Комментарий архимандрита Палладия (Кафарова) на путешествие Марко Поло по Северному Китаю

Кажется, что сколько бы ни прилагали европейские ученые труда к объяснению текста «Книги» Марка Поло, едва ли когда-нибудь эта задача будет завершена вполне. Марко Поло, во время своей продолжительной административной деятельности в Китае, так основательно изучил страны, входившие в состав империи Хубилая, и сообщил о них такие ценные сведения, что для полного уразумения рассказа знаменитого венецианца необходима обширная подготовительная работа. Мало только посетить те местности, о которых сообщает Марко Поло, чтобы иметь о них точное представление, необходимо еще изучить прошлое их по местным литературным памятникам, а такой труд не имеет предела и чем больше он будет развиваться, тем лучше объяснится повествование Марка Поло. На этом поприще подвизались и издатели его, и ученые; особенно же заслуживают внимания : Юлий Клапрот (Recherches sur les ports de Gampou et Zaithoum en Chine, décrits par Marco Polo, в Journal Asiatique 1824 и в Mémoires relatifs à l’Asie, t. II, Paris, 1826. Sur le pays de Tenduc ou Tenduch de Marco Polo, в Journal Asiatique 1826, t. IX, и другие статьи), Потье (Le livre de Marco Polo. Paris, 1865), Генри Юль (The book of Ser Marco Polo the venetian. London, 1871), архимандрит Палладий Кафаров (Elucidations of Marco Polo’s travels in North-China, drawn from chinese sources, 1875), доктор Е. В. Бретшнейдер (Notices of the Mediaeval Geography and History of Central and Western Asia, London, 1876, и Mediaeval researches from eastern asiatic sources, London, 1888), G. E. Moule о «Quinsay» (в Journal of the North-China Branch of the R. A. S. № IX New Series, 1875, Changhai), a в последнее время профессор И. П. Минаев, который посвятил много лет жизни изучению «Книги» Марка Поло и был похищен смертью за этим трудом.

Архимандрит Палладий написал свои «Пояснения» на английском языке и поместил их в Journal of the North-China Branch of the Royal Asiatic Society 1875, а потому они не могут быть безусловно доступными для русских. Между тем в бумагах архимандрита Палладия остался и русский текст «Пояснений». Так как все ученые труды арх. Палладия, этого величайшего синолога из европейцев, имеют огромное значение, то у меня явилось желание обнародовать это изложение и по-русски. При любезном содействии П. С. Попова я еще в 1895 г. получил, на время, из Пекинской духовной миссии теперь уже погибшую рукопись арх. Палладия для снятия с неё копии, которая была мною тщательно проверена. Приготовление к печати этого снимка потребовало, однако, немало труда. Во-первых, пришлось восстановить китайскую транскрипцию сочинений, на которые ссылается арх. Палладий, так как во всей рукописи эти сочинения были им написаны по-английски, что в русском изложении не имело бы смысла; во-вторых надо было внести в наш список китайские иероглифы из английского текста, отсутствовавшие в русском. Во всем прочем рукопись оставлена без перемены. Я счел излишним помещать цитаты из сочинения Марка Поло по изданию Юля, как сделано это в статье на английском языке, на том основании, что и без того ясно, о чем идет речь в комментариях арх. Палладия,

Апрель, 1901 г.

Н. Веселовский.

В нижеизложенных замечаниях, я имею в виду проверить некоторые показания Марко Поло, при вступлении и со вступлением его в собственный Китай, на пути от Лобнора до Шанду, китайскими документами; я не берусь объяснить все темные, или сомнительные пункты в рассказе знаменитого путешественника и предлагаю сведения, согласно мере моего знакомства с китайскою литературою; литература эта неисчерпаема, материалы обильны и разнообразны; но нужно иметь значительный запас книг под рукою, и достаточно времени, чтобы производить систематические изыскания для разрешения предлежащих вопросов.

В основание сличений мною принято The book of Ser Marco Polo, etc. by Colon. H. Jule, Lond. 1871, Обширный труд ученого комментатора позволяет мне обходить те вопросы, которые уже решены им, со свойственною ему здравою критикой.

Гл. XXXVIII. Gharchan. Такого названия не встречается ни на карте XIV века,¹ ни в других уцелевших географических документах монгольского периода; в первый раз, подходящее к нему, упоминается в описании пути из Китая на запад, до Средиземного моря, составленном во времена династии Мин.²

В 850 ли от Турфаня на запад дорожник упоминает город Харахашит; на юг от этого города, говорит он, есть река Чэличан 扯 力 昌; далее, через 200 ли он полагает Хэ-шуй-цюань 黑 水 泉 «Источник черной воды»; на север от него город Чалиши 叉 力 失; а на юг город Чэличан; в 300 ли от Источника черной воды на запад упоминается колодезь Чалича; на север от него Хо-янь-шань 火 烟 山，"Огненная Гора». В этой Огненной Горе нет необходимости видеть гору Нао-ша-шань 磠 砂 山, находящуюся в 100 ли от города Куча на север; по свидетельству китайских географов, горящие летом пещеры в Тянь-шане 天 山 рассеяны на всем протяжении горного хребта от Турфана до Кучи.³ Мне кажется несомненным, что Чэличан и есть Charchan Марко Поло, и что надобно искать его в нынешней области Карашар.

Гл. XXXIX. Lop, etc. Ни история, ни география китайские не упоминают о существовании города Лоб на озере этого имени; в настоящее время, из описаний китайских путешественников, не видно, чтобы берега его были обитаемы, единственные и притом полудикие жители его, в числе нескольких сот семейств, обитают на двух островах озера; ближайшие к озеру селения расположены по бассейну реки Тарима; на Тарим же примыкает линия пикетов или караулов, начинающаяся от Дунь-хуана 敦 煌 (прежнего Ша-чжоу 沙 州 огибая Лобнор с южной стороны. Может быть, что и во времена М. Поло, караваны останавливались на той же реке и оттоле следовали нынешним караульным путем, через степь, до Ша-чжоу. Степь эта издревле известна в Китае под именем Лю-ша 流 沙, т. е. сыпучих, или точнее текучих песков; в китайских преданиях она является ранее, чем Шамо 沙 漠 или песчаная полоса Монголии. Люша есть западное продолжение Шамо; она углубляется далее на юг, в пределы Хуху-нора, под именем Мохайской или Мохояньской степи,⁴ постепенно сокращаясь; оттоле идет на восток к истокам Желтой реки и оканчивается изгибом на север; один китайский путешественник, времен династии Тан, следовавший в Хлассу, видел этот конец, или, как он называет, хвост великой степи; по его словам, в том месте, она в ширину не более 50 ли.⁵ Люша служила предметом разных рассказов, большею частью приукрашенных. Более правдоподобное известие о ней мы находим в истории дома Чжоу,⁶ царствовавшего в NW Китае с 557 по 581 год по P. X. и имевшего частые сношения с за-степными народами. Так она замечает, что на этой степи иногда поднимается «палящий ветер», губительный для скота и людей; в таких случаях старые верблюды каравана заранее предчувствуют его, с криком сбегаются в кучу, ложатся наземь и зарывают головы свои в песок; путешественники, по этому знаку, также ложатся на землю, закрывают нос и рот, и остаются в таком положении до тех пор, пока ураган не стихнет; пренебрежение этих мер подвергает людей и скот неминуемой гибели.

Гл. XL. Shachiu Ша-чжоу 沙 州, ныне Дунь-хуан-сянь 敦 煌 縣 (от старого города в нескольких верстах на восток), со времен династии Хань, всегда считался чрезвычайно важным пунктом, главным образом, потому, что через него проходили все пути с запада в Китай; позднейшие известия подтверждают также, что Дунь-хуан лежит на важном распутии; кроме сообщений с Хами и Лобнором, по указанию «Описания Су-чжоу», есть прямой путь от него на Турфан и другой в Хухунор через Сертенор; в 1820-х годах сделана была попытка восстановить и древнее прямое сообщение между Ша-чжоу и Хотаном; с сею целью отправлена была из Хотана разведочная партия в 10 человек, по направлению к Ша-чжоу; партия блуждала по пустыням более месяца, не встречая ни жилищ человеческих, ни дорог, но везде находила подножный корм и воду.⁷ Все это доказывает, что западные степи не непроходимы. М. Поло не упоминает о замечательности Ша-чжоу, песчаном холме (в некотором расстоянии на юг от города), известном под именем Мин-ша-шань 鳴 沙 山, т. е. «горы гремучего песка»; песок, скатываясь по склонам горы, производит особенные звуки, похожие на отдаленный гром. Во времена Марко Поло (1292 г.), Хубилай переселил жителей Ша-чжоу внутрь Китая,⁸ вероятно, в опасении нападения мятежных князей; а преемник его, в 1305 г., перевел туда, для охраны, 10 тысячный корпус;⁹ но затем в Ша-чжоу учреждены были запасные хлебные магазины, для снабжения провиантом военных постов в нынешней Джунгарии. При нынешней Маньчжурской династии, во время императора Цянь-луна, в округе Ша-чжоу произведена была колонизация в широких размерах; к 1830 году, в нём насчитывалось до 100,000 душ населения.¹⁰

Гл. XLI. Camul. Говоря о Хамиле, М. Поло описывает странный обычай уйгуров, основанный на извращенном понятии о гостеприимстве. Замечательно, что китайский писатель Хун-хао 洪 皓, живший за 100 лет до М. Поло, в записках своих,¹¹ почти теми же словами замечает об этом обычае уйгуров, с которыми он познакомился, будучи в плену у Гиней. По хронике Тангутского королевства Си-ся 西 夏,¹² Хамиль был рассадником буддизма в Си-ся; он снабжал это владение и буддийскими книгами, и буддийскими монахами.

Гл. XLII. Chingintalas. Предполагая, что М. Поло упоминает об этом месте на пути от Ша-чжоу к Су-чжоу, естественно думать, что это есть Чигинь-тала, т. е. равнина, или долина Чигинь; Чигинь 赤 斤 есть название озера,¹³ которое и ныне так называется, и дефилея, заимствовавшего оное от озера; оно лежит на пути от Цзя-юй-гуань 嘉 峪 關 в Ань-си-чжоу 安 西 州. Название Чигинь в первый раз, сколько мне известно, встречается в китайской истории, уже по изгнании монголов из Китая; когда войска новой династии Мин очищали границы собственного Китая от Монголов, то за заставою Цзя-юй-гуань нашли несколько монгольских аймаков, которые немедленно признали подданство новой династии; между ними был и аймак, обитавший при озере Чигинь и состоявший из 500 семейств; из последнего образован был военный пост Чигинь-вэй 赤 斤 衞 и глава аймака, отец которого носил почетный титул чэн-сян 承 相, т. е. министра, остался командиром поста; это происходило в 1370-х годах; с сих пор во всех исторических и географических сочинениях времен династии Мин Чи-гин-вэй и Чи-гинь-мэн-ту 赤 斤 蒙 古 (чигинские монголы) составляют особенную статью.¹⁴ К половине XV века Джагатайские султаны, или беки, возобладав Восточным Туркестаном, вытеснили из Хамуля Чингисханидов восточной линии и простерли набеги до Су-чжоу; тогда Двор Мин перевел монголов Чигиня и других внутрь Китая и поселил их в области Су-чжоу, подобно тому, как императоры Кан-си и Юн-чжен, нынешней династии, переводили в Гань-су 甘 肅 потомков этих самых Джагатаев, вследствие притеснений их от Олöтов. Во время войны с Джунгарами, Кан-си восстановил военный пост в Чигине, но по водворении мира, пост этот был снят, и теперь на месте его учреждена станция, в ведении Ань-си.¹⁵ Во времена Мин, Чигинь славилась некоторыми естественными произведениями: 碙 砂 ган-ша¹⁶ (вероятно Audaine М. Поло в тексте Потье, или Odonique в тексте Г. Юля), ши-ю (каменное масло), и корень растения 蓯 蓉 цун-юн (Orobanche, Dr. Bretschneider)¹⁷ и др.¹⁸ Замечательно, что способ приготовления корня цун-юн описывается у китайцев¹⁹ довольно сходно с описанием манипуляции с Salamander у М. Поло; но под конец, оба авторитета совершенно расходятся; по китайской ботанике из корня цун-юн приготовляется врачебное снадобье, у М. Поло из Salamander добывают несгораемые нити. До сих пор, почти нет сомнения, что Чигинь-тала М. Поло есть Чигинь позднейших сказаний; но относительно расстояний представляется немаловажное затруднение; Чигинь отстоит от Су-чжоу в 250 или 260 ли, по показанию же М. Поло, переезд этот требует 10 дней. Надобно допустить одно из трех объяснений этой несогласицы: или Чигинь-тала не есть Чигинь, или память изменила путешественнику, или наконец в числе переездов произошла описка; мне кажется более вероятными последние два предположения, тем более, что подобные затруднения не раз встречаются в реляции М. Поло. Впрочем, изложив данные, предоставляю вывести из них заключения тем читателям, которые основательно изучили творение М. Поло.

Гл. XLIII. Sukchur. Сучжоу, как пункт транзитной торговли, всегда был городом знатным по населению и богатству; однако ж М. Поло отзывается о нем невыгодно,²⁰ и справедливо; в его время этот город не мог еще оправиться от монгольского погрома; в 1226 году, Чингисхан, по возвращении из западных стран, мстя тангутскому королю за отказ его в участии в походе на запад,²¹ прошел с огнем и мечем от нынешнего Нин-ся до Ша-чжоу. Раздраженный упорною защитою Су-чжоу его жителями, он, по взятии города, вырезал всех, без различия пола и возраста.²² По поводу ревенного производства, о котором говорит Марко Поло, «Описание Су-чжоу» (Су-чжоу-чжи 肅 州 志) также делает замечание, что лучший ревень, с золотистыми разводами в разломе, добывается именно в этой области (в уезде Шань-дань 山 丹), и что он благодетелен, как для людей, так и для скота, спасая их от гибельного действия жаров.

М. Поло замечает, что «нетуземный скот в Сучжоуских горах теряет копыта», вероятно, не от употребления ядовитой травы, а от каменистой почвы; китайский посланник Гао-цзюй-хуй, в 981 г., переезжая из Гань-чжоу в Су-чжоу, прикрепил к копытам своих лошадей деревянные башмаки и обвязал лапы верблюдов кожею яка.²³ Впрочем, вот что говорит «Описание Су-чжоу» о скотоводстве в этой области: «нельзя сказать, чтобы лошади и рогатый скот разводились здесь с успехом; приводимые из других провинций мулы бывают силы необыкновенной, так что могут поднимать вьюки от 700 до 800 гинов;²⁴ но скоро гибнут, потому что не по климату. Яки разводятся у Тангутов (живущих в области Су-чжоу), но в нашем крестьянском быту не приложимы, потому что не могут быть употребляемы на пашню, – по непривычке к нашему корму; от помеси же яков с обыкновенными коровами выходит порода крепкая²⁵ и годная, как для земледельческих работ, так и для вьючной перевозки. Обыкновенный способ перевозки здесь – вьюками на ослах; на них доставляют провиант в Хами и Баркюль; отправляются туда весною, возвращаются осенью (1737)».

Гл. XLIV. Campichu. Гань-чжоу, в истории края, играл немаловажную роль в начале XI века он был резиденцией одного князя уйгурского. Власти Тангутов он подпал в 1028 г.²⁶ Кумирня, в которой М. Поло видел кумир Будды в положении лежащего, есть, очевидно, Во-фо-сы 臥 佛 寺, т. е. «Монастырь лежащего Будды»; он был построен одною тангутскою королевою в 1103 г., для помещения трех лежачих кумиров Будды, случайно найденных в земле на том месте.²⁷ От Гань-чжоу 甘 州 пролегал самый близкий, прямой и удобный путь в И-цзи-най; снабжение этого поста провиантом происходило тоже через Гань-чжоу.²⁸

Гл. XLV. Etsina. И-цзи-най 亦 集 乃, иначе Эчжинэ, – собственно, есть название озера. Китайцы всегда старались удержать за собой этот пункт, как ближайший к NW странам и прежде других подверженный нападению степных народов; Хубилай, тревожимый мятежными родичами своими на севере, учредил у озера Ицзинай военный пост и построил город или крепость, на юго-западном берегу его; с сих пор и появляется название Ицзинай; в хронике Тангутского королевства оно не встречается; озеро носило другое наименование. Следы города до сих пор видны; постройки были больших размеров и некоторые здания великолепны.²⁹ Во времена М. Поло существовал от Ицзиная прямой тракт в Харахорум; следы дороги еще и теперь заметны, но никто не пользуется ею.³⁰ Это обстоятельство, т. е. существование дороги из Ицзиная в Харахорум, вероятно и подало М. Поло повод сделать экскурсию (полагаю, мысленную) в степную орду монгольских ханов.

Гл. XLVI. Все, что любознательные из китайских писателей могли собрать и сказать о Харахоруме, изложено в двух китайских сочинениях: Ло-фын-лоу-вэнь-гао 落 騆 樓 文 稿, 1849 г., и Мэн-гу-ю-му-цзи 蒙 古 游 牧 記, 1859 г. Однако ж из их изысканий никакого положительного результата извлечь нельзя, главным образом, вследствие недостатка сколько-нибудь верной карты северной Монголии.³¹ См. ниже об ордах.

L. О месте погребения Чингисхана и последующих ханов нет точных указаний в документах монгольского периода. Юань-ши 元 史, или история Монгольской династии в Китае, говоря о погребении ханов, говорит только, что они отвозимы были из Пекина на север, на общее кладбище их в долине Килянь; это название не может иметь ничего общего с древним Гилянь Хюнну – горы, находящейся на западе монгольских степей; Килянь монголов надобно искать восточнее. Когда Хубилай выступил в поход против князя Нояна и дошел до нынешнего Тал-нора, получено было известие, что инсургенты заняли ханские кладбища; они держались там долго, что очень печалило Хубилая;³² потом они были вытеснены с заповедных земель; это доказывает, что кладбища не могли быть далеко на запад. Более положительное указание по сему предмету мы находим в дневнике похода минского государя Юн-ло в Монголию в 1410 г.³³ Юн-ло прибыл к Кэрулэну там, где эта река имеет направление на восток, не вдалеке от поворота её с севера; за 1½ военных перехода до Кэрулэна, автор дневника замечает, что оттоле на С.-В. видна была огромная гора и под ней одинокий, острый и высокий холм, усеянный белыми камнями; при этом холме, говорит он, погребались государи дома Юань.³⁴ Таким образом, с вероятностью можно предположить, что кладбища монгольских ханов находились около Кэрулэна, и что к этой местности должно быть приложимо Гилянь-гу на Янцзы; мне сдается даже, что Килянь есть сокращенное, по обычаю китайских писателей, – Кэрулэн.

Способ погребения монгольских ханов описывается в Юань-ши, в отделении о народных религиозных обрядах монголов, равно в записках Чэ-гэн-лу 輟 耕 錄 времен Юань.³⁵ Главное старание при погребении было то, чтобы скрыть от ведома посторонних людей местонахождение могилы; для этого, по зарытии её, прогоняли по ней табун лошадей, которые утаптывали и уравнивали землю на значительное пространство. Цао-му-цзы 草 木 子, записки также времен Юань прибавляют (вероятно на основании слухов), что на уравненной могиле покойного хана закалали верблюжонка (в глазах его матери); когда, в последствии, наступало время обычных жертвоприношений на могиле, то пускали верблюдицу, мать убитого верблюжонка, которая с ревом приходила на место его заклания, – из чего и узнавали о месте могилы.

Погребение живых людей вместе с умершими было обычаем общим для племен восточной Азии; сопогребались обыкновенно любимые слуги и жены в Китае избавлены были от этой участи главные жены и те наложницы, которые имели уже детей; у тунгусских и монгольских племен, избранные жертвы были умерщвляемы пред погребением удавлением; в Китае погребали живых в могильном склепе. В Китае прекращено сопогребение в 1464 г. по Р. Х.³⁶ При нынешней, маньчжурской, династии сопогребение воспрещено императором Кан-си в конце XVII столетия; но сопогребение разумелось насильственное; добровольное осталось в прежней силе.³⁷ Несмотря, однако ж, на это запрещение, в глубине Маньчжурии повторялись и после примеры насильственного сопогребения; когда наложница не желала последовать за своим умершим мужем, то её без церемонии давили тетивою.³⁸ Я должен, впрочем, заметить, что в исторических документах не упоминается о существовании сего обычая у монголов; оно предполагается только по аналогии религиозных убеждений и обычаев монголов с другими племенами.

Гл. LII. Фараоновы мыши. В монгольском жизнеописании Чингисхана³⁹ упоминается два рода норожитных животных, употребляющихся монголами в пищу: тарбагат и кучугур.

Гл. LIII. Бог неба у М. Поло есть, очевидно, Тэнгри монголов,⁴⁰ высший предмет их чествования; они придавали ему эпитеты Дере, верховного, и Мункэ, вечного.⁴¹ Сродство шаманского понятия о небе с китайским несомненно; однако ж не видно, чтобы шаманство допускало идею личного и разумного верховного существа, подобно как в Китае, где эта идея вдохновляла одиноких мыслителей и возводила их ум на значительную высоту духовного созерцания.⁴² При всем том, в грубой религии шаманства признание неба высшею силою было лучшею её частью, так как благоговейный страх к небу был главною нравственною уздою для полудиких племен. Жертвоприношение небу состояло в поднятии жертвенного мяса на веху или шест,⁴³ и возлиянием кумыса или молока от белой кобылицы. Жертвенная веха и доселе остается необходимою принадлежностью шаманских обрядов; у маньчжуров она называется Сомо и служит преимущественно для жертвоприношений онгонам;⁴⁴ она употреблялась в древней Корее⁴⁵ и ныне не безызвестна в народной корейской религии.⁴⁶ Автор И-юй 譯 語 (половины XVI века) рассказывает, будто в его время Монголы приносили небу человеческие жертвы; вот его слова: «Монголы глубоко чтут небо... при всяком важном предприятии они приносят небу человеческую жертву для этого они выбирают обыкновенно китайца (из пленных) покрасивее, обнажают его и обливают водою;... жертву связывают на поле и один из бойких вершников, с разбега и размаха отрубает ему голову; потом разрезают ему живот и внутренности раскладывают на земле (как жертву небу)». За достоверность этого рассказа трудно поручиться.

Natigay. Принимать ли это слово как измененное онгот (у Юля), или как Этугэн,⁴⁷ равно трудно проверить старинными документами. Слово Онгон, или Онгот, я не мог отыскать в монгольском тексте Юань-чао-ми-ши; души отшедших отцов и предков называются в нем Екес, т. е. Великими, Вельможами; вероятно Онгон тунгусского, а не монгольского происхождения; название же Этугэн, в сказанном тексте, прилагается к земле, только как к пространству. Надобно иметь в виду, что в недре шаманства не только существуют племенные и поместные различия, но также с течением времени и под влиянием буддизма могли произойти существенные и общие перемены; поэтому не совсем легко проверять древнее шаманство современным. К тому, что ученый Юль собрал и отчетливо изложил, по лучшим авторитетам, о домашних ларах шаманских, я присоединю один новый вариант: «Дахуры и Барху⁴⁸ имеют в своих жилищах, по числу членов семейства мужеского пола, соломенные куклы, на которых нарисованы брови, глаза и рот; куклы до половины туловища одеты; когда кто в семействе помрет, то куклу его выносят вон; если народится новый член, для него делают новую куклу в день нового года приносят куклам жертвы и боятся тревожить их (передвигать и пр.), чтобы не навлечь на семейство болезней».⁴⁹

Гл. LVI. Bargu. В монгольском тексте «Жизнеописания Чингисхана» эта страна называется Барху и Бархучжинь; по справедливому сближению этого названия у Юля с нынешним Баргузин, надобно полагать, что страна эта была при Байкале. Что в Баргу были Меркиты, то подтверждается следующим указанием Жизнеописания Чингисхана:⁵⁰ «когда Чингисхан разбил врагов своих Меркитов, последние бежали в Бар-хучжинь-токум»; токум означает «впадину, низменное место», по китайскому переводу 1381 года; таким образом Бархучжинь-токум несомненно соответствует долине Баргу М. Поло. Что касается до показания М. Поло, что жителями Баргу были Меркиты, его нельзя принять безусловно; Меркиты были у Байкала народом пришлым и первоначально принадлежали, по установленному монгольским текстом Юань-чао-ми-ши, разряду племен юрточных, т. е. кочевых или степных; между тем, в том-же Жизнеописании Чингисхана, мы находим упоминание о народе Бархунь, принадлежавшем, к разряду лесных племен и поэтому имеем основание предполагать Бархунь туземцами Баргу. После времен Чингисхана, Баргу исчезают из китайской истории на несколько веков; в половине XVI века они снова появляются; автор И-юй (1543–1544), перечисляя народы, обитавшие в Монголии и в смежных с нею странах, упоминает о Барху, как племени сильном, которое может выставить «до нескольких десятков тысяч (?) воинов, вооруженных стальными мечами», но не определяет места их обитания; Монголы, прибавляет он, называют их Черными Да-цзы (Хара-монгол);⁵¹ в конце XVII века Барху являются обитающими по западному склону внутреннего Хингана, равно между озером Кулун и рекою Халха, и состоящими в зависимости от доро-бэйлэ,⁵² князя восточной Халхи; во время нашествия Галдана, часть их, вместе с восточными халхасцами, бежала в пределы Сибири, но затем снова вернулась;⁵³ после восстания их в 1696 г., усмиренного маньчжурским воеводою Амура, они включены были, на ряду с другими мелкими племенами, еще малоисследованными, в разряд Бутха, или зверопромышленников, с военной организацией. Они разделяются, по времени подчинения власти Маньчжуров, на старых и новых. Барху суть монгольского происхождения;⁵⁴ некоторые⁵⁵ даже считают их сродными с халхасцами. Вот что мы знаем существенного о Барху. Нужно ли находить сродство нынешних Барху с Барху Жизнеописания Чингисхана и предположить, что они, с течением времени, распространились от берегов Байкала до хребта Хингана, или справедливее считать их частью монгольского племени, туземною Хингану, и получившею общее архаическое наименование Баргу, которое могло указывать на физический характер обитаемой ими страны,⁵⁶ подобно тому, как мы находим в истории урянхаев Алтая и урянхаев западной Маньчжурии? Вопрос этот, по недостатку исторических данных, трудно решить.⁵⁷ Впрочем, мы принуждены будем снова коснуться его в дальнейших пояснениях, именно на рассказ М. Поло о войне Хубилая с князем Наян; теперь же возвратимся, вместе с М. Поло, в Гань-чжоу.

Гл. LVII. Erguiul – Эри-чжоу монгольского текста,⁵⁸ Си-лян китайской истории, нынешний Лян-чжоу-фу; Клапрот, на основании Рашид Эддина, уже приурочил это название к Силяну. – В этой главе М. Поло упоминает о мускусе; мускус и ревень, о котором он говорил прежде, суть самые известные и ценные из немногих продуктов провинции Гань-су, относительно бедной производительностью; ныне добывание того и другого находится в руках тамошних тангутов.⁵⁹

Гл. LVIII. М. Поло направляется от Лян-чжоу-фу далее особым путем, оставляя нынешний почтовый тракт вправо; следуемый им путь, со времен императора Кан-си, называется курьерским трактом.

Egrigaia – Еригая монгольского текста. Клапрот сделал также верное предположение, что это есть Нин-ся; Элюты Алашаня и ныне называют Нин-ся Яргай. Во времена М. Поло, область эта славилась разведением красильного шафрана (Carthamus tinctorius).⁶⁰

С Еригаем не надобно смешивать Урахай, часто упоминаемый в истории войн Чингисхана с тангутским королевством; Урахай была крепость при одном горном проходе в Алашаньских горах, того же имени; в 1208 году, Чингисхан жил в ней 5 месяцев, производя по сторонам набеги и грабежи.⁶¹ Алашаньские горы образуют полукружие на пространстве 500 ли; в них существует более 40 тесных проходов, ведущих в область Нин-ся; самый пространный и удобный из них ныне называется Чи-му-коу 赤 木 口; он не более 80 футов в ширину,⁶² может быть при этом дифилее и существовала крепость Урахай.

Calachan, по словам М. Поло, главный город области Еригая; М. Поло, продолжая обособлять Тангутское королевство, по-видимому, представляет обстоятельства, в его время уже не существовавшие, но остававшиеся еще живыми в памяти народной; под именем Калашань он, вероятно, разумеет летнюю резиденцию тангутских королей, находившуюся в 60 ли от Нин-ся, при подошве Алашаньских гор; она построена была знаменитым Юнь-хао, на огромном пространстве, в виде замка, вмещавшего в себе высокие террасы и великолепные палаты.⁶³ Следы этих построек до сих пор заметны; часто находят там цветные черепицы и железные гвозди в фут и два длиною.⁶⁴ Последние тангутские короли совсем переселились в эту резиденцию и вели в ней беспечную и чувственную жизнь. По-китайски эта резиденция называлась Хо-лань-шань-ли-гун;⁶⁵ есть основание думать, что именно эта резиденция названа, под годом 1226, в монгольском тексте, на степном языке, Алашай Нунтух,⁶⁶ а в хронике Тангутского королевства Халахачар, иначе Халачар, очевидно по-тангутски. Таким образом можно приурочить Халашань М. Поло к Халашар Си-ся-шу-ши и приложить его к Алашаньской резиденции тангутских королей; представляю это мнение в виде догадки.

Гл. LIX. М. Поло не упоминает о переезде из Нин-ся к границам Тендух через степи нынешнего Ордоса. Главный путь от Нин-ся на восток⁶⁷ идет через город Шень-му-сянь 神 木 縣, к переправе через Хуан-хэ у города Бао-дэ-чжоу, на расстоянии 975 ли (в прямом направлении), или 1135 ли (объездом на Юй-линь)； это есть прямая дорога из Шеньси в северную часть Шаньси; ближайший же путь на Кукухото (предполагаемый Тендух) примыкает к более северной переправе, именно к Ху-тань-хо-шо;⁶⁸ здесь была западная граница Тендуха, как и ныне Кукухото. Далее, расстояние между Бао-дэ-чжоу и Сюань-хуа-фу (Сюань-дэ-чжоу при М. Поло) через Да-тун-фу, и между Хутань-хошо и Сюань-хуа-фу, через Кукухото и Да-тун-фу, почти одинаково, около 950 ли. Таким образом, ехал-ли М. Поло тем или другим путем, будет все равно, и города, которые он видел в течении 7-дневного путешествия и которые, по его словам, принадлежали к Тендуху, приходится поместить внутри, а не вне Великой стены; если же он из Тендуха не спускался к Да-тун-фу, а направился прямо на восток, к Шан-ду, то, значит, не был в Сюань-дэ-чжоу, куда ему пришлось бы спускаться с гор, чтобы потом почти обратно подниматься; притом, он не мог бы по степному пути видеть много городов. Итак, мне кажется, что М. Поло следовал большую часть пути от берегов Хуан-хэ до Сюань-дэ-чжоу внутри Великой стены; относительно же могущества и обширности владений племени, обитавшего в Тендухе, он принял исторические предания за современную действительность.

Под именем Тендух, очевидно, надобно разуметь Тянь-дэ-цзюнь, военный пост, положение которого китайские географы справедливо приурочили к нынешнему Кукухото.⁶⁹ Пост Тянь-дэ-цзюнь, под этим именем существовал во все время династий Кидань и Гинь,⁷⁰ до времен Хубилая (1267 г.), когда за ним оставлено только значение областного города под именем Фын-чжоу,⁷¹ и он приписан был к Да-тун-фу. Гиньцы держали в Тянь-дэ-цзюнь военного начальника чжао-тао-ши 招 討 使, который должен был наблюдать за смежными степными племенами и в случае нужды действовать на них военною силою. Пространство Тянь-дэ-цзюнь, как округа, едва-ли было обширнее границ нынешнего аймака Тумот, которому принадлежит Кукухото с XVI века, т. е. 370 ли NS и 400 ли OW;⁷² оседлое население его при Гинь простиралось до 22,600 домов.⁷³ Тянь-дэ-цзюнь, на севере примыкал к горам Инь-шань 陰 山, в которых и за которыми обитало племя Шато Тукю (Тугю), т. е. Тукю степные; господствующий род в нем был Ван-гу 王 古, иначе Юн-гу 雍 古;⁷⁴ он вел свое происхождение от тех Шато-Тукю (Тугю), которые некогда господствовали в северном Китае, под именем династии Хоу-Тан (с 923 по 936).⁷⁵ Кидани, завладев северною окраиною Китая, подчинили своей власти и разрозненные роды этих Тукю (Тугю); с воцарением Гиньцев является род Ван-гу, разделившийся на две линии, Иньшаньскую и Линь-таоскую (на западе Гань-су); Гиньцы перевели Линьтаоскую линию в Ляодун (Маньчжурию).⁷⁶ Иньшаньские Ван-гу охраняли северные границы Китая Гиньцев и заботились об их табунах. Когда Гиньцы, для охраны от набегов степных племен, провели пограничный вал, или стену, от границ Тангутского королевства до Маньчжурии,⁷⁷ то поручили охранение главных пунктов в Иньшаньской части её Ван-гу; они перевели сюда и Ляо-дунских Ван-гу. Ко времени усиления Чингисхана, у Иньшаньских Ван-гу могущественным стал Алахуш, а во главе Ляодунских Ван-гу – Басаомаели.⁷⁸ Алахуш изменил Гиньцам и передался Чингисхану, – за что был убит недовольными из своего рода, может быть Басаомаелием, который остался верен Гиньцам.⁷⁹ Впоследствии Чингисхан выдал одну из своих дочерей за сына Алахуша, Бо-яо-хэ; от неё однако же Бо-яо-хэ не имел детей; от побочной жены он имел трех сыновей; старший из них, Гюньбухуа, жената был на дочери Куюки хана; сын Гюньбухуа,⁸⁰ Колигисы, женат был на двух царевнах; он был в походе против Хайду, попался в плен в 1298 г. и был умерщвлен; звание и достоинство его перешло в 1310 году к сыну его, Шуань.⁸¹ О дальнейших потомках Алахуша ничего неизвестно; вероятно они окитаились, подобно родичам своим Ляодунской линии.

Таким образом князья Ван-гу были de jure зятьями монгольских ханов и, кроме того, носили наследственный титул князей Гао-тана (Гао-тан-ван 高 唐 王); весьма возможно, что они имели резиденцию в прежнем Тянь-дэ-цзюнь (хотя история не говорит этого), подобно тому, как ныне князья Тумота живут в городе Кукухото.

Созвучие имен Ван-хан и Ван-гу (Ungkhan и Ongu) подало повод к смешению племен и лиц, которое, во времена М. Поло, по-видимому, было общим между европейцами в Китае; М. Поло и Иоанн де-Монте Корвино переносят титул пресвитера Иоанна с погибшего Ван-хана на знатную фамилию Ван-гу. Георгий их есть, несомненно, Колигисы, правнук Алахуша; что это имя есть христианское, то подтверждается другими свидетельствами; так, в полку из Асу (Azes) ханской гвардии был Колигисы (варианта: Коурги † 1311 г.) и сын его Димидир;⁸² как происхождение из христианского народа, так и имя сына, Димидир Timitir (Démétrius), показывают, что и Колигисы был христианин; потом в Описании Чжэнь-цзяна⁸³ упоминается, что в числе правителей области был Колигисы Еликэунь, т. е. Колигисы христианин, и сын его Лухо (Luc). Колигисы соответствует Georgius’у М. Поло и И. де-Монте Корвино. По М. Поло Колигисы был потомок пресвитера Иоанна, но по биографии его, он приходился Алахушу правнуком, а далее Алахуша мы не знаем предков Колигисы;⁸⁴ по времени он был пятым ханским зятем из племени Ван-гу. По особой ханской милости (Хубилая) Колигисы женат был в одно время на двух принцессах (что несколько колеблет убеждение в его христианстве; разве что снисхождение христианских миссионеров было столь же велико, как и ханская милость). Время его смерти 1298–99 г. согласно с указанием письма И. де-Монте Корвино от 1305: Ante sex annos migravit ad Dominum. По смерти его остался малолетний сын его Чжу-ань 朮 安, который вошел в наследственные права княжества уже на возрасте, в 1310 г.⁸⁵ История хвалит Колигисы за его мужество и любовь к просвещению. Далее упоминания его сына нет известий о судьбе этого дома.

Argons. Нельзя допустить, что М. Поло употребил монгольское Эркэун, как монголы называли христиан, и разумел под этим именем помесь язычников и магометан; он был хорошо знаком с христианами в Китае и конечно не мог не знать общепринятого у монголов для них названия. Если принимать показание М. Поло буквально, то трудно догадаться, нужно ли разуметь под именем магометан вообще все магометанские племена, или какое-либо особое.⁸⁶ Во времена М. Поло магометане вообще называемы были Бусумань, иногда Мусумань; другое для них название, Хойхой, начавшее уже принимать смысл общий, преимущественно прилагалось к магометанам Западного Туркестана. Уклоняясь от бесполезных гипотез по сему вопросу, я обращусь к более положительным указаниям Китайской истории.

В числе племен, упоминаемых в Юань-ши, встречается племя А-эр-хунь, – совершенно напоминающее Аргонь М. Поло. По принятому домом Юань этнографическому разделению на 4 группы, Архунь принадлежало ко 2-ой;⁸⁷ к этому же разряду относились и Ван-гу; судя по имени одного Архунь в Описании Чжень-цяна, Али, можно думать, что племя было магометанское; к тому же заключению придем, если примем встречающееся в Юань-ши племя Алаунь вариант Архунь, с тою особенностью, что это был «знатный род в западных краях».

Вот все, что я могу сказать по поводу Аргонь М. Поло на основании китайских источников.

Sindachu, Сюань-дэ-чжоу, нынешнее Сюань-хуа-фу. Показание М. Поло о серебряных рудах в сем крае подтверждается историей монгольского дома в Китае; по свидетельству её в области Сюань-дэ-чжоу, в известной горе Цзи-мин-шань 鷄 鳴 山 и округе Юй-чжоу 蔚 州 находились и серебряные руды, и золотоносные россыпи, которые разрабатывались казною до 1323 г., когда они отданы были в частные руки.⁸⁸ В Сюань-дэ-чжоу М. Поло вступил на так называемую западную ханскую дорогу, соединявшую Шан-ду с Пекином; дорога эта шла от Пекина до Сюань-дэ-чжоу, через те же самые места, как и ныне до Сюань-хуа-фу; но от последнего города она направлялась не на нынешний Калган, а западнее, на нынешнее местечко Шань-фан-бао 膳 房 堡,⁸⁹ где был перевал через хребет, называвшийся в то время Е-ху-лин 野 狐 嶺; с нынешней караванной дорогой от Калгана она встречалась и расходилась в городе Син-хэ 興 和, ныне городище Харабалгасун.⁹⁰ По этому пути от Шан-ду до Пекина считалось 1095 ли. Восточная ханская дорога отделялась от западной, или прямо по проезде ущелья чрез Цзюй-юн-гуань, или от местечка Ту-му 土 木 и шла чрез Ду-ши-коу; с западной дорогой она соединялась у Чаган-нор; расстояния, по этому пути, от Пекина до Шан-ду было 750 ли. Монгольские ханы, отправляясь на лето в Шан-ду, следовали восточным путем чрез Ду-ши-коу, возвращались же западной на Е-ху-лин. По той и другой дороге, для отдыха и ночлега ханов построены были на-бо 納 鉢,⁹¹ или временные дворцы, по восточной дороге в числе 18, по западной – 24.⁹²

Гл. LXI. Показание М. Поло о времени переезда от Сюань-дэ-чжоу до Чаган-нора в 3 дня, и от Чаган-нора до Шан-ду также в 3 дня совершенно согласно с «Изысканиями о дорогах», и пр. Дворец в Чаган-норе построен был в 1280 г. Китайские писатели не определяют с точностью положения озера Чаган-нора; так как на пути к Шан-ду по степи есть несколько озер и наименования их со временем изменились; вероятно только, что прежний Чаган-нор есть нынешний Ангу-ли-нор.

Chandu, китайское Шан-ду, верхняя столица. Мункэ-хан, поручив в 1256 г. Хубилаю построить резиденцию близ границ собственного Китая, имел в виду учредить южную ханскую орду; но Хубилай, изменив завету своих предшественников не выходить из степей и царствовать над покоренными народами из глубины Монголии, предпочел оседлую резиденцию в Пекине и сделал Шан-ду своею летнею резиденцией. Ханы отправлялись из Пекина в Шан-ду обыкновенно в 4 луне и возвращались в 8-й,⁹³ 7-го числа 7-ой луны совершалось у монголов жертвоприношение предкам; на открытом месте устраивалась парчовая занавесь; шаман, стоя пред ней лицом на север, громко произнося имена Чингисхана и других из ханов, возлиял кобылье молоко на землю;⁹⁴ в тот же день избирали счастливый день для отправления из Шан-ду в Пекин.

Horiad есть несомненно Конкрат; никакое другое племя, или род, не пользовалось таким почетом, как Конкрат, из которого ханы брали первых ханш.⁹⁵

Palace of cane, вероятно Цзун-мао-дянь 棕 毛 殿 (зала из пальмовых нитей, т. е. рогожек), упоминаемая в китайских реляциях; в Алтан-тобчи также упоминается о тростниковом шатре в Шан-ду.

Tebet и Kasimur. «Ламы были разного происхождения; во время больших собраний и ханских пиршеств, они устраивали близь ханской ставки жертвенник и молились об ясной погоде; звуки раковин возносились до небес»;⁹⁶ ламы эти, вопреки запрещению Буддою кровных жертв, приносили Махакале в жертву баранье сердце; случалось по-видимому, что и сердце казненных преступников считалось также угодным приношением;⁹⁷ и так как жертвы, по приношении, могли быть съедаемы жрецами, то М. Поло имел некоторое основание приписывать ламам каннибальство.⁹⁸ Многие из этих лам, как справедливо замечает М. Поло, были женаты; жены их у китайцев известны были под именем фань-сао 梵 嫂.⁹⁹ Содержание лам, их монастырей, жертвенные надобности и написание буддийских св. книг, стоили несметных сумм.¹⁰⁰ Ароматы, о которых говорит М. Поло, у лам имели двоякое назначение; из них делали курительные палочки и небольшие башенки, известные под именем цаца, и которые вкладывали в субурги, или просто зарывали в землю. При построении субурги в саду пекинского дворца в 1271 г. при Хубилае на том месте, где ныне башня Байта, потребовалось 1008 башенок из самых дорогих ароматов, растолченных вместе с золотом, серебром, жемчугом и кораллом, да 130,000 башенок из простых ароматов.¹⁰¹

Монастыри со множеством монахов, которые вели себя прилично, по словам М. Поло, очевидно принадлежали китайским буддистам хэшанам. При Хубилае они имели два монастыря в Шан-ду, на СВ. и СЗ. города.¹⁰²

Sen sin есть довольно близкая транскрипция Сянь-сен (по-пекински Сянь-шэн) 先 生; так монголы в разговоре и вправительственных актах¹⁰³ называли даосов, в смысле наставников, подобно тому как лам они величали бакши, – что равносильно китайскому Сянь-шэн. М. Поло называет их постниками и подвижниками это была одна из сект даосизма; была другая, занимавшаяся кабалистическими и таинственными средствами; Хубилай жаловал ту и другую секту;¹⁰⁴ он построил для них два монастыря в Шан-ду, один на В., другой на З. города.¹⁰⁵

Даосы, по словам М. Поло, считались еретиками у других сект, разумея под последними, конечно, лам и хэшан’ов; в его время, действительно, продолжалась горячая борьба буддистов с даосами, или скорее, преследование первыми последних; буддисты обличали даосов в зловредном направлении их учения и в подлогах; в доказательство чего приводили некоторые из их священных книг; пользуясь своим влиянием при дворе, они склонили Хубилая издать эдикт, которым повелено, было предать сказанные книги публичному сожжению, – что и было исполнено в Пекине (в 1281 году).¹⁰⁶

Даосы носят, говорит М. Поло, платье из черного и голубого холста; разумеется, по различию сект.

Идолы даосов, по показанию М. Поло, носят женские название; действительно, в пантеоне даосизма весьма много женских божеств и ныне популярных в народном чествовании в Китае; таковы Доу-му 斗 母 (северная медведица), Би-ся-юань-цзюнь (небесная царица), женские божества для родильниц, детей, глазной болезни и другие, которые можно встретить повсюду; кроме того, многие мужские божества у даосов носят общий с женскими титул Цзюнь 君, то и другое обстоятельство могло подать М. Поло повод к вышеупомянутому отзыву его.

Гл. II, sq. Nayan. Прадед Наяна, Белгутай, был сводный брат Чингисхана; положение и границы удела его не обозначены ясно в истории; по биографии Белгутая он находился между Ононом и Кэрулэном,¹⁰⁷ по исследованию Шень-яо – при слиянии Аргуни и Шилки; наконец, по биографии Харабадура – в Абалаху, соответствующем нынешнему маньчжурскому Бутха; Абалаху, по словам самого Хубилая, было богато рыбою;¹⁰⁸ действительно, по усмирении мятежа Наяна, правитель этой страны присылал к Пекинскому двору рыб, весом до 1000 гинов; очевидно, что это была страна приамурская; но история, по-видимому, соединила удел Наяна с уделом Хаданя,¹⁰⁹ орда которого была смежна с Наяновой и находилась на левом берегу Амура, предположительно в нынешнем городище Айхунь (близ Благовещенска).¹¹⁰ Владения Наяна на юг простирались до Гуан-нина 廣 寧, который входил в его удел, и по этому городу он титуловался Гуан-нин-ван (князем Гуан-нина).¹¹¹

По сказанию М. Поло (гл. V) в удел Наяна входили Chorcha, Cauly, Barscol и Sikintinju.

Chorcha, Хурчинь; Наян, как вассальный князь монгольских ханов, обязан был держать в повиновении народы Маньчжурии (покоренные с 1233 г.) и охранять вверенную ему страну;¹¹² несомненно, что он разделял эту обязанность с родичем своим, Хаданем, который был ближе к туземным племенам Маньчжурии.

Cauly, Корея. Собственно корейское королевство не могло входить в уделы князей; М. Поло мог разуметь северную часть Кореи, поддавшуюся монголам (с 1269 г.) с 60-ю городами и подчиненную центральному управлению в Ляо-яне.¹¹³

Barscol. В монгольском тексте Жизнеописания Чингисхана¹¹⁴ встречается географическое название Бархюль, близкое к Barskol; но не известно, куда приурочить его, к Бутхе ли, где ныне обитают Барху, или к прибайкальскому Бархучжинь. В Юань-ши встречаются также названия области Пу-юй-лу 浦 與 路 и местности Пу-ло-ко,¹¹⁵ которые по способу китайской транскрипции напоминают Barscol; но по неопределенности сведении о них трудно настаивать на подобном сближении; остается приурочить Barscol к известному уже Абалаху.

Sikintinju. В этом многосложном имени, по-видимому, легко отличить Гянь-чжоу 建 州, название города, действительно входившего в удел Наяна, и упоминавшегося в истории его возмущения; Гянь-чжоу было два, один при Гиньцах в нынешнем Карциньском аймаке, другой при монголах, в верховьях реки Да-лин-хэ 大 凌 河, в пределах нынешнего аймака Карацинь;¹¹⁶ последний был в зависимости от Гуан-нина.¹¹⁷ Упоминается он по следующему случаю. Когда Наян возмутился, пекинский двор послал к корейскому королю приказ, с требованием вспомогательного войска; об этом обстоятельстве упоминается в летописях Кореи под 1288 г.¹¹⁸ так: «сего года, в 4 луне, получено из Пекина повеление отправить 5000 человек войска с провиантом в Гянь-чжоу, которое отстоит (от резиденции короля)¹¹⁹ в 3000 ли».¹²⁰ Разумеется, что эта круглое число ли нельзя принимать буквально; судя по нынешним расстояниям, от корейского Кай-цин-фу до монгольского Гянь-чжоу было около 2000 ли, и столько-же до Гиньского Гянь-чжоу (через Мукдень и проход Фа-ку-мынь чрез Ивовую изгородь); на который из этих Гянь-чжоу назначено было идти корейскому отряду, трудно решить.¹²¹ Если М. Поло под именем Sikintinju разумел Гянь-чжоу, то вероятнее предположить Гиньский,¹²² так как монгольский не имел особого значения, будучи второстепенным после Гуан-нина.¹²³

Совокупное восстание Наяна и Хаданя описано в китайской истории не полно и разноречиво. Усмирение обоих продолжалось 4 года. В 1287 г. Наян двинулся из своей орды с 60 т. ратью, по восточной Монголии; в 5 луне (вариант: 6-ой) того-же года, Хубилай выступил против него из Шан-ду; сражение происходило в Ю. В. Монголии; Хубилай одержал победу и в 8 луне вернулся в Шан-ду. Разбитый Наян бежал на Ю. В., через горный хребет по которому ныне проложена Ивовая изгородь, по заранее, из Шэнь-чжоу 瀋 州, нынешнего Мукденя, и Гуан-нина двинуты были отряды (которые вероятно стерегли горные проходы), и Наян попался в плен.

Не прошло и двух месяцев после усмирения Наяна, как возмутился князь Хадань,¹²⁴ говорит биография Ман-ву; следовательно это было в том же 1287 году. Под 1288 говорится,¹²⁵ что Хадань был разбит и вся Маньчжурия успокоена; в 1290 г. снова упоминается, что Хадань беспокоил южную Маньчжурию, и затем был разбит. К этому временя нужно отнести рассказы биографий Лидина, Юйси-Темура¹²⁶ и Ман-ву; по первой из них, после разбития Хаданя Лидином при ур. Куй-луй (Куйлар ?), Хадань бежал и погиб; по второй, разрушили жилище Хаданя на левом берегу Хэлунь-цзяна (Амура), и Хадань пропал; по третьей, Ман-ву с Наймадаем преследовали Хаданя на край севера до восточного поморья (до устьев Амура). Хадань спасся бегством; захватили его двух княгинь (жен) и сына Лао-ди, которого казнили, чем и завершилось усмирение мятежа в Маньчжурии. Однако же в истории Кореи мы находили важный вариант; по рассказу её, в 1290 году Хадань с сыном своим Лао-ди проходит Корею с огнем и мечем, вырезает жителей и питается человеческим мясом; король бежал на остров Гян-хуа-дао 江 華 島; корейцы не могли противиться нашествию; в 1291 г. монголы выслали к ним на помощь войско, под предводительством двух генералов: Сешеганя (бывшего губернатором в Ляодуне) и Наманьдая (очевидно, вышеупомянутый Наймадай); монголы, соединившись с корейцами, разбили инсургентов, проникших в средину страны; трупы их устилали землю на пространстве 30 ли; Хадань и сын его пробились сквозь победоносное войско и бежали;¹²⁷ они скрылись в страну Нюй-чжи (Чжурчжи),¹²⁸ откуда Лао-ди и после делал набеги (на Корею).¹²⁹ Таково разногласие историков об одном и том же факте. Мне кажется, что показание корейской истории более вероподобно, чем китайской.¹³⁰

Гл. III. Note. Юль выписывает из Рамузио любопытное показание М. Поло о монгольских кочевых гарнизонах при городах внутреннего Китая; в монголо-китайских памятниках они называются аолу, без всякого перевода;¹³¹ это были монгольские полки, командированные в гарнизоны с семействами и всем хозяйством; читатели из китайцев до сих пор плохо понимают это монгольское учреждение, не имея под рукою столь ясного определения, как у М. Поло.

Гл. V. Иудеи. В Юань-ши в первый раз они упоминаются под 1329 г., по случаю восстановления закона о взимании пошлин с иноверцев, в другой и последний раз в 1354 г., когда, по случаю мятежей в Китае, богатые магометане и иудеи приглашаемы были в столицу для поступления в военную службу; в том и другом случае они назывались 朮 忽 Чжуху (Джахуд). Едва ли можно открыть существование их в Китае ранее монгольского периода, по крайней мере, по туземным источникам.

Гл. VII. Властные дщицы¹³² у монголов различались не только по изображениям животных и качеству металла, но также по числу вставленных в них жемчужин (одной, двух и трех). Соколиные дщицы давались чрезвычайным курьерам и посланцам. Обычай Пайцзы¹³³ заимствован вероятно монголами от Гиньцев.

Гл. VIII. 4 ханши Хубилая, т. е. ханши 1, 2, 3 и 4-ой орды, как принято называть в монголо-китайской истории; орда есть особый дворец хана, под управлением особой ханши; поэтому китайские писатели часто переводят слово орда гаремом;¹³⁴ четыре орды, установленные Чингисханом, были назначены для ханш, которые выбирались из 4-х различных кочевых родов (не монгольских), несменно.¹³⁵ При первых 4-х ханах, живших в степях, четыре орды разделены были значительным пространством; Харохорум тоже был одною из орд, хотя она и превзошла другие политическим значением на коренное, она же и летняя орда Чингисхана была на долине Саликэр, у горы Гэнтэй.¹³⁶ С переселением Хубилая в Пекин, и четыре орды совместились в ханском дворце; но орды в Монголии продолжали существовать под именем 4-х великих орд. Кроме сего ордою называлась ставка хана, шира-ордо (желтая, т. е. золотая орда) была шатер для аудиенций и пиров. Установленный выбор ханш из известных племен, со временем изменился; последний монгольский хан в Китае возвел в сан ханши кореянку, которая много способствовала падению династии.¹³⁷

Гл. X–XI. Пекин. Археологические исследования об этой резиденции монгольских ханов, равно о их дворце, можно найти в полном историческом описании Пекина, Жи-ся-цзю-вэнь-као日 下 舊 聞 考, 1774 г.;¹³⁸ в нем собрана большая часть сведений, почерпнутых из прежних описаний и других источников. К нему можно присоединить небольшое сочинение Дучэн-син-ши-као, 1826 г., которое занимается преимущественно археологическими изысканиями о южной части города. Пекин монгольский, как и ханский дворец по-видимому были на тех же самых местах, где Пекин маньчжуров и дворец богдоханов; писатели нынешней династии обыкновенно полагают, что монгольский Пекин простирался далее на север, и что древний вал на севере от нынешнего Пекина прежде составлял части столицы; это мнение шатко. Всеобщая география династии Мин¹³⁹ называет этот вал цзю-янь-чэн, т. е. древним городищем янь; также называет его ученый автор Чан-ань-кэ-хуа 長 安 客 話 (династии Мин); он положительно говорит, что городские стены Пекина при Мин проведены в 1420 году¹⁴⁰ по городскому валу монгольского Пекина. Что Пекин монгольский был более нынешнего, приводят, что он в окружности был 60 ли, тогда как нынешний всего 40 ли; это не более как недоразумение; автор известного сочинения Чэ-гэн-лу,¹⁴¹ монгольского периода, приступая к описанию ханского дворца, предварительно дает размер городскому валу (60 ли в окружности) и замечает, что в основание измерения принята ли в 240 бу; между тем, как ныне в измерении маньчжурского Пекина принята ли обыкновенная в 360 бу; 240 бу, помноженное на число 60, и 360 бу помноженное на 40, дают в результате одно число; следовательно, по этим данным, монгольский Пекин был ни больше, ни меньше нынешнего маньчжурского. Впрочем, есть способ разрешить недоумение по сему предмету, кому любопытно на пути от Пекина в Шанду, первое на-бо для ханов, было в 20 ли от столицы на север от ворот 健 德 門 Цзянь-дэ-мынь, в местечке, называвшемся в дорожниках Да-коу 大 口; в этом местечке было три натуральных насыпи, или бугра; оттого и самое местечко называлось в просторечии Сань-гэдэ, «три шишки».¹⁴² Физические приметы не так скоро сглаживаются временем, как построения; поэтому вероятно, что эти бугры еще существуют, и по относительному отстоянию их от нынешнего Пекина можно судить о положении северной стены монгольского; ныне 20 ли от Пекина на север примыкает к местечку Цин-хэ 淸 河, где во времена Мин был также временный дворец по пути к Императорским кладбищам; дороги же при монголах измерялись той же погонной ли, как и ныне.

Гл. XII. Keshican, очередная страна от слова Кешик или Кэсик, дежурство, очередь.¹⁴³ Ханская гвардия называлась Торгаут, от слова Торгах, которое должно было означать охрану.¹⁴⁴ Сначала ханская гвардия состояла из отборных молодых монголов; по переселении же в Китай, в неё вступали молодые люди из вновь завоеванных племен и дети вассальных государей и начальников провинций и областей. Очередная стража во дворце, или дежурная 3-х дней, состояла до 1330 г. из 400 человек.¹⁴⁵

Гл. XIII. О силачах с булавами, стоявших у дверей ханской ставки и залы упоминает также Чэ-гэн-лу; оно прибавляет, что близ самого хана стояли другие два стража (кроме обычной) с большими самородными¹⁴⁶ нефритовыми топорами.

Гл. XIV. Подробности у М. Поло о ханских пиршествах и праздничном одеянии совершенно согласны с подобными же описаниями китайских писателей того времени. Парадное платье называлось чжисунь, пиршества – чжама.¹⁴⁷ Общие празднества были новый год и день рождения хана. По китайско-монгольскому уложению,¹⁴⁸ в провинциях за месяц до дня рождения хана все гражданские и военные чины отправлялись в кумирни, где заказывали служение о здравии хана; в самый день рождения утром устраивали на открытом месте цветной стол; представители каждого сословия и исповедания подходили к столу и, поклонившись, восклицала троекратно Вань-суй (т. е. 10,000 лет, т. е. хану).

[Далее в английском тексте следует: After that the banquet took place. In the same code (in the article on the Ye li ke un)¹⁴⁹ it is stated, that in the year 1304, – owing to a dispute est.].

В 1304 г., по случаю спора, возникшего в Цзянь-нани, между буддистами и христианскими миссионерами о первенстве при вышеописанной церемонии, особым эдиктом, предписано было, чтобы христианские духовные совершали свои моления уже после буддистов и даосов.¹⁵⁰

Гл. XVII – sq. По поводу охоты у Хубилая была целая армия охочих; она простиралась до 14 т. человек, размещенных в Пекине и других городах Пекинской провинции.¹⁵¹ Хубилай охотился на Пекинской равнине, обыкновенно в начале весны до отъезда в Шанду, по низким болотным и речным местам, обилующим дичью и простирающимся от Бао-дин-фу до моря.¹⁵² Так, по биографии христианина Айсе он охотился весной в пределах области Бао-дин-фу; несомненно, что он был и в м. Хэ-си-ву 河 西 務 (на пути в Тянь-цзинь), где останавливался и Чингисхан,¹⁵³ и где еще и ныне существуют старинные земляные валы; от Пекина они отстоят не более двух дней пути; может быть тут и нужно искать Cachar modun М. Поло.¹⁵⁴

[После упоминания области Бао-дин-фу в английском тексте изложение идет так: With respect to Cachar Modun, Marco Polo intends perhaps by this name 河 西 務 Hо-si-wu, which place together with 楊 村 Yang-ts’un were comprised in the general name 馬 頭 ma-t’ou (perhaps the modun of M. Polo). Ma-t’ou is even now a general term for a jetty in Chinese. Ho si in the Mongol spelling was Ha shin.¹⁵⁵ D’Ohsson in his translation of Rashid-eddin renders Ho si by Co shi,¹⁵⁶ (but Rashid in that case speaks not of Ho-si wu but of the Tangut empire, which in Chinese was called 河 西 Ho si, meaning west of the (yellow) river). Но-si wu as well as Yang ts’an both exist even now as villages on the Peiho river, and near the first ancient walls can be seen. Но-si wu means: «custom's barrier west of the (Peiho) river"].

Гл. XIX. Chinuchi, Cunici; это название трудно согласуется с охотничьими званиями монголов, сохранившимися в Юань-ши;¹⁵⁷ мы находим там охотничьи Хорчи 火 兒 赤, Сибаочи 昔 寶 赤 и охотничью прислугу Келяньчи (м. б. заведовавшие собаками).¹⁵⁸

Гл. XX. Toscaol, это тоскаул вожатые двух флангов, при облаве, которые окружают зверей с двух сторон.

Bularguchi, из монгольских технических названий два несколько сходны с этим именем: Балахачи и Булугучи; но первое означало дверника, второе зверопромышленника (собственно охотника за соболями-булагачи);¹⁵⁹ то и другое не согласно с определением М. Поло.

[Далее в английском тексте следует: In the 癸 辛 雑 識 Kui sin tsa shi written by 周 密 Chow Mi, in the former part of the 14-th century,¹⁶⁰ interesting particulars regarding Mongol hunting (大 打 圍) are found].

Подагра у Хубилая. По этому поводу мы находим два упоминания в корейской истории. Под годом 1267: в 9 луне прибыли посланцы от хана с письмом к королю, в котором Хубилай требовал присылки кожи Агирхо-мунхо; его уверили, что для тех, у кого пухнут ноги, полезно носить сапоги из этой кожи; Хубилай же страдал этою болезнью. В 10-ой луне корейский король отправил к хану 17 кож помянутой рыбы.¹⁶¹ Под годом 1292, в 8 луне доставлены из Кореи в Пекин заклинатели и шаманки, потребованные Хубилаем, для исцеления хана от болезни в руках и ногах; в это время был в Пекине и король корейский; во время аудиенции его у Хубилая приказано было войти чародеям; они взялись за руки и ноги хана и стали произносить заклинания, и между тем Хубилай смеялся.¹⁶²

Гл. XXIV. Ассигнации; они несомненно заимствованы были от Гиньцев; в Си-ань-фу до сих пор хранится печатная доска (неизвестно: каменная или металлическая) для ассигнаций времен Гинь; мне случалось видеть оттиски с неё; величина, форма и надпись их одинаковы с теми, которые остались от Мин; текст надписи Гиньской ассигнации издан особо в сборнике Цзинь-ши-цуй-бянь 金 石 萃 編.

[В английском тексте далее следует: This copy has the characters 寶 券 pao küan (precions charter) and the years of reign 貞 祐 1213–1216. The first essay of the Mongols to introduce bank-notes dates from the time of Ogodai khan 1229–42, but Chinese history only mentions the fact without giving details. At that time silk in skeins was the only article of a determinate value in the trade and on the project of Ye lü ch’u ts’ai, minister of Ogodai the taxes were also collected in silk delivered by weight.¹⁶³ It can therefore be assumed that the name 絲 鈔 sze ch’ao (i. e. bank-notes referring to the weight of silk),¹⁶⁴ dates banck to the same time. At any rate at a later time, as, under the reign of Kubilai, the issuing of bank-notes was decreed, silk was taken as the standard to express the value of silver and 1000 liang silk was estimated = 50 liang (or 1 ting) silver.¹⁶⁵ Thus, in consequence of those measures, it became gradually a rule to transfer the taxes and rents originally paid in silk, into silver].

Пресловутое богатство монгольских ханов, судя по попадающимся иногда отчетам, не поражает громадностью. Так в 1298 году, в приходе значилось 19,000 таэлей золота, 60,000 л. серебра и 3,600,000 дин¹⁶⁶ ассигнациями; кроме того надобно иметь в виду подати натурой и ценные приношения хану от чинов в праздники нового года и дня рождения хана; за всем тем, безумные расходы на гвардию и лам, ежегодно производили большой дефицит.

[В английском тексте: In the year 1298 for instance the amount of the revenue is stated in the Siu t’ung kien to have been: –

19,000 liang of gold = (190,000 liang of silver according to the exchange of that time at the rate of 1 to 10).

60,000 » » silver.

3.600,000 ting of silver in bank-notes (i. e. 180 millions liang). altogether 180,250,000 liang of silver.

The number seems indeed very high for that time. But if the exceedingly low exchange of the bank-notes be taken into consideration the sum will be reduced to a modest amount].

Гл. XXXIII. В Пекине при Хубилае было два астрономических трибунала и две обсерватории, китайская (Сы-тянь-тай), и магометанская (Хой-хой-сы-тянь-тай); астрономы из христиан или с магометанской; в той и другой обсерватории были свои инструменты, свое особое календарное счисление и особые астрологические системы. Первая календарная система при монголах составлена была Елюйчуцаем, который был при Чингисхане не только советником, но также астрономом и астрологом. Убедившись в устарелости и ошибочности календаря династии Гинь (называвшегося Да-мин-ли), он придумал в Самарканде новый не для одного только Китая, но и для завоеванных монголами западных стран, и назвал его в память походов Чингисхана Си-чжэн-гэн-ву-юань-ли 西 征 庚 午 元 歷, т. е. Календарем начинающим с года Гэн-ву,¹⁶⁷ составленным во время похода на запад. Однако ж календарное счисление Елюнчуцая не было принято¹⁶⁸ по 1267 г. Магометане предоставили Хубилаю свой календарь, называемый Ваньняньли, т. е. календарь на 10 т. лет. Если буквально принимать значение этого названия, то можно думать, что магометане принесли с собой старинное Персидское счисление, которое было основано на 10 т. летнем периоде; составители ІОань-ши не имели под руками этой системы, потому не объяснили её. Наконец Хуй-хэн и Го-шоу-гин по повелению Хубилая составили новый китайский календарь, который назван был Шоу-ши-ли, т. е. календарем, распределяющим время, и введен в 1280 г.¹⁶⁹ Для астрологических наблюдений в китайской обсерватории был особый астролог, называвшийся Инь-ян-ши.¹⁷⁰

Гл. XXXIV. Приурочить упоминаемые М. Поло в сей главе предметы чествования к каким-либо божествам обширного Пантеона китайского еще труднее, чем монгольского. Надписания его суть вероятно или дщицы с именами предков, или так называемые бянь, горизонтальные надписи над изображениями и кумирами, в общем употреблении у Китайцев, или Дуй-цзы, вертикальные надписи, обыкновенно привешиваемые по сторонам священных изображений. Под именем бога земных вещей можно разуметь или Туди 土 地, местного лара, или Цзао-шень, духа горна,¹⁷¹ гениев, равно популярных в Китае.

Sbattano i denti; щелканье зубами есть собственно обычай секты Даосов; по их ритуалу, пред каждым служением, они должны щелкать зубами, направо и налево, известное число раз, дабы чрез то сосредоточить в себе внимание, отогнать помыслы и прирожения от злых духов.¹⁷² По небольшому сочинению последнего времени династии Сун, Дао-шань-цин-хуа 道 山 淸 話, мы видим, что этот обычай распространился и в народе; автор книжки, бывший важным сановником при дворе Сун, замечает, что в его время, всякий, входя в кумирню, щелкал зубами, считая то выражением чествования и благоговения пред кумирами, и осуждает неправильное понимание народом этого приема. Таким образом М. Поло был прав, упоминая об этом странном и малоизвестном религиозном приеме. В настоящее время он вышел из употребления между китайцами (по крайней мере в Северном Китае) и существует между даосами, притом только в больших монастырях.