Памяти протоиерея, доктора богословия Иоанна Михайловича Скворцева, как профессора философии и богословия

Поминайте наставников ваших (Св. Ап. Пав. Евр.)

Иоанна Михайловича Скворцева лекциями по логике пользовались мы еще в семинариях. Законы мышления, формы мышления, теория познания истины в этих лекциях, преподанных нам его по академии слушателями – а нашими в семинариях профессорами, изложены при краткости о них речи обстоятельно, точно, и – что важнее всего – ясно. Особенно благодарны мы были Иоанну Михайловичу за преподанные нам юношам мудрые наставления (в теории познания), как предохранить себя от увлечений различными заблуждениями, и как – избежав сей опасности – достигнуть мыслью к достожелаемой истине. Тогда же (во 1840-х годах) явилась в печати и логика профессора Киевского университета Ореста Марковича Новицкого, бывшего слушателем Иоанна Михайловича в VII-м курсе Киевской духовной академии: книга истинно великолепная. Ее мы читали, перечитывали, назидались ей, не менее сколько наставлялись и услаждались другим творением О.М. Новицкого: его драгоценной, истинно-христианской психологией. Тем не менее краткие уроки Иоанна Михайловича по логике остались столь драгоценны для памяти умов наших, что и теперь в летах преклонной старости находясь – желали бы мы, чтобы краткая логика Скворцева явилась в печати.

В 1845-м году привел Господь пишущего сие самолично узреть Скворцева, и стать в числе слушателей его в академии, где он преподавал тогда логику и метафизику. Когда начались лекции по логике, некоторые из слушателей относились к ним равнодушно, безучастно, как уже выслушанным ими в семинариях. Заметив это отец иеромонах Михаил (Монастырев), экстра-ординарный в Киевской академии богословия профессор ¹, когда приходили студенты получать от него, как помощника-библиотекаря учебники, или же книги для чтения, часто говаривал: «слушайте внимательно лекции Иоанна Михайловича. Не теперь, а после сами узнаете их цену». Внимая доброму совету высокоуважаемого и всеми любимого отца Михаила, мы навострили уши, чтобы не проронить слова из лекций Иоанна Михайловича, и многие оные записывали что было и необходимо: ибо Иоанн Михайлович, сказав лекцию, тотчас поручал кому-либо из студентов: обработать оную и подать профессору, в качестве месячного сочинения, – но не пространнее, как только на полулисте, и много, много если на листе. Как теперь в очах моих вижу сего профессора Ргоfessorum наших, и как теперь слышу его голос, приятно оглашавший слух наш в аудитории академической. В светло – голубой атласной рясе, с докторским на груди крестом, в камилавке, несколько приподнятой им от чела своего, он всех нас слушателей объемлет взорами, в коих видим и отражение ума профессора и выражение его отеческой любви. «Так вот» начинает он: – «теперь скажем о понятиях, как они образуются. Но прежде спрошу вас самих, что вы знаете о понятиях, Господин Мышита! скажите вы о понятиях». Никто не отзывается, но слышится лёгкий смех студентов. – Профессор говорит, смотря в список: «так как же назвать вас? Господин Мечта»! – Смех увеличивается. Профессор любезно улыбается, как бы от радости, что среди сухих уроков логики нашлось некоторое развлечение дли нас. Тогда подымается за партами один из студентов – прелюбезнейший в товариществе Трофим Миронович (из полтавцев), и говорит: Мишта. Ну так, господин Мишта, скажите о понятиях. Мишта отвечает. « Прекрасно!» говорит профессор. «Скажем же теперь, как образуются в умах наших понятия». И начинается лекция. Медленно, но не скучно, плавно и мягко для уха, и ясно для ума диктует оную профессор, в продолжение часового урока. Кончается урок. Иоанн Михайлович – по совершении молитвы – нас оставляет. С любовью провожаем его из аудитории, по коридору корпуса. Входят другие наставники: профессор психологии отец архимандрит Феофан (Авсенев) ²; после же его лекции – профессор словесности и истории литературы Василий Иоаннович Трейеров. И сих прекрасные и одушевлённые чтения с великим вниманием и с большим духовным утешением восприемлем. – Но все же возвращаясь из аудитории в номера – образ Ргоfessor’а Рrofessorum наших несем в душах своих с особой к нему любовью, не только как к наставнику, но и как к отцу вашему. И доселе раздается в ушах пишущего сие, как-бы теперь сказанное словцо одного из сокурсников наших к сыну Иоанна Михайловича Михаилу Иоанновичу Скворцеву ³: однажды – после уроков – студент этот с воодушевлением сказал, обращаясь к товарищу – Михаилу Ивановичу Скворцеву: «Миша! Да скажи же, пожалуйста, отцу твоему, что мы все его любим, сердечно любим»... Но еще более памятно, с каким благоговейным чувством относился к Иоанну Михайловичу незабвенный Александр Павлович Язецкий – 1-й магистр 13-го курса Киевской академии, поставленный в оной бакалавром, – глубокий знаток Священного Писания и муж истинно-ученейший (к сожалению очень рано скончавшийся), а равно и его сокурсник – истинно – христианский философ, вместе же и основательный богослов – Василий Иоаннович Добротворский, покойный профессор богословия в Харьковском университете. Не упоминаем о более ранних нас слушателях Скворцева: ибо таких надлежало бы пересчитывать с самого 1-го курса – начиная от святителей Иннокентия (Борисова) и Иустина (Михайлова), и оканчивая Фавировым, покойным профессором богословия в Киевском университете св. Владимира, и заслуженным профессором Киевской академии Димитрием Васильевичем Поспеховым. Сей достолюбезный наш бывший философии свв. оо. и учителей Церкви профессор говорил один раз пишущему сие: «Как хорошо умеет Иоанн Михайлович воспитывать и образовать детей своих! Старшая, например, дочь его – Александра Ивановна, когда говорит в обществе, всегда так мудро и умно рассуждает, и так красноречиво говорит, что хотелось бы все ее слушать» ⁴.

Сколь ни хороши были лекции Иоанна Михайловича по логике, но мы, знавши оные еще в семинариях, не столько интересовались ими, сколько восхищались любезным нам профессором. Но когда Иоанн Михайлович начал читать нам метафизику, тогда нам вполне понятно стало слово приснопамятного отца Михаила (Монастырева): «слушайте Иоанна Михайловича Скворцева, – внимательно слушайте!» Если высказано раньше желание, чтобы отпечатаны были записки Скворцева по логике, – то к сему желанию присоединить должно и сие, чтобы отпечатаны были лекции Иоанна Михайловича по метафизике: ибо поучал слушателей о сверхчувственном, профессор наш и сам возносился, и наши юные умы и сердца возносил к существу вышемирному Господу Богу и приводил наши души в такое настроение, что они глубоко, сокрушенно и умиленно преклонялись в благоговении пред Вседержителем – Творцом, Промыслителем и Спасителем всего мира неисповедимым Господом Богом.

Лекции по метафизике незабвенного профессора Московской духовной академии Феодора Александровича Голубинского – главы философов – как называл сего протоиерея высокопреосвященный митрополит Филарет Московский, напечатанные по списку оных Назаревского, студента XIV к. Московской духовной академии читали мы уже по выслушании лекций метафизики И.М. Скворцева. По сравнению сих последних с отпечатанными лекциями Голубинского, лекции Скворцева отличаются большей ясностью и вразумительностью. И немудрено. Ибо метафизика Голубинского кажется высочайшей в сверхчувственном. Это есть – умственное богословие. Скворцев, предоставляя сообщение познаний о Боге вполне божественному откровению, метафизику свою ограничивал только космологией. Но его космология приводила слушателей и к познанию Того, Кто рече и быша, повеле и создашася, и чьим словом небеса утвердишася и Его Духом вся сила их.

Великолепнейший глава философов – о. протоиерей Феодор Александрович Голубинский оставил бессмертную по себе память как о «философе христианском», «Письмом о конечных причинах», напечатанным в журнале « Творения святых отцов в русском переводе – с прибавлениями статей духовного содержания» Московской духовной академии за 1847 год ⁵. В том письме своем, увековечивая память о великих и благородных мыслителях, поучавшихся и других поучавших о целесообразности в природе, некоторых отмечает Федор Александрович с особенно теплы сочувствием к ним. Таков между прочими упоминаемый им профессор анатомии в Галле: он – пишет Феодор Александрович – над входными дверями в аудиторию свою поместил стих псалма 118-го: руце Твои, Господи Боже, сотвористе мя и создасте мя, – и каждую лекцию по анатомии заканчивал возведением умом слушателей к Творцу мира и человека – Богу. Эго мы прочитали в 1847-м году, и тогда же с благодарностью сердечной от души сказали себе: да и наш профессор космологии Иоанн Михайлович, которого слушали мы в 1846-м и в 1847-м годах, также любил и умел каждую лекцию свою оканчивать мыслью о беспредельно премудром Творце и Промыслителе мира – Вседержителе Господе Боге.

Итак, благодаря отцу Иоанну Скворцеву, мы – слушатели лекций его в академии – были обезопасены от увлечения материализмом, в 1847 г. проповедуемом в некоторых светских журналах. Из оных журнал: Современник тогда напечатал статью Литтре против учения христианской метафизики «о конечных причинах» или о целесообразном устройстве мира Творцом – Богом. Статья та и вызвала незабвенного Феодора Александровича Голубинского писать о «Конечных причинах». Вечная память да будет приснопамятному профессору сему и продолжателю его труда, профессору протоиерею Левицкому за оные превосходные письма, которые надлежало бы золотыми буквами оттиснуть в назидание и грядущим временам. Да будет же вечная благодарность и протоиерею Скворцеву, что умел своим слушателям, еще прежде писем «О конечных причинах» в журнале Московской духовной академии, впечатлеть живую мысль, о Боге –Творце мира, как беспредельно премудром и неизреченно благом Зиждителе всей твари и Промыслителе. Но я был бы весьма несправедлив, если бы одному Иоанну Михайловичу приписал благодатное спасение наших юных умов от увлечений духом материализма и неверия позитивистов французских ХІХ-го века – преемников и последователей лжефилософов века ХVIII-го – энциклопедистов, Вольтера, Дидро, д’Аламберта и компании, у которых были в свою очередь предшественники – деисты Англии. Кроме Иоанна Михайловича Скворцева, весь сонм современных ему профессоров академии – сотрудников его и вместе друзей (да; именно друзей: ибо в то время, как учились мы в академии, профессоры оной были в отношениях взаимных между собой, как бы родные братья) преподавали науки в духе глубокой веры в откровение христианское. Да а приготовлявшие нас к академическому образованию наставники семинарские и училищные умели в умах и сердцах слушателей воспламенять светильник веры, возожженный в христианах с возрождением в купели крещения. А наши незабвенные родители с великим тщанием составляли для нас библиотеки из книг, направленных против неверия и безбожия отвергшихся Христа лжеученых. Самые заглавии книг иных привлекали к ним наше внимание, и мы зачитывались ими, находя содержание их несравненно интереснейшим самых интересных из названий ⁶. Что касается наших учителей, то они умели во всех предметах и преподавании проводить свет веры, всепросвещающий и всеосиявающий ⁷; Иоанн Михайлович Скворцев был христианский философ. Но почему? Потому, что он был прежде всего и более всего христианский богослов.

Как богослов, и притом строго православный, он был и любим, и уважаем Филаретами митрополитами Московским и Киевским. Первый из сих был его и профессором в академии С.-Петербургской, где, окончив курс магистром богословия в 1817-м г., Иоанн Михайлович назначен был на кафедру философии в Киевскую духовную семинарию. В 1819-м г. он был сделан профессором Киевской духовной академии. Его магистерское сочинение: «о трех частном составе человеческой природы» показывает, что еще студентом академии Иоанн Михайлович усердно изучал Священное Писание. А составленная им священно-библейская история – после священно-библейской истории митрополита Московского Филарета – должна занять первое место, – по строгой основательности: и вместе по истинно художественному изображению священно-библейских фактов. Из истории философии Иоанн Михайлович прочел нам несколько лекций о Сенеке. Излагая замечательные мысли сего философа, Иоанн Михайлович пояснял нам, что хотя и нельзя утверждать знакомство Сенеки со св. ап. Павлом, но признать за несомненное должно, что мысли божественного апостола языков уже проникли в общество тогдашнее, и производили: в умах поворот от темы язычества к свету божественнейшего христианства.

Хотя же Иоанн Михайлович богословия в академии не преподавал, но на преподавание оного имел величайшее влияние: он был строго православен: и эту строгость передал всем своим слушателям – потом профессорам академии, начиная от Иннокентия Борисова (1-го курса) и простираясь влиянием до курсов позднейших, когда он расстался с академией. Внимал сему обстоятельству, высокопреосвященный митрополит Киевский Филарет (Амфитеатров) особенно любил и уважал Иоанна Михайловича Скворцева, и нередко ему в глаза говорил: "Иоанн Михайлович. Вы – столб православия». И подлинно все лучшее тогда в печати академической шло или от самого Иоанна Михайловича, или же приходило чрез его непосредственное воззрение. Собственно же говоря, профессором богословия был Иоанн Михайлович в университете св. Владимира, и в институте девиц благородных в Киеве. Как же здесь он действовал? Для институток он написал прекрасную церковную историю. Для студентов университета (а вместе и для студентов академии) составил руководство к точному знанию канонического права. Но этими почтенными своими печатными трудами не ограничивался наш дорогой профессор... Он зорко следил за направлением юных умов своих слушателей и слушательниц, и чуть мало замечал, что их отклоняют от веры непризванные учители, немедленно озабочивался удалить молодых людей от гибельного влияния соблазнителей и совратителей их с пути истины. Раз ему сказал один студент университета: Иоанн Михайлович! меня тревожат сомнения о вере. – От чего они в вас начались? спросил профессор: – юноша отвечал: да мне такой-то (NN) товарищ мой сказал, что он читал книгу, где все опровергается. – Какая книга? Кем написана? Скажите мне. – Чрез несколько дней студент объявил профессору заглавие книги. – Иоанн Михайлович при разговоре вторичном с юношей показал ему всю неосновательность и пустоту смутившей души его товарища и его книги, но вместе же с тем позаботился и о том, чтобы подобные, отрицательного содержания книги, не были выдаваемы молодым людям, еще не утвердившимся в надлежащих о истине понятиях, для чтения. – Как же Иоанн Михайлович, у нас закон Божий идет в университете? спрашивал Скворцева митрополит Филарет. – По закону, владыко святый, положено быть у вас закону Божию, – ответил улыбаясь профессор, но сам – как видно из предыдущего рассказа – не дремал, а бодрствовал на страже спасения юных агнцев святого словесного Христова стада. А что своими лекциями по богословию в университете Иоанн Михайлович истинно просветил светом христианской и именно православной веры души слушателей своих, сему свидетели мы – знакомцы его бывших слушателей по обязанности законоучительства в гимназиях: директор 2-й Киевской гимназии Иоанн Иоаннович Слепушкин, инспектор той же гимназии Иоанн Осипович Самчевский (теперь уже скончавшиеся), директор реальной гимназии в г. Ровно Илья Гаврилович Радкевич, инспектор 1-й Киевской гимназии Иоанн Стефанович Палиенко и много других – все это личности не только основательно познавшие богословие, но и высокой нравственности. Подобным образом встречаются и в женщинах высшего образования в Киеве из бывших слушательниц Скворцева истинно добрые христианки.

Кроме часов лекций, в здании академии видали мы профессора вечерами, когда он выходил из квартиры кого – либо из посещенных им наставников академии, живших в академическом новом корпусе. Обыкновенно Иоанн Михайлович тогда шел, что-либо напевая священное. Затем нередко видали мы его, особенно по весне, на прогулках, которые совершал он в Царский сад. Рассказывали, что в первые года службы он любил, для укрепления груди, всходить по утрам на высокую и крутую гору, где храм во имя св. Андрея Первозванного, устроенный благочестивейшей дочерью Петра Великого, блаженной памяти императрицей Елисаветой Петровной. Но думается, не столько желание поправить телесную грудь горным воздухом, сколько стремление освежить внутреннее сердце молитвой на горе, напоминающей и Фавор и Елеон, влекли профессора восходить ранними утрами на святую гору, на которой по преданию – св. ап. Андрей Первозванный пророчествовал о грядущих тогда на землю русскую светоносных днях божественного христианства.

Иоанн Михайлович имел собственный дом близ академии. О домашней жизни профессора известно было нам, что Патерфамилиас и утренние и вечерние молитвы совершал семейно. В дни воскресные, праздничные нарочитых святых вед домашние с детьми беседы. Когда один из сыновей его – упомянутый выше Миша, или Михаил Иоаннович Скворцева, раз сделан отцу сюрприз в день ангела (15 января), прекрасно сыграв на виолончели с аккомпанементом своего голоса гимна на многолетие, – отец поцеловал, благословил любезного сына, но вместе и промолвил: а лекции наставников все ли у тебя написаны тобой? Этот вопрос нежно любящего отца сыну заставил последнего всю треть от Рождества Христова и до Пасхи заняться перепиской лекций наставников для репетиций.

Не глух оставался Иоанн Михайлович и к разным скорбям студентов. Раз произошло такое обстоятельство. Очень умный студент академии, поставленный в списке под 1-ми номерами (помнится 5-м) к Рождеству Христову 1846 года, в 1847 году был понижен в списках во второй разряд. Это обстоятельство на него повлияло так нехорошо, что он начал тосковать. Один из товарищей написал тогда письмо к Иоанну Михайловичу об опасности уныния, постигшего П.Я.В. Говорил ли Иоанн Михайлович что означенному студенту в успокоение его, или же только о скорбевшем помолился, – сие неизвестно. Но известно то, что вскоре по написании письма того, П.Я.В. стал как бы обновленным; прилежно стал заниматься и окончил благополучно курс академии в числе магистров оной. ⁸

Узнав, что студенты негодуют на стол, Иоанн Михайлович приходил на трапезу, и, вкусив от оной, в конце говорил: верьте мне, господа студенты, что, когда будете на должностях, вспомните о трапезе академической. У меня на кухне никогда не приготовят такого вкусного жаркого, какое теперь снедал я на вашем обеде. – Чтобы более убедить студентов быть довольными академическими обедами и ужинами, – Иоанн Михайлович сына своего, не раз уже упомянутого нам любезнейшего сокурсника нашего (14-го в академии) Михаила Иоанновича поместил на жительство в академический корпус. Когда сей приходил к отцу в дни воскресные и другие праздники, Иоанн Михайлович спрашивал сына: пообедал ли он. – Если скажет: пообедал, – отец говорил: а у нас порции для тебя нет: иди, и кушай обед в академии за вторым столом.

Если же придет сын пообедавши в академии, Иоанн Михайлович говорил: садись и за наш обед. Может быть, мать и сестры твои подадут тебе кушанье, какого в академии не предлагали вам.

О, старец мудрый... Выше сказано было нами, что высокопреосвященный Филарет митрополит Киевский называл Иоанна Михайловича Столбом православия. Не менее ценил достоинства Иоанна Михайловича и его великий профессор в С.-Петербургской духовной академии высокопреосвященный Филарет, митрополит Московский. Сей приснопамятный первосвятитель, когда явились к нему за благословением профессоры или студенты Киевской академии, самый первый вопрос предлагал им сей: здравствует ли владыка – митрополит ваш и здравствует ли отец протоиерей Иоанн Михайлович Скворцев? Ставши во главе белого духовенства города Киева – кафедральным протоиереем кафедрального Киево – Софийского собора, мысленную свою работу Иоанн Михайлович не прекратил. Напротив, в ней – этой работе за четыре последних года жития своего он, выразил сущность своей христианской философии и мысли свои о богословских истинах. Весьма благодарны должны быть мы старшему сыну Иоанна Михайловича, покойному профессору Киевской духовной академии Константину Иоанновичу Скворцеву, что сие драгоценное достояние после родителя своего не скрыл под спудом, а напечатал дневник его от 1860 г. по 1865 г.

Иоанн Михайлович имел митру. Когда он ее получил, скончалась его супруга добрая и высокоуважаемая Анна ⁹. По сему печальному для супруга, нежно-любившего добрую жену, обстоятельству, отец протоиерей Иоанн Михайлович однажды сказал: «вот видите, что митра должна принадлежать неженатым священникам, а вдовым, – а наипаче она должна принадлежать монашествующим».

О священнослужениях Иоанна Михайловича в храме святого Киево-Софийского собора с глубокими чувствами любви и уважения к благоговейнейшему сему священнослужителю не раз поведали соучастники в священнослужениях ему – сие пишущему бывшему слушателю в академии Иоанна Михайловича, Николаю Флоринскому, недостойнейшему священнику.