Глава девятая. Б) Наедине с учениками – в странах языческих и при Кесарии Филипповой

За кого вы почитаете Меня.

Сына человеческого?

Ты Христос, Сын Бога живого.

Мф. 12:13‒16.

Начавшийся днем притчей, третий период деятельности Господа Иисуса Христа – время ожесточения иудеев, время суда над ними, пришествия Сына человеческого – продолжался до дня смерти Христа. Нового периода в Его жизни не было, характер Его дела не изменился до последнего дня Его жизни, так что по вопросу о пределах времени пришествия Сына человеческого для евангельской науки важно собственно установить terminus а quo, время с которого началось пришествие Сына человеческого, а не terminus ad quem, время, которым оно закончилось: начавшись в определенном пункте, оно продолжалось до последнего дня Его жизни. Пришествие Сына человеческого даже не закончилось последним днем земной жизни Христа: оно имеет эсхатологический характер, о чем речь будет ниже. Однако начавшийся днем притчей и продолжавшийся до смерти Христа, последний период Его жизни имеет некоторые ступени, разбивающие его на три отдела: первый уже рассмотренный нами отдел продолжался от дня притчей до удаления Христа в страны языческие, второй отдел обнимает время от удаления Христа в страны языческие до преображения Его на горе и последний отдел составляется последним пришествием Его в Иерусалим и крестными страданиями. Уединение Христа в пределах Тира и Сидона и в окрестностях Кесарии Филипповой было посвящено Им почти исключительно Своим ближайшим ученикам, теснейшему общению с ними, воспитанию их: это уединение Господа Иисуса с учениками и составляет как бы перерыв в Его позднейших отношениях к иудейскому народу, отодвинувший события последнего пребывания в Иерусалиме от капернаумской беседы и «тайного» пребывания в Иерусалиме на праздниках поставления кущей и обновления. Потому голгофские страдания не последовали сряду за праздниками кущей и обновления, что нужно было приготовить к Голгофе учеников, как был приготовлен к ней по-своему иудейский народ. Мы теперь рассмотрим это уединение Христа с Своими учениками, – рассмотрим, о чем Он беседовал с ними, чему учил их, но предварительно бросим взгляд на учение и дела Христа за это время в Его отношении вообще к народу, так как общие отношения к народу давали фон Его особенным отношениям к Своим ученикам.

За время, о котором мы теперь говорим, Господь Иисус искал уединения с Своими учениками и не хотел, чтобы кто знал о Его местопребывании (Мк. 7:24; 9:30), но народные толпы находили Его то там, то здесь, и окружали Его, и Он продолжал учить их и делать дела для них. В этом отношении евангельская история представляет богатый материал для изучения психологии толпы. Подобно как человек может скрыть до времени в глубине своего сердца сильное впечатление и даже решение, так и народная толпа на другой день после сильнейшего возбуждения и определенного решения действует по-видимому спокойно, пока наконец затаившееся возбуждение не разрешится неистовым взрывом. Народная буря, водрузившая голгофский крест, началась в Капернауме и на праздниках кущей и обновления, но в этот промежуток в народе наступило как бы затишье и народные толпы снова и снова собираются вокруг Господа Иисуса. Как же Он учил их в это время и как делал?

После того как в Капернауме многие из учеников Господа Иисуса Христа отошли от Него, и уже не ходили, с Ним, а в Иерусалиме, иудеи неоднократно пытались схватить Его, Он с поразительною ясностью стал учить народ о Себе. Его речи становились необычайно жесткими. Он выступал пред слушателями в величии поистине божественном. Он в Себе указывал народу Спасителя. Он во имя Свое требовал полного самоотречения. «Если, говорил Он всему множеству народа, кто приходит ко Мне, и не возненавидит Отца своего, и матери, и жены, и детей, и братьев, и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником. И кто не несет креста своего, и идет за Мною, не может быть Моим учеником. Ибо кто из вас, желая построить башню, не сядет прежде, и не вычислит издержек, имеет ли он, что нужно для совершения ее, дабы, когда положит основание, и не возможет совершить, все видящие не стали смеяться над ним, говоря: этот человек начал строить, я не мог окончить? Или, какой царь, идя на войну против другого царя, не сядет и не посоветуется прежде, силен ли он с десятью тысячами противостать идущему на него с двадцатью тысячами? Иначе, пока тот еще далеко, он пошлет к нему посольство просить о мире. Так всякий из вас, кто не отрешится от всего, что имеет, не может быть Моим учеником. Соль добрая вещь; но если соль потеряет силу, чем исправить ее? Ни в землю, ни в навоз не годится; вон выбрасывают ее. Кто имеет уши слышать, да слышит»! (Лк. 14:25‒35 ср. 9:23‒26 пар.). И прежде Он говорил подобное, но только одним Своим ученикам и то в пророческом предуказании грядущих гонений (Мф. X), а теперь требование полного самоотречения во имя Свое Он обращал ко всему народу. Чтобы представить себе всю силу этих речей Господа, нужно помнить, что на Нем в глазах народа тяготело обвинение в одержании злыми духами, что за веру в Него угрожало отлучение от синагоги, что Он отверг самые дорогие мессианские ожидания народа. Все было против Него; на Его стороне была одна только правда, божественная правда, доступная лишь духовным очам чистого сердца. При таких условиях Его речи представляли величайший соблазн для народа. Но евангельская история определялась тем законом, что истинная вера свободна от всех земных привязанностей, что божественная жизнь открывается человеку вопреки его пристрастиям, что ее откровение требует полной духовной свободы. Что именно в такой связи мыслей нужно представлять требование со стороны Господа Иисуса самоотречения во имя Его, это видно из тех, сообщаемых у евангелиста Луки (9:57‒62; Мф. 8:19‒22), случаев, когда это требование было обращаемо к отдельным лицам. Случилось, что, когда Господь Иисус был с Своими учениками в пути, некто сказал Ему: Господи! я пойду за Тобою, куда бы Ты ни пошел. Иисус сказал ему: «лисицы имеют норы, и птицы небесные гнезда; а Сын человеческий не имеет, где приклонить голову». Был ли это путь в языческие страны, о котором не знает евангелие Луки, куда Господь» удалялся из Своей страны, не принятый Своими ни в Галилее, ни в Иудее, хотя был послан именно к погибшим овцами дома Израилева, или это был путь в Иерусалим на последние страдания и смерть от старейшин, первосвященников и книжников – руководителей дома Израилева, одинаково и в том и в другом случае Христос Иисус не имел, где приклонить голову. Следовать за Ним значило обречь себя на всевозможные лишения и быть готовым на всякие страдания. Его ученику, действительно, нужно было сесть и вычислить, достаточно ли он имеет сил идти за Ним. Его последователю нужно было отречься во имя Его от всяких земных привязанностей. В то же время Он сказал другому: «следуй за Мною». Тот сказал: Господи! позволь мне прежде пойти, и похоронить отца моего. Но Иисус сказал ему: «предоставь мертвым погребать своих мертвецов; а ты иди, благовествуй царствие Божие». Еще другой сказал: «я пойду за Тобою, Господи! но прежде позволь мне проститься с домашними моими». Но Иисус сказал ему: «никто, возложивший руку свою на плуг, и озирающийся назад, не благонадежен для царствия Божия». Однажды Господь Иисус посетил столь известный в евангельской истории дом Марфы. Ея сестра Мария села у ног Иисуса и слушала слово Его, и Марфа, заботившаяся о большем угощении, жаловалась Ему, что сестра не помогает ей. Он ответил ей: «Марфа, Марфа! ты заботишься и суетишься о многом; а одно только нужно. Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у нее»...

К этому личному самооткровению Христа Иисуса примыкала проповедь полной духовности царства Божия, его безусловной универсальности, его несовместимости с земными интересами и национальною ограниченностью. «Кто хочет, говорил Он всем, душу свою сберечь, тот потеряет ее; а кто потеряет душу свою ради Меня, тот сбережет ее. Ибо что пользы человеку – приобрести весь мир, а себя самого погубить, или повредить себе»? (Лк. 9:24‒25). Он говорил о безумии любостяжания (Лк.12:20), требовал свободы от материальных забот и духовной бодрственности (Лк. 12), призывал учеников Своих приобретать себе «богатством неправедным», т. е, добрым употреблением богатства, царство Божие (Лк.16), предрекал погибель всем, не идущим тесными вратами (Лк.13:1‒9; 22‒30), научал даже отсекать руку и вырывать глаз, если от них происходит соблазн (Мф. 18:8‒9). В связи с этим учением о духовности царства Божия Он предостерегал Своих учеников от закваски фарисеев и книжников, которая есть лицемерие, обличал их самоправедность, бичевал их самодовольство (Лк. 12:1; 16:14‒15; 15). В этом пункте Его речи были продолжением того ожесточения иудеев, которое началось прежде, – отвержения их национальной замкнутости. Этими речами отвержению иудеев придавалось универсально-этическое основание, узкие границы их обрядоверия разрывались во имя нравственной свободы духа. В этом же пункте Его учение было переходом к тому последнему акту отвержения иудеев в последние Его дни, когда Он сказал им: «се, оставляется вам дом ваш пуст» (Мф. 23:38).

Из действий Господа Иисуса, в которых проявлялось Его учение в существенном содержании, за рассматриваемое время составляло предмет пререканий с Ним иудеев несоблюдение в обществе Его учеников преданий старцев, которых держались фарисеи и все иудеи. Так, иерусалимские фарисеи и книжники укоряли учеников Его за то, что они ели хлеб нечистыми, т. е. неумытыми руками. Тогда Господь стал порицать их за то, что они, соблюдая предания старцев, только на словах чтили Бога, сердцем же были далеки от Него, – устраняли своим преданием слово Божие. Затем в слух всего народа Он учил, что ничто, входящее в человека извне, не может осквернить его, а фарисеев и книжников назвал слепыми вождями слепых.

Характеру учения Господа Христа соответствовал образ Его чудес. Сосредоточив Свое учение на Своем лице, открывая Себя народу с той стороны, с которой Его самооткровение представляло наиболее соблазна для любостяжания и гордости, Он и дела Свои, в отличие от прежнего времени, теперь выставлял во свете Своего исключительного значения для открывшегося в них царства Божия. Прежде чрез Него совершались массовые чудеса, поразительные по своей многочисленности; они совершались при наличности веры по одному Его слову или даже без Его сведения и соизволения чрез одно прикосновение к Нему, – из Него исходила сила и народ искал прикоснуться к Нему; исцеления совершались даже на расстоянии. Это была сила, в которой открывалось царство Божие, и Его лицо как бы отступало на задний план. Теперь же Он массовых исцелений почти не совершает¹¹⁹, а немногочисленные чудеса совершает хотя по вере, как и прежде, хотя более, чем прежде, в стороне от народа, не на виду у него, что впрочем было более Его желанием, чем действительным обстоятельством, однако так, что чудеса совершались скорее Им, чем чрез Него. Ряд таких чудес начался исцелением бесноватой дочери хананеянки в пределах тирских и сидонских. Здесь Он хотел быть в неизвестности, но не мог. Одна женщина хананеянка, вышедши из тех мест, шла за Ним и кричала Ему: «помилуй меня, Господь, сын Давидов! дочь моя жестоко беснуется». Но Он не отвечал ей ни слова. Это был образ действий Христа Иисуса, чуждый прежнему времени. Апостолы должны были видеть в этом медлении Господа нечто новое, необычное. И они, приступивши к Нему, просили Его: «отпусти ее, потому что кричит за нами». В ответ Он указал на Себя, на Свое посольство только к погибшим овцам дома Израилева.

Исцеления совершались Им, а Он творил лишь то, на что был послан: «не хорошо взять хлеб у детей и бросить псам». Это было трудным испытанием для веры женщины, но ее великая вера вынесла испытание, она смиренно приняла сравнение с псами, которые едят крохи, падающие со стола господ их, и тогда Господь за это ее смирение и веру исцелил дочь ее.

Из стран тирских и сидонских Иисус пошел к Галилейскому морю чрез пределы десятиградия. Здесь привели к Нему глухого косноязычного, и просили Его возложить на него руки. И снова Он совершает чудо с тем же медлением. Он отводит больного в сторону от народа, влагает персты Свои в уши ему, и, плюнув, касается языка его; затем воззрев на небо, вздыхает и говорит ему: еффафа, т. е. отверзись, и тогда тотчас отверзся у него слух и разрешились узы его языка, и он стал говорить чисто. И повелел ему Господь не сказывать никому.

Еще¹²⁰ яснее те же приемы выступают в исцелении слепого в Вифсаиде. Оно совершалось постепенно, так что больной должен был чувствовать всю зависимость исцеления от силы чудотворца. Взяв слепого за руку, Господь Иисус вывел его вон из селения и, плюнув ему на глаза, возложил на него руки и спросил его: видит ли что? Тот, взглянув, сказал: «вижу проходящих людей, как деревья». Потом опять возложил руки на глаза ему и велел ему взглянуть. И больной исцелел, и стал видеть все ясно. Тогда Господь отослал его домой, запретив рассказывать об исцелении.

Вскоре после того Господь исцелил глухонемого лунатика у подошвы горы преображения. Когда Он с Петром, Иаковом и Иоанном был на горе, к ученикам Его, остававшимся с народом у горы, один из народа привел своего сына, больного лунатика глухонемого. И ученики не могли исцелить его. Читатель, вникающий в евангельскую историю, не может обойти вниманием этого примечательного события: апостолы, которым была дана власть над нечистыми духами, чтобы изгонять их, и врачевать всякую болезнь и всякую немощь, в этом случае не могли исцелить больного! Конечно, ближайшая причина этой немощи апостолов была в неверии, как их собственном, так и тех, которые просили об исцелении больного. Но ведь они и раньше и позднее веровали: почему же теперь иссякла их вера? Да и как мало нужно было иметь им веры: с зерно горчичное! Самому Господу Иисусу отец больного исповедался так: «верую, Господи! помоги моему неверию». Это была не столько вера, сколько жажда веры, – и Господь внял его слезам. Ужели апостолы не имели столько веры? Очевидно, маловерие апостолов, в других случаях достаточное для исцеления больных по милости Господа, теперь было причиною их немощи потому, что оно было наказано от Господа бессилием, бесплодностью. Наказано же маловерие апостолов было в высших провиденциальных целях: их бессилие открыло силу Иисуса. Немощь апостолов доставила книжникам кратковременное торжество и они вступили с учениками в спор, которому народ внимал с напряжением. Когда Иисус Христос показался с горы, народ в возбуждении приветствовал Его. И Он, узнав о причине спора книжников с учениками, велел привести к Себе больного и сказал ему со властью: «дух немой и глухой! Я повелеваю тебе, выйди: из него, и впредь не входи в него». И больной исцелился в тот час.

В евангелии Луки повествуется, что Христос, идя в Иерусалим и проходя между Самариею и Галилеею, исцелил около одного селения десять прокаженных. Когда они просили Его об исцелении, Он сказал им: пойдите, покажитесь священникам. И когда они шли, очистились. Тогда один из них возвратился и благодарил Господа Иисуса, и это был самарянин, а остальные девять, конечно, иудеи оказались неблагодарными. Поэтому, вероятно, исцеление десяти прокаженных и занесено на страницы евангельской истории. В этой же черте события мы видим единственное указание на его историческую связь. Хотя в евангелии ничего особенного не сообщается об акте исцеления, но следует предполагать, что оно было совершено так, что исцеленные могли иметь вполне определенное побуждение благодарить чудотворца¹²¹.

Следующими чудесами Господа были исцеление слепого (по евангелию Матфея – двух слепцов) близ Иерихона и воскрешение Лазаря. И снова мы встречаем здесь ту особенность, которая свойственна Его чудесам за рассматриваемое время. Проходя по пути в Иерусалим чрез Иерихон; Господь Иисус был окружен множеством народа; услышав, что Он идет, слепой начал кричать и говорить: «Иисус, сын Давидов! помилуй меня». Вероятно, он долго кричал; многие заставляли его молчать, но он еще более стал кричать те же слова. Тогда только Иисус остановился, велел позвать слепого и выразительно спросил его: «чего ты хочешь от Меня»? Затем, видя веру его, исцелил его.

В воскрешении Лазаря медлительность Господа Иисуса обнаружилась наиболее заметно. О болезни его Иисус был уведомлен сестрами его, находясь в Перее. Услышав, Он сказал: «эта болезнь не к смерти, но к славе Божией, да прославится чрез нее Сын Божий». И хотя Он любил Лазаря и его сестер, однако, услышав о его болезни, пробыл два дня на том самом месте, где находился. Только тогда, когда Лазарь уже умер, Он, сказав Своим ученикам: «радуюсь за вас, что Меня не было там, дабы вы уверовали», пошел к нему в Вифанию, так что, пришедши, нашел, что он уже четыре дня во гробе. Обе сестры Марфа и Мария, при встрече с Господом Иисусом, сказали Ему одно и то же слово: «Господи! если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой». Но Он отвечал: «Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет». Затем Он подошел ко гробу, велел отнять камень от пещеры, где лежал умерший, возвел очи к небу и сказал: «Отче! благодарю Тебя, что Ты услышал Меня. Я и знал, что Ты всегда услышишь Меня; но сказал сие для народа, здесь стоящего, чтобы поверили, что Ты послал Меня». Тогда Он громким голосом воззвал: «Лазарь! иди вон», – и вышел умерший.

В этом евангельском повествовании каждое слово свидетельствует об указанной особенности чудес Иисуса Христа. В этой особенности не сущность чудотворной силы Христа открывается, но она имеет историческое значение. С какою быстротой Господь воскресил сына вдовы наинской: едва завидев ее плачущую, Он уже подошел к одру, чтобы возвратить ей сына! И дочь Иаира Он воскресил, едва она умерла; даже, как бы умаляя чудо, Он говорил плакавшим: «она не умерла, но спит», и позволил присутствовать при воскрешении, кроме Петра, Иакова и Иоанна, только родителям. А чудо воскрешения Лазаря было совершено так, чтобы прославился чрез него Сын Божий. Объяснение этой исторической особенности в том, что теперь Иисуса окружала ненависть Его врагов, что теперь Его слава усиливала их озлобление и вела Его к Голгофе. Воскрешение Лазаря послужило к славе Бога потому что Иисус прославил Его смертью. Внешняя «слава» чуда воскрешения Лазаря имела такое же историческое значение, как и нарушение субботы чудесами исцеления расслабленного при Вифезде и слепорожденного (Ин. 11:4 ср. с Ин.9:3). Историческую обстановку воскрешения Лазаря составляло то, что теперь ненависть врагов Иисуса настолько созрела, что уже не нарушение субботы, а самая внешняя слава Его усиливала их озлобление. Эта внешняя слава чудес Христа имела то же историческое значение, что и Его самооткровение в требовании от слушателей самоотречения во имя Его. Этот разум евангельской истории ясно выражен в писаниях богопросвещенных отцов церкви. Так св. Иоанн Златоустый пишет: «много чудес сотворил (Христос), но ни одно из них до такой степени не ожесточило иудеев – ни чудо над расслабленным, ни чудо над слепым, как чудо над Лазарем»¹²². Вот почему теперь самая торжественность, с которою было совершено воскрешение Лазаря, усиливала только указанное историческое значение чуда. Оно было совершено на глазах многих иудеев, пришедших к Марфе и Марии утешить их в печали о брате их, так как Вифания, селение, где жили Мария и Марфа, была близ Иерусалима. В этом последнем отношении чудо исцеления иерихонского слепого и чудо воскрешения Лазаря отличались не только от чуда воскрешения дочери Иаира и вообще чудес того времена, но и от чудес только что перечисленных, принадлежа уже к третьему отделу последнего периода жизни Христа, когда Иисус оставил Свое уединение с учениками.

Выставляя Свои чудеса во свете Своего исключительного значения для откровения царства Божия, Господь Иисус Христос тем самым связывал их с тем самоотречением, которого Он требовал во имя Свое. В этой связи прежде всего выражалась та мысль, что пользование Его чудесами обязывает к самоотречению во имя Его. Этим дело откровения царства Божия, с одной стороны, ставилось на субъективную почву силы Христа, но с другой стороны в лице Его было дано основание для универсальной духовности, чуждой материальной ограниченности. Иудеи должны были во всем этом видеть продолжение того отвержения их национальных мессианских чаяний, которое было начато Христом раньше, при чем теперь деятельностью Христа выразительно указывался иудеям их судья в Его лице. Но в той же самой деятельности Его было много поучительного для Его апостолов, которым главным образом и было посвящено Его внимание за это время. В отличие от народа, ученики могли видеть в медлительности Его чудотворений не только особое значение Его лица для открывшегося царства Божия, но также Его уничижение. Это уничижение они сами испытали, когда не могли исцелить лунатика под горою преображения. Во свете этой собственной немощи для них и вообще медлительность чудотворений Христа могла представляться в качестве свидетельства как бы ослабевших обнаружений Его чудотворной силы¹²³. По крайней мере, когда они говорили Господу о хананеянке: «отпусти ее, потому что кричит за нами», – в их словах слышится как бы замешательство. Впрочем позднейшие из упомянутых чудес Господа в своей торжественности, с которою были совершены, были несомненными явлениями славы Господа Иисуса.

Оставленный многими учениками в Галилее и оставив иерусалимских иудеев в крайнем озлоблении, Господь Иисус, ища уединения с Своими ближайшими учениками, отправился с ними в пределы Тира и Сидона, где исцелил дочь хананеянки, затем, вероятно по северной границе Галилеи, перешел в пределы десятиградия, где исцелил глухого косноязычного; потом, по кратковременном пребывании на западном берегу озера, Он пошел в селения Кесарии Филипповой, исцелив по пути в Вифсаиде (Юлииной) слепого. Не доходя до Кесарии, Господь Иисус имел беседу с Своими учениками. Легко понять, что все время уединения Христа с учениками было приготовлением к этой беседе. Господь спросил Своих учеников: «за кого люди почитают Меня, Сына человеческого»? Они сказали: «одни за Иоанна Крестителя, другие за Илию, а иные за Иеремию, или за одного из пророков». Он снова спросил их: «а вы за кого почитаете Меня»? Петр ответил: «Ты Христос, Сын Бога Живаго».

Исповедание Петра составляет один из немногих решительных моментов евангельской истории, – тех моментов, в которые решался вопрос о судьбе сынов человеческих и судьбе Сына человеческого, в которые решение этого вопроса, по-видимому, ставилось в зависимость от человеческой воли, при воспоминании о которых ум наш, представляя возможность иного решения, запутывается в безвыходные затруднения.

Какой смысл имел вопрос Христа и какое значение нужно признать за исповеданием Петра? Некоторые богословы полагают, что в то время апостолы устами Петра впервые признали Иисуса Христом, Сыном Божиим¹²⁴. Это мнение противоречит не только отдельным фактам евангельской истории, но и всему ее планомерному течению. Ученики уже на браке в Кане Галилейской видели славу Христа и уверовали; уже за первое пребывание Иисуса в Иерусалиме, в начале общественного служения Его, многие, видя чудеса Его, уверовали в Него. Проявления такой веры потом повторялись неоднократно. В народе она достигла своего высшего напряжения в то время, когда хотели прийти, нечаянно взять Его и сделать царем. И эти факты имеют не случайное значение; но по существу исходный пункт евангельской истории составляет вера в чудеса. Эта вера в чудеса составляет именно начало, а не конец; она есть зародыш, который имеет необходимое развитие; она неизбежно должна переродиться или в ненависть к чудотворцу во имя земных интересов, самолюбия и самоправедности, или же в духовную веру, соединенную с самоотречением и любовью к божественным невидимым благам. В этих пунктах было дано и первоначальное совпадение и последующее разделение веры народной и веры учеников.

Вот почему ближайшие ученики Христа, предназначенные Им с самого начала Его деятельности к постоянному следованию за Ним, только с течением времени выделяются из народа в определенном количестве; еще позднее учение Христа по отношению к ним становится иным, чем учение обращенное к народу; еще позднее, и Христос уединяется с Своими учениками на продолжительное время. Заслуживает особенного внимания то обстоятельство, что ученики не были отделены от народа с самого начала, но они были частью народа своего, были от его плоти, от его костей; их вера по своему началу была та же самая народная вера, их позднейшая вера была перерождением той самой начальной веры, которая в народе выродилась в ненависть, их вера осмысливалась противоположением народному неверию, как в свою очередь и народное неверие получало свое полное историческое значение от противоположения их вере.

Народная вера, достигнув высшего напряжения, перешла в озлобление к чудотворцу: Он был отвержен теми, к которым пришел как к Своим. Он теперь не имел, где главу приклонить; Он усиленно предрекал Своим последователям крест; самые чудеса Он совершал теперь с медлением, как бы с усилием. При таких условиях Его вопрос к ученикам имел не тот смысл, стали ли они наконец считать Его за Мессию, дошли ли они постепенно до веры в Него, но Он спрашивал их о том, сохранили ли они теперь ту веру в Него, которую имели прежде и для которой теперь было время искушения. Впоследствии Он говорил им: «вы пребыли со Мною в напастях Моих» (Лк. 22:28): это, конечно, было то время изгнания Его Своими, уединения Его с учениками в странах языческих. Оказалось, что апостолы в отличие от народа сохранили свою прежнюю веру в Него, пребыли с Ним в напастях. Из народа одни почитали Его за Иоанна Крестителя, воскресшего из мертвых (ср. Мф. 14:2 пар.), другие за Илию, Иеремию или за одного из пророков. Ученики могли бы припомнить о хуле иудеев, но они сказали только о лучшем, только о самых возвышенных из мнений народа. Поруганный страшною хулою иудеев, Иисус не был для народа Мессией, но Он все же был чудотворец, и вот этими мнениями и думали объяснить Его чудотворную силу (Мф. 14:2 нар.). В отличие от народного неверия и от этих народных мнений ученики Христа сохранили в Него свою прежнюю веру и в это время напастей. Но что значило сохранить на время искушений и уничижения веру, основанную на чудесах? Это значило иметь веру переродившуюся: сохранившаяся во дни напастей вера необходимо одухотворяется. В духовной жизни не может быть застоя: здесь каждое время есть или шаг назад, или шаг вперед, регресс или прогресс; кажущийся застой необходимо есть регресс, падение, а действительное сохранение прежнего есть его утверждение, усиление, прогресс. И прежняя вера апостолов, сохранившись во время искушения, достигла высшей ступени, одухотворилась. В то время как народ, же веря во внутреннее мессианское достоинство Иисуса, свои положительные отношения к Нему всецело определял верой в Его чудотворную силу, ученики Его, разделяя с Ним напасти и уничижение, потеряв ради Него все мирское (Мф. 19:27 пар.), перенеся на Него все свои надежды, силою любви к Нему уверовали в Его внутреннее (живое богосыновство: «Ты Христос, Сын Бога Живаго». Эта духовность и составляла новое в исповедании Петра в отличие от прежней веры учеников. Отделенные от народа Господом Иисусом, они теперь сами объединились от иудеев, последовав за Христом в область божественной духовности. Это была священная минута и Христос Иисус отметил ее святую торжественность. Он сказал Петру в ответ: «блажен ты, Симон, сын Ионин; потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, сущий на небесах. И Я говорю тебе: ты Петр, и на сем камне Я создам церковь Мою и врата ада не одолеют ее». Плотью и кровью руководились иудеи, жаждавшие чудес, требовавшие знамений с неба, привязанные всею душою к земле; апостолы же постигли во Христе то духовное небесное благо, которого не может открыть внешнее чудо, служа лишь его символом, постигли силою веры, действующей любовью, отречением от материальной привязанности к чуду. Тогда Иисус запретил ученикам Своим, чтобы никому не сказывали, что Он есть Христос, потому что то и составляло закон самооткровения Христа, что истина Его богосыновства не давалась людям во внешней готовой форме, что к ней человек должен прийти путем внутреннего подвига. Поэтому Сам Господь Иисус открывал ее иудейскому народу только в такой форме, которая испытывала иудеев и ожесточала их. Сообщенная во внешней готовой форме эта истина необходимо стала бы откровением внешнего мессианства. Вот почему Он и говорил иудеям: «никто не может прийти ко Мне, если не привлечет его Отец, пославший Меня» (Ин. 6:44).

Торжественность ответа Господа Иисуса на исповедание Петра достаточно свидетельствует о великом значении события при Кесарии Филипповой. Смертная страдания Господа Иисуса были, как сказано выше, спасительными для человека единственно потому, что это были страдания Сына Божия, что Он был распят врагами, как Сын Божий. Вот почему, как только в иудеях созрело решение убить Его за то, что Он назвал Себя Сыном Божиим, Он оставил иерусалимлян, как уже подготовленных к Голгофе. Но злоба распинателей к Сыну Божию, их неверие в Его богосыновство составляют в тайне Голгофы лишь одну тень, которая сама собою без света и цветов не образует картины. Их злоба к распятому Сыну Божию дополнялась и осмысливалась истинною верою учеников. Если для того, чтобы Сыну Божию верою вселиться в сердца людей (Еф. 3:17), нужно было Ему пострадать от злобы к Его богосыновству, то и обратно злоба распинателей была в историческом смысле действительною злобою к Сыну Божию только потому, что Распятого созерцали хотя бы немногие истинно верующие. Святотатство совершается только тогда, когда осквернение бывает по отношению к предмету заведомо священному, когда виновник знает, что он оскверняет чтимую святыню; но сверх того для наличности святотатственного осквернения нужно, чтобы оно совершалось на глазах чтущих святыню, для их ведома. И к Голгофе нужно было приготовить не только святотатственных иудеев, но и учеников, чтущих святыню богосыновства. Эта подготовленность учеников к Голгофе и обнаружилась при Кесарии Филипповой в исповедании устами Петра. Это исповедание впервые открыло человечеству красоту духовного блага, но вместе с тем оно было ясным признаком наступившего времени страданий Сына человеческого. Теперь к ним приготовлен не только иудейский народ своею злобою, но и ученики своею верою. И вот с того времени Иисус начал открыто говорить ученикам о Своих страданиях. Он стал учить их, что Ему должно идти в Иерусалим, и иного пострадать от старейшин, первосвященников и книжников, и быть убиту, и в третий день воскреснуть.

Но тогда открылось, что вера учеников, будучи истинною духовною верою, однако еще не овладела всею областью их душевной жизни, не приобрела в них всепобеждающей силы, – той силы, которую впоследствии дала им самая смерть Христа. Тот же апостол, который только что произнес великое исповедание веры, теперь начал прекословить своему Учителю; «будь милостив к Себе, Господи; да не будет этого с Тобою». В поруганном страшною хулою, изгнанном и не имеющем, где приклонить голову, Сыне человеческом он познал Сына Божия. Но ужели уничижение еще не окончено? Ужели оно дойдет до смертных страданий? Ученики достигли до высокой веры в богосыновство страдающего и уничиженного Сына человеческого, но эта вера еще оставляла в них место вполне человеческой мысли, что страдания и уничижение служат лишь переходом к внешней славе, лишь приготовлением к ней. Так учил Ветхий Завет. В его письменности многоразлично и ясно выражена мысль, что Бог не с гордыми и самодовольными, а с страдающими и уничиженными, но последние призывались только к внешнему упованию и утешались надеждою, что благоденствие нечестивых и страдание праведников временны, что Бог услышит стоны праведника и даст ему благоденствие, как дал праведному Иову. Так и апостолы ждали внешней славы Христа. Они примирились с Его уничижением и страданиями, которые совершенно не совмещались с иудейскими представлениями о Мессии, но они еще по-человечески думали, что за страданиями Мессии последует Его внешняя слава. Они надеялись, что не только таков будет «исход» Мессии, но что Он увенчает славою и судьбу всех праведников. По крайней мере для себя они ждали участия во внешней славе Христа, награды за свое самоотречение (Мф. 19:27 пар.). И вот они слышат, что их Христа ожидает позорная смерть, с которою рушится вся их надежда на внешнюю славу. Правда, Господь говорил им не только о Своей смерти, но и о воскресении. Но что такое воскресение? Иудеи имели определенное понятие о воскресении: с ним они соединяли яркое представление о внешней славе, полном благоденствии и даже свободе от телесной ограниченности и обладании чудотворною силою. Не веря во Христа Иисуса, они для объяснения Его чудес делали самое понятное для них предположение, что Он есть воскресший или Иоанн Креститель, или один из древних пророков (Мф. 14:2 пар. Лк. 9:19 пар.). Об Иоанне Крестителе было известно, что он при жизни не творил чудес (Ин. 10:41): в воскресении же он мог, по народному представлению, получить такую силу. Но о таком ли чувственном воскресении говорил Господь Иисус? Очевидно, нет. Воскресение с предшествующим крестным уничижением, предполагающим крушение всяких земных надежд, давало мыслям учеников другое направление, далекое от народных представлений о воскресении. Впрочем в отношении апостолов к учению Христа о воскресении замечается постепенность: при Кесарии Филипповой их внимание было поглощено мыслью о страданиях Господа Иисуса и оно как бы не остановилось на воскресении. Немного позднее, когда Господь запретил им разглашать о видении на горе преображения, «доколе Сын человеческий не воскреснет из мертвых», они удержали, это слово и спрашивали друг друга, что значит воскреснуть из мертвых. Делом учения и жизни Христа до самой смерти было воспитание учеников в правильных понятиях о духовном воскресении, – о смерти и воскресении: к этому направлялись Его позднейшие беседы с учениками, в этом было значение для них Его смерти.

Вера в уничиженного Сына Божия и внешние мессианские ожидания были соотносительными душевными силами: крепость и рост одной истощали другую. И Господь Иисус отверг прекословие Петра с той же силою, с какою ублажил его веру. И как веру Он назвал откровением Отца, так и человеческое отвращение к уничижению Он назвал сатанинским соблазном. Выразительно взглянув на учеников, Он сказал Петру: «отойди от Меня, сатана; ты Мне соблазн, потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое». Затем подозвав народ с учениками Своими, Он стал говорить им, что в основе сатанинского соблазна лежит привязанность к земному, тогда как духовная жизнь требует от человека полного самоотречения, потери самой души, самой внешней жизни. Он говорил о кресте и самоотречении всему народу с учениками Своими, но Его слова иначе звучали для учеников, чем для народа...

С событием при Кесарии находится в тесной связи преображение Господа, на что указывает уже отмеченный всеми тремя евангелистами, повествующими о событии преображения, промежуток времени, протекший от исповедания и прекословия Петра до преображения. Внешним переходом от одного события к другому служат слова Господа Иисуса, которыми закончилась Его беседа при Кесарии. Предрекая о Своих страданиях в Иерусалиме и призывая учеников к самоотречению, Он сказал: «кто постыдится Меня и Моих слов, того Сын человеческий постыдится, когда приидет во славе Своей и Отца, и святых ангелов. Говорю же вам истинно: есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят царствие Божие, пришедшее в силе». После этих-то слов, чрез шесть промежуточных дней, иначе чрез восемь дней, если включать предельные дни, и совершилось преображение Господа. Взяв Петра, Иакова и Иоанна, Иисус Христос взошел с ними одними особо на гору помолиться. Во время Его молитвы апостолы заснули. Пробудившись, они увидали Его в сиянии, которое, по ветхозаветным представлениям, было символом божественной славы: лицо Его просияло и одежды сделались белыми, как свет, или снег. Явились им также два мужа, в том же сиянии, которые беседовали с Иисусом, и в которых они признали Моисея и Илию, этих величайших представителей Ветхого Завета, его закона и пророков. Явившись во славе, они говорили об исходе Его, который Ему надлежало совершить в Иерусалиме. Хорошо было апостолам созерцать это сияние; когда явившиеся мужи уходили от Господа Иисуса, Петр желал удержать их и, не зная, что сказать, предложил Господу построить для Него и Его собеседников три кущи. И вот светлое облако осенило самих апостолов и они услышали голос: Сей есть Сын Мой возлюбленный; Его слушайте». Они были в страхе. Затем «видение» (Мф. 27:9) прекратилось и Господь запретил им разглашать о нем, доколе Он не воскреснет из мертвых.

Свидетелями преображения Господь сделал только трех учеников – Симона, которого Он назвал Петром, и братьев Иакова и Иоанна, которым он дал имя: сыны громовы. Поучительно остановиться мыслью на характере этих апостолов. Они превосходили других апостолов силою деятельной веры в наступление царства Божия, напряженностью того усилия, которым берется царствие небесное, напряженностью желания восхитить его. Это видно из особенности призвания этих апостолов. Проходя близ моря галилейского, Господь Иисус увидел Симона и Андрея, брата его, закидывающих сети в море. И сказал им: идите за Мною. И они тотчас, оставив свои сети, последовали за Ним. Также Иаков и Иоанн, призванные Им, оставив отца своего Зеведея, последовали за Ним (Мк. 1:16‒20). Впоследствии Петр мог сказать Господу: «вот, мы оставили все, и последовали за Тобой». Привязанные ко Христу таким самоотречением ради Него, они пылали ревностью по славе Христа и охраняли ее, как свою собственность. Так Иоанн с другими запретил человеку, изгонявшему бесов силою Господа, но не ходившему с ними. Он же с братом своим Иаковом предлагал Господу свести огонь с неба и истребить селение, не принявшее Его. Вместе с тем эти апостолы выделялись страстностью, с какою они ожидали участия во внешней славе Христа. Оставив все ради Него, апостол Петр спрашивал Его: «что же будет нам?» Апостолы Иаков и Иоанн просили Его, чтобы Он посадил их в царстве Своем одного по правую Свою сторону, а другого по левую. Эти три ученика и были взяты Господом «особо одни» на гору преображения. Еще раньше они одни были допущены Им присутствовать при воскрешении дочери Иаира, а позднее – при Его гефсиманской молитве. Очевидно они из избранных были избранными: чем двенадцать были для мира, тем три были для двенадцати. Знаменательно также, для каких событий они были выделяемы из двенадцати: они были свидетелями как высшей славы Христа, так и крайнего обнаружения Его немощи. Если при этом мы обратим внимание на то, что воскрешение дочери Иаира было еще до избрания двенадцати и что тогда трое были отделены, вместе с родителями умершей, собственно не из двенадцати, а от народа, то преображение Господне и гефсиманская молитва выделятся как исключительные события славы и уничижения. Уже это одно сопоставление была весьма поучительно для избранных учеников: оно говорило им о том, что внешняя слава Христа предшествует Его уничижению, а не последует за ним. Раскрытие этого закона евангельской истории, которым определилась последовательность указанных событий, мы находим и в учении Господа Иисуса после преображения. Сойдя с горы преображения, Господь исцелил бесноватого отрока. «И все удивлялись величию Божию. Когда же все дивились всему, что творил Иисус; Он сказал ученикам Своим: вложите вы себе в уши слова сии: Сын человеческий будет предан в руки человеческие» (Лк. 9:43‒44). В то время ученики не поняли слова сего; но позднее смысл его для них вполне открылся и евангелисту он предносился уже ясно. Этот же закон, которым определилась последовательность указанных событий и который выражался в приведенных словах Господа Иисуса, – этот же закон символически представлен событием преображения, что и составляет смысл этого события. На «святой» горе преображения Господь Иисус явился Своим ученикам в велелепной славе, Он в то время принял от Бога Отца честь и славу, и апостолы были очевидцами Его величия (2Пет. 1:16‒18). В сиянии Его славы явились также величайшие представители Ветхого Завета, Моисей и Илия, и беседовали с Ним. О чем же они беседовали? «Об исходе Его, который Ему предстояло совершить в Иерусалиме», т.е. о Его грядущих страданиях. «Видение» было для апостолов в высшей степени поучительно. Они ждали славы Христа, участия в Его величии? Он обладает славою, Он есть тот, кто может дать им внешнее величие; но не для того послан Он Отцом Небесным. Сияние божественной славы «страшно» для человека. Он пришел для того, чтобы дать людям вечную жизнь, внутреннюю духовную славу, чтобы дать им блага не бессмертия и не плотского воскресения, а блага духовного воскресения. Чем было для галилеян насыщение немногими хлебами тысяч народа, чем были для иудеев последовавшие затем символические действия Его на праздниках кущей и обновления, тем было событие преображения для апостолов¹²⁵. И в том было внутреннее отличие апостолов от народа, что народ ожесточился, а ученики верою перешли от видимого к невидимому. Воспитанный жизнью и учением Христа, апостол Петр и позднее писал о славе Христа, последующей за Его страданиями, и призывал верных участвовать в Христовых страданиях, чтобы возрадоваться и восторжествовать в явление Его славы (1Пет. 1:11; 4:13), но он разумел уже славу воскресения из мертвых (1Пет.1:21) и, приравнивая всякую внешнюю человеческую славу к цвету на траве, быстро опадающему (1Пет.1:24), говорил о блаженстве в страданиях за правду (1Пет.3:14 сл.)...

Впрочем до такой высоты духовного разумения апостолы поднялись не сразу с горы преображения, но приближались к ней постепенно до самой смерти Христа, которая таким образом связывается с исповеданием Петра и преображением Господа, освещаясь смыслом этих событий. Для Самого Христа преображение было тем действительным переживанием божественного величия, которое делало для Него подвигом борьбу с искушением уничижения. Такой опыт внешнего проявления божественной славы Господу Иисусу давали все Его чудотворения, но преимущественно пред ними внешним откровением в Нем божественной славы было Его преображение. И конечно в этом опыте нужно искать объяснения силы Гефсиманского борения, когда Он «с сильным воплем и со слезами принес молитвы и моления могущему спасти Его от смерти и страданиями навык послушанию», – силы, которая особенно рельефно выступает по сравнению с самообладанием и величием Его борьбы с искушениями в пустыне. Объяснение это ни мало не ослабляется тем, что самые страдания и уничижение в жизни Христа возрастали по степени внешнего откровения в Нем божественной славы. Если так было для Самого Господа Иисуса, то равным образом и для свидетелей Его преображения оно было искусительным созерцанием Его величия. Это было время, в которое им было «хорошо» не по земному. Какая сложная внутренняя жизнь, какое сложное чередование и даже совпадение силы с немощью, самоотречения с дерзновением, награды с испытанием! Удостоенные за высокую веру откровения грядущих страданий Христа и затем Его действительной внешней славы, они в созерцании. преображения должны были научиться духовному пониманию Его грядущей славы, но вместе в этом же созерцании имели искусительный опыт, чтобы победой в нем самим приготовиться к участию в духовной славе Христа. Во свете этой чрезвычайной напряженности внутренней жизни вследствие богатства необыкновенных внутренних переживаний и внешних опытов мы должны рассматривать всю последующую жизнь апостолов до смерти и воскресения Христа. Тогда мы увидим в порыве их необычайной любви к Учителю явные признаки близкого падения, а в глубине падения несомненные основы полного торжества духовной веры, полного возрождения. Тогда мы увидим – что особенно важно – возрождающую силу в смерти Христа. Действие преображения Господа на апостолов подобно зерну, брошенному в глубину их сердца, только постепенно взошедшему и лишь при смерти Христа давшему свой плод. Если бы апостолы не были свидетелями преображения Господа – Его чудес и преображения, – Его смерть не имела бы для них значения; если бы свидетели преображения не были также свидетелями Его смерти, оно имело бы для них ложное значение. Преображение и смерть, величие и уничижение – вот путь к духовной славе, к воскресению. Это был путь Господа Иисуса Христа; этот путь вместе с Ним должны были пережить и Его ученики. Чтобы их переживание совершалось в должном направлении, Господь Иисус продолжал учить их. Для этого, некоторое время и после преображения, Христос Иисус искал уединения с Своими учениками.

Уже велел за исповеданием Петра Господь сказал Своим ученикам, что Ему должно идти в Иерусалим на смертные страдания. Каким же путем Он пошел в Иерусалим? Гора преображения вероятно находилась на север от Кесарии Филипповой: может быть это был Ермон. Сойдя с горы и исцелив бесноватого, Господь из пределов Кесарии или Ермона, лежавших на северо-восток от галилейского озера, на восток от Иордана, отправился в Галилею по северо-западному берегу озера чрез Капернаум по направлению к Самарии. Проходя чрез Галилею, Он не хотел, чтобы кто узнал (Мк. 9:30). С этим вполне согласно то, что в Капернауме Господь Иисус не отказался уплатить храмовой подати, которую собиратели ее спросили с Него чрез Петра, хотя Он, как «сын», был свободен от нее. Чтобы Своим отказом не соблазнить собирателей, Он повелел Петру поймать в море рыбу и, найдя в ней монету, уплатить за Него и за себя. На границе Галилеи и Самарии Господь исцелил десять прокаженных. Затем Он желал войти в одно самарянское селение, но не был принят самарянами, потому что Он имел вид путешествующего в Иерусалим. В это же время некоторые из фарисеев пришли к Нему с известием, что Ирод хочет убить Его, и говорили Ему, чтобы Он удалился отсюда. Господь Иисус ответил им, что Ему должно сегодня, завтра и в последующий день идти по направлению к Иерусалиму, потому что не бывает, чтобы пророк погиб вне Иерусалима. Тогда Он пошел в пределы иудейские заиорданскою стороною. В это время к Нему опять собирается народ и Он, по обычаю Своему опять учил их (Мк. 10:1). Его шествие становится отселе открытым и даже торжественным. Этому прежде всего способствовало то, что Он послал семьдесят учеников пред лицом Своим в те места, куда Сам хотел идти. Затем Им торжественно были совершены чудеса исцеления иерихонского слепца и воскрешения Лазаря, и таким образом был подготовлен торжественный вход Его в Иерусалим.

Для нас теперь важно посмотреть, чему продолжал Господь учить Своих учеников во время тайного пребывания с ними в Галилее, а также позднее во время торжественного путешествия к Иерусалиму. Когда Он сходил с горы преображения, ученики спрашивали Его о пришествии Илии, которым, по мнению книжников, должно быть предварено пришествие Мессии. Господь ответил, что Илия уже пришел в лице Иоанна Крестителя, с которым иудеи поступили, как хотели; так, добавил Он, и Сын человеческий пострадает от них. Эта речь, таким образом, непосредственно примыкала к тому, о чем с Ним беседовали на горе Моисей и Илия. Господь Иисус как бы повторял ученикам эту беседу, останавливал их внимание на том значении, какое она придавала преображению, уяснял смысл этого события, направляя мысли учеников к тому, что Божие, к духовному царству Отца Небесного. Равным образом, исцелив у подножия горы бесноватого отрока, когда все дивились всему, что творил Иисус, Он снова говорит Своим ученикам о грядущих страданиях Сына человеческого. К этому направлялось и вообще Его уединение с учениками в Галилее. Проходя чрез Галилею, Он не хотел, чтобы кто узнал, ибо учил Своих учеников, и говорил им, что Сын человеческий будет предан в руки человеческие, и убьют Его, и, по убиении, в третий день воскреснет (Мк. 9:30‒31). И позднее, уже во время торжественного шествия в Иерусалим, Он снова подзывает к Себе двенадцать и говорит им о Своих грядущих страданиях (Мк. 10:32‒34). Он приготовляет их к Своей смерти, воспитывает их в мысли о ней; Он изгоняет из их сердца все, что делало для них эту мысль неудобоприемлемою. Когда Он еще в Галилее, не доходя до Капернаума, предрекал им о Своей смерти и воскресении, они не разумели Его слов, потому что рассуждали между совою, кто больше. Придя в Капернаум, Господь, подозвав двенадцать, учил их: «кто хочет быть первым, будь из всех последним и всем слугою». Затем, призвав дитя и поставив посреди их, сказал им: «истинно говорю вам, если не обратитесь, и не будете, как дети, не войдете в царство небесное. Кто умалится, как это дитя, тот и больше в царстве небесном». То же Он сказал немного позднее, когда к Нему привели детей, чтобы Он возложил на них руки и помолился, а ученики возбраняли им. Научая Своих учеников смирению, Господь Иисус вместе с тем призывал их к борьбе с духом самодовольной исключительности и внушал им снисходительную любовь. Когда Иоанн сказал Ему об одном человеке, который изгонял Его именем бесов и которому апостолы запретили, потому что он не ходил с ними, то Господь повелел не запрещать. Когда затем в одном самарянском селении не приняли Господа с учениками, потому что Он имел вид путешествующего в Иерусалим, и тот же Иоанн вместе с Иаковом просили Его свести огонь с неба и, подобно Илии, истребить жителей, то Господь запретил им и разъяснил, что в них должен быть не дух Илии, а дух Сына человеческого, пришедшего не погублять души человеческие, а спасать. Когда после того Господь послал пред лицом Своим семьдесят учеников и они, возвратившись, с радостью возвещали Ему о сотворенных ими чудесах и особенно изгнаниях Его именем бесов, то Господь сказал им: «Я видел сатану, спадшего с неба, как молнию. Се, даю вам власть наступать на змей и скорпионов, и на всю силу вражью, и ничто не повредит вам. Однако ж тому не радуйтесь, что духи вам повинуются; но радуйтесь тому, что имена ваши написаны на небесах». Сказаны ли эти слова раньше двенадцати ученикам, или теперь собственно, семидесяти, это не составляет разницы; во всяком случае Господь учил так Своих учеников и эти Его слова имеют весьма важное значение для раскрытия смысла евангельской истории. Они с непререкаемою ясностью показывают, что чудеса Иисуса Христи имели значение символов духовной жизни и ее благ, что верить в чудеса Христа истинною верою это значит не считать их непреходящею действительностью и самодовлеющим благом, но возвышать от них взоры к духовной жизни. В этой именно вере и в этом духе воспитаны все истинные христиане. «Наши обетования сокрыты в скорбях, страданиях, терпении и вере, в них сокрыта и самая наша небесная слава. Мы должны восходить к славе чрез бесчестие. Кто молит Бога и желает, чтобы в руках его были чудеса и силы, тот оказывается хвастливым и немощным в своей совести. Истинные праведники не только не вожделевают сего, но и отказываются, когда дается им то; и не только пред очами людей, но и втайне сами для себя не желают сего»¹²⁶. Так думают ученики Христовых апостолов. Так наставлял Своих апостолов Сам Христос. Поучая весь народ нелюбостяжательности, Он особенно учил тому же Своих ближайших учеников. Предрекая этому Своему малому стаду царство Отца, Он в связи с этим приглашал их продавать имения для раздачи милостыни и приготовлять себе сокровище на небесах (Лк. 12). Однажды Он, поучая одного юношу, спросившего у Него, что ему делать, чтобы наследовать жизнь вечную, потребовал от него, чтобы он продал имение свое и раздал нищим; юноша, обладавший большим имением, смутился от такого требования и с печалью отошел от Господа. Тогда Петр от лица апостолов сказал Господу: «вот, мы оставили все и последовали за Тобою; что же будет нам?» В ответ Господь Иисус разъясняет апостолам, что здесь на земле они могут ожидать себе лишь той награды, которая им будет дарована среди гонений, что за страданиями не последует внешней славы, что полным воздаянием для них будет духовная, невидимая, вечная жизнь (Мк. 10:30). Сколько бы они ни перенесли со своим учителем или за Него гонений и уничижения, пусть не ждут себе внешней награды, подобно рабу, который, возвратившись с поля, все еще должен служить своему господину (Лк. 17:7‒10). Равным образом, пусть они не ждут внешних преимуществ в царстве Божием, где многие будут первые последними и последние первыми, где призванные в одиннадцатом часу получают наравне с призванными рано поутру и перенесшими тягость дня и зной. Когда после сего, уже восходя в Иерусалим, Иисус дорогою отозвал двенадцать и снова предсказывал им, что Сын человеческий предан будет первосвященникам и книжникам, и осудят Его на смерть, и предадут Его язычникам на поругание, и биение, и распятие, и в третий день воскреснет, – в апостолах снова пробудились надежды на внешнюю славу в царстве Божием и вот Иоанн и Иаков, вместе с матерью своею, просили Иисуса, чтобы им сесть у Него одному по правую сторону, а другому по левую в царстве Его. Господь Иисус в ответ разъясняет им, что искать места в Его царстве может лишь тот, кто готов вместе с Ним пить чашу страданий и креститься крещением смерти, и что даже чаша страданий и крещение смерти не дадут в Его царстве внешней славы, потому что слава Его царства есть слава духовная, которая уготовляется Отцом Небесным. Затем всем ученикам, негодовавшим на двух братьев, Он разъясняет, что в Его духовном царстве не будет иметь места внешняя власть, что быть большим и первым в царстве Божием значит быть слугою и рабом других, так как Сын человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих.

Эти беседы Господа Иисуса Христа вместе с Его прощальною беседою, которая к ним непосредственно примыкает, представляют ряд мыслей, которыми для Его учеников связывалось Его преображение с крестными страданиями и раскрывался смысл этих событий в их взаимной связи. Но из них также видно, как много недоставало апостолам до того, чтобы их вера, выразившаяся в исповедании Петра, приобрела полную власть над их душою: такую силу их вера обрела только в смерти Христа, которая таким образом выступает пред нами в своем великом значении.