Придворные певчие и крестовые священники и дьяки в XVII в.

Предметом настоящей нашей статьи будет обследование вопроса из истории XVII в., а именно – о певчих дьяках и крестовом духовенстве, состоявших при дворе Московских Государей.

И нам кажется, что изучение сего вопроса имеет глубокий интерес и составляет одну из неотложных задач современной историографии, так как способствует пониманию разносторонних явлений нашей старинной не только придворной, но и общегосударственной жизни, тесно примыкавшей к формам церковного строя. Что касается причины, по которой мы в нашей статье ограничиваемся обследованием вышеуказанного вопроса одним лишь XVII веком, то она заключается в том соображении, что старинный быт русского государя, в тесной связи с которым только и возможно надлежащее исследование взятого нами вопроса, со всеми своими уставами, положениями, формами, со всею порядливостию, чинностью и чтивостию, постепенно развиваясь в течение XVII века, наиболее полно выразился к концу оного. «Это была, как справедливо замечает наш известный Московский археолог И.Е. Забелин, эпоха последних дней для нашей домашней и общественной старины, когда все, чем была сильна и богата эта старина, высказалось и закончилось в такие образы и формы, с которыми потому же пути дальше идти было невозможно. Москва, сильнейшая из жизненных сил старой Руси, в эту замечательную и любопытную эпоху, отживала свой век, при полном господстве исторического начала, которое ею было выработано и водворение которого в жизни стоило стольких жертв и такой долгой и упорной борьбы»¹.

Что касается источников, доставивших нам необходимый материал для составления настоящей статьи, то ими были преимущественно и главным образом описные книги старинных дворцовых приказов², а также столбцы XVII в., хранящееся в Московском отделе Общего Архива Министерства Императорского Двора. Из печатных же трудов наиболее ценными и полезными для нас были ученые произведения маститого исследователя Московской старины XVI и XVII в. И.Е. Забелина: «Домашний быт русских царей и цариц в XVI и XVII в.» и «материалы для истории, археологии и статистики г. Москвы», составленные, под его ученым руководством В.И. и Д.И. Холмогоровыми.

По исследованию входящего в состав нашей статьи вопроса о придворных певчих XVII в. мы имеем предшественника протоиерея Д. Разумовского, которым была напечатана в 1873 г. в Сборнике, изданном обществом Древнерусского искусства при Московском Публичном Музее, статья «Государевы певчие дьяки XVII в.», составленная также на основании материала, извлеченного из архива Московского Отдела Общего Архива Министерства Императорского Двора. Но при всей своей научной основательности и оригинальности, как составленной по первоисточникам, означенная статья в настоящее время представляется недостаточно полною, так как автор ее черпал свой материал лишь из одних столбцов архива, совершенно оставив без внимания описные книги того же Архива, из которых мы извлекли немало нового материала, а особенно потому, что он не мог воспользоваться тем материалом, который заключается в указанном уже нами труде И.Е. Забелина «Материалы для истории, археологии и статистики г. Москвы», вышедшем в свет лишь в 1884 г. и в котором содержится очень немаловажных сведений, касающихся материального положения придворных певчих дьяков, и, которыми мы, конечно, должны были воспользоваться при составлении» своей статьи. Что же касается вопроса о придворных крестовых священниках и дьяках в XVII в., то, если не ошибаемся, у нас не было предшественников по исследованию оного.

К числу лиц, служивших если не при всех, то при многих дворцовых церквах в XVII в., должно отнести государевых певчих дьяков, на обязанности которых лежало пение в церкви, в праздничные дни, в присутствии царя и членов его семьи.

Число государевых певчих не всегда было одинаково.... Так в 1584–85 г. их было лишь 10 человек³. При царе Михаиле Федоровиче, до 1628 г. певчих значилось не более 28 человек⁴.... Но к концу XVII в., по мере усиления гармонического пения и увеличения числа придворных храмов, и число певчих доходит уже до 70.

По своим голосовым средствам певчие первоначально разделялись на станицы, которых в 1584–85 г. было лишь 2, а в начале XVII в. и до 1628 г. – 3 и еще 10 «молодых певчих», которые в сем году образовали четвертую и пятую станицы⁵. Вероятно, что в следующем году образовались остальным две станицы 6 и 7, так как в 1630 г. певчие обеих этих станиц приходили славить к патриарху⁶. Но иногда, кроме этих 7 станиц, были еще прибылые дьяки, которые не значились в окладах. Число их бывало 7–10 и они были, так сказать, запасными, и, в случае открыли места в хоре, вступали в него уже по окладу. В каждой станице было обыкновенно по 5 человек, и лишь в редких случаях больше и меньше сего числа. Самыми почетными станицами были первая и вторая, который посему назывались большими станицами. Всякий молодой певчий, вступившей в царский хор, обыкновенно, зачислялся в низшую 7 или 6 станицу, и только, впоследствии, по мере усмотрения его способностей и усердия, он постепенно переходили в высшие станицы с соответственным увеличением его содержания.

Для составления хора певчие набирались из разных мест, даже из Сибири. Так, в 1628 г. были приняты в государевы певчие дьяки из Тобольска певчий архиепископа Киприана Самойло Сергеев, которому 21 Апреля сего года было пожаловано 10 аршин⁷ камки⁸ – адамашки⁹ зеленой по 26 алтын¹⁰ по 4 деньги¹¹ аршин, 5 аршин тафты¹² виницейской по 22 алтына аршин, 5 арш. тафты виницейской двоеличной по 23 алт. по 2 деньги аршин и 4 аршина сукна лундышу вишневого цвета по 1 рублю по 6 алт. по 4 деньги аршин за то, что, он был в Сибири со 129–132 г.¹³ и научил у архиепископа Киприана петь станицу певчих подъяков трехстрочному пению»; да ему же Самойле было дано государева жалования 4 аршина сукна, аглинского тмосинего по 30 алтын аршин «за Сибирский переезд»¹⁴. Несомненно, что такой певчий был дорогою находкой для царского хора, почему он так щедро и был награжден при самом вступлении в хор. Точно также были награждены царем в 1631 г. два певчих дьяка, поступившие в придворный хор из Великого Новгорода, которыми было дано в приказ по 3 р.¹⁵.

Во главе хора стоял уставщик, выбиравшийся из певчих первой станицы, обладавшей твердыми голосом и имевший опытное знание церковного пения и всего порядка в церковном богослужении. Так, в 1644 г. в уставщики был пожалован певчий дьяк первой станицы Иван Семеновн, а на его место был переведен из второй станицы в первую – Иван Макаров¹⁶. Под ведением и управлением уставщика находились все станицы государевых певчих. Как полный начальники хора, он обучали певчих нотному пению, в церкви предначинал пение, управлял им, наблюдая за соблюдением церковного устава, и вместе с теми смотрел за благочинным стоянием певчих в храме¹⁷. Единственным повышением, которое мог получить певчий дьяк в XVII в., это было назначение его уставщиком, или крестовым дьяком, тогда как в XVI в. придворные певчие дьяки, надо думать, за свою службу, получали иногда такие выгодные места, как приставство.... Так, в 1551 г. 20 сентября дана была жалованная грамота 3 придворным певчим дьякам на приставство в Троице-Сергиевой лавре, и приписных к ней монастырях¹⁸.

Кроме уставщика, другие названия певчим дьякам даны были соответственно их умению петь по строчным без линейным нотным книгам, т.е. таким, где над одною строкою текста находилось две, три, а иногда и более строк без линейных нотных знаков. Певчий, исполнявший верхнюю строку, назывался вершником, среднюю – путником, а нижнюю – нижником. Тот же певчий, который путем долгого изучения и естественной способности своего голоса достигал возможности исполнять с одинаковым удобством все три строки и умел еще петь четвертую, известную под именем демества, назывался демественником и почитался выше путника, нижника и вершника¹⁹. Указание на исполнение вышеупомянутого рода пения в присутствии особ царской фамилии мы часто встречаем в разных исторических документах XVII в. Так, после венчания царя Михаила Федоровича с Евдокией Лукьяновной, государевы певчие дьяки пели ему и царице «многолетие демеством большое»²⁰. При венчании царя Алексея Михайловича с Наталией Кирилловной, государевы певчие дьяки пели «строками».²¹ Строчное и демественное пение находили себе место даже в домашнем обиходе царя. Так, в 1647 г., при бракосочетании царя Алексея Михайловича с Mapиeй Ильиничной, царь, следуя советам своего духовника, протопопа Стефана Вонифатьева, не велел быть музыке у его царского стола, а велел петь своим государевым певчим дьякам всем станицам попеременно строчные и демественные большие стихи из праздников и триодей драгие вещи со всяким благочинием²².

Во второй половине XVII в., с усилением в Москве южнорусского влияния, прежнее строчное пение было найдено в русском высшем обществе несовершенным в музыкальном отношении и уже царь Алексей Михайлович пригласил Киевских ученых и певчих «по партесам» и тем побудил своих певчих изучить это нового рода пение²³. Результатом сего обучения явилось пение 30 Декабря 1661 г. у царя Алексия Михайловича в теремной комнате в 2 часа ночи, после славления, «ирмосов и псалмов с партеса»²⁴.

Переход от раздельно-наречия к истинноречию, совершившийся около половины XVII в., по своей важности потребовал усиленных занятий в исправлении старых нотных книг на новое истинноречие, вследствие чего, в хоре государевых певчих являются особые наречного пения мастера и писцы, при чем истинноречие, или просто пение на речь, явилось первоначально на без линейных столповых знаменах (нотах). Но быстрый переход от без линейных нот к линейным немедленно потребовал новой переписки нотных истинноречных книг.... Посему, при том же хоре государевых певчих дьяков в последней четверти XVII в. явились особые мастера строчного пения и письма²⁵.

В 1685 г. полный хор государевых певчих, находившийся раньше под управлением одного уставщика и разделявшийся по станицам, состоял уже из 68 человек, под управлением двух уставщиков²⁶ и был еще при цари Федоре Алексеевиче распределен по никоторым придворным храмам, вследствие чего появились певчие «Спасского собора», церкви «Св. Иоанна Белоградского», переименованной после в церковь во имя Св. Иоанна Предтечи, «Соборного храма Воскресения Христова», впрочем, не одинакового количества, иные из 12–13 человек²⁷, а собственно государев хор из 28 человек. С 1690 г. певчие стали называться уже не по храмам, при которых они пели, а по именам тех особ царской фамилии, при которых они состояли. Посему появились названия певчих дьяков царя Иоанна Алексеевича и царя Петра Алексеевича, царицы Прасковьи Федоровны и других. В самом конце XVII в. находим певчих дьяков у одного царя Петра, так как хор певчих умершего царя Иоанна Алексеевича был распущен, а у других особ царской фамилии оставлены лишь крестовые дьяки под управлением своего уставщика²⁸.

Что касается содержания певчих дьяков, то оно состояло в годовых сукнах, годовом денежном, кормовом и хлебном жаловании, в одежде, в помещении от казны – натурою или в пособии на постройку оного и, наконец, в подарках разного рода «в приказ» и в частных доходах.

Относительно выдачи годовых сукон певчим, обыкновенно, наблюдался такой порядок, что каждый, вновь поступивший или переведенный из одной станицы в другую, певчей подавал на имя царя челобитную о назначении ему жалования в том размере, которое получалось его предшественником, и Государь делал соответствующее распоряжение. Так, например, в 1672 г. по челобитной певчего дьяка третьей станицы Прохора Евстратова о «справе» ему денежного и хлебного жалования против певчего Евдокима, царь велел «в годовом Евстратова денежном и хлебном жаловании и в славленых деньгах и годовых сукнах против его братии в приказе Большого дворца справить»²⁹.

Судя по расходной книге 1584–85 г., можно полагать, что в то время певчим первой и второй станицы давались годовые сукна «добрые» в рубль с полтиною и только одному певчему «Истоме Потапову», вероятно, состоявшему уставщиком, дано было доброе сукно в 2 р., да из приказа Большого прихода – деньгами 2 р. и еще – тафта ценою в 2 р. с гривною³⁰. С течением времени, оклад годовых сукон певчим дьякам был повышен и при царе Михаиле Федоровиче уже в первые годы его правления годовое сукно певчим первой станицы выдавалось обыкновенно ценою в 5 р., а певчим 2-й станицы – и остальных – в 3 р., при чем до тридцатых годов XVII в. выдача положенных по окладу годовых сукон производилась исключительно натурою. Так, в Апреле 1614 г. певчие большой станицы получили годовые сукна, вероятно, за два года по 4 аршина настрафилю лазоревого цвета по рублю 22 алтына и 2 деньги портище, 2 портища сукна аглинского по рублю по 12 алтын портище и портище на – страфилю багрового цвета – в 1 р. 22 алт. и 4 деньги³¹. Певчим другой станицы в 1617 г. даны были годовые сукна – по 4 аршина на – страфилю червчатаго, зеленаго и лазореваго цвета по 2 р. портище, да портище в 4 аршина сукна аглинскаго по 30 алтын аршин³², а певчим третьей станицы – по 4 аршина на страфилю лазоревого цвета по два рубля с полтиною портище³³. В 1628 г. певчим дьякам всех пяти станиц даны были годовые сукна по 4 аршина сукна аглинского с тем лишь различием, что певчие первой станицы, а равно также второй и третьей – получили эти сукна ценою по 30 алтын арш., а певчие последних двух станиц – по 25 алтын³⁴. Иногда певчие дьяки получали годовые сукна большей ценности против положенных по окладу. Так, в 1626 г., по челобитной 15 человек певчих дьяков трех станиц о даче им вместо обычных годовых сукон лучших, вероятно, по случаю бракосочетания, царя Михаила Федоровича с Евдокией Лукьяновной, им было дано на добрые однорядки по 4 аршина сукна аглинского – одним темносинего цвета большой земли, а другим – разных цветов, и все ценою по 30 алтын аршин³⁵. Эта выдача особых сукон певчим трех станиц подала повод молодым певчим Мишке Маркеллову да Мишке Осипову с товарищами в числе 10 человек обратиться с своей стороны к царю с челобитною о даче и им таких же сукон, причем они мотивировали свою просьбу тем, что их оклады жалования небольшие и что данные им однорядки уже изношены. Просьба их была удовлетворена, и они получили по 4 аршина сукна аглинского по рублю аршин³⁶. С 1633 г. певчие за годовые сукна стали нередко получать деньгами. Так, в сем году, по именному приказу, певчему дьяку второй станицы Ивану Савину дано было вместо годового сукна аглинского в размере 4 аршин деньгами – 5 р., а его 4 товарищам – по 3 рубля по 6 алтын, а 15 прочим 3, 4, и 5 станиц и 6 – шестой – по 3 р.³⁷. В 1636 г. певчие дьяки второй станицы, ценя свой труд наравне с трудом первой станицы, обратились к царю с челобитною о том, чтобы их оклад годовых сукон сравнять с окладом певчих дьяков первой станицы. И царь их просьбу уважил и велел им давать годовые сукна аглинские добрые «против больших станиц певчих дьяков и им велел справить и давать ежегодно», и в сем году выдать за сукна деньгами по 5 р.³⁸. Точно также в 1640 г. за годовые сукна певчим дьякам первой и второй станицы было дано деньгами по 5 р., а певчим остальных станиц – по 3 р.³⁹. В последующие царствования мы также часто встречаем случаи выдачи певчим денег, вместо годовых сукон. Так, например, в 1654 г. по челобитной 10 певчих дьяков первой и второй станиц, им было дано за годовые сукна деньгами по 5 р. «против прошлых лет» из Устюжской чети⁴⁰. Точно также в 1685 г. двум уставщикам и двадцати певчим даны были сукна ценою по 5 р., а остальным 48 певчим – дано было деньгами по 3 рубля⁴¹. В самом конце XVII в. певчие стали получать уже всегда за сукно определенный денежный оклад⁴².

По случаю радостных событий в семейной жизни царя, как-то: бракосочетания или же рождения детей и объявления наследника, а также, по случаю приобщения его св. Таин, в первом случае все певчие дьяки, а во втором – только те, которые пели в церкви, где приобщался царь, – получали радостные и причастные сукна. Конечно, и в этих случаях уставщику давалось лучшее сукно в сравнены с другими певчими. Так, в 1668 г. уставщику Гавриилу Перфильеву «для всемирныя радости объявления царевича Алексея Алексеевича» дано было, по его челобитной, 15 арш. тафты по 23 алт. арш. и 5 арш. кармазину по 60 алтын аршин, и киндяк⁴³ широкий – цена 25 алтын. Все это он получил наравне с крестовым дьяком Федором Ковериным⁴⁴. В 1673 г. уставщик Павел Остафьев получил причастное сукно на 1672 и 1673 г. – 3 половинки сукна лятчины⁴⁵ – по 4 аршина – в половинке⁴⁶.

Денежный оклад жалования государевым певчим дьякам выдавался из казенного приказа неодинаковой величины, соответственно станице и положению в ней певчего, причем самый размер денежного большего и меньшего жалования в XVII в. был также неодинаков. По расходной книге 1682 г.⁴⁷ уставщику Петру Остафьеву значился оклад в 75 р. 18 алт. 4 деньги, 2 певчим – по 40 р. четверым – по 28 р. 13 алт. 2 д., пятерым – по 25 р., пятерым – по 22 р., четверым – по 20 р., пятерым по 18 р., семерым – по 15 р., четверым – по 12 р., шестерым – по 10 р., четверым – по 8 р., троим – по 6 р., двоим – по 5 р., и двоим – по 4 р. Наречного пения писцы – мастер Федор Никитин получил жалованья 15 р. и за поденный корм – 11 р. 13 алт. и славленых 2 р., четыре писца – по 10 р., двое – по 7 р., и, кроме того, кормовых на день – по 10 денег, и 2 сторожа, находившиеся при певческой палатке – по 5 р.⁴⁸ В сем же году Киевского и партесного пения писцу Стефану Дмитриеву был положен оклад кормовых денег также по 10 денег на день.⁴⁹

В следующем 1683 г. 21 декабря, по именному указу, велено было установить новые оклады певчим дьякам, при чем некоторым из них последовала прибавка. Так, назначенным на место уставщика Павла Остафьева, пожалованного в думные дьяки, двум уставщикам Феодориту Чекаловскому и Петру Покровцу к прежним их окладам – 40 р. было прибавлено по 10 р., двум певчим к 18 р. прибавлено по 2 р., двум – к 15 р. – 3 р. одному – к 5 р. – 3 р. и двум к 4 р. – прибавлено по 4 р. При сем распределении окладов, жалованье в 22 р. певчего дьяка Дмитрия Басистова было отдано певчему Степану Басистову, а Дмитрий от своего чина вероятно, за потерею голоса, был отставлен и из Москвы отпущен.⁵⁰ Вместе с этим певчим были отставлены и из Москвы отпущены еще двое певчих Илья Куликовский и Михаил Константинов.⁵¹ В сем же году, по указу царей и по памяти из мастерской палаты, велено было выдать денежное жалование и за хлеб деньгами за 1681, 1682, 1683 г. наречного пения мастеру Фаддею Никитину, которому в 1681 г., по приказу из большего дворца давать жалованье не велено, «для того, что он отставлен был невинно». В силу указанного распоряжения невинно пострадавший Никитин был вполне удовлетворен жалованием за три года в размере 56 р. 26 алт. 4 денег.⁵² Распределение в 1690 г. царского хора певчих на отдельные хоры, носившие названья тех лиц, при которых они были назначены состоять, естественно, повело к установлению нового оклада жалования певчим дьякам. Так, певчие царя Иоанна Алексеевича стали получать: уставщик Федот Чекаловский – 50 р., певчий Василий Титов – 30 р., Федот Ухтомский – 28 р., двое певчих по 25 р., трое по 22 р., один – 20 р., семеро по 18 р., пятеро – по 15 р., двое – по 10 р. и трое по 8 р.⁵³ У царевны Евдокии Алексеевны с 1 сентября 1690 г. назначено было состоят уставщику Родиону Аверкиеву с жалованием в 40 р. Уставщик этот был определен на место Матвея Власова, которому велено было приискивать место «в ином чину». Одному певчему из сего же хора был положен оклад в 30 р., одному – 25, четырем по 22 р.; двум – по 20 р., четырем – по 18, двум – по 15 р. и двум по 10 р.⁵⁴ Хор певчих царевен Анны и Татианы Михаиловных состоял из уставщика Ивана Степанова с окладом содержания в 36 р. и певчих с окладом: одному – 25 р., одному – 23 р., одному – 20 р., двум по 15 р. и двум по 12 р. Хор царя Петра Алексеевича состоял из уставщика Петра Покровца с жалованием в 50 р., одного певчего с окладом в 28 р., двух – по 25 р., одного – 22 р., двух – по 20 р., одного 18 р., трех – по 12 р., пятерых – по 10 р., трех – по 5 р. и двух – по 4 р. Четырем наречного пения писцам было положено по 10 р., и двум – по 7 р. и по 10 денег на день кормовых и 2 сторожам – по 5 р.⁵⁵ В хоре царицы Прасковьи Феодоровны состоял уставщик Семен Фомин с жалованием в 25 р., трое певчих с окладом по 21 р., один – 19 и четыре – по 15 р.⁵⁶

Ружная книга 1699 г. дает возможность судить о полном размере содержания, как денежного, так и хлебного, государевых певчих дьяков самого конца XVII в., равно как и о численности хора. Из этой книги мы узнаем, что уставщику царя Петра Алексеевича – Суворову отпускалось по окладу – 50 р., кормовых 100 р. и по 20 четвертей⁵⁷ риги и овса, одному певчему по окладу – 25 р. и кормовых 50 р., сукон ежегодно по 5 р. и по 12 четвертей ржи и овса; одному – 20 р. по окладу и кормовых – 40 р., сукон – на 5 р. и по 13 четвертей ржи и овса; одному – 15 р. по окладу, и кормовых – 45 р., сукон – на 5 р. ржи и овса по 12 четвертей, шести – по 18 р. и кормовых по 50 р., сукно – по 5 р., ржи и овса: одному – по 12 четвертей, одному – по 18, прочим четырем – по 8 четвертей ржи и овса, одному певчему – оклад 15 р. и 40 р. кормовых, сукно – 5 р. и по 12 четвертей ржи и овса, одному – 12 р. по окладу, 50 р. кормовых, сукно – 5 р., по 7 четвертей и пол – 2 четверика ржи и овса; одному – 10 р. оклад и 35 р. кормовых, сукно – 3 р. и по 10 четвертей ржи и овса, двум – по окладу – по 10 р., кормовых по 25 р., сукон – 3 р. и по 9 четвертей ржи и овса, одному – 10 р., кормовых – 25 р., сукно – 3 р. и по 9 четвертей ржи и овса, четырем по 10 р., кормовых по 25 р., сукон – 3 р. и по 6 четвертей ржи и овса, одному – 9 р., кормовых 25 р., сукно – 3 р. и по 6 четвертей – ржи и овса, одному – 5 р., кормовых – 20 р., сукно – 3 р. Всего 26 человекам – по окладу – 404 р., кормовых – 1055 р., за сукно – 103 р., ржи и овса – 504 четвертей без полу-четверика.

Так как уставщик Суворов оказался по «его сказке» настолько богатым, что имел в Москве, в крашенином ряду полторы лавки о 17 затворах, да в москательном и овощном и в соляном ряду 4 лавки, 2 погреба на Неглинной с торговлею красным питьем и, наконец, в точильном ряду торговые бани и в разных городах и уездах – 61 крестьянских дворов, то царь Петр отменил выдачу ему денежного и хлебного жалования.

В тяжелом положении очутился хор певчих умершего царя Иоанна Алексеевича, состоявший из 20 человек, но без особого уставщика. Высший оклад содержания в сем хоре певчему был в – 30 р., кормовых 50 р., за сукно ежегодно 5 р., ржи и овса по 18 четвертей; средний – по 18 р., кормовых – 50 р., сукно – 5 р. и по 11 четвертей без полу-четверика ржи и овса, и низший: по окладу – 4 р., кормовых – 6 р., сукно – 3 р., а всего 20 человекам – по окладу отпускалось 277 р., кормовых – 654 р., сукон – на 74 рубля и хлебного – по 192 четверти пол четверика ржи и овса. По приказанию царя Петра Алексеевича, все эти певчие были распущены.

Что касается хоров певчих при других особах царской фамилии, то их в 1699 г. уже не существовало, а службу их исполняли лишь одни крестовые дьяки. У оставшихся же двух наречного пения писцов с окладом содержания: одному – 10 р., кормовых – 15 р. 8 алтын и 2 деньги, ржи и овса по 6 четвертей, и другому с окладом – 7 р., кормовых – 18 р. 8 алт. и 2 деньги и хлеба по 4 четверти и пол четверика ржи и овса, Петр также сократил содержание, приказав им давать только по 10 р. деньгами и по 5 четвертей ржи и овса в год. Что же касается двух сторожей, которым прежде давалось по 5 р. в приказ, то царь велел им давать эти деньги уже в оклад.⁵⁸

К числу важных статей содержания певчих дьяков должно отнести получение ими казенной одежды, которая была вообще однообразна и как бы составляла определенную для всех их форму.

Прежде всего им давалось нижнее белье и сапоги, при чем эта выдача всего чаще заменялась деньгами. Так, например в 1669 г. 7 человекам певчим из приказа тайных дел дано было на рубашки, порты и сапоги по 6 р. человеку⁵⁹... Точно также в 1680 г. двум новым певчим дано было на рубашки по рублю каждому, да одному на сапоги 20 алтын, а 29 певчим, которые пели в Евдокийнской церкви и 14 певчим Верхоспасского собора дано было по полтине на сапоги.⁶⁰ Верхнее платье, выдававшееся певчим, было приходное, ходильное – доброе или праздничное, и проезжее. Приходное платье, как и нижнее, выдавалось певчему из мастерской палаты, по вступлении его в государевы певчие дьяки, и состояло из 4 кафтанов, шапки, рукавиц и суконных аглицких штанов. Одна пара кафтанов или однорядок была верхняя, а другая – нижняя. Верхние кафтаны были суконные, один полукармази новый с беличьим хрептовым исподом, и 6 серебреными, а иногда вызолочеными пуговицами, другой суконный – аглицкий с русачьим исподом. Исподние кафтаны были: один тафтяной, а другой – киндячный, первый с 6 серебреными пуговицами, а другой – с шелковыми. Шапка и рукавицы делались из сукна, на шапку нашивался соболь, рукавицы были с песцовым исподом и по краям с бобровою опушкою. Все приходное платье обходилось в 20 рублей и выдавалось из мастерской палаты или сшитым, или же в ту цену одними товарами, взятыми в казне, или купленными на стороне.⁶¹ Так, в 1681 г. 19 дек. 2 певчим дьякам велено было сделать часть приходного платья, а именно: по аглинскому суконному кафтану на русачьем исподе и по шапке бархатной с соболем, по штанам суконным и по рукавицам, подложив исподы, чем пристойно, и подпушив обочинами.⁶²

В другом случае певчему Тимофею Попову дано было товарами на все приходное платье, а именно: на кафтан – суконный полукармазиновый с исподом бельим хребтовым, с серебреными пуговицами, на другой кафтан – из сукна аглинского, с русачьим исподом, исподний кафтан – тафтяной на подкладке, с опушкою и с пуговицами, на шапку суконную с соболем, рукавицы суконные, опушенные бобровыми обочинами и на суконные штаны. На первый кафтан было отпущено 4 аршина без четверти полукармазину осинового цвета по рублю аршин, испод белий хребтовый – цена 3 р. 20 алт., на опушку – четь бобра немецкого – цена 16 алтын 4 деньги, 12 пуговиц серебреных – золоченых по 3 алтына по 5 денег золотник, на другой кафтан и на штаны, и на рукавицы – 5 аршин сукна аглинского темно-зеленого по 21 алт. по 4 деньги аршин, испод русачий хребтовый – цена 35 алт. 2 деньги, на опушку – четь бобра немецкого – цена 16 алт. 4 деньги, на рукавицы пара обочин – цена 10 алтын, на испод – 40 лбов песцовых, бельих – по 2 деньги лоб, и портище пуговиц шелковых – цена 10 алтын; на холодный кафтан дано было 4 аршина тафты зеленой по 17 алтын аршин, на подпушку – аршин тафты червчатой-стручатой, цена 19 алт. аршин, 12 пуговиц серебрено-вызолоченых, весом 4 золотника, по 3 алтына по 5 денег золотник; на другой холодный кафтан – киндяк лазоревый – цена 26 алт. 4 деньги, на опушку – аршин киндяку зеленого, цена – 5 алтын, на подкладку подола – 15 аршин крашенины лазоревой по полпята деньги аршин, на обшивку кругом всех 4 кафтанов – 48 аршин снурку шелкового по деньге аршин, портище пуговиц шелковых – цена 10 денег; на шапку – вершок сукна дикого цвета – цена 16 алт. 4 деньги; на окол⁶³ – соболь, цена 1 р., на тулею⁶⁴ – четверть аршина сукна анбургского – цена 3 алт. 2 деньги. Этому же певчему на дело остального платья дано было деньгами – 21 алт. 4 деньги.⁶⁵

Ходильное или носильное платье выдавалось, обыкновенно, для ежедневного употребления и состояло из одной однорядки, 2 ферезей, 2 кафтанов, штанов, шапки и рукавиц. Ходильная однорядка изготовлялась из сукна вишневого цвета или полукармазину с хамьянною нашивкою, серебряными пуговицами, и подпушкою из дорог. Ходильные ферези холодные и теплые делались из киндяка, холодная – с шелковыми нашивками, и с крашениною подкладкою; теплая ферезь⁶⁶ делалась с шелковыми завязками, с черевьими рукавами, бобровою опушкою, и подкладывалась мехом русачьим или бельим хребтовым. Кафтан, который иначе назывался зипуном или полукафтаньем, – холодный делался из дорог с шелковыми нашивками и с золотыми кружевами, обшитыми золотом. Теплый дорогильный⁶⁷ кафтан кармазинового цвета настилался хлопчатою бумагою, подкладывался крашениною с выпушкою из киндяка. Штаны изготовлялись из аглинского сукна багрового или красного цвета. Шапка ходильная была суконная, с бобровым или собольим околом, и камчатою тулеей, рукавицы были теплые и делались из сукна с лисьим исподом и бобровыми обочинами. Все ходильное платье обходилось обыкновенно в 17 р. 19 алтын.⁶⁸ Такого рода платье было сделано в 1671 г. на два года певчему дьяку Григорию Алексееву.⁶⁹ Другому певчему на ходильное платье, на дорогильный кафтан дано было в 1681 г. товарами – дороги кармазиновые, алые, ценою 1 р. 23 алт. 2 деньги, испод бельих черевей с рукавицами – цена 1 р. 10 алт., на опушку – четь бобра немецкого – цена 40 алт. 4 деньги, 12 пуговиц серебреных золоченых, весом 3 золотника, по 3 алт. по 6 денег золотник, на обшивку кругом и на петли – 10 аршин снурку шелкового, по деньге аршин, на штаны и рукавицы – аршин с четью сукна полукармазину малинового – по рублю аршин, на рукавицы, на испод – 40 лбов песцовых – по 2 деньги лоб, на опушку – 2 обочины бобровых – цена 10 алтын, на шапку – вершок суконный крапивного цвета – цена 13 алт. 4 деньги, на окол – соболь, ценою 1 р., на тулею пол аршина тафты узкой – рудо-желтого цвета – цена 2 алтына, 3 деньги.⁷⁰

Доброе или праздничное платье выдавалось певчим дьякам для употребления в господские праздники и государевы именины; оно состояло из однорядки, двух ферезей, 2 полукафтаньев и шапки. Добрая однорядка делалась из сукна вишневого или светло-вишневого цвета, имела шелковые завязки, в столбцах и кистях – золото, тафтяную нашивку или торочек, 14 пуговиц серебрено-золоченых, обшивалась золотным галуном, подпушивалась зеленою камкою или атласом. Добрые ферези – холодные и теплые изготовлялись из кармазинового сукна, при чем у теплой ферези испод был белий – хребтовый, с пухом. У одних ферезей – завязки и кисти были шелковые с золотом, около шеи – плетешок золотный, подкладка – крашениная.⁷¹ Доброе полукафтанье или кафтан делалось из камки, тафты и атласу, подкладывалось крашениною или киндяком, подпушивалось дорогами или тафтою, обшивалось золотным с серебром – галуном, с узлами, пуговицами серебреными или обшитыми золотом. Бархатная червчатая⁷² шапка имела окол соболий, в подборе – пупки, и дорогильную тулею. Все устройство праздничного платья, обыкновенно, обходилось с работою и материалом в 23–24 р. и делалось на 4 года. Такое именно платье было сделано в 1672 г. некоторым певчим.⁷³ Иногда некоторые принадлежности праздничного платья делались одновременно всем или большей части певчих дьяков. Так, в 1682 г. 71 певчему Верхоспасского и Воскресенского соборов и церкви Св. Иоанна Предтечи – к празднику Пасхи велено было сделать по кафтану объяринному, на чти пошло 396 аршин и 7 вершков объяри⁷⁴ разных цветов по рублю аршин, на опушку – 99 аршин тафты разных цветов по 19 алтын аршин, 20 аршин дорог червчатых – кармазиновых по 6 алт. по 4 деньги аршин, на подкладку 56 киндяков широких по 26 алтын 4 деньги киндяк, 30 киндяков узких – по 20 алтын киндяк, на обшивку кругом – 8 фунтов – 59 золотников галуна золотного и серебреного, и золото с серебром, и в том числе 4 фунта, 62 золотника с полузолотником – по 5 алтын, по 2 деньги золотник и 3 фунта 92 золотника по 5 алтын золотник.⁷⁵ Певчим же церкви Св. Иоанна Предтечи в том же году и также к празднику Пасхи было сделано по шапке суконной с соболем, при чем на каждую выдано по 3 вершка кармазину червчатого по рублю аршин, на тулею – полпята аршина сукна анбургского зеленого цвета по 13 алт. по 2 деньги аршин и на окол – по соболю, ценою в рубль.⁷⁶

Печальный случай смерти паря Феодора Алексеевича подал повод к тому, чтобы сшить некоторым певчим траурное платье, при чем 4 певчим были сделаны вновь особые одежды, а именно: «рясы тафтяные смирные», а 8 певчим – кафтаны тафтяные смирные, которые, равно как и рясы, были подложены крашениною, подпушены дорогами и снабжены пуговицами шелковыми. В кроенье 4 ряс и 8 кафтанов пошло 48,75 аршина тафты смирной – двоеличной, на подпушку ряс и кафтанов – 44,75 аршина тафты такой же – по 20 алтын аршин, 44,25 арш. дорог ясских-двоеличных-смирных – по 16 алт. по 4 деньги аршин, на подкладку – 118 аршин лазоревой крашенины по 5 денег аршин, на точку ряс – 4 золотника шелку вишневого цвета по деньге аршин, на обшивку кругом ряс и рукавов – 48 аршин шелковой бахромы; к кафтанам было пришито 8 портищ пуговиц шелковых на снурках – по 6 денег портище, да одному певчему дьяку – Максиму Кулину была скроена ряса, на которую пошло в кроенье 3 арш. без 3 вершков тафты смирной-двоеличной, цена та же, которая, впрочем, была «отставлена и отдана в казну стаченою, без подкладки». Тот случай, что двум певчим были лишь переделаны старые рясы, сосланные «с верху», при чем длина их была убавлена, а бахрома снизу – перешита, а певчему Прохору Устинову старая ряса была переделана вновь, дает полное основание предполагать, что и другого рода платье певчим дьякам не всегда шилось новое, а нередко только чинилось, расставлялось и подставлялось.⁷⁷

Проезжее или походное платье шилось певчим дьякам для довольно частых поездок как для богомолья, так и для развлечения, с царем и членами царской семьи. Царские походы были близкие и дальние. Близкие походы совершались в село Коломенское, Преображенское и Воробьевы горы, а к дальним, совершавшимся всего чаще с молитвенною целью относились походы – в Звенигород, Переяславль, Калязин, Кашин и всего чаще в Троице-Сергиев монастырь, при чем во всех этих походах с членами царской семьи участвовали и певчие дьяки в количестве 12–25 человек. Некоторые троицкие походы начинались торжественным всеобщим выездом из Кремля. Так, в 1681 г., 21 Сентября царь Феодор Алексеевич пред своим отъездом в лавру, ходил на молитву в Успенский собор, а с его государева двора ехали в то время Кремлем – в Спасские ворота уставщик Павел Михайлов, за ним певчих дьяков 7 человек, по 3 человека в ряд, в греческом платье, затем везли крестовый возок, за возком ехали певчие дьяки по 2 человека в ряд, в греческом платье, за ними ехал Спасского собора Нерукотворенного образа, что у него великого государя вверху, протопоп Иван Лазарев, того же собора священники и диаконы – в карете, и за каретою 3 человека певчих.⁷⁸ По случаю подобного рода походов, певчим дьякам выдавалось на дорогу дорожное платье, которое состояло из доломана, курты,⁷⁹ подкурты, епанчи, кафтана и рукавиц. Доломан делался из аглинского вишневого цвета сукна полукармазину; к нему пришивались обшивные шелковые пуговицы с золотом, а также шелковые нашивки с золотом. Курта делалась из кармазинового сукна, с петлями из золотного снурка и с серебреными пуговицами; подкурта – была дорогильная, обшитая шелковым снурком. Епанча летняя делалась из сукна голубого пли лазоревого цвета, с шелковыми, с золотом, нашивками и обшивалась шелковым снуром иди галуном. Зимняя епанча была бумазейная, с мерлушковым исподом, проезжий кафтан был холодный – из аглинкого сукна, подпушенный тафтою, а теплый кафтан делался бумазейный; на овчинках, опушивался лисицей; рукавицы для зимних походов выдавались теплые, суконные, на лисьем исподе, опушенные бобровыми обочинами.⁸⁰ Кроме того, было еще походное платье-мятель суконная – дорожная осенняя и зимняя одежда с украшениями, ферези киндячные с завязками, подложенные крашениною,⁸¹ емурлык – верхняя от дождя одежда из сукна аглинкого дикого цвета. Такая одежда была сделана в 1686 г. певчему Захарии Гломадинскому, при чем на шитье пошло 5 аршин сукна аглинского, на подпушку – 2 аршина стамеду, 3 сереброзолоченых пуговицы и 20 аршин шелкового снурку.⁸² Походное платье, обыкновенно, делалось на 4 года.⁸³ Но, кроме одежды походной, певчие при отправлении с членами царской семьи в поход, получали еще деньгами на разные расходы. Так, например, в 1684 г. 11 Сентября, для троицкого похода, уставщику дано было 3 р. и семи певчим – по 2 р.⁸⁴ Точно также в 1701 г. Июля 5, певчему дьяку Степану Беляеву с 5 товарищами на дорогу от Москвы до Новогорода дано было, кроме прогонных денег на 10 подвод – по 27 алтын за каждую из мастерской палаты, еще – «в приказ» по рублю на человека из неокладной денежной палаты.⁸⁵

Наконец, к числу одежд, которые иногда выдавались певчим дьякам, относились шубы. Выдача сей одежды всего чаще вызывалась кончиною в зимнее время кого-либо из членов царской фамилия, когда певчие дьяки вместе с крестовыми должны были читать псалтирь по умершем царе или царевиче в Архангельском соборе, а по умершей царице или царевне – в Вознесенском монастыре, в холодных храмах. Так, в 1637 г. 31 янв. певчему дьяку Степану Савину дана была шуба, на покрышку которой пошло сукна аглинского вишневого цвета и с моченьем 4 аршина 6 вершков по полтора рубли аршин в подкройку – цки⁸⁶ куньи с рукавами, из 46 куниц с полукуницею – по 15 алтын по полтретья деньги куница, на опушку – бобр в 3 р., нашита петля хамьянная ценою 4 алтына, вставлен соболь в 25 алтын, пришито 12 пуговиц сребро-вызолоченых-сканных – ценою за вес и за золото и за дело – 4 р. 27 алтын с полуденьгою; и всего шубе цена 36 р. 25 алт.⁸⁷ Точно также в 1679 г., по приказу царя Феодора Алексеевича, сделано было нескольким певчим по шубе суконной темно-зеленого цвета, на песцовом исподе «в чем говорить псалтирь по великой княжне Ирине Михайловне».⁸⁸

Так как выдача платья певчим дьякам, с одной стороны, далеко не всегда была аккуратна и нередко замедлялась приказною волокитою, а в другой – между самими певчими существовало соревнование и зависть, по поводу дачи того или другого платья одному и не дачи – другому, то, естественно, что цари часто получали челобитные от своих певчих по такого рода случаям. Так, в 1625 г. певчие первой станицы жаловались царю на то, что у них нет «кафтанишек праздничных» и потому просили царя «ради Светлого Христова Воскресенья и для своего царского ангела и многолетнего здравия дать им по кафтану», и им было дано по тафте.⁸⁹ В следующем году уже другая станица, очевидно, из соревнования с первою, подала с своей стороны челобитную «о даче им добрых однорядок», ссылаясь на скудость своего денежного оклада и ветхость платья. И им было дано по 4 аршина сукна аглинского темно-зеленого цвета – по рублю аршин.⁹⁰ При царе Алексее Михайловиче в 1658 г. обратились к царю с жалобою два певчих дьяка – Данила и Никита Казанцы, первый на то, что у него нет ни исподнего платья, которое захватил певчий Кузьма Ермолаев, ни теплых ферезей и кафтанов, а другой – что ему в 1651 г. не только не было дано носильной однорядки, наравне с его братией, но даже были отобраны у него лучшая однорядка и тафтяные ферези на белках и отданы подъячему приказа тайных дел Артемию Игнатьеву. Третий дьяк Василий Ярославец в свою очередь выражал неудовольствие на то, что он, будучи взят в певчие дьяки, не имеет до сих пор никакого оклада и платья, тогда как его братья «неповерстанные окладом» дьяки получают из мастерской палаты деньгами по 6 р., да с казенного двора платье годовое. В силу его просьбы велено было ему сделать ходильное платье «против его братии».⁹¹ Проволочка относительно выдачи необходимого платья из казны заставила в 1672 г. трех певчих войти с челобитною к царю, в которой они жаловались на то, что им не сделано теплых праздничных ферезей и отказано до зимнего времени, вследствие чего «им стало ныне в зимнее время, в господские праздники и в государевы именины «выбрести не в чем».⁹² По наведении справок, просьба этих певчих была удовлетворена.

Но в то время, как одни певчие входили с жалобами к царю относительно невыдачи им положенной одежды, другие певчие, более расчетливые и бережливые часто вовсе не брали нового платья, по миновании срока старому, или же брали его не вполне и за то получали деньгами или товарами из казны. Так, например, в 1633 г. 10 июня певчие дьяки первой и другой станицы получили вместо дорогильных кафтанов по 3 р. деньгами,⁹³ а в 1668 г. певчий дьяк Дмитрий Тверитинов, вместо платья, ценой в 17 р., взял 4 аршина сукна вишневого цвета, 4 аршина кармазину коричневого цвета, 4 аршина сукна аглинского зеленого цвета, один аршин полукармазину червчатого и 20 аршин узкой выбойки кизильбашского привоза.⁹⁴

Независимо от определенного оклада содержания, певчие нередко получали в виде награды за свое искусство и в поощрение подарки, всего чаще товарами из царской казны. Так, 30 ноября 1636 г. певчие дьяки большой станицы, вершник Иван Семенов, демественник Конон Федоров, другой станицы – путник Василий Никитин и нижник Иван Прокофьев получили особые царские подарки – по 8 аршин камки червчатой-травной по 26 алтын по 4 деньги аршин за то, что «пели демеством в церкви нерукотворенного Спасова образа Господа на сенех».⁹⁵ При сем вершник Иван Семенов к прежней даче 20 марта получил, по государеву повелению, еще 2 аршина камки адаматки червленой по 23 алтына по 2 деньги аршин «за демественной спускной переход».⁹⁶ Точно также в 1643 г. 21 окт. певчий дьяк другой станицы Григорий Панфилов получил 5 аршин тафты по 22 алт. арш. за то, что в 1642 г. и 1643 г. с певчими дьяками первой станицы исполнял Софийский перенос.⁹⁷ При царе Алексее Михаиловиче искусство певчих также не оставалось без поощрения. Так, в 1646 г. певчий дьяк, вершник Иван Никаноров получил 8 аршин камки по 25 алтын аршин за исполнение крестных стихир 1 марта 1646 г.⁹⁸ Певчие дьяки второй станицы Семен Денисов и Михаил Меркульев получили по 5 арш. тафты зеленой – по 23 алт. аршин за исполнение софийского переноса вместе с певчими дьяками первой станицы – Денисов 24 Августа 1648 г., при освящении церкви Св. Петра митрополита, в селе Коломенском, а Меркульев – 11 янв. 1649 г. в Саввинском монастыре.⁹⁹

Но, кроме случаев поощрения за искусство, государевы певчие дьяки не оставались без вознаграждения и во многих других случаях, когда они в исполнении своего долга выходили, так сказать, за пределы своих обязанностей и потому являлись в глазах и самих певчих и государя заслуживающими особого пожалования за службу. Все подобного рода случаи представлялись как бы относящимися к частной службе певчих и потому давали им повод самим просить о вознаграждении, а царям удовлетворять их просьбу. Так, в 1625 г., по случаю бракосочетания царя Михаила Федоровича, певчие дьяки второй станицы обратились к парю с челобитною о даче им награды за участие в сем торжестве «по книгам» против того, что дано было певчим первой станицы и певчим патриарха при венчании царя Василия Ивановича.¹⁰⁰ И царь велел им дать по камке против первой станицы певчих. Участие, которое принимала вторая станица певчих при освящении церкви «государева ангела» преподобного Михаила Малеина в Вознесенском монастыре в 1634 г.,¹⁰¹ да при освящении Верхоспасского собора и церкви Св. Иоанна Белоградского – в 1636 г.,¹⁰² также дало им повод обратиться к царю с челобитною о даче им за то вознаграждения, и им было дано в первом случае по 4 аршина тафты по 26 алт. по 4 деньги аршин, а во втором – по 5 аршин той же тафты. Такой нелегкий труд, как обучение других певчих пению, тем более не мог оставаться без всякого вознаграждения учителя со стороны царя. Посему в 1634 г. царь велел дать 4 аршина тафты певчему дьяку другой станицы Ивану Никифорову за обучение молодого певчего дьяка Елисейки Яковлева, взятого от Севастийского митрополита.¹⁰³ Являясь иногда исполнителями царских поручений, не относящихся к кругу их служебной деятельности, певчие дьяки также не оставались без особого вознаграждения царем. Так, за доставление царю Михаилу Федоровичу 26 июля 1638 г. певчим дьяком Семеном Самойловым книги жития преподобного Михаила Малеина, надо думать, не без особых затруднений добытой им, дьяку дано было щедрое вознаграждение – 10 аршин камки по 30 алтын аршин и 4 аршина с четвертью сукна лундышу светло-зеленого по рублю по 20 алт. по 4 деньги аршин.¹⁰⁴

Но, кроме получения подарков товарами из казны, певчие дьяки имели и денежные доходы по разным случаям. Сюда должно отнести прежде всего славленые деньги. Обыкновенно в праздники Рождества Христова и на Пасху государевы певчие дьяки, вслед за причтами соборов и церквей, вместе с патриаршими певчими славили у государя. Так, в 1667 г. в навечерие Рождества Христова, в 3 часу ночи, славили в «средней» Успенский, Архангельский и всех соборов протопопы, попы и дьяконы, и потом государевы пять станиц, да патриарховы 7 станиц, переменяючись, и государь жаловал их питьем ковшами.¹⁰⁵ На Пасху, всего чаще на другой день, певчие, после славления жаловались государем к руке и яйцами,¹⁰⁶ при чем как на праздник рождества Христова, так и на Пасху, в первые два царствования государей из дома Романовых, каждому певчему давались славленые деньги особой в таком размере, который, надо полагать, соответствовал большему или меньшему искусству каждого певчего в пении. Давалось им и по 5 р. человеку, а иному полтина, и сверх того, жаловал царь иногда из собственных рук рубль или 2 р. особенно отличившемуся певчему.¹⁰⁷ Так, в 1667 г 26 дек. государевы певчие дьяки первой и другой станицы получили из приказа тайных дел по два рубля с полтиною за славление.¹⁰⁸ Со времени же царя Феодора Алексеевича дача славленых денег стала входить в ежегодный общий оклад денежного жалования каждого певчего дьяка, применительно к положению, занимаемому им в хоре. После царя, певчие ходили славить Христа к царице и другим членам царской семьи, к патриарху, некоторым служилым в приказах людям, где также получали славленые деньги. Так, например, в 1697 г. 26 дек., после литургии, певчие явились для сдавления к вдовствующей царице Прасковье Феодоровне, которая дала за то своему уставщику Феодоту Ухтомскому – 1 р. и на всех остальных певчих – 2 р. 16 алт.¹⁰⁹ Не допущение к себе для сдавления в 1677 г. некоторыми из государевых служащих в приказах государевых певчих дьяков вызвало даже гнев царя Феодора Алексеевича, от имени которого велено было сказать сим лицам, что они «учинили то дуростью своею не гораздо и такого бесстрашие никогда не бывало, что его государевых певчих дьяков, которые от него великого государя славить ездят, на двор к себе не пущать и за такую их дерзость и бесстрашие быть им в приказах бескорыстно и никаких почестей и поминков ни у кого, ничего ни от каких дел не имать. А буде кто чрез сей великого государя указ объявится в самом малом взятке или корысти и им за то быти в наказании».¹¹⁰

О размере вознаграждения певчих дьяков за пение при крещении царских детей не сохранилось сведений. Известно лишь, что после крестильного стола, по случаю крещения царевича Петра, уставщику и 12 певчим дано было: голова сахару в 4 фунта, 2 блюда сахаров зернистых по пол фунту и по стольку же разных ягод человеку.¹¹¹ Гораздо более сохранилось сведений относительно размера вознаграждения певчим дьякам за участие в погребении и поминовении умерших членов царской семьи и близких к оной по своему положению лиц. Так, за пение при погребении инокини Марфы Иоанновны в 1632 г. 9 певчим первой и второй станиц дано было по 2 р.¹¹² За участие в погребении боярина Морозова государевым певчим дьякам первой станицы дано было 10 р., второй – 8 р., и в сороковой день – первой станице 15 р. и второй – 12 р.¹¹³ За пение при выносе и погребении царицы Марьи Ильиничны царь Алексей Михайлович из своих рук дал одному певчему 5 р., пяти человекам – по 5 р. пяти – по 4 р., пяти – по 3 р., двум – по две гривны, пяти – по 2 р. 26 алт. 4 деньги, «да против четвертой станицы 3 человекам» дано было столько же и всем певчим, которым окладу еще не было увеличено, – 18 р.¹¹⁴ Кроме того, к поминальному столу на 25 марта велено было выдать певчим 60 осетров, 4 белуги и 2 тешки.¹¹⁵ На молитвенную же память об умершей царице 4 мая 1670 г. певчему Василию Ярославцу даны были дороги кашанския, 23 декабря – Евдокиинской церкви певчим дьякам – Ивану Назарьеву и Григорию Алексееву – по киндяку,¹¹⁶ и 22 апреля 1671 г. – 17 певчим по киндяку.¹¹⁷ За «говорение» псалтири по царе Алексее Михаиловиче, в продолжение сорока дней, было дано уставщику, крестовым и певчим дьякам 374 р.¹¹⁸ Случаями, имевшими отношение к патриарху и дававшими повод к вознаграждению государевых певчих дьяков были: приход для славления у него, а также – принятие участия в его погребении. За славление в 1627 г. первым четырем станицам дано было по 2 р. на каждую, а пятой станице – 10 алтын.¹¹⁹ В 1630 г. приходили к патриарху также для славления уже и 6 и 7 станицы; при чем первой дано было 10 алтын, а второй – 2 гривны.¹²⁰ В 1636 г. шести станицам дано было тоже, что и прежде, но певчим 7-й станицы дачи денег не было, вероятно, потому, что они не приходили к патриарху.¹²¹ С разделением государева хора по клиросам, а затем – по лицам царствующего дома, при которых они состояли, певчие за славление у патриарха получали не всегда одинаковую сумму. Так, в 1677 г. уставщику Павлу Михайлову дано было 2 р., певчим дьякам правого и левого клироса по 2 р. на клирос, подьякам первой станицы 16 алт. 4 деньги, второй станицы – 10 алтын, третьей – 8 алт. 2 деньги, четвертой – 6 алт. 4 деньги, пятой и шестой – по 5 алтын.¹²² В 1688 г. уставщику царя Иоанна Алексеевича Федору Яковлеву дано было 1 рубль, его товарищам – 2 р. с полтиною, старым певчим царя Петра – Петру Покровцу – 1 р., а его товарищам – два рубля с полтиною.¹²³

За участие в выносе тела патриарха Иосифа II дано было певчим первой станице полтора рубля, а за погребение – первой станице 3 р., а второй – полтретья рубля.¹²⁴

Довольно подробные и интересные сведения относительно помещений певчих дьяков мы находим в тех показаниях, которые ими были даны относительно сего предмета в 1678 г., когда царь Федор Алексеевич указал выписать в приказе Большего дворца, где были со 135 года по 186 г. дворы и дворовые строения певчих и крестовых дьяков и что давалось им на постройку дворов. На расспросах о сем певчий дьяк Дмитрий Ростовец показал, что двор его был за Боровицким мостом, против Лебяжьяго двора и дан ему в 1671 г. от певчего Кузьмы Родионова. Длина и ширина дома была 6 саженей, а на том дворе хоромное строение: изба с сенями. Пятеро певчих показали, что дворы у них между Смоленской и Никитской улицей, у двора боярина Никиты Ивановича Романова, в длину 10 саженей, а в ширину по 5, и были построены для них в 1674 г. из приказа тайных дел. Прежде же эти дворовые места были под двором сокольника Ивана Тукалова. Певчие Семен Иванов и Денис Перфильев показали, что двор у них в Китае городе, у Москворецких ворот, что был певчего дьяка Никиты Нестерова, мерою он в длину и ширину по смете по 5 саженей, а дан им в 1675 г.; и тот двор у них сгорел и они после пожара построили себе разные хоромы на том же дворе. Певчий Киприан Евтихиев показал, что двор его был на Ордынке, у церкви св. Климента, папы римского, и достался ему по наследству от отца, садовой слободы тяглеца. С ним же Киприаном жил на том же дворе родной его брат Афанасий, и они платили за тяглую землю, находившуюся под их двором, ежегодно оброк 10–12 р. Двор певчего Владимира Голутвинца находился на Знаменке, у церкви Саввы Стратилата, и занимал собою пространство в длину 10 саженей и в ширину полсема,¹²⁵ а тот двор бывал Архангельского ключаря Андрея Давыдова, а дано ему место того же ключарского двора в длину и ширину таковож – в длину 10 саженей, в ширину – полшеста,¹²⁶ а дано ему порожнее место в 1678 г. иное строение хоромное из государевой казны – 15 р. Двор певчего Романа Пахова находился между Смоленской и Никитской улицей, у двора боярина Романова, и занимал собою пространство в длину 15 саженей, в ширину – 6 и дано ему место порожнее ключаря Андрея Давыдова в 1674 г., а хоромное строение ему строили на том дворе против его братии из приказа тайных дел. Двор певчего Артемия Романова находился между Никитской и Тверской улицей, у Моисеевских богаделен, на белой земле, куплен был у священника за 70 р., а деньги платил его отец. Двор певчего Дмитрия Тверитинова находился за Пречистенскими воротами, у Ильи пророка Обыденного, был куплен в 1669 г. у подъячего челобитного приказа Ивана Андреева и на тот двор у него купчая есть, а денег ему на постройку того двора не давано.

Певчий Тихон Артемьев показал, что двор у него за Никитскими воротами, в приходе у Вознесенья, а куплен он в 1666 г. у столового истопника Моисея Осипова за 75 р. и денег ему за то не дано, а прежде двор у него был в Китае городе, у Николы Мокрого, и тот двор, по указу Великого Государя, у него взят и отдан церкви Спаса Нерукотворенного Образа, что у него Великого Государя вверху, дьякону Якову. Двор певчего Петра Покровца находился на Никитской улице на тяглой земле Устюжские сотни и отказан ему дедом его жены Устюжские сотни тяглецом Мартином Гавриловым, а данного двора у него нет, и денег ему не давано, а на перед сего он жил у дяди своего родного – певчего дьяка Павла Агапитова на купленном его дворе, и после его Павла – осталась жена вдова и тот двор он – Петр с теткой своею за дочерью его родною отдал в приданое певчему дьяку Савве Архипову и владеет тем двором он Савва. Певчий Лука Алексеев показал, что двор у него за каменным мостом, в аптекарском переулке, куплен в 1664 г. у истопника аптекарской палаты Петра Савина, а дворовая земля ему Савину была дана; денег же на дворовое строение не было дано. Двор певчего Елисея Гаврилова находился за Неглинными воротами, за мучным рядом, и дан ему был в 1658 г., после певчего дьяка Ивана Конюховского, а мерою тот двор по 6 саженей в длину и ширину. Двор певчего дьяка Ивана Львова стоял за Боровицким мостом, против лебяжьяго двора, и занимал пространство мерою по смете в длину 10 саженей, поперек – 5, а дан ему тот двор и строен из приказа тайных дел в 1674 г. Прежде же тот двор был певчего дьяка Федора Ростовца. Двор певчего дьяка Федора Прокофьева находился в Китае городе, у Москворецких ворот, у церкви Николы Чудотворца Мокрого, и куплен был из приказа тайных дел у переводчика Василия Баумана за 200 р. и на том дворе хоромное строение его, Прокофьева, погорело, и он на том дворе построил себе хоромы на свои деньги. В этом же месте находился двор певчего Федора Ростовца, который ему был отдан из приказа тайных дел в 1674 г., после певчего Никиты Казанцева, а мерою тот двор был 10 саженей в длину и 7 поперек, и на том дворе хоромное строение сгорело, и он построил себе новое на свои деньги. Певчие дьяки Евдоким Иванов, Дмитрий Иванов и Григорий Степанов имели общий двор, который находился за Каменным мостом, у церкви св. Николая Чудотворца, дан им был в 1672 г. и занимал собою пространство 8 саженей в длину и 6 поперек, а раньше принадлежал крестовому дьяку Федору Коверину.¹²⁷ Двор певчего дьяка Петра Иванова, находившийся в Китае городе, у Москворецких ворот, был взят у него на великого государя и за него было ему уплачено из Мастерской палаты 110 р.¹²⁸

Таким образом из приведенных нами показаний самих певчих дьяков относительно их помещений видно, что они находились в разных местах Москвы, при чем одни из певчих получали от казны совсем готовый двор и дом, которые от них иногда отбирались и отдавались другому лицу. Другие певчие дьяки получали для жительства порожнее место и здесь строили себе дом или с помощью казны, или на свои деньги. Иные певчие имели собственные дома, приобретенные путем наследства или покупки, при чем эти дома иногда находились на тяглой земле и оплачивались, вследствие того, довольно высоким ежегодным оброком. Для поддержания казенных дворов в целости певчие иногда получали некоторое пособие из казны материалами. Так, в 1680 г. царь Федор Алексеевич указал: собора Спаса Нерукотворенного образа, да церкви преподобномученицы Евдокии и Иоанна Белоградского, что у него вверху, протопопу, попом, дьяконом, крестовым и певчим дьяком – 74 человекам из приказа каменных дел дать кирпичу, певчим – по 500 кирпичей человеку, а деньги указал за этот кирпич послать из приказа своей мастерской палаты в приказ каменных дел по своей государевой цене по 26 алт. 4 деньги.¹²⁹

Что касается тех певчих дьяков, которые не имели возможности занять помещение в казенных домах для певчих и не имели своих, то их положение было тяжелое. Им иногда долго приходилось скитаться по разным углам, пока они успевали обратить на себя внимание государя. Так, при царе Федоре Алексеевиче, певчий дьяк Евдоким Иванов, не имея казенного помещения, вынужден был «волочиться меж дворами» и, наконец, «пристать с семьей у отца своего и матери за Покровскими воротами», в казенной слободе, откуда ему, конечно, было неудобно ходить на службу. Посему он обратился к царю с челобитною, в которой, излагая все обстоятельства своего тяжелого положения, просил дать ему порожнее место около Боровицких ворот, возле некоторых певчих дьяков.¹³⁰ К этому же царю обратился с челобитною в 1678 г. и другой певчий дьяк – Савва Терентьев, в которой, указывая, с одной стороны, на то, что у него с семьей нет приюта, и ему приходится потому скитаться между дворов, а с другой стороны – на то, что некоторым певчим строились казенные дворы, просил «пожаловать и его холопа своего, велеть для него из приказу избенку ему построить, против его братии певчих дьяков, чтобы ему с женишкою своею меж дворов не волочиться и в бесприютстве не быть». Согласно его просьбе, Савве было дано 15 р. на дворовое строение.¹³¹

Недостаток казенных дворов для помещения певчих дьяков ощущался даже в 1700 г., когда число певчих дьяков значительно сократилось, по случаю увольнения целого хора певчих дьяков умершего царя Иоанна Алексеевича. Посему в этом году певчий дьяк Роман Ростовец, не имевший помещения для себя и своей семьи, вынужден был обратиться с челобитною о даче ему порожнего места в Китае городе, у Москворецких ворот, в приходе всемилостивого Спаса Смоленского, подле земли, находившейся под двором умершего певчего дьяка Стефана Некрасова, которая никому не была отдана. В ответ на эту челобитную последовало распоряжение об осмотре указанной земли. При осмотре оказалось, что «мерою той дворовой Степановой земли, длиннику 13 саженей без полуаршина, в поперечнике – в переднем конце – 5 саженей без аршина, а в межах тот двор, взошед на двор, на правой стороне двор Благовещенского входо-иерусалимского придела священника Кондрата Малахеева, а по левой, двор Вознесенского монастыря протопопа Игнатия Стефанова, а строения на том дворе – изба подпоземная с переднею, сени и чердак. И тот двор был отдан певчему Ростовцу.¹³²

Кроме обеспечения певчих дьяков указанными статьями содержания, они пользовались, в случае нужды, еще экстренными пособиями из казны, по усмотрению государя. Так, например, в 1644 г. певчему дьяку Кондратию Андрееву дано было 5 аршин сукна багрового в полсема рубля аршин на приданое его дочери,¹³³ а в 1661 г. певчему Никите Казанцу дано было 10 рублей деньгами на свадьбу его брата.¹³⁴

В числе особенных привилегий государевых певчих дьяков было распространенное на них при царях Иоанне и Петре Алексеевичах право иметь при себе холопство из вольных людей «кто к ним в холопство станет бить челом», при чем это холопство при певчих дьяках закреплялось служилыми кабалами, выдававшимися из приказа холопьего суда, и в городах и в съезжих избах.¹³⁵ В силу этого-то права уставщик певчих царя Петра Алексеевича Суворов имел за собою в разных уездах до 60 крестьянских дворов.¹³⁶ Впрочем, владение крепостными людьми иногда было сопряжено для их владельцев – певчих дьяков с немалыми неприятностями и нередко порождало целые судебные дела. Так, в 1697 г. певчий Григорий Михайлов возбудил дело относительно своих крепостных людей Марфутки Васильевой и её мужа крестьянина Пошехонского уезда Горбунова, которые дали ему запись жить у него по той записи 10 лет, но убежали от него в Переяславль к своим родственникам, откуда подали царю челобитную об освобождении их от крепостной зависимости от дьяка Михайлова. Как на причину, по которой они просили об освобождении их от холопства, они указывали как на то, что «Марфутка, живя у Михайлова, третий год от него терпит нужду и неволю и впредь ей терпеть от него Григория всякие нужды не в мочь», так и на то, что ей без мужа своего жить невозможно. Против этой челобитной дьяк Михайлов показал, что Марфутка с своим мужем жили у него по записи за заемные деньги 45 р., которые взял отец его – Федьки, а последний от него в 1695 г. убежал. Вызванный к допросу в Москву Горбунов показал, что он раньше жил в Москве черною работою и за драку с человеком боярина Льва Нарышкина, по приговору приказа Большего дворца, был посажен за решетку, откуда, по его просьбе и знакомству, взял его на расписку дьяк Михайлов, у которого он и жил три года, а после ушел в Переяславль, где и записался в солдаты, тогда как жена его оставалась у дьяка. За нею он отправился в Москву и здесь работал в немецкой слободе кирпич и известь и всякое палатное строение у генерала Франца Яковлевича Лефорта, а дьяку Михайлову на себя крепости не давал, а давал ли ее отец его, он того не знает. Против сего показания Михайлов дал такой ответ, что запись на Федьку с его женою была им отдана в 1696 г. для пометы в мастерскую палату, а почему она там не записана, он того не знает. Дело окончилось не в пользу певчего дьяка. Федьку велено было отослать в стрелецкий приказ и записать в тот чин, в который годится.¹³⁷

Но пользуясь особою привилегией – иметь у себя крепостных, певчие дьяки, наравне с другими лицами, подлежали действию общего закона, по которому запрещено было девицам, занимавшимся царским хамовным делом¹³⁸ в Кадашевской слободе, выходить за муж за слободу, а равно и принимать в дом инослободцев, не бив челом государю. Посему-то певчий дьяк Никита Симонов, задумав жениться на одной девушке из Кадашевской слободы, должен был подать царю Алексею Михайловичу в 1674 г. прошение о разрешении жениться на ней, указывая в своей челобитной, что его невеста «к государскому делу ни к какому в мастерицы не записана».¹³⁹

По смерти певчего дьяка, жена его получала все заслуженное её мужем денежное и хлебное жалование, равно как годовые сукна, и даже причитавшиеся на его долю доходы. Так, в 1630 г. вдове умершего певчего дьяка Ивана Васильева против других певчих было дано 2 р., которые причитались на долю его за погребение инокини Марфы Ивановны.¹⁴⁰ Иногда вдове умершего певчего дьяка давалось пособие на его погребение и слагались значившиеся за ним недоимки. Так, в 1684 г. дано было по 10 р. на погребение певчих дьяков Луки Алексеева и Киприана Евтихиева,¹⁴¹ а в 1670 г. «певчего дьяка Кузьмы Родионова матери, вдове Татьяне Терентьевой дочери, против её челобитной, государь простил за дворовое строение, который двор у неё взят и отдан певчему дьяку Дмитрию Ростовцу – 31 р. 26 алт. 4 деньги.¹⁴² Что касается оставшихся сирот певчих дьяков, то умевшие из них читать и писать определялись к служилым местам. Так, сын певчего дьяка Луки Алексеева, будучи еще в малых летах и ни в какой чин не пожалован, был определен в мастерскую палату в «молодые подъячишки». Такому его устройству несомненно поспобствовала челобитная его матери, в которой она указывала на то, что отец её был иноземец «еврейской породы», приехавший в Москву из Польши в 1654 г., от которого она была взята в 1655 г. по приказу царицы Марии Ильиничны вверх, окрещена в православную веру, воспитана при дворе и выдана за муж за певчего дьяка Луку Алексеева, служившего 30 лет «без всякого озорства» и умершего в 1684 г. Ссылаясь как на то, что у неё нет родни в Москве, которая бы могла кормить ее с сыном, так и на то, что она пользовалась милостью царицы Марьи Ильиничны и царя Федора Алексеевича, она и просила государей об определении сына своего в мастерскую палату «в молодые подъячишки за службу мужа своего».¹⁴³

Другие же малограмотные сыновья умерших певчих дьяков причислялись только к царским богомольцам,¹⁴⁴ на полное содержание царя. Так, сын певчего дьяка Ивана Голутвинца сирота Сенька Иванов в 1687 г. был пожалован в царские богомольцы и велено ему быть вверху, причем, по его челобитной, о даче ему платья против его братии с казенного двора, ему было дана ряса из стамеду, кафтан и одеяло киндячные, также суконная с пухом кушак кожаный, подушка выбойчатая с гусиными перьями и шуба.¹⁴⁵

Несравненно было хуже положение тех певчих дьяков, которые, хотя и оставались в живых, но были отставлены от службы или за проступки, или же, по случаю потери голоса. Таким приходилось по большей части скитаться по чужим углам, ища себе приюта. Иногда, впрочем, выходила им государева милость – в виде предоставления какого-либо места, которое давало им некоторую возможность прокормиться с семьей. Так, в 1678 г. отставленный певчий дьяк Василий Леонтьев, начавший свою службу при царе Алексее Михайловиче и уволенный от должности при Федоре Алексеевиче, и просивший государя об определении его в оружейную палату в иконописцы на чье-либо место, «чтобы только ему не скитаться меж дворов», был зачислен в жалованные иконописцы, с назначением ему соответствующего денежного оклада и корма.¹⁴⁶

Вообще же, всякий, имевший возможность по своим голосовым средствам и искусству в пении поступить в число государевых певчих дьяков в XVII в., мог смело рассчитывать на достаточное содержание при жизни и на царскую помощь оставшейся, после его смерти, семье. А все это вместе взятое, конечно, давало ему возможность и в то же время нравственное побуждение к тому, чтобы всецело посвятить себя тому высокому служению, которое он принял на себя. К сожалению, конец XVII в., ознаменовавшийся стрелецкими бунтами, возникшими по интригам честолюбивой царевны Софии Алексеевны, показал, что в числе приверженцев её было не мало и певчих дьяков. Последние, ходя часто в Новодевичий монастырь, куда была заключена царевна, для пения в церкви, нередко служили передатчиками её записок, которые волновали стрельцов. Посему певчих дьяков не велено было пускать в тот монастырь с 1691 г. для того, как характерно выразился Петр, что «в церкви поют и старицы хорошо, лишь бы вера была, а не так, что в церкви поют: «спаси от бед», «а в паперти деньги дают на убийство».¹⁴⁷

Об упадке среди многочисленных государевых певчих дьяков прежней строгой дисциплины в последней четверти XVII в. свидетельствует не мало и других фактов. Так, в 1682 г. были отосланы под начало в Симонов монастырь двое спевак – Корнилий Карпов да Иван Григорьев, которые оттуда бежали и приютились в Новомещанской слободе, на дворе певчего Ивана Власова. На допросе в посольском приказе они показали, что сбежали по подговору певчего дьяка Луки Андреева, который их свез к Ивану Власову и что, при побеге, они взяли только свои красные сапоги, а воровства в монастыре никакого не учинили. А сбежали потому, что от Власова слышали о намерении архимандрита Симонова монастыря постричь их в монашество.¹⁴⁸ Вероятно, за пьянство были под началом в монастырях государевы певчие дьяки Никита Резанец – в Перервинском и Спиридон Иванов – в Покровском, что на убогих домах, которые были освобождены отсюда лишь 6 августа 1697 г. по указу из патриаршего разряда.¹⁴⁹ Но верхом бесчинного поведения некоторых придворных певчих дьяков было убийство певчим царицы Марфы Матвеевны – Иваном Матвеевым некоего Константина Оборина, за что он был вызван для розыску – 5 марта 1691 г. в приказ сыскных дел к боярину Лыкову.¹⁵⁰

Нет сомнения, что такой упадок дисциплины в прежнем образцовом хоре государевых певчих дьяков был одним из важнейших поводов для царя Петра Алексеевича к сокращению числа их.

В эпоху преобразовательной деятельности Петра I, когда противником её явился сам сын его и наследник престола, в числе лиц, поплатившихся за близость к нему, явился государев певчий дьяк конца XVII в. Никифор Кондратьев Вяземский, на долю которого выпало испытать большие превратности судьбы. С 1696 г. Вяземский стал лицом, близким ко двору, так как ему было поручено учить грамоте шестилетнего царевича Алексея Петровича. Как учителю государева сына, Вяземскому, в числе других отличий от других певчих, делалось и лучшее платье. Так, например, в 1701 г. ему был сделан верхний кафтан, крытый сукном кармазиновым на исподе из лисьих черев, опушенный бобровым пухом, с пуговицами и снурками, исподний кафтан – атласный, подложенный киндяком, с пуговицами и снурками, штаны атласные – «стежные» и шапка бархатная с соболем.¹⁵¹ Глубоким образованием, Вяземский не отличался, но среди других певчих дьяков он, несомненно, слыл за выдающегося грамотея, почему и был избран в учителя для первоначального обучения царевича. И своими письмами, в которых Вяземский извещал государя относительно хода обучения его сына, он, действительно, оправдывал сложившуюся за ним репутацию искусного грамотея своего времени. Так, в письме своем от 27 июня 1696 г. Вяземский красноречиво извещал государя о начале обучения царевича: «приступил, писал он, к светлой твоей деннице, от тебе умна солнца изливающе свет благодати, благословенному и царских чресл твоих плоду, светло порфирному великому государю царевичу, сотворих о безначальном альфы начало, что да будет всегда во всем забрало благо».¹⁵² В должности уже некоторым образом гувернера оставался Вяземский при царевиче и в то время, когда дело обучения его перешло в руки других лиц, при чем Вяземский продолжал извещать царя о ходе образования царевича. Так, в письме от 14 января 1708 г. он писал царю: «сын твой начал учить немецкого языка чтением истории, писать и атласа росказанием, в котором владении есть знаменитые народы и реки, и больше твердил в склонениях, которого рода и падежа. И учитель говорит: недели две будем твердить одного немецкого языка, чтоб склонениям в твердость было и потом будет учить французского языка и арифметики. В канцелярию в положенные 3 дня в неделю ездит и по пунктам городовое и прочие дела управляет, а учение бывает во вся дни. Еще ныне радетельно, и что будет впредь чиниться, вашему величеству доносить буду».¹⁵³ Что касается воспитательного влияния Вяземского на Алексея Петровича, то по мнению, кажется, всех историков, касавшихся дела несчастного царевича, и основывавшихся на показании, данном им на допросе под пытками, оно было вредное для него. В объяснение причины, по которой он не хотел слушаться отца и исполнять его волю, Алексей Петрович указывал на то, что Никифор Вяземский и Нарышкины, приставленные к нему, видя его склонность ни к чему иному, как только «ханжить и конверсацию иметь с попами и чернцами и к ним часто ездить и подливать», в том не только ему не претили, но и сами то ж с ним охотно делали. А так как, показывал далее царевич, они с ним были от его младенчества, то он привык их слушать и бояться и всегда им угодное делать, а они его отводили от отца и утешали вышеупомянутыми забавами, от чего не только дела воинские и прочие от его отца дела, но и самая его особа ему зело омерзела и для того он всегда желал быть от него в отлучении.¹⁵⁴ По тому же показанию царевича, Вяземский по своим убеждениям держался стороны тех людей, которые поддерживали в нем память о его матери, как невинной жертве отцовского беззакония, и говорили ему, как его любят в народе, пьют за его здоровье, называя его российскою надеждою, а отцу его желают смерти.¹⁵⁵ По словам Алексея Петровича, Вяземский советовал ему послать отцу письмо с отречением от престолонаследия, при чем говорил: «волен Бог да корона, лишь бы покой был».¹⁵⁶ Когда же началось следствие по делу несчастного царевича, то был привлечен к допросу и Вяземский сперва в Москве, а затем в Петербурге, как лицо, оговоренное Алексеем Петровичем. В обоих случаях, даже на дыбе Вяземский показал, что обвинения царевича против него несправедливы. «Ханжить и водиться с попами он его не учил, а еще отводил от того и говаривал многажды, чтоб он того не чинил, за что и был бит от царевича не однажды».¹⁵⁷ В доказательство же того, что Алексей Петрович почти с самого переезда в Петербург относился к нему – Вяземскому – неблагосклонно, последний указывал на то, что в 1711 г. в Вольфенбителе, в герцоговом доме, царевич брал его за волосы, бил палкой и сшиб с двора, а в 1712 г., под Штетином, хотел его убить до смерти». И сам царь, с такою внимательностью и подозрительностью рассматривавший показания царевича и объяснения против них оговоренных им, нашел Вяземского мало прикосновенным к делу царевича и ограничился только ссылкой его на жительство в Архангельск.¹⁵⁸

(Окончание следует)

Прот. Н. Извеков