык» подсказывает правильное греческое ἡ κραταιὰ ὡς ἀληθῶς (τῆς πίστεως πέτρᾳ вместо бессмысленного πείρα в Ватиканской рукописи сказания. Стр. 50 τοιαῦτα δὲ ἐβόα ὁ διὰ πρόσκαιρον ἁμαρτίας ἀπόλαυσιν τῆς μακαρίας ζωῆς ἀποτυχών последняя вторая половина излюбленной в данном роде литературы антитезы сохранена только Макарьевским переводом: «блаженныя жизни лишився». Стр. 53 Макарьевское «честныя ладиа» подтверждает чтение другого Парижского кодекса 1476 ἔντιμα ἀκάτια против искажений Ватиканской рукописи ἔντιμα ἀβλαβῆ и Парижской 1534 ἀκτίνες ἔντιμοι. В заключительной молитве только Макарьевский перевод: «ему же слава и держава с Отцом и с Святым Духом», да еще перевод Супрасльской Минеи охраняют первоначальные слова греческого подлинника σὺν πατρὶ καὶ σὺν ἁγίῳ πνεύματι (стр. 56–7).

Последний приведенный пример указывает расширение круга источников для установления греческого текста жития еще одним славянским памятником, именно Супрасльской Минеею. В. Г. Васильевский считал последнюю другим переводом с той же редакции, как и Великие Минеи митр. Макария (стр. 91. 94); П. В. Никитин предпочитает думать, что два славянских перевода жития имеют каждый свой особый греческий оригинал, и перевод Супрасльской Минеи представляет сокращенный извод редакции, которой держались Минеи Макарьевские (стр. 184–5). Во всяком случае чтения того и другого славянского перевода изучаются и приводятся в издании параллельно, так что Макарьевские Минеи открываются не только со стороны своей греческой основы, но и в своей славянской обстановке, о чем нам приходилось раньше замечать, по поводу чуда св. Димитрия.

Как мы видели из сейчас приведенного примера молитвенной формулы, заключающей сказание, Супрасльский и Макарьевский переводы встречаются между собою в некоторых верных чтениях, которых не сохранили греческие представители редакции. Попадаются однако и другие случаи, когда согласие двух славянских переводов не заставляет издателей предпочесть их чтение – согласному чтению греческих рукописей. Например, стр. 40–1 у Макария читается: «кто не чюдится скорозовному сему и верному яве просветлению» в согласии с Супрасльским переводом и вопреки греческим рукописным чтениям τίς οὐ θαυμάσει τὸ ὀξύρροπον τούτων καὶ τῆς πίστεως δαφῶς τὸ κατηγλαισμένον.

Но даже и там, где славянский перевод противоречит принятому за правильное греческому чтению, издателю приходится местами вносить оговорку, что за то славянский перевод ближе отображает тот святоотеческий подлинник, который лежит в основе, образует, так сказать, подпочву данного агиографического места и выражения. Например, стр. 52, 4 ὁ καὶ τῆς οὐρανίου ζωῆς διαμαρτήσας καὶ μηδὲ ταύτην ἀπολαύσας подчеркнутое слово получено из согласия Ватиканской и Парижской рукописей. Но Макарьевский перевод гласит: «иже и вечныя жизни погрешив и сея не восприим» и, стало быть, предполагает в своем греческом подлиннике эпитет αἰωνίου. Святоотеческий подлинник данной агиографической фразы, слово св. Василия Великого о сорока мучениках, оправдывает скорее чтение Макарьевских Миней, потому что великий духовный оратор говорит καὶ τῆς αἰωνίου ζωῆς διιήμαρτε καὶ οὐδὲ ταύτης ἀπήλαυσεν (стр. 222). Или на стр. 52, 11 греческие рукописи дают греческому тексту чтение διὸ καὶ ὁμοτίμων τῶν στεφάνων ἠξιώθησαν, вместо чего Макарьевский перевод имеет: «тем же и равночестном венцем славы сподобился». Опять близкий святоотечесий подлинник агиографа в этом месте, то же слово св. Василия Великого, говорит за Макарьевское распространение текста, потому что отец церкви сказал διὸ καὶ ὁμοτίμων τῶν στεφάνων τῆς δόξης κατηξιώθησαν (стр. 223). Широкий историко-филологический комментарий академика Никитина содержит немало таких метких наблюдений и столько же оправданий ясности и точности, изяществу и красоте Макарьевскаго перевода, построенного на знакомстве не только с ближайшим, агиографическим, но и с отдаленным, святоотеческим подлинником.

5. Раз заинтересовавшись Супрасльской Минеей, покойный Васильевский в последние годы жизни распространил исследование важного славянского памятника и на другие жития, в нем заключающийся. Точнее говоря, по характеристике, данной П. В. Никитиным, «зоркая, всеобъемлющая любознательность покойного исследователя была направлена к сказаниям об Аморейских мучениках вопросом о Супрасльской минее, а к последнему была приведена вопросом о составе Метафрастовских Миней»¹⁶. А мы видели выше на отдельных примерах, как смежны и соприкасаются между собою эти значительные историко-агиографические вопросы. Таким образом знаменитый византинист продолжил и расширил исследование об источниках Супрасльской Минеи, начатое Р. Абихтом в Архиве для славянской филологии¹⁷. Исследование В. Г. Васильевского вошло в отрывке и черновом виде в состав издания сказаний о мучениках Аморейских (стр. 91–113). И у Абихта, и у Васильевского агиографическое содержание славянского памятника изучается как на основе его греческого подлинника, так и в его славянской обстановке, то есть параллельно с Минеями митрополита Макария.

Так под 4 марта Супрасльская рукопись содержит мучение св. Павла и Иулианы в Птолемаиде финикийской, но с утраченным началом, вследствие потери нескольких листов текста. Начало Макарьевскаго текста совпадает с печатным латинским текстом patrol, gr. 115, 575, и с рукописью Парижской национальной библиотеки X века; хронология рукописи дополнена Васильевским, стр. 97 по сравнению с Abicht, Arch. 18, 141. Васильевский же дополняет, что конец статьи в Парижской рукописи совпадает с заключением Супрасльскаго текста. Для параллельной рецензии Abicht ibd. называет № 184 Московской Синодальной библиотеки с начальными словами, а Васильевский № 376 (Владим.) той же библиотеки без обозначения начальных слов, не приводимых в каталоге архимандрита Владимира. Abicht, Arch. XVI, 142, дополняет еще указание, что тот же текст, как у Макария, повторяется в Малых Минеях св. Димитрия Ростовского с пояснением: от Метафраста и Четьий.

Или под пятым марта мучение св. Василиска, судя по началу, сходно у Макария (в то время царствовавшю Максимианоу) и в Супрасльской рукописи (в то время цесарьствовавшему Максимианоу). Старый латинский перевод AA. SS. Mart. I, 236 Васильевский считает первоначальною редакцией (стр. 92). Таким образом, если верно заключение Васильевского, латинский перевод также иногда сохраняет древнейшую редакцию, как и некоторые славянские переводы. Расходится русский византинист с Абихтом в оценке близости латинского со славянским текстом. Абихт Arch. 15, 327 высказывается, что латинский текст, несмотря на многочисленные уклонения, почти дословно совпадает со славянским. Васильевский более осторожно отмечает, что начало латинского текста, хоть и сходно, но не тождественно с Супрасльским, что личный элемент латинского писателя Евсигния, якобы современника Василиску, в Супрасльском тексте сглажен. Хронология Мюнхенского греческого списка 366, IX–X века, поставлена только Васильевским. К его указанию, что в Мюнхенском списке память св. Василиска поставлена под 22 мая, ср. Abichi, Arch. 15, 828: 22 мая и у МогсеШ, Calend. eccl. Constant. Abicht-же, Arch. 18, 141 сверх Мюнхенского отмечает еще два Московских греческих списка: Синод, библ. 163. Синод, библ. 184.

***

Приведенные отрывочные замечания имеют целью напомнить, как важно продолжить исследование Макарьевских Миней 1) на основе рукописного предания, 2) при сопоставлении с греческими агиографическими и святоотеческими источниками, которые не раз исправляются и дополняются русскими Минеями, 3) в связи со старыми латинскими переводами, иногда подобно славянским передачам охраняющими древнейшие редакции, наконец 4) и в родной славянской обстановке, то есть параллельно и с Супрасльской Минеей, и с позднейшими русскими минеями св. Димитрия Ростовского. Особенно поучительно сравнительное изучение текстов для таких житий, которые представлены и в греческих, и в латинских, и в славянских обработках. При этом по вопросу о соотношении между греческими, славянскими и латинскими житийными текстами полезно напомнить справедливое замечание исследователя¹⁸, что частое появление латинских слов в греческом и от него в славянском текст еще не дает права заключать о первоначальности латинской редакции. Напротив, именно легкое усвоение чужих, в частности латинских слов составляет одну из характерных особенностей и приметъ греческой народной речи. Особенно выражения из римского солдатского языка, напримѣръ στράτα вместо ὁδός в чудесах св. Мины и житии св. Аверкия, объясняются легко участием, которое принимали воины римской армии, при их подвижности и быстрых переходах из страны в страну, в распространении новой великой веры. Роль римских солдат можно сравнить в этом отношении с ролью торговцев, например, в иудейской религиозной пропаганде первых веков христианства: Иосиф Флавий (Ant. 20, 2) рассказывает об обращении в иудейство адиабенскаго царского дома иудеем-торговцем; автор Homilia Clementis (V, 28) принял иудейство под влиянием торговца же иудея¹⁹. Потому римские, военные термины встречаются не только в греческих, и от них славянских, но и в сирийских текстах (dux и пр.). Безошибочно можно заключать по формам, принимаемым, к примеру, греческими словами в славянской передаче, о времени греческого подлинника: так Супрасльское «катапефазма» в беседе Епифания Кипрского восходит к позднее-греческому καταπέθαζμα и ведет к заключению о соответствующем происхождении греческой рукописи, откуда сделан перевод²⁰.

И кому же всего ближе надлежало бы заняться такой сравнительно – агиографической работой, сулящей серьезные открытия греческой и славянской агиографии (например, определение древнейших, до-Метафрастовских житий), как не представителям русской богословской и филологической науки?