Легенда о сепаратном мире. Канун революции

Содержание

Введение

Глава первая. Пробные шары немцев 1. – Русская посредница. (Письма Васильчиковой) 2. – Xодячая молва. (Письмо принца Гессенского) 3. – Посланец датского короля 4. – Банковские пацифисты 5. Гофмаршал Эйленбург 6. Васильчикова в Петербурге Глава вторая. Византийская мечта 1. Константинопольская проблема перед войной 2. – Русский «приз войны» и союзники 3. – Русское «общественное мнение» 4. –В Верховной Ставке Глава третья. Смена верховного командования 1. – «Второй Император» 2. – Ставка и правительство 3. – «Фатальное» решение Николая II 4. – «Страшная минута» и Совет министров 5. – «Провиденциальная миссия» Царя. Глава четвертая. Царица – «немка» I. – Мечта о мире II. – Вокруг гибели Китченера III. «Я – русская» Глава пятая. Под водительством Распутина I. – «Стратегические советы» Императрицы 1. – Откровения «Божьего человека» 2. – «Секретная карта» 3. – Наступление Брусилова 4. – Румынский вопрос 5. – В дни кризиса наступления II. – «Поход» на Алексеева Глава шестая. В преддверии «новой ориентации» I. – Августовский кризис 1. – Правительство и Дума. Думская болтовня 2. – Прогрессивный блок 3. – Роспуск Думы II. Оппозиция и «черный блок» III. «Чехарда министров» IV. Новый премьер 1. «Выжидательная тактика» 2. Назначение Штюрмера 3. – Царь в Думе 4. Призраки мира Глава седьмая. Отставка Сазонова I. – Недовольство министром ин. дел 2. – Польский вопрос Глава восьмая. Партнер Штюрмера I. Стокгольмское свидание II. Назначение Протопопова Глава девятая. Победа «темных сил» I. Министр-германофил II. Германофильство крайне-правых III. Внешняя политика Штюрмера ΙV. Антибританская кампания Глава десятая. «Государственная измена» I. – «Историческая» речь Милюкова 1. – «Глупость или измена»? 2. – «Факты измены» 3. – Провокация правительства и продовольственная политика 4. – Молчание Штюрмера II. – Мираж сепаратного мира III. – «Марксистская» концепция Глава одиннадцатая. На распутии I. «Тяжелые дни» 1. – Отставка Штюрмера 2. – Кандидатура Григоровича 3. – Борьба за Протопопова II. – Новый премьер 1. – Обструкция в Думе 2. – Декларация Трепова III. – Приказ 12 декабря 1. – «Свободная Польша» 2. – Война до победы 3. – Военное положение России 4. – Грядущий мир 5 – Вариант легенды Глава двенадцатая. В атмосфере дворцовых заговоров I. – Укоренившаяся клевета II. – Убийство Распутина Глава тринадцатая. «Могущественный синдикат» I. – «Зеленые» II. – Признания Протопопова III. – Царская «прихожая» 1. – «Другиня» Распутина 2. – «Русский Ракомболь» В Батюшинской комиссии. (Дело Рубинштейна) Процесс шантажиста 3. – «Адъютант Господа Бога» Изобличитель «неправды» Травля Сухомлиновых «Поклонник Германии» 4. – «Лучший из евреев» IV. – Закулисные дирижеры Квартет Палеолога Банкир Манус и фл.-ад. Саблин Банковский центр Глава четырнадцатая. «COUP D’ETAT» I. – Последние решения 1. – Третчики мира 2. – У шталмейстера Бурдукова 3. – Хиромант Перрен II. – Реакционная диктатура 1. – «Записки» Говорухи-Отрока и др. 2. – Отношение к войне III. – Три пути 1. – Политика компромисса 2. – Психология Царя 3. – Советы со стороны 4. – Проект манифеста 5. – Заколдованный круг IV. – Канун революции 1. – В Государственной Думе 2. – Заговорщики 24 февраля Заключение Использованная литература  

 

«Легенда о сепаратном мире» является первой частью трилогии «Революция и царь». Архитектонику и внутреннюю связь трилогии автор пояснил в предисловии («от автора») к третьей заключительной ее части, вышедшей в 1951г. под заглавием «Судьба Императора Николая II после отречения» в из-ве «La Renaissance», Париж. Вторая часть трилогии «В мартовские дни 17 года», посвященная анализу революционных событий, приведших к отречению имп. Николая II, печаталась в журнале «Возрождение» в тетрадях с 12-ой по 31-ую вкл. (51–54 гг.), затем в «Русской Мысли» (№№ 642, 643 и 644), но не закончена печатаньем. Полностью она должна выйти отдельной книгой, как вышеуказанные две.

Введение

В Чрезвычайной Следственной Комиссии, созданной в марте 1917 года Временным Революционным Правительством для расследования «преступлений» деятелей старого порядка, имелось и следственное делопроизводство о носителях верховной власти, сошедшей после февральского государственного переворота с исторической сцены¹. Непосредственно Чр. След. Комиссия никогда не рассматривала дела о монархе или его жене хотя бы в пределах собранного следователями материала применительно к ст. 108 Угол. Ул., которая предусматривала деликты, характеризуемые словом «измена», т.е. тем словом, которое было перед революцией даже в отношении верховной власти на устах многих не только в обывательской массе, но и среди политических деятелей.

В вводных главах своей книги «На путях к дворцовому перевороту», характеризуя общественную психологию того времени, я старался показать, как параллельно с ростом военных неудач на фронте и обнаружившейся неподготовленностью России к войне, рассеивалась атмосфера «общего единения» с лозунгом «Царь и народ» и патриотическими манифестациями, захватившими и среду интеллигенции. Шовинистический угар, всегда далекий от подлинного и здорового национализма, породил своего рода психоз шпиономании, на почве которой выросло традиционное, но не имевшее конкретного содержания слово «измена». Этот подлый термин давно следовало бы совершенно исключить из политического лексикона, ибо он решительно препятствует объективной оценке подлинного отношения современников к войне². В условиях русской действительности 1915–16 г.г. общественная политика, претендовавшая на безошибочное определение национальных интересов страны в соответствии со своей догмой, легко сделала «измену» синонимом идеи «сепаратного мира» и зачисляла в ряды «пораженцев» всех тех, кто имел смелость говорить во время войны, по выражению дневника писательницы Гиппиус, что-либо другое, кроме «полной победы». Отсюда был один только шаг для создания легенды о подготовке в России правительственными кругами сепаратного мира с Германией – легенды, которая получила самое широкое распространение накануне революции.

Умирающий Витте не был, конечно, одинок в рядах правившей бюрократии, когда считал войну с Германией «безумной» и говорил о необходимости ликвидировать возможно скорее «нелепую авантюру» – это сказал он французскому послу в Петербурге Палеологу еще при возвращении своем из Биарица ранней осенью 14 года. Витте считал, что разгром Германии неизбежно повлечет за собой провозглашение республиканского принципа в Центральной Европе, что означало ликвидацию монархии в России. В Германии он видел естественную союзницу России. По его мнению лишь тройственное франко-германо-русское соглашение может гарантировать предотвращение европейской катастрофы³. Витте, очевидно, не скрывал своих мнений – недаром французский посол жаловался министру ин. д. Сазонову на «интриги» Витте в пользу мира и настаивал даже на исключении бывшего председателя правительства из состава членов Государственного Совета⁴.

Немецкие мемуаристы-дипломаты в среду противников войны перед катастрофой зачисляли Коковцева и Кривошеина, также считавших, что война может закончиться гибелью «трех великих династий». «Германофилом» в этом отношении был и кн. Оболенский, обер-прокурор Синода в кабинете Витте и автор манифеста о политических свободах 17-го октября 1905г. (свидетельство Гурко). Набоков (дипломат) вспоминает, как член Гос. Совета, бар. Розен, бывший русский посол в Вашингтоне, в Лондоне в 16г. с «горячей убежденностью» доказывал ему, что «Германию победить нельзя», что все «мечты о Константинополе – мираж» («глупость», по выражению Витте), что союз России с Англией и Францией «фатальная ошибка», и что «Америка права, воздерживаясь от участия в бессмысленной бойне, которая ни к чему, кроме крушения Европы, привести не может». Это был человек, в котором Набоков «ценил и уважал живость ума, огромный опыт и убежденность». Позже Розен выступил в печати и издал свои воспоминания.

Возможно, что все подобные оценки, реалистичные в своей основе, могли быть глубоко ошибочны и даже наивно непредусмотрительны. Они были популярны до войны в консервативных кругах – припомним известную записку Дурново (февраль 14г.) о противоестественности для России союза с демократической Антантой. Думский «златоуст», депутат В. Маклаков с тем же искренним упорством будет говорить с кафедры Гос. Думы 3 ноября 16г., что русский народ никогда не простит мира позорного – мира в ничью. Маклаков вместе с тем был убежден, что будущий мир сделает такую Европу, что война будет невозможна (речь в петербургской городской Думе 3 мая 16 года на чествовании французских делегатов Вивиани и Тома). Очевидно, однако, что в рассуждениях хотя бы Розена не было признаков того «изменнического» элемента, который с такой убежденностью изыскивали во время войны обостренные националистические чувствования. Если одних ход войны взвинчивал в сторону настроений Маклакова, то других, независимо от антантофильства или германофильства, должен был толкать к пессимизму Розена.

Страна, действительно, не может идти на самоубийство во имя выполнения принятых на себя союзных обязательств. История последних двадцати пяти лет⁵ с чрезвычайной наглядностью подтвердила правильность тезиса, некогда выставленного реальным политиком Бисмарком – рыцарская жертвенность несовместима с национальными интересами уже в силу того, что международная политика, даже облеченная в форму отвлеченных принципов права и свободы, руководится до днесь в большей степени реалистическими соображениями национального эгоизма. Вовсе не надо быть «марксистом», прошедшим большевицкую школу, для того, чтобы признать незыблемость подобного утверждения: автократические режимы и режимы демократические мало в чем отличаются в этом отношении. Война 14г., положившая начало европейской катастрофе, дает бесконечное количество примеров. Подневные записи французского посла Палеолога и дневник нашего министерства ин. д. (составлен, очевидно, начальником канцелярии бар. Шиллингом) непосредственно вводят нас в эту дипломатическую кухню, где каждодневно делится шкура не убитого еще медведя, где выдают «призы» за участие в мировом катаклизме, компенсируют территориальными приобретениями возможных союзников в борьбе (как то было на Балканах) и т.д. Трудно найти более яркую иллюстрацию, чем ту, которую представляет обращение бельгийского посланника 17-го июля 15г. в русское министерство ин. д. за поддержкой против домогательства Франции присоединить к себе в будущем Люксембургское герцогство, т.е. тот Люксембург, грубое нарушение нейтралитета которого немцами вызвало в начале войны всеобщее общественное негодование и сделало маленькую герцогиню с ее символистическим протестом даже героиней дня⁶.

В плоскости этих грубых материальных отношений и надлежит рассматривать вопрос о сепаратном мире – зарождение мысли в некоторых общественных кругах о необходимости выхода России из войны. Стоял ли однако перед Россией этот вопрос в сознании носителей верховной власти? Если вслушаться в речи оппозиционных режиму дореволюционных политиков, то может показаться на первый поверхностный взгляд, что страна, действительно, находилась на краю пропасти. Такое настроение символистически можно представить словами будто бы сказанными лидером «октябристов» Гучковым в августе 15г. – с большим волнением и со слезами на глазах: «Россия погибла. Нет больше надежд». Так вновь записал Палеолог со слов Брянчанинова, говорившего ему о государственном перевороте, как о последнем шансе спасения. В таких же выражениях секретные агенты передавали и впечатления видного промышленника Рябушинского после поездки на фронт: «Россия на краю гибели: еще немного и будет поздно». Много раз нам придется отметить, что подобный пессимизм, вызванный обостренным чувством современников и, вероятно, преувеличенный в беседе с французским послом, не соответствовал реальной обстановке. Во всяком случае он был совершенно чужд имп. Николаю II вплоть до трагических для власти предреволюционных дней: ему всегда казалось, что в России все в общем благополучно: «единственное исключение – как выразился он в письме к жене 9 сент. 15г. – составляют Петроград и Москва – две крошечные точки на карте нашего отечества». При таком восприятии не могла в мозгу родиться даже мысль о сепаратном мире – «позорном» для престижа верховной власти, которой руководит Божественное Провидение. В мистической концепции имп. Александры Федоровны, сливавшей национальный интерес с династическим, честь и «прерогативы самодержца» стояли еще выше: «Это должна быть твоя война, твой мир, слава твоя и нашей страны», – писала она 17 марта 16г.

И тем не менее вокруг этих имен сплелась паутина сепаратного мира. Чрезв. След. Комиссия должна была в ней разобраться; поскольку данные о ее работе опубликованы, можно сказать, что она не сумела этого сделать – может быть, и не могла. За нее произвел такую работу советский историк Семенников, пользуясь в значительной степени тем «романовским архивом», который фактически был в распоряжении Чр. След. Ком. Семенников собрал почти исчерпывающий материал о сепаратном мире в дореволюционное время⁷. Ниже мы отметим ту группу материалов (скорее пока еще намеки), которую исследователь оставил совершенно в стороне и, очевидно, сознательно – но, конечно, далеко не со всеми его выводами, подчас слишком прямолинейными узко догматическими, можно согласиться: точнее из материалов, собранных автором в общем добросовестно, следуют выводы противоположные.

По существу мне нечего добавить к итогам о «сепаратном мире», подведенным в моей книге «На путях к дворцовому перевороту». По отношению к Царю и Царице дореволюционная легенда должна быть отнесена к числу грубых и сугубо несправедливых клевет, демагогически использованных в свое время в политической борьбе с режимом; никаких шагов к заключению сепаратного мира царское правительство не делало; никаких центров или организованных общественных групп, осуществлявших заранее установленный план заключения мира с Германией в дореволюционное время не существовало, и никаких ответственных переговоров за кулисами по этому поводу не велось. Естественно, что индивидуальные мнения – их можно, конечно, зарегистрировать – поскольку они не выходили за пределы частных разговоров в данном случае нас интересовать не могут.

Когда признанный вождь тогдашней «революционной демократии» Церетелли в 17 году на августовском Государственном Совещании в Москве говорил: «если бы не было революции, был бы сепаратный мир» – он безответственно повторял лишь стоустую, ходячую, дореволюционную молву. К сожалению, через много лет в эмиграции, игнорируя опубликованные ныне материалы, повторил эту легенду на одном из своих публичных выступлений Керенский, бывший генерал-прокурор Временного Правительства первого состава, подлинный творец Чр. Сл. Комиссии, занявший затем пост главы государства. Член того же коалиционного правительства, при котором рассматривалось царское дело и решалась судьба бывших венценосцев, в своей книге о происхождении революционной России без критики подошел к материалам и выводам советского исследователя. Книга Чернова появилась в 34 году. Очевидно, не удалось еще окончательно похоронить в сознании современной нам общественности старый миф – так силен еще дореволюционный гипноз. Приходится поэтому полностью пересмотреть те факты, на основе которых обывательскую легенду все же пытаются превратить в исторический факт.