Духоборы в Америке и толстовцы

Как известно, назад тому 13 лет из Закавказья выселилось в Америку 8 тысяч духоборов, так называемой, «постнической партии».

Поселились духоборы эмигранты в Канаде, в провинции Ассинибойя, в безлюдной и безводной местности, в 40–60 верстах от города Иорктона, образовав 34 деревни, за которыми сектанты сохранили прежние традиционные духоборческие названия – Тамбовка, Спасовка, Воскресенка, и, конечно, пресловутое Терпение, милое сердцу духоборов по воспоминаниям о сытой, привольной жизни их предков на Молочных водах в Тавриде, а равно и о славном «духоборческом сионе», сиротском доме, – служившем резиденцией обоготворяемых ими управителей Калмыковых, где скрыты были и застенки для жестоких пыток и прелести магометова рая – с духоборческими гуриями включительно.¹

По поводу духоборческой эмиграции интеллигентными друзьями сектантов в заграничной печати и в русском обществе распространены вздорные ложные сведения, будто бы духоборов изгнало русское правительство за религиозные убеждения. Мы решительно заявляем, что духоборы ринулись на этот погибельный для них, как увидим мы ниже, путь, по совету все тех же друзей и по собственному произволению – совершенно добровольно, не желая подчиняться требованиям государственных законов и властей, отказываясь и на словах, и на деле от исполнения долга верноподданных Государя и граждан Российской империи: так, духоборы-постники демонстративно и долгое время уклонялись от несения воинской повинности, отказывались от полицейской и всякой другой службы, от уплаты податей. Они открыто заявляли о непризнании никакой власти в государстве, начиная с Его Величества, и о нежелании подчиняться каким бы то ни было распоряжениям местных властей. Часть духоборов, проживавших в Ахалкалакском уезде, Тифлисской губернии, в своей задорной игре в анархию зарвалась до массового активного сопротивления личным распоряжениям местного губернатора (кн. Ширвашидзе), причем, во время бунтарской выходки, ополченцы бросали в лицо и спину губернатора призывные билеты и публично оскорбляли бранными словами священную особу Государя Императора.

После такого возмутительного поступка духоборческой толпы, вызвавшего вмешательство военной силы, губернатор, весьма расположенный вообще к духоборческому населенно, – в течение двух недель лично вел переговоры с духоборами, отечески увещевая бунтарей прекратить свое преступное анархическое поведение и лишь только тогда не желавших покоряться законным требованиям начальства решено было изолировать от остального духоборческого населения, чтобы тем сохранить его спокойным и легальным.

И вот летом 1895 г. около 4 тыс. духоборов мятежной партии было расселено по туземным селениям Горийского, Душетского и Тионетского уездов, Тифлисск. губ. Здесь расселенные духоборы прожили более 2 лет.

Сектанты скоро же освоились со своим новым положением: они сплотились в большие группы, на арендованных у местных помещиков землях, наняли квартиры или же построили свои довольно удобные полуземлянки, завели чисто коммунистический образ жизни, составив общую кассу, заведывание которой поручено было особым попечителями. Последние все необходимое для содержания расселенной массы закупали оптом, кроме того карсские единоверцы целыми вагонами доставляли им в Тифлис все жизненные продукты, откуда на возах духоборы доставляли провиант по группам. Кроме того, из России (от толстовцев) и заграницы (от квакеров) шли значительные денежные пожертвования. Расселенные еще в 1897 г. весною имели нетронутым запасной капитал в 50 тыс. Следовательно, о какой-либо гнетущей нужде тогда не могло быть и речи. Между тем интеллигентные толстовцы всюду кричали и писали о голоде и море якобы замученных русскою властью тысяч духоборов, за религиозные убеждения совести.

Мы лично обследовали в мае и июне 1897 г. поселения и быт расселенных и решительно заявляем, что не видели ничего похожего даже на ту нужду и бедность, какие ежегодно в весеннюю пору можно встретить среди большинства деревень православного населения малоземельных центральных губерний. У духоборов были тогда налицо все жизненные припасы: столовые организованы были на несколько семей, работы производились также артелями, выручка шла в кассу; лошади табунами ходили на выпасах помещиков. При этом духоборы и неохотно даже ходили на поденные работы, особенно к помещикам, везде поднимали заработную плату сравнительно с туземцами, которых вооружали против владельцев, доказывая, что лес и земля Божии и платить за это владельцам не следует. От слов переходили к делу, выпуская своих лошадей без разрешения владельцев на луга, вырубая лес для топлива. На железнодорожные работы расселенные духоборы совсем не хотели идти, рассуждая так, и что-де «чугунка вещь вредная», так как она нужна главным образом для войны и насилия, а потому-де им, духоборам, как истинным христианам, негоже поддерживать то, что облегчает торжество насилия.

Повинностей, конечно, никто из расселенных не платил, местное начальство и не требовало этого.

Если духоборы бедствовали и болели, то от непривычного для них сурового постничества (вегетарианства) и от неупотребления чая. При знойном климате Кахетии употребление сырой воды порождало лихорадки. Но кто же в этом виноват кроме толстовских законодавцев? Новым Кавказским главноначальствующим, князем Голицыным, весною 1897 г. было объявлено расселенным, чрез их депутатов, чтобы они возвращались на свои прежние места, которые оставались незанятыми, где дома и усадьбы оставались в целости. Князь Голицын требовал лишь не бунтовать и жить, как все другие; при этом одно возвращение духоборов в свои насиженные места признавалось уже достаточным ручательством того, что возвращающееся смирились, и не будут, следовательно, повторять своих анархических поступков.

Нам известно, что этот мудрый призыв нового Кавказского администратора, на первых порах, многих из духоборов поколебал и значительная часть из расселенных склонна возвратиться, но вредное влияние главарей, распропагандированных и постоянно вдохновляемых интеллигентными толстовцами, удержало массу от этого единственно верного и спасительного в их тогдашнем положении шага.

Интеллигентные вдохновители духоборов личными наездами и посланиями поощряли расселенных духоборов постников продолжать свою пассивную «борьбу с насилием», т.е. с властью, уверяя, что русское правительство непременно сдастся и отведет духоборам где-нибудь свободные земли, и что тогда то духоборы, вкупе с ними, друзьями, заживут по-новому, по-своему, на началах «истинного христианства», во главе со своим обожаемым «вожакой» Петрушей. Соблазнители тут же добавляли: если не даст Российское правительство вам свободной земли, то в любом государстве вас примут, как желанных переселенцев. Из туманного разглагольствования толстовцев темная масса хорошо понимала одно, что их Петруша будет с ними там, где-то в неведомом краю, а в этом заключалось все обаяние толстовских обольщений, вся надежда и радость духоборов. Те из расселенных, которые решались было вернуться, немедленно подвергались осмеянию, ― таким вслед плевали, а при встрече шапок не снимали (что считается у духоборов самым обидным), отлучали от участия в молении, даже в пище, как изменников. Такие протестанты не могли пропитаться с семьей сами по себе, раз все состояние ― лошади и скарб вложены были в общинную кассу, не на что было и переезжать и обзаводиться вновь инвентарем хозяйственным, а потому приходилось с волками жить ― по волчьи и выть. Местной власти и миссии церкви следовало бы поддержать колебавшихся и во время устранить влияние вредных коноводов.

Однако нашлось около 50 семей, которые все-таки вернулись в Ахалкалаки на старое пепелище и теперь благословляют Бога. Остальные, около 3 тысяч, продолжали упорствовать и ожидать обещанного интеллигентными покровителями переселения «из русской халдейской земли в обетованную землю, преизобильную свободой во всем и на все». Миссию по приисканию таких земель с воображаемыми благами взяли на себя два главных виновника толстовско-духоборческого движения – князь Д.А. Хилков и Вл. Г. Чертков, напутствуемые самим Львом Николаевичем Толстым.

Что касается той части переселившихся в Америку духоборов, которые проживали до самого начала своего выезда за границу на местах оседлости – в плодороднейших землях Карсской области и Елисаветпольской губернии, то эти последние, кроме внутренних анархических мотивов, решительно не имели никаких других побудительных извне, со стороны действий власти, поводов и причин к тому, чтобы оставить свое отечество.

Духоборы эти жили здесь привольно, богато и свободно. Не смотря на то, что они разделяли тот же анархический образ мыслей, что и расселенные, и также постоянно производили дерзкие демонстративные, в отношении к местной административной и судебной власти, выходки и возмутительную игру в анархию, кавказское начальство решительно не предпринимало никаких насильственных мер стеснения против личной, бытовой и религиозной жизни духоборческой массы. Более мирного, благодушного отношения к зарвавшейся, в пассивной борьбе с государственной властью, горсти безумцев-сектантов едва ли можно найти еще в истории подобных движений. По широко понятому принципу невмешательства во внутреннюю жизнь сектантских общин и в дела совести сектантов, кавказская администрация Карсской обл. и Елисаветпольской губ. ограничивалась только наблюдением, и то весьма слабым и робким, – издали – за происходившим внутренним брожением в недрах мятущейся секты, и ограничивала свое воздействие лишь взысканием в известные сроки должных податей, прибегая иногда и к принудительному порядку; с теми же, кто открыто учинял какое-либо предусмотренное законом преступление, власти поступали строго легально, т.е. составляли протоколы и направляли дело в суд, подвергая виновного аресту и тюремному заключению. Все же прочие духоборы постники этих губерний собирались свободно на свои митинги анархические, где велась ожесточенная пропаганда, – беспрепятственно мотали свой лишний скот и всякое другое имущество, в силу отрицания собственности и ожидания скорого выхода из Египта, прощали долги, сжигали оружие, вводили коммунистические начала в жизни и в работах, засевали поля, собирали хлеб, подвозили продукты целыми вагонами расселенным своим единомышленникам и постоянно самым язвительным образом издевались над местной администрацией.

Благополучно сходили духоборам даже и такие вещи, как сопротивление властям при конной переписи, которой карсские духоборы не позволили произвести, – неисполнение в течение 2 лет натуральной дорожной, а также подводной и квартирной повинности для надобностей войск и проч.

Власть терпеливо ждала, что оставшаяся в стороне от толстовского движения спокойная партия духоборов (вторая – Веригинская и старая Гореловская) в конце концов подавит восстание своим нравственным воздействием и примером. Так оно и было бы, если бы не преступная агитация среди потерявших голову духоборов со стороны интеллигентов-толстовцев, лелеявших духоборческое религиозное анархическое движение как в своем роде беспримерный в истории жизни наших сект эксперимент, – как воплощение безумных мечтаний толстовства на деле, – в жизни целой массы. Увлекающиеся, полные болезненной мечтательности, головы хотели испробовать и показать миру на духоборческой массе толстовское царство Божие на земле, – жизнь на началах непротивления и религиозно-социалистической коммуны, без услуг государственности и цивилизации.

Но вместе с этим действовало здесь и озлобление против правительства, которому сектанты-интеллигенты хотели «насолить», постаравшись выпроводить из России тысячи полезных рабочих. Чувства эти разделяли и вожаки духоборов, – озлобленные борьбою с судом из-за сиротского дома и с властью из-за ссылки Веригина. Духоборческая темная толпа, искони покорная главарям своим, приученная на все смотреть глазами своих верховодов, слепо отдалась безумному водительству духоборческих «моисеев и ааронов».

Во главе интеллигентных радетелей, – они же и губители, – духоборов стояли сам граф Л.Н. Толстой, кн. Д.А. Хилков, В.Г. Чертков и Комп. Они напрягли все усилия к тому, чтобы как можно скорее вывести этого «нового духоборческого Израиля из российского Египта».

Г. Чертков и кн. Хилков с несколькими соглядатаями отправились в заморское скитание, на осмотр намеченных за границей земель: Хилкова тянуло в Новый Свет, в страну свободы, а Черткова на острова. Бедный по состоянию Хилков уступил богатому Черткову и решено было водворить духоборов на о. Кипре, а главное, – как можно скорей, – пока не раздумали духоборы. Измученные ожиданиями «земли обетованной», неопределенностью и тяжестью своего социального положения, расселенные духоборы и сами рады были скорее пуститься в путь на новоселье. Хоть гирше, да инше, ― отвечали они на предупреждения малорусской поговоркой. Пущен был в ход сохранившийся капитал на ближайшие расходы, Л.Н. Толстой пожертвовал свой гонорар за «Воскресенье» и сборы к выселению пошли быстро. Правительство русское в свою очередь не воспрепятствовало тому, чтобы эта, надоевшая всем, духоборческая муть и накипь скорее скатилась чрез эмиграционное движение. И вот первая партия духоборов двинулась весною 1898 года в плаванье на зафрахтованных английских, пароходах, чтобы осесть на о. Кипре.

Но здесь с первых же шагов постигло духоборов и «их моисеев и ааронов» жестокое разочарование и начались те скорби и муки, который гнетут и теперь этих несчастных сынов России, и не видно этим страданиям еще конца. Оказалось, что легкомысленные интеллигентные вожаки духоборов пустились в воду, не спросивши броду: местное правительство, при высадке новых переселенцев на остров, потребовало за каждую душу или семью, – хорошо не помним,– около 300 руб. гарантии, прежде чем отвести им земли, что в общем составляло громадную сумму, которой, конечно, не оказалось в наличности ни у интеллигентов, ни духоборов. Кое-как уладили вопрос о временном пребывании духоборов на острове. Вместе с тем власти предъявили к эмигрантам и другие свои государственные права и обязанности, которые им были так ненавистны в России. Сюда же присоединился изнурительный зной, лишения в пище и лихорадка. Духоборы страшно начали болеть и умирать, так что в короткое время несчастные расплатились за доверие к легкомысленным вожакам дорогою ценою сотней жизней, сложивших свои кости на острове Кипре. Хилков и Чертков между собой рассорились. Теперь принялся за дело уже кн. Хилков и, взяв двух ходоков из духоборов, отправился в Канаду, куда заманили доверчивого князя ловкие агенты эмиграционного комитета канадской железной дороги, всюду шныряющие со своими предложениями.

Осмотр намеченных в Канаде земель производился зимою, а следовательно ничего соглядатаи не могли видеть, если бы даже и хотели, относительно почвы и других условий хозяйственного быта будущих поселенцев.

Два духобора, сопровождавшие князя, как незнающие языка и условий местной жизни, естественно, были лишь автоматами в руках сиятельного опекуна духоборов, а он действовал, как помраченный сектант-фанатик, о всем судил с сектантской своей точки зрения, не обращая ровно никакого внимания на местные условия быта и жизни, выбирал наиболее пустынную местность, заботясь главным образом о том, чтобы местность была удалена от городских соблазнов и «тлетворной цивилизации». Больная мысль была напряжена на заботах о том, чтобы духоборы были возможно более изолированы от всякого стороннего влияния и могли бы сохранить свои, т.е. толстовские, начала жизни, чтобы не соблазнялись никакими другими занятиями, кроме земледелия и скотоводства, словом, чтобы не избаловались. Администрации же Канадской железной дороги было на руку заселить те именно свои необозримые пустыни, где никто из здравомыслящих людей никак не хотел оседать, опасаясь погибнуть с голоду и от безработицы.

С тою же стремительностью и с не меньшим легкомыслием заключены были самые нелепые предварительные условия и уже не для одних кипрских духоборов, а для всей массы из партии постников Карсской обл. и Елисаветпольской губ. От последних неудача с кипрской колонизацией очевидно была скрыта. И вот весною 1899 года в несколько партий двинулись духоборы-постники с Кавказа, позже с Кипра, опять-таки на зафрахтованных английских пароходах. Одной из партий предводительствовал сын гр. Льва Николаевича, Сергей Толстой (бывший земский начальник!). Кроме того сопровождало духоборов до 20 интеллигентов и интеллигенток из толстовской секты, ехавших сюда и в качестве просветителей темной массы, и устроителей толстовского «царства Божия».

С какими чувствами духоборы-эмигранты оставляли свою родную страну и с какими действительными думами вступили они на материк Нового Света, как доставились и устрояются, какова ныне судьба и положение духоборов в Канаде, русское читающее общество обо всем этом мало осведомлено: все, что появлялось в печати об этой духоборческой эпопее, исходило из под пера сопровождавших духоборов интеллигентных пестунов, которые в первое время на столбцах то «Русских Ведомостей», то «С.-Петербургских» много раз показывали, с позволения сказать, либеральный кукиш по адресу русского правительства и общества, – что-де вот мы как ловко и скоро утащили из варварской России духоборов-молодцев и устроили «наше царство Божие»...

Но в последнее время эти бытописатели духоборческой эпопеи умолкли. И вот, в начале 1900 г. резким диссонансом в хвалебном концерте либеральных повествователей о духоборческой аркадии в Канаде раздался впервые протестующий голос из среды самих выселившихся сектантов. Некто духобор Гончаров прислал своим родным в Закавказье письмо, полное отчаяния от тяжелой участи, какая постигла духоборов на новоселье в Новом Свете и просил принять его вновь в Славянку. По его словам, поселившиеся в Канаде духоборы терпят гнетущую бедность, голод и холод, – сами впрягаются в телеги и сохи, и что земля никуда не годится для земледелия. Вот это письмо:

«Возлюбленные и дорогие братцы и сестрицы, живущие на Кавказе! Вы жалуетесь на скуку, а между тем лучше бы я и весь век свой прожил на Кавказе между армянами и татарами, чем переселился в Канаду. У меня голова кружится и руки опустились. Жизнь наша в Канаде очень горька и полна лишений. Лес у нас таскают, на людях, для чего к бревну привязывают несколько человек мужчин и женщин; в плуг при распашке земли также впрягаются люди. На днях я отправился в поле размыкать горе, и вижу в одном месте пашут два плуга, в каждый из которых впрягались по семи пар мужчин и женщин. То были наши гореловские (из села Горелого, Ахалцыхск. уезд.), причем в первой паре ходили Савва Астафуров и Семен Яшин (прежде были люди весьма зажиточные и владевшие крупными стадами овец и другого скота), в другом месте пахало несколько плугов, которые таскали троицкие (из сел. Ново-Троицкого); в третьем месте несколько стариков лопатками ковыряли землю. Между всеми происходили споры и раздоры, порождаемые нуждою. Земля тут совершенно негодная – мелкий, как пыль, песок морской, едва покрытый тонким слоем чернозема от навоза. Местные жители говорят, что здесь родится только овес и картофель, часто побиваемый морозом. Худобы (скота) нет: пара лошадей стоит на русские деньги 400–600–700 р., пара быков стоит 250 р., корова – 125–150 р., пуд муки 1-го сорта стоит 3 р., 2-го сорта – 2 р. 40 к. и 3-го сорта – 1 р. 50 к.; пуд овса стоит 80 к. – 1 р.; ячменя вовсе нет; сена также нет. Есть какая-то скверная трава, ясак, ни на что негодная. Если бы наше кавказское сено да в Канаду, – ему цены бы не было. Так как жителей в Канаде мало, то летом рабочий стоит в месяц 30, 40 и даже 50 р., зимою же рабочие вовсе не нужны. Милые братья, не приведи вас Господь Бог бросить русскую землю и ее разноцветные поля. Хорошо было нашим, сидя в тюрьме на казенном продовольствии, расписывать о прелестях Канады; теперь же, в Канаде они мечтают о русской земле. Похлопочите, братцы, чтобы меня обратно приняли, и если напишете, что правительство разрешает мне вернуться, приеду и все вам расскажу, все горе наше вам поведаю. Если же меня обратно не примут, поеду в Америку или в Англию, но в Канаде не останусь». Гончаров, спасаясь от голода и нужды, бежал из Америки в Закавказье.

Здесь Гончаров своими рассказами лично засвидетельствовал закавказским духоборам об адской жизни в Канаде. По его словам, духоборы должны или как можно скорее переселиться в другие местности, или же погибнуть в борьбе за существование. Этот живой свидетель тяжелой драмы, постигшей духоборов эмигрантов, содействовал успокоению второй партии, также соблазнявшейся было сказками интеллигентных мечтателей о благах жизни «в стране свободы и всякого довольства».

Позже о несладком американском житье-бытье духоборов сообщил г. Тверской, писатель из либерального лагеря, на страницах «Вестн. Европы». Проживая уже много лет в Америке, г. Тверской произвел летом 1900 года обстоятельное обследование на месте всех связанных как с переселением духоборов, так и с настоящим положением условий их жизни в Канаде. Плодом этого исследования в конце 1900 г. явилась в свет полная живого интереса брошюра под заглавием «Духоборческая эпопея».

Достойно внимания, что сведения г. Тверского совпадают с показаниями духобора Гончарова. Сюда же нужно отнести и сведения официального донесения нашего консула в Канаде г. Струве, также лично обозревавшего духоборческие поселения в Канаде.

В сведениях этих живых и, несомненно, беспристрастных свидетелей, картина жизни духоборов в Канаде представляется крайне мрачною. Земли, на которых осели наши сектанты в провинции Ассинибойя, по своим климатическим и геологическим свойствам во многих поселениях почти равносильны тундрам нашей Якутской области; при этом местность эта с бедной растительностью и плохою водою. Климат так суров, что пшеница не созревает, летом бывают нередко морозы, которые побивают хлеб и овощи; летом донимает зной и комары, а зимой суровые холода и пронизывающие сухие ветры. Разведение скотоводства немыслимо для духоборов, так как на это нужны деньги и умение ухаживать и сбывать скот в этой стране жестокой конкуренции, чего у духоборов нет.

Внешняя обстановка жизни поселенцев нищенская. Духоборы построили землянки и мазанки, с русскими печами, которые оказались малопригодными для местного климата. Среди переселенцев масса заболеваний, особенно ревматизмом и чахоткой; больные не имеют ни лекарств, ни врачей. Работы на стороне достать очень нелегко, благодаря опять-таки конкуренции и незнанию духоборами местных условий жизни, языка и ремесел.

Все привезенное состояние проедено и истрачено на насущные нужды при первоначальном обзаведении хозяйством, кроме того уже в 1900 году накопились значительные долги. Первую зиму духоборы существовали, главным образом, на пособие и помощь извне, которая достигла до 50 т. долларов. Следующую зиму, если бы не было такой же щедрой помощи, – несчастным духоборам эмигрантам грозила бедствия страшной голодовки. Местное население относится недружелюбно к духоборам, как к конкурентам в борьбе за существование, при этом узнав чудачества непротивления духоборов, их не обижают только одни ленивые. Словом, духоборы оказались в Новом Свете в жалком положении чуть ли не париев и рабов.

«Исследование жизни духоборов, – говорит г. Тверской в одном своем частном, а потому несомненно откровенном сообщении в Петербург, не оставило во мне ни малейшего сомнения в том, что все дело велось и руководилось толстовцами, и что сам гр. Л.Н. Толстой посредством посланий стремится быть их нравственным вождем и доселе. Духоборы связаны и закрепощены самым основательным образом; в их настоящем положении они изолированы от всяких влияний, кроме толстовских, могут рассчитывать не умереть с голоду, только благодаря пожертвованиям, идущим из толстовских сфер в Америке, Европе и России и всякая, попытка помочь им, как бы то ни было, встречает со стороны толстовцев самый энергичный отпор… Они, с князем Д. Хилковым во главе, вступили даже в союз с правительством Канадских территорий в Виннипеге, безусловно контролируемом Канадской Тихо-Океанской дорогой Canadian Pacific R.R.C⁰ ― и всяческими путями, легальными и косвенными, препятствуют идее переселения духоборов в лучшие места, но такие, где их нравственный контроль неизбежно должен будет исчезнуть в самом непродолжительном времени».

Упорные и настойчивые по характеру, всегда бодрые и самоуверенные, духоборы теперь упали духом, и впали в апатию, уже несколько лет как привыкли жить на щедрые подачи со стороны, от квакеров и толстовцев, на которые понакуплены и скот, и инвентарь. Интеллигентные просветители мало-помалу поразъехались, очевидно, или разочаровавшись в духоборах, или не выдерживая физического гнета окружающих, условий жизни в насажденном, ими в Канадских тундрах «толстовском царстве Божием». Такова правда о духоборческой эпопее!

Борьба за существование и инстинкт самосохранения, естественно, должны отрезвлять, более здравомыслящих из духоборческой массы от угара толстовских фантазий, ослабив слепую приверженность сектантов к анархическим и коммунистическим принципам лжеучения и жизни своих непрошенных вождей. Духоборы, при надвинувшейся опасности голода и лишений, понятно стали более заботиться о личной собственности, и вот это-то их поведение, очевидно, не нравится интеллигентам просветителям, так-так они поспешили донести об этой начинающейся перемене в воззрениях и действиях канадских поселенцев самому Львy Николаевичу... Ему тоже не понравилось, что голодающие духоборы дорожат собой и семьей больше, чем другими, забывая, что ведь все равно «околевать» то придется... Льва Николаевича, по-видимому, даже раздражают «эти грехи и соблазны» духоборов.

Раздражение и скорбь Л.Н. Толстого, по поводу метаморфозы в коммунистической жизни, и в воззрениях духоборов вполне понятны: ведь с духоборческим движением у Л.Н., как ересеначалыиика, соединено было так много надежд радужных, такою дорогою ценою всяческих жертв и гибелью стольких жизней стоило возродить и поддержать это движение и вдруг при первом же налете жизненного шквала созижденная, по точному плану толстовизма, духоборческая храмина оказалась на песце, – без прочных устоев и так скоро начинает разрушаться в самом основании, – в коммунистической ее стороне!.. И вот Лев Николаевич к голодным и изнуренным гнетом разочарования и тяжкими жизненными условиями обращается с укорительным и увещательным посланием, напечатанным и собственноручно им подписанным, в Москве 17 февраля 1904 года (мы имели в руках это послание). Документ этот весьма любопытен для характеристики нынешнего нравственного настроения духоборов и «великого человека», выражаясь словами газетных бюллетеней. Послание это производит впечатление фарисейского разглагольствования упорного в своих заблуждениях фанатика, сытого, гордого крепостника – только в другой – духовной сфере, – «не разумеющего по голодным» и требующего от рабов слепой покорности его нраву... Вы, мол, хоть умирайте, а нашу барскую волю творите...

В этом характерном послании Лев Николаевич выступает без маски, как истый ересеучитель и как завзятый коммунар. Для нас документ этот важен, в качестве нового очевидного доказательства верности высказанного нами в печати еще в 1897 году глубокого убеждения, что главными виновниками всей духоборческой драмы² с самого ее начала и до сего дня являются интеллигенты толстовцы во главе с самим Львом Николаевичем и что переселение в Америку, как предсказывали мы тогда, будет новою затяжкою мертвой петли на шее злополучных духоборов. Вот это новое русской читающей публике неведомое произведение...

«Любезные братья и сестры.

Всем нам, исповедующим христианское учение и желающим, чтобы жизнь наша согласовалась с этим учением, надо помогать друг другу. И самая нужная помощь – в том, чтобы указать друг другу те грехи и соблазны, в которые мы впадаем, не замечая их.

Потому то и я, прося братьев моих о помощи в тех моих грехах и соблазнах, которых я не вижу, считаю своим долгом указать вам, любезные братья и сестры, на тот соблазн, которому, как я слышу, подпадают некоторые из вас».

Но здесь позвольте остановиться и спросить: а кто ваши, Лев Николаевич братья? Известный круг еди- <...>³ ния. Христос учит воздавать кесарю-кесарево (Марк.12:17). Слово Божие заповедует ― Царя бояться и почитать (2Петр.2:17), ибо Царь Божий слуга, тебе же на добро (Рим.13:4); совершать молитвы за Царя и за всех начальствующих (1Тим.2:1–3); с мятежниками не собираться (Притч.4:21); воздавать всем должное, ― кому честь, кому дань (Рим.13:7); начальников не злословить, князя не поносить (Исx.22:28); повиноваться властям предержащим, подати платить (Рим.13:1); быть покорным всякому человеческому начальству для Господа: Царю ли, как верховной власти, правителям ли, как от него посылаемым для наказания преступников и для поощрения делающих добро. Такова есть воля Божия (1Петр.2:13–15), противящиеся сами на себя навлекают осуждение (Рим.13:3). Так учит истинное христианство, – такова воля Божия.

Духоборы-постники, они же толстовцы, все эти заветы христианского учения попрали.

Если же сектанты терпели наказания, то за преступления против законов Божеских и человеческих. «Но какая им похвала», по слову ап. Петра, когда их наказывают за проступки (1Петр.2 гл.)? Причем тут христианское учение? Ведь вот сам-то Лев Николаевич, по собственному признанию, брат духоборов, и, очевидно, не только разделяет их вредные противоправительственные воззрения, но и одобряет, вдохновляет сектантов, ведет такую же «христианскую» жизнь, как и духоборы, однако его никто не гонит, и не преследует, так как законом предусмотренных преступлений он открыто не совершает. A разве не пустые это фразы, ― что будто бы враги христианства (власти русские) смутились от анархических безобразий горсти духоборов, старались скрыть (от кого?) их дела (а вот я-де, граф Толстой, безбоязненно открыл все это миру в подпольных листках лондонского свободного слова)?..

И затем, что это – злая шутка над истиной или обольщение, что будто бы «дела духоборов содействовали уничтожению царства зла?» Даже канадская администрация, за короткое время, успела убедиться и заявляет, что духоборы деморализировали местное население, так как развился грабеж на счет непротивленцев; то же замечалось и на Кавказе. Кому не ясно, что кроме увеличения зла и несчастий духоборческая эпопея никому ничего доброго не принесла?

Эта приведенная часть послания весьма важна, как откровенное признание самим гр. Толстым, что духоборы совершали те деяния, которые – на языке законов государственных и по здравому смыслу – суть анархические преступления, и что он, граф и К⁰ – «сторонники этого учения», –радовались, торжествовали, любили и восхваляли духоборов мятежников, иначе говоря принимали самое живое и деятельное участие в духоборческой злосчастной истории.

Следя далее за посланием, мы находим в нем скорбное признание Л.Н. Толстым того, что духоборы в Канаде действительно начинают выходить из повиновения своим командирам-интеллигентам, – изменяют коммуне и «толстовскому христианству».

Лев Николаевич смущен этим и горячо убеждает их и впредь оставаться в тумане его лжеучения.

«Теперь же я узнаю из писем наших друзей о том, что жизнь многих из вас в Канаде такова, что смущены уже сторонники христианского учения, а радуются и торжествуют враги его. Вот они ваши духоборы, ― говорят теперь враги христианства, – как только переехали в Канаду, в свободную страну, так и стали жить так же, как и все люди, так же копят имущество каждый для себя и не только не делятся с братьями, но стараются захватить каждый для себя, как можно больше. Так, что все, что они прежде делали только по приказанию своих главарей, не понимая хорошенько, зачем они это делают».

«Любезные братья и сестры! Знаю я и понимаю всю трудность вашего положения в чужой стороне, среди чужих людей, ничего никому не дающих даром, и знаю я, как страшно думать о том, что близкие, слабые семейные люди останутся без средств и помощи. Знаю, как трудно бывает жить в общине и как обидно бывает работать на других, которые не заботливы и тратят приобретенное чужими трудами. Все это я знаю, но знаю и то, что если вы хотите продолжать жить христианскою жизнью и не хотите отречься от всего того, за что пострадали и были изгнаны из отечества, то вам нельзя жить по-мирски и собирать отдельно для себя и для своей семьи собственность и удерживать ее от других людей. Ведь это только нам кажется, что можно быть христианином и иметь собственность и удержать ее от других людей; но это невозможно».

А что если, читая приведенные строки, голодающие духоборы спросят Льва Николаевича так: «учитель благой, ты говоришь нам нельзя жить по-мирски, – нельзя отдельно собирать, удерживать для себя и семьи собственности, а вам, учитель, можно жить по барски, – припеваючи в своей родовой Ясной Поляне, или в Москве на Хамовниках? – Тысячи собирать в корвану для семьи вашей, от продажи вашей собственности – изданий? Ведь вы, учитель, такой же христианин и брат, как и мы, но мы с семьями голодаем, а вы из первых в уезде по богатству имений – собственник! Мы слышали, что вы извиняете себя пред своими последователями тем, что-де неосмотрительно передали все права своей собственности супруге и детям, а сами остались яко наг, яко благ, не предвидя тех противоречий, в какие поставили себя, как собственника без прав и как свидетеля попрания вашей теории вашими же присными, – но ведь это и мы, – темные духоборы, можем понять, как фарисейскую уловку, рассчитанную на усыпление совести вашей и на наивность нас и подобным нам, ослепленных вами, страдальцев за ваше фарисейское лжеучение. Простите нас, сиятельный наш брат, но мы, простые голодные мужики, теперь начали понимать обман вашего учения и более не хотим слепо повиноваться команде вашей и ваших... Вы говорите, учитель, что знаете, как трудно жить в общине и работать на других. Но позвольте спросить, откуда вы знаете это, не из горького же опыта? На собственной особе ведь вы никогда не попробовали этих «душеспасительных благ», хотя бы, напр., в наших Канадских тундрах? – Поучительно, чтобы мог ответить на подобные вопросы ясно-полянский моралист голодным мужикам-духоборам? Но продолжим цитацию послания.

«Стоит людям признать это – и от христианства очень скоро не останется ничего (?), кроме слов, и, к сожалению, неискренних и лицемерных слов. Христос сказал, что нельзя служить Богу и мамоне; одно из двух: или собирать для себя собственность, или жить для Бога. Сначала кажется, что между отрицанием насилия, отказом от военной службы и признанием собственности нет никакой связи (А разве неправда?). «Мы христиане, не покланяемся внешним (?) богам, не присягаем, не судим, не убиваем, – говорят многие из нас (sic), то же, что мы трудом своим приобретаем собственность не для обогащения, а для обеспечивания своих близких, то этим не только не нарушаем учения Христа, но еще исполняем его, если от избытка своего помогаем именно нищим (Таков взгляд вселенской Церкви Христовой во все времена христианства был и есть). Но это не правда?! Ведь собственность значит то, что я считаю своим, я не только не дам (почему же?) всякому, кто захочет взять это мое, но и буду защищать это от него. Защищать же от другого то, что считаешь своим, нельзя иначе, как насилием, т.е., в случае нужды (а если ее не будет?) борьбою, дракою, даже убийством. Если бы не было этих насилий и убийств, то никто бы (?) не мог удержать собственности. Если же мы удерживаем, собственность, не делая насилия, то только потому, что собственность наша ограждена угрозой насилия и самим насилием и убийством, которые совершаются над людьми вокруг нас.

У нас, если мы и не защищаем ее, – не отнимают нашу собственность только потому, что думают, что мы так же, как и другие, будем защищать ее.

Потому признание собственности есть признание насилия и убийства, и вам незачем было отказываться от военной и полицейской службы, если вы признаете собственность, которая поддерживается только военной и полицейской службой. Те, которые исправляют военную и полицейскую службу и пользуются собственностью, поступают лучше, чем те, которые отказываются и не несут военной и полицейской службы, а хотят пользоваться собственностью; такие люди, сами не служа, хотят для своих выгод пользоваться чужой службой. Христианское учение нельзя брать кусочками: или все, или ничего. Оно все неразрывно связано в одно целое. Если человек признает себя сыном Божиим, то из этого признания вытекает любовь к ближнему, а из любви к ближнему одинаково следует и отрицание насилия, и присяги, и службы, и собственности».

Все вышеприведенное рассуждение о собственности производит впечатление странного софизма, где извращено и учение Христа, и здравый взгляд на жизнь, и обыденные вещи. По взгляду графа Толстого – «если люди отказались от насилия, судов и войны, то они должны отказаться и от собственности, потому что насилие и суды нужны только для удержания собственности. Если же люди держат собственность, то им необходимо и насилие, и суды, и все мирское устройство».

Таков анализ графа Толстого в отношении связи явлений общественной жизни. Курьезно читать эти наивно-важные рассуждения, которые показывали бы в графе некоторую наблюдательность только в том случае, как справедливо замечает один публицист по поводу философии яснополянского философа, если б он всю жизнь доселе провел во сне, или на необитаемом острове, и только теперь впервые увидал общественную жизнь, почему, спрашивается, нельзя быть христианином и иметь собственность? Христос никогда и нигде в свят. Своем Евангелии не отрицает прав человека на собственность. Говоря, что нельзя служить Богу и мамоне, Христос только предостерегает от пристрастия к материальной стороне жизни, – к земным благам, до забвения единого на потребу, от увлечения корыстью, скаредностью, до попрания заповедей Божиих; именно предостерегает от такого греховного скаредного отношения людей к собственности, которое рисует гр. Толстой в своей проповеди духоборам, когда человек не в состоянии расстаться со стяжаниями своими, не отзывчив к нужде неимущего брата, когда за свое он готов действительно, лезть на драку и насилие. Но ведь не век же собственники такие скареды, как представляет их гр. Толстой!..

Есть и люди добрые, которые без драки и насилия готовы помогать меньшей братии. Однако, как низко и пошло думает Л. Толстой о нравственном состоянии христианского общества и вообще человечества, представляя всех такими любителями чужой собственности, которых, только угрозы штыка да наказание суда будто бы удерживают от грабежей!..

Ниже в своем послании Лев Николаевич и сам противоречит только что высказанным доводам, рассуждая уже не просто о собственности, а о пристрастии к ней. На этом верном пути мышления взгляды его бесспорно убедительны для читателя, хотя в конце он опять впадает в парадокс, советуя людям – разумным и свободным существам, обратиться к животной жизни птиц небесных.. А в конце концов учитель и обличитель духоборов забывает и про христианство, и про Царство Божие, и говорит практическим языком собственника и коммуниста – о выгодах и пользе общинной жизни...

«Кроме того, пристрастие к собственности само по себе есть обман, и Христос раскрывает нам его. Он говорит, что человек не должен заботиться о завтрашнем дне, и не потому, что в этом есть какая-нибудь заслуга, и что это велит Бог, а потому, что такая забота ни к чему не ведет, что этого нельзя, и что кто будет делать это, тот будет делать глупость, стараясь сделать невозможное. Человеку невозможно обеспечить себя, во-первых потому, что он смертен, как это показано в евангельской притче о богаче, построившем житницы, и, во-вторых потому, что никогда нельзя найти предел нужного обеспечения. Насколько времени нужно обеспечить себя? на месяц? на год? на 10 лет? на 50? обеспечить ли только себя или и своих детей, и своих внуков? и чем обеспечить? едой или и одеждой, и жилищем, и какой едой и каким жилищем? Кто начнет обеспечивать себя, тот никогда не придет к концу обеспечивания, а только напрасно погубит свою жизнь, как и сказано: кто захочет сохранить свою жизнь, тот погубит ее. Разве мы не видим богачей, живущих бедственно, и бедняков, живущих радостно. Человеку не нужно себя обеспечивать, как и сказал Христос. Он обеспечен раз навсегда Богом: так же, как обеспечены птицы небесные и цветы полевые.

Да, но если так, и люди все не будут работать, не будут пахать, сеять, то все помрут с голоду, – говорят обыкновенно те, которые не понимают или не хотят принять учение Христа во всем истинном его значении. Но ведь это только отговорка. Христос не запрещает работать человеку и не только не советует быть праздным, но, напротив, велит всегда работать, но только работать не на себя, а на других. Сказано: сын человеческий пришел не для того, чтобы ему служили, а для того, чтобы самому служить людям, и трудящийся достоин пропитания. Человек должен работать как можно больше, но только не удерживать себе, не считать своим того, что он сработал, а отдавать другим.

Чтоб вернее всего обеспечить себя, человеку есть одно средство, и это средство то самое, которому учил Христос: как можно больше работать и довольствоваться как можно меньшим. Человек, который будет поступать так, везде и всегда будет обеспечен. Христианское учение нельзя брать кусочками: взять одно и оставить другое. Если люди, приняв учение Христа, отказались от насилия судов, войны, то они должны отказаться и от собственности. Если же люди держат собственность, то им необходимо и насилие, и все мирское устройство.

Соблазн собственности есть самый тонкий соблазн, вред которого очень хитро скрыт от людей, и поэтому так много христиан претыкались об этот камень (не исключая и вашего сиятельства)!

И потому, дорогие братья и сестры, устраивая вашу жизнь на чужой стороне, после того как вы были изгнаны (?) из своего отечества за верность (sic) христианскому учению, я вижу ясно, что вам со всех сторон выгоднее (sic) продолжать жить христианскою жизнью, чем изменить этому, начать жить жизнью мирскою. Выгоднее жить и работать сообща со всеми теми, которые захотят жить такою же жизнью, как и вы, чем жить каждому отдельно, собирая только для себя и для своей семьи, не делясь с другими. Выгоднее жить так, во-первых, потому что, не припасая на будущее, вы не будете тратить бесполезно сил на невозможное для смертного человека обеспеченье себя и семьи; во-вторых не будете тратить сил на борьбу с другими, чтобы удержать от ближних каждый свое имущество; в-третьих, потому, что без сравнения больше сработаете и приобретете работая общиной, чем сколько сработали бы, работая каждый отдельно; в-четвертых, потому что, живя христианской жизнью, вы, в окружающих вас людях, вместо зависти и недружелюбия, вызовете к себе любовь, уважение и, может быть, подражание своей жизни; в-пятых, потому что не погубите (?) того дела, которое вы начали и которым посрамили (?) врагов и порадовали (?) друзей Христа».

Вот в этом то и вся суть дела: – вы хоть там околевайте в своих тундрах, да не подрывайте кредита к теории непротивления и не огорчайте меня – яснополянского пророка и учителя новой жизни.

«Знаю я, что трудно не иметь ничего своего; трудно быть готовым отдать то, что имеешь и нужно для семьи, всякому просящему; трудно покоряться избранным руководителям, когда кажется, что они неправильно распоряжаются; трудно переносить недостатки друг от друга; трудно воздержаться от привычек роскоши, мяса, табаку, вина. (Какое там вино, мясо, когда люди без хлеба и жилища пропадают!). Знаю, что все это кажется трудно. Но, любезные братья и сестры, ведь мы нынче живы, а завтра пойдем к Тому, Кто послал нас в этот мир. Стоит ли из-за того (ведь все равно умирать надо!), чтобы называть вещи своими и по-своему (да нечем же!) распоряжаться ими, из за нескольких пудов муки, долларов, шубы, пары волов, из-за того, чтобы не дать неработающим воспользоваться тем, что я сработал, из-за обидного слова, из-за гордости, из-за вкусного куска – идти против того, Кто послал нас в мир (не вернее ли того, кто увлек в Канаду?), и не делать того, чего Он от нас хочет, и что мы можем исполнить только в этой нашей жизни. А хочет Он от нас немногого: только того, чтобы мы делали другим то, чего для себя хотим. И хочет Он этого не для себя, а для нас же, потому что, если бы мы только согласились это делать, то всем бы было так хорошо жить на земле, как только можно. Но и теперь, хотя бы весь мир жил противно Его воли, всякому отдельному человеку, понявшему то, зачем он послан в мир, нет расчета делать ничего иного, как только то, на что он послан.

Мне, старику, стоящему на краю жизни, со стороны ясно видно это; но и вы, дорогие братья и сестры, если только подумаете спокойно, откинув на время соблазны мира, ясно увидите тоже, что всякий человек ничего не потеряет, а со всех сторон только выгадает, если будет жить не для себя, а для исполнения воли Бога. Сказано: «Ищите царства небесного и правды его, а остальное приложится вам». И всякий человек может испытать, правда ли это, вы же уже испытали это и знаете, что это правда. А то мы ищем остальное: имущество, мирские сладости, и их не получаем, и царство небесное теряем.

И потому, любезные братья и сестры, держитесь крепко той жизни, которую вы начали, а то вы напрасно потеряете то, что имели, и не найдете того, что ищете. Пославший нас в жизнь лучше нас знает, что нам нужно, и вперед так устроил мир, что человек получает наибольшее благо и в этой жизни и в будущей, только исполняя не свою волю, а Его. О том, как именно вы устроитесь в своей общинной жизни, я не смею вам давать советов, зная, что вы, особенно ваши старички, опытны и мудры в этом деле. Знаю только, что все будет хорошо, если только каждый из вас будет помнить, что он не по своей воле пришел в мир, а по воле Бога, Который послал его в эту короткую жизнь для исполнения воли Его. Воля же Его вся выражена в заповеди о любви. Собирать же собственность отдельно себе и удерживать ее от других – значит поступать противно воле Бога и заповеди Его.

Простите. Брат ваш Лев Толстой».

Таков общий остов толстовского идеала общественной жизни в духоборческом царстве... В частности граф Толстой не входит.

О том, как же именно духоборам устроиться в своей общинной жизни по вышеизложенному рецепту не говорит Л.Н., так как они, «духоборы, особенно же их старички, по его мнению, опытны и мудры в этом (?) деле».

Задача, задаваемая «старичкам», очень нелегка. Странные социально-экономические представления развивает яснополянский учитель своим закабаленным в американскую неволю ученикам духоборам. Не знаю, как они покажутся «старичкам» духоборческих общин, но с точки зрения политической и экономической науки – это прямо какой-то детский лепет, – так рассуждает по поводу послания Льва Николаевича известный публицист Лев Тихомиров, опытно познавший всю тщету подобных социально-анархических утопий.

Граф Л. Толстой открывает своим «старичкам» социальную Америку в виде неизбежной связи между частною собственностью и государством. Это можно бы назвать азбукой, но «великий учитель» даже и этой азбуке не доучился до конца.

Во-первых, общественная власть, а стало быть и сила, а стало быть, если нужно, и насилие, выдвинута людьми в государстве вовсе не для охраны одной частной собственности, а собственности вообще, то есть в том числе и общинной. Граф Л. Толстой рекомендует своим «старичкам» устроить духоборческие общины на началах того, что составляет самую обыкновенную ассационную собственность, и воображает при этом, будто он рекомендует нечто совершенно отличное от собственности вообще. Но старички духоборов жестоко ошибутся, если подумают, на основании слов «великого учителя», будто бы коллективную собственность не требуется точно также защищать и, в конце концов, как ultima ratio – силой. Графу Л. Толстому, по-видимому, неизвестно, что огромную часть своей жизни человечество прожило в маленьких общинах, подобных духоборческим, пользовавшихся точно так же коллективною собственностью, и при этом они вечно принуждены были думать о самозащите, вечно только «насилием», оружием охраняли себя. Если бы духоборы на Кавказе не были охраняемы Русскою властью и полицией, то горцы персияне, турки, да и свои собственные соседи – живо обобрали бы их, не спрашивая «частная» или «коллективная» у них собственность. Гр. Л. Толстой умудрился век прожить с изумительною отчужденностью от всякой помощи науки, но, конечно, он слыхал, по крайней мере, о побоищах крестьянских общин из-за покосов и угодий.

Охраны государства требует всякая собственность. Но гр. Л. Толстой, сверх того, ошибется в своем примитивном анализе, полагая, будто бы государство возникло для охраны только собственности. Нет, всякий правовой интерес личности способен подвергаться тем же нарушениям, как и право собственности, и когда люди стали создавать Государство, они руководились потребностью защиты не одной собственности, а всех своих правовых интересов. На личность человека может быть столько же посягательств, как и на его собственность, и они даже гораздо более тяжелы и возмутительны. Не охранив себя от таких посягательств, человек должен бы приготовиться стать рабом каждого кто вздумает, и кто сильнее его. И вот почему необходимо возникает общественная власть, которая одна только может дать неприкосновенность прав личности. В отыскивании этой важнейшей для них неприкосновенности своей личности, люди складываются в общины, а общины в государство, и неприкосновенность собственности составляет только одно из условий неприкосновенности личности.

И это нынче знает весь грамотный свет, кроме «великого учителя» духоборов.

Если социалисты надеются (хотя и мечтательно), что социалистический строй способен заменить нынешнее государство – то лишь потому, что они вводят не общинную собственность, a национальную, и неприкосновенность ее намереваются охранять всею силою коллективизированной нации. Их планы фантастичны и ошибочны, но тут нет хоть логической нелепости, нет тех истинно ребяческих ошибок анализа, какие поражают глаз в наставлениях «великого учителя».

Если анархисты упраздняют государство, то, при всей умалишенности своих фантазий, они все же дают каждому человеку право и даже вменяют ему в нравственную обязанность – отражать насилие и уничтожать всякие его попытки к эксплуатации других людей. Граф же Толстой, ставя своим несчастным старичкам в обязанность не поддерживать государства и способствовать его захирению, в то же время запрещает, им и самозащиту!

Он надеется, что пример смиренной беззащитности духоборов повлияет на всех окружающих и превратит всех американцев в таких же кротких овечек! Он не понимает, что его наставления могут вести не к повышению общественной нравственности, а только к полнейшему развращению общества, если бы сколько-нибудь широко принимались.

Нет более препоны злу и насилию: вот вывод социальной премудрости графа Л. Толстого. Пусть грабитель грабит, пусть насилует как угодно личность других, хотя бы даже и в физическом смысле, – нет ему отпора, нет защиты страдающему! Вся добродетель сводится к правилу: терпи и покоряйся. Все, что способно к насилию, получает широчайшее, свободнейшее развитие: ему – свободная и долгая жизнь, ему – цветущее потомство, ему даже – если вздумается – и жены и дети все выносящих добродетельных баранов. А вздуматься при таких условиях может все: ведь у турок была взимаема с покоренных гяуров подать самыми сильными и красивыми детьми, на улучшение расы победителей. Добродетельные люди графа Л. Толстого превратились бы, в несколько поколений, в стадо забитого и оглупевшего скота, который бы безмолвно работал на новых феодалов хищников, покорно исполняя все их требования, включительно до – если они вздумают даже и jus primae noctis.

Это идеал, это учение «великого учителя», человека, которого реклама возводит на пьедестал, и пред «идеями» которого она приучает преклоняться толпу... Что за нелепое зрелище!

Да нашим газетным рекламистам пора бы понять, что обязанности публициста, обязанности каждого человека, способного влиять на других, требуют серьезного внимания к содержанию вредного и нелепого «учения» графа Толстого. Или его рекламисты думают, что оно нелепо до безвредности? Но тогда с какой же стати хвалить и рекламировать нелепости? Да, при том, к несчастью, трудно усваивается только умное, а на пробу нелепости всегда найдутся какие-нибудь несчастные, вроде духоборов. Если даже весь народ не может погибнуть в таких чересчур глупых экспериментах, то с какой же стати толкать на гибель хотя бы и отдельные группы, или отдельных лиц? Что это за странная обязанность – эта parti pris – восторгаться «великим учителем», ясно видя, что он проповедует вреднейшие нелепости?

При этом нельзя не принять во внимание и того обстоятельства, что эмиграционная агитация толстовцев на духоборах не окончена, а, наоборот, продолжает вестись среди других сектантов. Оказывается, что неудача с канадским поселением духоборов далеко не образумила этих своеобразных вождей русского сектантства. Им мало тех тяжких жертв, какие принесла и несет духоборческая масса. Рьяные толстовцы заманивают в свою ловушку все новые и новые жертвы. Так, в Америке летом 1900 года появились ходоки от закавказских молокан. Весною 1900 года 50 семейств крестьян Харьковской губернии, из последователей кн. Хилкова, поднялись было со своих мест, чтобы «плыть» в Канаду, и несколько семейств, несмотря на принятые администрацией меры, все-таки переселились. В агитационных письмах своих, Хилков и К⁰. описывали жизнь в Канаде в самом привлекательном для мужиков виде: «земли участок в 53д. – стоит 20 руб. навечно, казенных податей никаких никто не платит, только есть местная подать ― два дня работы (барщина?) с каждого владельца участка». Но тут же сообщается, что пара лошадей стоит 400р., волы ― 240 и даются советы «непременно забрать на пароход свои хозяйственные инструменты ― соху и борону, лопаты, ибо все это очень дорого в Америке».

Это русскую-то соху-матушку везти в Америку!.. Практичные советы, нечего сказать.

Наиболее откровенно изложены, в тех же агитационных посланиях к харьковским крестьянам-павловцам, побуждения и взгляды толстовских вождей духоборов другим интеллигентом, командующим ныне в канадском духоборстве, г. Бодянским (дворянином из университетских).

«Я смотрю на переселение в Канаду духоборов и других, как на событие в высшей степени важное, пишет Б. одному крестьянину с. Павловки. Это рождение великого народа (не смерть ли?). Может быть это слишком много (кажется!) так смотреть, но я смотрю так и не могу иначе смотреть, так как переселение это вызвано не какими-нибудь имущественными соображениями, а единственно только желанием осуществить царство Божие на земле. Бог берет лозу и пересаживает ее на новую почву с тем, чтобы она выросла на свободе, не заглушаемая посторонними растениями и дала обильный плод. Вот так, братья, и нам надо думать! Надо нам думать, что если мы, по милости Божией, будем возведены (?) в стране, где нет никакого запрета жить по своей совести, и никого насильно не заставляют брать в руки штык, ― рог сатаны (sic!), если мы будем водворены в стране свободы и простора для доброй жизни, то это значит, что Бог избирает нас для своего дела, и обязывает нас исполнить это дело больше, чем тех, которые остаются в приневолии».

К этой откровенной речи, где все мотивы эмиграционной агитации толстовцев так ясны, нечего прибавлять.

Разве только одно можно сказать, не слишком ли уж просто и легко стали уловлять в свою западню бедного русского мужика новые интеллигентные ловчие для своих преступных экспериментов? A затем не служит ли зловещим знамением нашего времени это какое-то психопатическое увлечение Толстым и систематическое замалчивание и в обществе и в печати сектантствующего толстовства?

Мы получили новые сведения из Америки о положении духоборов, поселившихся в Канаде. Оказывается, что чем дальше, тем все тягостнее делается там положение этих несчастных русских сектантов, и не материальное только, но и социальное.

Присматриваясь к духоборам первое время молча, – без вмешательства во внутреннюю жизнь этих своеобразных сектантов, – местная администрация не долго, однако, потерпела чудачества непротивленцев и их социально-политические в отношении законов и властей вольности, к которым духоборы так привыкли на Кавказе, под опекой благодушнейших российских администраторов. Американские власти потребовали от духоборов полного подчинения во всем местной юрисдикции, начиная с записей в метрические акты паспортов, и продолжая всякими другими обязанностями и повинностями гражданскими. Духоборам и их верховодам толстовцам это пришлось, конечно, очень не по нраву, и среди новоселов начинается новое брожение. «Побежали от волка, а попали на медведя», сетуют молодые на стариков, затеявших безумное дело переселения из России. Слышно, что толстовцам и в частности гр. Л.Н. Толстому «вероломство» канадской администрации причинило велию скорбь, и надо думать, Лев Николаевич не преминет по сему поводу сочинить обличительную иеремиаду по адресу канадских властей, но ведь там не будут расшаркиваться пред «великим писателем земли русской» и справляться, что сегодня ему суп или щи с кашей варили, как умильно о сем поведали газеты столичные в специальных телеграммах; в Америке умеют проводить свою государственную политику твердо и неуклонно, там не ведают российского благодушия в отношении сектанства. Веруй, как знаешь и хочешь, а в делах государственной важности не шали, законы неуклонно исполняй, обязанности и долг свой свято храни.

Железная дорога Manitoba North Western, на землях которой поселена половина духоборов в Ассинабойе, ― другая половина живет на земле государственной, ― продана Canadian Pacific R.R.C⁰. Эта последняя, открыв, что документы, по которым поселены духоборы, составлены были неправильно и совершенно на авось и не имеют законной силы, грозит отобрать теперь у них эти земли, требуя уплаты по три доллара за каждый акр. Многие селения выстроены целиком на этой железнодорожной земле, и им дан годичный срок: или плати, или убирайся вон.

По приблизительному расчету приходится уплатить 750 р. на семью, что, само собой разумеется, совершенно недостижимо, тем более, что земля ровно ничего не стоит, и между духоборами началось серьезное брожение. Абсолютная неспособность князя Д.Хилкова и всех его адъюнктов к какому-либо практическому делу дала возможность Canadian Pacific R.R.C⁰ учинить теперь все это с несчастными духоборами. Трудно предвидеть, чем окончится эта духоборческая столь трагическая эпопея.