№ 6. Февраля 9-го

I

Святая церковь в настоящий день предложила вниманию нашему притчу о мытаре и фарисее. Притча сия научает нас тому, как нужно молиться, чтобы получить от Отца Небесного оставление бесчисленных прегрешений наших. Считаю полезным для вас разъяснение этой притчи: будьте внимательны и сложите в сердце своём мои слова.

Человека два внидо́ста в церковь помоли́тися, еди́н фарисе́й, а други́й мыта́рь. Так начинается ныне-чтенная притча. Фарисей – это один из тех евреев, которые пользовались у своих соотечественников славою и уважением, как люди, на вид конечно, благочестивые, сведущие в законе Господнем и хорошо знающие предания иудейские и соблюдающие их, по внешности, точно. Мытарь же был один из тех евреев, которые занимались сбором со своих соотечественников податей, и которых евреи презирали и называли грешниками за эту должность их, не совсем бескорыстную и приносившую прибыль не евреям, а обладавшим евреями во время земной жизни Иисуса Христа и ненавистным для них язычникам.

Фарисе́й же став (в церкви), си́це в себе́ моля́шеся. Не пал на колени, не повергся на землю пред Господом; а просто стал; и стал конечно впереди многих, потому что стоявший у порога церковного мытарь стоял далеко от него. Явно, что фарисей вошёл в церковь без должного благоговения, и явился пред лице Божие без спасительного страха. – Стал фарисей и молился в себе. Ни звук голоса, ни движение тела, ни выражение лица, – ничто не обнаруживает молитвенного настроения его духа, – он молился сам в себе. Что значит такая молитва? То, что она не была молитвою пламенною и сердечною; молитва, если она объемлет душу и идёт из сердца, не может не выражаться наружными знаками. Когда сердце наполняется искренними молитвенными чувствами, тогда невольно глаголют уста, и очи обращаются к небу, и все кости говорят: «Господи, Господи...». Припомните, кто знает, например, Анну – мать пророка Самуила, – она хочет, но не может скрыть молитву свою; движение уст обличает скрываемую молитву сердечную; или, например, мытарь, – он молится и бьёт себя в грудь. Не такова молитва фарисея. Он стоит и молится в себе. Как же молится?

Боже́, хвалу́ Тебе́ воздаю́, т. е. благодарю Тебя, я́ко не́смь, я́коже про́чии челове́цы, хи́щницы, непра́ведницы, прелюбоде́е, или я́коже сей мыта́рь... Остановись, фарисей безрассудный и подумай, что ты говоришь!.. Ты хотел хвалить Бога, а между тем превозносишь себя, – я, говоришь, не то, что другие; хотел благодарить Бога, а между тем оскорбляешь Его, оскорбляешь тем, что с дерзким самоуслаждением превозносишь себя; оскорбляешь тем, что святотатственно похищаешь у Бога право, Ему одному принадлежащее, когда пред лицем Божиим осуждаешь и поносишь ближних своих. Прочие человеки, говорит фарисей, грабители, обидчики, прелюбодеи, – а я?

Я, говорит, пощу́ся двакра́ты в суббо́ту, десяти́ну даю от всего́, ели́ко притяжу́. Постишься два раза в неделю, даёшь десятую часть из всего, что приобретаешь, и поэтому считаешь себя лучше всех, почитаешь себя праведником... Нет, – не похож ты на праведника; праведники, когда исполнят всё повеленное в законе, и тогда говорят, что они ничего не стоят (Лук.17:10); праведники, при всех своих совершенствах, почитают себя первыми грешниками. Заповедь Господня широка зело; кто идёт путём закона Божия, тот видит, что предел его шествия далеко-далеко впереди, и никогда не скажет о себе: «я исполнил закон». Мы должны быть совершенными, как совершен Отец наш Небесный; кто же, стремящийся к сему совершенству, может считать себя совершенным, если он прошёл только несколько ступеней, ведущих к такому высокому совершенству?

Слышали вы: другой человек, вместе с фарисеем молившийся в церкви, был мытарь. – С подобающим благоговением вошёл он в Божий дом, с глубоким сокрушением сердца исповедал себя грешником и просил милости у Бога. Он молился совсем не так, как гордый фарисей.

Мыта́рь же издале́ча стоя́, не хотя́ше ни о́чию возвести́ на не́бо: но бия́ше пе́рси своя́, глаго́ля: Бо́же, ми́лостив бу́ди мне гре́шнику. Мытарь, хотя и не пал на колени, как и фарисей, но и не стал впереди других, как он, а стал, у порога, далеко от святилища храма, потому что не считал себя достойным приблизиться к престолу Господню и явиться лицу Божию. Стоит с опущенными в землю очами, потому что боится возвести их на небо, где престол великого Бога, Которого он оскорбил своими грехами, где святые ангелы, свидетели его жизни преступной. Стоит, и бьёт себя в перси, ибо живо сознаёт свою виновность пред Богом и глубоко раскаивается во грехах, страдает душою и снедается печалью по Боге. Боже, милостив буди мне грешнику, вопиет мытарь. Не много слов, но сколько покаянного чувства, какая глубина смирения, какая крепость надежды на милосердие Божие в этих словах? Не из уст, из души, из самой глубины души идут эти слова кающегося грешника.

Смотря на мытаря и внимая воплям души его, и человек благосердый сжалился бы над ним и исполнил бы его прошение, если бы мог; Господь ли милосердый, не услышит воплей обращающегося к Нему грешника и не помилует его? И Господь приял молитву мытаря и исполнил благое желание его сердца, простил его и помиловал. И сни́де сей оправда́н в дом свой па́че фарисе́я.

Мытарь оправдан за смирение и самоуничижение пред Богом, за своё чистосердечное раскаяние, за свою пламенную благоговейную молитву. Кроткий и смиренный сердцем Господь паче всего любит смиренных и кротких, и на них обильно изливает благодать Свою и милость. Пришедший призвать не праведников, но грешников на покаяние, приемлет в объятия любви своей только тех, кои каются в своих беззакониях и молятся Богу духом сокрушённым и смиренным сердцем. Фарисей же не получил оправдания от того, что ослеплённый гордостью высоко о себе думал, считал себя лучше всех, полагался на свои заслуги, осуждал уничижал своих ближних. Это гордое самообольщение было причиною, что он пришёл в церковь и стоял без благоговения, молился без сердечного сокрушения и умиления и позволил себе пред Богом говорить безумны глаголы. Так гордым Бог противится, смиренным же даёт благодать; и всякого, кто превозносится, смиряет Бог, а того, кто смиряется, возносит Господь.

Не будем же молиться фарисейски, братие, но смиряяся пред Богом и каяся во грехах, со умилением сердца, преклоньше колена, гласом мытаря будем вопиять: Боже, милостив буди нам грешникам. Аминь.

Свящ. М. Богданов

II.

Иисус Христос раз предложил слушателям Своим следующую притчу. Два человека вошли в церковь помолиться, один – фарисей, человек набожный, а другой – мытарь, которого все считали отъявленным грешником. Фарисей стал впереди и так молился Богу: «Господи, благодарю Тебя, что я не такой грешник, каковы другие люди; я много пощусь и молюсь, отдаю Тебе в жертву десятую долю из всего, что наживу». Мытарь же, стоя вдали, не смел даже глаз своих поднять на небо; но ударяя себя в грудь, говорил только. Боже, милостив буди мне грешнику! – И что же? как Бог принял молитву того и другого? Молитва мытаря была услышана Богом, а молитва фарисея была Им отвергнута; тот, кто вошёл в церковь величайшим грешником, вышел из неё оправданным более, нежели тот, кто вошёл в церковь праведником в собственном и людском мнении (Лк.18:10–14).

Этою поучительною притчею Господь старается внушить нам, что не всякая молитва Богу приятна и душе спасительна; что иная молитва действительно снискивает молящемуся благоволение Божие, а иная – противна Богу и служит молящемуся не в пользу, а только во вред. Конечно, нам никак нельзя не молиться, потому что не молиться значит – не хотеть и знать Бога; но если мы собрались помолиться Богу, то должны молиться Ему не для того, чтобы нанести Ему новое оскорбление, а для того, чтобы умолить Его о прощении уже нанесённых оскорблений; на молитве мы должны не требовать от Бога желаемых благ за свои всегда мнимые заслуги, а просить их у Бога, как дара, с сознанием нашего действительного недостоинства. Иисус Христос заповедал нам считать себя неключимыми рабами и тогда, когда бы мы сотворили всё повеленное нам: потому-то самые высшие молитвенники всегда считали себя пред Богом величайшими грешниками.

Итак, братия, никогда не приписывайте своей молитве очень многого и не думайте, будто вы уже угодили Богу, если Ему помолились. Какова бы ни была наша молитва, мы всегда должны считать её недостойною Бога, Которому молимся; и та́ молитва, быть может, есть самая совершеннейшая, которую мы, будучи глубоко проникнуты смирением, считаем в себе самою несовершенною и недостойною.

Если вообще цель нашей молитвы есть спасение душевное, то к чему, подумаешь, допускается нами в молитве такая небрежность, к чему в ней так много лицемерия, так много помыслов о своей праведности, а иногда даже желание показаться богомольными в глазах людей? Кто, стоя на молитве пред Богом, разговаривает с другими, оглядывается, вообще ведёт себя рассеянно, тот, вместо спасения своей души, творит новые грехи на свою погибель. Так грешна небрежная молитва. Но, знаете ли как отвратительна пред Богом молитва лицемерная, и к несчастию, у нас самая обыкновенная? Лицемерная молитва, в сущности, есть обман и притворство; в лицемерной молитве не от сердца громкие вздохи, не от души плач и восклицания, и при низких поклонах тела душа молящегося исполнена гордости и возношения; вообще здесь молится только наше тело, а душа нимало не участвует в молитве, как будто она нисколько не нуждается в спасении и в помощи Божией. Признаемся, что во время молитвы мы часто, подобно упомянутому в притче фарисею, пересчитываем свои мнимые добродетели, преувеличивая и раскрашивая их в нашем самолюбивом воображении. Да, когда, под влиянием ужасных ожиданий того света, мы раздумываем о собственном спасении, тогда как-то легко возникают в нашей мысли и подаяние нищим, и соблюдение постов, и почитание праздничных дней, и частое стояние на молитве, и жертвы Богу, и вклады в церковь и другие добрые дела, какие мы совершили когда-либо в своей жизни, а злоба, ненависть, обиды, притеснения, кража, невоздержание, злоязычие, осквернение души и тела и другие страшные и нераскаянные грехи как-то забываются, или кажутся нам неважными и простительными: таким пагубным мыслям мы часто даём в себе место и во время молитвы. За то такая молитва есть молитва фарисея, влекущая за собою одно осуждение Божие.

Есть люди, которые, с видом какого-то надмения и самонадеянности, пробираются на самый перед церкви, становятся на колени, молятся вслух, громко воздыхают и восклицают, видимо стараясь обратить на себя всеобщее внимание; а иные во время церковной службы ходят к иконам, стоящим на более видных местах, со своими свечами, расставляя их на виду всех молящихся в церкви, именно с тем только намерением, чтобы все видели их усердие в все знали, что́ они жертвуют Богу: я не говорю этого об истинно усердных жертвователях. Рассудите, братия, может ли быть приятна Богу такая тщеславная жертва? В Священном Писании сказано: жертва Богу дух сокруше́н (Пс.50:19); а молитва нескромная, приношения горделивые составляют жертву не Богу, а суете, истекают не из любви христианской, а из одного самолюбия; и влекут за собою для нас не оправдание Божие, а одно Божие осуждение.

Необразованность, неграмотность, конечно, извиняют многих пред праведным судом Божиим, если они в чём по неведению и погрешают пред Ним; но если мы погрешаем пред Ним злонамеренно, если наши поступки достойны осуждения по смыслу самому простому, то уже ничто не может нас извинить пред Богом. Фарисей был грамотный человек, он почивал на букве закона Божия, и однако же, занёсшись помыслами о своей безукоризненной жизни, не у мел принесть Богу приятной молитвы, которая только была ему в осуждение; а мытарь, едва ли и читавший когда закон Божий, умел исполнить его сущность тихою, скромною, чистосердечною и покаянною молитвою, которую он принёс Богу в церкви вдали от людского взора и слуха и которая исходатайствовала ему оправдание Божие. Когда мы собиралися помолиться Богу, нам нисколько не трудно вообразить себе, как молился упоминаемый в притче мытарь; как он стал в церкви поодаль всех людей; как он считал себя недостойным и грешным; как он не смел даже очей своих возвести на небо; как горько сокрушался сердцем о грехах своих; с какими вздохами каялся пред Богом и просил Его о помиловании. Что же хочет сделать лицемерный молитвенник своею тщеславною молитвою? Для чего он величается впереди церкви своими коленопреклонениями, громкими воздыханиями и шумными восклицаниями, с видимым презрением озираясь на других? Кого он хочет обмануть своей молитвой? Пусть он обманет меня, или кого другого; пусть уверит стоящих с ним рядом, что он человек набожный, богомольный, усердный; пусть все будут думать, что он угодил Богу: но притворством можно обмануть людей, а не Бога, Который видит всё и пред Которым наши помышления и чувства то же, что слова пред человеком.

Молитва к Богу отверзла для многих Царство Небесное так – что из всех угодников Божиих нет ни одного, который бы не был на сем свете молитвенником Богу. Но, – увы, – многие из грешников сделали молитву предметом корыстных видов, предметом обольщения ближних, предметом погибели и своей и других. Явились в стаде Христовом ханжи и пустосвяты, которые, под личиною набожности, приобретают доверие легкомысленных и неопытных, и вместе с собою увлекают их в бездну гибельного лицемерия. Эти ужасные люди производят в стаде Христовом страшное опустошение, тем более что их обман прикрыт предметами священными.

Егда́ мо́лишися, – говорит Иисус Христос, – не бу́ди я́коже лицеме́ри, я́ко лю́бят в со́нмищих и в сто́гнах пути́й стоя́ще моли́тися, я́ко да явя́тся челове́ком. (Мф.6:5). Не будем же, братия, на молитве лицемерами не только перед людьми, но и перед самими собою. Когда молимся, не будем предаваться таким мыслям, что мы сделали то или другое добро; будем опасаться приводить себе на память, что мы целые ночи простаивали на молитве, множество имения раздавали нищим, по целым суткам не вкушали пищи, или иначе угождали Богу; это было бы пагубным самохвальством фарисея. Будем лучше, как мытарь, уверять себя, что мы величайшие в свете грешники, и тайно молить Бога о помиловании. Что́ нам, если люди не заметят наших пламенных молитв и не будут знать о наших добродетелях? Бог увидит всё: и мысли наши, и слезы наши, и дела наши; Отец наш Небесный, видя нашу молитву в тайне, воздаст нам в будущем веке яве. Аминь.

Священник Пётр Красовский

С. Монастырский Ватрас

Помимо местного обсуждения самим духовенством вопроса об улучшении быта православного белого духовенства, по предложенной программе, – Высочайше утверждённое присутствие, на основании записки г. министра внутренних дел и с утверждения Государя Императора (14 апреля), определило для успешнейшего хода дела открыть местные присутствия во всех губернских и областных городах империи. В состав этих губернских присутствий входят епархиальные преосвященные или их викарии – как представители духовенства, губернаторы и председатели палаты государственных имуществ – как представители с одной стороны, государственной власти, а с другой – интересов народа. Кроме этих главных членов, «к участию в делах присутствия преосвященные, по своему усмотрению, могут приглашать губернских предводителей дворянства и городских голов губернских городов, на правах членов», первых, как представителей дворянства, а вторых, как представителей разных городских сословий. Такой состав комитетов показывает, что правительство не принимает исключительно на себя только решение вопроса о духовенстве; напротив, оно желает привлечь к участию в нем местные силы и сословия государства.

Этим местным присутствиям вверяется «ближайшее попечение об улучшении духовенства и непосредственное заведывание относящимися к тому распоряжениями в каждой губернии». Цель их – не административное рассмотрение вопроса, а изыскание местных средств к обеспечению духовенства. На этом основании, указом от 17 июня предложено губернским присутствиям «войти по сему предмету в соглашение со всеми теми ведомствами в губернии, от которых могут быть доставлены местные средства»; а для того разрешено, кроме указанных членов, приглашать к участию в делах присутствий, «на правах членов, как управляющих удельными конторами, где оные есть, так и вообще местных начальников разных управлений, имеющих в ведении своём значительные хозяйственные способы или учрежденияû«Правосл. Обозр.» сентябрь..

Высочайшее утверждённое присутствие новым указом от 14 июля разрешило губернским присутствиям по делам духовенства приглашать в свои заседания лиц посторонних, как духовных, так и светских, по своему усмотрению. Этим разрешением местные присутствия принимали более и более общественный характер. Допуская к участию в действиях их частных лиц, правительство поставляло дело духовенства в непосредственное прикосновение с разными слоями и сословиями общества. Частные лица, приглашаемые в присутствие, могли действовать не только как отдельные лица, своими знаниями и опытностью могущие содействовать общему делу, но и как представители того или другого класса, того или другого сословия общества. Польза от содействия частных лиц, конечно, опытных и хорошо знакомых с делом, которое составляет предмет совещаний присутствия, официальным членам губернских присутствий, обременённым значительно непосредственными своими обязанностями, не подлежит никакому сомнению.

О действиях присутствий ничего ещё не известно. Только «Костромские Губернские Ведомости» упоминают об «интересном заседании» Костромского присутствия, бывшего 18 сентября, перечисляя при этом вопросы занимавшие присутствие: «о постепенном присоединении беднейших и малолюдных приходов к богатым, об обращении некоторых приходов в заштатные церкви, о священнических домах и землях, о средствах, которыми владеет удел и государственные имущества, для оказания помощи нуждающемуся духовенству». Этим перечислением вопросов Ведомости ограничиваются, прибавив следующую оговорку: «к сожалению, мы не имеем возможности говорить подробно об этом заседании, так как в присутствии не было ещё вопроса о том, печатать или нет результаты его занятий и те данные, которые находятся в его распоряжении». Одно только решение присутствия они приводят вполне: это о раскольничьих приходах. Представивши бедственное положение духовенства в этих приходах, Ведомости приводят такое решение присутствием этого вопроса: «1) духовенство этих приходов бедствует и находится в полной зависимости от прихожан-раскольников и 2) необходимо раньше всего вывести его из этой зависимости и обеспечить во всех потребностях жизни; тогда только можно будет желать назначения на эти места способнейших и ревностнейших священниковû«Правосл. Обозр.» октябрь..

Впрочем, возлагая на местные комитеты и на самое духовенство заботу об отыскании местных средств к обеспечению духовенства, правительство со своей стороны принимает истинное участие в этом деле. В том же указе – об учреждении местных присутствий от 14 апреля – правительство, не дожидаясь окончания дела, озаботилось оказать пособие духовенству там, где это особенно было нужно и возможно. Высочайше утверждённое присутствие просит «министра финансов уведомить о том, какая могла бы быть отпускаема из казны с нынешнего года сумма, в виде особого пособия, для духовенства западных епархийûСуммы эти уже отпущены для западных и юго-западных губерний, с извещением, что и впредь таковые же суммы будут отпускаться.. Кроме того, присутствие просит «министра государственных имуществ об оказании содействия к улучшению быта православного духовенства находящимися в ведении министерства способами». Потом присутствие указывает и на самые эти способы: «отпуск леса из казённых дач для духовенства бесплатно или по уменьшенной таксе, прибавка земли церковной, сверх 33-десятинной пропорции, где это возможно, и наконец, преимущественно в западном крае, передача в постоянное пользование приходских священников большего или меньшего числа казённых арендных статей (ферм, земель, мельниц и рыбных ловель) в тех местностях, где по размерам и доходности этих статей и по другим условиям, таковая передача будет признана возможноюûОжидаемые пособия и передача арендных статей, кажется, нигде ещё не состоялась. Дело это требует строгого и настойчивого внимания губернских присутствий. Кто не знает, что значат для некоторых чиновников торги и самое содержание арендных статей, состоящих в ведении ведомства государственных имуществ? И потому нельзя ожидать, чтобы они так легко расстались с этими статьями и передали их в пользование духовенства..

В приведённых доселе документах мысль правительства о способах улучшения быта православного духовенства хотя и высказывается, но не с такою ясностью и отчётливостью, чтобы из неё можно было сделать какие-нибудь окончательные выводы. В этом отношении мы считаем важнейшим и самым решительным документ, появившийся в печати в наших духовных журналах в сентябре месяце прошлого 1863 года. Документ этот: «Извлечение из составленной г. министром внутренних дел записки по предмету изыскания способов для улучшения материального быта духовенства». В записке министра с полною определённостью высказывается взгляд правительства на обсуждаемый вопрос и вместе с тем указываются начала, которых должны держаться как губернские присутствия, так и духовные местные комитеты при обсуждении способов к улучшению быта духовенства. Вот главные мысли этой записки министра. Повсеместного обеспечения духовенства жалованьем в настоящее время положительно нельзя ожидать от правительства; усиление окладов жалованья может быть произведено теперь же только для западных и юго-западных губерниѻМожно надеяться, что действиями губернских присутствий по делам духовенства будут открыты и другие приходы, не принадлежащие к западным и юго-западным губерниям, но крайне нуждающиеся в скорейшем правительственном вспомоществовании. Таковы, напр., раскольничьи приходы, о которых имело рассуждение костромское губернское присутствие. Таких бедных приходов, такого скудного содержания причтов трудно отыскать в юго-западных губерниях, которым в настоящее время уже назначено денежное вспомоществование от правительства., да и-то не для всех приходов, а только для некоторых, особенно нуждающихся; правительство может оказать пособие духовенству прибавкою земли, отпуском леса из казённых дач и проч., где это будет возможно. Но главного обеспечения, на которое указывается в записке г. министра, нужно ожидать от обществ, от приходов. Поэтому все местные присутствия и комитеты, и все влиятельные лица в обществе должны бы заботиться о большем разъяснении мысли г. министра, сообразно с местными условиями, о возбуждении деятельного участия в деле духовенства самих приходов, одним словом, об осуществлении и приведении в действие этой мысли г. министра, разделяемой, как мы увидим далее, некоторыми из наших духовных журналов. Г. министр находит лучшим средством для этого приходские советы, – способ, в прошлом году указанный также нашей журналистикоѻ«Правосл. Обозр.» август.; но о нём мы скажем в своём месте. И всякая попытка в этом роде будет содействовать более или менее общему делу и будет принята с благодарностью духовенством. Не лишним считаем привести здесь заключительные слова рассмотренного нами извлечения из записки г. министра: нужно «руководствоваться убеждением, что предпринимаемое дело не может быть совершено одним разом; что в каждом ряде предлагаемых мер первое слово не может быть в то же время и последним словом, и что посему даже слабые начинания имеют значение и силу, если при том обеспечивается возможность их постепенного распространения и развития».

Упомянем ещё об одном правительственном распоряжении Высочайше утверждённого присутствия, – именно о постройке домов для причта во вновь открываемых приходах. Вопрос об этом возник в вятской епархии. Присутствие, при рассмотрении этого вопроса, с Высочайшего разрешения, определило: относительно постройки домов для причта во вновь открываемых приходах как по вятской епархии, так и по другим, кроме западных губерний и Приамурского края, в которых на этот предмет существуют особые положения, принять следующие правила: в случае ходатайств об открытии новых приходов, предлагать лицам ходатайствующим, при назначении ими по существующему положению источников на построение и содержание церквей и причта, устроить вместе с тем дома для жительства причта; если же просители не согласятся на это, то оставлять без действия их ходатайство, – впредь до изъявления такового согласия. Исключение делать для тех только случаев, когда будет оказываться особенная необходимость в устройстве новых приходов в каких-либо местностях в видах пресечения действий раскола, распространения христианства между магометанами или язычниками и т. п. О таковых случаях преосвященные представляют на особое разрешение Св. Синода. Правило это принять в руководство и при устройстве новых приходов в городах. Размер домов, их расположение и материалы, из которых они должны быть устроены, предоставляются обоюдному соглашению просителей или ходатайствующих начальств с епархиальным начальством. – Этим положением утверждается прочное и постоянное обеспечение церквей и причта во вновь открываемых приходах. Оно вместе с тем на самом деле осуществляет высказанный выше взгляд правительства (в записке министра) об участии, какое должны принимать приходы в содержании своих церквей и причтов.

В декабрьской книжке «Правосл. Обозрения» напечатано ещё новое постановление Высочайше утверждённого присутствия об епархиальных комитетах. Постановление это вызвано было мнением Казанского архиепископа Афанасия, который донёс Высочайше утверждённому присутствию, что казанское губернское присутствие ходатайствовало пред ним об оставлении местного комитета из духовных лиц в действии с тем, «чтобы он работы свои представил в губернское присутствие к 4-му августа сего года, а также о разрешении присутствию приглашать в оное с правом совещательного голоса, в случае нужды, и духовных лиц, известных опытностью своею и рассудительностью».

Высочайше утверждённое присутствие, предполагая, что и в других губерниях учреждены такие же комитеты из духовенства как и в казанской, по журналу от 5-го июля постановило и Государь Император утвердил – «предоставить преосвященным оставить сии комитеты там, где они существуют, в действии впредь до окончания возложенного на них составления сведений и соображений, по предмету улучшения быта духовенства, и губернским присутствиям предоставить приглашать по своему усмотрению для обсуждения в присутствиях дел, с правом совещательного голоса, и других духовных или светских лиц, которые по образованию своему и опытности могут быть полезны для занятий присутствий».

Мы здесь свели и рассмотрели все распоряжения Высочайше утверждённого присутствия по вопросу об улучшении быта православного русского духовенства за прошлый 1863 гоѻЭто было писано в то время, когда декабрьская книжка духовных журналов не была у нас получена.. Их, правда, не много и вопрос ими не разрешается окончательно, но и из них уже ясно открывается последний исход этого важного дела. Они определённо высказывают взгляд правительства на данный вопрос и, хотя не совсем ещё ясно, намечают те средства, в которых можно отыскать источники для обеспечения духовенства. Они далее показывают, что присутствие постоянно и неуклонно стремится к удовлетворительному решению своей задачи и что в непродолжительном времени мы должны увидеть конец этого вожделенного для всего духовенства дела. Присутствие. – не то, что бывший комитет; его резолюции гарантируются правительственною и даже Высочайшею властью. И потому на все меры его мы смотрим как на такие, осуществление которых не подлежит никакому сомнению.

(Продолжение будет).

Очерк V¹⁰. Богослужение и церковные обряды

В XVIII веке малороссийское церковное богослужение в своём внешнем характере и колорите представляло ещё много особенностей сравнительно с богослужением и обрядами других православных стран и других частей России. Отсутствие строгой богослужебной и обрядовой определённости в Руси древней, когда Юг и Север её в церковном отношении составляли одно тело, затем иерархическое распределение Киева и Москвы, долгое и самое близкое соседство и пропагандистические усилия польского католичества открыли в 17 веке между богослужением Юго-Западной православной церкви и богослужением других православных стран немалую разность. Из Греции зачастую раздавались тогда громы против малорусских церковных обычаев; в Москве требовали тогда перекрещивания всех православных выходцев Малороссии и Белоруссии; Юго-Западные иерархи сами печально глядели на богослужебное неустройство в своей церкви, и употребляли все усилия к исправлению его в духе и характере богослужения Восточного, православного. Но исправление богослужебного строя, в первые времена борьбы с униею, не могло быть совершено здесь на этих самостоятельных началах. Церковь Великорусская сама находилась тогда, в этом отношении, в большом затруднении: богослужебные книги её были неисправны, многие обычаи её не имели прямого оправдания в заветах Восточного православия. В Греции же, как известно, до настоящего века не было одного, авторитетного для всех церковных областей, издания богослужебных книг, не было и строгого единства в церковных обычаях и обрядах. Таким образом, первоначальное исправление богослужения и обрядов в Южно-Русской церкви, не имея положительной опоры для себя, неизбежно подпадало влиянию богослужения соседнего, развитого, строго определённого тогда уже (после Тридентского и Пиотрковского соборов) во всех частях, – богослужения католического. Пётр Могила, образованнейший человек своего времени и ревностнейший архипастырь, решившись перестроить всю богослужебную форму на основании богослужебной мысли, идеи, кончил тем, что как в том, так и в другом, – в мысли и форме, значительно усилил отпечаток католичества. В требнике его нет почти ни одного обряда, на котором резко не сказывалось бы влияние католичества; весьма многие статьи, обрядовые понятия и целые обрядные формы буквально взяты из требника, составленного для Польши на Пиотрковском соборе (1628 г.). Что касается разностей, происшедших путём бытового влияния и жизненных примеров католичества, то эти разности могли быть исправлены только бытовым же противоположным влиянием.

После воссоединения Малороссии с Великороссиею начались решительные, хотя и медленные, шаги к богослужебному объединению той и другой. При том положении, в каком обе эти страны России предстали друг пред другом, невозможно было обеим избегнуть взаимных недоразумений. Известно, как многие смотрели в Москве на поручение исправления богослужебных книг киевским выходцам: Епифанию Славенецкому, Арсению Сатановскому и проч.; известно, какое сильное волнение произошло там же, по поводу спора киевских учёных о времени пресуществления Св. Даров, – спор, в котором киевские схоластики высказали всё влияние на себе католических хитросплетений, а московские книжники – всю упругость своих частных преданий. Сильвестру Медведеву, одному из главных виновников этого спора, замешанному потом в стрелецкий бунт, пред казнью напомнили, в числе важных преступлений, то, что он «прельщался киевскими новотворными книгами». Эта катастрофа была последним печальным явлением обрядовых споров. Затем соглашение пошло путём мирным. При Петре I и далее во главе церковного управления стояли все киевские воспитанники; исправление книг и при них продолжалось, но уже без мелочной взаимной недоверчивости Москвы и Киева. Всё, сделанное Никоном, оставлено ненарушенным; но вместе с тем к нему постепенно присовокупляли из Южных изданий такие статьи, которые необходимы в богослужении, но опущены Никоном, – разумеется, очистив их от примеси католичества и схоластических тонкостей. Так постепенно внесены в книги богослужебные из требника Могилы: наставление священникам касательно литургии, печатаемое до сих пор при служебниках, хотя Могила эту статью взял из требника пиотрковского, – вся книга молебнов, чин присоединения иноверцев к православной Церкви и др. Но вместе с этим строго приказано малороссийским типографиям печатать все богослужебные книги исключительно по изданиям московским, не изменяя в них ни одной буквы. Кроме того, положено было за правило: каждого, вновь рукоположенного священника, обучив при кафедре архиерейской достаточно богослужению и обрядам, обязывать строгою подпискою, что он будет совершать их на приходе так, как научен в кафедре.

Но, очевидно, что успех этих распоряжений должен быть медлен; что вошло в жизнь, к чему привязалась сельская тогдашняя простота, то не скоро уступало своё место. Приходилось в продолжение целого XVIII века посылать строгие выговоры Киево-Печерской лавре за неисполнение ею правил печати. Священники никак не хотели расстаться с прежними своими требниками, особенно с требником Могилы, потому что последний заключал в себе до 40 обрядов, к которым привык и привязан был народ, но которых нет до сих пор в требниках московской печати (напр. освящение дома, нового колодезя, печи, благословение артоса, овощей, новых плодов полевых и проч., и проч.). Когда в 1772 году униаты издали свой полный требник, составленный по Могилиному, то и он проник в Малороссию по той же самой причине и по своей компактности, сравнительно с огромным фолиантом Могилы. Проникали сюда во множестве и другие униатские издания, особенно букварѻВ 1778 году киевский житель Василий Штацкий привёз из Почаева в Киев множество букварей и быстро распустил их по всей Малороссии. В компании с другим жителем Киева, Яковом Сербиным, он, как видно, долго занимался этим промыслом. Сербин имел даже книжную лавку и свой станок, посредством которых торговля их расширялась значительно, пока об этом не узнала Киево-Печерская лавра, на обязанности которой лежало наблюдение за продажею церковных книг (Арх. киев. консист. 1778 г. № 97). Мы уже не говорим о том, что вошло в церковность не книжным, а жизненным путём, и что недоступно было пока высшему наблюдению и предписаниям: всё подобное держалось во всей силе, как обычай, привычка. Впрочем, вся совокупность этих особенностей малорусского богослужения не была настолько виновна, пред судом Восточной церковности вообще, как это кажется с первого разу: одна половина их, более виновная, держалась только на простодушии сельской среды, на доверии к обычаю, и упадала при первом же прикосновении к вей здравого смысла или истинных толкований; другая же успела проникнуться мыслию и духом Церкви Восточной, так что католичество и уния послужили здесь только материалом для самостоятельного устройства обряда, и простодушные ревнители согласия, требовавшие совершенного уничтожения всех этих особенностей, сравнительно с обычаями и частными обрядами Великороссии, не встречали никакого сочувствия к своим проектам в представительстве русской ЦерквѻАрх. Св. Синода, 1726, № 121..

В предлежащем очерке мы будем останавливаться только на этих особенностях малорусского богослужения.

Начнём с важнейшего богослужения, Литургии. – Убогая и тесная церковь внутри полна, снаружи окружена народом. Во время чтения часов все шёпотом читают молитвы – кому какую Бог послал на душу. Многие часто коленопреклоняются, слегка ударяют себя в грудь рукою, и приговаривают за каждым ударом: «Боже, милостив буди мне грешному»; «Господи Иисусе, помилуй меня грешного»; «Матко наисвятейшая, змилуйся над нами»; «святые Петре и Павле, молитесь за нас» и под. Эта простая молитва и это ударение себя в грудь, в знак сердечного сокрушения пред Богом, эти молитвенные возгласы, – всё это было точною копиею с обряда католического, называемого литаниею (краткая лития), и составляющего необходимую принадлежность ежедневной молитвы набожного католика и молитв его при богослужении церковном. Не легко усвоены эти коротенькие молитвенные возгласы и этот простой обряд русским простонародьем. При введении унии, то и другое поставлено было для него вывескою расположения к ней. Униатские священники, а часто даже польские солдаты, с обнажёнными саблями заставляли молящегося становиться на колени, ударять себя в грудь и читать литанию. Кто не молился так, того считали противником унии и чинили с ним свою расправу. – Из среды молящихся, иногда выступал кто-нибудь, распростирался пред алтарём на полу крыжем (krzyż – крест) и оставался в таком положении иногда в продолжение всей литургии. Это было выражением самого глубокого сокрушения и смирения пред Богом, и делалось или по свободному желанию, или по эпитимии священнической. Обычай этот принадлежит также католичеству, и блюдётся там до сих пор. – Пред иконами кое-где горят красным пламенем маленькие свечи, скрученные деревенскою рукою из воску домашней выделки, – их продаёт подле иконостаса жена священника, это её доход. До 1749 года право продажи свеч и просфор принадлежало вдовам священников и диаконов. Случалось в приходе иногда две-три вдовы; каждая старается подорвать торговлю другой, и выходят бесчиния в храме, не мыслимые в наше время; к тому же, жена священника пускала и свою контрабанду... Тяжб по этим делам бывало очень много; поэтому Киевский митрополит Тимофей Щербацкий закрепил это право за женою священника, а сиротам и вдовам назначил другие источники содержания. Если в приходе было два священника, то свечи и просфоры продавала жена того из них, чья приходилась седмица. – В некоторые дни, у алтаря или вдоль боковой стены, располагался принос, – грудами лежали в мисках жареные курицы, колбасы, книши, вареники и проч. Всё это приносилось в дар священнику и причту за поминовение умерших и живых, которое совершалось над приносом. Без сомнения, в этом приносе сохранилась память о вечери любви первенствующих христиан, на которую так же приносили яства, какие кто мог. Днями приноса были все большие праздники, а также воскресенья от Покрова до филипповки – самое благодатное время в деревне, когда покончены все работы в полях и сделаны достаточные запасы до следующей жатвы. Но был издавна и до сих пор существует один принос, мысль которого поражает нас странностью и крайним простодушием приносящих. На второй день праздника Рождества Христова (собор Пресв. Богородицы) каждая хозяйка дома непременно несла в церковь что-нибудь из указанного – «на родины до Богородицы». Дело о родинах Богородицы преследовалось греческими патриархами в Южной России в 16 и 17 веках. Патриарх Иеремия, в окружной грамоте, утверждал, что этот именно обычай разумеет 79 правило шестого Вселенского Собора, которое приписывает учреждение его еретикам (несторианам и евтихианам), учившим, что пресвятая Дева терпела муки рождения, потому что рождала простого человека, а не БогочеловекѻАкт. Зап. Рос. т. IV №22. – Кормчая л. 201 на обор. – Действительно, даже на иконах, изображавших Рождество Христово, Богородица представлялась больною, бабка ухаживала подле Неё и повивала Младенца. Λίθος albo Kamień – стр. 19 и 20..

Частная молитва прерывалась, когда священник возглашал: благословенно царство... Все молитвы, возгласы, ектении, особенно евангелие, священник читал нараспев. Чтение ровное с постепенным повышением голоса, есть принадлежность исключительно Северной Руси. У греков, у молдаван и православных славян чтение торжественных молитв, особенно Евангелия и Апостола, идёт с постоянными интонациями и руладами, при сохранении среднего, основного тона. В католических служебниках, для некоторых молитв и возгласов, ещё на Тридентском соборе положены определённые ноты, даны определённые мотивы, которые священник должен строго соблюдать, так же как и количество коленопреклонений, наклонений головы, воздеяний рук и под. Чтение это представляет простые, спокойные переходы с ноты на ноту, которых всего только пять. Такого же рода чтение было и на Юге России, только свободное, не стеснённое никакими нарочитыми предписаниями и схоластическими соображениями; но, с другой стороны, оно исключало и дребезжание, скачки и рулады чтения греческого. Пение, выходя из того же тона, отличалось от чтения только своими простейшими равномерными руладами и двухголосностью (primo и secundo). Основные мотивы этого пения сходны с такими же мотивами напева Киево-Печерской лавры, который, как показывает даже простое наблюдение над ним, в прежние времена был также двухголосным и не имел партии басовой; но тогда как в лавре пение строго держится давнего своего тона и роднится с характером и колоритом греческим, в приходских церквах Малороссии развитие основных мотивов, колорит и характер пения явились под влиянием польско-католической музыки. Но дьячки, которые издавна выбирались из среды народа, внесли в это пение множество мотивов из народных песен: есть херувимские, причастны и под., составленные исключительно на тему такой или иной песни. Ещё на нашей памяти вольница старых дьячков, в этом отношении, доходила до больших крайностей. Народ вообще любил это церковное пение; на семейном празднике богатого крестьянина дьячок был непременным членом, и пение херувимских, причастных, духовных стихов и проч., не умолкало, простые грустные звуки этого пения всегда вызывали здесь слёзы. Потому-то, первым требованием от дьячка, а также и священника был тогда добрый глас (тенор), и это достоинство могло покрывать пред народом все недостатки того и другогѻПевцы малороссийские издавна славились по всей Великороссии; хоры: придворный, патриарший, потом петербургский архиерейский набирались преимущественно из Юга. С учреждения Александро-Невской лавры в Петербурге, сюда ежегодно требовали 10–15 монахов «голосистых». Малороссу скучным казалось серое небо петербургское, и потому выписанные певцы то заболевали «тяжко», то «спадали с голоса», чтобы скорее возвратиться на родину. Но на место их требовались новые голоса. См. напр. Архив Св. Синода 1721 года № 191..

Священник читал Евангелие всегда на Царских вратах, обратясь лицом к народу. Стоявшие впереди спешили под Евангелие, которое и располагалось на головах их – подражание Марии, которая слушала Господа, седши при ногу Его. По прочтении Евангелия, все целовали прочитанные слова, и клали на них священнику – кто грош, кто копейку. Как во время чтения Евангелия, так во время пения «херувимской песни», «Тебе поем» и «достойна», старейшие из прихожан выступали вперёд и принимали от старосты большие зажжённые свечи. В прежнее время эти свечи (ставники) принадлежали местному братству, их держали во время Литургии и процессии братчики, в XVIII же веке это осталось в приходе одним обрядом. – Во время перенесения Св. Даров (перенос), предстоящие коленопреклонялись. Это велось здесь издавна; простота полагала, что освящение Даров происходит на жертвеннике, во время проскомидии, и потому, при переносе их на престол, покланялась им как Телу и Крови Христовой. Под перенос матери клали детей своих, больные просили так же привесть их в церковь на это время и положить на полу пред олтарем так, чтобы священник пронёс над ними приготовленные Дары. Константинопольский патриарх Иеремия первый обличил несправедливость такого мнения и этих обычаев, и тогда же повелел своему эконому Мануилу составить изъяснение всей Литургии для Русской церкви. Но обычай продолжал господствовать, и на Киевском соборе 1640 года он снова осуждён всеми присутствовавшими там. Но, как видно, далеко не все тогдашние православные русские богословы разделяли это мнениѻОб этих запрещениях упоминает Λίθος albo Kamień, соч. Петра Могилы, под председательством которого был собор 1640 года. На экземпляре Лифоса, поступившем из Киево-Никол. монастыря в библиотеку Киев. дух. семинарии, какой-то богослов 17 века, очень внимательно читавший его, против слов Могилы о запрещении показанных обычаев – написал: tylko nie wiedzie dla czego i od kogo (только не знаю для чего и от кого). Λίθ., стр. 51 и 105., тем более простые священники; поэтому обычай поклонения детей и больных под переносом существует во многих местах доселе. – От времени перенесения Св. Даров на престол до самого причастия, в олтаре, по обе стороны священника, стояли два мальчика из школяров в длинных белых рубахах, образуя херувимов, невидимо служащих Святейшему Таинству, – мальчики эти молились, коленопреклонялись и под. Обычай этот взят из Литургии католической.

Во время приобщения народа, требовалось следить, чтобы каждый тут же проглотил полученную им частицу Тела и Крови Христовой, потому что суеверие злоупотребляло достоинством этих святейших предметов. Пасечники, утаив частицу Тела Христова, приносили домой, растворяли её в сыте (воде с мёдом) и кормили этим раствором пчёл – в той вере, что на пасеки их низойдёт всякая благодать. Колдуньи употребляли полученную частицу на различные чары и заговорһАрх. киев. дух. консист. 1748 г. № 138; 1749 г. № 82 и др..

Время, после заамвонной молитвы, назначено было для личных дел священника к прихожанам. Проповеди, в том смысле, как теперь мы понимаем её, и как понималась она тогда в училищах, не существовало в деревенском храме. В 1775 году разосланы были по всех приходам синодальные поучения; но священники редко читали их в храме. Учёные (т. е. учившиеся в Киевской академии и в семинариях: Черниговской и Переяславской) священники в городских церквах часто выступали со схоластическими казаньями и орациями; при знатных монастырях, церквах и при архиерейских кафедрах всегда был казнодзея (проповедник); в деревенских же храмах было своё, совершенно иного рода проповедничество. Так, большею частию слышалось здесь следующее: «Православные христиане! На сей неделе, в N день, имеем N праздник. Дай, Боже, нам счастливо дождать и весело проводить его». Если это была в деревне рабочая пора, то к этому присовокуплялось иногда приглашение на толоку. По тогдашнему понятию, в праздники нельзя было работать только лично на себя, а сообща, на кого-нибудь другого, – можно, на священника же – даже до́лжно. Праздники были обыкновенными днями, в которые прихожане помогали священнику во всех хозяйских работах его, разумеется, при довольном угощении. Кто в праздник работал лично на себя, тому, обыкновенно, рубили орудие работы его – воз, плуг, цеп и под. – Иногда же здесь священник предлагал прихожанам разные нужды храма; рассуждения шли долго и часто оканчивались ссорами, даже ругательствами. Случалось, что священник станет в Царских вратах и выбранит прихожан за какой-нибудь замеченный в них общий грех, угрожая вперёд виновного привязать к колокольне, поставить на поклоны или просто – чуба намять.

В царствование Екатерины II гражданская власть взяла было за обычай – все свои публикации оповещать народу в храме чрез священника в конце Литургии; губернаторы, даже городничие передавали в консисторию сенатские указы, с требованием прочитывать их в храмах по нескольку раз в определённые сроки, а потом, иногда, прибить указ к церковным дверям. Так, в 1775 году читались, напр., указы: о том, что с пуда соли сбавляется по пяти копеек пошлины; о том, кому в каких экипажах ездить, кому какую ливрею для слуг своих употреблять, и чтобы никто из разночинцев не ездил в экипажах золочённых и высеребренных; в 1782 году – указы: а) куда, по каким делам подавать жалобы, – б) какую гербовую бумагу употреблять при подаче челобитных, – в) не пожелает ли кто записаться в мещане – и под.

Если же прихожане имели к священнику дело, то обыкновенно, после литургии, все ожидали его подле церкви, и здесь происходила рада. Иногда эти рады, по своему характеру, бывали образцом приходских советов. Вот описание одной из них. «Мы жители, села Талалаевки (Полтав. губ.), в прошлом 1741 году, мая 17 дня, были, по обычаю христианскому, на празднике Сошествия Святаго Духа, у Литургии в храме св. Параскевы. В этот день, по окончании божественного пения, вышедши из церкви, согласно все приговорили подождать пред церковью честнаго иерея отца Григория, пока он выдет из церкви, чтоб посоветоваться, кому из нас царину (ворота в засеянные поля) оправить и хлеб в полях стеречь. У нас в селе Талалаевке, по давнему обычаю, от коих пор церковь существует, так бывало, что службу (услуги) и стражу церковную отбывают старцы (нищие), живущие в церковном гошпитале, из них же назначается кто-нибудь и на стражу к ковороту (то же, что и царина) и никто не должен назначать коворотных стражей, кроме священника. Когда вышел из церкви честный отец Григорий, мы все согласно, по давнему обычаю, как и прежде бывало, сказывали ему с просьбой все вообще, дабы назначен был в коворот из гошпиталя Матфей, старец гошпитальный. И призвавши из гошпиталя вышеозначенного старца пред нас всех обще, отец Григорий подал ему свое иерейское благословение – сидеть в ковороте, а от нас всех обще учинился ему приказ, дабы в ковороте был осторожным и в посевы мирской скотины не впускал бы, и кто едет – отворил бы ворота и затворил. И он, стражник вышеозначенный, выслушавши от нас всех вообще приказ, положил на себе крест, по обычаю христианскому, поклонился о. Григорию, прося у него благословения, и всей громаде...ûАрх. киев. дух. консист. 1742 г. № 17, лит 1-й..

Что касается богослужений вечернего и утреннего, то они поставлялись тогда ниже всех других и ниже всех обрядов. Работа селянина рассчитана всегда до вечера, во время вечерни он занят; вставать в полночь – обыкновенное время утрени – после работы, для него тяжело. Поэтому, только бабы, ничем не занятые, да старцы гошпитальные бывали тогда в храме. По такой непопулярности этих богослужений, они совершались крайне небрежно. Обыкновенно, всё, назначенное для чтения: псалмы, паремии стихиры, шестопсалмие и под. священник и дьячок вычитывали дома, в храме же слышалось только пение. Или же так: священник в олтаре следит ектении и под., дьячок поёт, а какой-нибудь школяр или викарный священник тут же вычитывает всё по порядку, не сносясь ни со служащим священником, ни с поющим дьячком. Вычитывание до того было обыкновенным, что свободно упоминалось в просьбах, тяжбах и под., и духовные власти не замечали тут ничего неприличного. Часто священник посылает дьячка начинать вечерню, а сам приходит в половине или под конец её, – дьячок поёт по порядку всё, предполагая возгласы и все действия священнические; часто не было в церкви дьячка, и священник сам и читал ектении, и пел всё по порядку.

II. Обличительно-назидательные журналы

«Странник, духовный учёно-литературный журнал, издаваемый протоиереем м. б. Василием Гречулевичем». Хотя «Странник» и оглавляется учёно-литературным журналом, но, собственно говоря, оглавление эго относится не столько к содержанию его, которое всё строго подчиняется одному направлению, обличительно-назидательному, сколько к форме статей, помещаемых в нём. Конечно, всякий духовный журнал можно назвать учёно-литературным, если каждую религиозно-нравоучительную статью относить к области богословской науки; но мы не без основания не поставили журнала «Странник» в числе учёных журналов, даже на границах учёного направления с двумя другими, а причисляем его к журналам обличительно-назидательного направления. Науки, в чистом и строгом смысле этого слова, в «Страннике» нет. Каждый, кто возьмёт для сравнения книжку «Странника» и книжку, наприм., «Православного Собеседника» или «Трудов к. д. Академии», поймёт то различие, которое мы делаем между направлением «Странника» и направлением учёно-богословским. Конечно, в «Страннике» есть учёно-литературный отдел, но он наполняется преимущественно словами и поучениями, которые очевидно не относятся к области богословской науки, но составляют практическое применение её к жизни. Ещё менее отношения к науке имеют стихотворения, помещаемые в этом отделе. Равным образом и статьи, не имеющие формы церковных собеседований или стихотворений, но помещаемые в этом отделе, не имеют характера учёно-богословских исследований, напротив, имеют характер назидательных размышлений, проникнутых обличением пороков современного общества.

Чтобы доказать справедливость нашего суждения о направлении «Странника», разберём некоторые из статей, помещённых в его учёно-литературном отделе в 1863 году. Автор статьи «О крещении», помещённой в январской книжке, так начинает свою статью: «Люблю я дни праздников Божиих, особенно – посвящённых воспоминанию важнейших событий из жизни Господа нашего Иисуса Христа. Люблю не потому только, что в праздники исхлопотавшаяся душа моя и утруждённая плоть получают отдых от напряжённой деятельности обыденной жизни. Есть другое, что делает для меня привлекательными дни Господни: они дают мыслящему человеку много пищи и для ума, и для сердца». Уже это начало показывает, что автор намерен написать не учёное исследование о крещении, а изложение тех мыслей и тех чувств, которые были возбуждены в нём праздником Крещения Господня. И действительно, он излагает свои благочестивые мысли и чувствования по поводу этого праздника, и притом излагает их в форме собеседования с читателем, которая очень легко может быть изменена в форму церковного собеседования. Такими размышлениями и чувствованиями, по поводу разных церковных событий и без всякого повода, преимущественно наполняется учёно-литературный отдел «Странника». Все эти размышления и чувствования излагаются в форме весьма близкой к форме церковного собеседования – и след. представляют готовый материал для проповедей. Таковы, например, «Временные страдания праведников и вечная их слава» и «Блаженство христианина в Боге» (№ 3) архимандрита Феодосия, «Праведный Иов, невинный многострадалец и образ терпения» (№ 5) архимандрита Фотия и проч. Собственно учёные статьи, отличающиеся беспристрастным и спокойным исследованием своего предмета, принадлежат в этом отделе священнику Павлу Матвеевскому. В нумерах «Странника», бывших у нас под рукою, при составлении настоящего обозрения, мы нашли две таких статьи: «Св. Четыредесятница и св. Пасха у древних христиан» (№ 3), представляющая основательное историческое исследование своего предмета, и «Свидетельство науки в пользу повествования Св. Писания о творении мира и всемирном потопе» (№ 5), в которой собраны геологические данные, доказывающие достоверность библейского сказания о творении мира и всемирном потопе. Тон и характер этих статей напомнили нам то строго-научное и спокойное изложение, которым характеризуется бо́льшая часть статей в «Трудах к. д. Академии». К этому же роду статей мы отчасти можем отнести и статью профессора Евграфа Ловягина: «Важность библейского сказания о сотворении видимого мира» (№ 6), хотя эта статья более имеет характер благочестивого размышления, нежели учёного исследования, и потому в основание своих доказательств полагает не данные наук естественных, а авторитет божественного откровения, опуская из виду, что люди, отвергающие важность библейского сказания, потому и отвергают её, что не признают богооткровенности этих сказаний. Так, наприм., несомненную справедливость библейского сказания о творении мира и полное согласие его с самыми фактами миротворения автор доказывает тем, «что и библейское сказание от Бога и природа от того же Бога. Видимый мир можно назвать первой частьию божественного откровения, а Библию – второю частию его. Но если в сочинениях человеческих, составленных обдуманно и отчётливо, всегда соблюдается единство во всех частях и отделах, то тем более мы можем ожидать и признавать, что природа и Свящ. Писание, как произведения одного Бога, не заключают в себе ничего взаимно противоречащего не только в главных своих очерках и картинах, но и в малейших подробностях». Очевидно, что подобное доказательство для неверующего ничего не доказывает, потому что человек, убеждённый в богооткровенности библейских сказаний, и без слов г. профессора знает то, о чём он говорит, а для не признающего богооткровенности этих сказаний подобное доказательство не имеет силы. Значит, мы верно назвали статью г. профессора благочестивым размышлением, потому что, как видно из содержания её, автор главным образом имел в виду напомнить читателю те благочестивые мысли и чувства, которые рождаются в душе верующего при размышлении о сотворении мира и при чтении библейского сказания об этом. Впрочем, г. профессор в своей статье отчасти вступает в полемику с некоторыми западными учёными богословами, которые, посредством разных гипотез, стараются согласить данные наук естественных с библейским сказанием о творении мира. Поэтому статья его может быть рассматриваема как переход от внутреннего и, так сказать, сокровенного обличения пороков современной мысли и жизни, которым проникнуты все почти статьи «Странника», к явному и открытому обличению современного рационализма и неверия. Из статей последнего рода особенно резко выражают обличительный характер две: «Религиозное чувство, вера и знание» (№ 6) и «Мысли по возвращении из-за границы» (№ 2). Чтобы читатели могли составить ясное понятие об обличительных приёмах «Странника», выпишем из указанных статей для примера некоторые места, особенно характеризующие их обличительный метод. «Какая громадная разница, – говорит автор первой статьи, – между древним философским неверием и неверием современного материализма! Там оно было плодом движения к истине и последним выражением философской слабости в деле её достижения; здесь это плод поразительного движения от истины к бессмыслию и выражение самого гордого и самого нефилософского притязания на всемогущество человеческого разума. Тогда философское неверие искренно и откровенно высказывало все свои, потрясающие душу, результаты: теперь материалистическое неверие намеренно прикрывает эти результаты, как будто от него можно ожидать чего-то лучшего. Этого мало: ныне нередко проповедуют нам об идеях, убеждениях, благородстве, нравственности и прогрессе люди, проповедующие в то же время материализм и неверие, как будто подобные, взаимно несовместимые понятия способны уживаться рядом в голове человека». Вторая статья имеет направление, так сказать, гражданско-обличительное, т. е. она обличает рационализм гражданский, подобно тому, как первая обличает рационализм религиозный; значит обличение «Странника» проникает во все области мысли и· жизни. Для образца обличительных приёмов последней статьи, представим суждение её о возможности перехода нравственной порчи от образованных людей к простому народу. Возвратившийся из-за границы автор статьи говорит, что «все грустные, и многие гнусные явления конца протекшего года и весны нынешнегѻ«Мысли» писаны от 20 ноября 1862 г. принадлежат только меньшему классу людей, классу образованному, но ведь эти люди все таки причисляются к тому же русскому народу, к тому же племени, к тому же государству; ведь эти люди собраны со всех концов России, и если не они сами, то по крайней мере их отцы и матери изо всех сословий русских. Ужели же могли они так переродиться, так отчаянно броситься во всевозможные бредни, отжившие свой век на Западе?.. Можем ли мы быть уверены, что то же самое перерождение не сбудется никогда и с массою простого народа?.. Если предположим, что подобное лжеучение (т. е. всевозможные бредни, отжившие свой век на Западе) будут распространяться по всем слоям народа, то какое право имеем полагать, что простой народ устоит против соблазна, что у него голова не закружится, что он не испортится, как испортились во втором или третьем поколении почти все вышедшие из его среды, – испортились люди даже самых замечательных способностей? – Посмотрите не только на лица, вышедшие из простого народа, посмотрите даже на этих крестьян и столичных работников: они уже не перекрестятся, проходя мимо церкви, содержат уже незаконную сожительницу в городе и не высылают жене в деревню ни копейки на прокормление детей. Они сидят по трактирам, читают «Северную Пчелу» и фельетоны про Излера или другие увеселительные гулянья, и доходят до того, что постигают или, по крайней мере, повторяют заданный им урок, по которому поджог – может быть доброе дело, если цель, дескать, полезна...».

Мы сделали эту довольно длинную выдержку из «Мыслей по возвращении из-за границы» не столько потому, что она хорошо характеризует направление и обличительные приёмы этой статьи, сколько потому, что в ней весьма откровенно высказаны те мотивы, которые лежат в основании направления самого, разбираемого нами, журнала. – Есть опасность, что «всевозможные бредни, отжившие свой век на Западе», будут распространяться «по всем» слоям народа, что простой народ не устоит против соблазна, что у него голова закружится; есть опасность, что «русский народ поведут образованные люди, заразившиеся всевозможными бреднями, отжившими свой век на западе по той стезе развития, по которой западники – не повели, а сбили с толку образованное наше общество...». Опасность большая, серьёзная, можно даже сказать, ужасная! Нужно её предотвратить, нужно предохранить русский народ от заражения всевозможными западными бреднями, нужно сохранить в нём чистоту православия – этого единственно-национального начала в жизни русского народа. Но каким путём, какими средствами действовать на русский народ для достижения этой благой цели? Очевидно, тем же путём и теми же средствами, какими действуют образованные люди, заразившиеся всевозможными западными бреднями и сбившие с толку наше образованное общество, т. е. путём литературы и средствами убеждения. Вот главный мотив, вызвавший обличительно назидательное направление в нашей журналистике. Журналов этого направления не мало; но одни из них увлеклись своим направлением до голословной брани и потеряли доверие читающей публики, другие идут по этому направлению так нерешительно, вяло, без энергии, что не могут возбудить участия читателей. «Странник» имеет настолько практического такта, что, не впадая в крайности сохраняет всю энергию, необходимую для того, чтобы неуклонно и с успехом идти по указанному направлению. Потому он имеет почти неслыханный в России успех в массе публики, читающей духовные журналы. Потому и мы не можем не рекомендовать его всякому, кому дорого нормальное развитие нашего народа в духе древнего греко-российского православия и охранение его от заражения гибельными бреднями запада. Обличение «Странника» не бросается прямо в глаза и потому никого не отталкивает от себя; оно, как мы выше выразились, внутреннее, неразрывно соединённое с назиданием; а назидание «Странника» не навязчивое, напротив оно предлагается преимущественно в форме простых, ясных, легко и с удовольствием читаемых рассказов и повествований о разных событиях, в которых выразилась гибельность западных бредней и благодатная сила православия, и о разных людях, жизнь которых особенно сильно была проникнута началами православного учения. Поэтому главный и характеристический отдел в «Страннике» есть отдел повествовательный, к обозрению которого мы немедленно и приступим.

В повествовательном отделе «Странник», в живых и поучительных образах, выражает свою главную задушевную идею о том, что земля есть временная обитель человека, есть для него юдоль плача и сетования, что наше отечество есть небо и что мы должны стремиться к грядущему горнему граду, в котором найдём благодатное утешение и успокоение. Самая капитальная статья этого отдела в тех книжках за 1863 г., какие мы имели под рукою при составлении обозрения, есть: «Святейший Никон, патриарх всероссийский, свящ. Самуила Михайловского» (№№ 7, 8, 9). Статья эта, по-видимому, должна бы быть отнесена к учёно-литературному отделу, потому что предмет её непосредственно принадлежит области науки: русской церковной истории. Но автор этой статьи так умел взглянуть на своё дело, что сделал из биографии Никона не учёное изложение характера и обстоятельств этой эпохи, в которую он жил, и той борьбы, которую он вёл, а статью обличительно-назидательного направления, и потому статья его как раз соответствует идее повествовательного отдела. По взгляду автора призвание Никона было – охранить чистоту древнего греко-российского православия против «суеверия староверов и вольномыслия нововводителей». Соответственно такому значению патриарха Никона в отечественной истории, – говорит автор, – собственную его историю приличным находим разделить на пять отделов. В первом сделаем очерк жизни великого первосвятителя до избрания его на патриарший всероссийский престол, чтобы видеть, как Господь приготовлял своего избранника к предназначенным ему подвигам. Во втором изложим борьбу Никона с неблагоприятным духом своего века; в третьем раскроем историю восстания самого духа времени на Никона и его деяния или обстоятельства падения Никона. В четвёртом – суд над Никоном; в пятом – последние обстоятельства его жизни. – Задача, которую взял на себя «Странник», состоит также в борьбе «с неблагоприятным духом» настоящего века. Следовательно борьба, которую вёл Никон, и борьба «Странника» в своей идее имеют много общего. Отсюда читатели сами могут заключить, почему мы указали на биографию Никона, как на самую капитательную статью для определения направления «Странника».

Вообще повествовательный отдел «Странника» наполняется преимущественно биографиями как высших иерархов, конечно, потому, что в жизни высших предстоятелей Церкви особенно сильно выражается борьба с «неблагоприятным духом» века и ревность о чистоте православия, так и простых приходских священников, замечательных по ревности к православию и борьбе с «неблагоприятным духом века», и даже причётников (№2). Кроме биографических рассказов в этот отдел входят рассказы о разных назидательных случаях, соответствующих духу и направлению «Странника»; наприм.: «Предсмертное вразумление свыше» (№ 2), «Пример пагубного нерадения родителей о воспитании своих детей» (№ 6) и проч. К этому же отделу примыкает по своему характеру в отдел V, смесь, в котором помещаются также рассказы о разных назидательных случаях, наприм. «Рассказ о себе православного, обращённого из раскола» (№ 6), «Плод искренней молитвы к Богородице», «Гибельное следствие пьянства» (№ 8), «Сила крестного знамения» (№ 9), «Божие вразумление буйным» (№ 8) и проч.

В рассмотренных нами трёх отделах «Странника», именно: отделе I, повествовательном, отделе II, учёно-литературном и отделе V, смеси, – вполне выражается его направление и та журнальная задача, которую он взял на себя. В этих отделах «Странник» даёт своим читателям биографические рассказы о жизни замечательнейших ревнителей православия преимущественно из высших иерархов Церкви, разные назидательные статейки и коротенькие рассказы о разных замечательных случаях, в которых выразилась чудодейственная сила благодати Божией и спасительное действие православно-христианского благочестия. Все эти рассказы пишутся языком простым, живым, ясным и для всякого удобопонятным, и потому читаются легко и с удовольствием. Всеми этими качествами, равно как и богатым разнообразием содержания, хотя, как выражается сама редакциһСм. Объявление об издании Странника в 1864 г., «проникнутого одним духом и направлением», – «Странник» вполне и с успехом достигает своей цели, т. е. даёт читателям чтение лёгкое, ясное и удобопонятное, и по содержанию строго-православное и слеловат. вполне соответствующее национальному духу русского народа. Давая своим читателям такое чтение, «Странник» тем самым прекращает или, по крайней мере, надолго задерживает распространение в русском народе гибельных идей Запада. Имея всё это в виду, мы не можем не рекомендовать «Странник» тем из наших читателей, т. е. сельских пастырей церкви, в приходах которых уже чувствуется гибельное влияние «бредней Запада». Равно не можем не порекомендовать «Странника» и тем из так называемых образованных людей, которые, быв некогда увлечены гибельными бреднями Запада, наконец почувствовали угрызения совести и пожелали снова обратиться к древнему греко-российскому православному учению; чтение «Странника» много может облегчить им это благое дело.

О двух остальных отделах «Странника»: отделе III, библиографическом и отделе IV, современной хронике, мы не будем ничего говорить, потому что эти отделы мало имеют отношения к главной идее «Странника» и с равным правом могут быть помещены в каждом духовном журнале. Но редакция «Странника», о которой мы ещё в начале сказали, что она с энергией и замечательным практическим тактом ведёт своё дело, сумела сделать к своему журналу такие прекрасные и прямо идущие к цели прибавления, что мы никак не можем пройти их молчанием. Известно, что журналы читаются только людьми взрослыми и хотя сколько-нибудь образованными, по крайней мере умеющими читать, да и из этих людей только теми, кто имеет средства выписывать иһХотя с этой стороны редакция Странника сделала всё для неё возможное, т. е. назначила самую незначительную цену за своё издание.. Значит, несмотря на громадный успех «Странника», всё-таки остаётся огромная масса русского народа, ускользавшая из-под его влияния и следовательно подвергающаяся опасности подчиниться влиянию гибельных бредней Запада, распространяемых в русском народе образованными людьми, заразившимися этими бреднями. Чтобы охранить в этой, не читающей журналов части русского народа чистоту православия и предохранить её от заражения гибельными бреднями Запада, «Странник» избрал два пути, едва ли не единственно возможные и во всяком случае выбранные с большим практическим тактом, – именно: церковное проповедничество и воспитание. Поэтому редакциею предпринято было в 1863 г. издание при «Страннике» тома «Проповедей на все воскресные и праздничные дни» и тома «Чтения для детей». То же самое «Странник» предполагает сделать и в 1864 г., с тем только различием, что том «Проповедей» предполагается выпустить одновременно, а «Чтения для детей» издавать не в виде прибавлений, а особенными тетрадями, по четыре тетради в год.

Что касается до «Словоуказателя священных книг Нового Завета», то он может представлять значительное пособие как при изучении церковно-славянского языка, так и при составлении проповедей. Имея его под рукою, весьма легко приискать любой текст из Нового Завета; стоит только знать мысль приискиваемого текста и по этой мысли подобрать слово, найти его в словоуказателе и текст готов. А известно, что Священное Писание, особенно Нового Завета, представляет основание церковного собеседования. Поэтому облегчение для приискания текстов, представляемое «Словоуказателем», составляет важное пособие при составлении проповедей. Наконец «Чтение для детей», представляя весьма разнообразное содержание, проникнутое строго-православным духом, даёт людям благочестивым прекрасное пособие для воспитания своих детей в страхе Божием. – Кроме всех других прибавлений в «Страннике» в 1863 г. есть и ещё одно прекрасное прибавление: «Об образовании сельского простонародья. Протоиерея Евфимия Остромысленского» (часть вторая¹¹. Почтенный о. протоиерей не даёт частных правил касательно образования простонародья, но излагает общие основания всякого воспитания как простонародья, так и высших классов общества. Общее правило, которое он извлекает из своих положений, есть следующее: «Отучи и приучи: это должно быть первым правилом в каждой школе, и мирской и духовноѻСм. стр. 87 этого сочинения; «Странника» № 3 за 1863 г..

II. Мы так долго останавливались на «Страннике» потому, что он служит лучшим представителем обличительно-назидательного направления, так что, обозревши подробно его содержание и описавши обстоятельно его направление, мы тем самым дали себе возможность не останавливать долго внимания читателей на обозрении других журналов того же направления, мало чем отличающихся по духу и характеру от «Странника». Между этими журналами ближе всех к «Страннику» по направлению стоит «Душеполезное Чтение, ежемесячное издание общепонятных сочинений духовного содержания». Все статьи, помещаемые в «Душеполезном Чтении», с равным правом могли бы быть помещены и в «Страннике»; так мало между этими журналами различия и в содержании, и в направлении. Впрочем, обличительное направление «Душеполезного Чтения» несколько разнится от направления «Странника». Во всех книжках, бывших у нас под рукою при составлении обозрения, мы нашли только одну прямо обличительную статью: «Ответы вольнодумцам и неверующим» (№ 10), и немного статей, обличающих между прочим, мимоходом – к слову, каковы наприм. «Христианские размышления об устройстве земли» и «Несколько слов о восстании против властей» (№ 3). Но и в подобных статьях обличение совершенно спокойное, проникнутое твёрдым сознанием правоты своей, и бессилия и неосновательности обличаемых заблуждений. В обличительных статьях «Душеполезного Чтения» читатель нигде не встретит страха пред соблазнительностью обличаемых заблуждений, пред возможностью того, что у русского народа закружится голова под влиянием этих заблуждений. Напротив, обличение «Душеполезного Чтения» проникнуто сознанием собственного достоинства и нравственного превосходства пред обличаемыми заблуждениями и твёрдой уверенностью в невозможности того, чтобы эти заблуждения могли соблазнить человека здравомыслящего, тем более русский народ, отличающийся таким богатым здравым смыслом. Оттого обличение «Душеполезного Чтения» весьма далеко от антагонизма с обличаемыми заблуждениями; напротив оно, при твёрдом убеждении в бессилии этих заблуждений, имеет целью – принести духовную пользу самим заблуждающимся, содействовать их обращению на путь истины. Может быть такой характер приняло обличение «Душеполезного Чтения» потому, что оно издаётся в Москве, городе, как известно, отличающемся твёрдостью в православии и нелюбовью к гибельным идеям запада. Тем же спокойствием и сознанием несокрушимой нравственной силы проповедуемого учения отличаются и назидательные статьи «Душеполезного Чтения», – и это составляет их характеристическую черту. Во всём прочем они совершенно сходны с назидательными статьями «Странника», т. е., также представляют благочестивые мысли и чувства о разных священных предметах. Указанная нами отличительная черта в направлении «Душеполезного Чтения» побуждает нас особенно рекомендовать из журналов обличительно-назидательного направления вниманию наших читателей этот журнал, потому что чтение его вливает с душу, спокойствие и уверенность в ничтожность всевозможных бредней Запада, что гораздо полезнее, чем мысль о гибельности этих бредней и возможности заражения ими русского народа. – Наконец «Известия и заметки», заключая в себе разные назидательные статейки, общепонятные поучения, сведения о миссиях, о движении народного образования, об общественной благотворительности и проч., представляют иногда описания весьма благодетельных частных благотворительных учреждений как для облегчения скудной в материальном отношении жизни приходского духовенства, так и для помощи вообще бедным людям В этом отношении «Известия и заметки» стоят полного внимания наших читателей, потому что они укажут им, как и при скудных материальных средствах можно оказать много благодеяний бедности и беспомощности.

Кёльнский архиепископ, кардинал Гейсель, издал в этом году расписание, в какие дни и в какой мере должна поститься его паства, в продолжение целого года. Документ этот весьма любопытен и многое говорит о Католической церкви. Он показывает, что настоятели областных Католических церквей, подражая своему первосвященнику, имеют возможность и охоту, по своему произволу, распоряжаться пасомыми; с другой стороны, – как далеко непохожи посты католические на те, которые установила и доселе строго соблюдает Православная церковь.

Расписание это состоит из восьми отделов. В первом отделении показаны дни поста и воздержания, в которые, т. е. до́лжно соблюдать полный пост. Дни сии следующие: 1) в продолжение Великого поста: среда на первой неделе поста – первый день католической Четыредесятницы, все пятницы поста и три последних дня Страстной недели; и 2) кануны пред Пятидесятницею и пред Рождеством Христовым. Всего двенадцать дней из целого года уделяется полному посту!

Ко второму отделу отнесены дни, в которые позволяется употреблять раз в день мясную пищу, но не вместе с рыбою. Сюда относятся: 1) все не показанные в первом отделении дни Великого поста; 2) все среды (исключая среду первой недели поста) и все субботы; и 3) кануны пред праздниками: святых апостолов Петра и Павла, Успения Пресвятыя Богородицы и всех святых – 29 октября.

К третьему отделению относятся дни воздержания, в которые воспрещается употребление только мясной пищи и разрешается есть молоко, яйца, сыр, рыбу и пр. Это все пятницы, исключая великопостных.

К четвёртому отделению отнесены дни воздержания, в которые воспрещается лишь одновременное употребление мясной и рыбной пищи, – это воскресные дни Великого поста. В этом тонком, мелочном разграничении слышим что-то похожее на талмудическое учение евреев.

Ещё более тонкости в следующем отделении, где и мясная пища не признаётся мясною и разрешается в те дни, когда не до́лжно вкушать мяса. Топлёное сало, жирные соусы и овощи, говорит архиепископ, могут быть употребляемы во все дни года, исключая трёх последних дней Страстной седмицы. Эти предметы не относятся и к той мясной пище, употребление которой воспрещается одновременно с рыбною пищей. Т. е. сало, не сырое, а топлёное и жирные соусы можно есть в дни Великого поста и в другие поименованные во втором отделе.

В шестом пункте содержателям трактиров и других подобных заведений, разрешается во все дни года, выключая Страстную пятницу, приготовлять и подавать гостям мясную пищу; но посетителям воспрещается употреблять и в трактире одновременно мясную и рыбную пищу, без сомнения, в те дни, когда это возбраняется. (См. 4-е отд.).

Но кардинал архиепископ не останавливается и на этом слишком большом облегчении подвигов поста. Он идёт дальше. По данной ему власти, он в седьмом пункте предоставляет всем священникам и духовникам своей паствы распространять, по собственному усмотрению, изложенные облегчения, а в случае надобности, и совсем освобождать от поста. Освобождать от поста разрешается людей, занимающихся тяжёлыми работами, бедных, стеснённых домашними обстоятельствами, и во всех тех случаях, когда пастырь убедится, что поводы к подобным отступлениям разумны и основательны.

В особом, последнем отделении, предоставляется право и врачам освобождать от постов. Больные и слабые, говорит архиепископ, должны сообразоваться в соблюдении постов с советами врача.

Здоровых может разрешать от поста ксёндз, слабых – доктор, если они – больные и здоровые – представят разумные причины, почему им удобнее и полезнее насыщаться, нежели нести труды поста. Какое снисхождение чревоугодию людскому! Кто же в епархии кёльнского архиепископа будет поститься?

Б.

Печатать дозволяется. Киев. 1864. Февраля 6 дня.

Цензор священник Алексей Колосрв.