Рецензии сочинений, удостоенных Святейшим Синодом премий митрополита Макария в текущем году. «Аврелий Пруденций Климент». Исследование Петра Цветкова

Пруденций принадлежит к числу наиболее видных представителей латинской христианской поэзии; такое свое значение он имеет частию по своему выдающемуся поэтическому таланту, частию по времени, в которое ему пришлось жить и действовать: богато одаренный от природы, наделенный поэтическим воображением, восприимчивостью, отзывчивостью, Пруденций соединял в себе все данные для того, чтобы сделаться недюжинным поэтом; прекрасное образование, начитанность в языческой и христианской литературах помогли этим данным выразиться в прекрасной форме. С другой стороны время, в которое жил Пруденций – конец ІѴ-го и начало Ѵ-го вв. – представляется в высшей степени замечательным в истории Западной Европы и оно наложило характерную печать на литературные произведения поэта: в эту эпоху еще не сошло со сцены язычество, но уже достаточно окрепло христианство и приступило к разработке своих догматов, разработке, сопровождавшейся многими колебаниями, породившими многочисленные ереси; еще свежи были предания классической школы, еще звучала чистая, литературная латинская речь, хотя, с другой стороны, уже крепли взгляды, отрицающие всякое достоинство за языческими писателями, хотя уже обнаруживались попытки освободиться от классической нормы и создать, правда, на почве того же латинского языка, самостоятельную речь, как разговорную, так и литературную. Такая в высшей степени характерная эпоха наложила, как мы сейчас сказали, резкую печать на литературные произведения Пруденция и сделала их драгоценными как для историка литературы, так и для историка культуры. Но сказанным еще не ограничивается значение Пруденция; он интересен и важен и для богослова. Правда, он последовательно раскрывает и разъясняет далеко не все догматы христианского учения, не довольно оригинален в этом раскрытии, стоя по большей части в зависимости от Тертуллиана и Амвросия Медиоланского, но все же он важен для истории догматики, как новый свидетель о догматических доктринах, обращавшихся в христианском обществе запада в IV веке. – Всем вышеизложенным объясняется то обстоятельство, что Пруденцием рано стала интересоваться наука и что число его изданий и посвященных ему ученых трудов весьма значительно, начиная с XVI столетия и оканчивая последними годами прошлого десятилетия. Но все эти труды принадлежат западным ученым и не свободны, помимо научных достоинств многих из них, от известной вероисповедной тенденциозности: авторы исследований католические ищут и находят в произведениях Пруденция одно, протестантские – другое, и те и другие смотрят на него односторонне субъективно. В русской литературе не было специальной монографии о Пруденции, и потому нельзя не приветствовать появления труда проф. Цветкова, нельзя не радоваться тому, что за разработку христианского поэта запада взялся православный богослов, который повел эту разработку без всяких тенденций, с единственною целью изложить в известной системе богословских мыслей в произведениях Пруденция и указать их источники в сочинениях церковных писателей, предшествовавших ему. Как замечает автор в предисловии, его исследование имеет характер более богословский, чем историко-литературный, – прибавим от себя – не исключая и этого последнего. Действительно, труд прот. Цветкова делится на две половины: первая посвящена биографии Пруденция и рассмотрению его произведений, вторая, чисто богословская, занята изложением его богословских мыслей, характеристик его нравственных воззрений, указанию его отношений к пред шествующим христианским писателям, рассмотрению сочетания христианского и античного элементов в его поэзии, и т. д. В виде приложения, с особым счетом страниц, присоединен русский перевод прозою повседневных и мученических гимнов Пруденция, сопровождаемый объяснительными примечаниями.

Труд проф. Цветкова производит прекрасное впечатление работы серьезной, обличающей знание и даровитость автора.

Прежде всего следует заметить, что он весьма тщательно изучил текст Пруденция, и с большою внимательностью извлек из него все наиболее характерные данные для разъяснения того или другого вопроса; трудно отметить что либо важное, что было бы опущено автором; ссылки его везде самостоятельны а доказывают, что он черпал непосредственно из источника. С такою же внимательностью изучил он и предшественников Пруденция, преимущественно Тертуллиана и Амвросия. Не оставил он без внимания и трудов своих западных предшественников: так, при пользовании текстом Пруденция, он обращался к изданиям и комментариям Ареваля, Оббариуса и Дресселя, при изложении, он принимал во внимание труды Брокгауза Ресслера, Мидделдорпфа, Аллара, Еберта и мн. др. Трудами своих предшественников автор пользуется с большою добросовестностью, отмечая свои из них заимствования, и с над лежащей осторожностью, а близкое знакомство с текстом Пруденция и отсутствие тенденциозности дает ему нередко возможность исправите их увлечения и недосмотры. Таким образом ученый аппарат проф. Цветкова весьма солиден и заслуживает полного одобрения. Не с меньшим сочувствием следует отнестись и к пользованию этим аппаратом. Каково оно, будет видно, если мы приступим к честнейшему рассмотрению отдельных глав книги, при чем позволим себе тут же, по путно, привести и те немногие места, которые могут, по нашему мнению, вызвать замечания. После небольшого введения, в котором автор указывает данную им постановку его задачи и отмечает труды предшественников и свое к ним отношение, следует вступительная глава, обозревающая состояние христианской литературы на западе в IV и начале V века. Тут автор в сжатом, но ясном изложении говорит о состоянии литературы времени Амвросия, Иеронима, Августина, указывает на литературные роды, которые преимущественно разрабатывались – апология, толкование свящ. Писания, раскрытие христианского учения в произведениях догматических и полемических, и переходит к честнейшему рассмотрению развития христианской поэзии. Отметив, что в ней в IV в. преобладает характер описательно-повествовательный, автор переходит к характеристике Ювенка, анонимных стихотворений de Sodoma (тут, по нашему мнению, следовало бы отметить замечательный поэтический талант анонима и его чрезвычайно искусную версификацию – черты, сближающая его с Пруденцием), de Iona, de fratribus septem Macchabaeis, и некоторых повествовательных стихотворений Павлина из Нолы. Вслед за повествовательно-описательным родом автор характеризует и христианскую лирику, при чем не совсем верно замечает, что поэзия гимнов почти отсутствовала в древнем языческом Риме. Замечание, не точное само по себе, опровергается тем Фактом, что древнейшие памятники латинской стихотворной речи суть как раз гимны: припомним гимны Салиев, гимн Арвальцев.

Охарактеризовав гимны Амвросия, автор заканчивает главу дидактикой и эпиграммой (в ее античном значении). Глава эта показывает, что и произведения Пруденция, при некоторых индивидуальных чертах, имеют много общего с произведениями других представителей христианской литературы запада, повторяя те же мотивы, употребляя те же Формы. – Следующая глава посвящена биографии Пруденция: сведенья о его жизни крайне скудны, и, помимо свидетельства Геннадия Марсельского, извлекаются исключительно из произведений самого поэта. Автор тщательно их сопоставил и с похвальною осторожностью сделал из них возможные выводы; в этом отношении его работа должна быть поставлена выше некоторых работ его предшественников, которые, игнорируя artem nesciendi, пытались делать гадательные заключения там, где осторожный исследователь должен сказать ignoramus. Следующая глава представляет как бы введение к более подробному обозрению произведений Пруденция: после их подробного перечисления, автор делает попытку указать их хронологию и затрагивает вопрос об их редакции, склоняясь к мнению Дресселя о том, что первоначально отдельные произведения и публиковались отдельно, и, что, приблизительно, в 405 году, поэт подверг их новому пересмотру и, присоединив предисловие и послесловие, издал их вместе. Тут же автор касается и вопроса о неподлинных произведениях Пруденция. Рассмотрением Предисловия и повседневных гимнов открывается обозрение произведений нашего поэта, при чем автор обстоятельно выясняет исторические мотивы чествования пением и молитвою известного времени дня или акта человеческой жизни. Отметим при этом неточную цитату на апостольские постановления (VII, 47 – 48), приведенную в подтверждение того, будто песнь: Свете тихий святые славы принадлежит к числу древнейших христианских гимнов, равно как и мало понятное замечание о том, будто не которая растянутость в гимне: «предвкушением пищи» имеет свое оправдание в индивидуальности поэта (стр. 53). Точно также нельзя согласиться с разделяемым автором замечанием Ресслера (стр. 59 прим.) о том, будто в выражениях Пруденция о легкости поста и о свобод в пощении (напр. Gath. VII, 196: hos nos sequamur quisque nunc pro viribus) сказывается лишь нежная натура поэта: такое отношение к посту было в то время повсеместным, что прекрасно подтверждается недавно найденным и современным Пруденцию паломничеством по св. местам; говоря о посте в иерусалимской церкви, анонимная паломница свидетельствует, что там никто не требует, сколько каждый должен делать (в подвиге поста), но всякий делает, как может: не хвалят того, кто делает много, и не порицают того, кто делает мало. – Глава заключается весьма обстоятельным сравнением гимнов Пруденция с гимнами Амвросия, при чем автор приходит к неоспоримому выводу, что эти последние послужили источником вдохновения и мыслей для нашего поэта, при самостоятельности в композиции, большей по дробности в разъяснениях, обилии примеров, образов, повествований. Пятая глава посвящена разбору двух произведений Пруденция: Apotheosis и Hamartigenia, в которых преобладающим является догматическое содержание и, в частности, в первом – учение христианской церкви о богочеловечестве Иисуса Христа, во второй – о происхождения греха. Опровергнув предположение Ресслера о том, будто Apotheosis и Hamartigenia составлены Пруденцием для того, чтобы окончательно опровергнуть заблуждение Присциллиан, которое пустило глубокие корни в Испании (очень жаль, что при этом г. Цветков не воспользовался недавно найденными Шепссом подлинными сочинениями Присциллиана), и не согласившись с Брокгаузом, будто эти поэмы суть исключительно дидактические, в которых автор имел в виду изложить положительное догматическое учение церкви, проф. Цветков утверждает, что Пруденций поставил себе целью обличение и опровержение еретических лжеучений, и, в частности, в поэме «о Божестве», патрипассианства, савеллианства, евионитства, манихейского доветизма, а в поэме «о происхождении греха» – ереси Марвиона. Эти лжеучения в конце IV-го века не исчезли еще вполне и против них даже издавались императорские указы. Кроме того, в поэме о Божестве обличаются Иудеи, в то время очень многочисленные в Галлии и Испании и пользовавшиеся нередко покровительством императоров. Такая постановка вопроса должна быть признана безусловно верною, равно как и доказанное автором близкое пользование со стороны Пруденция сочинениями Тертуллиана. В шестой главе излагаются содержание и характер стихотворения Psychomachia, изображающего борьбу добродетелей и страстей в человеческой душе. Указав на то, что в нем Пруденций, более чем где либо, свободен от влияния других писателей, и опровергнув предположения некоторых ученых о том, будто это стихотворение направлено против еретических лжеучений, проф. Цветков верно указал на его задачу – представить объективное изображение борьбы добродетелей и страстей в душе человеческой и дать руководство в этой борьбе; при этом автор, естественно, противопоставляет христианство язычеству и не редко клеймит это последнее, как запятнанное всякого рода страстями. Не без интересна и внешняя форма стихотворения и характер его изложения: вся его концепция есть концепция древних героических поэм Греции и Рима, различие является лишь в том, что «борьба в душе» не есть художественное воспроизведение героического прошлого, но аллегорическое изображение того, что совершается в душе человеческой. – Борцом против язычества выступает Пруденций в двух книгах своего замечательного произведения contra Symmachum, которое, как доказывает проф. Цветков, написано в конце 403 и в начале 404 г., после битвы при Вероне и до въезда Гонория в Рим.

Автор подробно передает содержание стихотворения, при чем на стр. 155 он не совсем точно заявляет, будто учение о гениях, изложенное у Симмаха, встречается и у некоторых других языческих писателей второй половины ІѴ-го в. – учение это существовало гораздо раньше – и определяет ближайший повод его написания. Эго ведет его к рассмотрению весьма важного вопроса об отношении стихотворения против Симмаха к знаменитой петиции последнего, поданной для защиты язычества в 384 г. императору Валентиниану II. Автор, отвергая предположение, будто или она была в 403 г. вновь подана Симмахом Гонорию, или им же составлена новая, склоняется к мысли о том, что петиция 384 г. была в 403 представлена Гонорию не самим Симмахом, а другими защитниками язычества, в которых не было недостатка. Мысль эта обоснована у проф. Цветкова довольно убедительными соображениями. Что касается источников стихотворения Пруденция, то, признавая значительную оригинальность за первой книгой, пр. Цветков доказывает, что вторая близко и непосредственно примыкает в знаменитому ХVIII-му посланию Амвросия, составленному в опровержение Симмаха.

Следующая, восьмая глава посвящена сборнику гимнов Peristephanon или мученических, в которых поэт прославляет подвижников за веру Христову, запечатлевших свое исповедание Христа кровью. Вместе с Ебертом, пр. Цветков делит гимны на такие, которые посвящены прославлению мучеников Испании и на такие, которые прославляют мучеников римских, и подробно передает содержание произведений, вошедших в ту и другую группу. Переходя затем к вопросу об источниках, коими пользовался Пруденций, автор делит гимны на:

1. Такие, в которых поэт, кроме устных преданий, пользовался специальными сказаниями или записями о мучениках;

2. Такие, в которых источником послу жили поэту сверх устных преданий сочинения отцов церкви и церковных писателей вообще, напр. ев. Амвросия, папы Дамаса и др.,

3. Такие, в которых сведенья почерпнуты исключительно из устных преданий.

Вслед за обозрением источников, автор ставит вопрос об исторической достоверности гимнов и приходит к заключению, что если иметь в виду, с одной стороны, оговорки, с которыми Пруденций вводит повествования о событиях чрезвычайных, с другой стороны, не забывать о риторическом колорите, который он накидывает на свои рассказы, гимны его могут быть историческим источником: Пруденций не извращает намеренно Факты, дошедшие до него по преданию, но пользоваться им должно с осторожностью, какая вообще должна быть применяема, когда историческим материалом являются произведения поэзии. Разбором стихотворения Dittochaeon (мы вполне присоединяемся к мнению Еберта о том, что производство этого названия от διττός и ὀχή бессмысленно и недопустимо в грамматическом отношении) и эпилога заканчивается первый, собственно историко- литературный отдел труда проф. Цветкова. С главы десятой автор переходит к обозрению и оценке богословских мыслей, развиваемых в произведениях Пруденция. Этот отдел также не лишен важности и интереса, потому что, хотя Пруденций мало оригинален даже в тех случаях, когда догматы христианства раскрываются им подробно, однако из его произведений мы узнаем, как разумелись догматы веры лицами, не принадлежащими к церкви учащей и пополняем наши сведения о христианской догматике запада в IV веке. После обозрения общих богословских положений, из которых выходит Пруденций – о том, что вере принадлежит руководство в богопознании, об участии в нем разума, о свящ. Писании, как источнике религиозных истин, о норм правого религиозного ведения (recta regula), сохраняемой в церкви, проф. Цветков переходит к изложению мыслей Пруденция: о Боге Самом в себе, о Свойствах Божиих, о единстве Божием, о Св. Троице, о личных свойствах Лиц Св. Троицы, о Боге Творце, Спаси тел и Мздовоздаятел, о происхождении от Бога существ мира невидимого и видимого, об ангелах, о человеке, о составных частях человеческого организма, о происхождении человеческих душ. Затем излагается падение прародителей и следствия оного, приготовление рода человеческого к принятию Избавителя, учение о том, что в Иисусе Христе два естества, решение вопроса: в чем состоит спасение людей Воплотившимся Сыном Божиим? Учение о Приснодеве Марии, о том, что оправдание людей совершается благодатию Божию, подаваемою преимущественно в таинствах, о таинствах крещения и причащения, о необходимости веры и добрых дел для оправдания, о мученичестве, о воскресении мертвых, о страшном суде и о наградах праведным и наказаниях нечестивым. Из этого обозрения автор делает заключение о том, что, будучи искренно верующим и искренно благочестивым христианином, Пруденций, как богослов-мыслитель, оставляет желать многого: он часто высказывает догматические истины словами свящ. Писания, но не всегда дает уразуметь степень ясности собственного понимания этих истин, и по местам не чужд недомолвок и неточностей. Вслед за обозрением богословских мыслей Пруденция, автор пере ходит к характеристике его нравственных воззрений и, в частности, рассматривает его взгляды на пост и девство, за тем характеризует Пруденция как апологета, обличающего язычество и отчасти иудейство, и защищающего христианство. В особой главе проф. Цветков доказывает, что богословские мысли и суждения Пруденция не суть всецело плод его собственного самостоятельного углубления в область богословия, и что наи более тонкими догматическими изъяснениями и самыми главными аргументами он обязан двум известным богословам западной церкви – Тертуллиану и Амвросию Медиоланскому: так, от первого он заимствовал мысли об образе Божием или о богоподобии в человеке, доказательства реальности человеческой плоти Искупителя и аргументы в учении о воскресении тел; близок он к Тертуллиану и в решении вопроса о зле в мире и роде человеческом. Но, следуя за кареагенским пресвитером в некоторых догматических воззрениях, Пруденций чужд его крайностей и увлечений. Несколько в ином виде представляются отношения Пруденция к святителю Медиоланскому, у которого он черпает не материал, а самый способ раскрытия своих религиозных воззрений; в особенности под влиянием Амвросия находился Пруденций, формулируя догматы о первородном грехе, о сущности искупления и об оправдании.

Две последние главы труда проф. Цветкова посвящены рассмотрению христианского и античного элементов в поэзии Пруденция, характеристике его миросозерцания, очерку его нравственной личности, указанию влияния языческой поэзии древнего Рима на образ выражения в произведениях Пруденция, эстетической характеристике его поэзии и указанию прогресса, который сделала христианская поэзия запада в его произведениях. В заключение, автор дает краткий очерк истории произведений Пруденция в средние века и перечисляет его подражателей, начиная с Авита Вьеннского и кончая Валафридом Страбоном.

Из обозрения содержания труда проф. Цветкова явствует, что он представляет собою возможно полный свод всего, что необходимо для характеристики Пруденция, как поэта, богослова и человека, что самая характеристика сделана надлежаще обстоятельно и беспристрастно, что архитектоника книги стройна и гармонична. К сказанному следует еще прибавить, что изложение автора живо и местами увлекательно. Недостатки труда, в сравнении с его достоинствами, незначительны и больше касаются отдельных частностей, а не постановки дела и принципиальных вопросов. Все это отводит труду проф. Цветкова почетное место в нашей ученой литературе.

В виде приложения автор присоединил перевод повседневных и мученических гимнов Пруденция, сделанный прозой и снабженный краткими пояснительными примечаниями. Перевод, в общем, тоже может быть признан удовлетворительным, хотя, местами, мы предложили бы иное понимание той или другой Фразы, более соответствующее смыслу латинского подлинника. Но мы не поставим этого в вину переводчику, имея в виду вычурный и своеобразный стиль Пруденция, оттененный риторикой и провинциализмами, и потому легко могущий дать довод к недоразумениям. Вот несколько примеров: в І-м гимн Peristeph., говоря о мучении Еметерия и Келедония, о котором не сохранилось подробностей, поэт в стихах 73 и сл. объясняет причину этого: «O vetustatis silentis obsoleta oblivio! Invidentur ista nobis, fama et ipsa extinguitur: chartulas blasphemus olim nam satelles abstnlit, Ne tenacibus libellis eruditaj saecula, Ordi- nem, tempus modumque passionis proditum Dulcibus linguis per aures posterorum spargerent». Проф. Цветков переводит это так: «О презренное забвение молчащей древности! Совершившееся у нас является предметом ненависти; изглаждается самая память (о том), ибо исполнитель безбожных велений истребил некогда писания, дабы века, наученные твердо хранящими (вверенное) письменами, не довели до ушей потомков в сладких речах порядок, время и образ страдания», и делает следующее примечание: «Эта черта указывает на гонение Диоклециана, во время которого истребляемы были писания христиан». Под chartulae здесь лучше разуметь не писания вообще, а, в частности, протоколы или акты мученичества, образчик которых мы имеем в актах мученика Тараха: с точки зрения римского делопроизводства, все допросы и пытки мучеников входили в категорию так называемых quaestiones, которые все протоколировались, и копии с этих протоколов брали верующие из государственных officia для сохранения памяти мучеников; поэтому и слова: invidentur ista nobis лучше передать; «этого нас лишают», при чем под «это» следует разуметь повествование о мучении, упомянутом в стихе 70 и сл. Кроме того obsoleta oblivio мы перевели бы: «глубокое забвение».

Стихъ 94 lamne credis bruta quondam Vasconum gentilitas? г. Цвет ков переводит: верите ли, хоть теперь пребывавшие некогда в варварстве благородные Васконцы? Здесь gentilitas обозначает, что во время мученичества Еметерия Васконцы были язычниками.

Стихъ 113 Algidus cum decoloros horror artus concutit пр. Цв. переводит: «Между тем как доселе страшная бледность покрывала (их) бесцветные члены». Algidus horror здесь обозначает приступы лихорадки и точный смысл стиха будет: «Между тем, как холодный озноб потрясает потерявшие здоровый цвет члены».

В третьем гимне, стихи: Moribus et nimium teneris Caniciem meditata senum автор переводит: «необыкновенно чистые нравы делали ее похожею на седых стариц». Поэт хочет сказать, что и в нежном возрасте Евлалия рассуждала как седые старцы.

Стих 71: Quaeritis, о miseranda manus Christicolum genus? En ego sum Daemonicis inimica sacris. Евлалия, добровольно представ перед трибунал правителя, говорит ему: «Жалкая толпа, ты ищешь почитателей Христа? Вот я (христианка), враг демонских жертв. – Иначе повял это место переводчик, передав: «Жалкие люди! Вы подвергаете христиан преследованиям?.. Вот и я враждебна демонским святыням». Из приведенных примеров видно, что в некоторых местах можно предложить иное понимание, чем то, которое дает переводчик, но это, повторяем, не должно умалять достоинство труда, тем более что перевод представляет первую попытку усвоить русской литературе произведения Пруденция.

Сводя все вышесказанное, мы должны признать в труде проф. Цветкова явление весьма почтенное, вполне заслуживающее поощрения премией.