Заключение

Вероятно, далеко не все согласятся с толкованием, данным в нашем описании, отдельных эпизодов и характеристикой психологических мотивов действий исторического персонала. Но одно как бы вне сомнения: с легендой о сепаратном мире, порожденной общественной возбужденностью военного времени и поддержанной тенденциозной обличительной историографией, насколько речь идет о верховной власти, раз навсегда должно быть покончено. Оклеветанная тень погибшей Императрицы требует исторической правды. А.Ф. хотела быть добрым ангелом-хранителем монархии и сделалась ее злым гением. Это факт, который отрицать нельзя, но в тяжелую годину испытаний и она, и сам Царь Николай II с непреклонной волей шли по пути достижения достойного для страны окончания войны. В этом отношении они были почти фанатично последовательны, и в их кругозоре не мелькала даже мысль о возможности условий, при которых нарушение чести могло быть оправдано событиями. Не только мерзкое обвинение в «измене», с негодованием отвергаемое Родзянко в воспоминаниях, но даже его предположение, что «может быть А.Ф. полагала, что сепаратный мир более выгоден России», должно быть категорически отброшено. «Бацилла мира» их не коснулась⁵⁹⁸.

Царю и Царице решительно чужды были колебания, которые мы могли отметить в экспансивных патриотических переживаниях националиста кн. Гр. Трубецкого, готового ради осуществления «византийской мечты» пойти даже на изменение международной ориентации; им чужда была реалистическая концепция историка-политика Милюкова, с кафедры Гос. Думы признавшего, что революция нечто худшее, чем внешнее поражение; им – страстным идеологам Богом данного самодержавия, была органически чужда граничащая с цинизмом теза Шульгина о «почетном» назначении «гвардии» бороться с революцией во имя сохранения монархии («сражаться с врагом внешним можно до последнего солдата армии до первого солдата гвардии»). В самый трагический момент своей жизни, стоя на краю пропасти и неминуемой гибели, они находили и мужество и силы говорить (и в интимных записях дневника Царя и в замаскированных письмах Царицы, пересылаемых потаенным путем) о «национальном позоре», которым ознаменовалось окончание войны. Никогда надежды их не обращались к внешнему врагу, а только от него – от немцев – в теории могло бы прийти им тогда спасение.