Руководство для сельских пастырей
Выпуск № 9. 1860 г.

Служитель Божий! Желаешь ли ты дать отчет своей совести? Первее всего вознеси сердце свое горе, к небу; поставь себя перед Богом, верховным судиею, и со смирением моли Его, чтобы Он даровал тебе благодать познать твои грехи и возненавидеть всяк путь неправды. Потом пройди внимательно дни твоего священнослужения и представь своей совести отчет о каждой из многочисленных твоих обязанностей.

Конечно, ты сознаешь высоту носимого тобою священного сана и чувствуешь, сколь высоко достоинство священников. Какие же побуждения руководствовали тобою в избрании и принятии священнического сана? Ревность ли о славе Божией и спасении братий твоих во Христе, или гораздо более желание уважения, которым иногда пользуются священники, или корыстолюбие, искание спокойного рода жизни, дающего некоторые средства к содержанию? Или ты считал себя достойным священства уже потому одному, что ты родился в духовном звании, что твой отец и дед служили алтарю Господню? Не домогался ли ты посвящения, не испытавши прежде себя тщательно, действительно ли ты чувствуешь в себе от Бога призвание к сему высокому служению и силу к подъятию его?

В чем состояло твое приготовление к званию пастыря церкви? Может быть, в одном сухом знании общих предметов человеческого ведения! Усиливался ли ты образовать свое сердце, искоренить порочные привычки и усвоить необходимые добродетели? Горе служителям алтаря, которые не примирившись с Богом принимают на себя дело примирения с Ним других! Подлинно горе всем тем, которые живя по плоти не стараются угодить Богу, а между тем берутся сделать других угодными Ему!

По крайней мере принял ли ты святейшее таинство священства с чистым сердцем, будучи свободен от всякого смертного греха и иного возбраняющего, по уставу церкви, препятствия? Принес ли ты Богу достойное покаяние во грехах прошедшей твоей жизни? Или ты вступил в скинию живаго Бога, будучи осквернен грехами, таким пребываешь в его храме и оскверняешь собою святилище Господне?

Как ты провел день твоего посвящения? Не нарушил ли ты святости его невоздержанием в пище и питии, и развлечением каким-либо мирским удовольствием?

Сердце твое в этот день было ли занято мыслию о Боге и важности воспринятого тобою сана, или ты проводил тогда время в шумной беседе с твоими знакомыми и величался важностью новых твоих одежд? Умел ли ты оценить, что Бог призвал тебя к высокому своему служению, и благодарил ли ты Его за эту особенную милость? Послушайте, сыны левиины! Еда мало есть вам, яко отлучи вас Бог от сонма израилева, и приведе вас к себе служити службы в скинии Господни, и стояти пред сонмом Господним, еже служити им (Числ.16:8,9)?

Положим, что ты вступил в сонм иереев – без призвания: старался ли ты эту вину неведения загладить истинным покаянием и тем с большею ревностью употребить все возможные средства ко спасению своему и ближних? Какова твоя жизнь в священном сане? Вел ли ты такой образ жизни, который был бы достоин столь высокого призвания? Был ли ты образ верным словом, житием, верою, любовию, чистотою (1Тим.4:12)? Какой дух одушевлял тебя в твоих пастырских действиях? Был ли это Дух Христов или дух мира? Верь – кто Духа Христова не имать, сей несть Егов, как говорить апостол Павел (Рим.8:9). Иже восхощет друг быти миру, враг Божий бывает (Иак.4:4).

Кого избирал ты образцом своей жизни и своих нравов? Были это благочестивые пресвитеры, которые ходили о Господе; или это были люди, мудрствующие по стихиям мира сего, сынове века сего, которые стоят на широком пути погибели?

Не ведешь ли ты жизнь легкую, праздную, ленивую, ты трудишься и много, но только для своей пользы, а пастырское служение проходишь неискренно, домогаясь только почестей и человеческой похвалы, так что и к тебе можно отнести сказанное пророком: сеясте много, и связасте мало… и собираяй мзды собра во влагалище дираво (Аг.1:6).

Допустим, что ты живешь, не чувствуя за своею совестью важных опущений; но можешь ли ты некогда сказать с апостолом Павлом: подвигом добрым подвизахся, течение скончах... прочее соблюдается мне венец правды (2Тим.4:7)?

В особенности испытай, какого достоинства были твоя собственная исповедь, и много ли ты пользы получил от нее? Приобрел ли ты через нее себе сокровище правды или, Боже сохрани, по жестокости твоей и непокаянному сердцу собираеши себе гнев в день гнева и откровения праведнаго суда Божия (Рим.2:5)?

Осмотрись, сознавался ли ты перед духовным отцем всегда и во всем искренно и откровенно? Или, может быть, ты исповедывал духовнику с утомительной подробностью какие-нибудь мелочи, а истинно злые привычки, важные опущения своей обязанности умалчивал на исповеди или упоминал об них только поверхностно? О, вы исповедники без чувства покаяния! О, вы духовники, сами чуждые духа сокрушения! Вы процеживаете комаров и поглощаете верблюдов. А перед исповедью возбуждал ли ты в себе истинное раскаяние и скорбь о грехах?

Если ты обозрел свою жизнь вообще, то коснись и частностей ее, и исследуй точнее все изгибы твоего сердца. Приведя на память протекшие годы, взвесь твои обязанности в отношении к Богу, к ближнему, к самому себе и в особенности обязанности по твоей пастырской должности. Испытай все твои мысли, слова и дела. Каков ты был, каков ты теперь, – и каким хочешь быть в будущем? Если ты найдешь себя виновным, то воздыхай, печалься, спеши немедленно к слезному источнику покаяния.

О, если бы потоки слез истекли из моих очей! Стыд покрывает мое лицо. В скорби исчезает жизнь моя, и лета мои в воздыхании.

Свящ. П. Лебединцев

Православное духовенство в киевской епархии в XVIII веке и до 42 года нынешнего столетия получало содержание 1. от своих земледельческих трудов на отведенных ему участках земли, 2. от добровольных пожертвований прихожан продуктами, и 3. из доходов денежных, получавшихся за совершение молитвословий и треб в приходе.

Неизвестно, имело ли до половины XVIII века православное духовенство определенные участки земли, отведенные для него или для церквей. Причина этой неизвестности заключается в смутных обстоятельствах Украины в XVI и XVII веках, по которым крепостные документы о наделении сельских церквей землями не дошли до нас, быв истреблены войной или униатами. Но если запорожские гетманы давали земли украинским монастырям и притом иногда в весьма обширных размерах, то быть не может, чтобы не получали их в какой-либо мере и причты сельских церквей. – В половине прошлого столетия, когда на правой стороне Днепра снова утвердилась власть Польши, большая часть священников сельских пользовалась накатным и сенокосным полем в неопределенном количестве из общих земель, принадлежавших к приходу – столько, сколько могли они обработать при малых своих средствах¹. Это тем естественнее было, что в польской Украине, при недостаточности населения и богатстве почвы, земли пахатные до начала прошлого столетия и даже долгое время после того не были с определенностью разделены между помещичьими крестьянами. С первой половины XVIII века вошло в обычай и стало правилом, что кандидаты священства, стараясь о рукоположении к известной церкви, должны были получать предварительно от владельцев в помещичьих и от старост в коронных имениях презенты, или эрекции, в которых определенно обозначались угодья, отводимые в пользование свнщепника; презент в особенности был, так сказать, инвеститурой священника в его приходе со стороны владельца. За выдачу презента или эрекции священник обыкновенно обязывался уплатить известную сумму денег помещику или старосте. Эта сумма была большей или меньшей, смотря по величине земель и других угодий, состоянию священника и корыстолюбию владельца. Случалось, что комиссар владельца, жившего где нибудь в старой Польше, объявлял торги на продажу презента к вакантному приходу, и приход оставался за тем, кто давал большую сумму².

Вообще ценность как презента, так и эрекции простиралась от 30 до 150 рублей старой серебряной монетой. При перемене помещика или старосты, также при переходе имения от отца к сыну, священник испрашивал у нового владельца подтверждение права на владение землями, данными его предместником и на свободное отправление своей должности в православном приходе, причем корыстолюбие комиссаров, а часто и помещиков выдумывало новые поборы с православного духовенства. Плата за эрекции и презенты нередко превышала средства священника, и в таком случае отлагалась иногда до времени, но часто была взыскиваема посредством нарочитой экзекуции: тогда за неуплату денег грабили у священника скот, хлеб, вещи, даже самого брали под арест, или морили дымом в доме и причиняли всякое разорение его дому и семейству, если только прихожане не могли оказать пособия священнику. Таким образом в начале второй половины XVIII века в пределах нынешней киевской епархии существовали при церквах земли в определенном количестве; впрочем земли сии не были отведены по распоряжению правительства, не были и подарены помещиками, но куплены у них священниками по принужденной цене³, а многие из них оплачены по два и по три раза⁴. Эти эрекциальные и по презентам выделенные для священников земли были впрочем более собственностию лиц, а не места, принадлежали более священникам, нежели церкви. На этом основании сын получал священническое место отца, за дочерью умершего священника зачислялся приход, или же вдова священническая на известных условиях переуступала другому лицу приход своего мужа, передавая вместе с тем и выделенные ему земли. Права эти уважались как владельцами, так и епархиальным начальством, и нарушались только вторжением униатов, которые изгоняли из прихода семейство православного священника и насильно овладевали землями, ему принадлежавшими. Кроме пахатных и сенокосных полей, в некоторых приходах священники получали, по презентам и эрекциям, рыбные ловли, сады, свободный въезд в лес и рубку в нем дерева на собственные надобности; в некоторых местах духовенству предоставлено было право винокурения в определенном количестве для своего дома, а не для продажи. Этими привиллегиями и угодиями пользовались одни только священники; причетники, не принадлежавшие тогда к духовному званию и состоявшие по найму у прихожан, в этом вовсе не участвовали.

Переходы приходов от православия к унии и возвращение опять к православию во многих местах ослабили личное право священников на эрекциальные земли так, что к концу прошлого столетия, по присоединении Украины к России, на них смотрели действительно более как на собственность церкви, нежели священника.

В 1798 г. и на этот край было распространено постановление императора Павла Петровича о способах к содержанию православного духовенства, изъясненное в манифесте от 18 декабря 1797 г. и в указе Сената от 18 Января 1798 г. На основании этого постановления, земли, состоявшие в пользовании священников, имели быть причислены к общим прихожанским землям, а прихожане обязаны были доставлять во двор священника продукты с этой земли в зерне. При этом эрекциальные и вообще превышавшие указную пропорцию земли велено было оставить за священниками, с тем впрочем, чтобы они отдавали их в наймы, а сами не обрабатывали. В указе на основании мнения св. Синода обще с Сенатом сказано именно так: «поскольку в губерниях Польской республики белое духовенство вовсе еще неустроено; то – 1-е..., 2-е приемля в основание положенную в межевой инструкции пропорцию земли, т. е. пахатной по 30, да сеяных покосов по 3 десятины, – оставить церковною так однако ж, что если бы в сию тридцатитрех десятинную пропорцию земли в каком-либо приходе недоставало, то недостающего числа не дополнять, а оставить в настоящем количестве, 3-е сию землю, по 33 десятины к приходам отмежеванную, считая навсегда церковным уделом, присоединить к общему количеству земли, прихожанам принадлежащей, и предоставить пользоваться сею землей им – прихожанам, а священникам и церковнослужителям получать на содержание свое натурою такое количество хлеба, как то: ржи, пшеницы, ячменя, гречихи, овса, словом – где какой родится, также сена, соломы и гуменного корму, яко необходимо для скотоводства нужных, какое с определяемых к церквам земель, т. е. с 30 десятин пахатной, разделенной на 3 поля и 3 десятин сенокосной, по средней пропорции урожая, собрать возможно; 4-е поскольку же случиться может, что встретится и тут затруднение в рассуждении доброты хлеба и прочего, то для избежания таковых затруднений священно- и церковнослужителям условиться с прихожанами – получать на содержание свое от них за то количество хлеба и прочего, какое с церковной земли собрать можно, деньгами, по справочным ценам; 5-е, землю по писцовым дачам, сверх 33 десятин церквам принадлежащую, оставить за оными; поскольку священно- и церковнослужители таким образом будут обеспечены в содержании своем, то земли излишние могут они отдавать в наймы, а обрабатывать оные самим запретить, яко дело с саном их несовместное».

Как исполнено было это постановление правительства и какую пользу принесло духовенству, – показывают современные его исполнению сведения. Из них открывается, что эти положения, долженствовавшие способствовать к улучшению православного сельского духовенства киевской епархии, в руках неблагонамеренных и враждебных православию лиц послужили только к притеснению духовенства и к расхищению церковной собственности. И действительно, прежде чем приложены были к делу новые способы содержания духовенства, помещиками уже уничтожен был древний способ – роковщина или десятина. Между тем, где были эрекциальные земли, превышавшие указную 33-х десятинную пропорцию, там они захвачены помещиками; сбор урожая с указной пропорции земли назначен весьма ограниченный, да и сама земля эта поступила в распоряжение помещиков, а не прихожан, на которых возложена обязанность обрабатывать ее и доставлять продовольствие священнику и его семейству. Земская полиция отличалась в этом деле только недеятельностью и неблагонамеренностью. В 1800 году, после многократных сношений с гражданским начальством, Киевское епархиальное начальство в указе своем⁵ циркулярно прописало, что «1. от многих церквей прежде бывшие за ними земли или вовсе отобраны помещиками, или значительно уменьшены, а к прочим указной пропорции или совсем земель не имевшим отвода не учинено; помещики же, дабы удержать за собой отнятую церковную землю, или же дабы там, где мало или вовсе нет земель избегнуть удовлетворения оными священно- и церковнослужителей в надлежащем количестве, располагаются даже под предлогом уравнения приходов малых с великими упразднить самые церкви, 2. что по донесениям духовных правлений и благочинных киевского уезда, маршалами и другими светскими чинами по всем почти поветам составлены обидные для священнослужителей положения о шестилетней⁶ сложности урожая , 3. что несмотря на неоднократные строжайшие предписания и подтверждения Киевского губернского правления подчиненным ему лицам о наблюдении за точным исполнением высочайших постановлений 1798 года, успех по оным происходит с крайнею со стороны светских чинов медленностью и очевидною для священнослужителей обидой, составляющей единое их притеснение, к лишению дневной пищи относящееся, так что священно- и церковнослужители через долгое время претерпевают самую сожалительную участь, не имея дарованного им по высокомонаршей милости пропитания от ружной церковного удела земли, по единственному с помещичьей стороны препятствию и недеятельности в отвращении оного нижних земских судов или их членов, которые как бы находясь в единомыслии с помещиками и их экономиями, не стараются простирать своего внимания к скорейшему приведению в исполнение столь важного дела, через течение коего с весьма слабым движением и примечаемою понаровкою за помещичьими предприятиями страждет все почти Киевской епархии духовенство». – В частности действия помещиков и земских судов к обиде духовенства состояли в следующем⁷. – "Киевского повета, села Кононщины помещик Шимоновский запретил давать священникам роковщину, отобрав в селах Копиловке и Мотыжине пахатной земли на 107 дней, а сеносной па 530 копен. По Васильковскому повету, – отряженные заседатели Мизанский и Чеховский отреклись излишнюю сверх 33-десятинную землю оставлять за церквами; поводом чего помещик Велико-солтановский принял таковую землю в свое владение и не соблюл повеления о обсеменении земли церковной семенами прихожанскими. По Богуславскому повету заседатели ни к отбору захваченных помещиками земель не приступили, ни вновь отвода земель не сделали, ни засевать оных не подвердили; да и земский суд на возвращение забранных помещиками земель не согласился. Маршал Головинский, не вникнув в то же самое, признает остающуюся от 33 десятин землю принадлежащею помещикам, которые условий прихожанам чинить не велели и отозвались недопущением к обрабатыванию церковного удела. По Звенигородскому повету заседатели Куликовский и Котенко, намерив только к одиннадцати церквам землю, не сделали об обрабатывании и посеве оной подтверждения, а шполянская экономическая контора одолжилась отвесть и прихожанами обработать землю от числа 250 до 300 дворов. По Чигиринскому повету ни о засеве отведенных земель повеления не было, ни к отводу вновь не приступлено. По Уманскому повету, кроме захвачения помещичьею экономией пахатных и сенокосных земель, более ничего не произошло, и суд земский требованиям духовного правления не внемлет. По Липоветскому повету отведена малая часть земли, не в полном количестве, прежняя отобрана помещиками Прилуцкики и Каспаром Покровницким; и маршал стремился с помещиками к расчислению вновь уезда и к отводу по 33 десятины земли в том смысле, чтобы при каждой церкви было по 200 дворов, прочие же (церкви) обратить в каплицы. По Сквирскому повету небрежением заседателей дело сие течет без должного успеха, а помещик Онуфрий Лонский, не имея будто от маршала повеления, отказался от исполнения по докладу, с выговором что он земского суда не слушает. По Радомышльскому повету оставление при церквах земель и отвод вновь хотя кончен, однако ни обрабатывания земель, ни на основании условий рассмотрения не было. По Махновскому повету отмежевание земель и начала своего не восприяло; суд земский отказался дать повеление обрабатывать землю хотя засеянием оных, требований духовного правления о запрещении помещикам отнимать у церквей земли не исполнил; маршал расположен обрабатывать, соединяя селения и дав священно- и церковнослужителям из того, что при одной церкви было , – остальную землю от другой церкви взять в помещичье владение.

Сверх сих обстоятельств, служащих к остановке дела по Богуславскому повету, заседатели Войтикант и Пухальский возложенную на них по сему делу препорученность продолжали с великой для духовенства обидой, а помещикам пользой, ибо почти ничего не сделали, отобраных помещиками земель возвратить не старались, редко где обрабатывать землю приказали, о прочем всем вознерадели, – о чем достаточно показано в благочиннических того уезда ведомостях.

А из рапорта Богуславского духовного правления открывается, что помещики от 36 церквей прежние земли и угодья в некоторых все, в других знатную часть не только прежде, но и в течении 1798 и 1799 годов поотнимали и вновь не дали, оставя священство в бедственном состоянии. Сквирского земского суда заседатель Иосиф Крушельницкий, приехавши в селения Войтовцы, Сокальчу и Койлов без бытности духовного депутата, отмежевал к Войтовской церкви только пахатной земли в 2 полях по 10 десятин и сенокосной по 3 десятины и то в местах неудобных; к Сокольницкой и Койловской церквам хотя решился отводить указную пропорцию земли, но представляемых тамошними священниками на данные им прежние земли письменных документов, так называемых эрекций, не уважил и сказал, что я не смотрю на ваши эрекции, значащихся по ним угодий не оставил за священниками и дозволил владеть ими помещикам». – Здесь не все еще исчислены обидные для духовенства действия помещиков и земских судов, клонившиеся к извращению высочайших положений об обеспечении сельского православного духовенства; подробнее они изложены в сообщении, посланном тогда из духовной дикастерии в Киевское губернское правление. Но и упомянутых здесь случаев достаточно, чтобы судить, как извращены были и как далеко недостигнуты лучшие намерения правительства.

Затруднения, сделанные приведению в исполнение постановлений всеподаннейшего доклада св. Синода от 17 декабря 1798 года, заставили вскоре возвратиться к первоначальному способу содержания духовенства, т. е. возвратить церквам земли и предоставить обрабатывание их самим священно- и церковнослужителям. Высочайшим указом, состоявшимся в 3 день апреля 1801 года, конфирмованный 11 января 1798 года доклад отменен. В этом указе сказано между прочим: «духовенство, быв самим Богом предоставлено к назиданию нравов народа, имеет обязанность примером своим привлекать и одобрять его к трудолюбию и ко всем хозяйственным упражнениям, а как между ими земледелие есть благороднейшее, полезнейшее и в связи государственных нужд необходимейшее, то нет в империи состояния, коему бы вниманием к нему и даже самым непосредственным его производством заниматься было постыдно; напротив все, что относится к нему, в очах истинной премудрости почтенно и всякого одобрения достойно, потому его императорское величество надеется , что мирное духовенство, чтя в основателях веры, древних патриархах первобытной церкви, первых земледельцев и ревнуя святому их примеру, неуклонно пребудет в сей апостольской простоте и упражнении, толико сан его украшающей и сближающей его с состоянием людей, наиболее требующих духовной помощи и утешения».

Это возвратное движение, после испытанной неудачи в улучшении содержания духовенства, не могло обойтись без потерь для сельского духовенства. И действительно, оно не могло уже возвратить себе роковщины, потерявшей свою законность во мнении народа; в возмездие за требы должно было руководствоваться положением, гораздо низшим существовавшего здесь обычая, составленным в том предположении, что духовенство будет пользоваться обработкой земли от прихожан. Земли, захваченные раз помещиками, не возвращены уже церквам, несмотря на предписания гражданского начальства; это помещикам тем удобнее было сделать, что во время борбы с униатами и перехода церквей то от православия к унии, то обратно, документы на эрекциальные земли во многих приходах были утрачены, а земли по одной только давности оставались во владении церкви. Киевское губернское правление формально заключило было даже, что в пользовании причта должны оставаться только те земли, коими он пользовался до издания доклада 11 января 1798 г.; это заключение сделано не с тем, чтобы возвратить церквам эрекциальные земли, а чтобы оставить при помещиках и те земли, которые отведены вновь в указную пропорцию там, где ее недоставало. Возвращенные земли отведены в местах иных и часто неудобных. Наконец, к крайнему разорению причтов, экономии владельческие, получивши указ об отмене обработки церковных участков земли прихожанами в то время, как поля были обсеменены, именно в мае 1801 г., тотчас же распорядились посеянного хлеба не давать уже священникам, а самые земли возвратить по уборке хлеба; таким образом священно- и церковнослужители в 1801 г. должны были оставаться без хлеба и не владеть полем. Хотя по сношению митрополита киевского Гавриила с генерал-губернатором Феншем и велено было отдать священно- и церковнослужителям посевы того года, не требуя даже и возвращения семян, а равно не отнимать церковную землю там, где она была издавна, хотя бы и в большем указной пропорции количестве; но самое предписание о сем последовало уже в августе, когда озимый хлеб был собран помещиками; в сентябре же того года благочинный Васильковского уезда Иаков Левитский доносил⁸, что Белоцерковская экономия (владевшая почти 5 уездами) запрещает посеянный хлеб отдавать священникам, а посылаются от экономии писари, которые мимо ведома священно- и церковнослужителей взимают с обывателей подписки, будто священники сами добровольно соглашаются принять только половинную часть собранного урожая хлеба, и таковые подписки отсылают в земский суд, чем экономия, выводя себя из подозрения, делает всем священно- и церковнослужителям чувствительнейшую обиду. К тому ж не дозволяет священно- и церковнослужителям не только прежних ружных церковных, но и вновь отведенных земель обрабатывать». Этой обширной экономии в действиях своих в отношении к духовенству подражали и прочие владельческие экономии в Киевской губернии, как видно из упомянутого выше указа Киевской дикастерии, где сказано, что «и везде предписания земского суда об отдаче посевов священникам не исполняются, а некоторые священники соглашаются на половину, опасаясь лишиться всего». Та же несправедливость помещичьих экономий и та же недеятельность земских судов продолжались и в 1802 г.; ибо и в это время нужно было новое подтверждение⁹ о возвращении захваченных земель и сборе посевов, сделанных на них помещиками. Дело об отмежевании земель возобновлялось потом в 1807 и 1816 г и кончилось потерей для церкви многих земель, особенно в имениях обширных, в которых духовенству трудно было бороться с владельческими экономиями; затем право давности укрепило отнятые земли навсегда за помещиками¹⁰.

(окончание в след. номере)

30 марта скончался в Киеве, на 51 году от рождения, настоятель Андреевской церкви и благочинный Старо-Киевских и Печерских церквей протоиерей Иван Дмитриевич Шаббатович. Отпевание тела происходило в великий пяток, в Андреевской церкви. Погребение совершал кафедральный протоиерей Иоанн Скворцев, а гроб покойного провожал до могилы (на Щекавицком кладбище) Киево-Выдубицкого монастыря архимандрит Вениамин.

Считаем нелишним сказать несколько слов о жизни и смерти этого пастыря, около 30 лет послужившего церкви. Родился он в Киевской губернии, Каневского уезда, в селе Дыбинцах, от священника Димитрия Шаббатовича. Обучение, начатое в доме отца, продолжал он в Богуславском духовном училище, в Киевской семинарии и академии. Получив высшее духовное образование в то время, когда оно считалось редкостью, когда окончившие курс в духовных академиях всюду старались занимать места по учебному ведомству, он избрал для себя смиренное служение церкви Божией, в беднейшем притом сельском приходе¹¹. Такая решимость его была плодом глубокой любви его к церковному богослужению, под которой скрывалось благоговейное уважение к пастырскому служению, не в сухом его формализме, но в живом и простом общении с простым народом, в пламенном сочувствии его горькому быту, его нуждам не только духовным, но и общественным. Не имея на первый раз собственного дома, он подобно многим сельским священникам тогдашнего времени довольно долгое время жил в убогой хате мужика, деля с ним труды и горе жизни. Но бедность не подавила его, не убила в нем энергии, не заключила его деятельности в тесный круг хозяйственных забот и формалного только исполнения обязанностей пастырских. Возрасти под влиянием свежих преданий о недавно минувших кровавых муках его родины за веру, по местам проявлявшихся и в его время, но уже в другой форме, он питал глубокое сочувствие к жизни народной, к высокому духу, животворившему ее. Вдохновляемый таким сочувствием, в задушевной беседе с своими прихожанами, на общественных обедах и других подобных собраниях, он любил переноситься мыслью ко временам прошедшим, увлекал и слушателей своих в исчезавшую даль, и – речь его, отливаясь в чудные формы языка родного, полные прелести и жизни, восторгала честную громаду, трогала ее до слез, до глубины души. Тут он возвышал свой пастырский голос, сравнивал прошедшее с настоящим, в первом указывал высокие образцы твердости в вере, мужественного терпения, упования на Господа, братской любви и единодушия, набожности, усердия к храму Божию, а в последнем с кротостью и любовью обличал то, что находил противным древнему благочестию и чистоте нравов. – Любовь, ласка, приветливость и особенная свежесть чувства были отличительными качествами доброй души сего пастыря; они отражались в многоразличных отношениях его к приходу, и в них-то заключалась тайна успешного действования его на простой народ. – Великий урок для молодого поколения сельских пастырей, более и более отдаляющегося от народа и весь успех своего влияния на прихожан нередко полагающего в формализме церковной проповеди!

Покойный пастырь, как мы заметили выше, питал особенную любовь к церковному богослужению с его древним напевом, употребляющимся в Киево-Печерской лавре и имеющим в Украине значение народного напева. С благоговением и глубоким сочувствием совершал он службы церковные, и владея хорошим голосом и знанием церковного напева, сам всегда принимал участие в церковном пении, а это еще более привязывало к нему народ. Народ любил его, как отца, обращался к нему во всех случаях жизни за советами и пособием, и сам пособлял ему в его нуждах. – Такова истинная связь пастыря с пасомыми! Но она держится на живом и всегдашнем их сочувствии друг к другу.

Из Пишек Шаббатович переведен в с. Кагарлык, затем вскоре в г. Звенигородку на должность уездного протоиерея, оттуда в г. Липовец и наконец в Киев. На всех местах своего пастырского служения он обнаруживал всегдашнее сочувствие к нуждам своих подчиненных, приветливость и ласку в обращении с ними, потому и пользовался от них не только уважением, но и особенною любовью: везде встречали его с радостью, провожали со слезами. В бытность свою в Звепигеродке, он имел случай оказать свою любовь к народу, среди которого возрос и который любил до энтузиазма. Случай был такой. В деревне N. неистовствовал под своими крестьянами владелец. Тяжкими и непрерывными работами обременял он крестьян своих, бил их нещадно за вину и без вины, и вдобавок бесстыдно ругался над всем, что было святого и драгоценного для них, – над верою и честью, над честью жен и дочерей их. Доведенные до последней крайности крестьяне, по совету приходского священника, занесли жалобу на помещика. Началось следствие. Священника втянули в дело, крестьян как бунтовщиков держали в тюрьме, а самое дело затянули на несколько лет. Пошли дознания, следования, дополнения и переследования; менялись следователи и депутаты, не менялись только неправда и лихоимство первых, которое в те годы доходило до отвратительной низости. В последнее решительное переследование Шаббатович сам вызвался быть защитником невинных и назначен депутатом. С великой энергией и знанием принял он участие в деле несчастных узников и довел оное до того, что помещику грозил строгий суд. Но золото восторжествовало над усилиями правды: крестьяне жестоко наказаны, священник отрешен от прихода, а Шаббатович, по настоянию гражданского начальства, переведен из Звенигородки в Липовец. Помещик зло торжествовал; но народ не вытерпел новых тягчайших мук от руки его, не снес бесчестия, когда оно коснулось несовершеннолетних, и казнил злодея по своему. В заговоре на жизнь его участвовали все жители деревни, но исполнителями праведной кары явились те, которые оскорблены были более других. Когда начался допрос следственной коммиссии, виновные не захотели скрываться долго. Правосудие смягчило наказание невольных преступников. – Так время оправдало горячую защиту Шаббатовича.

Переход в Киев был для Шаббатовича вожделенным событием в его жизни, после прежних невзгод. Он любил святую лавру Печерскую, ее чудный напев и продолжительное благолепное служение, и проводил там по нескольку часов на акафистах, вечернях и всенощных. С особенным восторгом он бывал в лавре на всенощной под день Успения Божией Матери, на утрени в Великую субботу и в навечерие первого дня В. поста. Посещение св. лавры было для него особенным как бы праздником, а лаврское пение приводило его в детский почти восторг. – С редким усердием и благоговением служил он и в своей церкви, об украшении которой прилагал особенное попечение. С ранней весны до глубокой осени, ежедневно с самого раннего утра и до позднего вечера, пребывал он в храме св. Андрея Первозванного, ежедневно совершал литургию, служил акафисты, молебны и панихиды для богомольцев, во множестве приходящих на молитву к тому месту, которое первозванный Апостол освятил стоянием ног своих и водружением св. креста. В таких ежедневных занятиях он находил и лучшее препровождение времени, и средства к жизни. Исповедуя ежегодно по нескольку тысяч богомольцев, приходящих с разных концов России и вступая со многими из них в откровенную, иногда продолжительную беседу, он обладал верными сведениями о населении каждой почти губернии, преимущественно в нравственном отношении. Под конец жизни он собирался изложить эти сведения на бумаге; но смерть воспрепятствовала его намерению. – В зимнее время Шаббатович служил также довольно часто и хотя церковь его не имеет прихода, но всегда находились любившие посещать его богослужение, особенно после того, как он устроил в нижнем этаже церковного здания теплую церковь. – В первые годы своего служения в Киеве составлен им акафист Андрею Первозванному, который он, с разрешения покойного митрополита Филарета, читал в своей церкви еженедельно, по пяткам.

Смерть сего пастыря была светла, как и самая жизнь его. Приготовясь к переходу в вечность, как подобает истинному христианину, и благословив семейство свое, он взял в руки крест и с совершенным спокойствием ожидал смерти, осеняя себя по временам крестом, которого не выпускал из рук до последней минуты, и творя молитву: «Господи помилуй!» – «Мати Божия, спаси меня!». В самый час смерти, он попросил зятя своего читать для него последние беседы Спасителя с учениками, с полным вниманием слушал продолжительное чтение и с любовью останавливался на тех особенно местах, где говорится о любви. Заповедь нову даю вам, да любите друг друга, – повторил он наконец вслед за читавшим, и – тихо отошел ко Господу.

Да пребудет во благословении память этого доброго пастыря!

– Государь Император, по всеподданнейшему докладу кавалерской думы ордена св. Анны, в 3 день февраля сего года, Всемилостивейше соизволил, согласно удостоению св. Синода, сопричислить к сему ордену 3-й степени – благочинных: протоиерея г. Умани Николаевской соборной церкви Аполлония Стаховского, и священников: Сквирского уезда села Паринс Алексия Ботвиновского, Черкасского уезда села Сунок – Павла Белявского и Липовецкого уезда села Аврамовки – Родиона Косовского.

– Государь Император, по всеподданнейшему докладу кавалерской думы ордена св. Анны, в 3 день минувшего февраля, Всемилостивейше соизволил пожаловать кавалерами сего ордена 3-й степени бакалавра и помощника библиотекаря Киевской д. академии коллежского советника Константина Скворцова и секретаря консистории надворного советника Михаила Хижнякова, в воздаяние усердной и беспорочной службы их в продолжение 12 лет сряду в должностях их, положенных в VIII классе.

– Государь Император, по всеподданнейшему докладу господина обер-прокурора святейшего Синода, в 30 день января сего года, Высочайше повелеть соизволил учредить в г. Вильне училище по образцу и уставу Царскосельского училища девиц духовного звания. Вместе с сим удостоен Высочайшего Его Императорского Величества утверждения прилагаемый при сем штат Виленского училища девиц духовного звания.

Высочайше утвержденный штат Виленского училища девиц духовного звания

Примечания: 1) Остатки от штатной суммы по одной статье расхода могут, в случае нужды, быть обращаемы на восполнение недостатка по другим статьям расходов, лишь бы все издержки не превышали положенной на училище суммы.

2) Остающееся за всеми расходами к концу года количество денег обращается в особый капитал, предназначаемый на пособие воспитанницам.

3) По классам должностей полагаются: смотритель дома в VIII, доктор в IX, учители в X классе, письмоводитель в XII, и пользуются мундиром чиновников православного духовного ведомства: первый по VIII, вторый по IX, а прочие по X разряду.

4) Кроме сих должностей полагается при училище почетный блюститель во хозяйственной части из дворян или из купеческого сословия, с присвоением ему мундира VIII разряда.

5) Правила, Высочайше утвержденные 23 марта 1857 года, о добавочном жалование и пенсиях распространяются и на лиц служащих в сем училище.