Первый фронт

«Величайшее зло, какое только может быть в жизни человека, – если он не умеет молиться. И эту катастрофу невозможно сравнить ни с какой другой».

Архимандрит Емилиан (Вафидис)¹⁴⁵⁵

Уже в самом раннем из первоисточников, у прп. Симеона, встречаем ключевое для нашей темы понятие: ум, сказано, «обрящет место сердечное»¹⁴⁵⁶. Этот аскетический термин в дальнейшем используют все отцы, когда касаются в своих писаниях практики умного делания. О его значении уже говорилось¹⁴⁵⁷, теперь можно сделать некоторые уточнения.

Речь идет о центральной точке нашего организма, о месте обитания духа человеческого, здесь сердцевина нашего естества, здесь же коренится ипостасное начало. И здесь же предназначенное Творцом место локализации умственной энергии, здесь «ум имеет седалище»¹⁴⁵⁸ у тех, кто возвращается к естественному состоянию Адама непадшего. Именно поэтому «вся брань молитвы направлена на отыскание сердца и на овладение сердцем»¹⁴⁵⁹.

Сердечное место соответствует верхней части сердца духовного и расположено примерно чуть выше и левее сердечной мышцы. Это именно то место, куда вводится ум при умно-сердечном делании, где ум соединяется с сердцем, где вершится молитва сердечная, – та, о которой сказано: «молитва, действующая в сердце, когда в него возвращается энергия ума, есть молитва совершенная»¹⁴⁶⁰. Это то место, куда ум молящийся внидет и откуда изыдет сквозь священную дверь в созерцательном восхищении, обретая духовную пажить¹⁴⁶¹.

Это место, где «ум и дух... соединятся о Господе». Там, в верхнем «отделе сердца, где помещается сила словества [мыслительная], или дух, чудный, нерукотворенный храм Божий, Святая Святых: туда нисходит ум... для поклонения Богу Духом и Истиною»¹⁴⁶².

«Это место души, которое обретается через подвиг при помощи благодати. Это то место, в котором открывается и является Бог». Тут таинство. И потому это едва изъяснимо: «это вопрос духовного опыта». И «никто не может логически и рассудочно определить, что такое сердечное место»¹⁴⁶³.

Найти сердечное место – это дело, как сказано, «духовного опыта», опыта молитвенного, и совершается оно не иначе как «при помощи благодати». Его нельзя нащупать физически. Это и понятно, ведь речь идет о сердце духовном, неосязаемом¹⁴⁶⁴.

Потому отцы обычно не рекомендуют начинающим экспериментировать с такими поисками, но советуют ожидать, пока сердечное место само обнаружится по действию благодати и по мере опыта в умном делании¹⁴⁶⁵.

Когда с опытом сердечное место наконец «обретается через подвиг» молитвы¹⁴⁶⁶, то оно становится ощутимым, и ощущение это оказывается привязанным к определенной области тела внутри груди. Хотя духовное сердце – орган не плотский, тем не менее на практике сердечное место обнаруживается чувственным образом. Видимо, концентрация внимания и, соответственно, энергии в этой точке как-то воздействует на нервные окончания.

Для нас важно то, что, будучи обретено, сердечное место ощущается явно и постоянно. Теперь не требуется его искать и человек уже не ошибется в его расположении, поскольку всегда живо его ощущает. Оно остается чувствительным даже в те моменты, когда человек не занят молитвой. Это явно связано с тем, что в результате умно-сердечной практики дух человеческий начал оживать.

Важно и то, что это ощущение, как некий раздражитель, помогает собирать и удерживать внимание точно в сердечном месте. Само ощущение переживается субъективно, оно может быть очень разным. Может, по выражению отцов, напоминать своего рода болячку. Так и сказано: «Потрудитесь образовать в сердце будто болячку какую. Труд постоянный скоро сделает это... От этого собранности более будет»¹⁴⁶⁷. Молитва соединяется с этим ощущением, и, если «кто уже сподобится стяжать ее, у того она, как болячка, врастет в сердце и ничто не изымет ее»¹⁴⁶⁸.

Это своеобразное болевое ощущение бывает у некоторых достаточно острым, а может напоминать легкую ноющую боль или ломоту, не доставляющие неприятности¹⁴⁶⁹.

Бывает, что «сердце щемит», а бывает, что «теплота отзовется в сердце без щемления»¹⁴⁷⁰. Ощущения могут быть вовсе не болезненные, даже приятные, такие как теплота, может явно ощущаться пульсация в этой точке. Безболезненная болячка может быть и каким-то иным, постоянно носимым в груди, тонким, едва приметным и труднообъяснимым ощущением.

* * *

По поводу сказанного возникают законные вопросы. Если после обретения сердечного места, оно оказывается все же привязанным к определенной точке тела, значит можно было бы указать начинающим это место заранее, чтобы не было проблем с поиском. Почему в таком случае отцы, напротив, поиск этот не одобряют? И в то же время мы видим, что отцы, вопреки собственным запретам, все же дают иногда указания на телесные ориентиры, обычно упоминая сосок груди. Так поступает, в частности, свт. Игнатий, указывая область «над левым сосцом груди, несколько повыше его»¹⁴⁷¹, и это несмотря на то, что тут же в своих сочинениях строго наказывает: «Не ищи места сердечного!» Как это понимать, как разрешить такое противоречие?

Дело в том, что эти запреты, хотя и справедливы, но часто не эффективны. Отцы знали, что люди дерзновенные и жаждущие богообщения, а также дерзкие и самонадеянные, люди нетерпеливые и любопытные, несмотря ни на какие предупреждения, обязательно попытаются преждевременно войти в сердце. Чтобы уберечь их от грубых ошибок, чреватых повреждением организма и прельщением, отцы и указывают очень примерно и условно проекцию места сердечного на поверхности тела¹⁴⁷².

Очень примерно потому, что точное расположение индивидуально и обнаружится только с опытом, обретаемым обычно годами. В данном же случае цель – хотя бы ориентировочно обозначить искомую область, чтобы начинающие знали, где не надо искать, – не касались бы средней или нижней части груди и так далее. С этой же целью и мы чуть позже укажем свой прием поиска сердечного места.

Проблема здесь в том, что начинающий, даже если ему указать конкретную точку, скорее всего не сумеет удержать там внимание, пока не обрел той самой болячки в качестве зацепки, привязки к месту. Внимание непроизвольно станет смещаться ниже, чему есть, как минимум, три причины. А ведет это к нежелательным последствиям.

Начинающий не ощущает свое сердечное место, поскольку чувство духовное в нем еще не оживилось, не пробудилось. Молитва, вызывая чувственный отклик, может затронуть лишь чувства душевные, то есть раздражительную силу, локализация которой заметно ниже сердечного места. Туда и начинает неконтролируемо смещаться внимание, привлекаемое чувственной реакцией. А поскольку эта область соприкасается с расположенной еще ниже областью желательной силы, то внимание начинает затрагивать и ее.

В результате активизируются эмоциональное и инстинктивное начала, которые как раз не должны задействоваться при молитве. Возникает «кровяное разгорячение», человек вовлекается в псевдомолитву вообразительную, движимую страстным чувством, или же «происходит то, что может быть выражено словом увы!.. нижние части приходят в движение и производят то, о чем срамно есть и глаголати. Здесь бездна»¹⁴⁷³.

Вторая причина связана с физиологией. При попытке удержать ум в сердечном месте внимание может невольно смещаться вниз, привлекаемое биением сердца, так как не имеет иной ощутимой зацепки. А поскольку колеблется при биении сердца именно нижняя часть сердечной мышцы, то туда соскользнет и внимание. Здесь оно затрагивает район солнечного сплетения и соприкасается с «похотной» областью. В результате случается то же, что и в первом случае: «Увы их прелести!.. Невозможно избежать общения с врагом тем, кто таким образом держит внимание»¹⁴⁷⁴.

Именно поэтому, во избежание таких неприятностей, из двух способов введения ума в сердце, о которых речь пойдет впереди, для большинства предпочтителен второй, пассивный способ¹⁴⁷⁵. В этом случае не требуется поиск сердечного места, а внимание ума во время молитвы удерживается в верхней части груди – «во пе’рсех». Но прежде разговоров о вхождении ума в сердце завершим тему поиска.

Есть и третья причина для указания примерных координат сердечного места. Пытаясь «нащупать» свое духовное сердце, начинающий невольно и неизбежно ориентируется на телесные ощущения своего физического сердца. Других опор у него просто нет. Человек движется ощупью – от материи к духу, поэтому, «сходя умом в сердце свое, сначала вот в это – плотяное сердце», он только со временем «начинает проникать в те глубины его, которые уже суть не плоть»¹⁴⁷⁶. Это свойственно всем нам – существам по натуре плотским¹⁴⁷⁷.

Но только необходимо знать, что если и опираться при поиске на сердце телесное, то далее, переходя к молитве, требуется непременно устанавливать внимание ума в сердце духовном – в сердечном месте. Будет ошибкой молиться, концентрируясь непосредственно на сердечной мышце. Это станет источником различных проблем – от духовных до медицинских¹⁴⁷⁸.

Начинающие искатели часто сталкиваются с известным недоумением: каким же все-таки образом соотнести искомую точку с расположением физического сердца?¹⁴⁷⁹

Тут надо учитывать, что положение телесного органа и сердечного места не имеют прямой жесткой взаимозависимости. Ведь сердечное место – это определенная точка сердца духовного, а оно лишь приблизительно совпадает по расположению с сердцем физическим. Оно бывает так или иначе смещено относительно последнего и охватывает более обширное пространство. Поэтому здесь надо использовать другие ориентиры.

* * *

Хотя «никто не может... определить, что такое сердечное место»¹⁴⁸⁰, оно все же имеет привязку к определенному участку тела, на что указывают аскетические писания с целью хотя бы примерно нацелить начинающих. Обычно предлагают ориентироваться на левый сосок груди, в разных вариантах этот совет встречается часто. Однако такой способ слишком неточен, кроме того, не приемлем для женщин, а потому нами не обсуждается.

Поскольку сердце духовное располагается в районе сердца телесного, которое крепится все же к костям, а не к коже, то надежнее ориентироваться на элементы скелета, нежели на кожную поверхность и соски. Наш опыт позволяет предложить способ поиска сердечного места, пригодный для большинства, независимо от пола и возраста, кроме разве что случаев явной телесной диспропорции.

Для этого способа используется правая ладонь. Сомкнув все пять пальцев, ее нужно приложить горизонтально к груди, так, чтобы сустав на сгибе большого пальца оказался непосредственно под межключичной впадиной. Тогда конец мизинца укажет примерное расположение сердечного места¹⁴⁸¹.

Повторим, что любой подобный прием может дать лишь условные координаты, без учета индивидуальных особенностей. Приводим его только для общего представления об этом вопросе¹⁴⁸².

Безошибочным указателем сердечного места будет живое чувство, возникшее как результат умно-сердечной практики, как следствие оживления нашего духа, когда ум, при содействии благодати, обретает навык удерживаться в сердце и эта точка соединения ума и духа начнет явно ощущаться в теле.

Подчеркнем, что занятия умным деланием нуждаются в контроле со стороны духовника, а любые молитвенные эксперименты с сердцем могут быть опасны. И, конечно, к самостоятельным поискам сердечного места не имеет смысла приступать тем, кому недостает зрелого опыта в словесной Иисусовой молитве. Описанные в этой книге занятия доступны имеющим твердый навык в молитве по четкам, когда в течение нескольких лет ежедневному правилу уделяется от одного до двух часов времени¹⁴⁸³.

И напомним: «Кто прежде времени начинает то, что сверх его меры, тот ничего не приобретает, а усугубляет только вред себе»¹⁴⁸⁴.

Вернемся теперь к приведенным выше первоисточникам. Трудно все же назвать эти краткие заметки святых отцов описанием исихастского метода. Метод – понятие более широкое, под ним разумеется целый комплекс мер, сопутствующих внутреннему деланию. В приведенных же текстах сказано лишь самое необходимое о внешних условиях, сопутствующих молитве, вскользь упомянуто об умном трезвении, а что касается художества, то указан, собственно, только один самый начальный прием введения ума в сердце, представленный в двух вариантах.

Такие выражения, как введение или вхождение, сведение или схождение ума в сердце, хорошо всем знакомы по аскетическим текстам¹⁴⁸⁵. Обычно они подразумевают тот или иной способ введения ума в сердце и удержания внимания в сердечном месте с помощью художественных приемов, которые предназначены прежде всего для начинающих.

Это первый шаг при занятии умным деланием, как сказано: «Особенно уместно учить... начинающих посредством дыхания вводить собственный ум вовнутрь»¹⁴⁸⁶. В дальнейшем те же приемы пригождаются и опытным делателям для быстрого вхождения в молитву, для ее оживления и поддержания.

Чтобы разобраться в существе дела, обратимся к трактату прп. Никифора, где способ введения ума в сердце предлагается в двух вариантах – активном и пассивном, или, как мы называем их: метод искусственный и метод естественный¹⁴⁸⁷.

Сначала говорится о том, как с помощью контроля над дыханием найти сердечное место и зафиксировать там внимание ума. Суть приема в том, чтобы, сосредоточившись на носовом дыхании, ввести ум «но’здренным путем» в сердце. Для удобства так и назовем данный способ: ноздренный путь¹⁴⁸⁸.

Этот активный вариант приема более эффективен и быстрее дает результат, нежели второй, пассивный. Но он пригоден для тех, кто уже ощутил свое сердечное место, кто готов без ошибки его нащупать или у кого, как говорится, сердце «уже раскрылось»¹⁴⁸⁹. Именно этот прием упоминают и другие авторы первоисточников.

В этом варианте приема предлагается сосредоточить молящийся ум на процессе дыхания и на вдохе мысленно проследить за потоком воздуха, проходящим через нос и гортань в область груди. При переходе потока из трахеи в легкие внимание следует остановить. Примерно здесь, чуть выше сердечной мышцы, находится место сердечное. Считается, что такое отслеживание воздушного потока на него и укажет. Далее требуется удерживать молящийся ум в этой зоне¹⁴⁹⁰.

Казалось бы, просто. Но далеко не для всех. Такие рекомендации отцов, как «провести ум путем дыхания», «войти в область сердца», «сойти в сердце по ходу вдоха», слишком неопределенны, а начинающие как раз нуждаются в конкретике. Так что относительно этого способа надо признать: многим оказывается не под силу пройти ноздренным путем.

Во-первых, не все готовы уловить тонкие ощущения движения воздуха в гортани и груди. Во-вторых, прием все же годится для тех, кто имеет достаточно уверенное представление о расположении сердечного места. Иначе не вполне будет ясно, где именно требуется установить внимание ума, так как понятие «область сердца» довольно расплывчато.

По этим причинам тем, у кого сердечное место не ощутимо, так как сердце еще «не раскрылось», кому сам способ действия не понятен или почему-либо не доступен, для тех предусмотрен второй, альтернативный вариант, предложенный далее прп. Никифором.

Второй вариант введения ума в сердце подходит для большинства начинающих и потому предпочтителен. Плюс ко всему он, как более длительный в достижении цели, безопасней первого в плане искушений тщеславием и гордыней, часто склоняющих к соблазну ожидать быстрого результата.

Этот способ, который назовем для краткости пе’рси, предполагает отказ от поиска сердечного места и контроля над дыханием, а вместо этого предлагает сосредоточение ума во время молитвы «во пе’рсех», то есть в районе межключичной впадины: либо в самой верхней части груди, либо несколько выше – в районе гортани¹⁴⁹¹.

Со временем, при настойчивости и терпеливости, как сказано, «отверзется вход сердечный». То есть при длительном удержании в этой области ума при молитве ум сам постепенно нащупает сердечное место, непроизвольно к нему сместится, а затем в какой-то момент сам собой естественным образом войдет в сердце. В этом отличие способа от предыдущего, где ум вводится в сердце по принуждению, искусственным путем.

Результат здесь тот же, что и в первом случае, но ожидать его приходится не так скоро, иногда – годами. Зато этот способ вполне универсален, он пригоден для всех, понятен и не вызывает особых затруднений. Именно такой подход, при котором ум сам находит сердце, советует всем свт. Игнатий: этот «способ, предлагаемый блаженным Никифором, превосходен», в этом случае «место сердечное обозначится само собой»¹⁴⁹².

Этот же способ обычно подразумевают и другие духовные авторитеты, говоря о том, что «ум в свое время сам найдет сердце».

Между тем, если вдуматься, то должен бы появиться законный вопрос: какая же связь может быть между ключицами и духовным центром человеческого естества? Каким образом удержание внимания в груди возле ключиц приведет в результате к соединению ума с сердцем?

Эффективность приема перси основана на том, что при длительной концентрации в указанном месте происходит соприкосновение двух зон чувствительности. Первая образуется в точке приложения внимания, вторая окружает сердечное место. Как это происходит?

Наше внимание, собранное в одной точке, на самом деле точечным не бывает. Оно всегда захватывает некоторую область вокруг, оно подвижно и иррадиирует¹⁴⁹³, оно как бы сканирует близлежащий участок вокруг точки сосредоточения¹⁴⁹⁴.

В данном случае, когда внимание ума удерживается у основания шеи, в районе межключичной впадины¹⁴⁹⁵, радиус охваченной вниманием зоны распространяется настолько, что соприкасается с лежащей ниже зоной духовного сердца. И именно с верхней ее частью, той, центром которой является сердечное место – место локации нашего духа.

Так, держа во время молитвы умственное внимание у ключиц, мы попутно затрагиваем и область духа, но не напрямую, а с некоторого расстояния – не прямо вторгаемся в духовное сердце, а опосредованно к нему прикасаемся. При длительной практике через такие касания умственная энергия начинает подпитывать дух.

Благодаря этому со временем устанавливается опосредованная связь ума с духом, а это ведет к постепенному пробуждению от духовной мертвенной спячки. Наконец, оживающий дух начинает сам, как магнит, притягивать к себе ум, внимание неприметным образом смещается и само собой устанавливается в сердечном месте.

Таков механизм действия приема перси. Это и есть второй «способ, предлагаемый блаженным Никифором», при котором «место сердечное обозначится само собой»¹⁴⁹⁶. Способ более безопасный, хотя и более долгосрочный, нежели введение ума ноздренным путем.

После сказанного должно стать понятнее, чем рискует начинающий, когда пытается, вопреки отеческим запретам, сразу найти сердечное место и удержать там ум. Допустим, он точно определил свое сердечное место и пытается сосредоточиться на этой точке. Однако внимание, как было сказано, иррадиирует, непроизвольно расширяя охваченную область. Так оно начинает бесконтрольно распространяться и на нижнюю часть сердца, где локализована желательная сила. А это уже область солнечного сплетения, которая, в свою очередь, касается нижележащей «похотной части».

И тогда происходит то же, о чем уже говорилось ранее: поскольку ум начинающего, не имея болячки в качестве привязки, не способен удержаться в сердце, тем более соединиться с ним, то внимание привлекается возбуждением, возникшим ниже сердца, опускается и «смешивается с похотной теплотой»¹⁴⁹⁷.

Итак, второй способ, хотя и «превосходен»¹⁴⁹⁸, хотя и имеет определенные преимущества перед ноздренным путем, но все же и его описание для начинающих достаточно туманно. Не всем понятно, как на практике удержать в груди молящийся ум, за счет чего его там зафиксировать. Ведь вниманию нужно к чему-нибудь привязаться, зацепиться за что-то на уровне ощущений, а «словесная способность» и «грудная область» – понятия опять-таки достаточно отвлеченные. Так что в обоих случаях у людей на подступах к умному деланию возникают трудности и часто, уже на первых порах преткнувшись, они в унынии отступают.

Тем, кому не чужда активность и творческий поиск, можно предложить еще один способ, проверенный и весьма результативный. Это более радикальный вариант введения ума в сердце. И, хотя он также пригоден прежде всего для тех, кто знаком с ощущением сердечного места, все же воспользоваться им могут и те, кто пока еще держат ум «во персех».

Это тоже вход «путем дыхания», но только здесь не требуется отслеживать «ноздренный путь», к облегчению тех, для кого эта задача остается недостаточно ясной. Здесь надо прямо входить непосредственно в сердце.

Забудем про нос и рот, все внимание соберем в сердечном месте. Начав молитву, представим себе, что дышим не носом, не ртом, а вдыхаем и выдыхаем напрямую через сердечное место. Там, где в этом месте ощущается пульс, там мы и начинаем дышать прямо сердцем, словно здесь у нас дыхательное отверстие. Сквозь кожу, меж ребер, через грудную клетку вместе со вдохом-выдохом пропускаем молитву Иисусову, – пусть она тут же звучит и проникает в сердце вместе с воздушным потоком. Так, дыша сердцем, мы достаточно интенсивно приковываем к нему внимание, удерживаем и закрепляем здесь ум.

Прием этот весьма эффективен, причем принцип его действия, по сути, аналогичен описанному отцами вхождению через «ноздренный путь».

Как же быть тем, кто использует естественный способ и не опускает внимание от персей к сердцу? В целом действия те же самые, только дышать будем не напрямую сердцем, а тем местом, где держим внимание, – возле ключиц. В данном случае прием, конечно, не даст того эффекта, что первый – прямой вариант вхождения, но он подготовит и поможет приблизить момент «раскрытия сердца».

Может появиться вопрос: не привлекается ли здесь излишняя, нежелательная игра воображения? Ведь, как сказано, «представим себе...». Однако дело в том, что любой художественный прием у начинающих отчасти задействует воображение, в том числе и ноздренный путь, по прп. Никифору. Это издержки, без которых не обойтись в новоначалии.

Что касается «дыхания сердцем», то тут никакой особой игры фантазии возбуждать не требуется. Наш организм, как известно, имеет две системы дыхания: помимо легочной еще и кожную, и мы постоянно дышим всей поверхностью кожи сквозь поры. Поэтому, когда заострим внимание на том, что дышим сквозь кожу в сердечном месте, то всего лишь сосредоточимся на реальном физиологическом процессе в определенном участке тела.

Мы не фантазируем, а просто фокусируем внимание на том, что дышим порами в данном конкретном месте. Кстати, аналогичная ситуация с пульсом. Мы способны ощущать его биение в разных точках, не только в сердце, но и в висках и в пальцах. Для этого нам не нужно привлекать воображение – достаточно локальной концентрации внимания.

В итоге отметим, что, какой бы способ введения ума в сердце ни применялся – будь то ноздренный путь, по прп. Никифору, или же прямой вход, – оба они служат, помимо прочего, еще одной важной цели. За счет привязки внимания к дыханию устанавливается рефлекторная связь между дыхательным циклом и произносимой молитвой. Это не только помогает удерживать ум в сердце, но дыхание к тому же начинает выполнять функцию четок. А поскольку дышим мы постоянно, то этот навык готовит почву для стяжания дара непрестанной молитвы.

* * *

Как можно было заметить, в текстах на данную тему встречается понятие раскрытие сердца. Сказано, например: «Аще убо отверзеся ти сердце твое»¹⁴⁹⁹. Или: «Отверзется ти... и сердечный вход»¹⁵⁰⁰. Что это – образный оборот речи или технический термин? Дадим пояснение. В обыденной жизни, пока ум соединен с рассудком и не знаком с сердечной молитвой, сердце наше остается закрытым. Закрытым для вхождения в него ума, для соединения ума с духом, закрытым для богообщения и для вселения в него Святого Духа.

Когда, приступив к умному деланию, человек попытается сводить ум в сердце, то убедится, что поначалу его невозможно там удержать, поскольку ум еще не способен соединиться с сердцем. На это и указывают слова прп. Григория Синаита: «ум собрав в сердце, если, конечно, оно открыто»¹⁵⁰¹. Конечно, ибо, если оно закрыто, то его там и не собрать. Ум, как говорят отцы, «выскакивает», «вырывается оттуда», выталкивается, «как пробка»¹⁵⁰².

Иногда остерегают, говоря, что, пока не раскрылось сердце, не следует направлять к нему внимание, что неопытным обращаться к сердцу слишком рискованно. Но если так, то никогда и не станем опытны и сердце останется навсегда закрытым. Это доводы из рода «пустых басен, по которым – волка бояться, так в лес не ходить». Так говорит об уклоняющихся от умного делания прп. Василий Поляномерульский, а свт. Игнатий подтверждает: «Бога должно бояться, но не убегать и не удаляться от Него по причине этого страха»¹⁵⁰³.

Что нужно, так это вновь и вновь повторять настойчивые попытки сведения ума с молитвой в сердце, используя один из тех приемов, который окажется предпочтительней¹⁵⁰⁴.

При этом, напомним, сражение за молитву должно вестись поочередно и непрерывно на всех трех фронтах. Через такую практику и отворяется со временем вход во внутреннее духовное пространство¹⁵⁰⁵.

Процесс раскрытия начинается с обнаружения места сердечного, когда удается его почувствовать и на некоторое время удерживать там молящийся ум за счет собственного усилия. Этому, по мере опыта и усердия, начнет содействовать благодать: по временам нас могут посещать краткие моменты соединения ума с сердцем, а внимание сможет держаться в сердечном месте все дольше и крепче.

Собственно, раскрытость означает, что ум прививается к сердцу, что началось зарождение сердечной молитвы. Когда «откроется внутреннейшее сокровенное вместилище нашего сердца»¹⁵⁰⁶, тогда будем знать, что обрели готовность к умно-сердечному соединению. Этому могут сопутствовать различные переживания: «Во время молитвы сердце должно открыться», и часто «открытость сердца выражается в слезах, в плаче». Но главное: «тогда человек ощущает в сердце глубину, а его ум погружается в эту внутреннюю глубину и соединяется с сердцем»¹⁵⁰⁷.

После того, как станет возможным соединение ума с духовным сердцем, начинается духовная жизнь человека. По мере углубления в сердечное делание дух человеческий пробуждается, оживает, и сердце полностью раскрывается для богообщения, для встречи со Христом в Духе Святом. Отсюда открывается путь к возрастанию до той меры, когда, достигнув «высших ступеней и сделав свой ум неблуждающим», «трезвенники научатся строго сосредоточивать его в единовидной свернутости¹⁵⁰⁸»¹⁵⁰⁹.

Первый фронт нашей битвы – молитва келейная, то, что иначе называют бдением, или келейным правилом. Это основное, первостепенное по важности занятие на пути умного делания. У пустынников бдение может длится всю ночь, в монастырях исихастского направления оно занимает около четырех часов и более. Состав и структура таких ночных занятий определяется обычно старцем, духовником или уставом обители. Для мирянина такой распорядок в основном не приемлем по практическим соображениям, так как не согласуется с образом жизни. В миру совершается то, что мы назовем мини-бдением.

Любому, желающему снискать умно-сердечное действие молитвы, прежде всего необходимо наладить и освоить обучение на первом фронте. Именно здесь закладываются самые основы всего, что приведет впоследствии к соединению ума с сердцем¹⁵¹⁰.

Надо понимать, что стяжание сердечной молитвы требует специальной келейной работы – особого молитвенного занятия, посвященного исключительно умному деланию. Для мирянина это и будет мини-бдением, монастырский насельник может такое же занятие добавить к своему обычному келейному правилу.

Мини-бдению уделяется не менее двух часов и посвящается раннее время суток – сразу по пробуждении. Только после этих занятий следует приступать к обычному правилу: повседневным утренним молитвам, поклонам, канонам, чтению Писания, Псалтири или вычитыванию служб суточного круга, – кому что нужно. Начинать занятия можно с одного часа, постепенно доводя их до двух часов, далее, с опытом, можно увеличивать время по мере возможности¹⁵¹¹.

Художественные приемы в келейных занятиях имеют особое значение, поэтому продолжим речь о техническом оснащении метода.

Тому, кто ощущает свое сердечное место, описанные выше способы помогают сводить ум в сердце, а кто-то способен обойтись и без них. Но в любом случае это лишь первый шаг, за которым возникают новые проблемы. Ведь ум не хочет там находиться и рвется на волю, «ускользая от неопытных»¹⁵¹².

А мы между тем имеем первостепенное задание: «приучи ум свой не скоро выходить оттуда»¹⁵¹³. Так, вслед за введением ума в сердце, встают последующие задачи, из которых три будут приоритетными: удержать ум в сердце, стяжать начальную исихию, приступить к трезвению, то есть к борьбе за чистоту молитвы. Решению этих задач послужит прием, который можно условно назвать затвор.

Это основной прием художественного метода. Он позволяет уму затвориться в сердце, дает возможность не выпускать его оттуда, он же уберегает ум от рассеяния. Далее он поможет приостановить поток помыслов, сохранить тишину ума и начать брань за чистоту молитвы. В целом этот прием готовит почву для соединения ума с сердцем.

Прием универсален и пригоден при любом варианте введения ума в сердце, будь то ноздренный путь, или прямое вхождение, или же перси. В последнем случае нужно делать все то же самое, что будет описано ниже, с одной поправкой: держать внимание ума придется не в сердце, а в области ключиц и к той же области относить все сказанное далее в отношении сердечного места. Эффект, конечно, будет не тот, что при первых двух вариантах, но и в этом случае прием поможет собрать внимание, не рассеиваться в молитве, ослабить натиск прилогов, привести ум в состояние относительной тишины и в результате приблизить момент обретения сердечного места.

Универсальность проявляется еще в том, что прием затвор полезен не только для начинающих. На разных этапах умного делания к нему могут обращаться люди опытные, в том числе обретшие способность соединения ума с сердцем. Он поможет быстро войти в нужное состояние и значительно продлить его, укрепить умно-сердечное соединение, углубить исихию. К тому же прием затвор пригоден во всех условиях: для подвизающихся в миру, в монастыре или в пустыне.

Напомним, что, в качестве базового примера мы рассматриваем только один из возможных приемов, – художественный метод допускает и другие способы удержания ума в сердце. Кроме того, творческий подход позволяет, взяв за основу описанный здесь принцип, варьировать детали и выстраивать свою тактику применительно к конкретным условиям¹⁵¹⁴.

* * *

Решающее значение при келейном занятии имеют внешние условия, их несоблюдение обесценит наши усилия и не даст ожидаемых от психофизического метода результатов. Приступать к молитве желательно после хотя бы краткого сна. Самое подходящее время – ночь или раннее утро. Необходимы тишина, темнота, уединение. Условия тем лучше, чем меньше сенсорных раздражителей воздействуют на нас извне. Помещение предпочтительно найти потеснее¹⁵¹⁵.

Надо сесть на невысоком сидении или на полу, приняв собранную компактную позу, расслабив шею, позволив голове свободно склониться¹⁵¹⁶.

Расположимся не посреди помещения, но, как и сказано у отцов: «в углу», или в какой-либо нише, либо просто спиной прислонясь к стене. Чем меньше свободного пространства будет вокруг, тем лучше¹⁵¹⁷.

Окна следует плотно занавесить, нужна максимальная темнота, глаза, сверх того, должны быть закрыты.

Сев, необходимо полностью успокоиться. Только в покое обретается подлинное внимание и улавливается исихия, и «только в покое человек общается с Богом»¹⁵¹⁸. Прежде всего важен покой телесный, который прямо содействует покою внутреннему. Поэтому требуется неподвижность, тело должно затихнуть¹⁵¹⁹.

Земные поклоны – вещь нужная и полезная, но в свое время, теперь надо их отложить, даже крестное знамение можно пока не совершать. Мало того, что любое движение располагает к возбуждению, оно еще, в ущерб молитве, оттягивает на себя часть внимания. Поэтому здесь так важна статичность¹⁵²⁰.

Есть два узла мышечной напряженности, которые нам нужно ослабить. Это лицо и брюшной пресс. Эти области некоторым образом взаимосвязаны, и расслабление одной способствует снятию напряжения с другой. Освободим от лишних напряжений лицевые мышцы губ, глаз и лба, затем – область солнечного сплетения и брюшины¹⁵²¹.

Ради поддержания бодрости можно сохранить некоторое напряжение, но пусть оно остается в других частях тела: в плечах, спине, конечностях. И то в меру, поскольку напряженность связана с возбуждением, а мы искатели покоя, охотники за исихией. Потому «расслабься, то есть будь спокоен, находясь пред Богом в естественном для тебя состоянии»¹⁵²².

Однако надо уточнить: молитвенный покой это отнюдь не та общая расслабленность, которая требуется при медитации. Там за счет этого стараются нейтрализовать умственно-душевную деятельность, здесь же, напротив, молитва нуждается в напряженной умственной активности. Покой исихаста не предполагает душевной и духовной инертности, не отвергает он и телесного утруждения¹⁵²³.

Также важно снять напряженность в области речевого аппарата. Отпустим прежде всего мышцы рта: губ, щек, языка, и глубже: глотки, гортани, и главное – расслабим голосовые связки. Даже такие, казалось бы, незначительные мелочи помогают понизить возбуждение нервной системы, успокоить ум, удержать внимание от блужданий и собрать его во внутренней тайной клети¹⁵²⁴.

Кроме того, эти меры, по принципу обратной связи, косвенно содействуют переходу от словесной молитвы к умной. Дело в том, что на словесном уровне молитва, даже читаемая безмолвно, про себя, неизбежно сопровождается микронапряжениями мышц артикуляции, так как к ним с каждым мыслимым словом поступают нервные импульсы, аналогичные тем, что возникают при чтении вслух. То есть мы, хотя и беззвучно, но проговариваем про себя слова¹⁵²⁵.

Однако то, что закономерно для жизни обыденной, меняется при переходе со словесного уровня молитвы на умно-сердечный: связь между словом и органами речи начинает расторгаться, и мы можем мыслить молитву уже вне этой связи – чисто умно, не артикулируя внутреннее слово¹⁵²⁶.

С учетом этой особенности мы теперь идем от обратного и, расслабляя мышцы рта и гортани, готовим условия для стяжания исихии, способствуем зарождению умной молитвы.

Губы сомкнуты. А зубы следует разомкнуть, расслабив мышцы нижней челюсти и дав ей слегка опуститься. Дело в том, что зубы при соприкосновении создают некоторое шумовое ощущение, отвлекая внимание и привлекая его к области головы. Нам не нужно ни то ни другое. При этом рот, повторим, остается закрытым¹⁵²⁷.

Дышать нужно по возможности только носом. Обычно достаточно от одной до трех минут обездвиженного покоя, чтобы полностью затихло дыхание. Неглубокое, неспешное – оно едва ощутимо. Это и означает сдержать или стеснить дыхание в понимании исихастов русской традиции. И достигаем этого без какого-либо усилия, только за счет покоя. Этого достаточно, другого пока не требуется.

Бывает, что вскоре дыхание словно вовсе исчезает, оно становится столь затаенным, что грань между вдохом и выдохом уже не различима. Это признак правильного состояния.

Так, сидя спокойно в тишине, без лишних движений, направляем мысленный взгляд закрытых глаз прямо в сердечное место. В том же направлении пусть сместятся зрачки, но без лишнего напряжения. Главное, чтобы умственный взор вонзился в сердце. Вслед за взглядом, в направлении к сердцу, низко склоняется голова.

При этом ум пусть видит совершенно безвидно: «Храни ум твой невообразимым и безмечтательным... Надо блюсти ум и содержать его безвидным»¹⁵²⁸. Мы, хотя мысленно проникаем сквозь грудь, вглубь тела, но зрительно ничего не воображаем, не пытаясь представить вид внутренних органов, сердца и тому подобного¹⁵²⁹.

Первый шаг на пути к соединению ума с сердцем совершает тот, «кто при молитве направляет взор на самого себя», ибо «особенно уместно учить смотреть в самих себя... начинающих»¹⁵³⁰. И смотреть именно телесными очами. Как и сказано в первоисточниках: «внимай в сердце умом твоим и чувственными твоими очами»¹⁵³¹. Для этого нужно «не блуждать взором то туда, то сюда, но словно на каком-нибудь упоре останавливать его на своей груди»¹⁵³². Этот прием хорошо известен среди подвижников¹⁵³³.

Направленность внимания и взгляда телесных очей тесно взаимосвязаны, внимание очень чутко следует за движением глаз. Взгляд блуждающий всегда совпадает с блужданием мыслей; глядя по сторонам, мы позволяем вниманию рассеяться. И, напротив, взгляд, опущенный долу, направленный на себя, помогает собраться с мыслями. Вперив взор внутрь собственной груди, мы уловляем ум и утихомириваем помыслы. Фиксация взора на сердечном месте наилучшим образом способствует сосредоточению ума в этой области.

Однако достаточно высокое расположение этой точки вынуждает с напряжением скашивать глаза, что слишком неудобно и утомительно. Поэтому эффективнее будет, как сказано, направить туда только мысленный взгляд, а зрачки при закрытых глазах лишь слегка опустить¹⁵³⁴.

Собрав внимание в сердечном месте, начинаем этим же местом дышать: вдох идет прямо в сердце и оттуда же выдох¹⁵³⁵. Про себя неспешно повторяем Иисусову молитву; смешиваясь с дыханием, она звучит тут же – в сердце.

При занятии умным деланием, в отличие от словесного молитвословия, мы произносим молитву мысленно, безгласно, однако, если это вызывает какие-то затруднения, а также в моменты утомления или рассеянности, можно временно молиться очень тихо вслух. Особенно начинающим это помогает собрать внимание, после чего надо вернуться к безмолвию и произносить молитву только про себя¹⁵³⁶.

Далее все заботы о теле, о позе, о прочих внешних вещах нужно оставить и внимание полностью сосредоточить на молитве. Для тех, кто только приступил к занятиям, она будет пятисловной. В дальнейшем, с опытом, словесный состав молитвы начнет меняться, варьироваться, но это позже, – пока постараемся утвердиться в таком формате.

Семи- или восьмисловная форма Иисусовой молитвы подходит для словесного молитвословия, но для занятий умной молитвой она мало пригодна. А вот пятисловная легко и гармонично встраивается в дыхательный цикл, попадая в естественный ритм дыхания¹⁵³⁷.

Несколько в ином положении греки. В их произношении молитва звучит более слитно, не так громоздко, как по-русски, и в целом ощущается более короткой: для них семь слов звучат почти, как наши пять. Поэтому в византийских источниках у исихастов встречаются упоминания о семисловной форме молитвы. Тем не менее на практике греческая традиция и в устной, и в умной молитве отдает предпочтение пятисловной форме. При этом греки с легкостью могут целую молитву, по причине ее краткости, вмещать на вдохе и еще одну на выдохе¹⁵³⁸.

Сейчас сосредоточимся на одном: наша молитвенная мысль должна стать живым обращением к Богу. Постараемся явственно осознать, проникнуться мыслью о том, что Сам Христос сейчас присутствует здесь – в нашем сердце, что Он чутко прислушивается к нашему зову. Ум пусть вникает в каждое слово, чувства пропитывают мысль, всю свою жизненную силу вложим в мольбу, изливаемую из сердца, обращенную к Богу живу¹⁵³⁹.

* * *

Теперь, собравшись умом и чувством в молитве, можно воспользоваться приемом затвор – исихастской техникой, позволяющей овладеть искусством управления вниманием. Из дальнейшего подробного описания может по первому впечатлению сложиться представление о приеме, как о слишком сложном, громоздком. На деле это не так. Освоившись, убедимся, что все его элементы сочетаются естественно и органично. Опыт позволит с легкостью объединять все нужные действия в течение секунд.

Наша задача в том, чтобы охватить вниманием сразу несколько точек, несколько процессов, а затем одновременно удерживать внимание на этих позициях. Причем на первом, приоритетном, плане всегда должна оставаться именно молитва. К пониманию смысла и цели таких действий мы постепенно подойдем.

Итак, сама молитва будет первой точкой приложения внимания – первой позицией. Требуется неотступно вникать в смысл ее содержания и, осознавая мыслимые слова, одновременно наполнять их искренним чувством. Постараемся не допустить механического – бездумного, непрочувствованного – повтора святых слов молитвы. Сохраняя это живое обращение ко Христу, будем постепенно расширять сферу внимания, включая в нее другие позиции.

Вторая точка приложения внимания, вторая позиция – это привязка к месту. Наша молитвенная мысль должна звучать не где-либо, но только в сердечном месте, там, в сердце, мы должны стараться ее расслышать и там удержать. Мысленное слово как бы резонирует в сердце, отдается эхом в груди; напитанное чувством, затопляет грудную полость. Будем следить, чтобы внимание не уходило ни вовне, ни вниз от сердца, не смещалось бы в область головы.

Но как удержать «неудержимый ум», когда «и четверть часа понуждения... кажется за какую-то вечность», а «ум стремительно вырывается оттуда»?¹⁵⁴⁰ Для того и существуют приемы художества. Помощь в этом деле получит тот, кто, как было сказано, склоняет главу, упираясь в грудь подбородком, а мысленным взглядом – в сердце.

Еще один способ помочь привязке внимания – это физическое касание: можно прикладывать к сердечному месту согревающую ладонь, можно обе ладони, наложив одну на другую, прижимать к этой области или же надавливать на нее пальцами. Бывает достаточно и легкого касания самыми кончиками пальцев. Пальцы рук – это тонкий, чуткий и всегда активный инструмент. Внимание постоянно заострено на кончиках пальцев, и связь эта очень прочна. Поэтому прикосновение к нужному месту хорошо помогает направить и собрать в этой точке умственную энергию¹⁵⁴¹.

Также можно вспомнить то, с чего начинали, вернувшись на время к приему прямого вхождения в сердце: пропустим дыхание сквозь сердечное место, последим, как воздух пронизывает грудь, как сердце дышит молитвой. Творческий подход подскажет и другие приемы, главное, чтобы они отвечали основной задаче – сосредоточению ума в нужной точке¹⁵⁴².

Обратим внимание на вскользь упомянутую деталь в писаниях свт. Игнатия: «При упражнении молитвой Иисусовой полезно... держать левую руку у персей, над левым сосцом груди, несколько повыше его, – последний механизм способствует к ощущению силы словесности, находящейся в персях»¹⁵⁴³.

Хотя святитель этого не поясняет, но он здесь указывает на полезный художественный прием. Существенно то, что упомянута именно левая рука, то есть та, которая держит четки. У начинающих часть неокрепшего внимания неизбежно отвлекается на перемещение пальцев по четкам. Если рука опущена или лежит на коленях, то туда же частично уходит, отрываясь от сердца, внимание. Когда мы расположим руку с четками возле сердца, так, чтобы пальцы, перебирающие четки, прижались к сердечному месту, тогда внимание не будет расщепляться, мы поможем ему собраться в одном месте.

Можно, например, перебирая четки большим и указательным пальцами, остальными двумя-тремя опереться на сердечное место, а можно, приложив к сердцу правую ладонь, левую руку с четками прижать запястьем поверх правой ладони. Или еще как-то иначе, главное – не позволять уму покинуть сердце и устремиться в пальцы, в перебор четок, не допустить, чтобы веревочные узлы забрали внимание, предназначенное Христу.

В дальнейшем же, когда ум твердо установится в сердце, тем более в моменты умно-сердечного соединения, уже не будет иметь такого значения ни положение рук, ни четок, ни сама по себе поза.

Итак, сосредоточившись в молитве, мы часть внимания уделили телу – ощущению места сердечного. Теперь нам нужно расширить сферу внимания дальше, подключив третью позицию. Для этого установим контроль над процессом дыхания¹⁵⁴⁴.

Прислушаемся к нашим тихим, едва ощутимым вдохам, сосредотачиваясь все там же – в сердечном месте. Мы дышим сердцем и слышим свою молитву, ощущаем дыхание, как бы проникающее прямо в сердце. Стараемся свести все эти составляющие воедино¹⁵⁴⁵.

У дыхания есть свой ритм, и у молитвенной фразы есть свой. Приводим их к сочетанию, вкладывая по полмолитвы во вдох и выдох. Для начинающих лучше держаться обычной схемы: вдох – Господи Иисусе Христе, выдох – помилуй мя¹⁵⁴⁶.

Однако здесь есть нюанс. Постараемся не напрягаться, не прилагать усилий, втискивая слова в дыхательный цикл, но и не будем насиловать дыхание, искусственно его ускоряя или растягивая. Попытаемся плавно прийти к гармоничному сочетанию, когда дыхание и молитва станут органично созвучными по темпо-ритму, сохраняя естественность без всякого принуждения¹⁵⁴⁷.

Как только удалось объединить эти три позиции, – когда молитва с живым чувством и слитно с дыханием ощущается в сердечном месте, – тогда начнем подключать четвертую: сердцебиение.

То есть нужно, плюс ко всему, одновременно почувствовать биение пульса в сердечном месте. Не всем дается это легко, хотя для кого-то не составляет никакого труда. В любом случае с опытом чувствительность обостряется и почти каждый способен отчетливо ощущать пульсацию в этой точке¹⁵⁴⁸.

Заметим, что, расширяя сферу внимания, можно действовать и в другом порядке, если это будет удобнее¹⁵⁴⁹.

После совмещения четырех точек фиксации внимания задача усложняется. Теперь требуется полноценно молиться, при этом объемля вниманием все четыре позиции. Во-первых, сама молитва: отчетливо осознавая ее содержание, с живым чувством обращаемся ко Христу, Который слышит нас в нашем же сердце.

Во-вторых, сердечное место: не сводим с него свой мысленный взгляд, можем прикладывать к нему руку, следим, чтобы молитва звучала именно в сердце.

В-третьих, дыхание: молитвенные слова влагаются во вдох-выдох, сливаются с воздушным потоком, пронизывающим сердце.

И, в-четвертых, сердцебиение: увязанные с дыханием слова молитвы нанизываются на удары пульса¹⁵⁵⁰.

При всем этом напомним: на первом месте – сама молитва, молитвенное мыслечувство. Согреваем каждое слово теплотой своего сердца, живо осознавая, к Кому обращаемся, Кого призываем низойти с духовных небес в тесноту темницы нашего духа. Внимание к прочим позициям не должно доминировать, отвлекать от молитвы, не должно обратить ее в машинальный повтор¹⁵⁵¹.

Осуществить это поначалу не так просто¹⁵⁵².

Пытаясь контролировать все четыре действия, мы невольно зацикливаемся на физическом плане, как на более грубом и явственно ощутимом: уследить за позой и дыханием легче, чем удержать внимание на умственном обращении к Богу. И молитва начнет ускользать: теряется оcмысленность ее содержания, теряется чувство живой обращенности к Богу. Преобладать начинает форма.

Ситуация становится абсурдной: ведь психофизические приемы – это всего лишь костыли, подпорки для поддержания молитвы, и вот, мы остаемся с одними подпорками, но без того, что надо ими поддерживать. Если сразу не спохватиться, то можно незаметно уйти в самообман: мы будем полагать, что заняты молитвой, но именно ее уже и нет – внимание переключилось на внешний антураж. Поскольку самообман опасен, так как чреват самопрельщением, то, зная присущую нам склонность цепляться ко всему внешнему, постараемся эту немощь одолеть.

Когда с опытом образуется навык сочетать четыре действия затвора, то молитва идет легко и естественно, все устойчивее удерживаясь в сердце. Молитвенная фраза сливается с потоком дыхания, вплетается в дыхательный цикл и пронизывается биением пульса. Все три ритма – словесный, дыхательный и сердечный – определенным образом сочетаются. На вдох и выдох приходится по несколько ударов пульса. Пульс служит своего рода метрономом¹⁵⁵³.

Наш живой метроном отбивает слово от слова, а может, в зависимости от темпа дыхания и молитвы, отбивать группу слов или же разбивать слова по слогам; один или несколько ударов могут приходиться на паузы между слов и между молитв. Сердце вдыхает слова молитвы, резонирующие в груди, и все сливается воедино: мысль, дыхание, сердцебиение, чувство¹⁵⁵⁴.

«Сердце становится как бы местом затвора и хранения ума»¹⁵⁵⁵.

Несколько утвердившись в этом делании, можно, по мере сил, добавить пятую точку приложения внимания, установив контроль над мышцами артикуляции. Будем следить, чтобы вся мышечная цепочка, образующая речевой аппарат: губы–рот–челюсти–язык–глотка–гортань – поддерживалась в расслабленном состоянии. Не у каждого это получится, но тем, кто уже коснулся умной молитвы, задача знакома. Они поймут, как мыслить молитву умно, не артикулируя внутреннее слово, не напрягая голосовые связки – «не приводя в движение гортань и не двигая языком»¹⁵⁵⁶.

Пятая позиция не только усиливает эффект затвора, но косвенно полезна тем, что помогает утвердиться в молитве умной и исподволь подготавливает к сердечной. Впрочем, для успеха в деле бывает вполне достаточно и четырех позиций.

* * *

Такова примерная схема приема затвор в версии для начинающих. Со временем, по мере опытности, появляется вариативность.

Желательно постепенно вводить принцип, который предлагаем взять за основу метода, – естественность. Это, в частности, означает, что в дальнейшем словесный состав Иисусовой молитвы будет определяться в каждый отдельный момент расположением нашей души¹⁵⁵⁷.

То есть не следует ни задумываться над количеством слов, ни понуждать себя произнести молитву целиком или сокращенно, не требуется вообще следить за этим. Пусть молитвенная фраза сложится естественным образом: если есть желание, то помыслим все восемь слов, если вырвались только четыре: Иисусе Христе, помилуй мя, – пусть будет так. Нельзя живое движение души втискивать в заданную формулу, напротив, слова должны облекаться в ту форму, которую придаст им направленность мысли и чувства. Иначе молитва будет убита, вместо нее зазвучит некий бездушный плеер.

Но всему свое время, – начинающим такая свобода была бы не на пользу. Для того, чтобы войти в молитву, первоначально требуются строгие рамкам чина и метода. А начинающими, напомним, мы обычно остаемся годами.

Хотя иногда результат бывает получен быстро, в течение месяцев, если правильному применению метода сопутствуют благоприятные условия: уединенная жизнь в безмолвии, строгая аскеза, послушание. В других условиях могут потребоваться десятилетия.

Для мирянина не менее, чем для инока, важно безмолвие, ограничение в пище, общении, развлечении. Многое, разумеется, зависит от индивидуальных возможностей, от устроения человека, от строгости к себе. Учитывая все это, о конкретных сроках говорить не приходится¹⁵⁵⁸.

Смысл и назначение приема затвор рассмотрим позже отдельно¹⁵⁵⁹, пока лишь отметим, что описанная техника значительно помогает сведению и удержанию ума в сердце, привитию сердечной молитвы, готовит почву для соединения ума с сердцем. А это, в свою очередь, свидетельство каноничности данного приема, подтверждение его принадлежности святоотеческой традиции. Соответствие исихастским целям и принципам – это общий критерий проверки для всех прочих рекомендаций, это заповеданный нам критерий распознания по плодам¹⁵⁶⁰.

Результатом описанной практики, при правильном ее применении, являются первые признаки исихии, когда стихает поток отвлекающих помыслов и ум погружается в глубину мысленной тишины и покоя. Молитва на этом фоне становится собранной и внимательной. Однако здесь не конец войны, а лишь относительное перемирие. Начальная исихия дает передышку в брани, возможность как следует окопаться на занятой высоте и отсюда, как на ладони, обозревать поле битвы и вражеские позиции. Это серьезное преимущество, но бой продолжается, тяжелая артиллерия вновь будет бить прилогами, снова будем сражаться с рассеянностью и сонливостью.

Со временем, когда подействует благодать, соединяющая ум с сердцем, человек обретет наконец устойчивое молитвенное состояние и сможет подолгу в нем пребывать. «И забьет в твоем сердце росоносный источник, взывающий: Господи Иисусе Христе, помилуй мя!»¹⁵⁶¹ Иначе говоря, человек вводится в молитву, то есть она начинает сама пульсировать в сердце, остается только прислушиваться к ее звучанию. Тогда можно сказать о себе словами Странника: я «начал с прилежанием слушать, как говорит сердце»¹⁵⁶².

Тогда, действительно, «молится уже не ум, а само сердце»¹⁵⁶³.

В такие моменты самодвижности, когда молитва сама идет, бывает, что пальцы на четках замирают и обездвиженность охватывает тело. Тогда уже нет нужды ни в четках, ни в приемах, ни в методах, – молитва сама, как родник, пробивается из глубин духа: то истекает из сердца нитевидной струей, то бьет фонтаном, затопляя душу умилением, умиротворением и покоем или радостотворным плачем¹⁵⁶⁴.

Итак, с помощью описанного приема, ум затворяется в сердце в «единовидной свернутости»¹⁵⁶⁵, «свернувшись» в молитве и успокоившись, «как в гнезде». Сердце становится «местом затвора и хранения ума»¹⁵⁶⁶.

Поддерживать это состояние потребуется и дальше в течение всего молитвенного занятия, всего нашего бдения, или келейного правила, которое продлится от одного до нескольких часов. Справиться с этим опять-таки поможет прием затвор, для чего понадобится вновь и вновь к нему обращаться.

Приступив к занятиям, каждый обнаружит, что ум не желает подчиняться. Он неизбежно отвлекается от молитвы и постоянно норовит покинуть сердце. Во-первых, его выманивают из сердечного гнезда посторонние помыслы. Ум либо рвется выпорхнуть и улететь вовне, чтобы скитаться по всему свету, либо, ухватившись за случайные прилоги, ползком прокрадывается и ускользает в область головы, так как, переключившись с молитвы на размышление, он вовлекается в работу рассудка.

Во-вторых, нас часто чрезмерно увлекает внимание к физиологии: дыханию, сердцебиению, телесной позе или ко внешним раздражителям типа случайных шорохов и звуков.

Покидая сердце, ум начинает шарить по келье, он натыкается на разные предметы, перебирает их или роется в памяти и мусолит текущие дела и проблемы. Если его не остановить, он выскальзывает за пределы кельи и дома, хватается за любые события, за знакомых людей, ввергается в виртуальные споры, беседы, носится с какими-то идеями. Затем бежит еще дальше и скитается по всему миру.

Как только спохватились, пока не поздно, ловим беглеца и загоняем его обратно в сердце. Обращаем к сердцу зрачки закрытых глаз, вонзаем, вперяем в сердце свой безвидный взгляд, запираем свой ум в затворе и распинаем на кресте делания, приковав четырьмя мысленными гвоздями: молитвой, сердечным местом, дыханием, пульсом.

Всем отвлекающим факторам мы можем противопоставить прием затвор. Как только ум начинает отклоняться от живой обращенности ко Христу, немедленно воспроизводим весь алгоритм приема, возвращая ускользающее внимание к удержанию четырех позиций, к сочетанию молитвы с сердечным и дыхательным ритмом. При этом пристально следя, чтобы ум, погруженный в молитвенную мысль, цепко держался за сердце и ясно осознавал смысл Иисусовой молитвы.

Так каждый раз, снова и снова, загоняем отвлекшийся на помыслы ум обратно в сердце, вынуждая его затворяться там и углубляться в молитву. Чтобы надежнее удержать его на месте – сердечном месте – сажаем его, как озорного пса, на цепь: крепко привязываем к дыханию, прицепляем к пульсу, приковываем мысленным взором, вперенным в грудь.

Иногда, когда ум устает, препятствие молитве воздвигается в виде некоторой омертвелости. Оставаясь в сердце и продолжая твердить молитву, ум теряет живое внимание, а молитва превращается в машинальный повтор слов, бессмысленный, бесчувственный. Это тот случай, когда ни приемы художества, ни волевое усилие не помогают оживить ум. Здесь остается только один прием – терпение и понуждение: не покидать поле брани, не оставлять и такую – бездушную, механическую молитву. Хотя нет в ней признаков жизни, но, продолжая ее твердить, стараясь вдохнуть в нее чувство, усиливаясь собрать внимание, мы боремся за молитву живую.

Этим показываем и утверждаем свою верность Христу, подтверждаем серьезность и твердость намерений, проявляем ожидаемое от нас соработничество, необходимое по закону синергии. Ибо «для того, чтобы дать нам силу и оказать содействие, Бог сначала должен найти в нас какие-то основания для этого»¹⁵⁶⁷.

И Он видит нашу борьбу с рассеянностью, сонливостью, отупением, в Его очах это имеет цену, и в конце концов Он помогает. И «огнь, пришедши в сердце, воскрешает молитву»¹⁵⁶⁸.

Если же и не удостоимся помощи, то это еще не означает поражение в брани – наше терпение и понуждение зачтутся нам, как подвижнические труды¹⁵⁶⁹.

* * *

Стратегическая цель, стоящая перед нами: стяжать благодатный дар устойчивой самодвижной сердечной молитвы, очищающей ум и сердце¹⁵⁷⁰. Задача тактическая: привлечь благодать и побудить к содействию, ради вхождения в начальную исихию, ради соединения ума с сердцем. При этом собственные усилия прилагать будем в двух направлениях: во-первых, удерживать ум безвыходно в сердце, во-вторых, не допускать ни одного постороннего помысла. Этим полагается начало брани за чистоту ума.

Когда с опытом келейного бдения наработается достаточный навык, можно будет заметить, как по временам появляется некое новое состояние. В эти моменты сам собой иссякает поток посторонних помышлений, теряет инерцию натиск прилогов, глубокая тишина начинает обволакивать ум, а звучание молитвы на этом пустынном фоне становится непринужденным и чистым¹⁵⁷¹.

Плавно, почти неприметно ум погрузился в сердце. Сосредоточенность и покой объемлют душу. Это значит, что благодать исихии коснулась ума¹⁵⁷².

Теперь, когда молящийся в сердце ум словно завис в окружающей его пустоте, любой, возникающий на мысленном горизонте прилог, становится заметен. Образы, всплывающие из подсознания, помыслы, нашептанные рассудком или подброшенные врагом, видны теперь как бы со стороны: возникая, будто на некотором расстоянии, они начинают приближаться, с тем чтобы завладеть вниманием и слиться с нашим умом.

И вот это-то расстояние, такой, скажем, пространственно-временной зазор, образовавшийся благодаря исихии, позволяет уму вовремя заметить появление прилога и уловить ту грань, за которой мы обычно входим в сочетание¹⁵⁷³ с ним, то есть начинаем обдумывать помысл, или, как выражаются отцы, вступаем с ним в собеседование.

Теперь же мы можем действовать на опережение: отсекать прилог, не входя с ним ни в сочетание, ни тем более в сосложение, таким образом не допуская его до сердца. Появилась возможность, которой нет в нашем обыденном состоянии: мы вольны удерживать внимание на молитве, игнорируя и ликвидируя посторонние помыслы.

Другими словами, моменты исихии позволяют контролировать мыслительный процесс, или, на языке аскетики, применять метод трезвения. Отныне у «сокровенной двери» сердечной выставляется верная стража, ум и сердце впервые получают надежную защиту. Трезвение и исихия взаимно укрепляют и углубляют друг друга. Благодаря этому охраняется от прилогов и поддерживается достигнутая на этом этапе относительная чистота ума¹⁵⁷⁴.

Строго говоря, стяжание начальной исихии это и есть начало молитвы. То, что было доселе, относится к обучению. Пока ум мечется от образа к образу, перескакивает с одного помышления на другое, отсекает один прилог и тут же увлекается новым – все это только борьба за молитву, подготовка к молитве, но еще не сама молитва. Реальное обращение к Богу начнется с того, что ум установится неподвижно в сердце и замрет в исихии, целиком вложившись в одно-единственное мыслечувство – призывание Христа.

Только на фоне исихии, в пространстве мысленной тишины, – когда все прочее исчезает, – ум остается наедине со Христом. И когда они один на Один, тогда начинается молитва. Молитва умная¹⁵⁷⁵.

Итак, в начальный период келейных занятий приоритетны две сродные задачи: во-первых, стараться нащупать и уловить состояние исихии, во-вторых, когда подействует благодать и введет в это состояние, стараться как можно дольше его удержать, защищая ум посильной бранью с помыслами, тем самым развивая зачатки трезвения и укрепляя исихию¹⁵⁷⁶.

Подчеркнем, что задача здесь именно двусторонняя, поскольку без исихии в мысленной брани не победить.

Поясним. Погрузившись с помощью приема затвор в молитву, мы изберем неверную тактику, если ограничимся бранью с помыслами, не позаботясь о стяжании исихии. Да, это необходимо – противостоять прилогам, но если мы поглощены этой борьбой и не ставим других задач, то можем заниматься этим очень долго, но никуда не продвинуться. Для победы в этой войне нам нужна исихия, нужна способность входить в нее, пребывать в ней. Без нее мы брань ведем «в темноте», не можем «видеть своих врагов» и обречены на поражение¹⁵⁷⁷.

Вопрос в том, как обрести исихию, – откуда появится тишина среди шума умственной битвы? Сама по себе она не возникает. Благодать исихии привлекается целенаправленным действием и усилием. Нужно самим отыскивать и улавливать зачатки исихии, учиться расслышать ее среди шума брани. Это дается только по мере опыта. А когда благодать приблизится и охватит ум тишиной, нужно суметь это состояние зафиксировать и научиться его хранить.

Будем искать и выслеживать исихию. Эта добыча необходима нам. Безнадежно воевать голыми рукам, в мысленной брани не победить, пока не вооружимся техникой трезвения вкупе с исихией¹⁵⁷⁸.

Признаки, по которым можно опознать и уловить моменты исихии, уже упоминались, – это прежде всего ощущение легкости и умственного покоя, как следствие приостановки водоворота помыслов. Это некое оцепенение ума, застывшего в молчании, как бы в невесомости, в пространстве пустоты и тишины, на фоне которой молитва звучит непривычно чисто. Эти признаки, оповещая о погружении в исихию, указывают также на зачатки умной молитвы.

Если к тому же подействует соединяющая благодать и ум войдет в слияние с сердцем, то среди окутавшей ум тишины мы ощутим пульсирующее самозвучание молитвы, ибо в такие моменты, «когда приходит благодать Божия, тогда Иисусова молитва говорится сама собой»¹⁵⁷⁹.

Улучив такие состояния, постараемся как можно дольше удерживать их, ничем не спугнуть благодать, не разорить дарованную тишину. Тем самым мы создаем плацдарм, который позволит начать уже реальную брань за чистоту ума. Покуда не имеем этого пространства внутренней тишины, нам не на что встать и опереться. Теперь же, укрепляясь на занятом плацдарме, вооруженные трезвением, можем не только обороняться, но и вести атаки.

Подчеркнем, что пребывание в исихии, удержание этого состояния не означает отключения ума, его бездействия. Ум не отдается безвольно образовавшейся пустоте, ему «не подобает молчати и праздну стояти»¹⁵⁸⁰, он активно деятелен – сосредоточен в молитве, а пустота и тишина лишь окружают молитву.

Ум напряженно держится за молитву, все силы мысли и чувства влагая в каждое слово. Либо он чутко прислушивается к ней, когда она самозвучна в сердце; если же затухает, то ум усиливается оживить ее самодвижность до той поры, пока вновь не подействует соединяющая благодать.

* * *

На практике уловить ощущение исихии для начинающих не так уж просто. Проблема в том, что состояние это нам не знакомо. В обыденной жизни ум наш соединен с рассудком и постоянно вращается в круговороте помыслов, образов, чувственных импульсов, из-за чего ощущение умственной тишины нам просто неведомо. А ведь чтобы его обнаружить, почувствовать, распознать, нужно знать его, так сказать, на вкус. И вот здесь помочь может очень простой прием, который даст представление о том, что именно надо искать. Назовем его пауза.

Суть в том, что нам присуща некая психофизическая особенность: если на очень краткое время полностью остановить дыхание, то в этот момент образуется пауза в потоке мышления – мы остаемся без помыслов. Устанавливается внутренняя тишина. Эту закономерность мы и можем использовать.

Упоминание о ней отражено, в частности, в поучениях прп. Никодима Святогорца, где дается такой намек: «В мгновения остановленного на вдохе или выдохе дыхания», в состоянии «совершенного покоя и неведения», то есть безмыслия, исихии, «когда человек слышит лишь биение сердца или не слышит и этого, облегчается сошествие молитвы в сердце»¹⁵⁸¹.

По-своему упоминают об этом и современные подвижники, когда говорят о «моменте паузы, остановки», указывая на «промежуточное пространство между вдохом и выдохом»¹⁵⁸².

Действовать нужно следующим образом. Приступая к приему затвор, когда мы сели, успокоились и готовы к молитве, для начала остановим на вдохе дыхание секунд на пять-восемь, не более. Делаем это легко и свободно, без всяких усилий и напряжений, так, чтобы не вызвать какой-либо дискомфорт. В этот момент, пока не дышим, можно заметить, что в нашем мышлении возникает пауза: замолкает рассудок, ум затихает, нет помыслов, на эти несколько секунд ум словно зависает в пустоте, вокруг него образуется как бы вакуум. В этот миг мы успеваем расслышать тишину ума, ощутить нечто подобное исихии.

Для нужного эффекта бывает, как правило, достаточно около пяти секунд; если же держать паузу долее, то появляется напряженность, а с ней возвращается обычный мысленный шум.

В тот момент, когда в паузе уловили исихию, тут же, среди этого безмолвия, на фоне пустоты начнем, возобновляя дыхание, мысленно произносить Иисусову молитву. Она в этот миг чиста, легко проникает в сердце, пульсирует в нем, вдыхается и выдыхается вместе с движением воздуха. В такие моменты, как и сказано у прп. Никодима, действительно, «облегчается сошествие молитвы и имени Иисусова в сердце».

Так прием пауза помогает искателям исихии нащупать, вкусить и распробовать первые ее признаки, позволяет настроиться на ее волну. Теперь, когда ощущение внутренней тишины отчасти знакомо, понятнее будет, что искать, в какое состояние стараться войти. Пойманное ощущение – это критерий, эталон, по которому и дальше можно будет проверять свое состояние. Когда ум во время молитвы вновь зашумляется помыслами, мы снова через этот нехитрый прием можем улавливать ощущение исихии и возвращаться к нужному состоянию.

Пользуясь, время от времени, паузой, как регент камертоном, можно напоминать себе ощущение мысленной тишины, сверяться с ним, настраивать состояние исихии, возобновлять его.

Таковы наши инструменты: если пульс – это метроном, то пауза – камертон. Причем использовать его можно не только в келье, но и в течение дня, молясь на работе, на улице или во время богослужения.

До сих пор речь шла о приемах, к которым приступают на уровне молитвы словесной, это касается и способов введения ума в сердце и удержания его в затворе. Но, как известно, молитва словесная вмале полезна¹⁵⁸³, – полезна разве что тем, что приведет к стяжанию умной. Умная тоже не считается достижением, но ценна как промежуточная ступень на пути к овладению сердцем. Только умно-сердечное делание приводит к первым реальным достижениям: оно дает доступ к священному методу умного трезвения, что позволяет приобщиться к таинству очищения и освящения сердца, а это ведет к исцелению от греховных страстей, к бесстрастию, которое и открывает вход в то Царство, куда ничто нечистое не войдет¹⁵⁸⁴.

Так что ближайшая цель – молитва сердечная¹⁵⁸⁵.

И теперь, несколько забегая вперед, скажем о некоторых мерах, помогающих тем, кто уже с ней знаком, совершенствоваться в этом направлении.

Преодолев начальные уровни и затем достаточно утвердившись в молитве сердечной, можно двинуться вглубь. Практика, называемая здесь глубокой молитвой, позволяет закреплять и развивать навыки умно-сердечного делания. Осваивая углубленную молитву, мы обретем способ оживления и возгревания затухающей молитвы, вооружимся боевым приемом для начальной брани с прилогами, сможем применять метод умного вхождения в молитву, который заменит более трудоемкие приемы, описанные ранее.

Приступать к углубленной молитве имеет смысл после того, как обретена уверенная устойчивость ума в сердце. Действовать надо одновременно в трех направлениях. Во-первых, молитва должна быть безмолвной: мыслиться умом и возглашаться духом – без артикуляции внутреннего слова. Во-вторых, возносить ее надо из недр сердечной глубины, держась вниманием строго в определенном месте. В-третьих, нужно влагать в молитвенный призыв повышенное усилие, молясь интенсивно и напряженно. Поясним.

Собрав ум в сердце, энергичным усилием сфокусируем все свое сознание на едином помышлении: Господь близ!¹⁵⁸⁶ Живо ощущая свое предстояние пред Богом живым, с благоговейным страхом и с абсолютной доверчивостью начнем умолять Его «приити и вселиться в ны», влагая эту мысль со всей душевной силой в краткий призыв: Иисусе Христе! Это могут быть и пять слов молитвы, и всего два – только имя Его, – суть не в этом, а в том, что взываем как можно «громче», но внутренне бессловесно – только умом и духом.

Обратим внимание на речевой аппарат – никаких напряжений, никаких колебаний мышц не должно возникать по всей цепочке: губы–язык–гортань¹⁵⁸⁷.

Соответственно, в расслаблении остаются голосовые связки. Когда удается таким образом мыслить молитву, то она изрекается в полном безмолвии – умно-духовно. Как сказано: «Возопий ко Христу безгласным воплем своего сердца», взывай, «молча’ устами, но духом вопия»¹⁵⁸⁸.

Понадобится время от времени проверять себя: звучит ли молитва из сердца безмолвно, удерживаются ли в бездействии и расслаблении голосовые мышцы. А основная напряженность пусть сосредотачивается в районе сердечного места. Вдобавок допустимо напряжение и в других местах, например в конечностях или в области торса.

Одновременно с этим требуется, чтобы молитвенный призыв исходил глубоко изнутри, из самых сердечных недр, по сказанному: «собери свой ум в глубине себя» и «твори молитву из глубины себя... Возопий к Богу из центра сердца своего»¹⁵⁸⁹.

Так, удерживая внимание ума строго в сердечном месте, «необходимо ощущать вырывающийся из глубины души крик к Богу»¹⁵⁹⁰. Вместе с тем надо следить, чтобы звучание молитвы не поднималось выше, в гортань, но исходило бы только из самого сердца – ни выше и ни ниже.

Постепенно можно идти вглубь, стараясь все более проникать внутрь сердца, усиливаясь молиться на все более глубинном сердечном уровне. Для этого требуется особого рода внутреннее усилие, описать которое едва ли возможно, такие вещи постигаются опытным путем.

Заметим, что, усиливаясь таким образом углубиться, можно невольно сдвинуться вниманием ниже сердечного места, чего допускать не следует. Придется следить и за этим, помня, что углубляясь в сердце духовное, мы погружаемся в метафизическое пространство, но не перемещаемся в пространстве вещественном.

Чтобы помочь себе устойчивее держаться в сердечном месте, нужно пригвоздить к нему мысленный взгляд телесных очей. Поможет также касание в этой точке пальцами. Можно использовать сквозное дыхание сердцем, как при приеме прямое вхождение. Телесное положение, которое наиболее способствует внутрисердечному сосредоточению, – это поза свернутости¹⁵⁹¹.

Следующее, что требуется, – напрячь силу молитвенного призыва, возвысить свой умственный глас. Произнося молитву по-прежнему безмолвно и «изводя ее из глубин сердца»¹⁵⁹², начнем наращивать мысленное усилие. Постепенно, с нарастающим понуждением, станем повышать интенсивность и напряженность молитвенной мысли, все более энергично взывая ко Христу, прилагая все большее усилие сердца и духа¹⁵⁹³.

Падая ниц пред Ним, будем кричать изо всех сил, влагая свой безгласный молитвенный вопль прямо во уши Его¹⁵⁹⁴. И далее с каждым призывом будем вновь и вновь себя понуждать, восполняя усилия и не позволяя себе снижать накал духовного чувства¹⁵⁹⁵.

Продолжая таким образом наращивать и поддерживать интенсивность молитвы, можно не заметить, как непроизвольно начнут напрягаться и сокращаться мышцы гортани в области голосовых связок. Вновь надо себя проверять, следить, чтобы не возникали лишние напряжения, и тем самым поддерживать чисто умное звучание молитвы.

Вместе с этим будем блюсти трезвение, бережно охранять исихию, следя, не всплывают ли на фоне умственной тишины какие-либо прилоги, и немедленно отстраняться от них при их появлении, вкладывая всю силу внимания в обращение ко Христу.

Остается добавить, что степень углубленности в сердце и погруженности в молитву может нарастать по мере духовного развития. Говорить о каких-либо уровнях и пределах здесь не приходится, так как глубина сердечная доступными нам средствами неизмерима.

* * *

Таким же образом можно прибегать к помощи глубокой молитвы, как к оживляющему и возгревающему приему, в случае рассеяния, охлаждения и ослабления сердечной молитвы. Всем знакомы моменты, когда во время молитвенных занятий ум заволакивается туманом безразличия, мысль становится вялой, чувства меркнут, сердце охладевает. Повторяя слова молитвы, мы уже сами их не слышим, не чувствуем, не понимаем, внимание истощилось, нами овладевает сонливость, телесная немощь, ум рассеивается.

В подобных случаях можно, приложив дополнительное усилие, понудить себя к углублению в сердце: энергично, но без напряжения гортани, повысить свой мысленный голос так, чтобы само сердце вскричало, взывая: Иисусе Христе!¹⁵⁹⁶ Наращивая далее интенсивность призыва, ощутим помощь содействующей благодати; прилив энергии оживит молитву, восполнит духовные силы.

Действуя сходным образом против стужающих¹⁵⁹⁷ помыслов, можно освоить азы мысленной брани, овладеть основным приемом из арсенала трезвения. Для этого требуется вкладывать усилие не в прямое противодействие прилогу, а в призыв ко Христу. И опыт глубокой молитвы для этого будет полезен.

Как только возник посторонний помысл, понудим ум энергично сосредоточиться, углубляясь в молитвенное обращение, начнем нагнетать интенсивность и напряженность призыва, рвущегося из глубины сердца. Когда вся умственная энергия вливается в молитву, не отвлекаясь на то, чтобы уделить внимание помыслу, тогда и заметить не успеем, как помысл сам собой бесследно исчезнет.

Техника глубокой молитвы, описанная выше, помогает укрепить соединение ума с сердцем, развивает и совершенствует сердечную молитву. Чем усерднее понуждение к такому деланию, тем глубже укореняется ум в духе и тем полнее раскрывается сердце для усвоения благодати¹⁵⁹⁸.

Однако метод принуждения, как кажется, не согласуется с известными отеческими советами не «нажимать» на сердце, избегать его напряжения¹⁵⁹⁹.

Дело в том, что эти советы актуальны до той поры, пока находимся на словесном уровне. Их надо держаться, покуда человек только учится вводить ум в сердце, пока пытается удерживать там ускользающее внимание, пока сердце духовное еще «не раскрыто» и, соответственно, любое усилие в сердечной области не даст эффекта духовного. Оно невольно обратится в физическое воздействие на сердечную мышцу и в душевное возбуждение раздражительной силы. А этим и начнем «утруждать сердце» и «производить в нем жар», что с молитвой не совместимо.

Но для стяжавших соединение ума с сердцем, для имеющих опыт сердечной молитвы многое меняется. Теперь нажимы, утеснения и напряжения в области сердечного места могут сослужить пользу, если применяются без перекосов и излишеств. Для сердца, если оно готово к соединению с умом, «если оно открыто»¹⁶⁰⁰ для погружения в его глубины, это уже не опасно.

Тем не менее в сердце могут появляться болевые ощущения или чувство давящей тяжести. Как к этому отнестись, вопрос индивидуальный. Тем, кого смущают опасения, возможно, лучше на время приостановить попытки углубления в сердце. То же касается тех, кто подвержен сердечным заболеваниям.

С другой стороны, имеющим дерзновенный настрой, решимость и готовность предать «весь живот наш Христу Богу» можно безбоязненно двинуться дальше – глубже.

Если при попытках наращивать интенсивность сердечной молитвы возникают боли в голове, то это может означать преждевременность таких усилий. Вероятно, еще недостаточно утвердилась молитва умная и слишком крепка еще связь ума с рассудком.

* * *

Если же опыт сердечной молитвы уже достаточно усвоен, то описанная практика пригодится и в том случае, когда действует самодвижность.

Казалось бы, если молитва идет сама, то в нашей помощи уже не нуждается. Но на деле бывает иначе. Да, здесь не требуется вспоминать о сердечном месте, о расслаблении мышц, молитва сама собой безмолвно звучит в глубине груди. Единственное, что бывает здесь нужно, это повышение духовно-душевного накала молитвы.

Как и любой вид деятельной молитвы, самодвижность изменчива, может и затормаживаться, и ослабляться почти до полного затухания. Поэтому бывает недостаточно лишь пассивно прислушиваться к ее звучанию в сердце. Активизировать ее действие, восстановить динамичность помогут того же рода усилия по углублению в сердце, что описаны ранее.

Начнем не просто слушать самозвучный молитвенный призыв, но прилагать дополнительное усилие, повышая его напряженность и интенсивность. Молитву, звучащую как бы на поверхности сердца, постараемся погрузить как можно глубже в духовное пространство, чтобы сердечный глас с силой вырывался из самых потаенных сердечных недр.

* * *

Умное вхождение – еще один прием, использующий особенности углубленной сердечной молитвы.

Когда умно-сердечный навык достаточно закреплен, тем более когда усвоено действие самодвижности, то вхождение ума в сердце и сердца в молитву происходит обычно спонтанно. Тем не менее при неустойчивости деятельной молитвы время от времени возникают моменты затруднений, когда ум, утомившись, начинает затопляться помыслами, когда внимание, рассеявшись, отвлекается от молитвы, когда молитва, ослабев, ниспадает на словесный уровень, когда она прерывается или вовсе теряется.

В подобных случаях, чтобы экстренно восстановить молитву, и бывает востребован метод художества. Так вот, тем, кто освоил технику глубокой молитвы, вместо описанных ранее приемов, таких как ноздренный путь, перси, затвор, теперь доступен менее громоздкий, более легкий и быстрый путь вхождения в умно-сердечную молитву, позволяющий оперативно ее «перезапустить». Прием умное вхождение требует, собственно, тех же действий, которые уже описаны выше в этой рубрике. Напомним.

Решительно собрав ум в сердце, нужно энергично воззвать из глубины ко Христу безмолвным сердечным криком, расслабив и не задействуя при этом мышцы рта и гортани. Сразу само появится привычное ощущение пульса в сердечном месте, сам собой синхронизируется ритм дыхания. Не ослабевая натиск, продолжим взывать с усилием, пока не ощутим вновь ожившее действие молитвы, пока не восстановится самодвижность.

Чтобы с помощью умного вхождения погрузиться в молитву, с опытом достаточно бывает пары секунд¹⁶⁰¹.

Вернемся к основному приему художественного метода, к затвору, чтобы разобраться, в чем заключается его секрет, чем конкретно он помогает молитве, каков механизм его действия. Понимание смысла и назначения этого приема позволит вполне уяснить в целом суть психофизического метода.

Прежде всего заметим, что один и тот же прием совсем иначе проявляется в разных ситуациях. Одно дело первый фронт – молитва келейная, где имеются совершенно особые условия, и другое – на прочих фронтах, где молиться приходится в обычных условиях.

Можно сказать, что на первом фронте наступление идет по двум флангам. С одной стороны, роль психофизического воздействия играют здесь келейные условия, – они призваны максимально затормозить работу рассудка, высвобождая энергию мыслительной силы для деятельности ума. С другой – посредством затвора энергия направляется таким образом, чтобы обесточить помыслы и тем самым максимально очистить ум и молитву.

Иное дело второй и третий фронты – там неизбежно будет задействован рассудок, и чистота ума в той же мере не достижима. Отсюда и две разные формы сердечной молитвы: в первом случае, то есть на первом фронте, после соединения ума с сердцем, становится доступной молитва богообщительная¹⁶⁰², на втором и третьем – овладеваем лишь параллельной молитвой¹⁶⁰³.

При занятии умным деланием ночная келейная молитва, или бдение, имеет решающее значение, и ключевую роль здесь играют внешние условия, благодаря которым доступен келейный вариант приема затвор. В келье человек полностью уединяется, здесь есть возможность минимизировать воздействие внешних раздражителей – света и звука. Добавив к этому неподвижность сидячей позы, что в результате мы получаем?

Вспомним, что говорилось о взаимодействии ума и рассудка в первом разделе нашей книги¹⁶⁰⁴. Эти два центра взаимосвязаны таким образом, что энергия мыслительной силы распределяется между ними по следующему принципу: интенсивная работа одного из них снижает деятельность другого, и, напротив, затормозив работу одного, тем самым активизируем возможности второго. Эта закономерность влияет на изменение состояний сознания.

Влияет следующим образом: для высвобождения всех ресурсов ума, для пробуждения высших «способностей нашего духа» требуется пассивность рассудка. То есть «необходимо, чтобы угасло или по крайней мере значительно ослабло нормальное, феноменальное сознание», – его разгрузка перенаправит энергию к «самоуглублению и молитве»¹⁶⁰⁵.

Об этом говорит и наука, и практический опыт подвижников: «Разум [рассудок], если и должен иметь какое-нибудь участие в деле молитвы, то разве то, что его нужно лишить свойственной ему деятельности: мышления, рассуждения и неудержимой стремительности в движении»¹⁶⁰⁶.

Келейные условия как раз и дают возможность осуществить это. Темнота, тишина и неподвижность снижают воздействие на телесные органы чувств, приток информации к ним перекрывается. А жизнедеятельность рассудка напрямую связана с органами чувств, которые поставляют ему материал для работы¹⁶⁰⁷.

Когда сигналы извне к органам чувств не поступают, рассудку нечего обрабатывать, он перестает получать пищу. Лишенный питания, он, как двигатель без топлива, начинает глохнуть.

Закономерность, о которой мы говорим, хорошо известна современной науке. И хотя эти знания используются в областях, далеких от нашей, тем не менее результаты таких экспериментов и для нас показательны. Они подтверждают точность отеческого учения о характере взаимосвязи ума и рассудка. Опыты сенсорной изоляции, доведенной до крайности, наглядно демонстрируют, насколько внешние условия способны повлиять на «угасание феноменального сознания», на отключение рассудка и высвобождение внутренних резервов¹⁶⁰⁸.

Таким образом, чем меньше внешних раздражителей остается в келье, тем пассивнее становится рассудок и тем более высвобождается энергии для деятельности ума в духовной сфере. Обостренное, не отвлекаемое вовне внимание, позволяет максимально сосредоточиться, углубиться в молитву¹⁶⁰⁹.

Человек входит в наиболее благоприятное в духовном отношении состояние сознания, когда вся полнота мыслительной силы отдана уму, напитывает дух, когда открывается возможность чисто молиться в исихии и ощущать живое богоприсутствие. Состояние уникально тем, что для начинающих, помимо кельи, оно не достижимо нигде, ни в каких иных условиях.

Вопрос, однако, в том, сумеет ли начинающий удержать это состояние и воспользоваться им. Кто пытался, тот знает ответ: нет, не получится. Дело в том, что внимание при пассивном рассудке, за неимением внешних раздражителей, полностью переключается на внутренний мир, что как раз и требуется для молитвы. Однако тут его подстерегают раздражители внутренние – многообразные прилоги. А поскольку обостренное, сконцентрированное внимание особо восприимчиво, то оно и попадается в эту ловушку.

Именно здесь причина известного затруднения: когда неопытные начинают молиться в наилучших условиях – в одиночестве, темноте, тишине, – то на них с особой силой обрушивается буря помыслов.

Вывод очевиден: благоприятные внешние условия необходимы, но этого еще недостаточно, чтобы полноценно войти в молитву. Вот здесь и оказывается особо востребован прием затвор.

* * *

Все приемы художества имеют отношение к управлению вниманием, а внимание – ключевое понятие в молитвенной практике. Поэтому нам важно знать некоторые закономерности, которым оно подчиняется.

В обычном состоянии обычный человек способен одновременно удерживать в сфере внимания несколько объектов. Количество их ограничено ресурсом нашего сознания. По данным специалистов в области психологии восприятия, число одновременно воспринимаемых объектов колеблется от пяти до девяти и в среднем равно семи¹⁶¹⁰.

О таком свойстве нашей оперативной памяти свидетельствуют исследования в самых разных областях¹⁶¹¹.

Подчеркнем тот момент, что светская наука не апеллирует к опыту православной аскетики и антропологии, человека изучают в его обычном состоянии, то есть в том, когда ум соединен с рассудком и оба эти центра задействованы в процессе восприятия. Именно в таком положении мы способны одновременно удерживать внимание в семи точках.

Нас же интересует человек молящийся, к тому же достаточно подготовленный, с немалым опытом сведения ума в сердце. В этом случае законы восприятия проявляются несколько иначе¹⁶¹².

Вернемся на первый фронт молитвенного делания. Итак, в келейных условиях, которые позволяют за счет отсутствия внешних впечатлений разгрузить сенсорную систему и затормозить работу рассудка, энергия нашего внимания по преимуществу оказывается во власти ума и обращена к нашему внутреннему миру. Освободившись от тесного сотрудничества с рассудком, ум начинает действовать самостоятельно и это сказывается на способности восприятия. Каким же образом?

Ранее, пока ум и рассудок работали в паре, внимание было рассредоточено на обоих планах – осознанию окружающего мира сопутствовало восприятие мира внутреннего. При этом в сфере умно-рассудочного внимания могло удерживаться около семи объектов. Теперь, при келейной умной молитве, поскольку внешний план выпадает из сферы восприятия и рассудок задействуется минимально, то умственное внимание суживается – оно сосредоточено внутри, в сердце. Кроме того, оно усиливается за счет доставшейся ему энергии рассудка и становится острее, глубже. Но, выигрывая качественно, оно теряет количественно: не растекаясь, как прежде, вширь, зауженное умственное внимание может одновременно охватить меньшее число объектов: уже не семь, но в среднем около пяти.

Понимание этой закономерности лежит в основе приема затвор, который призван так распределить весь объем умственного внимания, чтобы оно максимально уделялось молитве и частично телесному контролю, после чего уже не остается энергии на внимание к посторонним помыслам. Это военная хитрость, и она обеспечивает эффективность приема. Как это осуществляется?

Алгоритм действий уже описан¹⁶¹³. Напомним, что при затворе разъединенный с рассудком ум собран в сердце и внимание удерживается на четырех или, как вариант, на пяти позициях¹⁶¹⁴. Энергия ума полностью поглощается одновременным отслеживанием этих действий, и когда возникает посторонний прилог, то внимания недостаточно, чтобы на нем сфокусироваться.

Прилог появляется на периферии, замечаем его как бы боковым зрением, смутно, вне фокуса. Если теперь крепко держаться за молитву, то на борьбу с прилогом усилий не потребуется и ум не будет отвлекаться на брань. Помыслы приходят, но фактически остаются вне сферы внимания, за гранью отчетливого восприятия. Сочетания и сосложения с ними не происходит. Как появились, так они и рассеиваются, не доходя до ума, не достигая сердца, поскольку человек на них не реагирует, потому что полностью вложился в молитву и самоконтроль.

Как следствие такой невосприимчивости к прилогам образуется умственная тишина, молитва звучит на чистом фоне, человек входит в состояние начальной исихии. Далее тот же прием поможет удерживать исихию. Если, конечно, мы сами это состояние не разрушим.

Пока наш ум как бы распят – пригвожден к четырем точкам внимания, он неподвижен, и даже враг обессилен: ему нечем нас зацепить, раз игнорируются его прилоги. Однако я сам нарушу затвор, если поддамся соблазну и оторву внимание от одной из четырех позиций, чтобы взглянуть на возникший прилог. Как только я обращу на него внимание, часть моей умственной силы перетечет к противнику, питая и укрепляя атакующий меня помысл, за счет чего пойдет процесс сочетания и далее – сосложения с ним. Тотчас утрачивается исихия, теряется чистота молитвы¹⁶¹⁵.

Это поражение. И вина остается на мне, поскольку всегда за мной остается выбор: удержать ум в затворе или переключить внимание на прилог и обрушить молитву¹⁶¹⁶.

Чтобы восстать, вернуть потерянное состояние и снова войти в молитву, нужно вновь сосредоточить усилия на приеме затвор.

С опытом прием, как было сказано, поможет входить в молитву, в то состояние, когда молитва сама идет, когда «сердце само начнет творить молитву, а ум просто как зритель будет следить за словами молитвы»¹⁶¹⁷. Если это достигнуто, то уже не нужны никакие приемы. Точнее говоря, действие приемов само прекратится и вот почему.

Внимание до сей поры фиксировалось на четырех позициях, теперь же, когда подействовала благодать, она захватила ум и, соединив его с сердцем, целиком и полностью вложила в молитву. Вся сила внимания с четырех позиций перетекла в одну, и все померкло вокруг: забыты приемы и методы, едва ощутимо тело, вся жизнь сосредоточилась в молитве.

* * *

Описанные здесь свойства внимания и техника приемов изложены приблизительно, лишь с целью показать общий принцип. На практике обнаружатся различные нюансы и отклонения от этой условной схемы. Также подчеркнем, что речь идет о начальных этапах умного делания. Дальнейший опыт, по мере возрастания в молитве, привносит свои коррективы.

Так, например, после соединения ума с сердцем сфера внимания, под воздействием благодати, может расшириться и включать более пяти объектов, может появиться особое объемное восприятие, охватывающее целиком наш телесный состав и элементы внешнего плана. И все это без активизации рассудка и без ущерба для сердечной молитвы. Действие благодати освобождает, выводит за рамки правил, приемов и методов. И, наконец, достигающие зрелой опытности не нуждаются в предписаниях, таковые «уже пережили время осторожности и извлекают пользу из чего только захотят»¹⁶¹⁸.

Вспомним теперь, с чего начали эту рубрику: отмечалось, что прием затвор по-разному действует на разных фронтах. В келейной молитве, при заторможенном рассудке, умственное внимание удерживает, как было сказано, около пяти позиций. Что же меняется в обычных условиях, при молитве в течение дня? Здесь полноценно работает рассудок, задействованы все внешние органы чувств, и потому совместное умно-рассудочное внимание способно в среднем удерживать уже около семи позиций. В этих условиях несколько иначе используется прием и, соответственно, меняется вид молитвы.

В заключение этой важной главы повторим, как один из возможных вариантов, примерную схему художественного вхождения в молитву.

Но прежде напомним, что отнюдь не всегда возникает нужда прибегать к психофизическому методу. Например, если в час келейных занятий человек, приступая к деланию, уже охвачен молитвенным настроем, если им уже овладело чувство, скажем, раскаяния, или радости, а может быть, скорби, или благодарности Богу и так далее, то оно вызывает сердечный отклик, и на волне такого переживания он легко и естественно входит в молитву. Он вкладывает в обращение ко Христу энергию своих чувств, и, движимая этой силой, молитва оживает, питается и поддерживается. В этом случае нет нужды прибегать к каким-то приемам.

Редко возникает в них надобность при самодвижности, когда «ум только следит, как сердце само творит молитву»¹⁶¹⁹.

Тогда человеку стоит только прислушаться к сердцу и он ощущает, как бьется в груди имя Иисусово. Как замечает кавказский отшельник: «Чувствую молитва в сердце говорит... Сердце молитву выговаривает. А я только слушаю»¹⁶²⁰. Приемы художества в подобных случаях бывают нужны лишь для того, чтобы поддерживать затухающую молитву¹⁶²¹.

В других же случаях, когда не имеем такого естественного побуждения, бывает, что молитва «буксует», «не запускается», имя Божие звучит холодно, формально, внимания не собрать, ум растекается по сторонам. Мы превращаемся в безжизненный диктофон, сухо, механистично твердим молитвенную фразу. Но ведь знаем же, что не всякий, говорящий «Господи! Господи!»¹⁶²² занят молитвой, ибо «одной только молитвы, которую человек говорит как попугай, недостаточно. Необходимо, чтобы он содействовал тому, о чем молится»¹⁶²³.

Содействием с нашей стороны и должно быть возгревающее, сопутствующее, движущее молитву сердечное чувство. Так вот, когда его недостает, для того, чтобы естественно войти в молитву, тогда мы обращаемся к методу искусственного вхождения – к художеству.

* * *

Приступая к умной молитве, прежде всего затормозим инерцию мысленной суеты. Ради этого, для начала, уделим внимание телу: сидя склонившись, освободим от лишних мышечных напряжений лицо и органы речи. Затем прислушаемся к дыханию: ощутим, как тихо, медленно и спокойно оно растекается в груди. Теперь расчувствуем биение пульса в сердечном месте, – сюда стягивается все внимание, собирается там, где ощутили пульс¹⁶²⁴. Дыхание теперь еще более успокаивается, совсем затихает, пусть оно будет нежным и теплым.

Затаив дыхание, прислушаемся к внутренней тишине, попытаемся нащупать ее в паузах между затухающими помыслами, а уловив, постараемся за нее удержаться. Здесь может помочь прием пауза, применяемый аккуратно, без резкости, без напряжений.

Ощутив эту тихую пустоту, в которой слышны лишь удары пульса, начнем сосредоточенно мыслить молитву Иисусову. Вслушаемся внимательно, как слова ее словно сами рождаются в пульсирующем сердце. Похоже, не мы произносим эти слова, мы лишь улавливаем их чутким слухом, внимая отзвуку сердцебиения.

На каждом вдохе раскрывается сердце, из его глубины исходит мысленный зов, изливается обращение к Господу: Иисусе Христе! С выдохом возвращаем внимание к самому себе: помилуй мя. Ум вновь погружается в сердечную глубину, принося с собой ответное веяние благодати¹⁶²⁵.

Теплотой своего дыхания согреваем каждое слово молитвы. Когда дыхание доходит до той меры покоя, что почти неощутимо, когда стирается грань между вдохом и выдохом, тогда держимся только за пульс, нанизывая на него молитвенную фразу.

Чутко вникаем в слова молитвы¹⁶²⁶. Наполняем их чувством, тем, которое в данный момент они порождают, которое естественным образом возникает в душе: покаянное сокрушение, радостное умиление, сострадание ближнему и любое иное. Как сказано: «Ум молится словами, а сердце плачет этими словами»¹⁶²⁷.

Забыв теперь про дыхание, пульс и позу, оставим всякую заботу о приемах. Их действие дальше будет поддерживаться инерционно, не отвлекая нашего внимания¹⁶²⁸.

От всей души обращаемся прямо к Богу – к живому Христу, понимая, что Он сейчас склонился над нами и внимает каждому нашему внутреннему движению. Осознавая, но не воображая это присутствие, изливаем Ему самые сокровенные наши чувства, мысли, прошения, вмещая все это в одно краткое, но емкое слово: помилуй¹⁶²⁹.

Чувственный строй задает интонацию, интенсивность и темп молитвы. Это может быть шепот, лепет, а может быть вопль. Хотя это странный вопль: кричишь мысленно, изо всех сил, как кажется, а он остается беззвучным, потаенным, покойным. Степень умственной напряженности может быть очень разной, сила, вложенная в слова, может быть в высшей степени энергичной, но все равно молитва звучит, как глас хлада тонка, – как веяние тихого ветра¹⁶³⁰.

* * *

Ум бережно хранит молитву от расхитителей, стережет пределы сердечные от незваных гостей – от праздношатающихся помышлений. А они заходят с разных сторон и норовят захватить внимание. Они забрасывают свои крючки то справа, то слева, их цель – хоть на миг зацепить прилогом внимание, а затем заманить, утащить к себе, оторвать от сердца. Если клюнуть на эту приманку, уделить ей каплю внимания, оно тотчас будет похищено целиком. Тогда образуется брешь в сердечной броне, тогда молитва теряет силу: умственная энергия, хлынув наружу, совсем обесточивает молитву.

Поэтому ум, словно пес цепной, сторожит, и бдит, и трезвится, отпугивает каждого чужака, только вместо лая из сердца звучит страшное для врага имя Христово¹⁶³¹.

Плодами наших умно-сердечных трудов бывают дары благодатных способностей, переживаний и состояний¹⁶³².

В начальный период, как первое дарование, нас посещает благодать исихии, затем, по мере подвига, обретаем соединяющую благодать, а после соединения ума с сердцем даруется благодать самодвижности¹⁶³³.

Такая молитва обладает целебно-очистительным свойством: благодать, проникая в сердце, вершит в душе таинство очищения и преображения. После этого путь снискания благодати простирается далее и уходит ввысь, но это уже иная тема.

Когда созревает первый плод делания – начальная исихия, мы получаем заметное облегчение в мысленной брани. Тем не менее, несмотря на моменты умственной тишины, брань продолжается, а мы начинаем обучаться искусству трезвения. Так продлится до той поры, пока нами не овладеет некое новое состояние.

Как плотный занавес, вдруг опускается покров исихии, а на фоне смолкнувшей брани изливается из сердечного родника неожиданно чистый поток самозвучной молитвы. Это признак прилива новой волны благодати: соединения ума с сердцем. Ум теперь сам собой погружается целиком в молитву, полностью тонет в сердце. Всякий шум замирает, вокруг пустота, нет помыслов, нет рассеяния. Ум – весь внимание, он больше не рвется наружу и неподвижен в сердце. Затихает даже телесный состав, некое оцепенение может охватывать весь организм, тело становится легким, едва ощутимым, словно ватным, как бы почти невесомым.

Это те моменты, когда «Дух Сам влечет к Себе ум, водружая его в глубине сердца и освобождая от привычки к скитанию»¹⁶³⁴. Ибо «как только ум сходит в сердце [и соединяется с ним], так отвергает всякий помысл и становится одинок и наг, ни о чем не помышляя, кроме призывания Господа нашего Иисуса Христа»¹⁶³⁵.

Вслушиваясь в самотекущую молитву, человек теряет ощущение времени¹⁶³⁶.

Прекращается умная брань. Не с чем бороться, когда прилоги не атакуют, когда нет нужды удерживать непокорный ум. Пока ум соединен в духе с сердцем, оно исполнено благодати. Иисус, Которого мы столько звали, наконец отозвался, и дыхание Духа Святого освящает сердечные недра. К такому сердцу врагу не подступить, не приблизиться, он не может всевать прилоги. Брань стихла. Мы живем в это время только одной молитвой. Такое состояние может держаться достаточно долго¹⁶³⁷.

Но и здесь не конец войны. Хотя враг, обжигаемый благодатью, не нападает извне, но внутри, в тылу остается при нас «пятая колонна» – наша память, наша сила воображения, наше нечистое подсознание. И опять начинаются искушения. Извнутрь бо от сердца человеческа помышления злая исходят¹⁶³⁸, – оттуда, из страстной части не очищенного еще сердца, всплывают помыслы, проецируются картины, поднимаются чувственные волны.

Даже если молитва идет самодвижно, это пока еще самодвижность деятельная, – она хрупка и ненадежна, а благодать ревнива, не терпит нашей неверности. Казалось бы, только что ум, устойчиво слившись с сердцем, был захвачен чистой молитвой и она, пульсируя, била ключом в груди, но вот уже всплывают из глубины, приступают и осаждают ум отвлекающие образы, отзвуки чувств, обрывки помыслов.

И опять борьба: не поддаться соблазну, не прислушаться, не взглянуть, не оторвать ум от сердца, не выпустить из ума Христа. Если же побеждаемся и теряем молитву, то, как уже говорилось, в этом наша прямая вина. Ибо тот, чей ум соединен с сердцем, помыслам не подвластен, молитва держится в сердце сама, ум держится сам за молитву, и только по собственному произволению, – подстрекаемый пустым любопытством, привлекаемый праздным соблазном, – я отворачиваюсь от Бога, чтобы, как неразумное малое дитя, поиграть с прилогом. Человек волен сам выбирать, кому отдавать внимание – Христу или Велиару¹⁶³⁹.

Так что война – на все времена. Борьба с ветхостью естества не остановится, прежде чем благодать бесстрастия не исцелит нашу душу.

А пока душа переменчива. То молитва сама собой неудержимо поет, то плачет, то вдруг выдыхаются силы, чувства выветриваются, остывают, напряженность ослабевает, и надо вновь себя побуждать на подвиг.

Иногда достаточно лишь прислушаться к сердцебиению, и находишь в нем несмолкающий глас, призывающий Иисуса. Тогда понимаешь, что отвлекался временно на суету, а в сердце продолжал бить родничок молитвы. Потом снова теряешь внимание, и сам не ведаешь, где странствует ум.

Когда при самодвижности внимание отвлекается на что-нибудь постороннее, то молитва обычно сразу не пресекается, – есть ощущение, что она продолжает звучать, пульсировать в сердце. Однако это уже не молитва, но лишь имитация: она звучит по инерции, механически, вхолостую, так как внимание уже занято иным помышлением или внешним объектом. Поэтому самодвижность деятельная не вполне самодвижна – благодать поддерживает молитву, но только отчасти. Она всегда ожидает и нашей поддержки, наших усилий – ловить убегающий ум, возвращать на место и удерживать его там¹⁶⁴⁰.

Пожалуй, главная сложность в применении художества – правильно сбалансировать внимание, всегда сохраняя приоритет молитвы над технической стороной дела. Мы склонны увлекаться внешним действием, наше внимание само тянется к тому, что связано с телом, с физиологией, а вот к внутреннему деланию его приходится привлекать принудительно, с усилием. В результате художество может некоторых сбивать на слишком формализованный подход, когда чрезмерное значение придается технике, а обращение к Богу становится чем-то второстепенным, и тогда вместо молитвы получаем некий вид психотренинга.

В качестве противоядия можно посоветовать хранить такой завет: все вспомогательные действия допустимо контролировать лишь краем ума, а основную энергию всегда необходимо вкладывать в живую обращенность ко Христу.

И, наконец, в завершение еще один очень важный и, видимо, самый сильный прием. Для того, чтобы нам стреножить внимание, чтобы крепче держать молитвенный дух, чтобы тверже стоять в трезвении и подпитывать самодвижность молитвы – ради этого постараемся постоянно носить в душе явственное ощущение: мысленно самым сердцем своим, словно протянутыми руками, ухватимся крепко за ризу Христову, вцепимся, сжав пальцы до боли, и будем одно помышлять: не отпущу!