Часть I. Писцовая книга Водской пятины, 1500 г.

Новгородская Писцовая Книга Водской пятины 1500 г. на 7-м листе рукописи имеет такое заглавие: «Книги Воцкие пятины писма Дмитрея Васильевича Китаева да Никиты губы Семенова сына Моклокова, лета семь тысяч осмого. А в них писаны пригороды и волости и ряды и погосты и села и деревни Великого Князя и за бояры и за детми за боярскими и за служилыми людми за помещики и своеземцовы и купецкие деревни и владычни и монастырские деревни в сохи по новгородскому. А в сохе по три обжы. А на пригороды, на посады и на великого князя волости и на села и на деревни кладен великого князя оброк рубли и полтинами и гривнами, и денгами новгородскими в новгородское число».

Настоящая Писцовая Книга – одна из самых древних, дошедших до нашего времени Писцовых Книг (7008–1500). Первая половина ее, содержащая описание погостов в уездах Новгородском (I–493 столбцы), Копорском (494–879), Ямском (879–957) и описание городов Копорья (494), Ямы (879–885) и Ладоги (957–960) издана Спб. Археографической Комиссией в 1868 г. в III томе Новгородских Писцовых Книг. Вторая же половина ее появилась в печати еще в 1851 и 1852 г. г. во Временнике Императорского Московского Общества Истории и Древностей Российских в книжках 11 и 12, под заглавием «Переписная Окладная Книга по Новугороду Вотьской пятины 7008 года (2-я половина)» и заключает в себе в 1-й кн. на стр. 1–110 описание погостов Ладожского уезда, на 111–115 стр. описание г. Орешка, на 115–464 стр. описание погостов Ореховского уезда; в кн. 12-й – на стр. 1–188 описание г. Корелы и погостов Корельского уезда.

Оригинал – рукопись – первой части хранится в Московском Архиве Министерства Иностранных Дел (по Новгороду № 3, часть 1); вторая же часть рукописи, принадлежащая тому же Архиву, в 1859 году была Архивом препровождена в Спб. Археографическую Комиссию, откуда рукопись обратно не поступала, вероятно потому, что Комиссией утеряна.

Рукопись в восьмую долю листа; писана скорописью; два почерка в ней несомненны; но можно их различать и более. Рукопись сохранилась прекрасно, читается совершенно свободно. На переплете ее, несомненно позднейшего происхождения, золотом оттиснуто: «Новгород. 1500. № 3. Часть 1». На листе 1-м позднейшим крупным почерком надпись: «Бойкие пятины новгородского уезду погостом и деревням со крестьяны помещичьими и монастырскими, а которого году, не показано. № 40. На листах 2–5 помещено оглавление погостов всех уездов Вотской пятины. Оглавление написано иным, сравнительно с рукописью позднейшим, почерком; в нумерации погостов с Писцовой Книгой везде совпадает, в наименовании погостов иногда несколько разнится (напр. Опоретцкой вместо Опольской); заключает в себе названия погостов, описание которых в настоящее время утеряно (Орлинского и Грезневского). Частное, – на л. 2-м написано: «Главы погостом. Ноугородцкой уезд. Погост Григорьевской Кречневской. Погост Николской Пидебской. Заверяжье. Погост Егорьевской Лусской. 5. Погост Дмитревской Гдитцкой. 6. Погост Климетской Тесовской. 7. Погост Спасской на Аредежы. 8. Погост Сабелской. 9. Погост Успенской Хрепелской. 10. Погост Коситцкой». На л. 2 об. «11. Погост Николской Передольской. 12. Погост Дмитреевской Городенской. 13. Погост Николской Будковской. 14. Погост Ильинской Тигодцкой. 15. Погост Солетцкой на Волхове. 16. Погост Ондреевской Грузинской. 17. Погост Коломенской на Волхове. 18. Погост Онтоновской на Волхове. 19. Погост Петровской на Волхове. 20. Погост Иванской Переежской». На л. 3-м: «Город Копорье. Копорской уезд. Погост Каргалской. 2. Погост Егорьевской Радчинской. 3. Погост Ильинской Заможской. 4. Погост Покровской Дятелинской. 5. Погост Кипенской. 6. Погост Богородитцкой Дягиленской. 7. Погост Спасской Орлинской. 8. Погост Николской Грезневской. 9. Погост Николской Суйдовской. 10. Погост Покровской Озеретцкой. 11. Погост Спасской Заретцкой. 12. Погост Николской Ястребитцкой. 13. Погост Григоровской. 14. Погост Богородитцкой Врудцкой». На л. 3-м об. «…ской Здылетцкой. Город Яма. Ямской уезд. 1. Погост Воздвиженской Опоретцкой в Чюде. 2. Погост Николской Толдожской в Чюде. 3. Погост Егорьевской Радчинской. Город Ладога. В Ладожском уезде I. Погост Городенской». На л. 4-м: «Погост Ильинской. 3. Погост Федоровской Песотцкой. 4. Погост Егорьевской Теребужкой. 5. Погост Михайловской на пороге. (между Тереб. и Михайл. на стороне: Малая Лопца). 6. Погост Николской Згородища. Город Орешок. В Ореховском уезде. 1. Погост Спасской Городенской. 2. Погостъ Иванской Куйвошской. 3. Погост Воздвиженской Корбосельской». На л. 4 об.: «4. Погост Келтушской. 5. Погост Егорьевской Лопской. 6. Погост Введенской Дудоровской. 7. Погост Николской Ижерской. 8. Погост Николской Яросельской. Город Корела. В Корельском уезде. 1. Погост Городенской. 2. Погост Михайловской Сакульской. 3. Погост Васильевской Ровдужской». На л. 5-м: «4. Погост Богородитцкой Кирьяшской. 5. Погост Николской Сердовольской. 6. Погост Ильинской Иломанской. 7. Погост Воскресенской Соломянской». 5-й л. об. – пустой. С 7-го листа начинается описание погостов и продолжается до листа 917 включительно. По листам (а не по страницам) идет нумерация: вверху арабскими цифрами, черными чернилами; она приводится и у нас. Внизу – славянскими буквами, бледными чернилами. Однако, – и эта нумерация не может быть отнесена писцам, так-как и для делавшего эту нумерацию были неизвестны листы, находящиеся в книге не на месте. Древнейшая нумерация – третья, отмечающая внизу каждые 8 листов. Счет листов – славянскими буквами печатного образца. (Нумерация слав. цифрами на каждом листе едва ли не сделана рукой, писавшей «Главы погостом»).

Из названных 917 листов с 636 по 712 в книге нет, хотя они были видимо даже при нумерации книги арабскими цифрами. Нет, однако, и намека на то, чтобы эти листы из книги были вырваны. Предполагать нужно, что и нумерация сделана, и листы затеряны до переплета книги. На утерянных листах находилось окончание описания погоста Дягиленского и описание погостов Орлинского и Грезневского. В рукописи есть пустые, совершенно не заполненные листы: 18, 22 об., 33 об. 35, 48, 59 об., 70, 81, 85, 107 об., 113 об., 136 об., 137, 146 об., 149, 339 об., 348 об., 388 об., 410 об., 417 об., 418 об., 421 об., 425, 446, 451, 460 об., 465 об., 469, 470, 471, 472, 520, 534, 535, 544 об., 566 об., 594, 627, 730, 742, 770, 791, 824 об., 845, 847, 853, 866, 873, 890 об., 892 об., 895. – Заполненные текстом листы в четырех случаях вплетены в рукописи не на своем месте. Правильная последовательность страниц будет такая: – 1–22. 27–33. 34. 23–26. 35–153. 178–742 об., 154–177 об., 743–794. 801–865. 896–914. 866–895. 915–917. Листы 795–800 относятся к 2-й части книги. Из листов, в рукописи вплетенных не на месте, листы 23–26, 154–177 в печатном издании помещены на свое место (к сожалению, без всякой оговорки, столь необходимой для возможного исследователя рукописи), листы 795–800 ошибочно в книгу вплетенные, почему то и напечатаны все-таки в соответствующем месте (правда с оговоркой). Что же касается листов 896–914 об., то у издателей, видимо, не было на их счет никаких сомнений и они оказались и напечатанными в Книге не на месте.

Собранный писцами материал расположен ими в Писцовой книге ясно, раздельно. С заглавной, крупной буквы начинается каждый новый отдел, в новый отдел помещается не только каждый новый владелец, во и каждая его деревня. Точное воспроизведение рукописи – издание второй ее части в 11 и 12 книжках Временника. В III томе Новг. Писц. Книг, напротив, все эти красные строки уничтожены и работа исследователя этим весьма затруднена. Новый род владений, напр. поместный после оброчного, монастырский после своеземцева, нередко начинается даже с особого листа. Отсюда мы в рукописи постоянно встречаемся с листами, только в некоторой своей части заполненными. Обычно, одна сторона листка занимает 25–26 строк. Между тем, мы видим только по 11–13 строк на листах 29 об., 105 об., 134 об., 187, 342 об., 344 об., 346, 348, 404 об., 405 об., 445, 592 об., 894 об.; на листе 249 – 9 строк; на листах 59, 198 об., 255, 296, 443, 506, 854 об. по 8 строк; на листах 33, 214 об., 391, 627 – по 7 строк; на листах 310, 338, 401, 408 об., 600 об., 844 об. 890 – по 6 строк; на листах 28 об., 43, 245 об., 304 об. 379 об., 439, – по 5 строк; на листах 326 об., 459, 466 об. 726 об. – по 4 строки; на листах 107, 195 об., 307 об., 455, 863 – по 3 строки; на листах 332 об., 566, 593 об. – по 2 строки и на листах 113, 396 об., 453 об., 457, 468 об., 794 об., 887 об. – по 1 строке. Это обстоятельство, маловажное с первого взгляда, для исследователя может иметь большое значение и поможет ему разбираться даже в решении вопросов принципиальных (к примеру, – 105 об. заполнено полстраницы, на 106 начато описание монастырских земель; на 338 – 6 строк, на 339 – земли монастырей; 443 – 8 строк, – 443 об. – земли монастырей; 466 об. – 4 строки, – 467 – земли монастырей). Кроме этого, – при известной доле внимания это обстоятельство помогло бы издателям разобраться и в неправильно вплетенных в рукописи листах, особенно в тех случаях, когда новый лист начинается совершенно другим почерком (напр. листы 154–177 резко отличаются своим почерком от листа 153 об., с которым тождественны по почерку листы 178 и дал. И действительно правильная последовательность листов: 153 об. 178 и дал.).

Такова Писцовая Книга по своей внешности. Что же касается ее содержания, – то и с этой стороны в книге всюду строгий порядок, граничащий с однообразием даже в выражениях.

Прежде всего в погосте описывается церковь, если она есть; при церкви перечисляются поп, дьяк церковной, сторож, проскурница, указывается количество запахиваемой ими ржи, количество снимаемого сена. «А в обжы не положены», – почти неизменное описание церковной земли. Напр.: Погост Николской Будковской. А на погосте церковь Велики Никола. Да на погосте ж дв. поп Иван, дв. дьяк церковной Исай, дв. сторож Гридка; а пашни у них церковные на три коробьи ржи, а в обжи не положено» III. 278. – Если пахотной земли при церкви нет, – описание погоста соответственно этому изменяется: Погост Покровской Дятелинской. А на погосте церковь Покров Святей Богородици, да на погосте ж дв. поп Федор, дв. диак церковной Дениско, оба без пашни» III. 603. – Если погостская церковь расположена была в другой пятине – Шелонской или Обонежской, – она не описывалась и писец лишь замечал «А церковь погостская за рекой Лугой в Шелонской пятине» III. 154; или «А церковь того погоста в Обонежской пятине за Волховом III. 445. Не описывалась церковь и тогда, когда она находилась в волости дворцовой: «А церковь того погоста писана в великого князя волости в дворцовой в Королеве» III. 13; или «А церковь того погоста писана в великого князя волости в дворцовой... в сем же погосте; а дворцовая волость писана в дворцовых книгах»

III. 144. В немногих лишь случаях в описании погоста не находим описания церкви. И на такие отступления от обычного порядка почти всегда можно найти свое объяснение.

Описание земель в погосте, положенных в обжи, начинается всегда описанием «великого князя сел и деревень оброчных (III. 183) старых и новосведенных бояр (III. 82). Ори описании указывается прежде всего прежний владелец деревень, а затем идет подробный перечень деревень, с перечислением в каждой из них дворов и живущих в них крестьян. По каждой деревне указывается количество засеваемой ржи (или – редко – яри), снимаемого сена, количество обеж, с переводом на сохи. Редко эти сведения даются сразу для 2–3 деревень. Если все деревни, принадлежавшие известному лицу, описаны, – им подводится общий итог. Но прежде еще делается замечание о том, сколько было в этих же деревнях по «старому письму». В итоге дается число деревень, дворов, человек, обеж и сох и подробно исчисляется доход князю а) деньгами и б) натурой. Тот и другой доход обобщается с переводом натуры на деньги, и помещается всегда под обычной фразой»: «и всего оброку на те деревни положено деньгами и за хлеб, и за намеснич корм» (напр. III. 83), с неизменной всюду прибавкой «опричь обежные дани». В заключение, – количество новой пошлины «ключничи». Напр. «В Спасском погосте великого князя волости и села и деревни оброчные старые и новосведеных бояр... Деревни Марковские Панфильева. Д. Дуброва: дв. Куземка Степанов, сын его Сидорик, сеют ржи пять коробей, сена косят сто копен, полторы обжи; а старого дохода шло четверть из хлеба. Д. на Шуче на Луке у часовни... Д. Филисово. И по старому письму три деревни, дворов в них сем, а людей в них тринадцать человек, а обеж шесть, две сохи. А старого дохода... А по новому письму три деревни, а дворов в них десять, а людей в них тринадцать человек, полъ-девяты обжы, три сохи без полутрети. А великого князя оброку положено на те деревни деньгами..., а хлеба поспом...; а в котором году не взяти хлеба хлебом, и за хлеб положено деньгами... И всего оброку положено на те деревни деньгами и за хлеб и за намесничь корм рубль и шесть гривен и три деньги, опричь обежные дани. А новые пошлины ключничи положено на те обжи... (III, 82–83).

Вслед за оброчными землями великого князя описываются земли его же, бывшие за наместниками или «из старины», или «приданные» им. Такие земли мы находим в уездах Ямском (за Ямским Наместником), в Ореховском (за Ореховским) и в Корельском (за наместником Корельским). Деревни описываются так же, как и оброчные. Доход же идет с них наместнику: «а дохода наместнику денгами и за мелкой доход» III. 886; «и с тое волости оброк денежной и с дворцовыми пошлинами и с ключичей новой пошлиной имати наместнику Ямскому» III. 914. В деревнях намесничьих Ореховского уезда количество дохода не обозначается. Единицей обложения являются обжи и т. наз. «наслеги», «начлеги» (XI. 117–118. 152–153. 210–212. 238–239). В Корельском уезде в иных погостах видим только деревни, «приданные к Кореле Наместником всеми пошлинами и с оброком, опричь обежные дани» (XII. 9. 171), а иногда и погосты, почти полностью принадлежащие наместникам Корельским (так назыв. «Задняя Корела»: погосты Кирьяшский, Сердовольский, Иломанский и Соломянский).

После земель намесничьих описываются, правда редко, деревни «приданные» к яму, ямщикам. Такие деревни мы видим в Ореховском уезде (погосты Городенский и Лопский) и в Корельском (в погостах Городенском, Сакульском, Ровдушском). Деревни и здесь описываются обычным порядком, но «емлют с них доход ямщики» (XII, 10).

Совершенно особую группу, почти во всех погостах, составляют «великого князя волости, и села, и деревни за бояры, и за детми за боярскими, и за служилыми людьми в поместиа»

III. 423. Как дополнение, в немногих погостах Копорского и Ямского уездов, – «великого князя села и деревни за служилыми людьми за Иванегородцы» III. 790. И здесь техника описания земель та же, что и оброчных; так же называется прежний владелец земли, но рядом с ним указывается, за кем земля состоит в поместье. В каждом поместье описанным деревням подводится итог, в котором мы уже не видим перевода хлебного дохода на деньги; вероятно доход и получался натурой. Есть намеки на то, что поместья описываются в порядке так сказать постепенно нисходящей важности помещиков». Напр.; во Врудском погосте первым описывается поместье князя Дмитрия Семенова Глебова, дальше – поместье уже только Сеньки Григорьева Калитина и др. до Юшки Алексеева Суздальца включительно. А в заключение «села и деревни за служилыми людьми за Иванегородцы» (III. 833–853).

Следующую группу земель составляют земли своеземцев. У своеземцев, каждого в отдельности, деревень было мало, большей частью одна или две; однако каждый из них описывается порознь, за исключением лишь одного случая (д. Сандолакша в Кирьяшском пог. Корельского уезда, в которой перечислено 16 дворов 24 своеземцев).

Рядом с деревнями своеземцев обычно ставятся в Писцовой Книге земли купцов (там, где они есть).

Заключается описание погоста всегда описанием сел и деревень, принадлежавших представителям церкви: владыке, монастырям, церквам, попам и диаконам. Форма описания и этих деревень обща по всей Писцовой Книге. Но доход идет, конечно, владыке, монастырям, церквам, попам и диаконам.

При описании земель всех перечисленных видов владений, или в заключение каждого отдельного рода владения, или даже в заключение описания отдельного землевладения перечисляются, если есть, угодья: озера с рыбной ловлей, тони и колы на реках, руда в домницах, охота на мхах, борти пчелиные на пасеках, пожни с сеном. И угодья приносят владельцу отмеченный в книге доход.

Таким образом, если бы нашелся погост с деревнями всех родов владения, то мы непременно в описании земель заметили бы такой порядок: Церковь и земля церковная. Земли оброчные. Земли за Наместниками. Земли за ямщиками. Земли поместные а) бояр, б) служилых людей и в) иванегородцов. Земли своеземцев. Земли купцов. Земли церковные а) владыки, б) монастырей, в) церквей, г) попов и д) диаконов. Разумеется, если в погосте нет земель оброчных и наместниковых, – описание погоста будет начато с земель поместных. Если в погосте нет своеземцев, – разумеется после поместных увидим описание земель церковных. Но увидеть земли, напр., поместные после своеземцевых (ср. XII. 97), или земли за иванегородцами найти помещенными в книге раньше земель помещиков из бояр и служилых людей (ср. III. 937), – значит с несомненностью иметь дело с испорченным в книге текстом. Вообще, – план описания земель выдержан у писцов так строго, что малейшее отступление от него должно наводить на мысль о порче или рукописи при переплете, или чаще – книги при ее печатном издании.

В силу ближайшего своего назначения – служить официальным документом для определения количества дохода с крестьян, Писцовая Книга испещрена названиями сел и деревень, именами землевладельцев и крестьян, разного рода цифровыми данными; достаточно сказать, что сел и деревень в ней названо 4387. Не трудно было среди такой массы имен и цифр допустить ошибку и писцам. Но еще легче было утомиться издательскому глазу и при переписке рукописи делать пропуски, особенно в тех случаях, когда переписываемая строчка заканчивается тем же словом, что и следующая, или даже и вторая за ней. А отсюда, при работе над печатным изданием мы весьма часто встречались с разницами в итогах: одни цифры показаны у писцов, несколько иные есть при проверке. Однако, – на столь обширную рукопись ошибок, сделанных писцами, совсем мало; ошибок издательских, к сожалению, значительно более; но не так уже много, чтобы при известной степени напряжения нельзя было работать над печатным изданием. Все эти ошибки писцов и издателей нами отмечаются, и по снесении нами сделанных относительно них предположений с рукописью, в настоящем очерке и предлагаются.

23 столб. «И при старом убыла деревня, списано в доме сто горнец (так) з Денисовым из старого писма из Кречневского погоста в сесь Пидебской погост». Место в таком изложении темное, непонятное: в каком-то доме списано каких-то сто горнец. Непонятно и то, как связывается эта непонятная прибавка и с началом выписанной фразы «и при старом убыла деревня», и с концом ее – «з Денисовым». Но стоит лишь обратить внимание на само описание деревень (III. 22), к которому подведен такой невразумительный итог и все разъясняется: «Д. Горнец-Денисово, а в старом писме ся деревня писана была на-двое» (т. е. как две деревни, Горнец и Денисово). Исправляем итог по содержанию сейчас приведенных строк и получим: «и при старом убыла деревня, списано в одно место Горнец з Денисовым из старого писма из Кречневского погоста в сесь Пидебской погост». В рукописи лучше, чем в печатном издании, но не без ошибки: «И при старом убыла деревня, списано в до место Горнец з Денисовым из старого писма из Кречневского погоста в сей Пидебской погост» – Ркп. 32 стр.

43 столб. «волостка Богдановская Есипова за Ермолою за Трусовым сыном Воронина»; столб. 244: «за Ермолою за Трусовым сыном Воробина»; столб. 295 – «за Еремеем за Трусовым сыном Воробьина»: столб. 118: «за Ермолою за Трусовым сыном Заворобина». Воронин, Воробин, Воробьин или Заворобьин? Ркп. 48 об., 283 об. – «Воробин» и лишь на 117 об. «Заворобин» И брат Ермолы Трусова – Лева Трусов «Воробин». Мы и держимся этой фамилии. Вообще собственные имена, фамилии, географические названия часто искажаются и в этом повинны сколько писцы, столько же, и более, издатели (у последних, напр., одна и та же деревня в одном месте Кикерицы, в Дикерицы).

56 столб. Описывается «селцо Червино Даниловъское да Кузьминьское Феодоровых детей с Кузмадемьянские улици да Ивановское да Семеновское Григорьевых детей Шепелева да Ивановское Князцово: на Даниловском да на Федоровском жеребьи... на Ивановском да на Семеновъском жеребьи... а Ивановъских Князцова...» Естественнее было бы видеть вместо жеребья Федоровского Кузьминский и это тем более, что и на столб. 57 и 58 упоминается старый доход «с Даниловских да с Кузминьских». Но и в ркп. – 60 стр. написано так, как и напечатано.

140 столб. «И по новому писму две деревни оприч вопчие, а дворов..., а обжы пол-третьинадцаты, а сохи четыре с полутретью», т. е. обеж 12 1/2, что и составит 4 1/0 сох. В наличности же «полчетвертынадцаты обжы», т. е. 13 1/2»; да и по указанию самого писца получится столько, «и по старому писму... обеж одиннадцать, а сохи четыре без трети. И при старом прибыли... обжи пол-третьи». 11 обеж да 2 1/2 обжи и дадут полчетвертынадцаты обжы»… Однако и в ркп. 133 стр. написано так же, как и напечатано. Видимо, – ошибка писцов.

182 столб. «в... Княжой Горе... сена косят сто копен, три обжы; соха и две обжи Якушь пашет на собя, а с обжы емлет дохода половье из хлеба». Необходимо, чтобы нелепости не получалось, точку с запятой поставить после слова «соха и читать: «три обжы, соха; и две обжи Якушь пашет на собя» и т. д. В ркп., где запятых и точек с запятыми нет, место читается так: стр. 195 оканчивается словами «три обжы»; стр. 195 об. начинается словами «соха и две обжи Якушь»... Неправильное разделение места знаками препинания принадлежит издателям.

195 столб. «И всего оброку положено на ту волость и за ключничю пошлину и за намеснич корм и за хлеб полсемнадцата рубля три с гривною и пол-одиннадцаты денги». Вставлено никуда не относящееся слово три. Очевидно, место искаженное. Как составился приведенный итог? «А великого князя оброку... денег пол-пята рубля и четыре гривны»..., «за хлеб положено денгами... пол-друганадцата рубля и пять гривен и пол-семы денги. И всего оброку положено... (см. выше). 4 1/2 р. 4 гр. да 11 1/2 р. 5 гр. 6 1/2 ден. и дадут 16 р. 9 гр. 6 1/2 ден. А так как 7 гр. 10 ден. дают пол-рубля или полтину, то и итог можно читать так: (16 р. 9 гр. 6 1/2 =) 16 1/2 р. 1 гр. 10 1/2 ден., т. е. пол-семнадцата рубля с гривною и пол-одинадцаты денги. Несомненно, что слово «три» излишне. В ркп. стр. 205 этого слова нет.

207 столб. «оброчная ж, что была Николского манастыря с Острова из Новагорода Данилковская из Неревского конца». Непонятно, – чья же деревня, – Никольская или Данилковская. Непосредственно за выписанными строками читаем: «Д. Заклинье, Никольская с Острова: дв. Максимко Микифоров, сын его Ивашко, дв. Гридка Ивашков; а Никольских из Неревского конца: дв. Омельянко Микитин, сын его Ивашко» и т. д. Очевидно место прочитано неправильно и читать его нужно так: «оброчная ж, что была Николского манастыря с Острова из Новагорода да Никольская из Неревского конца». В ркп. 214 стр. действительно и читаем: «да Николская из Неревского конца».

214 столб. «Да за Иваном же Енинским поч. Хабачево», между тем в данном месте описывается поместье не Ениньского, а Ивана-Фомы Григорьева Протасьева. Можно предполагать, что вместо «Ениньским» следует читать «Ениньских». Тогда и смысл места будет иной: за Иваном (разумеется, – Протасьевым) поч. Ениньских – Хабачево. В ркп. 219 об. действительно и находим: «да за Иваном же Ескинских поч. Хабачево».

252 столб. «и по старому писму деревня, дворов шесть, а людей десять человек... А по новому писму деревня и дворы по старине да пять человек прибыли». Ожидаем «шесть дворов, 15 человек», а находим семь дворов и 15 человек. В ркп. 249 об. написано так, как и напечатано. Видимо, имеем дело с просчетом писца.

267 столб. В д. Раковне Большой количество обеж не обозначено, в итоге же их 3, вместо имеющихся в д. Подклинье 2-х обеж. Ясно, что в Раковне пропущена обжа; однако и в рукописи она пропущена (260 об.)

298–302 столб. В перечне бывших владельцев поместных земель И. И. Аксакова упомянуты Пантелеев, Буйносовы, Власьев, Шепелевы, Ондреевы, Елисеев; в самом же описании, кроме всех названных владельцев видим земли еще Якима Дан. Рамышевского (ст. 302) и Олешка Исак. Кошелькова с Кузмадемьяни ул. (ст. 303). Можно предполагать, что Рамышевский и Кошельков пропущены или писцами, или издателями при перечислении владельцев. – По снесении этого места с рукописью, видим, что пропуск действительно есть, но только в печатном издании. В ркп. на стр. 286 об. читаем: «да Вахромеевская Елисеева с Кузмодемьяни улици, да Якимовская Данилова сына Рамышевъского, да Олешка Исакова сына Кошелкова с Кузмодемьяни улици».

313 столб. «д. Замошье: дв. Елизарко Игнатов, дв. Микитка Ортемов, сеют ржи десять коробей, а сена косят пятьдесят копен, а старого дохода шло боран, пяток лну, а из хлеба треть». Здесь, после обозначения количества копен сена не указано количество обеж; по итогу 28 обеж, в действительности же описано только 26 обеж; вероятно в указанном месте не достает 2-х обеж. В ркп. 297 об. так, как и в печатном издании. Но между словами «коробей, а сена» поставлен слабо намеченный крестик, а вверху написано «две обжи». Остается только непонятным, почему крестик поставлен не после слова «копен», куда следовало бы внести обозначение количества обеж.

344 столб. Недостает названия деревни: «в великого князя деревне в дворцовой в Васильевской Онаньина, да что была Вежитцкого манастыря, вопче в Ондреевскими обжами Ножкина, что за Коптем за Бутурлиным на княжь Петрове жеребью: дв. Федко Марков, дв. Тимошка Савостианов, сын его Обросимко» и т. д. Пропущенное название восстановить не составляет особого труда. Князь Елетцкий владел этой деревней «вопче» с Коптем Бутурлиным. Деревня прежде принадлежала Андрею Ножкину. При описании поместья Коптя Бутурлина и значится: «за Коптем за Григорьевым сыном Бутурлина... (ст. 316)... Андреевских Ношкина: в великого князя деревне в дворцовой в Стаях в Васильевской Онаньина, что было Вежицкого манастыря, вопче ему с Петровыми обжами Елетцкого, что были за владыкою, на Коптеве на осмом жеребью»… (ст. 317). За кн. П. И. Елетцким значится здесь часть деревни Стаи, а в описании его владений этой деревни нет. Отсюда, а равно из совпадения всех прочих признаков мы и полагаем, что на ст. 344 пропущена «д. Стаи». В ркп. 324 об., на посл. строке и находим: «в великого князя деревне в Васильевской Онаньина в Стаях, да что была Вежытцкого манастыря».

356 столб. «Федька Юрьева да Власовы Остафьевы жены Юрьева да сына его Наумка... На Федькове да на Васисине с сыном жеребью: дв. сам Федько, дв. сама Васиса да сын ее Наумко»... Вместо Власовы, очевидно, нужно читать «Васисы». «Федька Юрьева да Васисы Остафьевы жены Юрьева». Но и вместо «сына его» необходимо читать «сына ее». В ркп. 336 стр. видим: «Федка Юрьева, да Васисы, Остафьевы жены Юрьева, да сына ея Наумка».

360–361 столб.: «деревни Ондреевские Иванова сына Клемянтиева Емельянова: д. Кунесть... д. Елгино на Тигоде... д. Дуброва… А по новому письму 4 деревни, 6 дворов, 13 человек, 5 обеж, 2 сохи без трети». Описано же, как видим, 3 деревни, а в них 4 двора, 9 человек, 4 обжи. По внесении этого места с рукописью оказывается, что при издании пропущена 1 деревня, а в ней 2 двора, 4 человека, 1 обжа. Именно, в ркп. на стр. 341 об., после описания д. Кунести читаем: «Деревня Кунестка: дв. Елизарко Степанов, дв. Васко Макаров, дети его Михал да Ивашко; сеют ржи четыре коробьи, а сена косят пятьдесят копен, обжа. А старого дохода три денги, боран, полбочки пива, пять копен сена, а из хлеба треть; а ключнику полкоробьи ржы, полкоробьи овса, сыр, лопатка боранья, овчина, горсть лну. А новой доход потому ж. Деревня Елгино на Тигоде» и т. д....

411 столб. «А по новому писму... 1 1/2 обжи, 1 1/2 сохи»; нужно «полторы обжы, пол-сохи», как и имеем в ркп. на стр. 385.

414 столб. «а обеж у них три сохи»; нужно читать: «а обеж у них три, соха», как и в ркп. на стр. 387 об., где нет лишь после слова «три» запятой.

441 столб. «А по новому писму... 5 обеж, 2 сохи»; между тем в двух сохах не пять, а шесть обеж. Ркп. стр. 413 об.: «шесть обеж, две сохи».

443 столб.: «в великого князя деревне в оброчной в Луке... дв. Тараско да Игнат, сеют ржи две коробьи, а сена косят пол-третьядцать копен, пол-обжи; а дохода из хлеба половье... А по новому письму в вопчей деревне двор, 3 человеки»... Между тем есть только Тараско да Игнат. По снесении настоящего места с рукописью видим, что имеем дело с пропуском издателей: «дв. Тараско Денисов, дети его Трофимко да Игнат», – ркп. 415–415 стр. об.

458 столб.: «а по новому писму деревень 9 и с вопчею деревнею, опричь пустые, а дворов в них и с непашенными двема человеки 30 человек, а обеж 21, а сох 7». Место с явным пропуском слов: «а дворов в них (а людей в них) и с непашенными двема человеки 30 человек». В ркп., стр. 431 об. действительно читаем: «а по но(во)му писму деревень девять, и с вопчею деревнею, опричь пустые, а дворов в них с непашенными двема дворы двадцать и один, а людей в них и с непашенными двема человеки тридцать человек, а обеж двадцать и одна, а сох семь».

493 столб.: «У Ивана стог на погосте на Волхове: дв. Омельянко Онфимов и т. д.» (в описании погоста Ивановского Переездовского, с церковью св. Иоанна Богослова). Всюду в Писцовой книге однообразие: деревня, дворы, люди, коробьи, копны, обжи, сохи... А здесь перечислению дворов предшествует какой-то «стог» на Волхове. Между тем, достаточно припомнить, что слово СТОГ под титлом читается «святого», чтобы стала ясной вся грубая ошибка издателей. В ркп., на 468 стр. действительно видим: «У Ивана СТОГ на погосте», – т. е. У Ивана Святого на погосте.

495 столб.: «дв. Зиновко Лукин, Игамас Петрушин, сеют ржы и т. д.» Вероятно пред «Игамас» пропущено слово «дв.» Основанием для предположения служит и отступление от однообразной формы переписи (следовало бы: дв. Зиновко Лукин да Игамас Петрушин), и столб. 496, где читаем: «и при старом писме прибыл двор». В ркп., на 474 об. находим подтверждение своего предположения: «дв. Зиновко Лукин, дв. Игамас Петрушин».

506 столб.: «с большими двема дворы 61, а людей в них и с Олешкиными и с Шипениевыми семью человеки»... Между Тем на ст. 501-м читаем: «Селцо Подмошье, дв. в большом сам Шипение, а людей их: дв. Ивашко, дв. Сенка, дв. Грилка, дв. Фомка, дв. Матюк, дв. Федко, дв. Сидорик, а хрестиан»... Где же другой большой двор – Олешки? Очевидно, на 501 ст. пропуск… В рукописи, на стр. 479 читаем: «Селцо Подмошье, дв. в большом сам Олешко, дв. в большом сам Шипение, а людей их»... Опять, – пропуск издателей.

514 столб.: «селцо Нежново на реце на Систи... 12 обеж; столб. 515: «селцо Заозерье над озерком над Удосолским... 9 обеж»; «по новому писму... обеж 30, а сох 10». Между тем 12 и 9 дадут только 21 обжу, 7 сох. Полагаем, что итог верен; ошибка же допущена вероятно в сц. Нежнове, где на 18 дворов 12 обеж мало. Да и по старому писму обеж должно быть 30 (было 29 и 1 прибыла). Справка же с рукописью дает нам следующее: 488 об. «селцо Нежново на реце Систи... 489: сеют ржы восемьдесят коробей, а сена косят шестьсот копен, двадцать обеж… Селцо Заозерье... сеют ржы сорок коробей, 489 об.: сена косят сто копен, десять обеж». Двадцать и десять и дадут нужные тридцать обеж.

517 столб. Отмеченный издателями пропуск. Описание поместья Андрея Иванова Воронина не докончено. Непосредственно же за пропуском читаем: «сам Гаврило, а людей его: дв. Курьянко» и т. д. Гаврило – это Гаврило Белосельский: «да за Гаврилком же Белосельским у Копорьи на посадe» (ст. 520). Волостка Гаврилы Белосельского состояла из деревень и угодий прежде принадлежавших Андрею Телятеву (ст. 520: Андреевских же Телятева; см. также ст. 505: «в деревне в Непуеве на pеце на Систи, в Ондреевской Телятева, что за Гаврилком Белосельским).

536–537 столб. В итоге «дворов 27, а людей 28»; между тем на перечет есть дворов 26, а людей 27. Итог верен, но в описании есть пропуск, и заметить его легко: «дв. в большом сам Салтык, дв. Фомка, дв. Михал, дв. Маня, дв. Ондрейко, а хрестиан» (ст. 535); в итоге же: «а людей в них и с Салтыковскими пятью человеки» (ст. 537). В итоге пять салтыковских людей, а переписано только четыре. В ркп., стр. 504 и читаем: «дв. в большом сам Салтык, дв. Фомка, дв. Михал. дв. Маня, дв. Ондрейко, дв. Дед, а хрестиан… Слово «Дед», однако, трудно разбирается, хотя сохранилось хорошо. Не здесь ли и причина пропуска, сделанного издателями книги, а еще вернее тем лицом, которое переписывало рукопись.

552 столб.: «а дворов в них 30, а людей в них 24 человеки». Заметная неравномерность: 24 человека на 30 дворов. При проверке итога оказывается, что он составлен из 6, 4 и 3 дворов, а это даст не 30, а 13 дворов. По старому писму... дворов 7... при старом прибыли... 6 дворов (ст. 552), – опять в итоге 13 дворов, а не 30. Так должно быть и в рукописи. Так мы в ней, на стр. 518 об. и находим: «а по новому писму три деревни, а дворов в них тринадцать».

563–564 столб.: «а обеж 3, а сох 9». Грубая ошибка, так как в одной сохе по три обжи. На перечет в описанных деревнях обеж – 23 в сц. Велкоте, 4 в д. Ермолине и 1 в д. Злехове; всего – 30 обеж. Но тогда и сох должно быть не 9, а 10. По старому писму… обеж 34... и при старом убыло 4 обжы (563) опять обеж 30... Справляемся с рукописью, где на стр. 529 об. находим: «а обеж тридцать, а сох десять.

584 столб. Пропуск, отмеченный издателями книги. Выпущен, вероятно, один лист. Это видно из того, что к владениям Нефимоновых (580–584) недостает лишь итога: пропуск после деревень Нефимонова из земель Федка, Захарки и Сенки Онаньиных Поповых, а они стоят последними и в перечне бывших владельцев (ст. 580). После пропуска идет описание земель Некраса: «на Некрасове с детьми жеребью» – 584. Полным именем этот Некрас назван, напр., на 602 ст.: Некрас, Назимов братанич Образцовский (ср. 581); отсюда, а равно и из заметки: «а нетяглых в селе Лазсковичах» (ст. 584) заключаем, что после пропуска идет описание именно этого села, называемого в книге то Лазсконичами (584), то Глазсковичами (581–602). Отсюда же узнаем; что поместье Некраса из земель Гриди и Киприана Захаровых Кпеицыных.

585 столб. Дворов в итоге 30, а людей из них 16 человек. Явная несообразность. Но странно, что и по старому писму дворов 30 и изменений при старом не последовало. Между тем на перечет дворов в Глазсковичах 6, в Клопицах 7; всего – 13 дворов. Несомненно, что дворов и должно быть 13, и это тем более, что указанное итогом количество людей (16) есть и на перечет. Здесь новое указание на незначительность пропуска на ст. 584). Справка с рукописью подтверждает большую небрежность издания в данном месте: «550 стр. – а по новому писму село, опричь села вопчего же, а дворов в них, и с теми, что в опчем селе, тринадцать, а людей в них шестнадцать человек». Да и в итоге по старому писму в рукописи читаем, на стр. 549 об.: «и по старому писму обеих боярщин две деревни, а дворов в них тринадцать, а людей тринадцать человек, а обеж тринадцать, а сохи четыре с третью».

591 столб. Вероятно пропущено слово «дв.» между Оверкейком и Стешком. Основание для предположения прежде всего формальное, а потом – итог, в котором только при этом предположении цифра дворов совпадет с действительно описанными. Ркп., стр. 555 подтверждает наше предположение: «дв. Оверкейко Михалев, дв. Стешко Ивашков».

599 столб.: «дв. в большом сам Лукаша, человек его Рыжко». Не пропущено ли слово «дв.», так как человек обычно живет в особом от помещика дворе? Однако, и в рукописи, на стр. 562 и 562 об. слова «дв.» не находим.

614 столб. В дер. Порошке на р. Ковоше не указано количество обеж. По итогу в волостке Тим. Ив. Зезевитова обеж 66, на перечет же находим только 62. Вероятно, в д. Порошке и пропущено четыре обжи. В ркп., стр. 575 об. читаем: «а сена косят сто и десять копен, четыре обжы». Слова «четыре обжы» правда на поле, но рукою писца. Видимо, – пропуск издателей книги.

691 столб. Описание Богородитцкого Дягиленского погоста не докончено. По сделанному издателями книги примечанию в подлинной рукописи несколько листов утрачено. Что же утрачено из описания Дягиленского погоста? Известно, что описывая деревню, бывшую в общем владении нескольких лиц, писец непременно перечисляет всех владельцев известной деревни, напр., «Селцо Овсища, вопче ему (т. е. Степану Юрьеву Порховскому с детьми) с Васильевскими обжами, да с Яковльскими, да с Гридинскими Родивоновых детей Боетцкого, что за Митею за Савлуковым, да с Федоровскими обжами Матвеевы жены Пустова, что за Петрушею за Яковлим сыном Коситцкого, да с своеземци... да с Никольским манастырем с Суйды, на Степанове трети» (ст. 684). Такой способ описания деревень, затрудняя чтение книги, увеличивая необыкновенно размер ее, дает, однако, ключ к восстановлению содержания утерянных листов. Путем рассматривания описания деревень общих, мы и в настоящем случае узнаем, что в утерянных листах находилось описание земель, бывших в поместье 1) за Митею Савиным Салтыковским (683) или Савлуковым (684) из обеж Якова, Василья и Гриди Родивоновых Боетцких; 2) за Петрушею Яковлев. Коситцким из обеж Федоры, Матвеевы жены Пустова (684) и за ним же из обеж Павла Брейцына (687); 3) за Олешкою Яковлев. Коситцким из обеж. Констант. Остафьева (685) и за ним же из обеж Ивана Скокухина (687); 4) за Васюком Назимом с детьми из обеж Ондрея и Елизара Молочковых (686–689); 5) за Иваном Гр. Калитиным из обеж Федора Иевля (687) и за ним же из обеж Михаила Берденева (688–690); 6) за Семен, и Федор. Степановыми Борановыми из обеж Федора Селезнева (687); 7) за Федором Милославским из обеж Офимьи, жены Семена Шенькурского и Федора Селезнева (688); 8) за Останею Каруевым из обеж Кондрата Ив. Пантелеева (689); 9) за Андреем Супоневым из обеж Рождественских, конец Микит. ул. (689) и Спасских Нередитцких (690); 10 и 11) за Грид., Семен., и Васюк. Васильев. Хвостовыми и за Сенкою Скобеевым из обеж Дмитр., Ивана и Фед. Хилковых (690); 12) за Нестером Поскочиным из обеж Юшки и Осташки Колесницыных (690); 13) при описании Суйдовского погоста упоминается поместье Ондрея и Федора Семен. Колычевых (описание их поместья закончено припиской: «да их же поместия обжи в Дягиленском погосте» 702); 14) в XI т. Временника на стр. 299 упоминается поместье Алексея Данилова сына Хвапарева (то же в приписке: «да за ним же поместие в Копорском уезде в Дягиленском погосте). Кроме поместных земель на утерянных листах могло находиться описание всех тех земель, какие обычно описываются вслед за поместными, т. е. земель своеземцевых и церковных. И действительно в разных местах книги упоминаются своеземцы Василий Ильин (683–690), Якуш и Олешко Корнушкин и Омельянец Димитров (684), Якимко Игумнов (688). Из заметки: «да с Николским манастырем с Суйды (684; ср. 711 – «в Суйдовском погосте Николского манастыря с Суйды, 712» – да того ж монастыря обжи в Дягиленском погосте) мы видим, что на утраченных же листах находилось описание земель Никольского Суйдовского монастыря. В рукописи в соответствующем месте не достает листов 636–712. На этих листах, кроме всего выше отмеченного, находилось еще полностью описание погостов Спасского Орлинского и Никольского-Грезневского.

694 столб. В итоге читаем: «а дворов в них и с теми, что в вопчих 61 человек, а обеж 67, а сох 22 с третью сохи». В Книге сделано примечание: «количество дворов в рукописи не написано; также пропущены слова: «а людей в них». Нам кажется, что в приведенном итоге количество дворов обозначено – 61, после же этой цифры пропущено «а людей в них» «человек». По крайней мере и на перечет дворов именно 61. Людей же на перечет – 87 человек. Место явно ошибочное, однако ошибка допущена писцами, так как и в рукописи все написано так же, как и напечатано в III томе.

720 столб.: «В починке на Вылазе, на р. Лемовже пропущены обжи; по снесении итогов с действительно названными обжами пропущена 1 обжа. В ркп., на стр. 736 об., действительно находим: «а сена косят тридцать копен, обжа».

711 столб.: «а обеж у них пол-четверты, соха без полу-трети», Полчетверты обжи–3 1/2» обжи; соха же без полу-трети – это 2 1/2 обжи. Пол-четверты обжи дадут соху с полу-третью (ср. напр. 710 столб.: «а обжи у них пол-четверты, соха с полу-третью»). Напечатано в книге, однако, согласно с рукописью (см. стр. 728 ркп.).

741 столб, в итоге: «а дворов в них и с большим двором 26, а людей в них и с его человеком 25 человек». Между тем на перечет есть 22 двора. В старом письме значилось 25 дворов, да при старом убыло 3 двора; опять, – в итоге 22 двора. Да и по существу, – для 26 дворов 25 человек маловато. Однако и в рукописи, конечно по ошибке писцов, показано дворов «двадцать и шесть» (стр. 165 об.).

753 столб.: «а обеж 17, а сох 6». Конечно, – обеж 18, как и в наличности, как и по арифметическому подсчету. Да и в рукописи, на стр. 174 об. значится: «а обеж семнадцать, а сох шесть».

762 столб. В д. Крекове не указано количество обеж. В итоге не 136, как показывает книга, а только 132; полагаем отсюда, что пропущено 4 обжи. Рукопись предположение наше оправдывает: «а сена косят сорок копен, четыре обжи» (стр. 746, об. 747).

786 столб.: Описывается поместье Васюка Нечая Мятина Шадрина: «селцо Именицы... дв. в большом сам Нечай»... Между тем на 789 столб.: «а людей в них, опричь самого Некраса»... Опричь Нечая? Печатное издание с рукописью согласно (ркп. стр. 763. 764 об.).

799 столб.: «а обеж 44, а сох 18 без трети». Нужно, – сох 15 без трети (в 15 сохах 45 обеж, треть сохи – 1 обжа; в 44 обжах и будет 15 сох без трети)». Ошибка допущена писцами, так как напечатано во всем с рукописью согласно (ркп. стр. 773).

803 столб.: «а обеж 30 и пол осмы (т. е. 37 1/2), а сохи пол-четвертынадцаты (т. е. 13 1/2). Между тем 13 1/2 сох дадут нам не 37 1/2, а 40 1/2 обеж. В 37 1/2 обжах будет «сохи пол-третьинадцаты». По снесению со старым письмом правильной нужно признать цифру 37 1/2 (47–9 1/2=37 1/2). Однако, напечатано во всем согласно с рукописью (стр. 776 об.).

804 столб. Начинается описание поместья Ивашка-Ожоги и Федка Матфеевых детей Емельянова. Описаны земли бывшие Офимьи Горошковой и Норововых (село Хотыновичи) и Марьи Савельевой и Кузмы Грузова (сц. Коложицы). Не достает описания земель Михайловых, Крашовых и Воронкиных. В книге примечание: «в подлиннике одного или двух листов не достает» (805). В утерянных листах действительно находилось между прочим описание д. Черноковичи, из земель Гриди и Ивашка Олферьевых Михайловых (816) и сц. Котино из земель Крашовых (821). Что касается рукописи, то она лишь в одной подробности исправляет в данном месте печатное издание. Именно, – в перечислении бывших владельцев читаем: «да Ивашка, да Гриди Олферовых детей Михайлова», тогда как напечатано только «да Ивашка Олферовых детей Михайлова» (ркп. 777 стр.); не вызывают теперь недоумения и «Гридинские и Ивановские Олферовых детей Михайлова обжи» (ср. 816).

805 столб. После пропуска описывается поместье Жука: «на Жукове четверти». Кто же этот Жук? На ст. 809-м он уже назван полнее: Жук Нелединсий. В итоге его поместья «деревня, опричь вопчих дву деревень» (806). В описании же находим лишь общую дер. Черенковичи (805); очевидно, – в утерянном начале описания Жукова поместья и находились деревня НЕобщая, а потому по снесению мест книги не восстановимая и с. Неготицы (упоминаемое на 818 ст.). Владел Жук и с. Баяницы (ср. 806. 809), но при этом письме в Баяницах дворы Жуковы были пусты (806). Все земли Жука Нелединского с детьми – из обеж Ивана Васильева Малова (806. 809. ср. 818).

808 столб.: «а обеж 21, а сох 7 без трети». Количество обеж согласно с перечетом и со старым писмом («а обеж пол-третьядцать... и при старом убыло... обжи четыре» – 807 ст.). Ясно, что слово «без трети» лишнее. Однако и рукопись имеет ту же ошибку (стр. 779 об.).

823 столб. «Хутынского манастыря... за Палкою за Ивановым сыном Козлова с двема сыны»; а на ст. 824 «и из тех обеж из Футынских дано Васке Иванову Козлову с двема сыны...» В ркп., стр. 792 об., и во втором случае «Палка»: – «и ис тех обеж… дано Палке Иванову Козлову з двема сыны».

826 столб. Описание земель Микиты и Ивана Кошкиных на этом листе прервано и в печатном издании поставлено многоточие. Все же, начиная с 826 столб. по столб. 832 напечатано с листов, по примечанию издателей, в рукописи ошибочно вплетенных не на месте. Несмотря на сделанное примечание все-таки остается совершенно непонятным, зачем листы, ошибочно вплетенные в рукописи не на месте, понадобилось и печатать в ученом издании не на месте. В рукописи ошибочно вплетенные листы заметно отличаются от предшествующих... На стр. 794 об. написано только: «и при старом писме убыли четыре дворы, пять человек, три обжи, соха...» Далее страница вся пуста. Текст ошибочно вплетенных листов начинается только с 795 стр., написан он заметно отличным от предшествующего почерком; продолжается до 800 стр. включительно. На первом из ошибочно вплетенных листов внизу слав. цифра 5 (Е), тогда как на 789 стр. уже видим слав. цифру 44 (МД).

829 столб. «Обжа, 3 сохи»; конечно нужно читать «обжа, треть сохи», как имеем и в рукописи (стр. 797).

840 столб.: «а обеж 28, а сох 10 с третью». Наперечет обеж 18. 2. 8. – всего 28; по старому писму обеж 34, и при старом писме убыло 6 обеж, – опять 29 обеж. А если так, – тогда и в итоге должно быть: «а обеж 28, а сох 9 с третью». Рукопись подтверждает наше предположение: «а обеж двадцать и восмь, а сох девять с третью» (807 стр.).

853 столб. В итоге «обеж 24, а сох 8», между тем при описании сц. Сеглицы названо, вероятно по ошибке, обеж 27. Однако рукопись с печатным изданием согласна (ср. 816 об.–817 стр.).

854 столб. В сц. Терпеличи дворов 16, в итоге же к этому селу их показано 46. Несомненная опечатка, рукописью подтверждаемая: «а по новому писму в том селце дворов шестнадцать (ркп. 817 об.).

860 столб. Пред последней в столбце красной строкой пропущены вероятно имена своеземцев. Ркп. 823 стр. их находим: «Максимка да Фомки Микитиных детей».

873 столб. В итоге дворов показано 19, а людей в них 13; в действительности же дворов есть 12, что и соразмернее (для 13 человек). На том же столбце в итоге и обеж, между тем на перечет есть только 10 обеж. Не пропущена ли обжа в д. Горке на ст. 872. В рукописи действительно читаем на стр. 834: в деревне Горка «а сена нет, обжа»; на стр. 834 об., в итоге: «а по новому писму четыре деревни, а дворов двенадцать и с большим двором, а людей в них тринадцать человек».

901 столб. Несомненный и довольно большой пропуск, в печатном издании Книги почему то не оговоренный. Подводится итог поместью Онисима Михайлова Шереметевского; читаем обычное перечисление доходов: «пол-сема пятка лну, а хлеба поспом 60 и пол-четверты коробьи ржы, 60 и пол-осмы коробьи овса, 20 пол-семы коробьи ячмени... пятков лну, а хлеба поспом 30 коробей и т. д. После многоточия в примечании сказано лишь: «количество пятков льну не обозначено». Между тем ясно, что итог деревень Шереметевских вовсе не докончен; после же многоточия, со слов: «пятков лну идет описание какой-то деревни или села, и совершенно иного поместья; по крайней мере несколько ниже видим: «в селе в Кути... на Сенкине (а раньше на Онисимковой – 900 столб.) четверти. Примечание сделано издателями несколько поспешно и потому неправильно. Что касается рукописи, то все, напечатанное до многоточия оканчивается на последней строке стр. 861 об. Затем несколько листов утрачены. Со стр. 862 идет уже то, что в книге помещено после многоточия, со слов «пятков лну». Кто же был Сенька, деревни которого описываются после пропуска? Велик ли в данном месте пропуск? На столб. 900, при описании села Кути читаем: «... да с Офимьинскими обжами Горошковы, что за Сенкою за Жуковым сыном Нелединского». На столб. 901 после пропуска описывается тоже село Куть и именно четверть Сенькина. Очевидно, – Сенька и есть Сенька Жуков Нелединский. Что же касается размера пропуска, то его можно приблизительно определить по следующим наблюдениям. В поместье Сеньки Нелединского «по новому писму село, опричь села вопчего» – 902, описано же только общее село Кут. В селе, описание которого пропущено могло быть (если мы из цифр итога отнимем цифры села Кут дворов 22–5=17; человек 29–6=23; обеж 18–5=13, четыре сохи с третью. Кроме этого на столб. 895 упоминаются обжи Ивана Захарьева Овинова, что за Григорьем за Борисовым (за Шушлебою – 901) Товарковым; на столб. 899 обжи Григорья Каргашина, на столб. 894 обжи Ивана и Мих. Клементьевых Скачельских; – те и другие за Петрушею Трусовым; на столб. 893 обжи Федора Юрьева, что за Гаврилком за Рохмановым. На утерянных листах и могли находиться между прочим поместья Товаркова, Трусова и Рохманова.

905 столб. Описаше погоста Опольского прервано. Последним описано поместье Федки Скобельцина. Однако, на столб. 952, в описании Егорьевского Радчинского погоста, мы неожиданно для себя читаем: «в Опольском же погосте великого князя села за Иваногородци», на 954 – «в Опольском же погосте земли Городцких людей Ямлян; на 956 – «в Опольском же погосте сельцо и деревня манастырские Спасского манастыря с Ямы города с посада». – Ясно, что все это напечатано в книге не на месте, относится к Опольскому погосту и должно быть помещено после столб. 905-го. Издателям же почему-то не бросилась в глаза эта несообразность и никакой оговорки они не сделали, хотя уже одна формулировка описания («в Опольском ЖЕ) давала основание внимательнее отнестись к этому месту. Эта же формальная сторона описания побуждает и нас посмотреть несколько назад; и что же мы находим? На столб. 933–936 содержится описание Егорьевского Радчинского погоста (Ямского уезда) и здесь сначала описаны земли поместные, а потом земли за Иваногородцами. Но со стол. 937 снова начато описание поместных, что противоречит общему плану переписи. Уже по одному этому признаку поместные земли, описанные со столб. 937 мы не можем отнести к Радчинскому погосту. Куда же их поместить? – При попытке нашей нанести села и деревни, упомянутые на столб. 937–952 на карту, карандаш часто попадал на села и деревни, уже отмеченные на карте, как принадлежащие к Опольскому погосту. Тщательно рассматриваем все эти столбцы и находим следующее. Столбцы 939–941 заключают в себе описание поместья Гаврилки Рахманова; а он упоминается, как помещик Опольского погоста на столб. 893, только поместья его в тексте не оказалось. На 937–939 столб. поместье Мих. Микит. Кашкина Тучковского, а он, как помещик Опольского погоста, упоминается несколько далее – на ст. 940. Столбцы 941–943 заключают описание поместья Петруши Трусова Воробина (из обеж Скачельского – 894 и Каргашина – 899); а Воробин, как помещик Опольского погоста назван на столб. 894 и 899; лишь его поместья в описании на своем месте не оказалось. Поместье Товаркова, описанное на столб. 943–944 упоминалось еще (но тоже на своем месте не оказалось его) на столб. 895. Со столбца 952 несомненно идет описание погоста Опольского: «в Опольском же погосте», – так начинается описание земель Иваногородцев. Но и столбцы 944–952 не могут быть отнесены НЕ к Опольскому погосту; за это и непосредственная их связь с предшествующим и последующим в описании. За это и географическая карта. А в таком случае, столбцы с 937 по 957 мы полностью относим к описанию погоста Опольского, оставляя для Радчинского лишь 933–937 столбцы. Правда, для этого последнего как будто мало земель; но мы не должны забывать того, что Радчинский погост уже описан в Копорском уезде. Здесь же описывается тот небольшой клочек его, который принадлежал к уезду Ямскому. Что касается рукописи, то в ней мы находим еще и новые основания для отнесения листов 937–957 к Опольскому погосту. Описание Опольского погоста в ркп. прервано на стр. 865 об. Лист 866 – пустой. На 867 начато описание Толдожского погоста и идет (с пустым 873 л.) до 890 листа. На 891 листе начато описание Радчинского погоста и закончено на 894 об. Далее, – лист 895 – пустой: и только с 896 листа идет в ркп. то, что в книге напечатано с 937 столбца и заканчивается 914 об. Кажется, – достаточно оснований для того, чтобы предположить листы ркп. 896–914 об. вплетенными не на место и не на месте перепечатанными в книге на столб. 937–957.

913 столб.: «а обеж 106, а сох 35». Нужно, кажется 35 с третью; в ркп. однако с печатным изданием согласно (ркп. 872).

930 столб.: «в итоге дворов 30, а людей 15». Нужно, дворов не 30, а 13». В ркп. стр. 887 и читаем: «а по новому письму две деревни, опричь вопчево села, а дворов в них, да и в вопчем селе тринадцатъ.

938 столб. В итоге «10 обеж, 6 сох с третью»; в наличности же 5+10+4–19 обеж, что и дает шесть сох с третью. Да и в ркп. стр. 897 об.: «девятнадцать обеж, шесть сох с третью».

952 столб.: «обеж 27, соха без трети». Вероятно нужно прочитать: «обеж 20, 7 сох без трети». В действительности и есть в сц. Новая Весь 10 обеж, в сц. Литязно 10 обеж, всех 20 обеж. В рукописи, стр. 910, находим: «обеж двадцать, семь сох без трети».

Быть может не так существенны, но за то несравненно многочисленнее ошибки цифровые, отмеченные нами в весьма многих итогах Писцовой Книги. И мы, не переходя пока к обозрению текста Писцовой Книги, 2-й ее части, в XI и XII кн. Временника, – для цельности впечатления приведем те цифровые ошибки, которые относятся к обозреваемому III тому Новг. Писц. Книг.

Все эти ошибки можно разделить на три вида: а) к первому относятся те, когда цифры итога, указанные писцами, не совпадают с действительностью не только в печатном издании книги, но и в рукописи; здесь мы несомненно имеем дело с ошибками самих писцов. Эти ошибки особенно очевидны там, где сделанные писцами подсчеты старого письма, прибылей и убылей и новое письмо не совпадают между собой.

б) Ко второму виду можно отнести те случаи, когда при проверке печатного издания рукописью разница в итогах между книгой и действительностью объяснялась, но не совершенно, а т. ск. наполовину. Здесь можно бы усмотреть с одной стороны некоторый недосмотр со стороны писцов, а с другой – ошибки издателей, легко исправляемые по проверке текста рукописью. Наконец в) к третьему виду относятся те ошибки, которых в рукописи не существует, но которые своим происхождением обязаны всецело издателям Писцовой Книги. К сожалению, – такого рода ошибок оказалось больше всего. Нами все эти места проверены по рукописи и необходимые для восстановления текста дополнения – вставки делаются. Раздельно, в трех группах, приведем мы эти ошибки и сейчас.

Во всех приведенных случаях мы считаем правильной ту цифру, которую мы нашли путем подсчета, а не цифру, показанную писцом. В объяснение некоторых ошибок несколько замечаний привести возможно. Так, – в некоторых случаях (ст. 55, 431) итоги по старому и новому письму не совпадают, – несомненна ошибка писцов. В некоторых случаях подсчет «по старому» с прибылями и убылями отвечает не итогу «по новому письму» в книге, а цифрам, нами найденным (к прим. 139, 140, 231, 385, 433), – опять несомненны ошибки писцов. Но иногда еще может быть вопрос, – цифру ли итога принимать правильной, или нашу. Так, – счет людей всегда «опричь» боярина, а дворов наоборот всегда «с большими дворами». Но если мы в число дворов не будем включать больших на стр. 491, 852, 863, 868 и 876, а в число людей включим бояр на столб. 327, 524 и 843, тогда итоги книги, а не наши, окажутся верными. В некоторых же случаях, отмеченных нами, как ошибки, сами писцы видимо несколько путались и чувствовали некоторые недоразумения. На столб. 538, в отметке «убыло» у писца сначала было написано «да человек», а потом переправлено на «два человека». На столб. 593 в отдельчике «убыло» опять поправки: вместо ранее написанного какого-то числа поставлено «четыре», почему и «человек» он переделал на «человека». Если бы напр. предположить, что раньше было у него написано «убыло пять человек», переделанное в «убыло четыре человека», – тогда бы цифры получились нами в книге найденные.

б)

Мест в Писцовой книге, которые будучи даже исправлены по рукописи, все-таки не дают цифры, показанной и в рукописи и в Печатном издании, – весьма немного. Во всех этих местах мы предполагаем ошибки и писцов, и издателей.

577 столб. Указано в итоге 31 дв., 37 чел., между тем есть в книге только 29 дв. и 35 человек. В ркп. на стр. 541 об., в д. Подмошье Глобицы мы находим сделанный издателями пропуск: «дв. Федко Наумов, ДВ. ТАРАСКО НАУМОВ», со вставкой в итог 1 дв. и 1 чел. получаем 30 дв. и 36 чел., тогда как надо 31 дв. и 37 чел.

747 столб. В итоге 16 дв. и 18 чел.; у нас же есть 15 дв. и 18 чел. В ркп., на 169 стр., в д. Глумицах находим пропуск, сделанный издателями: «дв. Федко Левонов, ДВ. ДАВЫДКО ЛЕВОНОВ». Количество дворов при вставке совпадет, но людей получится уже не 18, а 19.

796 столб. В итоге 12 дв. и 15 чел.; а есть 9 дв. и 12 человек. Разница объясняется пропуском, который сделали издатели в с. Хотыновичи; ркп. 771 стр.: «дв. Михал Курилов, сын его Есипко, ДВ. ИВАШКО ОРТЕМОВ, ДВ.КОНДРАТКО ПЕТРУШИН, СЫН ЕГО МАКСИМКО, дв. Гридка Ивашков». Со вставкой количество людей совпадает – 15 человек, но дворов не 12, а 11. Да и по старому их 11.

913 столб. В итоге показано 150 дв. и 209 человек, а есть в наличности 148 дв. и 208 человек. Объясняется такая разница пропуском, который сделан издателями в Книге. По ркп., стр. 868 об., в д. Расья нужно читать: «дв. Матфейко Мартынов, сын его ПАЛКА, ДВ. ФИЛЯ АБУСКУЕВ, СЫН ЕГО МИКИТКА»; на 869 стр. в д. Получье в ркп. значится: «дв. Петрок, ДВ. Еремкин сын его Кондратко». прибавляя отсюда 2 двора, и получаем 150 дв. Но людей прибавляется тоже 2 и получается в итоге уже 210, тогда как нужно только 209. Да кажется в д. Получье слово «ДВ.» написано не на месте; вернее бы его поставить пред «сын его Кондратко», отнеся «Еремкин» к «Петрок».

917 столб. В итоге дворов 79, человек 90; а есть 76 дв. и 87 чел. В объяснение опять ссылаемся на пропуск, сделанный издателями. По ркп. стр. 874 об. читается: в д. Расья «дв. Фомка Васков, ДВ. КУЗМА ВАСКОВ», на 875 об. в д. Виликине «дв. Дмитрок Тимохин, ДВ. ОСТАШКО ТИМОXIН». Вставляя пропущенное, получаем 78 дв. и 89 человек. Все-таки 1 дв. и 1 чел. не достает.

958 столб. В итоге 54 двора и 66 человек; а есть 53 двора и 6о человек. В ркп., на стр. 915 об., в г. Ладоге, оказывается пропущенным 1 дв. и 1 чел. «дв. Куземка Микулин, ДВ. ИЕВКО ИВАШКОВ». Итог дворов со вставкой будет по книге правилен – 54; но людей 61 человек, а не 66.

в)

К третьему виду цифровых ошибок отнесли мы те, которые своим происхождением обязаны исключительно издателям Писцовой Книги. Вот эти ошибки.

197 столб. В итоге показано 9 дворов, а есть 10. Разница объясняется тем, что слово «да» издатели прочитали «дв.»: «дв. Смешко ДА Юшко Ивашковы», – ркп. стр. 206 об.

241 столб. Дворов показано 20, тогда как на перечет их 28. Но и в ркп. стр. 240 об. – 241 дворов 28: «а дворов в них да и в вопчих и с большим двором двадцать и восмь.

244 столб. В ркп., на стр. 241 об., в сц. Костроня читаем: «дв. Петрок Орефин, сын его ЕРМОЛКА. ДВ. ИВАШКО ОРЕФИН, СЫН ЕГО Зехно». Со вставкой 1 дв. и 2 чел. и получим 19 дв. и 23 человека, как требуется итогом (а не 18 и 21).

249 столб. В итоге имеем только 9 дв. и 10 чел.; но если сделаем по ркп., стр. 246 об., в д. Сырце вставку: «дв. Михал Ивашков, ДВ. ИВАШКО ИВАШКОВ, дв. Палка Микифоров, сын его Микитка», – получим 10 дв. и 11 человек, сколько и требуется итогом.

346 столб. В итоге не достает 1 дв. и 2 человек. Находим их в ркп., на 325 стр., в сц. Полянах: «дв. Гридка Яковль, сын его Ларивонко, ДВ. КИРИЛКО ДА СИДОРИК БОРИСОВЫ, дв. Харланко Онуфреев».

349 столб. В итоге 38 дворов и 60 человек; а нужно 39 дв. и 61 человек. Пропуск допущен издателями в д. Остров, где (ркп. стр. 327 об.) читаем: «дв. Ефимко Игнатов, да пасынок его Олсксейко Ивашков, ДВ. МАРКО ИВАШКОВ. дв. Ермолка да Парфенко».

353 столб. В итоге недостает против показанного 1 двора и 2 человек; пропущенными они оказываются в д. Завейно над Венкою; ркп. стр. 330: «дв. Фомка Оникеев, сын его ЗАХАРКО, ДВ. НИКОНИК ПАНТЕЛЕЕВ, СЫН ЕГО Васко, дв. Ивашко Оникеев». Со вставкой в итоге получается указанная книгой цифра.

363 столб. В итоге показано в печ. издании 26 человек, тогда как есть на перечет 25. Но и в ркп. на стр. 344 значится: «двадцать и пять человек».

379 столб. В итоге показано 47 дворов и 81 человек, а насчиталось только 45 дв. и 75 чел. Разница в цифрах уничтожается рукописью: на стр. 356 об. в д. Кастуе читаем: «дв. Мелех Ондреев, сын его ТИМОХА, ДВ. ОВСЕЙКО ОВСЕЕВ. СЫН ЕГО Кондратик»; на 357 стр., в д. Васкиной Ниве: «дв. Осташов, СЫН ЕГО КОНДРАТИК, ЗЯТЬ ЕГО СТЕШКО; на 357 об. в д. Завалыжье: «... да Тит, ДВ. ЮРКА СЕНКИН, СЫН ЕГО КУЗЕМКА, дв. Ивашко да Васко Олексеевы». Прибавляя пропущенные издателями 2 дв. и 6 чел. и получаем нужные цифры 47 дв. и 81 человек.

419 столб. В итоге есть только 28 дворов, 45 человек, 21 обжа, тогда как книга показывает 29 дворов, 46 человек, 23 обжи. Недостаток дворов, людей и обеж объясняется рукописью; на стр. 392, в д. Хочково читаем: «дв. Парфейко Микифоров, ДВ. СМЕНКО МИКИФОРОВ». С этой вставкой количество дворов и людей и в наличности будет согласно с итогом. На стр. 391 об. в д. Меневшине «ПОЛ-ТРЕТЬИ обжы», а не «пол-обжи»; совпадает тогда с итогом и количество обеж.

422 столб. В наличности, сравнительно с показанным в книге итогом, меньше одним двором и одним человеком, так как издателями сделан пропуск. Ркп. стр. 394. в д. Наростыня: «дв. Савелко Юркик, ДВ.ОНУФРЕЙКО ЮРКИН». С указанной вставкой и получится необходимое: 43 дв. и 58 чел.

435 столб. В итоге есть 10 дв. и 15 чел., тогда как Книгой предполагается 12 дв. и 17 человек. Издателями сделан пропуск: ркп., стр. 406, в д. Веретее читается: «деревня Веретея, ДВ. ИЛЕЙКА МАРТЫНОВ, дв. Васко Давыдов»; в ркп. на стр. 406 об. в д. Шолыгине нужно вставить следующее: «на Гридине жеребью: ДВ. ИВАШКО ФОМИН, дв. Ивашко Гаврилов». С этими вставками и получим 12 дворов и 17 человек.

438 столб. В итоге вместо 12 дворов есть наперечет 11, так как в д. Заречье на Железнице издателями допущено отступление от рукописи (стр. 409 об.); нужно читать так: «дв. Оверкейко Климов, сын его Ивашко, ДВ. Палка Пухталин».

441 столб. По итогу должно быть 10 дворов, а в наличности есть 9, так как, по сличении с рукописью, стр. 413, в д. Луке издатели пропустили 1 дв. «дв. Онашко Степанов, ДВ. Захарко Кузмин».

450 столб. В итоге показано 17 дворов, а есть в наличности 16. И опять недосмотр издателя: в д. Сковородка нужно читать: «ДВ. Лучка Фефилов», а не «ДА Лучка Фефилов» (ср. ркп. стр. 422).

450 столб. В итоге показано 20 человек, а насчитывается 21; но в ркп. на стр. 423 об. значится «двадцать и один».

453 столб. В итоге дворов показано 36; тогда как есть только 27. В ркп., на стр. 426 об., читаем: «а дворов в них двадцать и семь». Ошибка издателей, для которой объяснение подыскать весьма трудно.

513 столб. В итоге есть 29 дв. и 38 чел., между тем в Книге показано 30 дв. и 39 человек. Недостающий двор. а в нем человек оказываются пропущенными при издании. Ркп., стр. 487 в д. Онаньино: «дв. Данилко Сменов, ДВ. ИВАШКО СМЕНОВ».

542 столб. Указанных в итоге 26 дворов и 34 человек не насчитываем, а находим на 2 двора и на 3 человека менее. Итоги совпадают, если мы исправим сделанный издателями пропуск. В ркп., на стр. 509, в с. Климятине, на Мик. жеребью читаем: «дв. Васко Губа Тоищев, дв. Гридка Пантелеев, ДВ. ИТНАТКО ПАНТЕЛЕЕВ, ДА СЫН ЕГО ФЕДКО, ДВ. ОНДРЕЙКО ПАНТЕЛЕЕВ, да сын его Степанко». В рукописи оказалась пропущенной при издании целая строка, оканчивающаяся так же, и предшествующая словом «Пантелеев».

544 столб. В итоге, сравнительно с показанным, менее на 2 двора и 1 человека. Итог, показанный писцами, подтверждается (63 дв. и 85 чел.), если мы вставим в текст то, что на нем пропущено издателями. В ркп., стр. 511. в д. Носу, на Чеботареве жеребью: «дв. Гридка, да Софронко, да Федорко, ДВ. Стехно Исаков»; на Насонкове жеребью: «ДВ. ОНИСИМКО КОНДРАТОВ, дв. Яхно да Савка».

567 столб. В итоге показано 18 дворов и 25 человек, а есть 17 дв. и 24 человека, так как издателями в с. Уночицах сделан пропуск: «ДВ. ИГНАТКО ИВАШКОВ, дв. Васко Онашкин» (ркп. стр. 531).

569 столб. В итоге одним двором и одним человеком меньше, чем показано в книге; и опять потому, что издателями пропущено в с. Тютици «дв. Олиско Онцифов, ДВ. МИКИТКА ОНЦИФОРОВ, дв. Стешко Зиновов» (ркп. стр. 532 об.).

642 столб. В итоге показано 15 человек, тогда как в действительности насчитывается 16. Однако и в ркп., на 598 об. тоже 16: «а людей в них шестнадцать человек». Ошибка издателей.

655 столб. В итоге есть не 17 дв. и 16 чел., а только 16 дворов и 15 человек, – причина – пропуск, сделанный издателями в печатном издании. В ркп. на 608 стр., в с. Новой Веси читаем: «дв. Харитонко Якушов, ДВ. МИКИТКА ЯКУШОВ».

664 столб. В итоге есть в действительности на 1 двор и 1 человека меньше, чем показано в Книге, так как при издании сделан пропуск. В ркп., на стр. 613 об. в д. Стрельне читается: «дв. Михал Горбунов, да сын его ЗАХАРКО, ДВ. Захарко Лембиев».

667 столб. В итоге не досчитываем, сравнительно с печатным изданием, 1 двора и 2 человек; но итог печатного издания подтверждается рукописью, по которой нужно сделать следующее дополнение к тексту: в с. Старой Веси «дв. Ондрейко Демехов, да сын его ЛУЧКА, ДВ. ГРИДКА HЕФЕДОВ, ДА СЫН ЕГО Спирко». С указанной вставкой из рукописи (стр. 615) итог печатной книги (36 дв. и 45 чел.) подтверждается.

719 столб. В итоге в Книге показано 19 дв. и 25 чел., а в наличности есть 18 дв. и 22 человека; итог книги правилен, но издателями сделан следующий пропуск в д. Череповичи: «дв. Микитка Сенкин, ДЕТИ ЕГО СТЕПАНКО ДА КИРИЛКО, ДВ. ДАНИЛКО КИРИЛКОВ, дв. Петрушка Сенкин». С указанной вставкой получится нужная цифра дворов и человек (ср. ркп. стр. 735).

736 столб. Недостаток одного человека (не 31, а 30) объясняется пропуском, сделанным издателями. В ркп. на стр. 159 об., у Спаса на погосте читается: «дв. Ивашко Казимир, СЫН ЕГО Смешко».

752–753 столб. В наличности находим 1 двором и 1 человеком меньше, чем в итоге, так как издателями из рукописи в с. Скробовичах пропущено следующее: «дв. Трофимко Ондросов, ДВ. ИВАШКО ОНДРОСОВ (ркп. стр. 173 об.).

766 столб. В итоге должно быть 172 двора и 230 человек, а есть 167 дворов и 226 человек. Объясняется это пропусками, сделанными при издании книги. В ркп., на стр. 743, в с. Лоп читаем: «дв. Микитка Онтонов, ДВ. МАРТЫНКО ТИМОXIН, ДВ. НЕСТЕРОК ТИМОXIН, ДВ. ВАСКО ТИМОXIН, дв. Онкифко Тимохин»; ркп., стр. 747 об., в сц. Теребушке в Беседе читается: «дв. Тимошко Сменков, ДВ. ЕНЯ СМЕНКОВ». С указанными вставками совпадает итог людей, дворов же все-таки меньше на 1, и не объясняется ли это тем, что где н. пропущено пред именем крестьянина слово «ДВ.». Этот последний пропуск могли сделать и писцы.

776 столб. В итоге, вместо показанных у писцов 100 дворов и 146 человек есть 94 двора и 139 человек. По проверке печатного издания рукописью оказывается, что при издании книги допущено весьма много пропусков. Так, – в д. Слипино, ркп. 750 стр., читаем: «дв. Грихно Микулин, ДЕТИ ЕГО ПАХОМКО ДА ЯКУШ, ДВ. ОНИСИМКО МИКУЛИН, СЫН ЕГО МИХАЛКА»; ркп. 751 об. в д. Спасску: «дв. Марко Сменов, сын его ГАВРИЛКО, ДВ. ГРИШКО ИВАШКОВ, ДВ. ПАХОМКО ИВАШКОВ, СЫН ЕГО Тараско»; ркп. 354 в д. Лемовже: «дв. Ондрюшка да ОФОНАСКО СЕЛИВОНОВ. ДВ. Огафонко Ивашков». Итог людей с указанными вставками совпадает, но дворов не 100, а лишь 98. И опять, – не пропущено ли где н. у писцов «ДВ», или не написано ли где н. вместо дв. – ДА.

786 столб. В итоге есть на 1 дв. и на 2 чел. меньше, так как при издании, в д. Недобылицах, ркп. 761 стр., пропущено следующее: «дв. Климко Якушов, сын его ВАСКО, ДВ. ЕСКА КИРИЛОВ, СЫН ЕГО Олехно».

858 столб. В итоге меньше на 2 дв. и 3 чел. против показанного, так как при издании, в с. Воиславль из рукописи пропущено: стр. 819 об. «дв. Лука Ортемов, ДВ. ОЛУШКО ОРТЕМОВ»; ркп. 820: «дв. Миша Михалев, СЫН ЕГО ОНИСИМКО, ДВ. ДЕМЕШКО МАТВЕЕВ, дв. Ермолке Филиппов».

888 столб. В итоге на 1 двор и 1 человека меньше показанного. Объясняется опять пропуском при издании. В ркп., на стр. 849 об., в д. Жапино читаем: «дв. сам Ивашко Савелов, ДВ. САМ ИВАШКО КОНДРАТОВ».

889 столб. В итоге на 3 двора и на 2 человека меньше, чем показано. При проверке издания по рукописи оказалось, что в д. Терпигоре, ркп. стр. 850 об., следует читать: «ДВ. сам Олушко, ДВ. САМИ ЖЕ ВАСКА ДА ЛЕВКА... дв. Сакуй Захаров. ДВ. брат его Васко».

890 столб. В итоге показано 13 дв. и 23 чел., а есть 12 дв. и 20 чел. Несоответствие итога действительности объясняется пропуском, который сделан издателями при описании д. Стехнова Котла. В ркп. на 851 стр. об. находим: «дети его Левка, ДА ЕСКА, да Гридка... дв. Яхно Офоносов, сын его Палка, ДВ. ТИМОШКА ТОЙВОСОВ, СЫН ЕГО КУЗЕМКА».

896 столб. В итоге на 1 дв. меньше, так как в сц. Рагвици издателями пропущено из ркп., стр. 855, следующее: «дв. Дмитрок Ивашков, ДВ. САВКА ИВАШКОВ, сын его Палка».

932 столб. В итоге опять меньше показанного на 1 двор и 1 чел., так как в д. Валгоничах издателями сделан пропуск. Ркп., стр. 888 читаем: «ДВ. ОНАШКА ТОЙВАТОВ, дв. Олексейко Тойватов».

943 столб. В итоге показано 30 дв. и 43 чел., а есть 28 дв. и 40 чел. При сличении издания с рукописью оказалось, что в Керстове, стр. 901 ркп., нужно читать: «дв. Дмитрок Сенкин, сын его Ивашко, ДВ. ИВАШКО КИПРОВ, дв. Куземка Гридин, сын его ОЛЕКСА, ДВ. МОСЕЙКО ОФОНОСОВ, СЫН ЕГО Васко». Итоги со вставками совпадут.

945 столб. В итоге меньше показанного на 3 дв. и 3 чел. Пропуски при издании сделаны в д. Чапове, ркп. стр. 903: «дв. Власко Онисимов, ДВ. ВДОВА ИУСТИНКА»; в д. Захонъе: «дв. Васко Шуйгин, ДВ. МАКСИМКО ФЕДОТОВ, ДВ. ГРИХНО ШУЙГИН».

948 столб. Разница в итоге на 1 двор объясняется тем, что «ДВ» ркп. стр. 905 издатели напечатали «ДА».

951 столб. В писцовой книге значится 40 дв. и 51 чел., а есть по подсчету лишь 39 дв. и 50 чел., так как в д. Клину пропущено сравнительно с рукописью, стр. 907, следующее: «дв. Ивашко Оникеев, ДВ. МИКИТКА ОНИКЕЕВ».

956 столб. Разница между итогом, показанным в книге и итогом по перечету весьма значительна: в наличности оказалось на 4 дв. и 4 чел. меньше, чем показано в П. Книге. Разница объясняется пропусками, сделанными издателями рукописи. В ркп., стр. 913, в Емской Веси, находим следующее, пропущенное издателями: «дв. Микитка Давыдов, ДВ. ЕРМОЛКА ДАВЫДОВ»... «дв. Севастейко Денисов, ДВ. Олешка Степанков, «дв. Фефилко Тарасов, сын его Яшко, дв. Ивашко ДМИТРОВ, ДВ. ОГАФОНКО ОФОНАСОВ, СЫН ЕГО ИВАШКО, ДВ. ИВАШКО Тарасов». С указанными вставками итоги книги и рукописи совпадут.

957 столб. По подсчету одним двором и одним человеком меньше, чем показано в книге, так как в описании сц. Коровья издателями из рукописи пропущено: «дв. Игачей Демехов, ДВ. ЯКИМКО ДЕМЕХОВ, дети его Пихтуй да Лембитко». Ркп. 914 стр.

959 столб. Итог писцовой книги «17» явно не отвечает описанию, где находим лишь «7». Но и в ркп. стр. 916 об., видим тоже «7».

Настоящим местом мы и заканчиваем обзор неисправностей, допущенных в 1-й части Писцовой книги, частью при ее написании, большей же частью при ее издании. Весьма возможно, что некоторые неисправности ускользнули от нас; но к прискорбию, и наш перечень ошибочных мест получился несколько длинным.

Наша работа над 2-й частью Писцовой Книги, отпечатанной в 11 и 12 кн. Временника Импер. Моск. Общества Ист. и Древн. Росс. показала нам, что и эта часть книги не оказалась счастливее 1-й и при издании ее допущено весьма немалое число иногда слишком досадных недосмотров. Конечно, и для однообразия, и для обстоятельности нам бы следовало и все эти ошибочные места печатного издания сличить с рукописью и определить, кто в ошибках виноват, но к сожалению 2-я часть рукописи оказалась утраченной и произвести работу, для научной обстоятельности совершенно необходимую, мы не могли. Поэтому мы ограничимся для тех мест Писцовой Книги, где заметили разницу в итогах, одной лишь отметкой их. Более же подробные соображения приведем относительно мест, в которых слишком ясно сказалась некоторая неаккуратность издания и издателей. И прежде всего, – приводим полный список погрешностей цифровых.

XI т. Временника

XII т. Временника

Не имея под руками рукописи, трудно объяснять все указанные цифровые разницы между итогами печаткой Писцовой книги и действительным количеством дворов, людей, обеж или луков. Но можно с большой вероятностью предполагать, что все сказанное нами относительно разницы цифр в III томе, относится и сюда. В тех случаях, когда на перечет есть больше, чем в итоге Книги, вероятен промах писца. Там же, где на перечет находим меньше, чем показано в Писцовой книге, почти несомненен пропуск, сделанный при издании рукописи издателями. Наконец, в некоторых случаях мы наверно усмотрели бы одновременно и ошибки писца и ошибки издателей.

Однако по отношению к некоторым из перечисленных случаев, мы могли бы сделать и более частные примечания. Дело в том, что в погостах Задней Корелы единицей обложения является не обжа, а лук. В coxе три лука, так же, как и три обжи. Однако, – соответствия между количеством людей и количеством обеж мы не усматриваем как чего-нибудь постоянного. Между тем, – количество луков всегда точно отвечает количеству людей. Отсюда, – если количество людей на перечет не совпадает с количеством людей в итоге, – мы должны прежде всего, для Задней Корелы, справиться, – а сколько луков показано в итоге. Если количество людей, показанных в Книге, совпадает с количеством луков, – эту цифру и должны считать правильной. Недостаток же людей по перечету можно даже, руководясь этим же наблюдением, определить не только для общего итога, но и для известной деревни, так как луки показаны и для каждой деревни в отдельности: если количество людей в деревне не отвечает количеству луков, – в ней и есть пропуск людей (а с ним часто и пропуск дворов). Таким образом мы можем с точностью установить сделанные при издании книги пропуски в следующих случаях.

На 133 стр. в итоге находим только 124 человека, тогда как показано в Книге 126; луков и по Книге, и на перечет 126. Пересматривая описание деревень в отдельности, находим следующее несоответствие между количеством людей и количеством луков: в д. Новотереб на Таибале людей описано 3, а луков показано 4; в д. Ребуево людей 4, а луков 5. Утверждаем, что в том и другом случаях пропущено при издании по одному человеку. А так как в указанном итоге есть несоответствие и в количестве дворов (находим меньше, чем показано в Книге), то предполагаем что пропущенные люди жили в особых дворах.

На стр. 139 в итоге людей показано 98, а мы пересчитали только 96; луков 98, – значит эта цифра правильная. Объяснение разницы находим в д. Рагула, где при 24 луках описано только 22 человека, – ясно, что 2 человека здесь пропущены. Дворов мы в указанном месте находим меньше показанного на 1, так как вероятно оба пропущенные издателями человека жили в одном дворе.

На стр. 145 в итоге показано людей 75, а есть 72. Луков 75. Пересматривая деревни, находим в д. Иголино при 4 луках только 2 человека. Пропуск хотя и не совсем, но объясняется уже. Конечно, – этим же объясняется разница и в количестве дворов.

На стр. 149 не 240 человек, как показано в Книге, но только 239. Луков же 240. Недостающий человек вероятно пропущен в д. Тулоля Большая, где показано луков 37, а людей описано только 36.

На стр. 151 не достает, сравнительно с показанным в книге 2-х человек. Луков 125, так же, как и людей в Книге. В объяснение разницы указываем на д. Рекала, где при 11 луках описано 9 человек, – видимо 2 человека пропущены. Если предположим, что оба человека жили в одном дворе, – у нас совпадет и количество дворов.

На стр. 174 в итоге находим 21 человека, тогда как показано в Книге 26; луков и есть, и показано 26. При пересмотре деревень в д. Нодлакше у оз. Нодлакши видим при 9 луках 4 человека; ясно, что 5 человек пропущены. Если предположим, что они жили в 3 дворах, – тогда и количество дворов Книги совпадет с наличностью.

Не так многочисленны, но иногда весьма важны допущенные при издании книги погрешности другого рода; исправление многих из них совершенно необходимо для пользования книгой, как историческим источником. Мы приводим все такие погрешности опять не в порядке их важности, а в порядке страниц Писцовой книги, на которых они допущены.

XI т., стр. 18. «Да за ним же в Теребужском погосте волостка Яковльская Коробова, да Марка Панфильева, да Костянтиновская Ношкина за Васюком за Стригою, за Костянтиновым сыном Скудина». – Кажется, – необходимо поставить точку после слов «в Теребужском погосте»; и тогда написанное до точки будет заключением к описанию предшествующего поместья, а все после точки отнесется к заголовку следующего поместья.

XI т., стр. 57. – напечатано: «деревня Фларева в Сивосари вопче с Гавриловскими обжа Мисарского, что за Володимиром за Валанским» … Со слова «Мисарского» начинается новая строка. Между тем на стр. 73 описываются за Влад. Сем. Волынским (а не Валанским) обжи Гавр. Иван. Сарского. Ясно, что на стр. 57 неправильно сделан перенос... Вместо «обжа Мисарского» следует читать: «обжами Сарского».

XI т., стр. 102. Почему-то не находим итога ни по старому письму, ни по новому к поместью Ивана Микулина Щекина.

XI т., стр. 130. «Вопче с своеземцы со Сташом Васюковым» и т. д. Между тем, на стр. 140 – «Осташа Васькова». Отсюда вместо «со Сташом» предлагаем читать с Осташом».

XI т., стр. 138. «Еськи, да Кости, да Ивашка, да Микитка Сидоровых, да брата Илейки Сидорова ж сына. Деревня Морья… (д) сам Еська, (д) сам Костя, (д) сам Ивашко, (д) сам Федко». … В заголовке «Илейка», а в тексте «Федко», (сам Микитка – в д. вверх Морьи, на стр. 139).

XI т., стр. 139. Пред деревнями своеземцев Мини и Куземки Родивоновых нужно вставить все, ошибочно напечатанное в III т. Писцовых Книг на столбцах 826–832. Основание для этого такое: на стр. 138 начато и на стр. 139 окончено описание деревень Еськи да Кости да Ивашка, да Микитка Сидоровых; ошибочно напечатанное в III т. начинается словами: «Микиты же Сидорова одного». Ясно, что описанию деревень «Микиты Сидорова одного» (III т., 826–832) вполне законное место после описания деревень того же Микиты Сидорова и его братьев (XI. 138–139).

XI т., стр. 171–176. Текст напечатан неправильно. На 171 стр. закончено описание деревень волости детей Бормосовых, начатое еще на 167 стр.; к нему подведен итог «по старому письму»; итога же «по новому письму» нет. Затем неожиданно читаем: «В Куйвошском погосте ДЕРЕВНИ СВОЕЗЕМЦОВЫ». Действительно деревни своеземцев и описываются до половины стр. 172-й. Здесь подведен итог деревень Миняных и Лукиных и непосредственно за ним продолжается: «а старого дохода шло и с посельничьим... А по новому письму деревень и с сельцом семнадцать» и т. д. Подставляем все, напечатанное со слов: «а старого дохода» к недоконченному описанию волости Бормосовых и находим здесь прямое продолжение этого описания. Подтверждением нашего предположения может служить хотя бы следующий подсчет «по старому письму», по «новому письму» и отметка об убыли при старом письме. «По старому писму... дворов тридцать и один, а людей в них сорок и три человеки» – 171 стр.; «а по новому письму... дворов двадцать и шесть, а людей... тридцать и пять человека» – 172 стр.; и при старом убыло... дворов пять, а людей восемь человек» – 173 стр. 31–5=26 дворов, 43–8=35 человек»: – получаются совершенно правильные итоги. – Вслед за оконченным описанием волости Бормосовых помещено описание волостей Бориса Барыкова, 173–175 стр., подведен к ним полный итог и затем ведется описание земель своеземцевых: Васюка Петуты Иванова сына и др. Ясно, что здесь мы видим продолжение прерванного на стр. 172 описания земель своеземцевых.

XI т., стр. 216. В конце страницы напечатано: «здесь вероятно пропуск». Между тем, четыре строки, напечатанные выше этой отметки, несомненно находятся не на месте. В них описывается деревня СВОЕЗЕМЦОВА, тогда как и до нее, и после нее описываются земли поместные, бывшие за Андреем Федоровичем. Нам казалось бы, что эти четыре строки надо исключить, как явно напечатанных не на своем месте и в данном месте, после исключения названных строк, никакого пропуска не предполагать. – Указанные четыре строки на 216 стр. могли попасть весьма легко, при условии, если издатели переписывали рукопись без малейшего критического отношения к тому, что переписывается. Дело в том, что не редкость, как мы уже видели, встречать на странице исписанными только несколько строк. И обычное явление, что незначительное владение своеземца помещается на отдельном листке. А листок этот в рукописи мог оказаться вплетенным не на место. – Другой вопрос: куда поместить эти четыре строки? Читаются они так: «Якуша Олешкова, в деревне вопчей в Размесове в Тимошкине, да в Пашкове, да в Сенкине Костиных; на Якушова жеребью: (д) сам Якуш, сеет ржи две коробьи, а сена косит двадцать копен, пол трети сохи». Своеземец Якуш Олешков владеет д. РАЗМЕСОВЫМ вопче с братьями Костиными. Пересматриваем своеземцев и действительно на стр. 231 находим деревни «Тимошки да Пашка Костиных, да брата их Ески» (на стр. 216 – СЕНКИ). В числе их деревень видим и Размесово, которой они владели «вопче с своеземцом Якушом Селешковым». Если последнее слово «Селешковым» прочитаем «с Олешковым» совпадение данных полное и четыре строки 216 стр. мы помещаем поэтому непосредственно за деревнями своеземцев Костиных на стр. 231.

XI т., стр. 286. «Да Тимины ж деревни в Новгородском уезде в Осетцком погосте». Но такого погоста в Новгородском уезде не было. Есть же созвучный погост «Солетцкий». Действительно, своеземец Тимоха Олферов упоминается в числе своеземцев Солетцкого погоста Новгородского уезда, III. 442.

XI т., стр. 432. По замечанию издателей Писц. Книги утрачен лист. До примечания описаны земли ОБРОЧНЫЕ, после него описываются земли ПОМЕСТНЫЕ, и именно Яковли: «на Яковле жеребье» – 437. Кто такой этот Яков? На стр. 440 мы видим описание его ОБЩЕЙ деревни Конец, которая принадлежала ему «вопче с Васильевскими обжами Онаньина, что за Семеном, да Федором за Ивановыми, детьми Володимерова Овчина». В описании поместья последнего (Овцына, а не Овчина – 446) действительно значится: «в деревне в Конце, в Яковльской Губина, что за Яковом за Захарьичем, на Овцыных половине» – 447. Ясно, что после утраченного листа описаны деревни Якова Губина, что за Яковом Захарьичем в поместье. Что касается размера пропуска, то нет ли указания на него в следующем: в поместье Якова Захарьча по итогу числится 113 дворов, описано же только после пропуска 95 дворов. Не ограничивается ли и пропуск листами, на каких можно было описать эти 18 недостающих дворов?

XII т., стр. 91. Начатое на стр. 90 описание поместья Осташа Дементьева Редрова на 91 стр. прерывается, хотя книга об этом не замечает. Описаны Лукинские обжи его поместья, к ним подведен итог по старому письму, но итога по новому письму, помещенного здесь же, никак нельзя отнести к волостке Редрова: и цифры, указанные в итоге, совершенно не совпадают с действительностью, да и прямое указание «а доход своеземцу» показывает, что здесь итог владений не поместных. И действительно, дальше описываются земли своеземцев до 97 стр. Здесь отмечено: «здесь в подлиннике пропуска» и далее ведется описание поместья опять Осташа Редрова: «на Осташове жеребье» – 98, «на Осташове половине» – 99, итог – деревням Осташа – 100. Видимо, мы имеем дело с перепутанными в издании, а вероятно и в рукописи, листами. Для восстановления порядка текста, мы пытаемся соединить стр. 91 (до итога по новому письму) со стр. 97 после отметки о пропущенных листах и находим ПОЛНОЕ СОВПАДЕНИЕ итога земель Редрова с действительным итогом, на перечет. Ясно, что описание поместья Редрова сохранилось полностью. Нет только итога к обжам его из Лукинских обеж, по новому письму: но и из него часть сохранилась: «а ключнику две горсти лну» и т. д., – это и есть окончание пропущенного «итога по новому письму».

Но нам все-таки остается еще определить, куда же относятся стр. 91–97. Пропуска в землях своеземцев в этом же, Ровдушском, погосте предполагать формальных оснований нет. Между тем на стр. 91–97 в названиях деревень мы узнаем некоторые, уже известные нам по XI тому Временника. Алфавитный указатель селений Водской пятины некоторые из этих деревень указывает в Келтушском погосте. Обратившись туда, мы находим следующее: на стр. 245-й XI т. в описании земель своеземцев отметка: «здесь лист утрачен», что служит уже формальным основанием для внесения сюда названных листов, 91–97 стр. XII тома. Но главное конечно в следующем: д. Размесово (общая), упоминаемая в XI т. на стр. 245-й непременно ищет себе дополнения, и находит его на стр. 97 XII т.; д. Сярка (общая) XI т., стр. 246-й предполагает 97 стр. XII т., тоже д. Сярка; д. Плавково (общая) 247-й стр. XI т. повторяется на 96 стр. XII тома. Все это – основание твердое для отнесения стр. 91֪–97 XII тома к землям своеземцев в Келтушском погосте и для помещения их на стр. 245-й XI т. И нам кажется, что описание соединяется почти без пропуска, непосредственно: до утраченного листа описано три деревни, четыре двора (245 стр. XI т.); по новому письму итог (XII т. 91 стр.) показывает пять деревень, семь дворов. Не этим ли и ограничивается пропуск.

XII т., стр. 160. «А по новому писму семь деревень, а дворов в них тридцать и пять человек, а луков тридцать и пять». Несомненно пропущено: «а дворов в них СТОЛЬКО ТО (на перечет 23), А ЛЮДЕЙ В НИХ 35 человек» и т. д. Настоящим мы и заканчиваем обзор Писцовой Книги Водской пятины, по изданию ее в III т. Новгор. Писц. Книг и в 11 и 12 кн. Временника Имп. Моск. Общ. Ист. и Древн. Росс. Хотя ошибки обильны и там, и здесь; но все же нельзя не признать, что издание Книги во Временнике сделано несколько опрятнее в научном отношении.

* * *

Нам известно, что Великий Новгород делился на концы; сначала их было до десяти, но в конце XIV ст. значатся лишь пять концов: Неревский, Горньчарский (Людин?), Славенский, Загородский и Плотнич. Под 1385 годом прямо упоминаются «все пять концов». Каждый Конец имел своего старосту, имел свою печать, и как единица юридическая участвовал в решении новгородских дел. В. Князь Иоанн III, в 1478 году, договорившись с Новгородом о селах и волостях и об обежной дани, велит «тот список подписати Владыце своею рукою да и печать свою приложити, да по печати с пяти концев приложити к тому списку» (Соф. Лет. II, 218. изд. 1853 г.). – Нас и интересует: что же представляли собой концы, чрез своих старост прикладывавшие печати свои к договорным грамотам «Господина В. Новгорода» с Москвой? Неужели их позволительно мыслить только как известную, пятую часть города? Полагаем, что как самый Новгород имеет в себе центр, будет ли то двор князя, или Св. София, и вне этого центра тянувшие к нему пять концов города; так и эти пять концов города были в свою очередь центрами, к которым стягивалась внутренняя жизнь пяти частей новгородской Области. Правда, ранее было до 10 концов; но тогда и Новгородская Область была разделена, по-видимому, более, чем на пять частей. В конце XIV столетия появляются в Летописях «все пять концов»; в эту пору – полагаем – установилось и деление Новгородской Области на пять частей.

Правда, документы до Иоанна III не знают пятин; но мы говорим о самом историческом факте, а не об его наименовании. Пять старост могли приложить печати от лица доверивших им пяти частей Новгородской Области, из которых одна могла называться и «водьская земля»; но Иоанн III уже существовавшему до него институту мог дать название пятин.

Итак, что же такое «пятина»? Пятина, – это пятая часть собственно Новгородской Области; пятин было пять: Водская, Шелонская, Деревская, Обонежская и Бежецкая. Памятником пятинного деления Новгородской Области и служат Писцовые Книги. Все крестьяне описываются здесь по владельцам земли; но эти последние строго по погостам, по уездам, по пятинам. Очевидно, что пятина и есть то высшее деление, началом которого служит погост, а продолжением уезд. Очевидно, что и значение пятины для нас станет ясным, если мы выясним себе хотя бы значение предыдущего деления на уезды.

Что касается значения уездов, то не дает ли нам почти точного и полного ответа на этот вопрос следующая отметка Писцовой Книги: «Казимировские, а приданы к городу ж Кореле судом и оброком и всем, опричь обежные дани» (XII, 120). Итак, – бывшие земли посадника Казимира теперь тянуть не к нему, а к г. Кореле, кань центру, к которому тянут и много других деревень округа – уезда. Их тяготение к центру сказывается а) в том, что все свои тяжбы – а их так много могло быть у тогдашнего новгородца – они разбирали в своем уездном городе, где жил главный представитель власти – наместник В. Князя, и судья (тиун); б) в том, что все оброки причитающиеся с крестьян известного округа – уезда, проходя посредствующие инстанции, в конце должны были доставляться в уездный город, где они поступали в распоряжение уполномоченных от В. Князя лиц; в) в том наконец, что они к городу тянули «всем» (XII. 120). Что можно бы включить в понятие «всего»? Не далеки будем от истины, если сюда отнесем повинность военную, повинность ямскую, мостовую. Таково значение уезда. Одного лишь мы в уездах не видим: обежная дань направляется не в уезд. Куда же она могла поступать?

Нам и кажется, не была ли область Новгородская разделена на пятые части, с определенным для каждой пятой части количеством обеж? Не были ли эти пятые части, как пятины уже, впервые описаны Москвой? (отсюда Писцовые Книги), и не взималась ли каким-нибудь путем сначала в Новгород, а далее чрез Новгород В. Князю с единицы – пятины обежная дань, по счету 7 денег с сохи? Собирать эту дань могли старосты волостей и погостов и доставлять своему пятинному старосте. Конечно, и все поступавшее в пользу В. Князя в уездные города, так или иначе должно было передаваться, и передавалось, чрез Новгород в Москву. И регистрация дохода В. Князя не велась ли опять по единицам – пятинам? В таком случае, на долю уездов выпадет черновая работа по сбору доходов, на долю же Новгорода – получение уже собранных доходов с единиц – пятин.

Какая часть Новгородской области входила в состав Водской пятины? Если мы исходным пунктом возьмем Новгород, – то граница пятины шла от него прямо на север по р. Волхову: левая сторона р. Волхова принадлежала пятине Водской, правая – Обонежской. С устья Волхова мы должны провести озером Ладожским прямую линию на восточную сторону Ладожского оз., до границы между Онежским краем и Финляндией (около 61⁰15' сев. шир. 1⁰48' вост. долг.) и по этой (современной нам) границе подняться, уклоняясь в средине к востоку, к северу до 63⁰10' северной широты 0⁰52' вост. долг. Здесь, оставляя границу Финляндии и России, мы должны уклониться к западу до 0⁰16' зап. долготы, спустившись до 63⁰2' сев. широты и по теперешним границам спуститься к югу до 62° сев. шир. (под 0⁰15' восточ. долготы) и постепенно опускаясь к югу, уклоняться на запад, где крайней нашей точкой будет: 1°5' зап. долготы, 61⁰30' сев. широты. Уклоняясь немного к востоку, мы спускаемся по нынешним границам до оз. Suvanto; от него идя к югу, поднимаемся в верховья Saejoki и по теперешней границе Финляндии, по р. Сестре – до Финского залива. Пересекая Финский залив чрез остров Котлин, идем по южной части залива до Лугской губы; здесь становимся на р. Лугу и вверх по течению поднимаемся до ее верховья: правая сторона Луги (по течению) будет относиться к пятине Водской, левая к Шелонской. Прямая линия с верховьев р. Луги на верховье р. Веряжи, эта последняя река, – прямая линия с ее нижнего течения на р. Гзень, кажется, – последняя линия в границе Водской пятины.

Водская пятина разделялась на шесть уездов: Новгородский, Копорский, Ямской, Ладожский, Ореховский и Корельский.

Границы уезда Новгородского следующие: от г. Новгорода по р. Волхову, несколько ниже впадения в него р. Оломны (до 59⁰35' сев. шир.); отсюда к юго-западу, с небольшим отклонением на север (так. чтобы деревни – Шалыгино, Гатик, сц. Оломна, Гороховец были пограничными – новгородского уезда, Тихорицы – Ладожского) до настоящей границы губерний С.-Петербургской и Новгородской; по этой последней сначала к западу, а потом к югу по р. Тосне; у д. Острова, которую отнести нужно к Ореховскому уезду, граница поднимается вверх по р. Оредеж, до дер. М. Слудицы, откуда на современную границу уездов Лужского и Царскосельского и отчасти Ямбургского, и по этой границе до р. Луги под 0⁰41' зап. долготы и 59⁰1' сев. широты. Далее, по р. Луге до верховьев, от верховьев на р. Веряжу.

Границы уезда Ладожского: восточная – р. Волхов, северная – оз. Ладожское от р. Волхова до устья р. Лауи, южная граница – сев. граница Новгородского уезда до верховьев р. Оломны, западная – нынешняя граница Новоладожского и Шлиссельбургского уездов.

Границы уезда Ореховского шли так: восточной – служила западная граница уездов сначала (на юге) Новгородского, от д. Остров до пункта между станциями Ушаки и Тосна, а потом – Ладожского. Между этими двумя границами, в направлении с запада на восток – граница Новгородской и Петербургской губерний. С устья р. Лавы мы должны подняться к северо-западу, к границе Финляндии на берегу Ладожского оз. (60⁰32' сев. шир. 0⁰25' вост. долг.), и по этой границе спуститься к Финскому заливу. Отсюда с устья р. Сестры переходит граница кажется к р. Стрельне и идет к югу сначала по границе уездов Царскосельского и Петергофского, но около Гатчины, переходит на р. Суйду и Оредеж и достигает в углу южной точки – 50⁰2' северн. широты.

Уезд Копорский восточной границей имел – западную Ореховского до д. М. Слудицы и Новгородского от д. М. Слудицы до р. Луги; юго-западной – р. Лугу до впадения в нее р. Хревици; северной – Финский залив. Что же касается западной границы уезда, то ее считаем возможным определить лишь по деревням пограничным, указывая ближайшую деревню в восточной части Ямского уезда. К Копорскому погосту относились: Забелье (Ям. Ветка, Клин), Недобылицы, Имяницы (Ям. Пустомержа, Торма), Выбеги, Коложицы (Ям. Онстопель), Ущевицы, Озертицы (Ям. Куты), Ратчино́, Горка, Кайбала (Ям. Фалелеево), Лебковицы, Тютицы, Велькота (Ям. М. Рутдило, Б. Рутдило), Монастырки, Васокара (Ям. Ундово, Россия), Купля, Суйда, Мишина (Ям. – Детково, Косколова).

Юго-западная граница, сейчас описанная, Копорского уезда служила северо-восточной Ямского уезда; с других сторон Ямской уезд замыкался р. Лугой и Лугской губой Финского залива.

Что касается уезда Корельского, то имея южной границей – северную границу Ореховского уезда, – он с других сторон имел границы, общие с границами северной части Водской пятины. Конечно, все сказанное сейчас яснее усматривается при прилагаемой при этом карте 10-верстного масштаба.

* * *

Все уезды Водской пятины были разделены на погосты, в пределах которых и описываются земли и селения по роду владений. Хотя вопросом о погостах занимались уже много и обстоятельно многие ученые (напр. Неволин – «О пятинах и погостах Новгородских», Папков – «Погосты в значении Правительственных округов и сельских приходов в Северной России» Рус. Вест., 1898, ноябрь; Сергеевич – Др. Рус. Пр. III, .79–87), – мы считаем себя в праве еще и еще коснуться этого вопроса.

Что называлось в начале XVI века погостом? Если мы обратимся к Писцовой Книге, то встретим там такие напр. указания: «в селце у Спаса на погосте» III, 94; «На Городне у Покрова на погосте селцо» III, 275; «У Ильи Святого на погосте на Тигоде» III, 380. Слишком ясно, что во всех этих случаях под погостом разумеется известный пункт географический, на котором были расположены Церковь, дома попа, дьяка, проскурницы, сторожа, может быть кладбище. И мы прежде всего и должны сказать, что погост – это известный пункт в округе, на котором находилась церковь.

Однако, – такое определение будет весьма неполным. Возьмем для примера любой погост, и мы везде будем читать: в таком-то погосте земли оброчные, в таком-то погосте земли поместные, в таком-то погосте земли своеземцевы. Не очевидно ли, что погост не пункт только географический, но непременно известный район – округ, непременно строго определенный в своих границах.

Папков весьма хорошо объясняет, почему известный пункт у церкви назывался погостом: «под погостом в древнее время разумелись места торговые, где «гости», т. е. заезжие купцы делали свои стоянки и производили «гостьбу», т. е. торговлю, а жители окрестные в свою очередь собирались с местными товарами для обмена» (Рус. Вести. 1898, ноябрь, стр. 55). Если дополнить это мнение догадкой Неволина, что для своих стоянок гости выбирали наиболее удобные и оживленные места, бывшие местами языческих богослужений, и что со введением христианства на этих именно местах могли прежде всего возникать храмы христианские; – то переход от погоста – торгового места к погосту – церкви станет совершенно ясен. – Но еще в древности приписали к погостам волости, волостки, села, сельца и деревни, и эти округи с погостом – центром сами назвались погостом.

Какой же округ разумеется под именем погоста? Уже одно то обстоятельство, что подробное описание погостов – округов мы находим в Переписной оброчной книге, говорит нам совершенно ясно о том, как на погосты смотрит сама Писцовая Книга. Для нее погосты – строго определенные правительственные округи для отправления населением разных повинностей. Главной повинностью населения была повинность доходная, оброчная, обежная; с погостов-округов Правительство – полагаем – и взимало известным образом обежную дань, оброк натурой, оброк деньгами.

Профессор Сергеевич, принимающий такой именно взгляд на погосты-округи, не находит однако указаний на достаточно развитую финансовую организацию в округе. Но так ли это на самом деле? Если бы даже ограничиться указанием на единственного старосту, которого нашел в Писцовой Книге Сергеевич (III, 549, своеземец Харло Фролов – староста вероятно Каргальского погоста), то и тогда при его верном предположении, что Писцовая Книга описывает податные единицы, а не должности, на этом единичном указании позволительно было бы сделать широкие выводы. Но нам в той же Писцовой Книге удалось найти упоминание не одного, а 13 старост. Из них 2 – в городах, 1 в Рядке; но 10 – в погостах. И если относительно некоторых еще могут возражать, – погостский ли это староста, или быть может староста какой-либо волостки, то упоминание в деревне Греблец (1 двор) Ильинского Замозкого погоста старосты «Замоского» Паршука, – не допускает сомнений, что речь о старосте погостском. Следовательно, такие старосты были. Мы нашли упоминание о ста ростах в погостах – Каргальском (III, 549), Сабельском (III, 116). Замозском (III, 575), Озеретцком (III, 717), Ястребинском (III, 791), Вздылетцком (III, 864), Врудском (III, 849), Опольском (III, 942), Ижерском (XI, 345), Ровдужском (XII, 90), Сердовольском (ХII, 144), и кроме того в городе Яме (III, 895), и в городе Ладоге (III, 857).

Конечно в большинстве погостов старосты не названы; но ведь Сергеенич справедливо говорит, что «писцы описывали хозяйства, а не должности» (III, 81). С другой стороны, он совершенно напрасно ослабляет ссылку Папкова на Д. к А. И. I, 94. 1556, где сказано: «а из малых погостов из двух или из трех по человеку, а велено тем старостам выборным собирати наши ямские и приметные деньги, и за посошные люди... и всякие подати по Писцовым Книгам, и привозить к вам в Новгород». Если допустим, что приведенным наказом узаконяется и подтверждается то, что в жизни уже практиковалось, тогда нам понятными станут и старосты в некоторых погостах, и то обстоятельство, что не во всех погостах они есть.

Но нам кажется, что финансовая организация в погостах была строже и полнее, чем предполагает проф. Сергеевич. Почему-то он совершенно не упоминает о десятцких в погостах. А между тем мы их отметили 15, – цифра почтенная. Некоторые из них упомянуты в тех погостах, где упомянуты и старосты, – в Замозском (III, 592), Опольском (III, 899), Ижерском (четыре XI, 362, 371, 413, 422); но другие в погостах, где старост не названо: в Суйдовском (III, 702), Толдожском (III, 906), Городенском Opех. (три–XI, 117, 119, 130), Корбосельском (XI, 199), Дудоровском (XII, 299, 314, 332).

Почему бы не предположить, что десятские – это вспомогательные органы у старост, имевшиеся у них или для их же погостов, или для других, бывших в их ведении (по два – по три малых погоста)?

И нам кажется, что собиравшиеся «на Рождество Христово, на Велик день, на Петров день» доходы крестьянами приносились, быть может по напоминанию десятского, к нему – десятскому в избу; он доставлял собранный доход натурой и деньгами старост в избу, а последний уже отправлял все в Новгород, или в уездный город... Если так представим себе финансовую организацию», то сама собой отпадает нужда отыскивать какую-то погостскую избу (Сергеевич III, 8о). Доходы доставлялись старосте. Мирские же вопросы решались, как и теперь решаются, не в мирской избе. Где же?

Нам и кажется, что таким местом и была погостская церковь. Следует только вдуматься в выражения Писцовой Книги: «а церковь того погоста», и невольно почувствуется, что Писец, имея дело с округом правительственным, однако мыслит, как непременную принадлежность погоста, погостскую церковь. Даже слова: «а церкви погостские нету, ни погоста» III, 24, невольно звучат так, что в понятие погоста должна входить церковь.

И действительно, церковь мы видим во всех погостах Водской пятины. Прямо названы и описаны церкви в 39 погостахъ: III, 8, 30, 56, 82, 182, 278, 358, 414, 471, 486, 553, 569, 603, 637, 680, 712, 726, 756, 795, 832, 861, 892, 905; XI, 36, 42, 55, 91, 199, 142, 257, 286, 341; 431; XII, 33, 76, 120, 143, 170, 179. В погосте Антоньевском церковью мог служить Антониев с Боженки монастырь; или же церковь погоста могла быть в Обонежской пятине. В Обонежской пятине находились церкви погостов Грузинского (III, 445) и Никольского с Городища (XI, 107); в Шелонской пятине – погостов Сабельского (III, 105), Коситского (III, 154), и Передольского (III, 157); церкви не описаны, так как находились в дворцовых волостях, в погостах Пидебском (III, 13), Петровском (III, 478), Хрепельском (III, 144), Клим. Тесовском (III, 67). Церковью Суйдовского погоста мог служить монастырь Суйдовский (III, 691). В Келтушском погосте церкви не описано – вероятно потому, что начало описания погоста утрачено. В утраченном описании погостов Орлинского и Грезневского описание церквей было, почему и погосты называются первый Спасский, второй Никольский. А в таком случае у нас остаются, по-видимому, без церквей погосты Каргальский и три Городенских – Ладожский, Ореховский (Спасский) и Корельский. Но не очевидно ли, что для Каргальского погоста погостской церковью была какая-нибудь церковь из города Копорья, находившегося на территории погоста; три же Городенских погоста имели свои церкви в городах – Ладоге, Орешке и Кореле. Ореховский Городенский погост даже и называется Спасским, очевидно по имени Спасской церкви, действительно бывшей в г. Орешке. И почему бы, в возражение профессору Сергеевичу (III. 86, прим.) спросим, церкви городской не быть церковью погостской, когда погостской церковью бывали и монастырские церкви? У нас совершенно без церкви останутся только Заверяжье и Окологородье. Но ни первое, ни второе погостов не составляли (в смысле округа) и центров не имели самостоятельных, тянули же они вероятно к Новгороду (Заверяжье) и к Яме (Окологородье). В позднейших Писцовых Книгах и Заверяжье, и Окологородье совершенно даже исчезают.

Если же каждый погост имел свою церковь, тогда и жизнь погостская нам представится так. Из разных концов погоста исстари крестьяне спешили в определенные дни к церкви – на погост. Здесь были переносные лавки – торги. Сюда они привозили свои товары, здесь же закупали и ceбе, что нужно. Около церкви, а не около мирской погостской избы, они обсуждали и свои погостские дела: какая деревня – захудела, какая выросла напр.; с какой деревни не получить дохода, назначенного Писцовой Книгой; с какой напротив можно более получить; как и куда собирать доходы и пр. – И церковь, центр жизни религиозной, была свидетельницей гражданской жизни погоста – округа.

Далее. Погосты иногда были так велики, что невольно, смотря на расстояние некоторых деревень от центра – погоста задаешься вопросом: неужели не испытывали наши предки неудобств и при отправлении повинностей гражданских, и в исполнении обязанностей религиозных? Вероятно, что эти неудобства давали себя чувствовать очень и не они ли вызвали к жизни деление погостов на села, в иных случаях с отдельными даже церквами. Напр. погост Никольский Передольский – имел свою погостскую церковь за Лугой в Шелонской пятине; но в погосте мы находим «село Мъскорици, на реке на Лузе; а в нем церковь Рождество Христово» III, 157, – «деревень к селу» 13. Полагаем, что эти 13 деревень своим центром считали Мъскорици, туда доставляли доходы. Но вместе с этим эти 13 деревень невольно и религиозным своим центром должны были считать не Передольский погост, а село Мъскорици, в котором им приходилось часто бывать по делам общественным. В том же погосте другое село Творошковичи (III, 166) притягивало к себе жизнь и гражданскую, и церковную еще 14 деревень. Таким образом погост – единица оказался раздробленным на части: собственно погост, село Мъскорици и село Творошковичи. Однако полагаем, что подчиненное отношение сел к погосту сохранялось в этих случаях. Весьма заметно такое дробление погоста на более мелкие единицы в Будковском погосте. В нем мы находим село Белое с церковью (III, 278–279), «а деревень к селу» 32; село Будково (III, 299; церковь его – церковь погостская), – «а деревень к селу» 19; село Хабалина Гора с церковью (III, 306), «а деревень к селу» 18; село Передчицы с церковью (III, 312), «а деревень к селу» 12. Слишком ясно, что в Будковском погосте выделились четыре меньшие единицы – села, объединявшие около себя каждое известное количество деревень, прежде всего, конечно, для отправления гражданских повинностей. Характерна в этом отношении отметка писца о волости села Белого: «а великого князя оброк в той волости всех боярщин крестьяном, деньги и хлеб разметовати меж собя по пашне» (III, 291). На волость села Белого оброк наложен и писцом обозначен; но сколько с каждого крестьянина следует взимать оброка, – это предоставляется сельчанам определять на месте, применительно к размеру пашни, а, следовательно, и дохода, крестьянина. – Но для отправления гражданских повинностей тянущие к селу, напр. Передчицам, непременно и в церковь пойдут Передчицкую; да и странно было бы крестьянину напр. из деревни Желцы идти к обедне в Будково, верст за 30, когда у него есть Передчицы верстах в 10–12.

Таким образом могли погосты подразделиться на села; и конечно помещики-владельцы сел играли в деле этого подразделения немаловажную роль.

Всех погостов, считая и Заверяжье, 59: в Новгородском уезде – 20, в Копорском – 15, в Ямском (без Окологородья) 3, в Ладожском – 6, в Ореховском – 8 и в Корельском – 7. Что касается размеров погостов, – то они весьма разнообразны, что можно усмотреть из прилагаемой к главе таблицы. Границы погостов каждого в отдельности и подробное каждого из них описание мы отнесли в особую, самостоятельную главу.

В заключение своей речи о погостах, считаем необходимым сказать несколько слов по поводу ссылки проф. Сергеевича на погосты Деревской пятины, якобы подтверждающие его предположение, что церковь не составляла необходимой принадлежности погоста. (Древн. Русск. Права III, 85, прим.), хотя Деревская пятина и не была предметом специального нашего исследования.

Из 54 погостов (все равно – из 61 с городками и волостями), Сергеевич не нашел церквей погостских в 15 погостах. Просматривая приведенный им список погостов, мы нашли его составленным не точно. Так, в Млевском погосте церкви погостской не описано, но упомянутый Никольской поп Конан (I, 134), мог бы дать право отнести по данному вопросу погост Млевский к разряду спорных. Встречающееся в описании Городенского погоста упоминание дворов «у Николы на погосте» (напр. I, 264, 265) к Вельевскому погосту Сергеевичем относится (III, 86 прим.) совершенно ошибочно, и несомненно указывает на погост – церковь и погост – место в Городенском погосте. Положительно не понимаем, как к числу не имеющих церкви отнесен погост Пиросский. В I, 555 мы читаем: «в Пиросе на погосте: д. Темъянниково Никольская, что в Пиросе в Петре Святом на полатех», «Д. Темъянниково церковная Петра и Павла, что в Пиросе на погосте». Не только указывается на погост – место, на погост – церковь; но еще на церковь Петра и Павла, с пределом Никольским на полатех. Есть погостская церковь и в Налесском погосте; только упомянута не при описании этого погоста (I, 794–812), а при описании волости Велило (II, 762). – Приняв во внимание сделанные сейчас поправки, мы будем иметь лишь 11 погостов без погостских церквей, если доверимся проф. Сергеевичу. Однако, им в список этих погостов почему-то не включены погосты Оксочский и Кременичский, в которых погостов – мест и погостов – церквей не указано, и с которыми погостских церквей не достанет 13 погостам. Цифра (на 62 погоста) не столь велика, и не понятно, почему она принята, как факт неопровержимый, не смотря на многие, весьма сильно ослабляющие этот факт, обстоятельства. Именно.

Сам проф. Сергеевич нашел церкви в погостах Посонском (сц. Погост), Бологовском (сц. Бологое) и Михайловском (сц. Тимофеевское). Но он склонен считать эти церкви не погостскими, а частными: они расположены-де при сельцах, бывших за помещиками. Однако, и в погосте Коротцком церковь находилась в сельце поыместном Короцке (I, 321), в погосте Влажинском церковь находилась в сц. Влажине, принадлежавшем частному лицу (I, 730), в погосте Чернчевичском церковь описана в поместном сельце Чернчевичи (II, 123), в погосте Теребуновском церковь находилась в поместном сельце Теребуново (II, 123), в погосте Туренском (I; 399), церковь погостская находилась в поместном сельце Парфееве. А во всех этих погостах церкви пр. Сергеевич погостские нашел. Что нибудь одно: или в Посонском, Бологовском и Михайловском не было погостских церквей: но тогда их не было и в перечисленных нами погостам; или же они были (т. е. погостские церкви) в погостах Коротцком, Влажинском, Чернчевичском, Теребуновском, Туренском, но тогда они были и в погостах Посонском, Бологовском и Михайловском. – Мы лично склоняемся к последнему положению. И склоняет нас к этому следующее соображение. В погосте Ясеновичском – церковь в волости сц. Хутынского монастыря – (I, 41), в погосте Коломенском – тоже (I, 93), в погосте Бельском церковь в волости Воскресенского монастыря (II, 422), в Бронничском – в сельце Антониева монастыря (II, 445). Как будто все эти монастыри – не погосты, а частные владельцы; и все же признает проф. Сергеевич церкви эти погостскими? Даже более: в Понедельском погосте – за погостскую церковь признал проф. Cepгеевич монастырь Понедельский с игуменом и старцами (II, 469), и призвал – (правда безмолвно) справедливо. Почему же нам не признать за церкви погостские – церкви на землях частных владельцев? А тогда не имеющими своих церквей будет лишь 10 погостов: Великопорожский, Боровицкий, Яжелбитцкий, Локотцкий, Островский, Оксочский, Кременичский, Морозовский, Холовский и Наволотцкий.

Однако, – в Локотцком упоминается: «погост Новой: на погосте церковь Велики Никола, дв. поп Исак, дв. проскурница Улита, дв. церковной сторож Лучка» (II, 30). Почему бы не усмотреть здесь указания – на погост-церковь? Нет церкви в Кременичском погосте, но все описание погоста заняло лишь 2 столбца; нет церкви в Морозовском, – но описание всего погоста заняло лишь 3 столбца. Полагаем, что для этих погостов мы не имеем полного описания их, и думаем, что в частях погостов неописанных указание на церкви мы нашли бы. А тогда нельзя ли этим объяснить молчание Писцовой Книги о церквах и в остальных 7 погостах? Дворцовые земли в Деревской пятине были (см. напр. II, 430), а из примера Водской пятины мы знаем, что в дворовых волостях часто упоминаются церкви погоста. Почему бы не предположить церквей погостских для 7 погостов тоже в дворцовых волостях (напр. Холовский погост – дворцовая волость II, 430)?

За всем сим считаем необходимым отметить, что Писцовая Книга Деревской пятины написана совсем по иному плану, чем Писцовая Книга Водской пятины; тогда как в последней на первом месте всегда описывается церковь погоста, а если ее нет – это отмечается; в Писцовой Книге Деревской пятины церкви описываются случайно при описании волостки, где они находились, и если эти волостки (напр. дворцовые) не описывались, – не описывалась и «не отмечалась» сама церковь. Отсюда – такие глухие указания на церкви погоста, как «у Николы на погосте» – (для Городенского, для Вельевского погостов), «на погосте у Егорья Святого» (для Рутинского погоста). – С другой стороны. – в то время как для некоторых погостов Писцовая Книга церквей погостских не указывает по-видимому, – для других она называет их по нескольку, относя к погостским и церкви в сельцах. Напр. в Сеглинском погосте – «сц. Глинянец: а в нем церковь... На погосте же» (I, 457); в Жабенском погосте, кроме церкви погостской (I, 612) – «Великого князя погост Золцо» ... с церковью (I, 629), а «погост Владычнь без церкви (I, 630). В Шегринском погосте кроме погостской (II, 198), есть церковь в сельце Семенищове... «на погосте же» (II, 172). Чувствуется, что, по понятию писца этой книги, погост – не только округ весь (напр. Шегринский), но и часть этого округа; погост – не только место около погостской церкви, но – и место около церкви этого меньшого округа – погоста. – Наконец, при описании волостей (Стерж, Морева, Велиля, Лопастицы, Буец) везде описывается погостская церковь и дворы на погосте; откуда мы предполагаем, что у писца погост – округ сливался иногда с понятием волости. – Все это необходимо иметь в виду, чтобы с полным основанием сказать и на основании книги Деревской пятины, что погосты – это округи правительственные, административные, – это волости; но в них и при них мыслится как непременная принадлежность, погостская церковь, не везде, правда, описываемая.

Распределение дворов, людей и обеж по погостам

* * *

Территория Водской пятины была усеяна разного рода селениями; достаточно сказать, что на ней находилось не считая Новгорода пять городов уездных и 4387 селений с названиями – починок, деревня, сельцо, село, рядок, волочек. Однако, уже одно количество селений в пятине говорит о том, что тогдашнее селение много отличалось от современного. Это мы видим и на самом деле.

Водскую пятину в 1500 году мы застаем, кажется, на том ее возрасте, когда рост количества селений более или менее замер; когда вместо этого начали жить и развиваться сами селения. Однако, – в Писцовой Книге находим совершенно достаточные данные для суждения о том, с чего начали свое существование, дошедшие до 1500 г. деревни, какие формы они в разное время пережили, и что эти формы есть по своему существу.

Если бы мы пожелали хотя немного оторваться от Писцовой Книги, от всех этих Боров, Борков, Горок, Замошьев, Запольев, Заболотьев с их Ваньками, Прошками, Куземками; если бы мы хотя на минутку забыли копны сена, коробьи ржи; – а вместо этого взглянули мысленно на природу края и во время написания книги, а еще лучше – задолго до ее появления, когда на Новгородской земле владельцами были «вольные мужи» новгородцы; – нам представилась бы необычная для настоящего времени, хотя все еще встречающаяся, картина. На целые десятки верст в разные стороны стоят вековые леса. Не трогала их еще рука человека. Лишь нога смелого охотника проникала в их таинственную глушь. Редко-редко среди лесов появится полянка, лужок, покрытые травой. Еще реже, где-нибудь около реки, ютится небольшая деревня. Кто владелец этой девственной природы? – Господин «Великий Новгород», а частнее кто-нибудь из его «посадников», «тысяцких», «бояр»; а может быть и престо «житьи» люди из Новгорода, – «уличане», или даже – новгородский архиепископ, какой-либо монастырь новгородский, или – церковь. Великое богатство, но богатство не разработанное, в сыром т. ск. виде заключалось во всех этих землях, покрытых лугами, лесами, иногда–мхами, болотами, озерами. И в интересах каждого владельца было не только эксплуатировать свою землю, но непременно – эксплуатировать ее как можно больше, не обходя вниманием и такие уголки, которые даже труднодоступны в иные времена года.

Так как владелец земли, будь он «боярин» или «житей» из города, или же владыка и монастырь, естественно не могли сами, своими плечами обрабатывать бывшую в их владениях землю, – они должны были обращаться к услугам рабочей силы – «хрестьян» – «крестьян», с которыми и заключали условия (порядные), с которыми и рядились на известный участок земли. Крестьянин получал себе в обработку землю, от которой и для себя стремился извлекать пользу; владелец же, смотря по условию, – раньше или позднее, получал чрез крестьянина известный доход от земли. Так-то и зарождались те многочисленные селения, которыми к 1500 году была усеяна Водская пятина.

Починок, без сомнения, был первой формой, под которой появлялись все эти селения, под которой они и существовали некоторое время прежде, чем перейти во вторую форму. Что же собою представлял починок?

Отдавая полосу земли в обработку крестьянину, владелец земли не мог и думать о том, чтобы сразу получить доход с севшего на его землю крестьянина вследствие его полной необеспеченности на первых порах; поэтому сразу же определялось, сколько лет крестьянин, сидя на владельческой земле, может не платить дохода, сколько лет – иначе – он будет «сидеть на лготе»; это количество лет не зависело от какой-нибудь заранее определенной по закону нормы, а назначалось по соображению с местными условиями. С другой стороны, и крестьянин обстоятельствами вынуждался «садиться на землю» не иначе, как на известных льготных условиях. Ведь что ему приходилось переделать прежде, чем у него появятся «остатки» для платежа «дохода»?

Придя на свой участок, крестьянин должен был прежде всего срубить себе какую-нибудь временную «хату», где он мог бы укрываться от стужи и от зверей с своей семьей. Срубив свою хату. – он уже «починал» эксплуатацию взятого участка. Отсюда и его поселок назывался «починком». – Хата крестьянина в лесу. Нужно так или иначе устраивать пашню, заводить сенокосные луга. И вот с утра до вечера всю зиму крестьянин с взрослыми сыновьями, а может быть и его хозяйка, рубят лес, очищают его, пилят. Из него весной они сооружают себе уже настоящую избу с двором и хлевами («двор»), может быть и мыльню – баню. Вырубленный лес дает площадь для пашни. Но сколько нужно положить трудов крестьянину только на то, чтобы «выкорчевать», – освободить от корней и пней свою полосу. Проходит год, проходит – второй, третий, четвертый год; а крестьянин с большим трудом успел лишь подготовить землю для пашни, засевая рожь, ячмень, пшеницу – сначала «на суках», т. е. на выжженных корчевьях, а потом мало-по-малу – и на настоящих полосах. С годами он успевает построить себе и амбар для хлеба, к гумно с овином, и может быть даже амбар для сена.

Вот этот то период в жизни селенья, когда постепенно начинает культивироваться девственная природа, – и намечается в Писцовой Книге в тех немногочисленных уже в 1500 г. случаях, когда упоминаются «починки» (III, 5, 42, 117, 190, 214, 549, 385, 391, 419; 610, 684, 700, 720, 778; XI, 28, 220, 230, 386, 388; XII, 9). Все они, за исключением упомянутых на ст. 385 и 778-м III т., имеют лишь по одному двору. Крестьяне во всех них – видимо – заняты постепенной подготовкой земли под пахотные поля и сенокосные луга, почему с них дохода не идет, а сидят они на льготе; по большой части Писцовая Книга только вкратце отмечает это, но в некоторых случаях указывается и срок льготных лет (III, 5 – на семь лет с 7007 года; III, 190 – на три года с 7006 года.)

Итак, что же такое «починок»? Это первый вид поселения, когда – крестьянин только «починает» еще разрабатывать землю; почему «пашни» у него или вовсе нет, или еще мало для платежа дохода; починок – поэтому всегда бездоходный, льготный.

Проф. Сергеевич в своем труде «Древности русского права, т. III» почему-то совершенно не упоминает этого вида поселений, хотя глава 2-я (Деревня, двор, село, погост), построена тоже и на основании наших Писцовых Книг.

Деревня – это уже следующий, более прочный и более благоустроенный вид поселения. Тяжелые годы первоначальной обработки взятой части земли прошли. Крестьянин имеет уже и двор, и хлева, и мыльню, и амбары; у него в одном поле вспахано земли столько, сколько он, не отвлекаясь на другие работы, мог вспахать «один на одной лошади»; здесь он засеял рожь. В другом не меньшем поле, тоже им вспаханном, «взодранном» – посеяна «ярь» – овес, ячмень, пшеница, лен, гречиха; отдыхает, в ожидании посева ржи, крестьянином же «взодранное» – вспаханное и третье поле. Там и здесь образовались луга, с которых снимается достаточное количество сена... Крестьянин не только для себя снимает хлеба достаточно, но в силах уже не расстраивая своего хозяйства, платить доходы владельцу. – С этого-то момента вероятно, починок перестает быть починком и обращается волей хозяина в деревню с 1-ой обжей; если же земли «взодрано» (драть – дереть – деревня) столько, сколько могли бы взодрать два крестьянина на двух лошадях, – в деревне считается две обжи; если три на трех – три обжи, или соха. (Князь великий велел въспросити, что их соха. И они сказали: 3 обжи соха, а обжа один человек на одной лошади орет; а кто на трех лошадях и сам третей орет, – ино то соха – Соф. Лет. II, стр. 217). Мы застаем деревню уже не в первые годы ее жизни. Но все же деревень таких, какую мы только что сейчас описали, мы видим большинство. Из общего числа селений Водской пятины (4387) 4157 селений носили название деревень (за исключением двух-трех десятков «починков») и среди них мы видим 1676 деревень, считавших только по одному двору. А ведь это число по отношению к общему числу деревень дает 40,3%.

Однако мы видим деревни, считающие и более одного двора (от 2 до – 23, от 26 до 30, 37, 46, 47, 52, 55 дворов). Как могли образоваться такие деревни?

Проф. Сергеевич говорит, что «появление нескольких дворов – есть результат деления основного двора» (Др. Рус. Пр. III, стр. 51). Крестьянин распахавший известный участок, в случае своей смерти передавал его напр. своим двум сыновьям, которые владея прежней деревней вместе, имели собственно по полдеревни, по полдвора; один из сыновей поселялся, однако, не в полдвора, – величине идеальной, а в настоящем дворе. Как владельцы одной деревни, оба крестьянина брата облагались оброком, как неделимая единица... Таково происхождение – по Сергеевичу – деревень с двумя дворами. Если было у крестьянина умершего три сына, – получалась деревня в три двора. Мог крестьянин пригласить на свой участок своего, чужого ему, товарища; тот поставит двор – и опять деревня в два двора, из которых, однако каждый собственно двор владеет 1/2, 1/3, 1/4 и т. д. деревни – участка.

Не отрицая совершенно того, что деревни из однодворных вырастали в деревни с двумя, 3 и более дворами именно таким способом, и по таким побуждениям, – мы должны однако с положительностью утверждать, что это имело место лишь иногда, но далеко не всегда. И прежде всего нас наводит на это положение обстоятельство, – во что же в конце концов обратился бы первоначальный участок – деревня, если бы каждый двор новый от него отрывал частицу. Если первый крестьянин распахал – положим – 12 десятин, его сыновья три могли иметь уже только по 4 десятины; если у них было еще по два сына, то внуки первого хозяина деревни иметь могли лишь по две десятины и т. д. – Если же не предполагать такого дробления первого участка, а допускать то, что каждый новый двор обрабатывал специально свой участок, тогда мы поймем и то, почему при одном дворе одна обжа, а при 10 – около десяти; почему при 10 дворах почти в 10 раз больше засевается хлеба; почему при десяти дворах увеличивается и оброк. Но тогда деревни в 2, 3 и более дворов уже перестают быть «результатом деления основного двора».

Проф. Сергеевич в подтверждение своей мысли ссылается между прочим и на то, что не количество дворов, а количество высеваемого хлеба определяет размеры деревни; поэтому деревня в один двор, высевающая 5 коробей ржи, больше деревни в 2 двора, высевающей 4 коробья ржи. – Несомненно, – такое явление мы в Писцовой Книге наблюдаем; – напр. д. Вешки при 1 дворе (но 2 крестьянах?) высевает 5 коробей, а д. Серебряник при 2 дворах (но только 2 и крестьянах) высевает 4 коробьи (ср. III, 52). Но можно ли отсюда заключать, что при росте дворов участок деревни не растет? Рядом с названными деревнями видим деревню Остров, в 2 дворах 2 крестьянина высевают 6 коробей; д. Дубно, в 2-х дворах 2 крестьянина высевают 8 коробей; д. Залужье – в 2 дворах 6 крестьян высевают 8 коробей (III, 52). Мы взяли деревни эти, а не другие потому, что лежали они на пространстве каких-нибудь 5 верст, следовательно, почва у них одна; и, однако участки – не одинаковые. Почему? Полагаем, что не потому, будто первый владелец распахал в д. Вешках на 5 коробей, а в д. Залужье – на 8 коробей; но потому, что, с годами, с увеличением рабочих рук участки пахотной земли увеличивались чрез обработку все новых и новых полос; что не только основной двор делился на части, но каждая часть – еще увеличивалась извне... А если это допустим, то опять разойдемся с проф. Сергеевичем в его мнении, что «новые дворы нарастают – не извне, а появляются из нутра из старой деревни» (Др. Р. Пр. III, 55). Нет, – они (разумеем с Сергеевичем под двором «хозяйство») нарастают и извне.

Подтверждение своему мнению, что деревни росли не только «из нутра», но и извне, мы находим во многих местах Писцовой Книги, почему-то не замеченных Сергеевичем. К сельцу Иванкову Гаврило Корин «припустил в ту пашню… деревню Имору» (III, 524); деревня Имора, как хозяйство, перестала существовать, увеличив своим участком пахотный участок сельца». – «При старом письме убыла деревня, потому что то сельцо Куровичи писано было на два» (III, 698). – а по новому письму из двух составили одно сельцо: ясно, что увеличили извне. «При старом (т. е. сравнительно со старым) убыло три деревни..., а списаны с теми деревнями в одно место» (III, 4); «Тоивакало, и Нестерово, и Новинка списаны в одно место» (XI, 186). «Деревня на Перни» (XII, 29) прежде представляла собой 4 деревни, «а по новому письму списано в 1 деревню», (ср. еще: XI. 189. XII. 104. III, 23, 91, 137, и мн. др.). Во всех этих случаях ясно говорится о том, что деревни часто увеличиваются путем соединения в одну нескольких деревень; т. е. деревни растут не «из нутра старого двора» только, но и извне.

Отмечаются в Писцовой Книге и обратные примеры, когда деревня из нескольких дворов «расписывается» на две деревни самостоятельные; «при старом прибыла деревня, потому что Храпши да и Речица списаны были в одно место» (III, 678; ср. III, 10). – Писцовая Книга однако не отмечает мотивов, по которым производились все эти списывания и «расписывания» деревень. Можно предполагать, что руководительным мотивом могло быть большее или меньшее удобство взимания с известной единицы – деревни оброков.

Деревень в два двора мы нашли 1114. – т. е. 26,8% общего числа деревень; деревень в три двора – 505, т. е. 12,1%. Деревень же, имевших свыше 10 дворов («8–9 дворов на деревню – это наибольший размер» какой заметил Ceprеeвич – III, 42) мы заметили 132, что дает 3,1% всего количества деревень.

Все цифры, приведенные нами, действительно говорят, что «в большинстве случаев на деревню приходилось – три, два, полтора двора» (Сергеевич, III, 42). И, однако мы это положение допускаем с большой оговоркой. Оно может иметь всю силу для уездов Новгородского, Ладожского, Ореховского и Корельского; но оно не применимо почти совершенно к уездам Ямскому и Копорскому. Так, в Ямском уезде деревень – в 1 двор – лишь 3, в 2–7, в 3–8, в 4–12, в 5 дворов – 2, в 6–9 деревень, в 7–3, в 8–2, свыше 10 дворов имеют 5 деревень, – при общем количестве деревень в уезде 51. В Копорском уезде – из 365 деревень, в 1 двор 82, в 2 двора – 88, в 3 двора – 56; дворов свыше 10 имеют 21 деревня, т. е. 5,8% общего числа деревень. – Однако, если бы мы приняли во внимание не только деревни, а и все селения уездов, и сельца и села. – тогда разница между уездами была бы еще более поразительной: в то время, как свыше 10 дворов в Новгородском уезде мы видим 4,3% всего числа селения, в Ладожском даже 0,48%, в Ореховском 2,48% и в Корельском 4,75%; – в Ямском таких селений 25,94% и в Копорском – 37,5% всего числа селений!

Сразу видно, – что в разных уездах мы застаем селения на совершенно различных ступенях их исторической жизни: В Ладожском уезде только две деревни имеют свыше 10 дворов, – в Копорском таких селений чуть не половина.

В Водской пятине мы нашли 168 селений с названием сельцо. Что же такое представляют собой эти сельца?

Прежде всего необходимо заметить, что количество дворов в сельце нам ничего не объясняет: размеры сельц самые различные. 17 сельц имеют от 1 до 5 дворов, 49 сельц от 6 до 10 дворов, 47 сельц – имеют от 11 до 15 дворов, 34 сельца имеют от 16 до 20 дворов, 11 сельц – от 21 до 25 дворов и 10 сельц от 26 до 55 дворов. Если селение и в 1 двор называется сельцом, и в 55 дворов тоже называется сельцом, – ясно, что дело не в количестве дворов селения.

Какое же селение называлось сельцом? Если мы руководясь списком селений, просмотрим в Писцовой Книге те из них, которые назывались сельцами, то невольно бросается в глаза то обстоятельство, что сельца встречаются большей частью в поместных владениях; почти всегда в сельце в этом случае в большом дворе живет «сам», – т. е. помещик, или реже «человек его»; почти всегда в этих случаях сельцо является первым и по месту описания селением известного помещика; за сельцом следуют деревни; и описываются они часто после отметки «а деревень к сельцу». – Изредка встречаются сельца и в землях оброчных, с отметкой, кому они прежде принадлежали; и в землях монастырских, – среди монастырских деревень сельцо опять занимает первое место и в нем бывает монастырский двор... – А если так, то и предполагаем, что сельцом называлось главное селение волостки, принадлежавшей помещику или монастырю, или церкви. В сельце, поэтому, жили почти всегда помещики, имевшие в нем свой большой двор; в сельцо приезжали монастырские власти для сбора дохода и останавливались в монастырском дворе. В сельцо же приносили и привозили крестьяне все, что с них причиталось в виде дохода натурой и деньгами в пользу помещика, церкви, монастыря.

Иногда, правда, сельца встречаются и в других землях, – оброчных напр.; но если всмотреться и в их положение среди других деревень, – то почти всегда ясно усматривается, что сельцо было главным селением волостки прежнего владельца оброчной земли.

В Новгородском уезде на 1082 селения сельц 30, в Копорском уезде – на 513 селений – сельц 114, в Ямском на 80 селений сельц 17. Но в Ладожском уезде на 411 селений – 1 сельцо, в Ореховском на 1347 селений 6 сельц и в Корельском на 954 селения 1 сельцо.

Ясно, что сельца распределяются по уездам слишком неравномерно. И невольно напрашивается вопрос, как же объяснить то явление, что в Ладожском, Ореховском и Корельском уездах почти совершенно нет сельц.

Просматривая деревни помещиков уезда Ладожского, Ореховского мы видим, что многие из них живут не в сельцах, а в деревнях (например: XI. 15, 16, 26, 45, 47, 69, 131, 134, 268, 273, 281 и др.). Но здесь же мы невольно обращаем внимание и на то, что многие деревни, в которых живут помещики, к названию имеют прибавку: «большой двор», – напр. «Д. Горка Большой Двор, дв. Сам Василий» и пр. (ХI. 79; ср. XI 12, 22, 37, 38, 49, 73, 79, 153, 212, 243, 260, 271, 282 и др.). Не заменяет ли эта прибавка в Лад., Opеx., Кор. уездах термина «сельцо» в других уездах? И не находим ли мы здесь косвенного подтверждения высказанного нами мнения, что сельцо – это прежде всего селение с большим двором, в котором живет или раньше жил помещик.

Еще менее в Водской пятине мы находим селений с названием село: 8 в Новгородском уезде, 34 в Копорском, 12 в Ямском, 5 в Ореховском, 2 в Ладожском, всего около 60. Проф. Сергеевич (Др. Р. Пр. III, 76) не различает в своем труде сельц и сел; между тем Писцовая Книга никогда не называет сельца селом и наоборот; видимо с термином село связывалось нисколько иное понятие, чем с термином – сельцо. Что же называлось селом?

Подробное рассмотрение всех сел нас привело к следующим положениям. Прежде всего, село является по большей части центральным селением в волости (а не волостке) какого-нибудь помещика. Отсюда в селе в большинстве случаев мы видим большой двор, т. е. двор помещика. В подтверждение сошлемся на села: Бутково (III, 294), Водосы (III, 445), Лусско (III, 43), Передчицы (III, 295), Творошковичи (III, 166), Хабалина Гора (III, 306), – в Новгородском уезде; на села Бронцевичи (III, 586), Бегуницы (III, 569), Вздылицы (III, 862), Вруда (III, 833), Городня (III, 780), Забродье (III, 605), Змейкино (III, 695), Каибала (III, 554), Кумолово (III, 497), Озертицы (III, 800), Парицы (III, 686), Поддубье (III, 596), Систь (III, 560), Стаища (III, 682), Суйда (III, 701), Яблоничи (III, 758), – Копорского уезда; на села – Войносола (III, 914), Лялицы (III, 897), Пилола (III, 907) и Пустомержа (III, 945), – в Ямском уезде; на село Кулза в Ореховском уезде (XI, 119).

Правда в некоторых случаях в селах не указывается помещичьих дворов (III, 278, 157, 809, 584, 505, 582, 541, 680, 691, 543, 793, 568, 797, 683, 759, 911, 901, 897, 906, 933, 910); но по крайней мере для некоторых сел объяснение этому есть: село Бояницы (III, 809), с. Кербикула (III, 505), с. Колпницы (III, 680), с. Валговичи (III, 911), с. Куровичи (III, 885), – не имеют полного описания: часть их описи иногда затеряна (809, 680), иногда могла найтись в дворцовых книгах. – Некоторые села занимали – видимо – прежде центральное положение в какой-нибудь волости: село Куровичи (III, 691) – в волости владычней, село Смолиговичи (III, 793) – тоже. Можно поэтому предполагать, что и другие села, не подходящие под наше определение, прежде были центральным пунктом известной волости.

В противоположность сельцу, центру волостки, село является центром волости; отсюда понятным становится, что в селах жить могли более состоятельные помещики; что в селах жить могли лица должностные; что в селах, как в известном центре деревенской жизни, строились иногда и церкви.

Так церкви мы встречаем почти во всех селах Новгородского уезда (Будково, Белое, Лусско, Мъскорицы, Передчицы, Творошковичи, Хабалина Гора), во многих Копорского уезда (Бегуницы, Вздылицы, Вруда, Глазковичи, Льеша, Суйда), в Радчине Ямского уезда. Часто церковью села является церковь погоста.

Указание на должностных лиц мы видим хотя бы в с. Кулзе (XI. 119) и в с. Лахте (XI. 117) Opexoвского уезда.

Что касается размеров сел, то здесь ничего положительного нет. Конечно, в 1 двор у нас встречается село только потому, что оно не полностью описано (Колпници – III, 680); но и другие села считают в себе начиная от 76 дворов и спускаясь до 4–3 дворов.

Конечно центральным положением села в волости объясняется то, что деревни волости описываются под заглавием: «а деревень к селу» (ср. III, 166, 158, 279, 299, 306, 312), и деревни с селом рассматриваются, как одна платежная единица.

В Ореховском уезде, в Ижерском погосте описывается Рядок у Клетей на р. Ижере. Это – не деревня, не сельцо, не село. Живут в Рядке не крестьяне, а «торговые люди, пашни у них нет» (XI. 344). В Рядке 8 дворов, в которых 20 торговых людей. Из них – один староста, можно предполагать – среди своих же торговых людей. Рядок – находился «от Невы семь верст» и весьма возможно, что в нем с одной стороны принимали товары, шедшие по водной системе из Новгорода, и от моря; с другой – через него же могли отправлять предметы и местного производства.

Большое сходство с Рядком имеет в Корельском уезде Волочек – Сванской. Здесь тоже нет пашенных крестьян: «на Волочку живут люди рядовые, торговые и рыбные ловцы» (XII. 7). Рядовых – торговых людей 33 в 26 дворах. Рыбных ловцов 34 в 29 дворах. Можно полагать, что и здесь так же, как и в Рядке с одной стороны принимались товары, доставлявшиеся сюда Ладожским озером и направлялись волоком чрез Сванское озеро, проливы, речки, ручейки, перешейки внутрь страны Корельской; с другой стороны – таким же путем товары могли получаться из внутренней Корелы для отправки в Ладожское озеро. – Во всяком случае, – и Рядок, и Волочек, – это термины вроде деревни, сельца, села; употребляются они для обозначения торговых поселков, одного «у клетей у Невы», другого – «Сванского» у озера Сванского.

Дав понятие о том, что такое починок, деревня, сельцо, село, рядок, волочек, мы позволим себе кратко коснуться названий деревень. Прежде всего, те крестьяне, которые начинали деревню, так или иначе давали название своей деревне. Весьма возможно, что местность, занятая деревней, и раньше носила какое-нибудь название; тогда в отличие от другой с тем же названием, местность, занятая деревней, отличалась именем крестьянина, деревню поставившего. «Труфаново Замошье» – находим мы в Писцовой Книге (XI. 18), – в деревне крестьянин Ондрейко Труфанов, – сын Труфана, ставившего деревню. «Левоновское Селиверстово» – (XI. 48), в деревне крестьяне Федко да Симанко Левоновы, – дети Левона, давшего название деревне. Рядом же находим Середнее Селиверстово и Конец Селиверстово. (ср. XI. 254: Берег Назаркино, Берег Озикино, Берег Заручье; XI. 169, 170: Кайлегола Игнатово, – Иголкино, – Макарово. XI. 225: Мишутино Грихново, М. Тарасьино, М. Якушово, М. Яхново). Иногда деревни вместо имени прямо называются «седеньем» такого-то. – «следом» такого-то. «Войропов след» (XI. 294), «Кулятиков след» (XI. 306), «Левтюля Ляввитов след» (XI. 305), Седенье Грихново (XI. 151), Сменково (XI. 287), Кирово (ХI. 342), Кузнецово (XI. 253), Ескино (XI. 172), Лембитово (XI. 353), Микулкино (XI. 147), Овсевьевых (XI. 127) и др. (XI. 143, 425, 159, 171, 150, 342, 211, 191, и др.). Еще чаще деревням даются названия местностей, на которых они расположены; отсюда мы встречаем весьма много деревень с названиями: Гора, Горка, Бор, Борок, Дуброва, Лядина, Остров, Заболотье, Замошье, Заполье, Заречье, Залесье, Залужье и т. п.

Конечно, объяснять происхождение названий всех 4387 селений мы не считаем своей обязанностью; а выскажем лишь наблюдение, что в то время, как в Новгородском, Копорском, Ямском, Ладожском и Ореховском уездах царят названия деревень русские, в Корельском таких совсем мало.

В заключение речи о деревне и других селениях считаем нужным коснуться и тех обстоятельств, в каких иногда проходила жизнь того или другого селения. – Не всякая деревня, начатая крестьянином, непременно в благополучии совершала свой рост. Основа деревни – сам крестьянин с семьей. Если постигала семью смерть работника, или работников, – тяжелое время наставало для деревни. Могла деревня расположиться на земле, мало пригодной для хлебопашества и не давать крестьянину того, что он от нее ожидает. В том и другом случае жизнь деревни перестает течь нормально; в худшем случае деревня пустеет, в лучшем – лишь худеет. Указаний на деревни запустевшие не так много, но все же они есть (смот. наприм. III, 34, 45, 134, 144, 260, 459, 469, 497, 705, 838. XI. 15, 25, 99 и др.) – В погостах, смежных с «немцами», могли запустеть деревни и от этих последних. В Корбосельском погосте запустели «от Немец» четыре деревни (XI. 221). В Городенском погосте Корельского уезда сожжена немцами деревня Ильмиа (XII. 29). – Однако, в планы хозяина деревни не входило начатое крестьянином дело бросать; напротив, на опустевшую деревню привлекаются свежая силы, с ними заключают условие о льготах в платеже оброков и терпеливо ждут доходов иногда по восьми лет. Захудевшим деревням тоже дают разные льготы, уменьшая оброк, сбавляя количество платежных единиц – обеж. Облегчают положение даже отдельных дворов деревни. Писцовая Книга дает нам много примеров, когда владелец земли на льготных условиях отдает крестьянину запустевшие деревни; случайные упоминания книги дают нам представление и о существе самих льгот.

В Пидебском погосте запустела деревня Островец. Ивашку Данилкову дают эту деревню в пользование, в платеже же оброков он пользуется льготой, т. е. ничего не платить 8 лет (III, 15). «А отъидут его урочные лета, и ему давати с тое деревни великого князя оброка з году на год (т. е. ежегодно)» названное в Писцовой Книге количество. – Льгота дана в июне 7006 года, – первый доход имел поступить в июне 7014 года. – В этом случае видимо двор был старый (ср. III, 713 – льгота крестьянину, поряженному на деревню дана на 3 гола, с августа 7006 года); но, если деревня запустела настолько, что в ней не осталось и двора, – крестьянин обязывался прежде всего поставить на пустоши двор; в сентябре 7007 года Федотко Исаков получает льготу на 6 лет на пустошь Перерву и обязывается прежде всего «поставить двор, да в нем жити» (III, 645. Ср. XII, 9 – льгота на 4 года и XII, 124 – льгота на 2 года). Находим указание на льготы на пустые деревни еще: XII. 144 – на 4 года, XII. 80 – на 3 года, XI, 137 – на 5 лет и на 3 года, XII, 152 – на 3 года.

Не только на деревни, но и на отдельные дворы в деревне, даже на обжи земли владельцем даются льготы. Льготные дворы мы находим напр. в деревне Самылкине (XII. 79), в д. Коброле (XII. 157), – в обоих случаях льгота дается на 3 года. Льготные обжи указаны в III т. 645, (льгота на 3 года), 730 (на 5 лет) и 799–800 (на 7 лет). Получившим на льготу пустые обжи предоставляется «звати им ceбе на те на пустые обжи хрестьян. А отсидят свои урочные лета, и им давати великого князя оброку» (III, 736) – конечно с обеж вновь обработанных...

Составляла предмет забот хозяина земли и та деревня на его земле, которая начинала худеть. Причиной этого явления могло быть качество земли; но могли привести к «захудению» деревню и внешние обстоятельства; для Корельского уезда таким обстоятельством часто служило «сожжение от Немцев». Захудевшим деревням даны льготы на 5 лет (III, 15), на 3 года (XII. 29–30, XII. 135), на 1 год (XII. 151, 159, 163).

По истечении льготных лет крестьяне, взявшие на урок обжи, пустошь, деревню, получившие на льготу двор, становились в ряд со всеми прочими крестьянами и вместе с ними, всей волосткою (XII. 79) несли все оброки.

Владея землей и деревнями, на ней расположенными, собственник деревень мог распоряжаться их судьбой так, как ему хотелось. Поэтому, вполне понятно, если деревню, как свою собственность, хозяин отдавал вместе с крестьянами в приданое за своей дочерью, а другой, женившийся на его дочери, получал это приданое. Писцовая Книга отмечает несколько таких случаев. Своеземцу Ондрейку Сочевицину дает «в приданые» обжи в д. Коречникове (Кл. Тесов. погоста) Терех Перфуров (III, 76). В том же погосте, в д. Заполье на Горке владеет обжами своеземец Миня Олферов; «а дала ему те обжы в приданые теща его Оксинья Парфеновская жена» (III, 77). В Куйвошском погосте своеземцы – Васюк Гридин Мишин и Ленка Васильев владеют деревней Путкола; «а дали им сю деревню в приданые Васюк да Гридя Ивановы дети Онцыфоровы» (XI. 193 ср. 189). Исаак Павлов Рокульский, своеземец, «деревню в Судлакше дал был (-дал-было?) в приданые Степану Кузмину сыну Лукина за своей дочерью за Офимьей, и Офимьи не стало» (XII. 18). Интересно тогда решили вопрос о приданом: «а осталась дочь ея Марья, а живет у Исака» (18), у деда, а не у отца; но к деду возвратилось и приданое. В свою очередь «дали... в приданые Гридя да Степан Кузмины – дети Лукина» (XII. 20) деревню на Сяпее Степану Кузмину Гаврилову.

Если почему-нибудь деревня, или обжи, покажутся неудобными хозяину земли, он выменивал ее или их у другого хозяина. Так, своеземец Ивашко Юрьев с Розважы улицы «выменил (в Крехове) все обжы у братанича своего у Микулки у Пантелеева (III, 355). Ивашко Большой и Гридя Быков Чюркины имеют деревню «Перекула, что ее выменяли у Петра у Хомутова» (XI. 318).

Тяжелые обстоятельства, в которых могли оказываться собственники земли и деревень, вынуждали их иногда к мерам экстренным в приискании средств. К таким мерам, конечно, нужно отнести и заклад деревень. Под залог – заклад деревни хозяин ее получает известную ссуду денег. Деревни закладывались даже монастырям. – Так, у Исака Павлова Рокульского «прибыли... две обжы, а были в закладе у Ивановского монастыря» (XII. 18). – Если хозяину земли благоприятствовали обстоятельства, – он заложенную землю выкупал: «Еска Иванова Плавсковского пустоши и садища на pеце на Неве, а выкупил ее у своего брата у Якима» (XI. 141). Если же данная ссуда в срок не возвращалась, получивший деревню в заклад, кажется, вступал во владение ею: Василий попов сын Александров живет в деревне на Речке «по закладной» (XI. 137).

* * *

Количество селений

%-ное отношение селений, имеющих известное количество дворов к общему их количеству в уездах и пятине

* * *

Писцовая книга дает нам описание находившихся в Водской пятине городов: Копорья, Ямы, Ладоги, Орешка и Корелы. Описания довольно скудные, однако, достаточные для того, чтобы составить себе о названных городах понятие. И хотя нашим материалом пользовался в полной мере и г. Чечулин в своем исследовании: «Города Московского Государства в XVI веке», Спб., 1889 г.,¹ – тем не менее мы считаем позволительным еще воспользоваться им и извлечь из него то, что осталось неизвлеченным у Г. Чечулина.

Прежде чем делать общие выводы о городах – сделаем подробное обследование каждого из них в отдельности.

Город Копорья, на р. Копорье (III, 494) – по количеству своего населения стоял ниже многих сел того времени; и, конечно, не представлял собой ничего похожего на то, что мы называем городом. Весьма была незначительной и та площадь земли, на которой он раскинулся. Однако, как и все другие города, он делился на: а) внутренний город, вероятно обнесенный деревянной стеной, и б) посад, примыкавший со всех сторон к внутреннему городу. Во внутреннем городе жил Наместник, и здесь, был центр административной жизни и города, и его уезда; несомненно, он же был средоточием и жизни военной, представляя собой небольшую крепость на окраине Новгородской области. Внутри города дворов жилых было совсем мало, – двор Великого князя Богдановский, двор Наместника и двор Гаврилы Белосельского; последний – пустой. Кроме этих дворов внутри же города жили люди, которых, видимо, к этому месту привязывала их служба: – в 4 дворах жило 4 «воротника и сторожа городных». Немного населеннее был посад около города. Здесь мы видим прежде всего 12 дворов, в которых жили 12 «городских людей». Любопытно, что в Копорье они не распределяются, как в других городах, на лучших, средних и молодых. На посаде же находился двор пищальника, двор тиуна и 2 двора воротников, и сторожей городных.

Кроме того, – в описании Каргальского погоста мы находим некоторое дополнение к этому описанию скудного населения города Копорьи. Так, – упомянуты еще 2 двора 2 людей, живших на посаде, – из поместья Белосельского (III, 520) и три двора на посаде же, в которых жили два своеземца (в 1 дв.) и 2 их крестьянина в 2 дворах (III, 549). – Всего дворов в г. Копорье, внутри и на посаде, было 28 (из них один пустой), в них жило 12 городских людей, 6 воротников и сторожей, 1 пищальник, 2 своеземца, 4 крестьянина, – всего 25 человек. Дворы же – Богдановский, Наместника, Белосельского и тиунь – возможно – были обитаемы только по временам. Что касается занятий жителей .г. Копорьи, то обитатели внутреннего города правили только свои должности; также и сторожа, и воротники, пищальник и тиун – на посаде. Все они служили великому князю своим трудом и оброков поэтому на них положено не было. Городские же люди все состоят на оброке: 12 человек вносят вместе 4 гривны. Оброк платят вероятно потому, что сами они получают выгоду от своих занятий. Правда, о их хлебопашестве нет упоминаний; но один из них – колпачник, другой – седельник; и тот и другой промысел не мог быть бездоходным. (Конечно, не о промысле говорит отметка еще о двух: дьяк и козак). Своеземцы и крестьяне, жившие на посаде» (III, 520 и 549), занимаются земледелием, – последние дают доход Белосельскому и своеземцам.

В описании г. Копорьи не упомянуто ни одной церкви, ни одного монастыря. Однако, из описания погоста Каргальского мы узнаем, что в Копорье была, вкроятно, церковь, были и монастыри.

1. В числе своеземцев Каргальского погоста упоминается между прочим «поп Родивон Никольской, что у Копорьи у мосту» (III, 549), – живет он в д. Горки у Копорьи. Здесь прямое указание на Никольскую церковь (или монастырь), находившуюся у г. Копорьи у моста (б. м. чрез р. Копорье), при которой был попом Родивон.

2. Назван Спасский монастырь из Копорья на странице 546-ой, III т. (ср. 552). Упоминается между прочим дьякон Иван Спасский (III, 532, 546, 553), живший в д. Заполье Воблучье (553). У Зверинского Спасского монастыря не упоминается вовсе.

3. Пречистые монастырь с посада назван на странице III, 552. По Зверинскому (III, 1950), – мужской монастырь «Пречистый – Богородитцкий», совсем уничтоженный. В числе указаний на монастырь ссылается на Ист.-Стат. Свед. о Спб. Епархии вып. 1, от. 1, 10, где будто бы монастырь ошибочно назван «Рождественским». Но Рождественский монастырь был в Копорье самостоятельно.

4. Рождественский монастырь из городка из Копорьи (на стр. III, 509, 532), монастырь Рождества Христова с посада (III, 552 он же). Рождественского монастыря Зверинский в своем труде не знает.

При описании деревень всех трех монастырей доход идет «игумену да попам» (III, 552). Однако попов в числе жителей г. Копорьи не видим, почему можем предполагать, что они жили в монастырях, в Писцовой книге и здесь неописанных. Судя по описанию, г. Копорья в данный момент начал уже упадать: городских людей по старому письму 18 в 18 дворах, а по-новому – лишь 12 в 12 дворах. Впрочем, есть одна особенность в расположении деревень Каргальского погоста, хотя отчасти объясняющая, – как мог называться городом столь незначительный поселок.

В Писцовой книге упомянуты: 494 стр. – д. Луг у Копорьи 1 двор; д. Сельцо у городка у Копорьи – 1+6 двор. (494); д. Заполье Воблучье у г. Копорьи – 15 дворов (на стр. 509, 532, 534, 545, 548, 553); д. Нежатино у Копорьи – 3 дв. (на стр. 518); д. Скорятино у Копорьи – 1 двор (546 стр.); д. Евахино у Копорьи – 1 двор (546 стр.); д. Фалелеево у Копорьи – 1 двор (546 стр.); д. Горка у Копорьи – 4 двора (549); д. Жирково у Копорьи – 5 дворов (552 стр.). Таким образом г. Копорья представляется как бы оцепленным со всех сторон деревнями, представлявшими из себя нечто в роде предместий города и – весьма вероятно, – тесно с ним связанными по своей жизни. По крайней мере, в д. Сельце, кажется, жил Гавр. Белосельский (517), в д. Заполье-Воблучье – своеземцы (545, 548), диакон Иван Спасский (55З), в дер. Скорятине, Евахине, Ширякове, Фалелееве, Горке и Жиркове – своеземцы и отчасти их крестьяне; в числе своеземцев д. Горки – поп Родивон Никольской. Мы уже видели, что в Копорье описаны лишь городские люди, но нет своеземцев – земцев, как в других городах. И не заменяют ли этих своеземцев – своеземцы, жившие в деревнях у Копорьи. А в таком случае к числу дворов в Копорье нужно прибавить еше 40 дворов в прилегавших к городу деревнях. А тогда и город не покажется нам совершенно ничтожным.

Впрочем, писец часто почему-то употребляет по отношению к Копорью слово городок, а не город: «у городка у Копорьи» – 494, 509, 532, 534, хотя в заглавии – город Копорья.

Город Яма на р. Луге. Это самый большой по составу населения город Водской пятины, с строго установившимися формами общественной жизни, с широко развитой промышленностью. Расположен был город на р. Луге и на каком-то ручье. Разделялся на: а) внутренний город и б) посад: посад еще разделялся на две стороны: – новгородскую и копорскую. На новгородской стороне посада находились: церковь или монастырь Пречистые, Козная улица, местность «от города от Козной улицы на горе», Водяная улица от города, местность «за ручьем». На копорской стороне посада упоминается монастырь Спаса (III, 880).

Центром жизни административной и военной был внутренний город. Здесь находились дворы Наместника и Городчика. В последнем жил Городчик Сенка Мустофа Шереметьевской (поместье его – в Опольском погосте; там, в сц. Рагвици жил его сын и зятья – III, 892 – 3). Здесь же было 8 дворов осадных своеземцевых и городских людей; в них жило 8 дворников. Остальное население внутреннего города уже разделяется по разрядам. Здесь мы видим а) городчан и б) земцев; среди тех и других – «лучших, средних и молодых». Точно так же разделение населения по классам наблюдаемо и на посаде.

Внутри города жили:

Всего внутри г. Ямы жило в 22 дворах 35 человек, из них в 13 дворах 20 человек земцев и в 9 дворах 15 человек городчан.

Несравненно неселеннее был посад и в нем – новгородская сторона населеннее копорской. На новгородской стороне жили:

На Копорской стороне несколько менее:

А всего на посаде жило в 209 дворах 289 человек; из них в 131 двopе 193 своеземца, и в 78 дворах – 96 городчан или городских людей.

Среди жителей города Ямы развиты были широко промыслы разного рода и занятия; однако, – мы здесь наблюдаем следующее: 1) внутри города никакими промыслами не занимаются, ни земцы, ни городчане; 2) земцы – своеземцы, за исключением двух случаев, промыслом не занимаются и на посаде: 3) лучшие городчане и на посаде промыслом не занимаются. Таким образом, промышленный класс состоял почти исключительно из средних и молодых городчан. – Среди своеземцев было 2 сапожника и 1 лучник; среди городчан средних и молодых – 3 кузнеца и 2 рыболова, 1 дехтярь, 2 москотинника, 1 кожевник, 3 плотника, 3 портных мастера, 4 пастуха, 1 корчмит, 7 скоморохов, 1 швец, 1 колачник, 1 ковшечник, 2 горнчара, 1 токарь и 1 мясник.

Церквей и монастырей, описанных, в книге, нет; однако, – одна местность на посаде, на Новгородской стороне, называлась «у Пречистые» конечно, потому, что здесь была или церковь, или монастырь Пречистые. Зверинский не отмечает монастыря Пречистой. Другая местность на посаде, на Копорской стороне, называлась «у Спаса», снося это название со стр. 956-й; «Спасского монастыря с Ямы городка, с посада» – мы узнаем, что здесь был монастырь Спасский. У Зверинского (III, 2085) – мужской, давно не существующий в нынешнем Ямбурге монастырь. Ни попов, ни диаконов в числе жителей нет, и не потому-ли, что Пречистые был монастырь, а не церковь.

Город Ладога, на р. Волхове и р. Ладоге. Внутренняя часть города была окружена стеной, за которой расположился посад. Посад разделялся на несколько концов, имевших название от церквей или монастырей, на них расположенных; в описании города названы концы – Богородицкий, Семеновский, Никольский, Климетцкий, за р. Ладогой и Спасский. В Никольском конце у Климянта Святого находились двор наместника и двор тиуна. Нетяглые же дворы на посаде 1 – 2 своеземцев и 3 – трех попов. Что касается остального населения, то описано оно исключительно на посаде; о населении «за стеной» ничего не упоминается. Все население разделяется на людей лучших, средних и молодых, без обозначения – городчане они или своеземцы. Многие из людей молодых состояли поземщиками на церковных и монастырских местах. К сожалению, итоги книги не везде отвечают действительному количеству населения, даже при поправках, сделанных по проверке ее рукописью; и нам приходится держаться в исчислении населения своих цыфр. Всего на посаде значилось:

Если бы мы распределили жителей по концам, – тогда у нас получились бы следующие цифры:

Среди жителей Ладоги мы видим только 1 кожевника, 1 скорняка, 1 плотника и 1 портного мастера, – слишком малое количество промысловых людей для столь значительного города.

Церквей и особенно монастырей в Ладоге было значительное количество. Bcе они не описаны, а упоминаются в разных местах Писцовой книги, по большей части, как владельцы земли. Так, называются следующие монастыри:

1. Егорьевский монастырь из-за стены (III, 958), – на его земле 9 дворов 12 поземщиков. По указанию Зверинского (II, № 762) – монастырь мужской находился в самой крепости. Основан в XI или XII вв. возобновленный в XV в., в 1764 году обращен в приход. Носил название «Застенного». (Ср. Бранденбург, стр. 53).

2. Никольский монастырь в Никольском конце (III, 958), – на его земле в 6 дворах 6 поземщиков. Ему принадлежали деревни в Ладож. уезде, в Городенском погосте; (XI, 35. Ильинском (XI. 39), Песотцком (XI, 54) и Теребужском (XI, 85). Ныне – Никольский Староладожский мужской заштатный монастырь, в 1 версте от Старой Ладоги. Начало его относится к XIII в. С 1764 г. – третьеклассный. После несколько раз приписной. (См. Зверинский 1, № 332; Бранденбург, стр. 57).

3. Семеона Святого монастырь, деревни которого описаны в Ярвосольском погосте (X, 463), глухо упоминается на 960 стр. III т. Там между прочим назван «поп Микул Семеновской». У Зверинского (III, 2016) – назван мужским. В настоящее время совсем не существует. У Бранденбурга, стр. 42-я, отнесен не к монастырям, а к церквам, и совершенно ошибочно, так как во Времен. XI, 463, на каковое место ссылается и Бранденбург, ясно сказано: «монастырские Семиона Святого из Ладоги»; и в описании, и в каждой деревне, и в общем итоге, пишется «а доход монастырю».

4. Пречистые монастырь, глухо упомянутый в III т. 960 странице, имел деревни в Ладожском у. в погостах Городенском (XI, 34), Песотцком (XI, 55), Теребужском (XI, 84). По Зверинскому (II, № 1328) – ныне женский 3-го класса Успенский монастырь (Успенский Пречистый…) Тоже и у Бранденбурга, стр. 53. Только вероятнее, что не «монастырь Пречистые» давал название Богородицкому концу, а церковь Богородицкая. По крайней меpе «на церковных местах Богородицкие поземщики... в Богородицком конце». (III, 959) и живут.

5. Ивана Святого монастырь владел деревнями в погосте – Городенском Ладожского у. (XI, 29). У Зверинского (I, 209) – мужской, приписной к Никольскому. Назван «Ивановской на Малышевой горе». У Бранденбурга, стр. 51-я, – церковь Никольского монастыря. Основан в 1276–1299 гг. Упразднен в 1764 г.

6. Рождества Христова, с посада, монастырь, – как владелец деревень упомянут в Ильинском погосте Ладож. уезда (XI, 39 и 41). Не этого ли монастыря «поп Осей Рождественский (III. 958). У Зверинского «Рождественский или Христорождественский Горицкий» монастырь, женский, упраздненный (III, 1563). См. у Бранденбурга стр 56.

7. Климента Святого монастырь, – земли его в Ладож. у., в Городенском погосте (XI, 35); упоминается на 960 стр. III т. Поп его жил в д. Щелега на посаде у Ладоги (Ермола Михеев сын). У Зверинского в числе монастырей нет; у Бранденбурга показан церковью (41 стр.). Между тем его деревня – Шелега – описана в рубрике деревень монастырских. Ранее ее – деревни Никольского монастыря из Ладоги, после нее – Воскресенского монастыря из Корельского города (XI, 35)

Из церквей упоминаются:

1. Богородицкая, на земле которой жило в 8 дворах 12 человек поземщиков (III, 959); поп ее – Ульян (960). У Бранденбурга предположительно отожествляется с Покровской церковью, скудные сведения о которой имеются от XVII века (стр. 48).

2. Спасская церковь – на ее земле в 6 дворах 7 поземщиков (III, 959), – поп ее Офонасий (960). У Бранденбурга две Спасских церкви. Нашу он видит в церкви Спаса Всемилостивого (1-го Авг.), и остатки ее считает найденными при раскопках (стр. 44–48).

3) Воскресенская, – ее поземщик – один (III, 959). Находилась в Семеновском конце (959 стр.; ср. Семену Святому и ко Воскресенью» 960). И Воскресенская, и Св. Петра церкви упоминаются у Бранденбурга (стр. 43); но сведений у него об этих церквах не больше, чем и у нас.

4. Петра Святого, церковь или монастырь упоминается на 960 стр. III т.

«Город Орешок» ныне Шлиссельбург, разделялся на 2 части: внутренний город и посад. Посад разделялся на а) Корельскую сторону, б) лопскую сторону и в) Никольский остров.

Внутренний город, судя по количеству жителей, был населен скудно; но по количеству дворов пустых и пустых дворовых мест, – занимал весьма большую площадь. Внутри города жили:

Но там же переписаны и пустые дворы, и пустые места. Пустых дворов – 6: среди них двор наместника и двор Андрея Федоровича. Пустых мест внутри города – 2. Здесь же находилась Спасская церковь. «Поп Спасский Александр, дьяк Спасский Палка Кузмин сын – живут внутри города (XI, 114). Деревни «церковные Спасские из Орешка изнутри города» (XI. 198), Церковные Спасские деревни из городка из Орешка, что внутри города» (XI, 255) названы в погостах Куйвошском и Келтушском. Деревня «Спасская из города из Орешка» (XI. 286), в Лопском погосте, деревня «Спасских попов из городка из Орешка» (XI. 234) в Корбосельском погосте.

На посаде население конечно было обильнее. Так – на Корельской стороне посада в Писцовой книге описаны:

Всего на посаде на Корельской стороне жило в 66 дворах 96 человек. Кроме того на Корельской стороне было 2 пустых двора, и 1 дворовое место, уже отданное. На 256 стр. XI тома, в Келтушском погосте, описаны деревни церковные «Иоанна Святого Предтечи... из городка из Орешка с посада с Корельской стороны»; – ясное указание на то, что на Корельской стороне посада находилась церковь Иоанна Предчечи и – «поп Микула Иванов», живший на Корельской стороне, не был ли попом именно этой церкви.

На Лопской стороне посада описаны:

Кроме того, на Лопской стороне было 3 пустых двора, 1 пустой поземный двор. В Теребужском погосте описана деревня (XI. 85) «Пречистыя монастыря из Орешка с Лопской стороны»; в Куйвошском (XI. 196) – «Ореховских монастырей: волостка Пречистыя монастыря, что на Лопской стороне»; в Корбосельском (XI. 234) – «Рождества Пречистые с Лопской стороны»; в Ровдушском погосте – деревни «Пречистые из города из Орешка с Лопские стороны» (XII. 120).

Несомненное указание на «монастырь Рождества Пречистыя»; ссылаясь на указанные и нами места из Времен. XI и XII (ошибочно XI. 253) Зверинский (III, 1989) считает Рождество – Богородицкий – Пречистый монастырь мужским: совсем уничтоженным, находившимся на Лопской стороне посада. «Поп» Мартын Рождества Пречистые, диакон Пречистые – Кондратко Спиров, сторож Пречистые Фомка» – названы в числе нетяглых именно на Лопской стороне посада (XI. 114).

Скуднее других частей города был населен Никольский остров. Здесь в Писцовой книге значатся:

Всех на Никольском острове значится в 4 дворах 6 человек; и еще один пустой двор.

На Никольском острове находился Никольский монастырь. У Зверинского (III, 1723) – «Ляликин – Николаевский на Острове – мужской, совсем уничтоженный. Точные о нем сведения за XVI век. «Дьяк Никольской Ивашко» (XI. 114) и живет на Острову. В Куйвошском погосте (XI. 197) переписаны деревни «Ореховских монастырей... Никольских с островка из городка из Орешка», деревни этого же монастыря есть в Корбосельском погосте (XI. 232) и «волость Никольского монастыря с острова» – в Келтушском погосте.

Если мы теперь соединиму население всех частей города, то у нас получится следующее:

И сверх сего было еще 12 дворов пустых. По классам население распределялось так:

Что касается промышленной жизни города, то Писцовая книга не дает оснований судить о ней. Упомянут на 112 стр. 1 пастух. И если только умолчание о других видах промышленности – не случайное; мы должны признать ее полное в Орешке отсутствие.

Город Корела на р. Узерве, ныне Кексгольм, расположен был близ Ладожского озера. Как и все другие города Водской пятины, он разделялся на внутренний город и посад. Последний в свою очередь состоял из: а) Спасского острова, соединенного с городом – кажется – мостом (XII, 5); б) местности «за р. Федоровской», где отмечаются два конца – Егорьевский и Иломанский и в) местности «за р. Узервой, на Ореховской стороне». К городу, ради того, что он захудел (XII. 4) придан был волочек Сванский.

Внутренний город, по Писцовой Книге, был совершенно пуст. В нем находились: двор Наместника, двор владычень пуст, да 28 мест пустых, принадлежавших своеземцам корельским: из этих последних два места уже отданы москвичам Дав. Путятину и Остапу Редрову (тот и другой имели дворы на посаде, на Спасском островку).

Посад был значительно населенным, хотя по сравнению со старым письмом и здесь население весьма сократилось (всего в г. Кореле «по-старому» – 357 человек, а к новому убыло 118 человек). Население делится не на своеземцев и городчан, как в других городах, а на а) рядовых людей – торговых (ср. XII. 7), б) рыболовей, в) людей без промысла, г) своеземцев корельских, д) служилых людей москвичей и на е) нетяглых. И рядовые люди, и рыболовы разделяются еще на лучших и молодых. Всего в Кореле на посаде было:

А всего в г. Кореле находилось в 212 дв. 272 человека, из них тяглых (пять первых видов и 6-го 6 двор. и 13 чел. 183 дв. и 234 чел. Если расположить все население по частям города, то почти одинаково населенными окажутся Спасский Остров и местность за р. Федоровской, правда, при условии, если дворы своеземцев (5 дв. 9 чел.) и попов (6 дв. 6 чел.), глухо поименованных «на посаде», с непосредственным: «а за Федоровской» – мы отнесем к Спасскому Острову. Менее населена местность за Узервой.

Кроме того, 1 двор на Спасском Острову и 1 двор за Узервой – пусты; во дворе на Гляденце, за Федоровской ставились намесничьи люди. В Сванском волочке, приданном к г. Кореле было рядовых людей в 26 дв. 33 челов. и рыболовей в 29 дворах 34 человека, всех в 55 дворах 67 человек. В нем же – 4 пустых двора, и 1 двор Валаамского монастыря.

В городе Кореле по Писцовой Книге значится 1 церковь и 4 монастыря. 1. Спасская церковь находилась на Спасском Острову (XII. 6: «дано место на Спасском Острову... противу церкви Спаса»); вероятно там же (в книге глухо «на посаде») жили «Спасский поп Семен, сторож Спасской Микитка Васков сын» (XII. 6). Деревня «церковная Спасская из Корельского города» (XII. 33) находилась в Городенском погосте Корельского уезда.

2. Воскресенский монастырь; «Воскресенский поп Марко, Воскресенский же диакон Якуш Киров, диакон Олексей (XII, 5–6) жили «на посаде», вероятно, на Спасском Острове. Деревни этого монастыря находились в Городенском погосте Лад. у. (XI. 35), в Городенском пог. Корельск. уезда (XII. 30), и в Ровдушском погосте того же уезда (XII, 118). (У Зверинского под № 1539).

3. Егорьевский или Юрьев монастырь владел деревнями в Городенском погосте, Корельского уезда (XII. 32) и в Ровдушском пог. того же уезда (XII. 117). Его «Егорьевский поп Трофим» (XII. 6) жил, кажется, на Спасском Острову (у Зверинского под № 2237).

4. Никольский монастырь владел деревнями в погостах Городенском (XII. 30), Сакульском (XII. 74), Ровдушском (XII. 119) и Кирьяшском – (XII, 143). У Зверинского под № 1807.

5. Ивана Святого Предтечи монастырь из города из Корельского, с устья Узервы владел деревнями в погостах Корельского уезда Кирьяшском (XII. 142) и Иломанском (XII. 179). У Зверинского под № 1618.

К каким же общим выводам нас может привести подробное обозрение каждого города в отдельности?

Прежде всего, если мы видим, что в г. Копорье дворов всего лишь 28, если эта цифра дворов даже после присоединения к ней 40 дворов в лежавших около города деревнях поднимается только до 68, – ясным должно быть то, что не количество дворов дает Копорью название города, а что-то другое.

Даже в числе 28 дворов собственно городских есть несколько дворов городских воротников и пищальников. Не они ли, – этот военный элемент в населении города и мыслятся прежде всего, как необходимая принадлежность города? А тогда и город мы должны признать прежде всего центром военным. Срублена из дерева, или устроена из камня стена, ею огорожено известное пространство земли; получился «город». В этом городе поселяются, внутри его, лица должностные, наместники, тиуны и пр., здесь же постоянно проживающие в городе военные служащие – воротники, пищальники; войска нет: око явится по первому кличу князя или его доверенного наместника. И нельзя не заметить, что во всех городах прежде всего описан т. наз. «внутренний город», всегда с ничтожным населением.

К этому внутреннему городу присоединяются дворы лиц, к военной жизни имеющих весьма мало отношения: здесь и горожане с их промыслами, здесь и своеземцы. Что их удержало в городе?

Центр жизни прежде всего военной, город, в своих стенах приютивший представителей администрации края, сразу же начинал притягивать к себе окрестное население. Шли сюда старосты волостей и погостов с собранными с крестьян доходами; шли сюда крестьяне, «на одних искати, другим отвечивати». Проживали они в городе и день и два, и неделю, и более. Удивительно ли, что скоро могли явиться предприниматели; их лавочки окружают город «внутренний» со всех сторон и появляется то, что называется в Писцовой Книге «посад». Допускаем даже, что наиболеe богатые из этих «горожан» предпочитали заниматься сбытом товаров, тогда как менеe зажиточные выработывали и самые эти товары. Городская промышленность довольно подробно описана в г. Яме, и наше рассуждение там находит для себя исходную точку.

Собственники земли, сами не производившие запашки, а производившие лишь сбор дохода со своих крестьян, тоже могли найти для себя более удобным жить не где-либо в глуши, а именно здесь, около центра жизни края. Отсюда на посаде мы видим много дворов и «своеземцев».

Таким образом, центры собственно военной жизни в крае, оплот митрополии на окраинах ее области, – города могли обратиться самой жизнью в центры и промышленные и привлечь к себе столько жителей, что дворы их начинают считаться уже сотнями: в Яме мы видим 209 дворов, в Ладоге 109 дворов, в Орешке 185 дворов, в Кореле 212 дворов. И некоторые из этих городов (Корела) уменьшились еше сравнительно со старым письмом!

Итак, – нам кажется «город» устраивается прежде всего как центр военный. Промышленный же характер ему придает сама жизнь.

Если желание иметь свою церковь бывало и у отдельных помещиков новгородского края, то не в большей ли степени оно будет понятно для властей, поселившихся в городе. Но ведь и город, Обьединяя в себе жизнь нескольких погостов, мог быть непосредственным средоточием того погоста, который прилегал к нему. Отсюда, мы видим во всех городах церкви, отсюда же без церкви у Ямы – Окологородье, у Ладоги, у Орешка, у Корелы – Городенские погосты, у Копорьи – Каргальский погост.

Промышленный центр – город мог побуждать отдельных промышленников строить в благодарность ли за успех дела, или по другим побуждениям церкви и монастыри. Этим, конечно, и объясняется то, что в некоторых городах церквей и особенно монастырей много; во всяком случае больше, чем того требовали бы интересы населения.

В заключении речи о городах считаем положительно необходимым оговориться, что имеем в виду только города, нами описанные; и хотя мы знаем труд г. Чечулина о городах, но с своей стороны полагаем слишком трудной задачей, – дать понятге о городе общее, на основании изучения городов, разделенных далеким пространством, а иногда и большим временем.

* * *

Писцовая Книга описывает платежнае единицы; этим, конечно, объясняется то, что в ней не находим ни одной полно описанной семьи. Однако и на основании существующих данных мы можем себе отчасти представить, из кого составлялась семья известного двора-хозяйства.

По большей части во дворе описывается только один человек. Но кто он? Сын ли он другому крестьянину, владевшему другим двором? Брат ли другого или третьего? Или может быть отец одного из крестьян деревни, даже дед? Ответа на эти вопросы мы по большей части в Писцовой Книге не найдем: не родство крестьян интересовало писцов. Тем не менее, родственные связи между отдельными крестьянами деревни существовали несомненно, и они слишком иногда ясно намечаются. Напр. в сельце Лоп мы видим дв. Мартынко Тимохин, дв. Нестерик Тимохин, дв. Васко Тимохин, дв. Онкифко Тимохин (III, 756); в сельце Тресковичах – дв. Климко Мануйликов, дв. Андрейко Мануйликов, дв. Игнатко Мануйликов, дв. Гришко Мануйликов (III, 842), в сельце Домашковичи – дв. Кондратко Харитонов, дв. Ивашко Харитонов, дв. Матюк Харитонов (III, 841). Разве во всех этих дворах, рядом описанных, не являются хозяевами родные братья? Живут они в разделе может быть – со смерти своего отца, а быть может от одного двора отделились постепенно; в д. Виниярва 3 брата живут в одном дворе, четвертый в особом (XII, 175), тоже – и в деревне Калдоме (XII, 176). Если же родственные связи отдельных крестьян мы допустим, то не удивительным нам покажется и то, что при отцах мало сыновей, что не называются деды и пр. Среди крестьян были и деды, и отцы, и сыновья, и внуки, и братья, и братаничи, и зятья; но они в большинстве случаев не отмечаются этими эпитетами.

Весьма часто во дворе описываются два человека; это или отец с сыном, или отец с пасынком, или мать (вдова) с сыном, или два брата, или два чужих друг другу человека, или, наконец, хозяин двора с зятем (последнее напр. XI, 4, 34, 91, 107; XII, 147, 148, 161, 173, 181). Мы не указываем здесь всех возможных сочетаний двухчленной семьи-двора, а приводим лишь наиболее частые. Но мы здесь считаем возможным спросить: неужели же в дворах, где назван напр. отец и сын, не было деда, как главы семьи? Конечно, глава семьи так не называется, но раз у его сына есть дети, – конечно глава семьи будет дедом, и – полагаем, что такие случаи Писцовой Книгой подразумевались нередко (ср. Сергеевич Др. Рус. Пр. III, 56).

Дворы, в составе которых названы три члена, далеко не так редки, как это кажется пр. Сергеевичу; и в состав этих трех, в противоположность утверждению Сергеевича, входят не только родственники, но и чужие; даже болee: иногда все трое повидимому друг для друга чужие (ср. Сергеевич, цитов. 57). Комбинации, в которых составлялся трехчленный двор, весьма различны. Мы заметили такие: три брата (III. 767. 772, 787, 794, 811, 820; XI, 14, 30 (2). 40, 60, 76, 135, 343, 364; XII, 145, 148, 149, 150 (3), 154, 160, 161, 162, 165, 168, 171 (3), 173, 183, 186); хозяин (т. е. дед), сын и внук – (XI, 449; XII, 163); хозяин, сын и зять (XII, 186); хозяин, сын и братанич (племянник по брату) – (XI, 95, 122, 202); хозяин, сын и складник (XI, 56): два брата и сын одного из них (XII, 180); два брата и зять (XII, 148); два брата и кажется чужой (XI, 26, 45); три чужих друг другу (XI, 35, 53, 365, 155; XII, 148).

В противоположность Сергеевичу, мы в приведенных случаях видим, что в трехчленный двор объединяются не только родственники разных названий, но првинимают они себе в товарищество и чужих; и даже исключительно чужие по трое соединяются в товарищество (Др. Р. Пр. III, 58–59).

«Четырех мы ни разу не встретили», говорит Сергеевич (III, 57). – Хотя мы просматривали свою Писцовую Книгу по данному вопросу не всю, а лишь Временника XI и XII кн. и III т. с 494 столбца, – тем не менее мы оказались счастливее и нашли дворы не только с 4 членами, но и с 5, и даже с 6-ю. И четырехчленных дворов не так мало, чтобы их трудно было заметить. Из кого же составлялся четырехчленный двор? Хозяин его и три сына (III, 721, 742, 783, 791, 839; XI, 99, 100, 102, 106; XII, 166); четыре брата (XI, 52, XII, 163, 164, 167, 169, 173, 180, 182, 186); три брата и сын одного из них (XII, 155, 181, 182, 185); три брата и братанич (XI, 107; XII, 160); хозяин, два сына его и зять (XII, 153); хозяин и три его братанича (XI, 102); хозяин, два его сына и его брат (XI, 108); хозяин, его сын, его братанич и чужой (XI, 344); три брата и чужой (XI, 100); два брата и два по-видимому чужих (XII. 156, 180); два чужих и два сына одного из них (XI, 94); – вот комбинации, в которых представлялся четырехчленный двор. Как видим, в состав и такого двора входили иногда чужие.

В состав двора пятичленного входили: хозяин и его четыре сына, (III, 759; XI, 99); пять братьев (XI, 71; XII, 186); хозяин, его сын и его три брата (XI, 119); хозяин, три его сына и чужой (XII, 185); два брата, чужой, и два его сына (XII, 168); чужой, два родных брата, ему чужих и еще два брата, первым трем чужие (XII, 181). И в этих случаях хозяйство лежит на ответственности пяти членов двора-семьи, из которых не все по-видимому друг другу родственники.

Наконец, мы нашли во дворе-семье даже 6 ответственных членов: отец и его сын, трое чужих – братья между собой и их братанич (XI, 100). И если довериться отчествам, то и в такое товарищество-двор вошли не только родственники между собой, но и чужие друг другу лица.

Как видим, чужих лиц, как совладельцев двора, Писцовой книгой отмечено немало. По большей части эти «совладельцы» не носят никакого названия; но немногие случаи, где им название дается, проливают свет на то, кто такие были эти «чужие» люди.

В Писцовой Книге они называются: суседами, приятелями, складниками, половниками, захребетниками, подворниками, поземщиками. Обстоятельные суждения о всех их проф. Сергеевича дает нам возможность повторить коротко его выводы.

Сусед – сосед, как самое название показывает, – это крестьянин соседний другому. Но в каком смысле? Мы часто видим дворы в одной деревне, вероятно и стоявшие рядом, по соседству: однако хозяева их соседями не называются. Называет же Писцовая книга соседями крестьян, своих дворов вовсе не имевших, живших в дворе другого крестьянина – соседа (III, 66, 262, 401, 700, 726; XI, 403, 429). Полагаем поэтому, что здесь разумеется соседство не по месту, а соседство так сказать по времени поселения на известном месте: когда-то они начинали деревню, или двор в ней (сели, садились) вместе (су. со), сообща несли труды, сообща платили доходы; потом к ним поселились другие, распахали свои участки; а эти первые так и оставались друг другу «соседями». Они живут в одном дворе; они пашут один участок; они получают общую прибыль; они платят сообща и доходы.

Севшие на известную деревню вместе, но не случайно, а по внутренней близости одного другому, когда-то игравшие вместе, а потом вместе же отправившиеся искать счастья по белу свету отмечаются Писцовой книгой названием «приятели». Немного их знает Писцовая книга (XI, 41); и не потому ли, что мало обезпеченная крестьянская жизнь скорее способствовала развитию чувства самосохранения, хотя бы чрез борьбу с другими; и мало давала почвы для развития отношений приятельских (ср. Сергеевич, Др. Р. Пр. III, 59 ст.).

Если приятелями крестьяне могли стать еще с детства, если соседями они сделались, вместе сев на известную деревню, – то складниками они могли стать и позднее, в любое время, на известный срок, по окончании которого переставали быть складниками между собой. Кто же назывались складниками? Это – крестьяне, вступившие в складчину, в складство; но с какой целью? Первоначальная обработка земли не требовала материальных затрат, не требовала суммы денег; и не в этом отношении, конечно, крестьяне вступали в складчину; в этом пункте мы с проф. Сергеевичем согласны (цитов. 59 стр.). Но как-то странно предполагать даже то, что так выпукло оттеняет Сергеевич, – что складники складывались для платежа Государева тягла (цит. 61). Только для этой цели складываться, не имея в виду других выгод, как-то наивно. Полагаем, что складники прежде всего складывали воедино свои разрозненные, быть может, одинокие, рабочие руки; вместе они трудились иногда и поселившись в одном дворе (XI, 56) иногда же живя в дворах разных (XI, 213). Общие у них были результаты работы, общие и выгоды. Сложившись на этих сторонах трудовой жизни воедино, – складники чувствовали себя единицей и при платеже Государева тягла. Но не в платеже тягла – жизненный нерв складничества. Косвенно наша мысль подтверждается и некоторыми документальными примерами, приводимыми проф. Сергеевичем: складники не только разверстывают доходы, но и делят сено и проч.

Половники, упоминаемые Писцовой книгой (XI, 137, 141) – встречаются в землях своеземцев. Думаем, что их было в пятине больше, чем отмечено книгой; и что пользовались землей с обязательством в виде дохода давать хозяину земли половье из хлеба не только в двух приведенных нами случаях, а без сомнения и во многих других.

Захребетники упоминаются в Писцовой книге не часто (III. 25 (2), 28; XI, 118), хотя проф. Сергеевич полагает, что их было гораздо больше, чем названо (Др. Р. Пp. III стр. 148).² Захребетники – не рабы; это свободные – крестьяне. Однако, они не хозяева участка-двора, а лишь наймиты крестьянина – хозяина участка. Представляется нам, что крестьянин возделывает землю; отвечает за все его спина, его хребет; но он со своими силами не один: у него за хребтом, за спиной есть помощник – захребетник, помогающий ему работать над его участком. Иногда захребетник живет на одном дворе с крестьянином; но иногда он помещается и в особом дворе, своем или хозяйском, неизвестно. Захребетники живут у крестьян по порядным, однако до нас не дошедшим (ср. Сергеевич III, 146).

Если захребетником называем свободного крестьянина, жившего у другого по найму, то тот же захребетник, получивший на свою ответственность двор известного крестьянина, своеземца, помещика, монастыря, будет называться подворник (напр. III, 559). Однако, и захребетники поселялись иногда в особых дворах, и подворников мы встречаем в общих крестьянских дворах. Вот почему проф. Сергеевич весьма правдоподобно не различает резко подворников и захребетников (Сергеевич III, 147). Впрочем, – сказанное относится лишь к подворникам у крестьян. У своеземцев же и помещиков поряженные на двор подворники иногда даже дают порядившему их лицу доход.

От подворников отличаются дворники в городах, жившие во дворах отсутствовавших владельцев и вероятно несшие во дворах сторожевую службу; иногда они бывали холопами, но чаще свободными (ср. Сергеевич III, 148 прим.).

Наконец, упоминаются еще в Писцовой книге поземщики (напр. III, 75, 77, 424, 831 и др.). Кто они?

Прежде всего – поземщики своей земли не имеют. Помещик, своеземец, монастырь или даже крестьянин уделяет ему небольшой клочек земли, на котором он и ставит свой двор, может быть и некоторые другие хозяйственные постройки: на этом же клочке поземщик мог завести и огород. Но пашни он не пахал. Как «непашенный», поземщик не платил тех доходов земельных, какие платят крестьяне. Однако, он платит своему хозяину, клочком земли которого он пользуется, позем, – известную плату за землю, часто слишком ничтожную. – Слово «поземщик» указывало на известное отношение непашенного крестьянина к земле. По своим же занятиям поземщики были и кузнецами, и рыболовами, и казаками и пр. (проф. Сергеевич III. 130–132).

Мы обозрели двор как единицу, в которой объединялось новгородское население начала XVI в. Мы коснулись, кроме крестьянства в собственном, тесном смысле, тех форм, в которые иногда выливалось отношение новгородца к крестьянам же, и к земле. – Для того, чтобы полнее составить себе представление о новгородском населении, мы считаем возможным коснуться еще двух вопросов: о количестве населения крестьянского, хотя бы приблизительном; и затем хотя отчасти о национальности населения пятины по разным уездам, и в уездах по погостам.

Откуда нам исходить к определению количества населения? От количества ли плательщиков, или от количества дворов. Принимая во внимание, что плательщиками в семье являются не только хозяин, но и его сыновья до известного возраста, его «приимыши» (III, 73, 92, 129 и др.), его соседи, складники и пр., – мы едва ли будем справедливы, предполагая при каждом из них известную семью: тогда 4 плательщика (по предположению Папкова – на одну семью в среднем 7 человек) дадут семью в 28 человек, а шесть – и в 42 человека. Это невероятно. Думаем, что все поименованные в Писцовой книге плательщики – родственники и входят в состав этой – возможно – семичленной семьи; думаем, что, если семья родственная не очень велика, она увеличивается тогда соседями, приятелями и т. д. А поэтому и исходным пунктом для определения количества населения возьмем не человека – плательщика, а его двор.

Кого же мы имеем право предполагать во дворе? Прежде всего хозяина и его хозяйку; если они еше молоды, – предположим хотя бы трех сыновей, двух дочерей; получится самая обычная и в настоящее время семья. Хозяин сам седьмой. – Но с годами семья могла увеличиться: сыновья, выросши, могли пожениться, и увеличить женами семью до 10 человек; могли быть, правда, дочери выданы замуж; и семья опять сократится до 8 человек. Однако она была едва ли (в среднем) меньше семи человек: верил в «благословение» Божие новгородский крестьянин. И Бог благословлял его. – А тогда в какой же цифре могло выразиться население и уездов, и всей пятины.

На такую громадную территорию, какую собой представляла Водская пятина полученная цифра населения кажется даже очень небольшой.

Что касается вопроса о национальности населения, то Писцовая книга прямого ответа на этот вопрос не дает; да и странно было бы от переписной оброчной книги ожидать решения национальных и вероисповедных вопросов. Однако в некоторых уездах, погостах и деревнях встречаются имена крестьян, явно нерусские, не православные. Разве мы не имеем основания предполагать, что в таких случаях имеем дело с населением нерусским? В тех же местах мы иногда встречаем крестьян с именами русскими, но с нерусскими отчествами. Не показатель ли это постепенного обрусения края? Но едва ли, так как есть и при нерусских именах русские отчества; а тогда мы должны усмотреть признаки онемечения края. Не вернее ли предполагать в русских именах при нерусских отчествах и в русских отчествах при нерусских именах русифицированные имена и отчества. Заменяют же и теперь Карла Федором?

Если нерусские имена или отчества возьмем показателем нерусского населения, тогда вот наши посильные наблюдения над национальностью населения.

В уезде Копорском нерусские имена и отчества встречаются³ в погосте Каргальском, – около 96 человек на 979 человек в погосте (III, 495, 497, 498, 499, 501, 502, 504, 505, 507, 508, 509, 514, 515, 516, 518, 520, 521, 522, 523, 524, 539, 543, 544, 545, 550, 551, 552); 21 человек при 383-х в погосте Дятелинском (III, 608, 610, 614, 615, 617, 618, 619, 625, 629, 633); 16 человек при 414 в погосте Кипенском (III, 639, 640, 646, 651, 660, 662, 663, 666, 667, 668, 675, 676, 678) и по одному человеку в погостах Радчинском (III, 565) и Заретцком (III, 734). Крестьян с нерусскими именами в других погостах этого уезда мы не заметили.

В уезде Ямском, не смотря на его незначительность, крестьяне с нерусскими именами и отчествами встречает, весьма значительное число.

В Окологородье из 154 человек в погосте мы отметили их 19 (III, 885, 888, 889, 890, 891), в погосте Опольском (III, 894, 899, 903, 938, 944, 946, 947, 956) из 605 человек в погосте – с нерусскими именами 22 человека; в погосте Толдожском из 511 человек в погосте – 102 человека, т. е. 20% (III, 907, 908, 909, 910, 911, 912, 915, 916, 920, 922, 924, 925, 926, 927, 929, 931, 932, 933). Лишь в Ямском клочке Радчинского погоста мы не нашли крестьян с нерусскими именами.

В уезде Ладожском, если судить по именам и отчествам, население почти исключительно русское. Встречающиеся в Городенском погосте (XI, 6) «Прохкуев» и в Теребужском (XI, 76) Куземка Лайбас, конечно, слишком единичны при цифре населения в уезде в 1179 человек.

Сказанное об уезде Ладожском мы с полным правом можем приложить и к Новгородскому уезду: население и здесь почти исключительно русское.

В уезде Ореховском дело обстоит уже несколько иначе; здесь лишь в Городенском и Келтушском погостах мы не встретили крестьян с нерусскими именами и отчествами; во всех же прочих погостах такие крестьяне есть, и их количественное отношение к числу всех крестьян в том или ином погосте такое: в Куйвошском погосте из 486 человек в погосте – 12; в Корбосельском – из 401 человека – 22; в Ег. Лопском – из 384 человек – 6 человек: в Дудоровском из 697 человек – 38; в Ижерском погосте – из 1189 человек – 27 и в Ярвосольском – из 402 – 5 человек. А во всем уезде на общую цифру крестьян в 4220 человек крестьян с нерусскими именами и отчествами 110 человек, т. е. 2,6%. Немного. (Куйвошский – XI. 152, 154, 155, 156, 157, 160, 175, 182, 185; Корбосельский – XI, 199, 200, 203, 207, 211, 217, 218, 220, 221, 224, 227, 230, 232; Ег. Лопский – XI, 263, 266, 269, 274, 278, 285; Дудоровский – XI, 292, 296, 299, 300, 303, 307, 311, 312, 313, 315, 318, 320, 322, 323, 325, 327, 328, 332, 333, 336, 337. Ижерский – XI, 342, 347, 348, 353, 358, 367, 368, 370, 379, 381, 388, 389, 398, 401, 407, 416, 417, 418, 421, 424, 425, 431; Ярвосольский – XI, 432, 433, 435, 451).

В Корельском уезде, входившем полностью в приладожскую часть нынешней Финляндии, крестьян с именами и отчествами нерусскими было слишком мало. Так, в погосте Городенском мы заметили лишь 5 таких крестьян (XII, 13, 17, 24, 26) из 267 человек в погосте; в Сакульском погосте – на 469 человек в погосте с нерусскими именами 11 человек (XII, 47, 48, 56, 58, 66, 71, 75; в Ровдужском на 345 человек – один «Коргуй» и два «Михкуевых» (XII, 118, 109); в Кирьяшском – 13 человек на 1056 в погосте (XII, 124, 125, 126, 127, 129, 133, 135); в Сердовольском – около 16 человек на 1124 человека в погосте (XII, 143, 144, 145, 153, 154, 155, 168, 169, 158, 162, 164); на 335 человек в Иломанском погосте – 3 человека (XII, 174, 179), в Соломянском на 509 человек – 6 человек (XII, 182, 185, 184). Вот и все указания на нерусские имена в Корельском уезде.

Конечно, невозможно утверждать, что нерусских элементов нет в населении с чисто русскими именами и отчествами; но их отметить нет никакой возможности. Отмеченное же нами нерусское население во всей пятине выражается в скромной цифре 447 человек.

Имена и отчества нерусские мы отметили следующие: Август, Азуев, Алуйко, Антей, Антуй, Апней, Артуй, Вайтуев, Вастуй, Валлитов, Вигутов, Вильякин, Вильят (-яд), Вихтуй (-туйко, -туев), Вихтимко, Гавуев, Гамуй, Гандуев, Гапуев, Гаркуев, Енкуйко, Зуй, Ивичусов, Ивуев, Игакин, Игалко, Игалов, Игалтас, Игамас, Игамов, Игамуй, Игандуй (-дуев), Иллуй (-луев), Илмуев, Илменебуев, Иллютеев, Имгуй, Исамел, Кабейко, Кайбуев, Кавгуй (-ев), Казимирков, Камуев, Кекуев, Коргуй, Котуев, Кохкуев, Куруев, Кюллат (-тев), Лайбас, Лангилов, Лахкуев, Левкуев, Лембейко, Лембит (-ов), Лешуй, Лимбуев, Маккуй, Мелит (-тко), Мельгуев, Мелкуев, Мелвитов, Мелтиев, Миккуй (-йко), Милуй (-луев), Михкуев, Монзик, Муккуй, Мустуев, Новзуев, Новзей (-йко, -зеев), Нохкуев, Няпуй, Олкуев, Онгюй, Онкуев, Остуй, Пагмуев, Палмуев, Паруев, Пейпуков, Пешуйко, Пиккуев, Проккуев, Пявзей, Рагакуев, Ригуй, Рягмуев, Рямуев, Самонт, Самуев, Селлуй, Селуйко, Симуй, Тавзей, Таруй, Тенгуев, Теруев, Тимуй, Тойвуй (-ев, -тов), Тойвал, Толвуев, Тошуй, Тумасов, Турдуев, Тявзейко, Тялюй, Ягамас, Хотуй, Хохкуев, Элоха, Элохпа, Чулкуев.

Мы не обладаем достаточными филологическими познаниями для того, чтобы по именам определить принадлежность крестьянина к тому или другому племени. Впрочем даже в специальном по этому вопросу труде Ю. Ю. Трусмана («Чудско-Литовские элементы в Новгородских пятинах», Ревель 1898) предлагаются лишь на выбор многоразличные корни, для наших имен чаще – финские, лопарские, эстонские.

В заключение речи о населении края, считаем нужным сказать, что отмечаемые книгой крестьяне с наименованием Корелянин (III, 46. 128; XI, 146, 184), Белозер (III, 445), Бежичанин (III, 432), Заволочанин (III, 157; XI, 80), Сердоволец (XII, 171, 176), Обонежанин (XII, 138), Ижерянин (III, 63, 183, 225, 245, 255, 303, 387, 418, 520, 550, (–3), 635, 667; XI, 210. 218, 245) говорят нам о том, что пришлого элемента в пятине было мало; населяли же ее с давних пор туземцы (хотя «Ижерянин» и «Корелянин» быть можегь обозначает не место происхождения крестьянина, а его народность, племя).

* * *

Четыреста лет, протекшие со времени написания Писцовой книги до наших дней, – срок слишком малый для того, чтобы произойти могли за это время какие-нибудь сушественные изменения в природе края; мы не имеем в виду конечно названий рек, речек, ручьев, озер, каковые могли несколько измениться.

Это обстоятельство значительно облегчает нашу работу: мы можем описывать природу края, пользуясь картами Генерального Штаба; но даже при этом условии наша работа не есть повторение лишь сказанного: она дает нам возможность а) точнее определить границы погостов в тех случаях, где не помогают этому названия деревень (сохранившихся); б) объяснить нам характер расселения крестьян, весьма любивших, оказывается, реки и озера; в) она прольет свет на промышленность, распространенную в том или ином уезде, или в погосте уезда: характер промышленности всегда зависит от характера природы.

При описании природы пятины мы отбросим деления пятины на уезды и погосты; будем же держаться того плана, какой подсказывает нам сама природа.

Взяв начало из озера Ильменя, река Волхов в своем течении с юга на север прорезала Новгород на две стороны и выйдя из черты города, немного ниже Зверина монастыря приняла в себя речку Гзень – 3агзень: с этого пункта на левом берегу Волхова и начиналась Водская пятина; Волхов же служил ее естественной восточной границей на всем своем протяжении до Ладожского озера. Погосты Григ. Кречневский, Ник. Пидебский, Ив. Переездовский, Петровский, Антоновский, Коломенский, Грузинский, Солетцкий, Никольский с Городища, Михайловский, Ильинский и Городенский лежали в этом порядке по р. Волхову, начиная от Новгорода до Ладожского озера.

В реку Волхов, с левой ее стороны, впадало немало рек, из которых некоторые сами принимали в себя речки.

Р. Пидба – первый приток Волхова; своим устьем она входила в Кречневский погост, главная же часть ее приходилась на погост, по имени ее и называвшийся Пидебский; верховья Пидбы находились на территории погоста Петровского.

В р. Пидбу впадала pека Ветка (ныне Витка), всем своим течением принадлежавшая погосту Кречневскому; лишь – кажется – устье ее находилось в погосте Пидебском.

Р. Ветка в свою очередь принимала в себя проходившую по Кречневскому погосту р. Стипину. В Кречневском погосте упоминается еще руч. Горнец.

В черте погоста Антоновского в Волхов тек руч. Плотично, на карте не отмеченный; но находившийся – вероятно – около д. Плотишина (см. карту).

Далее, – одна за другой вливались в Волхов р. Иглино (ныне Еглино), р. Дымна (ныне Дыменка) и р. Глубоска (ныне Глубочка); всем своим течением эти речки принадлежали Коломенскому погосту. По западной части этого же погоста протекала с юга на север р. Полисть, верховьями своими близко подходящая к верховьям р. Пидбы; с левой стороны, в Коломенском же погосте Полисть в себя принимала реч. Глушицу.

В своем нижнем течении р. Полисть находилась на территории Грузинского погоста, где и впадала в р. Волхов около ныне ст. Волхов Никол. ж-д.

Р. Кересть, впадающая в р. Волхов в Грузинском погосте, ему принадлежала нижним своим течением; верховьями своими не отделяла ли она погоста Ег. Лусского от Заверяжья и погоста Кречневского? Своим средним течением она или проходила по Дм. Гдитцкому погосту, или же служила границей между ним и Коломенским погостом. Покрытая и сейчас сплошным лесом, и сейчас без всякого почти жилья прибрежная полоса верхнего и среднего течения р. Керести лишь проблематически может быть относима к тому или иному погосту.

Немного ниже р. Керести в Волхов впадает р. Меневша, еще ниже ее р. Водоса; и та и другая pека всем своим течением принадлежали Грузинскому погосту.

Устье р. Тигоды, впадающей в р. Волхов служило границей между погостами Грузинским и Солетцким. Истоки Тигоды находились в южной части Дм. Гдитцкого погоста; средним течением, описывая крюк, Тигода принадлежала Ил. Тигодскому погосту.

Тигода принимала в себя с правой стороны р. Равань, которая начиналась тоже в южной части Дм. Гдитцкого погоста, впадала же в Тигоду на границе Тигодского и Солетцкого погостов; с левой стороны в Тигоду впадали р. Чюдля, р. Смердыня, р. Кородыля (все три на территории погоста Тигодского), р. Чадова, р. Кусыня (обе на территории Солетцкого погоста).

Ниже Тигоды впадала в Волхов р. Сольца, всем течением находившаяся в Солетцком погосте.

Еще ниже р. Оломна, служившая северной границей Солетцкого погоста и южной Ладожского уезда.

Р. Влоя, средним течением пересекавшая Н. Городищенский погост, верхним проходившая по погосту Михайловскому, в нижнем течении – граничила между этими погостами и впадала в Волхов.

Р. Чажечна, упоминаемая в Михайловском погосте не есть ли р. Чажечная, в нижнем течении с именем р. Неважи, впадающая в Волхов.

Р. Сеглиница (ныне Сиглинка) на территории Михайловского погоста, р. Заклюка–на территории погоста Ильинского и р. Ладога (ныне Ладожыца) – в погосте Городенском; – вот последние реки, впадавшие в р. Волхов с левой ее стороны.

К западу от Новгорода протекает р. Веряжа, впадающая в озеро Ильмень. Если выйти из Новгорода по Воцкой дороге (приблизительно Петерб. улица Новгорода), дойти до р. Веряжи и идти по ней к верховьям, то вся местность направо будет относиться к пятине Водской, налево – к Шелонской. С верховья Веряжи следует перейти к верховьям р. Луги; эта последняя и будет естественной границей пятины с юго-западной стороны на всем своем течении до впадения в Лугскую губу Финского залива.

По р. Луге погосты расположились в таком порядке: Егор. Лусский, Сабельский, Коситский, Передольский, Дм. Городенский, Будковский, Ястребинский, Ямское Окологородье, Толдожский.

В р. Лугу прежде всего впадала р. Черная, своими верховьями принадлежавшая погосту Будковскому; остальной частью – Сабельскому.

На территории Дм. Городенского погоста протекали и впадали в р. Лугу р. Ивна (ныне Ивинский ручей?), р. Удрая (ныне Удрайка) и р. Раковна.

В погосте Будковском Луга принимала в себя большую р. Оредеж; начавшись в Суйдовском погосте Копорского уезда р. Оредеж верховьями разделяла этот погост от Ижорского погоста Ореховского уезда, всем своим средним течением проходила по Кл. Тесовскому погосту, где принимала в себя р. Кромену (ныне Кременку), и по Спасскому погосту; в нижнем течении принадлежала Будковскому погосту, проходя сквозь озера Онтово, Хвойно, Дорогани и Оредеж; здесь же в нее впадала с правой стороны р. Черная.

Ниже Оредежи Луга принимала в себя р. Ещеру (ныне Ящеру) – в Будковском погосте.

На территорий погоста Ястребинского в Лугу впадала р. Лемовжа, свое начало имевшая в погосте Озеретцком; р. Пелеть (ныне Пеледа), р. Вруда, бравшая начало в Врудском погосте и р. Лубница (ныне Лубенка).

Наконец на территории Ямского Окологородья Луга принимала р. Солу (ныне Солка).

С востока на запад, от Ладожского озера до моря, пересекала Ореховский уезд р. Нева, своим нижним течением от впадения в нее Тосны, разделявшая погосты Городенский (на севере) и Ижерский (на юге от нее).

В Неву впадала с правой, северной ее стороны – р. Черная, ниже – Онтошова речка, на картах, не отмеченная; Г. Немировым в его труде «Петербург до его основания» (стр. 59) отожествляемая с р. Лагери; еще ниже р. Варвисть (у Немирова, стр. 59 – нынешняя р. Черная – другая), р. Сонзорица (у Немирова стр. 58 – р. Утка) и наконец р. Охта, только нижним течением принадлежавшая погосту Городенскому, верхним же и средним разделявшая погосты Келтушский и Корбосельский. Река Охта принимала в себя р. Сарку в своем верховье, р. Лубну (ныне Лубья) и р. Лезью (Немиров отождествляет с р. Жерновкой, стр. 65), – в Келтушском погосте.

С левой, южной стороны впадали в Неву – р. Черная, своим средним течением принадлежавшая Ярвосольскому погосту, руч. Глубокий, р. Мойка верхним и средним течением находившаяся в погосте Ярвосольском; р. Святка, р. Мга (Мья), также как и Мойка только нижним течением находилась в погосте Городенском, остальным же – в Ярвосольском; р. Тосна, верховья свои имевшая в И. Тигодском погосте, проходила чрез Ижерский погост и своим нижним течением отделяла этот погост от Городенского. Тосна в себя принимала р. Еглинку и р. Лустовую (обе в верховьях Тосны). – Далее в Неву вливались: река Ижера, взявшая начало около Дудоровского погоста, севернее Гатчины и р. Словенка (Славянка). Наконец быть может под названием р. Сетуй разумелась нынешняя Черная речка – Монастырка. (Немиров, стр. 228).

Из Рек и речек, впадавших в Финский залив, Писцовая книга отмечает р. Лужыцу на территории погоста Толдожского; р. Систь, верховьями принадлежавшую погостам Радчинскому и Толдожскому, а нижним течением Каргальскому; в Систь впадали рч. Велькота (на границе Радчинского и Каргальского погостов) и Сума (на границе Толдожского и Радчинского). В Дятелинском погосте брала начало и в Каргальском впадала в залив р. Ковоша; ближе к теперешнему Петербургу залив принимал в себя реки Стрельну (протекала по погостам Дудоровскому и Кипенскому) и Лигу (Лиговку?) – в Дудоровском погосте. Севернее Невы вливались в залив р. Каменка и р. Сестрея, обе в Корбосельском погосте. Последняя отделяла этот погост от немецкой области.

В Ладожское озеро вливалось весьма много рек, из которых для некоторых названий трудно отыскать соответствующие на современных картахъ. Прежде всего мы должны назвать вливавшийся в озеро Волхов. Идя от устья его к западу мы быть можетъ встретили бы р. Черную, но образовавшиеся каналы могли скрыть от нас эту речку; и прежде всего мы встречаем р. Кобону; на ней есть д. Вырола, между тем Вирола находилась на р. Вироле, почему и предполагаем, что эта последняя около д. Вирола впадала в р. Кобону. Верхним и средним течением находилась в Ег. Лопском погосте, а нижним в Ег. Теребужском, впадавшая в Ладожское озеро р. Лава (Лауя), в Ег. Лопском р. Валья, р. Шельдиха и проходившая на границе между погостами Ег. Лопским и Ярвосольским р. Назья.

К северу от р. Невы в озеро впадала р. Морья; в своем нижнем течении она отделяла погост Городенский от Куйвошского; верхней и средней частью разделяла погосты Келтушский и Куйвошский; с правой стороны в Морью вливалась р. Лепесурья, служившая границей между погостами Городенским и Келтушским.

На территории Куйвошского погоста в Ладожское озеро впадала р. Влога. С восточной стороны озеро принимало в себя реки: Тулому (Tuloma-joki), Яню (Miinalan-joki), Уксу (Uuksun-joki), – все три в погосте Соломянском. Укса брала начало в погосте Сердовольском. В этом погосте вливалась в озеро река Сумера (Sumeria-joki), река Сюскова (Syyskyan-joki).

Кроме рек и речек, входивших в бассейн р. Волхова, р. Луги, Ладожского озера и Финского залива, в Водской пятине, особенно же в Корельском ее уезде, было не мало озер и речек, т. ск. внутреннего бассейна. Мы отметим их по погостам; назовем и те из них, которые нам не удалось приурочить к карте.

В погосте Переездовском – озеро Глубокое; в Грузинском – оз. Лунино и оз. Незнание (последнее – «против Добровиц», на карте отмечено без названия); в Лусском – оз. Недомышль, оз. Подсеченик и оз. Ретень; в Сабельском – оз. Устко; в Передольском – оз. Латовицкое; в Городенском Дм .– оно же и оз. Воронино, оз. Кило, оз. Жиробуд, оз. Подчеренское, оз. Турово; в Будковском, кроме названных выше (см. р. Оредеж) озер – оз. Кушкино, оз. Моллосово, оз. Долгое, оз. Верхутно, оз. Туленцо, оз. Белое, оз. Черное; в Каргальском – оз. Удосольское; оз. Варьевалда, оз. Глубокое; в Дягилинском – оз. Ходчино (у Гатчины?); в Толдожском – оз. Валгомо, оз. Хабалинское; в Корбосельском – оз. Ягоярва, оз. Токсово, оз. Глубокое, оз. Гитольское, оз. Березовое; в Куйвошском – оз. Горбольское, оз. Кобольское, оз. Парегино, оз. Роикал, (Roikajarvi), оз. Синомашское, оз. Лембагальское (Lempaalanjarvi), оз. Сояльское; в Келтушском – оз. Кривое, оз. Токсово (см. Корбос.); в Ярвосольском – оз. Парда, оз. Долгое. В Корельском уезде, в погосте Городенском – озера: Узерва, Гибела, Гиерва, Ильмиа, Кумба, Петкольское (Pitka-jarvi), Тюрьевское (Tyrja-iarvi). Легижово; в погосте Сакульском – озера: Сванское (Suvanto), Святское (Pyha-jarvi), Белoe (Walkjarvi), Вилокала (Wilakkalampi), Кирьино, Ульярва (Ulajarvi), Петерва (Petajarvi), Кимерва (Kiimajarvi), в погосте Ровдушском озера: Плавное, Ровда (Rautjarvi), Ламбитцкое, Сванское (Suvanto, см. Сакул. погост), Попово, Ленекальское (Leinikkala), Вегмасское (Wehmais); в погосте Кирьяшском – озера: Гиярва (Jijarvi), Равда (Равдаярва), Веяльское (Weialanjarvi), Тюрье (Tvrjajarvi), Кумба, Коверо, Вильяшское, Симбельское (Simpelejarvi), Кокольское, Святое (Pyhajarvi); в Сердовольском – озера: Алатос, Суярва (Suojarvi), Лоимальское (Loimolanjarvi), Кокотярва, (Kotijarvi?), Амеярва, Ускинское (Unksujarvi), Муванда, Суйстома, (Suistamojarvi), Тярвоярва, Заячье (Janisjarvi), Крепкое (Wahvojarvi; оно же – Вагво),Унизь-ярва, Тулитцкое, Красное, Корбоярва (Korpijarvi), Пуроярва; в погосте Иломанском – озера: Пелетцкое, Коверское (Koverojarvi), Чангольское (Kangasjarvi?), Койдерское (Koiterejarvi), Нодлашское, Роярва, Виниярва (Vinijarvi), Тогмоярва (Tohmajarvi), Мегриярва (Megrijarvi); в Соломянском погосте – оз. Кало, оз. Кекельское.

К Корельскому же уезду относится очень много речек, ня десятиверстной карте не отмеченных, но названных в Писцовой книге; весьма возможно, что они соединяли собою названные и неназванные озера Корельского края. В Городенском погосте – р. Ряжела, р. Тивра, р. Сяпея, р. Хмелевая; в Сакульском – р. Улиярва, р. Визьяга, р. Окса (Wuoksi?), рч. Лососинная; в Ровдушском р. Мельнична и р. Сая (Soijoki); в Кирьяшском – р. Ажила, р. Рагола, р. Кирьяша, р. Сошкова; в Сердовольском – р. Авдаакса, р. Гелюла, р. Калома, р. Янолукша, р. Коринная, р. Уляла; в Иломанском – р. Пелетцкая.

Уже при описании рек, речек и озер мы могли усмотреть, как помогает это описание определению границ погостов. Но пользу такого описания мы увидим еще яснее, если обратим внимание на то, как много деревень было расположено именно при реках и озерах; достаточно сказать, что при Неве расположено было 19 деревень, при Волхове 25, при Луге 31, при Тигоде 25, при Тосне 18, при Ижере 61, при Оредежи 30, при Охте 20, при Ковоше 33 деревни. И другие речки имели при себе поселения. Говоря прежде всего о стремлении крестьян селиться по берегам рек, самый факт прибрежных поселений нам весьма облегчает задачу – точнее определять границы погостов: зная названия деревень, расположенных по рекам, мы по этим названиям часто можем отметить на реке даже тот пункт, где кончался один погост, где начинался – другой, где его сменял третий, а не ограничиваться глухим определением «верхнее течение», «среднее» и «нижнее течение». Названия приречных и приозерных деревень нами приведены при подробном описании погостов.

Само собой разумеется, что нахождение деревень по близости рек и озер вызывало жителя на соответствующие занятия. В приречных и приозерных деревнях могли заниматься и занимались рыболовством; здесь же на заливных лугах ставили большое количество сена; сено, в свою очередь, могло способствовать развитию скотоводства.

Изрезанная речками, изобиловавшая озерами, пятина – нужно полагать – была покрыта девственными лесами еще более, чем в настоящее время. Нередко полосы леса сменялись громадными болотами и мхами. И конечно, не те только леса и мхи были в пятине, которые в Писцовой книге названы, как оброчные великокняжеские статьи. Эти леса, мхи и болота – одна капля из той массы их, которою пятина была покрыта, но которая Писцовой книгой осталась не отмеченной.

И опять леса, мхи вызывали новгородца на занятия охотой, на кустарные промыслы и проч.

Низменная полоса Водской пятины находилась в уездах Новгородском, Ладожском и частью Ореховском. Уезды Ямской, Копорский в своей середине и уезд Корельский были более возвышенны. Последнее обстоятельство побуждало новгородца заглянуть в недра земли и оттуда добывать для себя руду, железо (домници, печи, железо).

Подробная речь о промыслах новгородца нами предлагается в следующей главе.

* * *

Не может подлежать сомнению, что род и качество промышленности края всегда тесно связаны с природой края. Нельзя на горах ожидать развитого хлебопашества, а в черноземной полосе найти железное дело. И в Водской пятине занятия крестьян строго обусловливались тем, что им от себя предлагала скудная природа Новгородского края.

Главным и повсеместным занятием в Водской пятине было земледелие. Даже и земля измеряется обжами и сохами, терминами земледельческими, технически обозначавшими участок земли, запаханный одним человеком на одной лошади (обжа) и тремя человеками на трех лошадях (соха). Снятые с полей семена дают крестьянину средства для жизни и служат источником для уплаты доходов – оброков хозяину земли.

Что засевал Новгородец? К сожалению жизнь в продолжении 400 лет у нашего крестьянина продвинулась вперед так мало, что читая Писцовую Книгу невольно думаешь, – уж не описывается ли современная земледельческая деревня... Везде решительно засевается рожь; это – основа – крестьянского благополучия; по количеству засеваемой ржи определяется размер деревни. Однако. – и в других полях крестьянин засевал хлеба; так, почти во всех погостах при исчислении доходов с волостки мы встречаем овес и ячмень, во многих погостах пшеницу и лен, в некоторых гречу, горох и даже репу.

Не подлежит сомнению, что все эти хлеба и злаки и засевались новгородцем, и конечно – не в том поле, где засевалась скоропоспевающая озимая рожь. Отсюда у нас получаются уже два поля – «ржаное» и яровое; хотя Писцовая Книга и не говорит ничего о третьем поле, но конечно потому же, почему она ничего не говорит о втором поле. Если же в 1582 году писцы пишут везде: ржи сеют в поле столько то, а «в дву потому ж – думаем, что – три поля не могли явиться так неожиданно и что в 1582 году писцы называют то, что в 1500 году писцы лишь подразумевали. – Как родилась рожь, овес и проч., – не дает на это указания Писцовая Книга; предполагаем, что вновь поднимаемая земля, еще не истощенная продолжительными засевами, даже при отсутствии «художественной» ее обработки с избытком удовлетворяла крестьянина. И если теперь крестьянин с трудом пробивается своим хлебом – много – до Рождества Христова; то тогда крестьяне имели у себя солод, которым даже платили доходы; имели у себя хмель и варили пива в иных случаях так много, что бочками уплачивали доходы хозяевам деревни.⁴

Каждый крестьянин старался непременно обзавестись сенокосными лугами. Вообще этих лугов было, кажется, не так много; однако, все же сена на них ставилось достаточно. Деревни же расположенные при более или менее значительных реках, напр. при Волхове, Керести, – имели громадные покосы (пожни), на которых ставили целые сотни копен сена.

Сено предполагает потребителей его. Однако, прямых указаний на развитое скотоводство в Водской пятине мы не имеем. Земля возделывается сохами, – значит имели крестьяне лошадей; но сколько лошадей – приходилось на хозяйство, трудно сказать. Полти мяса, ядовицы, чем платили доход крестьяне, говорят о том, что крестьяне имели коров. Ставци и блюда масла (коровьего), сыры, сметана, – вот продукты, которыми не только продовольствовалась деревня, но которыми платили опять и доход. Бараны, лопатки бараньи, овчины, свиные головы – дополняют нам картину деревенского хозяйства, вводя в Число дворовых обитателей овец и свиней. Наконец, куры, которыми платился иногда доход, яйца неизбежно мыслятся при всякой, конечно и древненовгородской, деревне.

Не выходя за пределы двора своей деревни, или того, – что мы называем теперь усадьбой, новгородец мог заниматься огородничеством; однако, сведений об этом занятии Писцовая Книга не дает и лишь, вероятно случайно, упоминает грядах капусты, напр. в Спасском на Оредежи погосте (III, 92). Однако, и из случайного упоминания о капусте мы можем заключить о том, что огородничество было у древнего новгородца; хотя холчание о нем Писцовой Книги не говорит ли того, что оно не принимало размеров организованного промысла?

Сады фруктовые были, кажется, большей редкостью; не поэтому ли писцы не только отмечали их, но даже говорят нам и о количестве яблоней. Отмечаются в Писцовой Книге в с. Белом «садишко, а в нем 9 дерев яблоней» (III, 279), в с. Хабалиной Горе «двор большой с садом» (III, 306); в д. Колище «садишка, 6 дерева» (III, 338); «в Плотичне – садишко» (III, 459); «в деревне Вихтерице сад, а в нем 50 дерев» (XI, 268). Само собой разумеется, что нужно иметь сильное воображение, чтобы на основании приведенных данных говорить о садоводстве, как организованном промысле в древнем Новгороде.

Пчелы, ульи, мед и в настоящее время сравнительно редки в деревнях; тогда же, лет четыреста назад мы вовсе не встречаем среди крестьян занятия пчеловодством. Правда есть два указания в Писцовой Книге на пчеловодство, но в том и в другом случае борти принадлежат великому князю; от него – значит – идет инициатива промысла; крестьяне же являются руками, силой, чрез которые в. князь эксплуатирует принадлежащие ему борти. В Вежытцком лесу да в Земтитцком лесу великого князя борть дана на оброк Петроку Васкову сыну, а ходити ему борть себе... Да в том же ухожае борти ему себе и иные делати и кузовы ставити в тот же оброк (III, 6). Оброку крестьянин должен был «давати с тое борти пуд меду, а не будет пуда меду, и ему давати за пуд меду полторы гривны Новгородские». Инициатива занятия пчеловодством идет со-вне; однако чувствуется невольно какая-то покровительственная система изоброчения бортей: в отведенном участке (ухожае) крестьянину дается право заводить новые борти, устанавливать для этого новые ульи. И все за тот же оброк, т. е. за пуд меду или за полторы гривны. – В другом случае упоминается борть опять великого князя, у деревни Осея. На этот раз «в медолаз ездит подлащык из Новагорода» (III, 5), т. е. во время, когда нужно лазить, ходить за медом – (в медолаз) приезжает на борти в Осею специалист по этой части (подлащык) из Новгорода. – Этим и исчерпываются все данные о пчеловодстве.

Из других занятий древнего новгородца можно отметить охоту. Не может подлежать сомнению, что окруженный отовсюду лесами, крестьянин самой жизнью, обстоятельствами вызывался на борьбу со зверями. Болота же и мхи, изобилующие еще и теперь птицами, не могли не привлекать к себе и новгородца. Однако, мы застаем область в тот момент исторической ее жизни, когда вольное занятие крестьянина от него как-будто отнимается, за право охоты деньги взимаются. Даже писец нашел нужным отметить: «а наперед сего с тех мхов оброк не шел» (XI, 345). Для того, чтобы составить себе понятие о том, на каких условиях получалось право охоты, приводим из Писцовой Книги два места: «дан на оброк мох Вежитцкий весь меж Вежок и Замошъя и Земтиц – великого князя хрестьяном..., а на том мху ловити им соколы (чем? – соколами) ceбе, а за сокол им давати на год оброку пять гривен новогородская» (III, 5); «а давати ему с тех мхов Великого князя оброку с году на год (= ежегодно) сокол, а не будет сокола, и ему давити за сокол деньгами пол-третьи гривны» (XI, 345). В первом случае оброком облагается не количество добытой птицы, а сокол, как орудие охоты; предполагается, что большее количество охотников – соколов даст кростьянину и больше птицы. Во втором случае оброк взимается натурой, соколами, вероятно уже приученными к охоте.

Из наиболее крупных занятий новгородца можно указать с одной стороны на железное дело, с другой – на рыбный промысел. Конечно на равнинном пространстве уездов новгородского, ладожского, ореховского – трудно ожидать от новгородца железноделательной промышленности, но с другой стороны – в некоторых погостах Копорского и Ямского уездов сама природа вызывала крестьянина к этому промыслу.

Железо добывалось в Водской пятине. Весьма много указаний на добывание железа мы находим напр. в Каргальском погосте Копорского уезда. Здесь железным делом занимается большая часть помещиков погоста. В волости села Кумолова, (в состав которой входили еще сц. Арбала, сц. Валгуша у моря, сц. Райково на р. Систи близко моря, д. Малая Валгуша у моря, д. Осиновая Лука на р. Систи у моря, д. Осиновый Лог, д. Осиновая Лука, д. на устье Систи, д. Петрино на устье Систи у моря, д. Спирково, дер. Бор на Систи), бывшей в поместьи за Сухими было 15 домниц, в которых выделывали железо. Руду копали в Красных Горах (III, 500). Однако, не сказано, чтобы Сухие платили кому – н. оброк («брязгу») и поэтому позволительно думать, что в Красных Горах не вся руда принадлежала волости дворцовой, но были и частные владельцы руды. В волостке помещика Хвостова находилось 9 домниц; на 7 из них руду копают в Красных Горах (и опять брязги не платят), а на 2 домници руду копают в своей волости, в Варьевалде (III, 507). Одна домница была в поместьи Салтыка Ододурова, – «а руду копают у собя» (III, 537). В волостке же Одурова названы сельцо Удосол, деревня Горка и деревни – Боровичи.

Что касается других помещиков Каргальского погоста, то все они руду копают в великого князя волостях дворцовых, почему и дают «найму» великому князю или его прикащику, с домницы или с печи, а не с количества добытой руды. В поместье Беклемишева 6 домниц, руду копают в дворцовой волости на Ковоши; найму дают с домницы по 7 денег (III, 511); в поместье К. Воронина 5 домниц, руду копают в дворцовой волости на Ковоши, найму дают прикащику с домницы по 1 гр. 2 деньги (III, 516); в поместье Анд. Воронина 4 домницы в д. Головине над Черным Ручьем; руду копают опять на Ковоши, найму прикащику дают по 1 гр. 2 д. с домницы и по крице железа (III, 520); в поместье Г. Корина 3 домницы, руду копают в дворцовой волости на Красных Горах: найму дают 1 гр. 2 д. с домницы (III, 525); в том же поместье еще 3 домницы, руда из Красных Гор, найму дают с трех печей 3 гр. и 6 денег (след. домница – печи?) (III, 526); наконец в поместье Олф. Корина 1 домница, руда из Красных Гор, найму с домнины 1 гр. 2 д. и крица железа (III, 529). Иваногородцы имели в том же погосте 1 домницу, руду копали в волости дворцовой (какой – нет), брязги (найму?) давали по 1 гр. 2 д. да по крице железа; это владельцы д. Нахкуева в поморье (III, 540). Владельцы же села Климятина имели – 4 домницы, руду копали в дворцовой волости Подозваньи и брязги давали с 7 печей пол-четверты (3 1/2) гривны, т. е. по ½ гривны (7 денег) с печи. (Отсюда видно между прочим, что домнина и печь не отождествляются).

В погосте Дятелинском упоминаются домницы: одна (а две печи) в деревни на Ковоши, руду копают на Красных Горах, брязги дают с печи по 1 гр. 2 д. (III, 609); в другой деревне на Ковоше – одна домница (и одна печь), руду копают в Красных Горах (609); в третьей деревне на Ковоше домница одна: (а печи две), руду копают в Красных Горах (609). В том же погосте в д. Горице – Савина Гора 2 домницы (2 печи) руду копают на своей земле, но брязги прикащику великого князя Ковошскому все же дают с обжи (? с печи) по 1 гр. 2 д. (III, 613); в дер. Большие Горици – 2 домницы (печи 4) руду копают на Ковоше, брязги дают прикащику с печи по 1 гр. 4 деньги и по крице железа (III, 613); в д. на Ковоше три домницы и три печи; руду копают на Ковоше, брязги дают по 2 ½ гривны с деньгой (III, 614); в деревне Шишкино печи три, руду копают на Ковоше, брязги дают с печи по 1 гр. 2 д. (III, 615); в поместье Тучкова одна домница (и 1 печь), руду копают в Морском, брязги дают прикащику в. князя 1 гр. 2 деньги.

В Ямском уезде железным делом занимались в погосте Толдожском. Там мы находим домницу в сц. Виликине, руду копают у себя (III, 908), 3 домницы в деревне Получье, в нем же копают и руду (III, 909), домницу в деревне Кикин Бор (III, 909), домницу в д. Каллин Бор, в ней же копают и руду (III, 910), три домницы в д. Кикин Бор у Вичасова (III, 910); в д. Черной домницу, руду копают у себя (III, 912), в д. Расье две домницы, руду копают в Pacье же (III, 916), в сц. Виликине еще 10 домниц, руду копают в Виликине же (III, 917); в д. Получье над оз. Хабалинским еще 3 домницы, руду копают у себя (III, 924) в д. Коровье три домницы, а руду копают в Заозерье у Кузмы Воронина из празги (брязги?) – (III, 925); в д. Раноле – домницу, руду копают у себя (III, 926); в селе Валговичах 10 домниц, руду копают в Валговичах же (III, 927, ср. 932); в д. над оз. Валгомом две домницы, руду копают на своей земле (III, 929).

Вот и все указания Писцовой Книги относительно руды. Копают ее в разны местах, или владельцы на своих землях, или – на землях великого князя. В последнем случае право копать руду получалось за взнос т. наз. найма или брязги, чем заведовали прикащики. Упоминается напр. Ковошский прикащик. Единицей обложения была печь. С печи полагалось кажется от 7 денег до 1 гр. 4 д.; но обычно – 1 гр. 2 д. Железо измерялось крицами; одна крица железа иногда прибавлялась к найму, брязге.

Добывавшееся лишь в немногих погостах Водской пятины железо прежде всего привлекало к обработке его местные крестьянские руки; домкики и были теми рабочими, которые из выкопанной руды выплавляли чистое железо (упоминается: III, 502, 889, 909 (=3), 924, 927 (=7), 929 (=2) и др.). Без сомнения, выделанное железо пускалось в оборот по всей пятине, как необходимый предмет обихода. Полагаем, что различные хозяйственные принадлежности из железа не покупались где-нибудь в лавочках, – в рядках и городах, а выделывались на месте. Заниматься этим могли кузнецы; для некоторых из них кузнечество являлось лишь побочным занятием; но Писцовая Книга знает и «непашенных» кузнецов, т. е. таких, которые кроме кузнечества ничего постороннего и не знали. Видимо, – и дела для себя находили достаточно, и свое занятие не считали невыгодным. О кузнецах Писцовая Книга упоминает весьма часто; по крайней мере мы заметили это упоминание в следующих случаях: III, 95, 153, 156, 158, 171, 193, 218, 309, 368, 378, 502, 503, 513, 517, 522, 549, 587, 623, 625, 669, 687, 692, 714, 723, 757, 780, 793, 812, 853, 893, 904, 906, 907 (=10), 909, (=4), 911, 914 (=4), 915 (=2), 918, 919 (=4), 922 (=4), 929, 931 (=4), 944 (=2), 946 (=ковач); XI, 125, 128, 406, 421; XII, 72, 103.

Из рассмотрения приведенных мест нельзя не заметить, что на местах производства железа и кузнецов было несравненно больше, чем в уездах других; из приведенных мест все, начиная с 502 столбца, кончая 945, относятся к уездам Копорскому (=Каргальский и Дятелинский погост, как место нахожления руды) и Ямскому уезду (–Толдожский погост–руда). Все же немногие упоминания прочие относятся частью – к Новгородскому (III, 95–378), частью к Ореховскому (XI) и Корельскому (XII) уездам.

Обозрев то, что новгородец добывал из земли, коснемся и того, что он умел получать и от воды. Перейдем к рыболовству.

Вполне понятно, что рыболовство процветало главным образом около больших рек и озер, вблизи моря. Р. Волхов, Ладожское озеро, река Нева, море, т. е. Финский залив, – вот названия, с которыми близко был знаком новгородский рыболов. Ловят в больших реках и озерах неводами; количество тонь в озере у известного владельца достигает иногда больших размеров. Ловят рыбу всякую, но в больших pеках и озере выделяются сиги, лососи и лохи. Последних в р. Неве ловят у порога чрез устройство заколов и прудов. Если тоня великокняжеская, – тогда рыбные ловцы платят великому князю оброк иногда натурой, чаще деньгами. Тони принадлежат иногда и владыке, и монастырям. Не перечисляя всех мест, касающихся рыбной ловли, мы сошлемся в подтверждение сказанного на следующие: III, 459, 474, 471, 461, 463, 488, 453; XI, 11, 16, 28, 32, 73, 117, 118, 123, 131, 133, 165.

Ловля тонями с одной стороны отнимала у рубных ловцов очень много времени; с другой она одна была достаточна для того, чтобы дать средства ловцам. Вот почему мы и видим, что при больших реках и озерах живет весьма много рыбных ловцов, пашни не имеющих. В г. Кореле рыболовы делились даже на лучших и молодых, составляя значительную часть городского населения (XII, 1–4). 34 рыбных ловца жили в Сванском волочке (XII, 7). Непашенные ловцы упоминаются еще: XI, 46, 34 (6+17 дворов), 89, 90, 281.

Что же касается многочисленных рек и речек, озер и озерков, находившихся там и здесь на пространстве пятины. – то рыболовство, не составляя главного занятия новгородца, видимо все-таки было большим подспорьем в жизни крестьянина. Ловят неводами, колят колы (заколы), ловят бродцами, сетями, удами, котцами; ловят летом и зимой, ловят осенью «по первому льду», ловят от весны до Петрова дня. Лососи, щуки, окуни-остреци, всякая рыба белая, – вот что попадает новгородцу в реках и озерах. Однако, приладожским крестьянам известны «снетенные» невода (снетки?), а прифинским ерши и курва (не корюшка ли?). Последних новгородец мерит тысячами и лыками (вероятно вяленых? которые могли нанизываться на лыко). Все это мы говорим на основании Писцовой книги: III, 36, 48, 118, 288, 825, 299, 306, 311, 353, 197, 201, 232, 507, 510, 515, 550, 561, 570, 700, 763, 775, 889, 914, 921, 928, 925 – 6, 930; XI, 183, 197, 202, 361; XII, 78, 84.

Переведя цифры столбцов и страниц Писцовой книги на тексты, каждый легко – может найти, в каком озере, в какой реке, каким способом и какая рыба ловилась в 1500 году.

Рыба для новгородца часто служит и предметом, которым он уплачивает доход своему землехозяину.

Что касается других промыслов, то о существовании их говорят случайные отметки относительно того или другого крестьянина и рода его занятий.

И прежде всего, – существовало ткачество. Указаний прямых на него как будто и нет. Но когда мы при перечислении доходов получаемых от деревень, видим пасмы пряжи (III, 127, 170), убрусы, утиральники (677), локти полотна, попоны, – существование ткачества сомнению не подлежит.

Для шитья одежды имелись особые мастера, которые вероятно и переходили, как и ныне в деревнях, с места на место по вызову отдельных лиц; в Писцовой книге упоминаются швеци (от шить), портные мастера несколько раз (III, 70, 194, 562, 604, 761; XII, 181).

Быть может выделыванием из шерсти головных уборов занимались «Бориско колпачник» (III, 34) и «Карпик колпачник» (III, 82).

Упоминается «бочесник» (III, 34), изготовлявший бочки напр. для пива. Moг он приготовлять и другие хозяйственные принадлежности из дерева; однако ведерники упоминаются самостоятельно (III, 498, 554, 559; XI, 453).

Когда крестьянине, садившийся на деревню, сам должен был себе срубить все постройки, – не странным покажется то, что в деревенской деревянной области плотника мы нашли лишь одного (III, 562): каждый крестьянин должен был быть относительным плотником.

Упоминаемый в Ореховском уезде жорновник (XI, 181) занимался, конечно, ковкой мельничных жерновов.

Решетники (III, 536, 651, 778) занимались приготовлением решет, в деревенском хозяйстве всегда необходимых.

Единственный упоминаемый горнчар (III, 775) занимался деланием горшков, кринок, блюд, чашек, кувшинов; – все это невольно мыслится в деревенскомъ обиходе, если в деревнях было скотоводство. Но был ли горнчар единственным, или он лишь один из многих случайно упомянут?

Овчинники (III, 519, 701) могли дубить кожи и приготовлять для крестьянских шуб овчины.

Пивовары (III, 497, 567) названы быть может потому, что они были специалистами этого дела. Но пивоварение было развито так широко, что невольно мы должны предполагать, что сами крестьяне по большей части и занимались пивоварением.

Обладал ли медицинскими познаниями лекарь коневой (III, 517), трудно сказать. Не вернее ли предположить, что это был какой-нибудь знахарь по конским болезням. Но весьма возможно, что под этим именем разумеется человек, ходивший из деревни в деревню и совершавший над лошадьми разные операции, которые новгородский крестьянин называет и теперь лечением.

Этим и исчерпываются указания Писцовой книги на те промыслы, какие существовали среди сельского, деревенского населения в Водской пятине. Промыслы горожан у нас рассматриваются в главе о городах. – Если предположить, что в Писцовой Книге лишь случайно упоминается по большей части то, что в жизни было развито в размерах несравненно больших; – мы тогда можем придти к заключению, что древний новгородец умел удовлетворять все свои потребности, не прибегая к услугам посторонних заезжих лиц.

* * *