Глава VII. Патриарх Тихон в 1925 г.

В начале 1925 г. Патриарх Тихон находился в своём помещении в Донском монастыре, не имея возможности совершать богослужения. Однако он продолжал осуществлять высшее церковное управление, рассматривать бумаги. 5 января 1925 г. датирован документ под названием «Разъяснение Святейшего Патриарха», копия которого, сделанная в ОГПУ, сохранилась в деле Патриарха. Очевидно, копия была снята с рукописного подлинника, как это обычно делалось в ГПУ, так как разобрать рукописи было трудно. Документ не являлся ни указом, ни распоряжением Патриарха, но был, однако, предназначен для широкого распространения, которое предотвратили чекисты. В «Разъяснении» Патриарх Тихон объявил все священнодействия Иннокентия (Пустынского), называвшего себя митрополитом Киевским, недействительными²²⁰⁸.

Этот архиерей с 1903 г. был епископом Аляскинским, викарием Алеутской и Североамериканской епархии, которую до 1907 г. возглавлял епископ Тихон (Беллавин). До этого Иннокентий служил миссионером в СПТА и на Алеутских островах и там принял монашество. Вручая архиерейский жезл своему новому викарию, епископ Тихон тепло напутствовал его²²⁰⁹. С 1912 г. епископ Иннокентий возглавлял Ташкентскую и Среднеазиатскую епархию. Именно он благословил В. Ф. Войно-Ясенецкого на принятие сана²²¹⁰.

В 1923 г. преследования ГПУ вынудили архиепископа Ташкентского и Туркестанского Иннокентия (Пустынского) покинуть Ташкент и выехать в Москву. ВЦУ он был уволен на покой²²¹¹, а затем под давлением ОГПУ присоединился к обновленцам. Сами обновленцы не доверяли его присоединению к ним: напротив его имени в списках 1924 г. написано: «сомн[ительно]»²²¹². В том же году он согласился стать обновленческим «митрополитом» Киевским и Галицким. Покровители обновленцев в ГПУ для придания авторитета раскольникам делали ставку на архиереев старого поставления. Сохранились воспоминания об Иннокентии киевского протоиерея Владимира Тарнавского: «Я его знал лично... Видимо, имел в душе какой-то разлад. Он присоединился к обновленчеству, но в то же время со многими позициями обновленчества он не был согласен. В это время он собирался уезжать в Алма-Ату на частное жительство»²²¹³.

В ОГПУ это «Разъяснение», вероятно, было воспринято не только как удар по обновленчеству, но и как защита митрополита Антония (Храповицкого), титул которого присвоил себе Иннокентий.

Подготовленное Патриархом «разъяснение» ясно показало Е. А. Тучкову, что несмотря на убийство келейника и подорванное здоровье, Патриарх остался несломленным и не только не согласился быть орудием в руках Тучкова, но и подготовил документ, явно приводящий в бешенство чекистов. На следующий день власти перешли в наступление.

6 января в газете «Известия» была опубликована заметка, направленная на дискредитацию Патриарха Тихона. По мнению автора статьи, Патриарх не только скрывал обнаруженные в Киево-Печерской лавре ценности, но и через «монашескую агентуру» направлял «агентурные сведения» за границу. Эта статья была призвана оказать давление на Патриарха, который должен был понять, что если он не согласится на условия, предлагаемые ему Е. А. Тучковым, то будет подвергнут репрессиям по обвинениям, выдвинутым в статье.

7 января 1925 г., в праздник Рождества Христова, Патриарх Тихон не имел возможности совершать богослужение. В этот день он подписал распоряжение о преемстве высшей церковной власти, указав в качестве возможных Местоблюстителей митрополитов Кирилла (Смирнова), Агафангела (Преображенского) и Петра (Полянского). Первые два митрополита были названы в распоряжении от 23 ноября 1923 г., так что новое завещание понадобилось для указания имени митрополита Петра, с лета 1924 г. взявшего на себя бремя переговоров с ОГПУ. Именно митрополит Пётр в этот период вёл все переговоры с ГПУ от лица Церкви, и властям казалось, что он, будучи Местоблюстителем, будет выполнять их указания. Очевидно, с согласия властей высшая церковная власть завещалась митрополиту Петру, поскольку два других иерарха находились в ссылке. Подписание этого распоряжения было частью компромисса с Е. А. Тучковым, считавшим в тот момент митрополита Петра подконтрольным себе. Прежнее завещательное распоряжение было тайным, так как факт появления завещаний о преемстве церковного возглавления объяснялся именно чрезвычайными обстоятельствами, вызванными репрессиями. Преемство было возможно только при тайном завещании, а также при условии, что хотя бы один из иерархов находится на свободе, так как пребывание в заключении всех троих создало бы вакуум в управлении, что разрушило бы самый строй Высшего Церковного Управления, основанный на Патриаршем единоначалии.

10 января Патриарх Тихон написал письмо в редакцию газеты «Известия». Передать это письмо с просьбой напечатать его ответ на публикацию от 6 января Патриарх мог только через Е. А. Тучкова. Публикация этого текста стала возможной лишь после того, как 7 января Патриарх подписал новое завещательное распоряжение.

В это время после приступа, случившегося 30 декабря, Патриарх находился в Донском монастыре под усиленным наблюдением врачей, но в состоянии его здоровья не происходило значимых улучшений, что не позволило ему совершить рождественские богослужения. 9 января 1925 г. врачи, лечившие Святейшего, собрали консилиум, который подписал медицинское заключение о непригодности для Патриарха Тихона занимаемого им помещения: «При осмотре 9/1–25 г. Патриарха Тихона консилиум в составе профессоров В. Д. Шервинскаго²²¹⁴, М. П. Кончаловскаго, Д. Д. Плетнева²²¹⁵, д[окто]ров М. М. Покровскаго, Н. С. Щелкана пришёл к заключению, что помещение, занимаемое им, гигиенически для него вредно (низкие комнаты, сырость) в виду его болезни сердца и болезни почек»²²¹⁶. Заверил документ митрополит Пётр (Полянский).

После подписания Патриархом завещательного распоряжения возобновились переговоры с ГПУ о создании Синода. Очевидно, уже тогда Патриархом был представлен список епископов, которых он хотел включить в состав Синода. По крайней мере некоторые из них получили в тот момент свободу. 12 января 1925 г. в числе прочих был освобождён епископ Прокопий (Титов)²²¹⁷.

12 января Патриарх принял решение о переезде в больницу. Согласно данным, которые приводил А. Левитин-Краснов, один из лучших кардиологов России Дмитрий Дмитриевич Плетнев категорически возражал против переезда Патриарха в больницу: «В связи с этим разыгрался драматический эпизод: когда 13 января 1925 года патриарх, утомлённый и издёрганный непрерывной суетой, всё же решил переехать в клинику доктора Бакунина на Остоженке, профессор упал на колени перед постелью Патриарха. «Ваше Святейшество! Не соглашайтесь на больницу, – со слезами на глазах воскликнул профессор, – неизвестно, в чьи руки вы там попадёте!» – «Да, но вы же там будете, профессор[». «] И все мы будем около Святейшего», – сказал митрополит Пётр. Святейший молча кивнул головой»²²¹⁸.

О том, что Патриарха пришлось долго уговаривать лечь в больницу, писала Э. Бакунина: «...доктор рассказал мне, что сегодня же должны были перевезти патриарха Тихона в одну частную лечебницу, где была занята для него комната, но вчера вечером оттуда позвонили и сказали, что боятся его принять. На патриарха это так подействовало, что он отказался переезжать куда-нибудь из Донского монастыря, и врачам пришлось настоятельно требовать, а близким долго уговаривать больного, чтобы он согласился на новую попытку найти для него лечебницу»²²¹⁹.

Поскольку необходимость госпитализации Патриарха стала очевидной после приступа 30 декабря, «долгие уговоры» могли занять всё время до 12 января, когда Бакунины согласились принять Патриарха. Е. А. Тучков не зря спрашивал их, не боятся ли они принимать Патриарха: в том же 1925 г. их больница была закрыта, а супруги вскоре эмигрировали²²²⁰.

Это показывает, что переезд в больницу был частью договорённостей с Е. А. Тучковым, о которых знали Патриарх и митрополит Пётр. Как упоминалось выше, с конца 1924 г. власти стремились изолировать Патриарха, отстранив его от дел церковного управления. Помещение его в больницу было частью этого плана: больничная изоляция могла бы быть ещё более полной, а полномочия по управлению Церковью в это время переходили к митрополиту Петру. Патриарх опасался постепенной утраты своих полномочий. На уговоры врачей не выезжать на службы он говорил: «Нет, надо ехать. Надо работать. Если я долго не показываюсь, то меня забудут»²²²¹.

Изоляция Патриарха в больнице вызвала среди зарубежных архиереев движение в пользу передачи патриарших полномочий митрополиту Антонию (Храповицкому). 28 января 1925 г. архиепископ Пекинский Иннокентий (Фигуровский) направил в адрес митрополита Антония письмо «с убедительнейшей просьбой возглавить временно Российскую Православную Церковь теперь же за границей в качестве Патриаршего заместителя, так как Свят[ейший] Патриарх Тихон совершенно лишён всякой свободы действий и распоряжений и его именем всякий может злоупотреблять, а он не в силах этому воспрепятствовать»²²²².

Конечно же, архиепископ Иннокентий был не одинок в своём мнении. Как уже было показано выше, значительное число иерархов были склонны к передаче власти над Русской Церковью Зарубежному Синоду. Вероятно, что и это письмо выражало мнение не только архиепископа Иннокентия, но и других иерархов, находившихся в Китае.

Таким образом, вечером 13 января Патриарх «переехал в прекрасно оборудованное помещение в клинике Бакунина (Остоженка, 19). Это было одно из первоклассных медицинских учреждений Москвы и одна из немногих частных больниц, ещё остававшихся в годы НЭПа»²²²³.

Протопресвитер М. Польский писал: «Поздно вечером 12 января 1925 года в больницу Е. Бакуниной на Остоженке пришёл врач и спросил, могут ли принять больного с тяжёлыми сердечными припадками, нуждающегося в серьёзном лечении и внимательном уходе. Одна частная лечебница, где комната для него была уже заказана, в последний момент отказалась его принять, боясь репрессий со стороны ГПУ, ибо «больной всё же Патриарх Тихон». На следующий день Патриарха привезли в больницу. Он был записан в больничную книгу «гражданин Беллавин», здоровье которого требовало покоя»²²²⁴.

Патриарх приехал в больницу вместе с келейником Константином Пашкевичем²²²⁵ и монахом, который, по воспоминаниям Э. Бакуниной, мало заботился о Патриархе.

Автор воспоминаний об этих событиях писала в 1936 г.: «Советовали ему лечь в лечебницу. Святейший согласился, но ни одна из московских лечебниц и клиник не решалась его принять, опасаясь ответственности перед народом в случае смертельного исхода его болезни. Тревога москвичей росла – положение казалось безвыходным. Об отдыхе Патриарх не хотел и слышать, продолжал служить в московских храмах и принимать всякого, кто к нему приходил.

Наконец, д-р Бакунин вызвался поместить Патриарха в свою лечебницу. Там Святейший был обставлен всеми удобствами и находился под постоянным наблюдением врачей. Ему отвели лучшую комнату и разрешили оставить при себе заменившего Якова келейника. Там Патриарх был окружён неусыпными заботами, в которых владелец лечебницы и его жена принимали личное участие»²²²⁶.

Врач Э. Бакунина вспоминала о первых днях пребывания Святейшего в больнице:

«Он был высокого роста, седой и очень худой и казался, хотя держал себя бодро, гораздо старше своего действительного возраста; в нашей больнице он праздновал шестидесятый год своего рождения. Невзирая на плохое состояние своего здоровья, он превосходно владел собой и ни на что не жаловался, хотя и видно было, что он был взволнован и очень нервничал. Он приехал на извозчике, которым обыкновенно пользовался, в сопровождении двух прислужников: монаха и сына одного из своих друзей.

Постоянными врачами Патриарха были: профессор К. и его ассистент доктор П. Оба продолжали его посещать и в больнице. На основании консультации с врачами больницы Патриарху предписали полнейший покой (ванны) и укрепляющие организм средства. Он страдал застаревшим хроническим воспалением почек и общим склерозом... Бывали и припадки грудной жабы, участившиеся после происшедшего убийства его прислужника.

Патриарха поместили в небольшой светлой комнате. В ней находилось и удобное кожаное кресло, и маленький письменный стол. На окнах были маленькие тюлевые занавески. Больной был особенно доволен тем, что окно выходило в сад Зачатьевского монастыря. Когда наступала весна, он любовался видом на монастырь и говорил: «Как хорошо! Сколько зелени и столько птичек!»

Но с собой привёз свои собственные иконы, поставил их на маленький столик и теплил перед ними лампадку. На стене висела одна только картина: двое мальчиков смотрят с моста вдаль.

Когда он себя чувствовал лучше, то сидя в кресле много читал: Тургенева, Гончарова и «Письма Победоносцева». В духовном облачении, в клобуке и с посохом в руке, он производил импонирующее впечатление. Когда он лежал в постели или сидел в кресле, то казался бедным больным стариком»²²²⁷.

По сведениям А. Левитина-Краснова, Патриарх прибыл в больницу без икон, и только вечером 13 января один из его иподиаконов по просьбе Патриарха принёс ему из находившегося поблизости Новодевичьего монастыря икону. Это оказалась икона Благовещения Пресвятой Богородицы²²²⁸.

Уже на второй день пребывания Патриарха в больнице, т. е. 14 января, к нему явился Е. А. Тучков. Э. Бакунина вспоминала: «С первого же дня поступления Патриарха в больницу хотели его постоянно повидать бесчисленные посетители по служебным и по личным делам. Среди них были и такие, которым совершенно нельзя было отказать, как, например, начальник церковного отделения ГПУ Тучков. Он появился на второй же день и пожелал видеть «гражданина Беллавина"»²²²⁹. Хотя в этот день Э. Бакунина отказала Тучкову, в последующие дни он, несомненно, бывал у Патриарха: «Тучков был среднего роста, грубоватый, полуинтеллигентный, однако ловкий и обходительный. Я сказала ему, что больного видеть нельзя, ибо врачи предписали ему полнейший покой. Каждое волнение для него опасно»²²³⁰.

Сама Бакунина признает, что вынуждена была допускать к Патриарху посетителей. Одним из них, вероятно, был агент ГПУ Иванов, который 15 января составил заключение по делу о краже двух шуб у Патриарха в ночь убийства Я. А. Полозова, указав, что Патриарх опознал одну из шуб как свою²²³¹. По воспоминаниям Э. Бакуниной, в больнице Патриарх «часто... также принимал вдову убитого своего прислужника²²³², о которой он заботился»²²³³.

18 января в «Известиях» был опубликован ответ Патриарха на клеветническую статью от 6 января. В письме он указывал:

«В связи с обнаружением в Киево-Печерской Лавре скрытых ценностей в «Известиях» от 6 января за № 4 (2337) помещена заметка, нас компрометирующая. Автор заметки утверждает, что 1) ценности, вероятно, скрыты по нашему распоряжению, так как лавра подчинена непосредственно нам, что 2) кроме ценностей, найдена обширная контрреволюционная переписка, заключающаяся в донесениях монашеской агентуры, существовавшей при лавре; таковые агентурные сведения якобы отправлялись Нам для передачи за границу.

В интересах истины считаю необходимым заявить о нижеследующем. Киево-Печерская лавра искони была оплотом Православия и одной из главных святынь Православной Русской Церкви. Она всегда находилась в непосредственном ведении Киевских митрополитов. В последние годы до своей ссылки управлял ею Наш Экзарх Украины митрополит Михаил [Ермаков]. После него управляли лаврой замещавшие его архипастыри, и лишь после того, как все они были лишены фактической возможности управления, Мы в целях сохранения Лавры, как очага Православия, от покушений на неё со стороны «обновленцев», приняли [её] в своё непосредственное ведение. Но это имело место лишь в начале 1924 г., и потому, естественно, Нам не может приписываться распоряжение о сокрытии ценностей в Лавре. С другой стороны, ни в каких сношениях ни с заграничной контрреволюцией, ни с контрреволюционными группами внутри СССР Мы не состояли и не состоим, и Нам ничего неизвестно о «контрреволюционной» политической работе монахов Лавры»²²³⁴.

До выхода из заключения в июне 1923 г. Патриарх не имел возможности давать опровержения на публикации в советской печати. Публикация этого текста, несомненно написанного самим Патриархом, является признаком изменения политики, проводившейся по отношению к нему со стороны властей, прежде всего 6-м отделением ГПУ, без согласования с которым этот текст не мог быть напечатан.

В это же время начались переговоры Патриарха с Е. А. Тучковым о том, где он сможет поселиться после выхода из больницы. Комнаты в Донском были действительно вредны для здоровья Патриарха. Близким он жаловался: «В монастыре помещение низкое, тесное и очень неудобное. Как соберётся много народу – дышать нельзя»²²³⁵. Патриарх мог не подозревать, что в планы ГПУ его возвращение к церковному управлению вообще не входило. 23 января 1925 г. Патриарх обратился к Е. А. Тучкову с просьбой разрешить ему переехать в здание бывшего архиерейского дома в бывшем Богоявленском монастыре, что неподалёку от Кремля²²³⁶. Е. А. Тучков на следующий день дал распоряжение своему сотруднику Реброву отправиться туда и осмотреть помещение. На письме Патриарха Тучков написал: «Подальше», – имея, очевидно, в виду близость бывшего Богоявленского монастыря к Кремлю²²³⁷.

К этому времени Патриарх чувствовал себя значительно лучше. Хорошее лечение и покой принесли плоды. Э. Бакунина писала: «В течение первых двух недель Патриарху стало значительно лучше – его нервность уменьшилась, и анализ показал улучшение состояния его почек. Сам он часто говорил, что чувствует себя лучше и крепче. Врачей он всегда принимал очень любезно и любил иногда с ними пошутить. К служащим в клинике он всегда относился также любезно и к нему все относились с величайшим почтением и предупредительностью»²²³⁸.

Пока Патриарх был изолирован в больнице, обновленцы активизировали свою работу. 27–31 января 1925 г. в Москве прошёл расширенный Пленум Всероссийского Священного Синода, в котором участвовали 70 человек из числа «только крупных обновленческих деятелей»²²³⁹. Главными вопросами повестки дня были следующие: 1) об отношении к предстоящему собору, 2) о подведении канонического фундамента под обновленческую иерархию, 3) изыскание более успешной линии в борьбе с «тихоновщиной».

Обновленцы знали, что Патриарх находится в больнице. «Участники работ совещания были очень бодро настроены вследствие болезни Тихона, которая должна безусловно ослабить возглавляемую им группу», – писал в докладе Е. А. Тучков²²⁴⁰.

31 января 1925 г. вышло обращение обновленцев к правительству СССР. В нем без каких-либо доказательств и аргументов, как само собой разумеющееся, Патриарху Тихону предъявлялись обвинения в скрытой контрреволюции:

«Нас, православных обновленцев, глубоко радует победа рабочих и крестьян нашей родины. Ибо мы, будучи убеждёнными христианами, вместе с тем являемся и честными гражданами, всемерно желающими мира и процветания нашего отечества. Видя в Рабоче-Крестьянской Власти единственную власть, которая сможет вывести страну из той разрухи, которую оставил царизм и капиталистическая война, обновленцы уже несколько лет как обратились ко всем православным верующим с призывом искренно и добросовестно признать Советскую Власть, которая была объявлена бывшим патриархом Тихоном, как сатанинская власть, против которой христиане обязаны бороться из-за религиозных мотивов. Как известно, на этой почве между Тихоном и лояльными к Советской Власти обновленцами произошёл раскол, существующий и доселе. Этот раскол вызван исключительно политическим моментом, так как в церковном отношении обновленцы строго соблюдают основы православия. Тихон же, формально признав Советскую Власть и всенародно раскаявшись в своих преступлениях перед нею летом 1923 года, фактически, как и вся тихоновщина, являются врагами Советского строя. Мы имеем ряд данных, ясно свидетельствующих, что тихоновщина есть последняя, ещё не добитая революцией антисоветская группировка под знаменем религии. Поэтому борьба наша с тихоновщиной получает политический характер, так как мы стоим за лояльные, честные отношения к Правительству, на началах декрета об отделении Церкви от Государства и осуждаем попытку Тихона сделать Церковь орудием политической борьбы»²²⁴¹.

Находясь в больнице, Патриарх Тихон очень тяготился невозможностью совершения богослужений по причине его изоляции, предусмотренной ОГПУ. Возможность вновь служить, хотя и изредка, по субботам и воскресеньям не означала возвращения Патриарха к полноценному церковному управлению, однако была принципиально важна для него. Богослужения демонстрировали церковному народу, что Патриаршая Церковь не сломлена и именно он является её Первосвятителем.

О служениях Патриарха в этот период современники писали: «Доктора продолжали настаивать на необходимости для больного полного покоя. Но Святейший продолжал служить, а на просьбы врачей прекратить по крайней мере приёмы посетителей отвечал: «Я Патриарх для всей России, и, пока я жив, каждый, кому я нужен, должен иметь ко мне свободный доступ"»²²⁴².

31 января, в субботу, Патриарх Тихон совершил первое после месячного перерыва богослужение. В присутствии митрополита Крутицкого Петра (Полянского) и в сослужении епископа Иваново-Вознесенского Августина (Беляева) Патриарх Тихон совершил панихиду на могиле митрополита Евсевия (Никольского) в Новодевичьем монастыре²²⁴³.

На следующий день, 1 февраля, в воскресенье, Патриарх совершил литургию в Донском монастыре²²⁴⁴.

Э. Бакунина вспоминала, что «спустя три недели он уже стал принимать Митрополита Петра Крутицкого»²²⁴⁵. Вероятно, первый визит митрополита Петра состоялся 2 февраля, в понедельник, ровно через три недели после поступления Патриарха в больницу. Таким образом, Святейший вернулся к решению вопросов церковного управления, хотя большинство церковных дел рассматривал митрополит Пётр. Он в значительной мере занимался текущим церковным управлением, пока Патриарх был изолирован в больнице.

Доклады начальника 6-го отделения СО ГПУ Е. А. Тучкова показывают, что в начале 1925 г. в ГПУ были серьёзно озабочены усилением положения Патриаршей Церкви. Тучков признавал, что без влияния ГПУ церковный раскол мог бы быть ликвидирован. Однако болезнь Патриарха и его возможная смерть давали ГПУ надежду на то, что «лишённая авторитетного руководящего лица, эта группа окажется состоящей из враждующих за власть больших и маленьких групп»²²⁴⁶.

В начале февраля 1925 г., докладывая руководству об усилении Патриаршей Церкви, Е. А. Тучков отмечал: «Однако, в связи с болезнью довольно серьёзной патриарха Тихона [и] возможной его смерти, положение тихоновщины может резко измениться...»²²⁴⁷.

7 февраля, в субботу, Патриарх служил всенощную в храме святителя Николая Чудотворца в Пупышах²²⁴⁸.

8 февраля, в воскресенье, – литургию в храме Воскресения Христова на Остоженке.

8 февраля после получения доклада от сотрудника 6-го отделения Реброва, осмотревшего помещение в бывшем Богоявленском монастыре, Тучков написал на обращении Патриарха с просьбой о его переводе в помещения этого монастыря резолюцию о вынесении этого вопроса на заседание Антирелигиозной комиссии, бессменным секретарём которой он являлся.

14 февраля, в субботу, Патриарх совершил литургию в храме мученика Трифона в Напрудной²²⁴⁹.

Очевидец этого богослужения писал: «Дивлюсь, как Патриарх выдерживает. Мы, сослужащие, чуть не падали в обморок от духоты, а он живой, радостный, благодушный, сияющий»²²⁵⁰.

Патриарху сослужили митрополит Пётр (Полянский), архиепископ Трифон (Туркестанов), именины которого отмечались в этот день, епископы Иоасаф (Удалов) и Борис (Рукин)²²⁵¹. Сослуживший Патриарху клирик описывает это богослужение как подлинное торжество: «Народ в состоянии экстаза. «Приехал, приехал!» Толпа всколыхнулась, раздалась, насколько могла, и Патриарх, высоко поднятый на руках, внесён был в церковь. Сияющий, радостный, улыбающийся, добрый и ласковый бесконечно. Едва освободили его от роскошной шубы, возложили мантию. Патриарх выслушал приветственное слово настоятеля, который говорил о единении всего православного русского мира с Патриархом...»²²⁵².

Э. Бакунина вспоминала о служениях Патриарха: «Когда он служил, церкви всегда были полны и ему бывало очень трудно проложить себе дорогу сквозь толпу. Остаётся совсем необъяснимым, каким образом верующие узнавали, когда и где Патриарх будет служить, ибо опубликовать такие объявления было немыслимо. Он служил в разных церквах, часто в Донском монастыре»²²⁵³.

14 февраля состоялось заседание АРК, на котором по докладу Тучкова был рассмотрен вопрос о заявлении Патриарха о предоставлении ему возможности переехать в другое помещение. Комиссия постановила: «Переезду Тихона в другое помещение не препятствовать с тем, чтобы последнее находилось в центре города»²²⁵⁴. Тучков, очевидно, сообщил Антирелигиозной комиссии о согласии Патриарха написать текст «декларации», для чего условия его пребывания облегчались переездом в комфортабельное помещение, где бы он чувствовал себя более свободно. Одновременно был рассмотрен вопрос, связанный с проектом декларации предстоящего Собора, которую ещё в 1924 г. подготовил митрополит Сергий.

Проведение Собора требовало тщательной подготовки, поэтому 14 февраля АРК решила направить текст митрополита Сергия для изучения такому знатоку церковных вопросов, как П. А. Красиков, после чего рассмотреть вопрос о публикации. В феврале у властей появилась надежда на принятие «декларации» самим Патриархом Тихоном, поэтому от идеи организации Собора они отказались. К этому вопросу Антирелигиозная комиссия больше не возвращалась. Возможно и то, что власти не планировали разрешать Собор, а появление документа митрополита Сергия призвано было повлиять на позицию Патриарха в вопросе о «Завещательном послании».

На этом же заседании АРК (протокол № 64) было принято решение пригласить в СССР изгнанного Патриарха Константинопольского Константина VI. 14 февраля 1925 г. на АРК по предложению Тучкова был вынесен вопрос «О Вселенском патриархе». Было принято решение: «а). Поручить т. Менжинскому договориться с т. Чичериным, б). Не возражать против въезда в СССР патриарха, как частного лица, если не будет к тому препятствий со стороны НКИД»²²⁵⁵.

Константин VI был избран Константинопольским Патриархом 17 декабря 1924 г. Пребывание его на Фанаре (резиденция Константинопольских Патриархов) продлилось только 43 дня. 30 января 1925 г. он был вынужден покинуть Патриархию в связи с высылкой греческого населения из Турции. Патриаршим администратором он назначил Великого Протосинкелла Поликарпа (позднее митрополит Мирский и Прусский). На шесть месяцев Патриарх остановился в Фессалоникийской митрополии, не теряя надежды вернуться в Константинополь. Он мог желать посетить СССР с целью заручиться поддержкой советских властей или для попытки объединения тихоновцев и обновленцев. В обновленческой печати была опубликована телеграмма обновленческого синода Константину VI с приглашением прибыть в Москву²²⁵⁶.

Константин VI не раз обозначал своё отношение к обновленчеству. Так, он прислал приветствие обновленческому пленуму в Москве²²⁵⁷. В докладе за февраль Е. А. Тучков писал: «За отчётный период времени в жизни канонической церкви произошло очень важное событие, которое, однако, ещё не отразилось заметно на положении этой церкви в СССР: патриарх константинопольский Константин VI был изгнан турецким правительством из Константинополя. Как на это будет реагировать тихоновская церковь – ещё не известно»²²⁵⁸. Очевидно, в ГПУ рассчитывали использовать в своей игре бывшего Вселенского Патриарха, противопоставив его авторитет авторитету Патриарха Тихона. Однако Константин VI в Россию так и не приехал.

15 февраля, в воскресенье, в праздник Сретения Господня, Патриарх Тихон служил литургию в храме Богоявления в Елохове²²⁵⁹.

17 февраля, во вторник, – всенощное бдение в храме иконы Божией Матери «Взыскание погибших» в Палашах²²⁶⁰.

В середине февраля архимандрит Тихон (Шарапов) доставил Патриарху Тихону и митрополиту Петру (Полянскому) материалы по положению православных в Польше. Митрополит Петр, контролировавший делопроизводство Патриаршей канцелярии, подготовил для Святейшего ряд указов, касавшихся польского вопроса. Документы, подписанные Патриархом в феврале – марте 1925 г., хранились в архиве епископа Тихона (Шарапова)²²⁶¹, передавшего их М. Е. Губонину. Подготовленные документы для подписания митрополит Пётр доставил Патриарху в больницу.

14 февраля 1925 г.²²⁶² Патриарх возвёл в сан архиепископа Пантелеймона (Рожновского)²²⁶³ и в сан протоиерея священника Слонимского уезда Гродненской и Брестской епархии Луку Голода.

17 февраля 1925 г. Патриарх подписал указ «православному сенатору Речи Посполитой Польской Вячеславу Васильевичу Богдановичу»²²⁶⁴, в котором святитель благословляет создание Екатерининской общины в Вильне. 20 февраля Патриарх ещё раз подтвердил эти награждения и распорядился подыскать кафедру архимандриту Тихону (Шарапову):

« [1)] Подтверждается сделанное Мною ранее распоряжение о возведении в сан архиепископа Пинского и Новогрудского Высокопреосвященного Пантелеймона [Рожновского] и о награждении саном протоиерея с возложением наперсного креста священника с. Бытеня, Слонимского благочиния, о. Луки Голода.

2) Призываю Божие благословение на ревностные труды во благо Святой Православной Церкви православному сенатору RPP Вячеславу Васильевичу Богдановичу, а равно и честному пресвитерству, во Христе диаконству, боголюбивому иночеству и православному люду, сохранившим верность уставам Святой Церкви, своим законным иерархам и преданность Московскому Патриаршему Престолу.

3) Запросить, не свободны ли архиерейские кафедры на предмет назначения туда архимандрита Тихона»²²⁶⁵.

20 февраля 1925 г. появилась «Резолюция Святейшего Патриарха Тихона о назначении настоятеля Жировицкого Успенского монастыря, Гродненской епархии (Польша), архимандрита Тихона [Шарапова] епископом Гомельским, имеющим попечение о православных христианах Польши, сохраняющих верность Святейшему Патриарху Московскому»²²⁶⁶.

Советско-польские отношения в это время оставались крайне напряженными. 12 февраля Ф. Э. Дзержинский на заседании Политбюро докладывал о «польских делах»²²⁶⁷. Указы, касающиеся поддержки верного Московскому Патриарху духовенства в Польше, не вызвали возражений представителей советской власти, а возможно, и были поддержаны ими.

19 февраля 1925 г. Патриархом Тихоном был запрещён в служении²²⁶⁸ архиепископ Иоанникий (Соколовский), который в 1924 г. был назначен на Омскую кафедру, но принять назначение отказался. В этот же день Патриарх Тихон переместил епископа Георгия (Анисимова) с Елабужского викариатства Сарапульской епархии на кафедру епископа Малмыжского, викария Вятской епархии. На Елабужскую кафедру был назначен епископ Ириней (Шульмин)²²⁶⁹.

В докладе, подготовленном до 15 февраля 1925 г., Е. А. Тучков писал: «Вообще среди тихоновского епископата очень много весьма видных и активных черносотенных и белогвардейских деятелей, как среди духовенства, так и среди церковно-приходских советов. Такой личный состав тихоновской церкви определяет и её общую политическую линию, которая в последнее время приняла особенно резко выраженный антисоветский характер... Несмотря на значительную соорганизованность этого течения, [для] его единства – имеется довольно серьёзная угроза вследствие болезни Тихона, которая конечно, отразится на их общем положении. Тихоновцы поэтому всячески стремятся создать легальный церковный орган – синод, а отсюда, возможно, и ослабление их антисоветской линии»²²⁷⁰.

ОГПУ в отчёте за февраль 1925 г. докладывало высшему руководству: «Несмотря на очевидное усиление тихоновщины, положение её в последнее время несколько осложнилось в связи с болезнью патриарха Тихона, принявшей довольно серьёзный характер, так что Тихон был принуждён лечь в больницу. Возможно, что на него сильно повлияла смерть его келейника Якова, убитого во время налёта на Донской монастырь. Опасаясь развала церкви в случае его смерти, видные тихоновцы принимают в настоящее время все меры к тому, чтобы создать синод, по возможности легализовав его, и который мог бы заменить Тихона в управлении церковью»²²⁷¹.

Создание Синода было инспирировано ОГПУ для отстранения от власти Патриарха Тихона. 28 февраля Патриарх передал Е. А. Тучкову обращения в СНК СССР и НКВД СССР с заявлением о регистрации при нем временного Священного Синода: «В целях благоустроения церковной жизни и для управления Русской Православной Церковью я, неоднократно, входил с ходатайствами в подлежащие Гражданские Учреждения о регистрации при мне Священного Синода.

И ныне, в тех же целях, я намерен организовать, как исполнительный при мне орган, СВЯЩЕННЫЙ СИНОД, в состав которого временно, впредь до созыва, на что будет испрошено разрешение Советской Власти, Всероссийского Собора и до избрания последним как исполнительного органа, так и членов оного, имеют войти следующие лица: Я, как Патриарх и Председатель; 2) Нижегородский Митрополит Сергий (СТАРОГОРОДСКИЙ); 3) Уральский Митрополит Тихон (ОБОЛЕНСКИЙ); 4) Тверской Митрополит Серафим (АЛЕКСАНДРОВ); 5) Крутицкий Митрополит Пётр (ПОЛЯНСКИЙ); 6) Херсонский епископ Прокопий (ТИТОВ); 7) временно Управляющий Самарской епархией епископ Мелитопольский Сергий (ЗВЕРЕВ)»²²⁷².

Это заявление, направленное Е. А. Тучкову, Патриарх сопроводил запиской на имя начальника 6-го отделения ОГПУ: «Прошу Вас оказать должное содействие к организации и регистрации при мне Священного Синода, дав и отзыв о беспрепятственности включения в состав оного указанных лиц. <...> Вместе с тем прошу оказать должное содействие к беспрепятственному выезду на места своего служения тех архиереев, кои ныне проживают в Москве и кои доселе, по тем или иным обстоятельствам, не имеют возможности жить в своих городах, управляя епархиями и викариатствами»²²⁷³. Патриарх просил Е. А. Тучкова, согласно их договорённости, содействовать регистрации Синода²²⁷⁴, обещая выполнить его требования издать «декларацию» о лояльности и инструкцию для местных архиереев: «По организации и регистрации Священного Синода – последним, во главе со мной, будет издана декларация об отношении Церкви и её служителей к Советской Власти, как Инструкция на местах для епископов»²²⁷⁵. Таким образом, Патриарх считал, что обращение к верующим должно быть выработано Синодом, а не только Патриархом.

Одновременно Патриарх подал Е. А. Тучкову записку о предоставлении помещения для Синода: «Прошу Вас оказать должное содействие в отводе мне помещения при Богоявленском монастыре, или какого-либо другого здания, но расположенного ближе к Центру, так как и для меня, по состоянию моего здоровья, и для организуемого мною Синода необходимо соответствующее помещение»²²⁷⁶.

Документы отражают результат договорённостей между Патриархом Тихоном и Е. А. Тучковым при посредничестве митрополита Петра, достигнутых в феврале 1925 г. Эти документы были необходимы, как в своё время заявление от 15 июня 1923 г. для принятия решения об освобождении Патриарха из больницы, когда в июне 1923 г. Патриарх почти 20 дней находился в одной из правительственных больниц.

О приездах Е. А. Тучкова к Патриарху в больницу рассказывала Э. Бакунина: «Когда Тучков приходил к нему, Патриарх отсылал других. Один раз он рассказал, что Тучков предложил ему уйти на покой и поехать куда-нибудь на юг. Патриарх ответил: «На покой, у меня ещё будет достаточно времени, чтобы полежать. Теперь надо работать"»²²⁷⁷. Е. А. Тучков уже отправил на юг бывшего главу обновленческого Синода «митрополита» Евдокима (Мещерского), где тот умер в безвестности в 1935 г. Несмотря на отказ Патриарха покинуть свой пост, Тучков надеялся лишить его полномочий с помощью создаваемого Синода.

Очевидно, в день написания трёх вышеуказанных документов, т. е. 28 февраля, в субботу, Патриарх покинул больницу и вернулся в своё помещение в Донском монастыре. Здесь, в Донском монастыре, 28 февраля или 1 марта, т. е. в последние дни перед началом первой недели Великого поста, Патриарх написал свой вариант «Декларации». Слова послания отражают этот момент: «Ныне Мы, с милостию Божией оправившись от болезни, вступая снова на служение Церкви Божией...»²²⁷⁸.

В подписи проекта послания Патриарха Тихона был указан именно Донской монастырь. В ГПУ с этой подписи была сделана факсимильная копия, которая впоследствии в газетах использовалась для доказательства подлинности «Завещательного послания». Это объясняет, почему в подписи указан Донской монастырь, в то время как после 5 марта и до своей смерти Патриарх находился в больнице на Остоженке.

Отправив Е. А. Тучкову документы о будущем Синоде и проект «Декларации», Патриарх посвятил всё время великопостным богослужениям. С понедельника по четверг первой седмицы Великого поста (2–5 марта) Патриарх совершал чтение канона в Донском монастыре. Врач Э. Бакунина сообщала: «В великий пост он целых пять дней провёл в монастыре и служил каждый день»²²⁷⁹. Согласно Богослужебному дневнику, действительно первые пять дней марта Патриарх служил ежедневно.

1 марта, в Прощёное воскресенье, Патриарх совершил литургию в храме священномученика Ермолая на Козьем болоте у Патриарших прудов; вечерню с чином прощения – в Донском монастыре.

2 и 3 марта, в понедельник и вторник, Святейший Патриарх читал на великом повечерии канон святителя Андрея Критского (мефимоны) в Донском монастыре.

4 марта, в среду, совершил литургию Преждеосвященных Даров в Донском монастыре; вечером читал на великом повечерии канон святителя Андрея Критского в Донском монастыре.

5 марта, в четверг, Патриарх служил великое повечерие с каноном святителя Андрея Критского в Донском монастыре²²⁸⁰.

В это же время Е. А. Тучков и члены АРК изучали проект представленной Патриархом Тихоном «Декларации». Документ вызвал крайнее неудовольствие Е. А. Тучкова. Вероятно, проект «Декларации» было поручено изучить одному из членов АРК, скорее всего главе 5-го («ликвидационного») отдела Наркомата юстиции П. А. Красикову, изучавшему также документы, подготовленные к Собору митрополитом Сергием. Текст Патриарха вызвал возмущение П. А. Красикова. По его словам, в тексте имелось «презрительно нетерпимое отношение к самому духу Сов[етской] Власти и соврежима»²²⁸¹.

В этот период Е. А. Тучков составил черновой набросок ответа на обращение Патриарха от 28 февраля, который сохранился в следственном деле. Согласно черновику, в ответ на просьбу в содействии регистрации Синода Тучков написал: «...сообщаю, что препятствий к его деятельности... в помещения[х], занимаем[ых] Вами... с моей стороны не встречается»²²⁸². 4 марта все письма Патриарха по указанию Тучкова были подшиты в дело²²⁸³. Вопрос о предоставлении Патриарху нового помещения был снят с повестки дня, а сам он вынужден был возвратиться в больницу.

Главный врач больницы А. И. Бакунин писал: «До первой недели Поста в состоянии здоровья больного было отмечено заметное улучшение – отсутствие припадков, здоровый пульс и нормальное самочувствие. В начале первой недели Поста Тихон выписался на 4–5 дней из лечебницы для совершения служб в московских церквах, после чего вернулся в лечебницу очень утомлённым, как со стороны сердца, так и почек»²²⁸⁴.

Ухудшение здоровья Патриарха произошло не столько вследствие богослужений, сколько по причине решения властей снова водворить его в больницу и невозможности вернуться к церковному управлению. Ставка ОГПУ в этот момент была сделана на фактическое лишение Патриарха полномочий с помощью нового состава Синода.

После возвращения в больницу на Остоженке Патриарху была оставлена возможность служить главным образом по воскресеньям.

8 марта, в Неделю Торжества Православия, Патриарх в сослужении митрополита Петра (Полянского), архиепископа Гурия (Степанова) и Прокопия (Титова) совершил литургию в храме святителя Николая Чудотворца в Песках на Арбате. Во время литургии Патриарх рукоположил архимандрита Амфилохия (Скворцова) во епископа Красноярского²²⁸⁵.

По словам Э. Бакуниной, в марте Патриарх выезжал на заседание Синода: «Особенно плохо он себя почувствовал после открытия заседания синода, с которого он вернулся только поздно вечером»²²⁸⁶. Из этого можно сделать вывод, что по крайней мере одно заседание Синода в новом составе состоялось, оставив у Патриарха тягостное впечатление. Вероятно, заседание Синода было на второй неделе Великого поста, с 9 по 12 марта, когда Патриарх не служил²²⁸⁷.

В заседании должны были принимать участие архиереи из списка, представленного Патриархом 28 февраля 1925 г. Полагаем, что к этому заседанию всё находились в Москве. Так, по данным жизнеописателя епископа Сергия (Зверева), последний с конца 1923-го до начала 1925 г. жил в Москве²²⁸⁸. Епископ Прокопий (Титов) упомянут среди сослужителей Патриарха 8 марта 1925 г. Есть основания полагать, что и митрополит Сергий (Страгородский) приехал в Москву для работы в Синоде.

Ещё в декабре 1924 г. местным органам ОГПУ стало известно, что в 1925 г. в Нижнем Новгороде митрополит Сергий организовал для верующих «марксистский кружок». В «Обзоре», составленном в ОГПУ для высшего руководства страны в начале 1925 г., отмечалось: «Как особенно интересный факт в этой области следует отметить марксистский кружок для попов и молодёжи, организованный в г. Нижнем Новгороде митрополитом Сергием, ставящим своей задачей критику марксизма как учения в целом»²²⁸⁹. Это сообщение основывалось на данных осведомителя ОГПУ, который 22 декабря 1924 г. сообщал: «Организован кружок духовенства, имеющий своей целью изучение апологетической литературы на предмет опровержения состоятельности марксизма как учения и борьбы с атеизмом»²²⁹⁰. Первое собрание состоялось на квартире протоиерея Михаила Пылаева 10 декабря 1924 г. На втором собрании 5 января 1925 г., на котором присутствовал митрополит Сергий, была заслушана лекция «Марксистский материализм» выпускника Санкт-Петербургского университета. Собрания, целью которых была выработка линии противостояния атеистической пропаганде, состоялись 15 января, 5 и 26 февраля. На них также присутствовал митрополит Сергий²²⁹¹. По данным игумена Дамаскина (Орловского), вечером 26 февраля «все участники лекций были арестованы сотрудниками ОГПУ и заключены в нижегородскую тюрьму»²²⁹². Их будущее могло зависеть от поведения митрополита Сергия, который, вероятно, выехал в Москву. Важно, что сотрудники нижегородского ОГПУ получали по этому делу указания Е. А. Тучкова из Москвы²²⁹³. 27 марта все арестованные были освобождены²²⁹⁴. Указание игумена Дамаскина на то, что 28 марта 1925 г. митрополит Сергий совершил в Нижнем Новгороде хиротонию епископа Онисима (Пылаева)²²⁹⁵, ошибочно. Хиротония была совершена 28 марта 1926 г.²²⁹⁶ Протоиерей Михаил Пылаев, несмотря на серьёзные обвинения, получил «-6», т. е. запрет на проживание в шести крупнейших городах в течение трёх лет²²⁹⁷. Сам митрополит Сергий по этому делу репрессирован не был, поэтому в марте 1925 г. мог находиться в Москве, а арест близких к нему священников мог быть использован для давления на него.

Существуют также косвенные свидетельства пребывания в Москве митрополита Серафима (Александрова). В архиве Белокриницкой митрополии имеется документ со свидетельством митрополита Тверского Серафима от 20 марта 1925 г., в котором говорится, что «бывший викарий Саратовской епархии Епископ Балашевский Николай (Позднев), соборным постановлением 14-ти архиереев во главе с Патриархом Тихоном был осуждён и запрещён в священнослужении, как уклонившийся в обновленчество, ещё в июле 1923 года»²²⁹⁸.

Как свидетельствовала Э. Бакунина, Патриарх вернулся с заседания Синода, которое по логике её повествования состоялось вскоре после богослужений первой недели Великого поста либо в Донском монастыре, либо в Сокольниках, очень расстроенным: «И наблюдения и исследования показывали, что в состоянии его здоровья произошло ухудшение, и значительное: плохая деятельность почек, постоянная усталость и недомогание. Особенно плохо он себя почувствовал после открытия заседания Синода, откуда он вернулся поздно вечером. Как нам рассказывали, на патриарха угнетающе подействовала создавшаяся там обстановка. Он почувствовал себя совершенно одиноким, так как всех близких ему людей, на которых он надеялся опереться, своевременно удалили из Москвы»²²⁹⁹. Столь угнетающе на Патриарха подействовало то, что члены нового Синода, по крайней мере из числа митрополитов, стремились к выполнению условий, поставленных перед ними властью, т. е. к принятию декларации о лояльности. Не исключено, что, как и в 1923 г., на заседании был поставлен вопрос об удалении Патриарха Тихона на покой. Э. Бакунина не упоминает о новых выездах Патриарха на заседания Синода до последнего дня его жизни.

Данные, приведённые протопресвитером В. Виноградовым о том, что Патриарх выезжал на заседание Синода в день своей смерти, выглядят недостоверными. Сам Виноградов не был в то время в Москве, а Э. Бакунина, подробно описавшая события последних дней жизни Святейшего, не упоминает об этом. Протопресвитер В. Виноградов писал: «...Тучков в последние месяцы жизни патриарха снова с самой решительной настойчивостью повёл атаки на Священный Синод, с целью заставить его добиться у патриарха... желательного ему акта в форме соответствующего послания [объявления себя сторонником советской власти, с одной стороны, и согласия на заочный суд и осуждение заграничной русской иерархии – с другой. – Авт.]. Насколько ультимативно и настойчиво немедленно требовал этого Тучков в последние дни жизни патриарха, достаточно свидетельствует тот... факт, что больной патриарх в самый день своей смерти, и притом в великий праздник Благовещения, был принуждён поехать на экстренное заседание Священного Синода, созванное... специально для выработки проекта соответствующего послания»²³⁰⁰. Это сообщение должно быть отнесено к заседанию Синода, которое состоялось на второй неделе поста.

Митрополит Агафангел (Преображенский) знал от Е. А. Тучкова, что «Завещание» редактировалось в присутствии четырёх архиереев. Митрополит Агафангел рассказывал: «Мне Евг[ений] Алекс[андрович] (Тучков) говорил, что писалось оно в присутствии 4 епископов, даже указывал[,] кто писал: Новочеркасский и Донской... не помню. У меня где-то было записано, но сейчас не найду – всё разбросано»²³⁰¹.

Новочеркасским и Донским архиепископом был Митрофан (Симашкевич), вошедший в декабре 1925 г. в состав ВВЦС. В 1919–1920 гг. он возглавлял Временное высшее церковное управление на Юго-Востоке России, находившееся на территории, контролировавшейся войсками генерала А. И. Деникина²³⁰². Это обстоятельство, возможно, было использовано ОГПУ для того, чтобы заставить владыку выполнять необходимые властям указания. В 1925 г. ему было уже 80 лет, с 1922 по 1925 г. он находился в ссылке в Нарымском крае²³⁰³.

Несмотря на попытку Синода навязать Патриарху Тихону неприемлемые для него решения, Святейший продолжал управлять Церковью с помощью митрополита Петра (Полянского).

Как указывалось выше, митрополит Пётр начал посещать в больнице Патриарха с начала февраля, причём, по свидетельству Э. Бакуниной, эти посещения были почти ежедневными: «...Нелегко было оберегать патриарха и от других посетителей, в особенности от приходивших к нему по делам Церкви – от митрополита Петра Крутицкого и других. Только две первые недели нам удавалось ограничивать их визиты, часто вопреки просьбам самого больного. Позже, когда он немного оправился и особенно когда он стал выходить, эти визиты были ежедневными и явно для него утомительными»²³⁰⁴. В воспоминаниях она ещё раз повторяет эту мысль: «На третью неделю пребывания в лечебнице он уже ежедневно принимал Петра Крутицкого, своего ближайшего помощника... Эти визиты всегда его очень утомляли»²³⁰⁵. У Бакуниной в целом сложилось негативное впечатление о митрополите Петре: «Петра Крутицкого патриарх, по-видимому, не очень долюбливал, хотя в приёме ему никогда не отказывал. Это был высокий, тучный, пышноволосый, грубоватый и довольно неприятный в общении человек. Говорили, что патриарх недолюбливал его за то, что он слишком настойчиво добивался перед ним поста московского митрополита и почти вынудил у патриарха это назначение. Петра Крутицкого монашек пускал часто без разрешения, как и других архиереев. Бороться с этим нарушением предписанного режима было очень трудно, сам же патриарх не протестовал и не жаловался»²³⁰⁶. Речь здесь идёт не о завещании от 7 января 1925 г., как считал протопресвитер М. Польский²³⁰⁷, а о назначении митрополита Петра управляющим Московской епархией после ареста архиепископа Илариона в 1923 г., который был гораздо более близок к Патриарху, чем митрополит Пётр.

Несмотря на то, что впечатления Бакуниной субъективны, отношения Патриарха и митрополита Петра не стоит идеализировать. В этот период митрополит Пётр часто общался с Е. А. Тучковым, пытаясь убедить Патриарха пойти на компромисс с властью. Сам митрополит Пётр говорил на допросе после своего ареста: «Простите за откровенность, – к человеку, который часто сносится с ГПУ, народ доверия не питает. Наши, например, с митрополитом Серафимом Тверским при Патриархе Тихоне частые посещения ГПУ истолковывались далеко не в нашу пользу, а митрополита Серафима народная молва прозвала даже «Лубянским митрополитом». И я замечал, что в начале моего управления Церковью многие сторонились меня»²³⁰⁸.

Механизм принятия решений в эти месяцы помогают понять документы, связанные с рукоположением обновленческого священника из Гомельской епархии. 20 марта 1925 г. наречённый во епископа Гомельского архимандрит Тихон (Шарапов) написал митрополиту Петру прошение о рукоположении обновленческого священника. Однако резолюцию на прошение наложил Патриарх: «20 марта 1925. Представить к рукоположению в церкви Сорока Мучеников»²³⁰⁹.

11 марта 1925 г. епископ Варлаам (Пикалов) был назначен епископом Каширским, викарием Московской епархии²³¹⁰, хотя ранее это викариатство относилось к Тульской епархии. Епископ Варлаам, ранее отказывавшийся от назначения на кафедру, вскоре после этого назначения был арестован. Хотя документы о его назначении не выявлены, есть основания полагать, что инициатором этого назначения был Патриарх Тихон.

В феврале или марте 1925 г. жители г. Воткинска жаловались Святейшему Патриарху Тихону на «зазорное поведение еп[ископа] Иоанна [Братолюбова]», в доме которого жили монахини. Епископ Иоанн был вызван в Москву и давал объяснения Патриарху, указав при этом, что монахини живут отдельно и поэтому зазорного ничего быть не может²³¹¹.

15 марта, в воскресенье, Патриарх в сослужении епископа Николая (Никольского) совершил литургию в Зачатьевском монастыре.

В начале марта 1925 г. Е. А. Тучков докладывал руководству Секретного отдела ОГПУ об «агентурных разработках на монархистов, имеющихся в 6-м отделении СООГПУ»: «Группа правых церковников, подготовлявшаяся к новому антисоветскому выступлению церкви на Вселенском соборе. Участники в ней – патриарх Тихон, митрополит Полянский Пётр, профессор церковник Попов, дочь б[ывшего] адмирала Невахович, баронесса Мейендорф, графиня Олсуфьева, б[ывший] секретарь Синода Гребинский, графиня Бобринская и др. Группа приготовила ряд материалов для антисоветского выступления на предстоящем в мае месяце в Иерусалиме соборе. Имела отношения шпионского характера с АРА сами и с представителями Англии, которым передавала сведения о положении церкви в России, о репрессиях по отношению к духовенству, о состоянии религиозного фанатизма среди отсталых масс и т. д. В виду важности ударного характера группа ликвидирована. Следствие подтвердило всё изложенное»²³¹².

Текст доклада Е. А. Тучкова в уточнённой и отредактированной форме был включён в «Список агентурных разработок[,] ведущихся 6[-м] отделением СООГПУ» от 17 марта 1925 г. Первой среди агентурных разработок названа «шпионская организация церковников. Замешаны: Тихон, митрополит Пётр, архиепископ ФЕДОР, профессор церковник ПОПОВ и ряд других лиц из мирян и попов. Организация поставила целью собрать сведения о положении церкви в СССР и информировать заведомо недобросовестно заграницу путём печатных и даже личных выступлений. Последние предполагались на предстоящем вселенском соборе. Дело заканчивается следств[енной] разработкой»²³¹³.

Связь митрополита Петра с участием в пересылке за границу списков духовенства не была доказана. На вопрос: «Посылали ли вы письмо митрополиту Петру с просьбой дать вам сведения о епископате?» – профессор МДА И. В. Попов на допросе в декабре 1924 г. ответил: «Да, посылал, но ответа не получал»²³¹⁴. В конце апреля 1925 г. И. В. Попов был вновь допрошен, но никаких сведений, компрометирующих митрополита Петра, не дал. 27 апреля ему было предъявлено обвинение, а 19 июня Особое совещание ОГПУ приговорило его к трём годам заключения на Соловках²³¹⁵.

По данным Е. А. Тучкова, которые он сообщал своему руководству в марте 1925 г., «не довольствуясь антисоветской деятельностью в пределах СССР, московские тихоновцы пытались перенести её заграницу путём участия на предстоящем Вселенском соборе[,] к чему велась соответствующая подготовка, путём сбора сведений о репрессиях[,] применяемых государством по отношению к церкви, систематизации этих сведений профессором Поповым и подготовке их к отправке за границу через Чехо-Словацкую миссию. В деле замешан ряд крупных церковников до Тихона включительно»²³¹⁶.

В докладах Е. А. Тучкова митрополит Пётр рассматривался как член «шпионской организации», которую возглавлял Патриарх Тихон. Тучков рассчитывал оказывать давление на деятельность митрополита Петра, подчёркивая, что он единственный остался в живых и на свободе из всей ликвидированной «шпионской организации».

Священник А. Мазырин отмечает, что хотя неизвестно, допрашивался ли митрополит Пётр по делу о «шпионаже», он был приговорён (очевидно, на том же заседании Особого совещания при ОГПУ в июне 1925 г.) к трём годам высылки в Киркрай (Казахстан)²³¹⁷.

На завершающем этапе следствия, после допросов «членов шпионской организации» – арестованных в декабре 1925 г. архиепископа Феодора (Поздеевского) и профессора И. В. Попова, 21 марта 1925 г. был впервые допрошен и сам Патриарх. К этому времени он уже вышел из больницы и довольно часто совершал богослужения в различных храмах Москвы. Патриарха допрашивал помощник Е. А. Тучкова М. Д. Соловьёв. Допрос был оформлен на бланке протокола допроса СО ГПУ самим Соловьёвым. Обвинения, которые планировалось предъявить Патриарху, уже были выработаны Тучковым и отражены в цитированных выше докладах.

О том, что допрос проходил в больнице, свидетельствовала Э. Бакунина: «В больницу приходил и следователь ГПУ и долго расспрашивал Патриарха»²³¹⁸. Причём Патриарх был заранее уведомлён о приходе следователя: «Перед визитами Тучкова и следователя патриарх волновался, но старался шутить, говорил: «Вот завтра приедет ко мне «некто в сером"»²³¹⁹.

Допрос был оформлен на бланке протокола допроса СО ГПУ самим Соловьёвым. Вопросы касались дела арестованного в декабре 1924 г. окружения Патриарха. Первый вопрос касался подготовки «к 8[-му] вселенскому собору». Патриарх ответил, что не считает этот собор вселенским и подготовки к нему практически не велось. Состоялось всего одно заседание комиссии по подготовке к Собору. На Собор Патриарх предполагал послать И. В. Попова и поручил ему подготовиться ко всем вопросам, которые будут обсуждаться. По словам Патриарха, он встречался с Поповым всего один или два раза, но ГПУ было достаточно того, что Патриарх признал, что поручил Попову подготовиться к Собору, а значит, можно было представить Патриарха как организатора якобы планировавшегося на Соборе «антисоветского выступления».

Второй вопрос касался попавших в руки ОГПУ списков архиереев. В них говорилось также о преследованиях, которым подвергались эти епископы. Часть списков имеется в следственном деле. Списки составлены в алфавитном порядке и включают имена 65 епископов. Последним в списках, имеющихся в следственном деле, значится имя епископа Григория (Козырева)²³²⁰. Остальная часть списков в деле отсутствует. Соловьёв спросил у Патриарха, кто ему принёс эти списки. Патриарх ответил, что списки ему принёс Николай Кирьянов²³²¹. Следствие интересовало, давал ли Патриарх согласие на публикацию этих списков в заграничной прессе, – именно это пытались инкриминировать Патриарху. Он ответил, что такого согласия не давал. Следствие также пыталось связать Патриарха с митрополитом Американским Платоном (Рождественским), который был известен как автор ряда антисоветских заявлений. Шпионскую связь с заграницей, по мысли ГПУ, Патриарх осуществлял через представителей Американской секции Европейской студенческой помощи Колтона, Чарнеля и Кинея. Именно их визитам к Патриарху был посвящён последний вопрос, заданный на этом допросе. Патриарх ответил, что они посетили его всего два или три раза.

Очевидно, в день допроса Патриарха М. Д. Соловьёв начал оформлять постановление об избрании ему меры пресечения. Патриарху вменялось в вину то, что он «составлял сведения о репрессиях, применяемых Совластью по отношению церковников, пользуясь сведениями из недостаточно верных источников, имел целью дискредитировать Совласть»²³²². Это «преступление» якобы было «установлено следствием».

Абсурдность этого обвинения очевидна. Вся вина Патриарха заключалась в том, что у него имелись списки архиереев, проживающих в России, где рядом с именами некоторых епископов было обозначено, в каких местах лишения свободы находился или находится тот или иной епископ. Причём в имеющихся в деле списках, где обозначено 65 епископов, подобные сведения приведены только о 27. Сведения приведены как констатация фактов, и никакой антисоветской информации в них не содержится. То, что тот или иной епископ сослан или находится в тюрьме, не было секретом для верующих. Наличие таких списков у Патриарха не могло являться преступлением ни с какой точки зрения, включая и советское законодательство.

Кроме того, Патриарх обвинялся по ст. 73 УК СССР «Измышление и распространение в контрреволюционных целях ложных слухов или непроверенных сведений, могущих вызвать общественную панику, возбудить недоверие к власти, дискредитировать её».

Это преступление каралось лишением свободы на срок не менее шести месяцев. Обвинения в сотрудничестве с заграницей в постановление внесены не были – очевидно, потому, что М. Д. Соловьёв понимал их недоказанность.

На постановлении не было точной даты, а только «марта 1924 г.». Не заполнена была и графа об избрании меры пресечения. М. Д. Соловьёву предстояло согласовать эти вопросы с руководством, но судить Патриарха за шпионаж с вытекающим отсюда суровым приговором в условиях «религиозного нэпа» 1925 г. было нереально. Однако у ОГПУ имелись другие способы устранения неугодных лиц.

Не заполнена и графа об избрании меры пресечения. В ОГПУ надеялись, что Патриарх всё-таки согласится с их вариантом декларации.

В следственном деле не имеется материалов, на основании которых Патриарх мог быть обвинён в шпионаже. Однако из постановления Особого совещания при Коллегии ОГПУ от 19 июня 1925 г. известно, что существовало «дело № 32530 по обвинению гр. Белавина Василия Ивановича по 59 и 73 ст. УК». Согласно этому постановлению, названное дело ввиду смерти Патриарха было прекращено и сдано в архив²³²³.

59-я статья УК, по которой обвинялся Патриарх, включала в себя «сношение с иностранными государствами или их отдельными представителями с целью склонения их к вооружённому вмешательству в дела Республики, объявлению ей войны или организации военной экспедиции». Разумеется, никакой шпионской деятельности Патриарх не вёл и документы эти не могли быть достоверными. Возможно, поэтому они были впоследствии изъяты и не сохранились в следственном деле.

Таким образом, в этот период ОГПУ готовилось предъявить Патриарху обвинения в шпионаже. Согласно действующему на тот момент уголовному законодательству, это преступление в качестве меры наказания предполагало расстрел. Вряд ли ОГПУ планировало организовать новый процесс против Патриарха, целью было давление на Святейшего с целью принятия им условий, выдвигаемых Е. А. Тучковым.

21 марта, в субботу, в день допроса следователем, Патриарх совершил вынос Креста в храме Воскресения Христова на Остоженке, недалеко от больницы Бакуниных²³²⁴

22 марта 1925 г. была совершена хиротония архимандрита Тихона (Шарапова) во епископа Гомельского, викария Могилевской епархии²³²⁵. Хиротонию совершал Патриарх Тихон в сослужении митрополита Петра (Полянского) и епископа Иннокентия (Бусыгина) в храме апостолов Петра и Павла у Преображенской заставы.

В напутственном слове Патриарх сказал: «Возлюбленный во Христе собрат, преосвященный епископ Тихон! Приветствую тебя с благодатью архиерейства. Промышлением Божиим твоя хиротония совпала с поклонением Кресту Господню и с памятью сорока мучеников и совершена в их святом храме, в день их страданий. Все это как бы предуказует, что предстоящий тебе путь святительского служения в исключительно трудных условиях есть путь крестный и мученический. И может быть, твоё сердце трепещет и смущается... Мужайся! Благодать Святаго Духа и сила крестная укрепят тебя! Взирай на твёрдость мучеников Христовых и их примером воодушевляйся на предстоящий тебе подвиг. Приими из рук моего недостоинства сей архипастырский жезл, и да послужит он тебе опорою в предстоящих трудах! Взыди на сию священную высоту и преподай своё святительское благословение людям Божиим»²³²⁶.

24 марта Патриарх подписал Послание о пределах канонической юрисдикции Варшавского митрополита. В Послании говорилось:

«Божиею милостию Патриарх Московский и всея России смиренный Тихон.

Во всеобщее сведение Преосвященных архипастырей, досточтимых пастырей и верных чад патриаршей области Нашей по вопросу о пределах канонической юрисдикции покойного Варшавского митрополита Георгия [Ярошевского] объявляем нижеследующее:

1) Покойный митрополит Георгий, назначенный Нами на Варшавскую кафедру в январе 1922 г., был лишь епархиальным архиереем Варшавской епархии с почётным титулом митрополита, каковой титул предоставлен Нами покойному, согласно пожеланию правительства польского, выраженному через г. посла.

2) Покойный митрополит Георгий не был «митрополитом всея Польши», т. е. канонической юрисдикции областного митрополита покойный не имел, так как «Положение о Высшем управлении Православною Церковью в Польском Государстве», выработанное при Патриархии Московской и своевременно посланное Нами на отзыв польского правительства, последним до сих пор не возвращено и отзыва с его стороны по содержанию «Положения» не воспоследовало, по каковой причине упомянутое «Положение о Высшем Церковном управлении в Польском Государстве» окончательного утверждения Нашего не получило и в законную силу не вошло»²³²⁷.

В одной из копий акта есть запись епископа Тихона (Шарапова): «Сей Акт написан мною, мною же представлен к подписи Патриарха и, по подписании, послан в Польшу на имя сенатора Богдановича В. В.»²³²⁸. Датировка М. Е. Губонина – 6 апреля 1925 г. – неверна, так как епископ Тихон в это время уже отсутствовал в Москве, а на Патриарших документах даты ставились по новому стилю.

25 марта Патриарх Тихон предпринял попытку уврачевать «Лубенский раскол».

В этот день было написано патриаршее послание на имя епископа Полтавского Григория (Лисовского), в котором Патриарх предлагал епископу Феофилу (Булдовскому) раскаяться в своих антиканонических деяниях, воздержаться от священнослужения и явиться для объяснения с отзывом о нем правящего архиепископа не позднее чем через месяц. В послании содержалось предупреждение, что если он не явится в указанный срок, то суд над ним будет произведён заочно.

30 марта появился указ Патриарха Тихона епископу Тихону (Шарапову) о принятии на себя духовного попечения «о членах Православной Русской Церкви в Польше, сохранивших верность Московскому Патриаршему Престолу». Епископ Тихон (Шарапов) по распоряжению Патриарха встречался с Е. А. Тучковым²³²⁹. Это ещё раз доказывает, что все решения, касающиеся Польши, согласовывались с властями. 16 мая 1925 г. епископ Тихон был арестован в Гомеле²³³⁰.

С конца марта давление на Патриарха с целью заставить его подписать устраивающий ОГПУ вариант «декларации» продолжалось. В начале апреля «в состоянии Патриарха наступило постепенное улучшение. Он стал поговаривать, что пора ему выписаться из больницы»²³³¹. 1 апреля он занимался текущими делами церковного управления. Сохранилась его резолюция, касающаяся соблазнительной жизни епископа Иоанна (Братолюбова): «1 апреля 1925 г. Еп[ископ] Иоанн говорил, что монашки Тобольские живут в отдельной от Архиерея квартире. Теперь доносят, что они всё время находятся в квартире епископа, что вносит соблазн в церковную жизнь! Если это так, то немедленно устранить это. Патриарх Тихон»²³³².

Возвращение Патриарха к церковному управлению, тем более выписка из больницы в планы ОГПУ никак не входили.

Протопресвитер Михаил Польский, впоследствии оказавшийся за рубежом, сообщал, что Патриарх Тихон в последние недели жизни всё больше склонялся к отказу от любых уступок власти. В книге протопресвитер Михаил приводит свидетельство епископа Максима (Жижиленко), во время пребывания Патриарха в больнице бывшего доктором и общавшегося с Патриархом: «По словам Владыки Максима, св[ятейший] Патриарх доверял ему самые затаённые мысли и чувства. Так[,] например, в одной из бесед, Святейший патриарх Тихон высказал владыке Максиму (тогда ещё просто доктору) свои мучительные сомнения в пользе дальнейших уступок советской власти. Делая эти уступки, он всё более и более с ужасом убеждался, что предел «политическим» требованиям советской власти лежит за пределами верности Христу и Церкви. Незадолго же до своей кончины Святейший Патриарх высказал мысль о том, что по[-]видимому единственным выходом для Русской Православной Церкви сохранить свою верность Христу – будет в ближайшем будущем уход в катакомбы. Поэтому Патриарх Тихон благословил профессору доктору Жижиленко принять тайное монашество»²³³³. Хотя эта история многими исследователями ставится под сомнение, однако жёсткая позиция Патриарха в отношении требований власти, занятая в последние недели жизни, вполне укладывается в версию, приведённую протопресвитером М. Польским.

2 апреля Патриарху была сделана операция по удалению нескольких зубов из нижней челюсти, после чего его общее состояние ухудшилось.

3 апреля, в пятницу, накануне Субботы Акафиста, которая также носит название «Похвала Пресвятой Богородицы», Патриарх совершил утреню в Донском монастыре²³³⁴, в соборе в честь Похвалы Пресвятой Богородицы, построенном в 1591–1593 гг.

После почти месячного перерыва Патриарх вновь имел возможность посетить Донской монастырь для того, чтобы прославить Пресвятую Деву. Вероятно, Патриарх сам читал акафист. После этого он жаловался на сильные боли в горле. Э. Бакунина писала: «Ему было больно не только глотать, но и говорить»²³³⁵.

Епископ Тихон (Шарапов), согласно анкете, заполненной им при аресте в мае 1925 г., 3 апреля 1925 г. был выслан из Москвы, где находился с января 1925 г., и выехал в Гомель²³³⁶. Срочная высылка епископа, часто бывавшего у Патриарха в больнице, могла быть связана с ожидаемой кончиной Патриарха.

5 апреля, в Неделю 5-ю Великого поста, в храме «Большое Вознесение» у Никитских ворот Патриарх в сослужении сонма архиереев совершил последнее в своей жизни богослужение и хиротонию Сергия (Никольского) во епископа Ефремовского, викария Тульской епархии.

В напутственном слове новому епископу он сказал: «Архиерейство – великая честь, но с ним связаны и великие страдания. Чрез страдания же – к небесной славе!..»²³³⁷. Вернулся Патриарх в больницу очень утомлённым.

В тот же день состоялся консилиум врачей по поводу проблем с горлом. Э. Бакунина писала: «Опасаясь каких-нибудь осложнений, мы пригласили на консультацию врачей-специалистов по горлу – профессора С., доктора Г. Строго говоря, это местное заболевание было настолько пустяшным, что к консультации мы прибегли только потому, что это был патриарх Тихон. Врачи не нашли ничего серьёзного и предписали покой и лечение ингаляциями и полосканиями. Крайняя слабость патриарха объяснялась общим тяжёлым состоянием и крайним нервным утомлением. Правда, за три месяца пребывания в лечебнице у него не было припадков грудной жабы, но организм был совершенно расстроен, и надеяться было можно лишь на некоторое продление его жизни, а не на излечение»²³³⁸. Ранее врачи не оценивали состояние Патриарха столь безнадёжно.

6 апреля проблемы с горлом вызвали необходимость нового консилиума: «Так как патриарх продолжал жаловаться на горло, мы вторично созвали консультацию специалистов, причём все врачи подтвердили, что в этой области ничего опасного и серьёзного нет»²³³⁹.

Новое ухудшение состояния здоровья Патриарха заставило руководителя 6-го отделения торопить Святейшего с подписанием новой редакции послания.

Ранее мы подробно рассматривали вопрос, связанный с «Завещательным посланием» Патриарха Тихона²³⁴⁰, и пришли к выводу, что текст послания, в том виде, в каком он был напечатан в газетах, безусловно, не был подписан Патриархом.

Вечером 7 апреля медсестра впрыснула Патриарху морфий²³⁴¹. Это средство, особенно при передозировке, вызывает летальный исход. 7 апреля 1925 г. в 23 часа 45 минут Святейший Патриарх Тихон скончался.

Настоятель московского храма Илии Пророка в Обыденском переулке о. Александр Толгский († 1962) сообщал следующее: «После признаний, сделанных мне во время исповеди одной из врачей больницы Бакунина, у меня нет ни малейших сомнений в том, что патриарх Тихон был отравлен»²³⁴². По свидетельству епископа Максима (Жижиленко), который во время нахождения Патриарха в больнице, будучи доктором, общался со святителем, он был «несомненно отравлен»²³⁴³.

А. Полозов, сын келейника Патриарха Якова Полозова, утверждал: «От людей, которые были близки к Патриарху, стало известно, что, за несколько дней до смерти Святейшему, в связи с зубной болью, была введена (скорее всего умышленно) двойная доза лекарства, что ускорило его кончину»²³⁴⁴. Медсестра, которая ввела лекарство, впоследствии покончила жизнь самоубийством²³⁴⁵. Эти сведения, сохранившиеся в семье Натальи Полозовой, часто посещавшей Патриарха в больнице, представляются вполне достоверными.

Бакунины были уверены во врачах и медсёстрах, лечивших Патриарха, но стоматологическую операцию пришли делать незнакомые им медики. Сама Бакунина вспоминала: «Незадолго до смерти у патриарха разболелись зубы. Его беспокоили два корешка, и он хотел их удалить. Был приглашён к нему врач В., который и удалил ему, под новокаином, несколько корешков. После этого у него распухла десна, и опухоль распространилась к глотке»²³⁴⁶. Двойная доза местного обезболивающего средства (новокаина) могла дать общее осложнение на сердце и спровоцировать приступ стенокардии (или, как тогда говорили, грудной жабы). Прямое отравление ядами вызвало бы неестественную смерть, что заметили бы врачи, и могло бы последовать вскрытие. Сама Э. Бакунина была уверена в естественности смерти Патриарха. Она описывает визит некоего однофамильца Патриарха, который интересовался причиной его смерти: «Этот Беллавин явился спросить почему тело патриарха не подверглось вскрытию. Ему объяснили, что когда причина смерти вполне ясна и понятна, то вскрытия не делают, и что патриарх умер в припадке грудной жабы.

– А уверены ли вы, что у него была грудная жаба?

Ему ответили, что сомнения быть не могло. Но, кажется, это его не убедило»²³⁴⁷.

В газете «Известия» от 9 апреля (№ 81) в заметке «Умер бывший Патриарх Тихон» были опубликованы фамилии всех докторов, лечивших и консультировавших Патриарха, но не было фамилии доктора В., стоматолога, которого упоминает Бакунина.

Необходимо отметить, что мысль о том, что Патриарх умрёт в больнице, Е. А. Тучков высказывал при первом же визите туда, в разговоре с Э. Бакуниной: «Я сказала ему, что видеть больного сейчас нельзя, так как врачами предписан ему полный покой; всякое волнение для него опасно.

– А что, разве патриарх опасно болен?

– Грудная жаба всегда опасна, а кроме того, у него болезнь почек.

– Так что, он может у вас скапутиться?

Я ответила, что при такой болезни патриарх может умереть от сердечного припадка.

–Как же вы не побоялись принять его в лечебницу? Ведь если он у вас умрёт, фанатики могут обвинить вас в том, что вы способствовали его смерти»²³⁴⁸. В докладах руководству Е. А. Тучков постоянно упоминал о возможности скорой кончины Патриарха.

В 1925 г. практика тайных убийств в ОГПУ стала массовой, достаточно вспомнить убийство на операционном столе 31 октября 1925 г. М. В. Фрунзе, а также закамуфлированное под самоубийство устранение в тюрьме ОГПУ 7 мая 1925 г. Б. В. Савинкова. Сталин и ОГПУ, тайно убивая своих врагов, пытались сохранить при этом своё реноме на Западе. Исследователь деятельности спецслужб А. Г. Тепляков приводит следующий пример. В ноябре 1925 г. глава контрразведывательного отдела одного из губернских отделений ОГПУ М. Шнеерсон направил одному из своих подчинённых записку: «Посылаю тебе мышьяк 25 грам[мов]. Им можно отравить 100–150 человек. Исходя из этого ты можешь соразмерить, сколько нужно на каждого человека»²³⁴⁹.

Митрополит Пётр (Полянский) первым из церковных иерархов узнал о кончине Патриарха – на нем лежала обязанность организации похорон. В ночь на 8 апреля 1925 г. он был разбужен звонком из больницы Бакуниных. Митрополит Пётр организовал перевозку тела Патриарха из больницы в Донской монастырь²³⁵⁰. 8 апреля «"сообщение ОГПУ о смерти Тихона (патриарха)» было доведено до сведения каждого в отдельности члена Политбюро»²³⁵¹.

9 апреля митрополит Пётр направил официальному главе советского государства М. И. Калинину записку о вступлении в права Местоблюстителя: «Вступая в управление Православной Русской Церковью[,] долгом почитаю, как гражданин СССР., препроводить Вам прилагаемую при сем копию акта от 7 января 1925 г., собственноручно написанного почившим первоиерархом Русской Православной Церкви Патриархом Тихоном, коим на случай его кончины Патриаршие права и обязанности переданы мне как Местоблюстителю Патриаршего места. Патриарший Местоблюститель Пётр, митрополит Крутицкий»²³⁵². Письмо было направлено главе секретариата по делам культов при Председателе ВЦИК П. Г. Смидовичу, что явствует из пометы на бланке письма. Таким образом, ещё до архиерейского совещания, состоявшегося 12 апреля 1925 г., митрополит Пётр называл себя Местоблюстителем. В сводке наблюдений за Донским монастырём, составленной в ОГПУ 10 апреля, сообщалось, что, по слухам, «кандидатом на место Тихона намечают Кирилла²³⁵³, который сослан в Соловки, т. к. они ждут его возвращения»²³⁵⁴. Таким образом, преемство митрополита Петра, по крайней мере для церковного народа, на этот момент не было очевидным – более того, ждали возвращения митрополита Кирилла. Это подтверждается и в рапорте уполномоченного ОГПУ по Замоскворецкому району, где указывалось: «Слышны были разговоры, что якобы хотят поставить на престол Кирилла»²³⁵⁵.

В сводке наблюдений за 11 апреля отмечалось: «В 10 ч[асов] 30 мин[ут] в монастырь приехал митрополит Пётр, который выйдя из церкви пошёл в квартиру «Тихона"»²³⁵⁶. Приезд митрополита Петра в Донской монастырь впервые был зафиксирован наружным наблюдением 8 апреля, когда он ночью или утром доставил тело Патриарха из больницы Бакуниных, а затем принял участие в панихиде по Патриарху. Записка митрополита Петра М. И. Калинину осталась неизвестной для архиереев, иначе на неё обязательно бы ссылались в полемике о преемстве Патриаршего престола 1920-х годов.

Присутствие в Москве митрополита Сергия (Страгородского) в этот момент подтверждается источниками. Биограф митрополита Сергия архимандрит Тихон (Затекин) пишет о том, что, находясь в Нижнем Новгороде и узнав о смерти Патриарха, «митрополит Сергий незамедлительно выехал в Москву на похороны Святейшего»²³⁵⁷. Однако служение митрополита Сергия во время панихиды через несколько часов после смерти Патриарха доказывает, что накануне смерти Патриарха он уже находился в Москве.

8 апреля в Донском монастыре была совершена панихида по Патриарху Тихону.

12 апреля 1925 г. состоялись похороны Патриарха Тихона и архиерейское совещание, на котором митрополит Пётр (Полянский) был признан Местоблюстителем Патриаршего престола. Согласно объявлению, вывешенному в Донском монастыре 11 апреля, литургия на следующий день, 12 апреля, в воскресенье, должна была начаться в 10 часов²³⁵⁸. По данным агентов ГПУ, «служба продолжалась без перерыва 7 час[ов]»²³⁵⁹. В рапорте агента наружного наблюдения говорится: «В 17 ч[асов] 30 мин[ут] «Тихона» вынесли из церкви и стали носить вокруг церкви с молитвами. После чего его внесли в маленькую церковь, спустя некоторое время публика пошла из монастыря и к 19 ч[асам], осталось в монастыре около 200 чел[овек], которые смотрели, где похоронили «Тихона"»²³⁶⁰. Таким образом, похороны закончились примерно к 19 часам.

На литургии и погребении митрополит Пётр был предстоящим архиереем, потому что он был утверждён Местоблюстителем ещё до погребения. Он благословил народ после «Отче наш»²³⁶¹, произнёс слово, посвящённое памяти почившего Патриарха, после причастия, начав так: «Я не могу говорить, слезы душат меня»²³⁶². Митрополит Пётр совершал каждение во время отпевания²³⁶³, а также следовал непосредственно за гробом при его переносе в Малый собор монастыря²³⁶⁴.

Вся техническая сторона организации похорон была возложена на епископа Бориса (Рукина), который был помощником митрополита Петра по управлению Московской епархией. По воспоминаниям «ленинградского протоиерея Н.», присутствовавшего на похоронах, епископ Борис вместе с митрополитом Петром доставили тело Патриарха из больницы Бакуниных в Донской монастырь²³⁶⁵. Епископ Борис возглавил перенос тела в собор Донского монастыря²³⁶⁶ и следил за порядком во время похорон, на которые собралось несколько тысяч человек²³⁶⁷.

Только после похорон, т. е. в восьмом часу вечера, архиереи отправились на поминальный обед, где митрополит Пётр огласил завещательное распоряжение Патриарха Тихона. Состоялось собрание, получившее в дальнейшем наименование «Архиерейское совещание Русской Православной Церкви 12 апреля 1925 г.»²³⁶⁸. По свидетельству очевидца, это собрание проходило в помещениях, которые ранее занимал в Донском монастыре Патриарх Тихон: «Был восьмой час вечера. Народ стал расходиться. Разоблачившись, потянулось к выходу духовенство. Архипастыри отправились в патриаршую келью Святейшего, дабы исполнить его последнюю волю»²³⁶⁹. Окончательное утверждение Местоблюстителя произошло во время и после трапезы архиереев: «Митрополит Пётр, получивши избрание сначала от небольшой группы Епископов, после погребения Святейшего обратился уже за признанием и утверждением этого избрания ко всем семидесяти двум Архиереям, присутствовавшим на обеде, с просьбою об утверждении этого постановления»²³⁷⁰.

Был составлен акт, удостоверенный сразу и позднее подписями нескольких десятков архиереев: митрополитов Нижегородского Сергия (Страгородского), Тверского Серафима (Александрова), Уральского Тихона (Оболенского), архиепископов Тамбовского Зиновия (Дроздова) и других²³⁷¹. Первенство подписи митрополита Сергия означало признание его старейшим по хиротонии.

Митрополит Агафангел (Преображенский) в беседе с одним из священников говорил, что епископы – участники Архиерейского совещания 12 апреля 1925 г. утвердили Местоблюстителем митрополита Петра ради сохранения принципа патриаршего единоначалия: «Вы знаете, как м[итрополит] Пётр принял Местоблюстительство. Когда вскрыли завещание Патриарха, то епископы утвердили Петра, так как он сохраняет Патриаршество, хотя он был совсем не популярен»²³⁷².

Очевидно, что 60 подписей под копией акта из собрания М. Е. Губонина о вступлении митрополита Петра в должность Местоблюстителя не соответствуют количеству участников Архиерейского совещания. Например, имена архиепископа Григория (Яцковского) и епископа Тихона (Шарапова), как видно из копии акта, принадлежавшего епископу Тихону, были вписаны им позже от руки²³⁷³. Логично было бы предположить, что на Архиерейском совещании последним поставил свою подпись епископ, которому было поручено руководить организацией всех мероприятий, – секретарь совещания епископ Борис (Рукин). Его подпись стоит 43-й в числе подписавших документ архиереев. Остальные архиереи, чьи подписи стоят под актом, по-видимому, не находились в Москве 12 апреля 1925 г. и подписали акт в следующие месяцы 1925 г. О каждом из них необходимо сказать несколько слов.

1. Епископ Чебоксарский Симеон (Михайлов) в 1923–1926 гг. находился в ссылке в Вятке, управляя епархией²³⁷⁴. Лишь в августе 1926 г. он был заменён епископом Виктором (Островидовым)²³⁷⁵.

2. Архиепископ Псковский Николай (Покровский) в апреле 1925 г. находился в ссылке²³⁷⁶. Если бы он присутствовал на совещании 12 апреля, то его подпись как архиепископа оказалась бы в начале списка, т. е. до подписей епископов.

3. Епископ Воткинский Иоанн (Братолюбов) находился в Воткинске. Незадолго до смерти Патриарха Тихона он приезжал в Москву для объяснений со Святейшим по поводу того, что проживал в одном доме с тремя монахинями, однако сказал Патриарху, что они живут отдельно.

4. Единоверческий епископ Осинский, викарий Пермской епархии Пётр (Гасилов) находился у себя на Урале²³⁷⁷.

5. Епископ Ставропольский Иннокентий (Летяев) в апреле 1925 г., вероятно, находился в Ставрополе. В списке проживавших в Москве на 1 февраля 1924 г. архиереев его имя указано²³⁷⁸. Однако в марте того же года Е. А. Тучков получил письмо из контрразведывательного отдела ОГПУ, в котором говорилось, что епископ, несмотря на то что выслан в Москву, собирается выехать в Ставрополь, направив туда указ²³⁷⁹. Во всяком случае в составленном Е. А. Тучковым списке архиереев, проживавших в Москве на ноябрь 1924 г., его имя отсутствовало²³⁸⁰.

6. Епископ Керченский Александр (Раевский) проживал в Одессе. В докладе Елисаветградского епископа Онуфрия (Гагалюка) митрополиту Петру (Полянскому) говорилось, что его направил сюда Патриарх Тихон 26 июня 1924 г. в качестве помощника по управлению Херсоно-Одесской епархией²³⁸¹.

7. Епископ Ульяновский (Симбирский) Виссарион (Зорин [Зорнин]), вероятно, находился в Ульяновске²³⁸².

8. Епископ Переяславский Дамиан (Воскресенский) находился в Туркмении в ссылке, к которой был приговорён 23 февраля 1923 г. По возвращении из ссылки в ноябре 1925 г. он был назначен временно управляющим Владимирской епархией²³⁸³.

9. Епископ Серпуховский Алексий (Готовцев) значится в списке проживавших в Москве архиереев на ноябрь 1924 г.²³⁸⁴ Он не присутствовал на погребении Патриарха. Свою подпись под актом епископ Алексий поставил не позднее августа 1925 г., когда был арестован и помещён в Бутырскую тюрьму²³⁸⁵.

10. Епископ Иринарх (Синеоков), как следует из его письма митрополиту Петру (Полянскому) от 27 июня 1925 г., проживал в г. Сычевка Смоленской губернии и епархией не управлял. Подписание им акта предшествовало его назначению на Великоустюжскую кафедру, которое последовало в тот же день, 27 июня 1925 г., когда епископ Иринарх побывал в резиденции митрополита Петра в Сокольниках. Согласно подписи епископа Иринарха, указ он получил 27 июня, в день его подписания, следовательно находился в этот момент в Москве²³⁸⁶.

11. Епископ Вольский Григорий (Козырев) в 1925 г. получил назначение быть епископом Вольским, викарием Саратовской епархии²³⁸⁷. Очевидно, непосредственно перед приездом в Вольск он побывал в Москве, получив назначение и подписав акт. Эти события можно датировать серединой июля, так как 22 июля его приезд прокомментировала Вольская газета «Луч правды».

12. Епископ Дмитровский Серафим (Звездинский) только 26 апреля 1925 г. выехал из места ссылки в Дмитров²³⁸⁸. Его длительный путь в Москву подробно описан в воспоминаниях его духовной дочери монахини Иоанны (Анны Сергеевны Патрикеевой)²³⁸⁹.

13. Епископ Прикаспийский Арсений (Соколовский), будучи рукоположен в сентябре 1924 г., по данным ОГПУ, в том же месяце собирался выехать в свою епархию. Тогда же побывал на приёме у Л. Б. Каменева²³⁹⁰, после чего ОГПУ не могло не выслать его из Москвы.

14. Епископ Мосальский Феодор (Маковицкий [Маковецкий]) находился в ссылке, где и умер 12 ноября 1925 г.²³⁹¹, хотя в 1925 г. он был ненадолго освобождён и подписал акт, что произошло летом 1925 г.

15. Епископ Петропавловский, викарий Омской епархии Алексий (Буй) в марте 1924 г. прибыл в Омск и приступил к управлению епархией²³⁹². В июне 1925 г. епископ Алексий получил назначение на Свердловскую кафедру²³⁹³, с чем связан его приезд к митрополиту Петру, когда он, очевидно, и поставил свою подпись под актом.

16. Архиепископ Григорий (Яцковский) с января 1923 г. находился в тюрьмах и был освобождён 21 июля 1925 г.²³⁹⁴, после чего побывал в Москве, где подписал акт.

17. Епископ Тихон (Шарапов), согласно анкете, заполненной им при аресте, 3 апреля 1925 г. был выслан из Москвы, где находился с января 1925 г., и выехал в Гомель²³⁹⁵. Здесь в мае 1925 г. он был арестован местным отделом ОГПУ, а затем отпущен. 30 ноября 1925 г. епископ Тихон был арестован в Москве и показал на допросе в тот же день, что он делал «месяц тому назад (приблизительно) доклад митрополиту Петру»²³⁹⁶. Таким образом, в октябре он был у митрополита Петра; вероятно, тогда же и подписал акт. Копия, сохранившаяся в собрании М. Е. Губонина, была выдана епископу Тихону после того, как он поставил свою подпись в акте, хранившемся в резиденции митрополита Петра.

Если сравнить с губонинской копией акта копию, находящуюся в следственном деле Патриарха Тихона²³⁹⁷ и опубликованную в издании материалов этого дела²³⁹⁸, то можно убедиться, что имена 43 архиереев, до имени епископа Бориса включительно, совпадают, а последующие имена – другие. Эта копия отражает другую редакцию акта, протографом которой также является подлинный акт от 12 апреля 1925 г.

Укажем архиереев, имена которых значатся в этой копии акта после подписи епископа Бориса (Рукина).

1. Тихон (Русинов), епископ Усть-Медведицкий, викарий Донской епархии, в 1922 г. был рукоположен обновленцами во епископа Царицынского, а после покаяния 17 апреля 1924 г. заново рукоположен православными епископами. Он управлял Царицынской епархией до конца 1925 г., когда примкнул к григорианскому расколу²³⁹⁹.

2. Епископ Августин (Беляев) в 1925 г. управлял Иваново-Вознесенской кафедрой. В 1924 г. епископа Августина дважды арестовывали, 8 августа 1924 г. был освобождён²⁴⁰⁰. «В 1926 году он был арестован в г. Иваново-Вознесенске и осуждён к трём годам ссылки в Среднюю Азию»²⁴⁰¹.

3. Архиепископ Серафим (Самойлович) в 1925 г. управлял Ярославской епархией в связи со ссылкой митрополита Агафангела (Преображенского).

4. Епископ Павловский Александр (Похвалинский) помогал митрополиту Сергию, будучи викарием Нижегородской епархии.

5. Епископ Старицкий, викарий Тверской епархии Пётр (Зверев) в 1925 г. приехал в Москву после ссылки. По воспоминаниям духовного чада епископа Петра (Зверева) И. М. Картавцевой, «в 1925 г. окончился срок высылки вл[адыки] Петра, и он приехал в Москву и жил в квартире своего брата на Новой Басманной»²⁴⁰².

6. Епископ Ладожский Иннокентий (Тихонов) в марте 1925 г. был освобождён из ссылки, которую отбывал в Туркестане²⁴⁰³, вернулся в Ленинград, входил в Епископский совет, управлявший епархией.

7. «Николай еп[ископ] из Ленинграда»²⁴⁰⁴ – имеется в виду епископ Петергофский Николай (Ярушевич).

8. «Еп[ископ] Чебоксарский»²⁴⁰⁵ – епископ Симеон (Михайлов), с имени которого начинается список после имени епископа Бориса в рассмотренной выше редакции акта.

Обе указанные копии акта были заверены рукой митрополита Петра и печатью Патриарха Тихона, однако имеются небольшие различия и в тексте, и в подписи. Так, в губонинской копии слова «Патриарший Местоблюститель» напечатаны, а во втором случае – написаны рукой митрополита Петра, что говорит о более раннем происхождении последнего текста.

В канцелярии митрополита Петра делались копии с подлинного акта, в которые включались имена подписавших его архиереев и которые вручались каждому епископу, поставившему подпись под актом. Копия акта из следственного дела Патриарха Тихона, судя по тому, что оказалась в пятом томе, включающем материалы 6-го отделения СО ОГПУ «Донской монастырь», вероятно, была передана в ОГПУ кем-то из архиереев, сотрудничавших с этим ведомством, или изъята. Это произошло не позднее июня 1925 г., когда дело Патриарха Тихона было прекращено и сдано в архив.

К моменту, когда копия акта, сохранившаяся в следственном деле, попала в ОГПУ, было известно, что согласились подписать акт епископы Николай (Ярушевич) и Симеон (Михайлов), поэтому в конце списка было дописано: «Николай еп[ископ] из Ленинграда, еп[ископ] Чебоксарский». Епископ Петергофский Николай (Ярушевич) с февраля 1923 г. находился в трёхгодичной ссылке в Коми, откуда вернулся в Петергоф только 6 марта 1926 г.²⁴⁰⁶

В мае 1925 г. в ОГПУ попала копия акта, содержащая имена епископов, подписавших его за пределами Москвы; после этого, вероятно, пополнение списка прекратилось. Эта копия акта имеет более раннее происхождение, чем копия из архива М. Е. Губонина, так как её подписали архиереи, находившиеся в апреле 1925 г. на свободе, но не успевшие приехать в Москву к похоронам Патриарха. Так, епископ Пётр (Зверев) в мае 1925 г. уже исполнял обязанности управляющего делами Московской епархии, и к этому времени он подписал акт. Архиереи, имена которых стоят после имени епископа Бориса в губонинской копии акта, подписали его, вероятно, позднее, летом – осенью 1925 г.

Таким образом, в день избрания митрополита Петра соответствующий акт подписали 43 епископа. Остальные архиереи подписывали акт в следующие месяцы. Порядок имён в обеих редакциях после имени епископа Бориса соответствует времени подписания.

Нельзя, однако, утверждать, что имя епископа Тихона было в акте последним. У М. Е. Губонина имелась копия акта, выданная самому епископу Тихону; в дальнейшем, вплоть до ареста митрополита Петра, и другие епископы могли продолжать ставить в канцелярии митрополита Петра подписи под актом и получать на руки заверенные копии, которые до сих пор не выявлены.

Игумен Дамаскин (Орловский) без ссылки на источник указывает, что собор, избравший митрополита Петра, состоял из 45 архиереев²⁴⁰⁷. По нашему мнению, это число соответствует общему числу участников отпевания Патриарха. Как указано выше, акт подписали 43 архиерея, а также сам митрополит Пётр. Архиепископ Иоанникий (Соколовский) присутствовал на погребении, но не подписал акт. М. В. Шкаровский пишет, что акт подписали 59 архиереев, не приводя обоснований²⁴⁰⁸.

Протоиерей Николай Люперсольский в написанной им и изданной типографским способом в 1928 г. записке «Митрополит Сергий Страгородский – законный каноничный Заместитель Патриаршего Местоблюстителя» сообщал о том, что на погребении присутствовали 37 епископов²⁴⁰⁹. Эту цифру приводил в своих работах и митрополит Иоанн (Снычев)²⁴¹⁰. Расхождение, вероятно, обусловлено тем, что могли быть архиереи, не присутствовавшие на похоронах, но бывшие на Архиерейском совещании.

После смерти Патриарха было опубликовано заведомо подложное «предсмертное Воззвание Патриарха Тихона», противоречащее тому, что всей своей жизнью проповедовал и исповедовал святитель-мученик. Есть и прямые доказательства подлога. В «Воззвании» Патриарх называет себя «Патриарх Московский и всея Российския Церкви». Так Патриарх никогда не писал. Он всегда писал про себя: «Патриарх Московский и всея России». Подпись в конце «Патриарх Тихон» также никогда не могла быть сделана Святейшим. Он всегда подписывался: «Смиренный Тихон, Патриарх Московский и всея России»²⁴¹¹.