О Иоанне Кронштадтском

Содержание

От составителя В ожидании канонизации о. Иоанна Кронштадтского Первый – о молитве. Второй – об исповеди. Третий – о любви и доверии. Канонизация о. Иоанна Кронштадтского Раздумья после канонизации о. Иоанна Кронштадтского Пример помощи о. Иоанна Кронштадтского

Канонизация

 

 

От составителя

Мысль собрать маленький сборник, посвященный праведному о. Иоанну Кронштадтскому, где были бы не всем знакомые материалы, приближающие его образ к нам, живущим почти век спустя после его кончины, пришла как выражение благодарности Богу и о. Иоанну. Об о. Иоанне сведения в детстве доходили не столько из книг, которых почти не было, сколько из живого, действительно народного почитания праведника. Позже были и книги о нем.

Сейчас скажу лишь об одной его фразе, которая вспоминалась в минуты особенной грусти. Был такой эпизод в его жизни: девушка страдала от равнодушия к своей участи и мучительно переживала, что никому не нужна, всем лишняя. О. Иоанн, подойдя к ней, благословил и сказал: «Премудрый Разум Творца не мог создать ничего лишнего». И печаль ушла, и жизнь осветилась сознанием, что и ее жизнь – в руках любящего Бога, Который может все так устроить, что будет и у нее нормальная жизнь. И все устроилось. И непреодолимые преграды рухнули, и вера согрела ее душу. Подобное в наше время знакомо многим. Потому дай Бог всем помнить, что Господь не оставляет ищущих Его и в святых Своих протягивает нам руку помощи.

В ожидании канонизации о. Иоанна Кронштадтского

Перечитывая в ожидании этого церковного торжества записи игумении Леушинского монастыря матери Таисии, где она старалась запечатлеть каждое слово о. Иоанна, каждый его ответ, нахожу три момента, особенно нужных теперь, спустя 100 лет после бесед о. Иоанна. Ответы на вопросы игумении Таисии, когда читаешь их подряд, могут рассеять, отвлечь внимание от этих моментов, и потому хочется их особенно выделить.

Первый – о молитве.

Мать игумения, жалуясь на занятость, на усталость, на множество дел, которые встают раньше ее и доводят до того, что едва ноги к вечеру доносят до кровати, сокрушается о молитве. Когда и как молиться, если дела ждут, если поневоле ими занята голова и нельзя их ни отложить, ни перепоручить другим? Такая знакомая обстановка! Сейчас так живет большинство. Кто-то еще переживает, что трудно молиться в вечной спешке и занятости, а кто-то привыкает к такому положению дел и постепенно черствеет, каменеет, приходит в такое состояние, о котором сказано очень четко: «окамененное нечувствие». И вот отец Иоанн отвечает м. игумении, обращая ее внимание на самое главное:

«Не во многоглаголании молитва и спасение. Читай хотя немного молитв, но с сознанием и с теплотой в сердце. А главное – в течение всего дня имей память о Боге, то есть тайную, внутреннюю молитву. Я и сам не имею времени выстаивать продолжительные монастырские службы, но везде и всегда: иду ли, еду ли, сижу ли или лежу, мысль о Боге никогда не покидает меня; я молюсь Ему духом, мысленно предстою Ему и созерцаю Его пред собою. «Предзрех Господа предо мною выну, да не подвижуся” (Пс. 15,8). Мысль о близости Его ко мне никогда не покидает меня. Старайся и ты так поступать».

Если бы мы услышали такой совет, то подумали бы, что для нас это невозможно. Почему? Что мешает? – Многое. У нас нет навыка вникать в то, что мы читаем. Мы механически повторяем слова молитв, не задумываясь над их содержанием, и потому нам скучно их повторять. Естественно, что в таком случае не будет и теплоты в сердце. А что касается памяти о Боге, то с нею еще хуже. Мы не помним о Нем, потому что не хотим. Это трудно. Надо себя понуждать, надо отрывать свои мысли от привычного, иногда явно бессмысленного обдумывания или уже прошедшего, или еще не наступившего, но зато куда более легкого и интересного занятия. Почему же так не хочется себя понуждать помнить о Боге? – По маловерию и по почти полному отсутствию любви к Нему. Мы помним о том, что любим. И этому не мешает никакая занятость. Что же делать? С чего начать? – Вот с того как раз, с чего начал и о. Иоанн свой ответ, – и кому? – Человеку, во много раз более подготовленному и уже живущему в атмосфере молитвы. И все-таки даже ей он советует следить за тем, чтобы осознанно и с теплым чувством произносить слова молитв. Пусть не в такой степени, но хоть в какой – то это доступно и нам. А иметь память о Боге будет тот, кто этому постоянно хочет учиться. Если действительно мы захотим, то будем избегать пустословия, мечтательности, рассеянности и многого другого. Видимо, на слова о близости Божией, которую о. Иоанн всегда ощущал, мать игумения сказала об исключительном даровании ему благодати; о. Иоанн ответил: «Наши ведь – одни грехи и немощи, а способность наша к служению – от Бога». Конечно, одних грехов и немощей мало, чтобы Бог дал способность к служению. Нужна решимость и глубокое смирение. Отсутствие смирения и чрезмерное самолюбие препятствуют часто и добрым порывам нашим, а также не дают нам ощущать близость Божию. Так что один этот совет может стать целой программой для желающих обновления духовной жизни.

Второй – об исповеди.

Когда мать игумения Таисия исповедовалась у о. Иоанна, то она, руководствуясь заповедями, перечисляла замеченные уклонения и немощи. Выслушав, о. Иоанн сказал: «Все эти грехи как бы неизбежны, вседневные, в коих мы должны непрестанно каяться и исправляться. А вот ты мне скажи, каково твое сердце,

Третий – о любви и доверии.

«Покрывай все любовью, не останавливайся на земной грязи, достигай совершенства любви Христовой», – закончил о. Иоанн. Да, но «как же верить людям, – возразила мать игумения, – когда так много от них приходилось терпеть незаслуженно. Иногда, из предосторожности для будущего, относишься недоверчиво и подозрительно». О. Иоанн не спешил разделять нашу «мудрость»: «Зачем нам заглядывать в будущее? “Довлеет дневи злоба его”. Предадимся, как дети, Отцу нашему Небесному. Он не оставит нас искуситься паче, нежели можем. Подозрительностью лишь себя измучишь, да и делу не поможешь, еще повредишь, заранее представив себе зло там, где, может быть, его не будет. Лишь бы мы не делали зла, а нам пусть делают, если попустит Господь».

Эти знакомые слова могут объяснить нам, почему нам страшно обмануться в своем доверии. У нас нет той силы веры, того упования на Господа, которое преодолевает этот страх. Мы слишком доверяем своему мнению, своему опыту, забывая о том, что в нашей жизни может быть место Богу, Который знает и нашу искренность, и нашу незащищенность, и наши добрые отношения, и может все это в нас сохранить, а других, нас обижающих, сумеет исправить. Мы же, забыв о Господе, можем легко и быстро растерять добрые чувства и навыки. Даже больше того – наше немощное «добро» вдруг обрастает колючками упреков, обид, желанием за себя постоять, даже отомстить чем-то. Какая уж тут любовь!

Но как же любить недостойных, не умеющих понимать и ценить чистоту отношений и доброту? Где взять силы? – У Господа. В доверии Ему, памяти о Нем, молитве Ему. Молитве, которая обнимала бы и тех, кто обидел, кто немощен и слаб, кто в ней особенно нуждается. Молитва эта, однако, ни в коем случае не должна быть омрачена тайным самолюбованием. Мы можем стерпеть, без ответного раздражения, обиды и несправедливости только по милости Божией, только Его силой. Потому так важно дорожить возможностью связи с Ним через молитву.

Эти три момента из бесед о. Иоанна с матерью игуменией Таисией могут помочь нам понять, как надо просить Господа умножить нашу веру.

«1990 год»

Канонизация о. Иоанна Кронштадтского

Сегодня, 8 июня 1990 года, – исторический день канонизации о. Иоанна Кронштадтского. Долгожданная, очень нужная, наконец-то она совершилась. Слава Богу! Давно о ней говорили, обещали с амвона, что ближайший Собор ее совершит. И вот сначала по радио передали – говорил митрополит Владимир (Митрополит Ростовский и Новочеркасский Владимир (Сободан), один из претендентов на Патриарший престол. Впоследствии – Блаженнейший митрополит Владимир, предстоятель Украинской Православной Церкви Московского Патриархата. – Л.Н".), – что она будет, потом мы узнали о дне, на который она намечена, и, наконец, уже точно названо время – 17 часов 30 минут, и место – Успенский собор Троице-Сергиевой Лавры. Время хорошее, как раз с работы уходим, место – рядом, но как попасть туда? Надо просить о. Иоанна, чтобы он помог. Вся территория Лавры в перегородках. Много милиции. Зачем? Кто и за кем бросится вдогонку?

Мы идем к собору. Соборяне стоят около Трапезной церкви, наверное, фотографируются. Справа милиция. Но сдерживать некого. Не так уж много народа спокойно стоит и смотрит. Мы устроились на ступеньках. Нам видно, как двинулись все, весь Собор, в Успенский собор. Впереди – митрополиты в белых клобуках. В первой паре – будущий Патриарх. Ищем глазами митрополита Антония (Да-да, тот самый митрополит Сурожский Антоний (Блум), присутствовавший на Соборе как представитель Сурожской епархии, одной из зарубежных епархий Московского Патриархата. Он возглавлял на этом Соборе счетную комиссию по выборам Патриарха. Они состоялись за день до того, 7 июня. Избран был митрополит Ленинградский Алексий (Ридигер), ставший Патриархом Алексием II. – Л.Н". ) . Он тоже идет среди всех, такой же, как всегда, – собранный, серьезный, внимательный. Он идет служить, не скажешь – присутствовать. Все они были или нет, не знаю. Мы хотели увидеть только митрополита Антония и владыку Георгия. Остальных не знаем.

Прошли архиереи, за ними архимандриты, игумении, протоиереи, миряне-соборяне. В их толпу вливается пресса, фотографы. И кое-кто из примкнувших. Ребята, наши семинаристы, энергично отталкивают примкнувших. Тут скорее, о. Иоанн, помогай! В грудь давит блюститель порядка, в спину – толпа. К счастью, сзади давят сильнее, и нас вжимают в собор. Слава Богу, двери уже пройдены.

Собор почти пуст. Высшее духовенство свободно разместилось на площадках против клиросов. Рядовые соборяне, в основном отцы протоиереи, кое-где уселись и разговаривают. Кто смог протиснуться, жмутся к столбам.

Несколько минут тишины – и вдруг загорелись свечи огромных паникадил. Храм засветился. Началась панихида. «Со духи праведных...» – запел несравненный лаврский хор о. Матфея. Мелодия звучит светло, мягко, даже тепло, тепло от самого обращения к о. Иоанну. Эта единственная, первая и последняя на моем веку, панихида целиком по о. Иоанну переносит в 1908 год, когда служились панихиды так от души, как теперь многим и представить трудно. Хорошо, что служили о. протодиакон Владимир Назаркин и о. иеродиакон Ювеналий. Конечно, жаль, что за спинами ничего не видно, но сознание, что ты все-таки, здесь примиряет со всем. Панихида, как общее моление о почившем, чья память как праведника не угасла даже в такие годы, объединяет людей. Должна объединять, но для этого нельзя быть равнодушным. Равнодушных ничто не объединит. Кто-то сзади разговорился, подождать не может. Панихида кончается таким торжественным звучанием слов: «Вечная память», которое уже в себе содержит ПРОСЛАВЛЕНИЕ. Не только мелодия, а даже ее подача говорит больше слов. Слава Богу, что есть в Лавре о. Матфей, который понимает это, чувствует и «выбивает» это из своего хора.

После панихиды вышел митрополит Ювеналий (митрополит Крутицкий и Коломенский, Председатель синодальной комиссии по канонизации святых. По его докладу Собор издал Деяние о прославлении святого праведного Иоанна Кронштадтского. День памяти 20 декабря2 января. – Л.Н».), на солею или куда – не видно, и стал читать нараспев постановление Собора о канонизации о. Иоанна.

Бегают и прыгают с обезьяньей ловкостью фоторепортеры, вспышки и стрекотание камер мешают, конечно, не только молиться, но и слушать, но все понимают, что это – единственная связь с теми, кто не может быть рядом сейчас.

Сзади кто-то раздобыл лавку, вскарабкался и сказал, что вынесли икону о. Иоанна. Митрополит Ювеналий перечислил все, что предлагается сделать для прославления о. Иоанна: напечатать его труды, установить празднование дня его памяти – 20декабря по старому стилю (день его кончины), считать останки мощами, писать иконы и службу, сообщить братским православным церквам о канонизации.

Едва он смолк, как на колокольне зазвонили. Начался первый молебен праведному о. Иоанну Кронштадтскому. Спокойно, привычно, будто давно известный, пропели тропарь. Несколько прошений, прокимен, Апостол и Евангелие (от Матфея). Все очень быстро, но без суеты, без спешки. Завершился молебен пением кондака. «Святый праведный отче Иоанне, моли Бога о нас». Казалось, колокольный звон возвестил в этот момент всей Русской Церкви, что новый предстатель и молитвенник у Нее будет стараться разбудить нашу совесть и примером своей веры победить наше малодушие и нерадение.

Архиереи стали прикладываться к иконе, а потом все двинулись к выходу. Вышли и мы. Соборяне снова пошли к Трапезной, опять постояли в позе фотографирующихся и по гульбищу прошествовали, наверное, в храм. Мы же поискали отверстие в лабиринте решеток и пошли на электричку.

(Через несколько дней после интронизации Святейший Патриарх Алексий II отправился в свой прежний кафедральный город, для того чтобы совершить там прославление святого праведного Иоанна Кронштадтского. Торжество состоялось в Иоанновском монастыре на Карповке, где был погребён угодник Божий.

Раздумья после канонизации о. Иоанна Кронштадтского

Вчера, 8 июня 1990 года, состоялась канонизация о. Иоанна. Слава Богу! Происходила она в Успенском соборе Лавры Преподобного Сергия. Очень хорошо пел лаврский хор – единственно славный" момент в этом акте, очень кратком, почти официальном. Всенародным торжеством его не назовешь, потому что происходил он хотя и в огромном соборе, но при закрытых дверях. Теперь дело за главным. Наша Церковь признала о. Иоанна святым. Наш народ может обращаться к нему открыто: «Святый праведный отче Иоанне, моли Бога о нас». Обещали печатать его творения, вероятно, будет рассказано и о нем со временем. Но все это, хотя и нужно, однако еще не все. Если подумать о том, что через 82 года после кончины о. Иоанна, после тех бурных, разрушительных десятилетий, пережитых страной, звучит обращение к праведнику и молитвеннику уже как к признанному святому, то нельзя не увидеть в этом знамение времени. Господь снова, как перед революцией, являет нам пример веры. Прожитое и пережитое говорит о том, что способно сделать с людьми, с целыми государствами и народами удаление от Бога, изгнание из своей жизни памяти о Нем. Каждый по личному опыту знает, что за веру свою надо бороться. В душе бороться, в собственном сердце. И вот о. Иоанн для всех – живой пример того, как чудодейственна может быть вера. Пример его – для всех!

Все, кто знал о. Иоанна в жизни, да и сам он говорил о себе вполне искренно, что никаких гениальных способностей у него нет и не было. Почему же его, а не кого-то другого избрал Господь быть свидетелем того, что может Он дать по вере? Может быть, потому, что такой пример для всех будет не просто полезен, а не страшен своей исключительностью. Он и труден, если учитывать постоянное напряжение и устремление о. Иоанна преодолевать в себе все мешающее молитве и сосредоточенности, но он и доступен всем. Опыт его доступен. Если о. Иоанну мешали дома (еще в начале деятельности в Кронштадте) молиться и молчать, он выходил на улицу, молился по дороге в храм или в те лачуги, где обещал быть. Могли бы мы делать так? Если он замечал в себе раздражение (по чьей-то неаккуратности в алтаре, например, о чем мы знаем из его дневников), то тут же каялся.

Могли бы мы так? Если он считал необходимым вникать в каждое слово молитвы и учился прислушиваться к себе, чтобы понять, как отзывается сердце на это слово, то можем ли мы возразить, что так делать никто не в силах? Можно, читая его книги, найти многое из того, на что особенно теперь стоит обратить внимание. Почему особенно? Потому что мы отвыкли верить словам, какие слышим даже в церкви, мы устали от понуждения, хотя это не то понуждение, какое нужно. Нами помыкают, и мы этим уже не возмущаемся или глухо бунтуем в душе, сознавая свое бессилие. А как о. Иоанн поступал в подобных случаях? Ему приходилось встречаться и с недоверием, и с непониманием, и с явным недоброжелательством, и с ненавистью. Путь его не был только славным путем побед и триумфа, почитания и всеобщей любви. Знал он и горечь клеветы, злобу противников веры и Церкви. Знал – и хранил мир. Мир души, который Бог дает в любых условиях.

Как это ему удавалось?

Он доверял Богу и был твердо уверен, что Бог не допустит искушения сверх сил. Знаем мы это? Знаем, но верим скорее теоретически, не от всей души. Что мешает? Страх, неумение предаваться Богу до конца. Что мешает нам этому учиться? – Несерьезность, равнодушие, погружение в знакомую суету, которая не требует серьезной внутренней собранности. Значит, лень? Да, лень. И, конечно, маловерие. Очень серьезное это искушение – маловерие. Чуть-чуть верим, хотим верить, но больше тогда, когда это или страшно («Спаси, Господи, погибаем!»), или удобно («Надо же, как замечательно Бог дал!»).

А в будни? Те многочисленные будни, которые составляют основное в нашей жизни, – чем они полны? Как мы их проводим? – Течем по течению. Молимся, просим, когда очень надо. Потом устраиваем себе передышку. Устали от напряжения. Да. А о. Иоанн учит примером не перенапряжению, а ровному, упорному понуждению себя говорить Богу и людям только правду. Кому всего нельзя говорить -не говори. Говори Богу – знай, что говоришь и Кому. Верь, что Бог слышит и силен что-то изменить по желанию твоему, если это не повредит тебе же. И таким постоянным трудом ты доходишь до непрестанного хождения перед Богом, до радости знать и чувствовать, что Бог с тобой, Он все видит, знает и не оставит не только в трудную минуту, но и вообще никогда. От этого исчезает всякое сожаление, что кто-то оказался невнимательным или неблагодарным, кто-то обидел напраслиной, кто-то забыл выразить почтение и т. п.

Могли бы мы так? Хотя бы в самой скромной степени? Может быть, неопытному покажется, что такое погружение в одну область, слишком глубокую для большинства, приведет к безразличию, равнодушию, неспособности радоваться и любить жизнь? – Ничего подобного. Как раз наоборот. О. Иоанн любил искренно всех и все. Любил людей не только в момент общей молитвы, но и в обычной жизни, охотно участвовал во всех семейных радостях, учил ребятишек в школе не строгими требованиями, а живой беседой и сердечным к ним отношением. И участие в радостях семьи – всегда чужой (от своей он отказался, предложив жене стать только его сотрудницей, на что она не без борьбы согласилась) – было продолжением его заботы о людях в любых обстоятельствах. Заботы эти несли людям живое подтверждение всем известной истины: где любовь, там и Бог. Любовь о. Иоанна привлекала сердца других к Богу и только к Нему. Никакой другой, тем более корыстной, цели у него не было. Ему странно было услышать такое знакомое нам: «А что я буду за это иметь?» Нам теперь надо заново учиться у о. Иоанна бескорыстию. Учиться верить, что оно возможно, что ценно, что свидетельствует о силе духа, а не об отсутствии практической смекалки.

И последнее, о чем всегда надо помнить, теперь уже обращаясь к о. Иоанну как к святому, – это то, что он был доступен всем. Каждый мог подойти, сказать, спросить, попросить помощи, совета, участия. Каждый в самом широком смысле этого слова: верующий и не очень, православный и не входящий в нашу Церковь, стремящийся как-то ко спасению и тонущий добровольно во грехах, не верящий в возможность от них избавиться. Любой человек любого положения и состояния, любого возраста, пола, национальности. Это особенно удивительно теперь для замкнутых, недоверчивых, подозрительных. Им трудно верить людям. Им страшно раскрыться для других. Да и не секрет ни для кого, что открытая душа уязвимее, легко ранима, а тех, кто ценит открытость и доверие, – очень мало.

Теперь в молитве о. Иоанну мы можем находить утешение и поддержку, если решимся следовать всему, чему он учил и продолжает учить «словом, житием, любовью, духом, верой, чистотою» (I Тим. 4, 12). То долгожданное прославление, до которого мы, слава Богу, дожили, обязывает нас всех отозваться жизнью, не словом или всплеском чувств только, но решительным устремлением жить по вере. Конечно, это трудно, но называться христианином и соблюдать лишь правила внешнего благочестия – это лишать свою душу света веры и грешить, служа соблазном для других. Обращение в молитве к о. Иоанну может стать для нас источником радости, так как просить и получать, надеяться и видеть исполнение надежд, ощущать помощь свыше и вразумление – разве не благо, не милость Божия, посланная измученной Родине и ее народу? Слава Богу и дай Бог, чтобы внимание к о. Иоанну, вызванное канонизацией, способствовало умножению веры и углублению молитвы. АМИНЬ.

Пример помощи о. Иоанна Кронштадтского

В газете «Православная Москва», № 4 за 1997 год, напечатана статья, в которой прихожанка храма Святителя Николая в Пыжах рассказала о помощи о. Иоанна Кронштадтского. У нее на глазах происходило все, о чем она поведала.

Ее тетя была тайно пострижена с именем Мария. Старший брат тети, Иван, считал себя послушником о. Иоанна Кронштадтского, много о нем рассказывал и перед смертью передал ей большой портрет о. Иоанна с собственноручной надписью угодника Божия. Была у тети близкая по духу сестра, тоже тайно постриженная инокиня Александра. Жила она неподалеку от м. Марии. Вера, племянница м. Марии, жила с ней в Москве. М. Александра ездила в Одессу, и с ней иеросхимонах Кукша посылал книги, иконочки, крестики своим близким в благословение. Обычно все это помещалось в чемоданчике, который передавался знакомому, а тот отдавал дальше тем, кого знал. Во времена хрущевской «оттепели» такая «деятельность» запрещалась.

Однажды м. Александру арестовали за это. Допрашивали. Она никого не назвала. Стали пытать, пропуская электрический ток. После пытки она попала в больницу, ее подлечили, но навсегда осталась у нее вздрагивающая походка, будто она боится наступить на пятки. Прошло какое-то время, и она возобновила поездки в Одессу. Иногда она, не заходя домой, оставляла свой чемоданчик у м. Марии.

Когда однажды Вера пришла домой, тетя ей сказала, что была м. Александра, вечером зайдет. У стола стоял ее чемоданчик. Вскоре м. Мария заволновалась, сказала: «Вера, становись на молитву, сейчас к нам придут». Кто, зачем? Почему тетя волнуется, Вера не поняла, а спрашивать не стала, почувствовала, что надвигается что-то страшное, стала молиться. В дверь позвонили. Пришла женщина якобы из ЖЭКа, проверить отопление. Осмотрев комнату, быстро ушла. Вскоре позвонила м. Александра и прямо с порога спросила: «Еще не были?» – «Нет». Чтобы не подвергать никого опасности, взяла чемоданчик домой, попросив: «Молитесь Иоанну Кронштадтскому. Батюшка в обиду не даст».

Когда м. Александра пришла к себе, то сразу упала на колени и взмолилась: «Батюшка, помоги! Меня раз пытали электричеством, боюсь, что больше не выдержу. Делай, что хочешь, но не допусти, чтобы меня арестовали. Пусть все, что в чемоданчике, хоть в золу превратится, только защити!» Вскоре к ней пришли с обыском. Среди милиционеров была и женщина «из ЖЭКа». Она сразу указала на чемоданчик. Вот они, вещественные доказательства ее «преступления». Старший уполномоченный приподнял крышку – на него полетел пепел давно прогоревших угольков. Непрошеные гости ушли молча, а за дверью активистке было грубо сказано: «Еще раз сделаешь ложный вызов, арестуем тебя, а не эту богомолку». «Ушли», – облегченно вздохнув, позвонила м. Марии м. Александра. Вера с тетей поспешили к ней. Она все рассказала, кончив вопросом: «Что же я теперь передам людям, в чемоданчике и впрямь зола. Смотрите, что осталось от крестиков и иконок». Открыли крышку – и застыли от удивления. Вера на цыпочках постаралась подняться, заглянуть через их спины: в чемоданчике лежали аккуратно сложенные книжечки, крестики, иконочки. Не сговариваясь, все встали на колени перед портретом о. Иоанна Кронштадтского.

Комментарии для сайта Cackle