Хронограф Ипатского списка летописи под 1114 годом

А.А. Шахматов в своей недавней статье о хронологии древнейших русских летописных сводов, помещенной на страницах настоящего журнала (1897 г. № 4), указывает на две редакции Повести временных лет, причем ко второй редакции относит между прочим и Ипатский список. Указав на то, что второй редактор исправил хронологию первой редакции на основании Никифорова летописца вскоре, он говорит далее, что “нет указаний на то, чтобы второй редактор был знаком с хроникой Амартола” (стр. 476). К этому он прибавляет такое примечание: “Кроме сочинений Мефодия Патарского, Ипполита папы Римского, Епифания Кипрского, ему был известен и какой-то греческий хронограф (ср. Ипат. 1114 г.)”. Действительно, под 1114 г. Ипатской летописи летописец рассказывает, как Ладожане говорили, что “егда будеть туча велика и находять дѣти наши глазкы стекляныи и малыи и великыи, провертаны, а другыя подлѣ Волховъ беруть еже выполоскываетъ вода” (Ипат. лет. изд. Археогр. ком., стр. 199). Чтобы он не дивился такому чуду, Ладожане сказали ему, что старые мужи, ходившие за Югру и Самоед, видели, как после тучи “спадаютъ оленци мали в нѣй и възрастають и расходятся по земли” (ibid). К этому летописец приводит сначала живых свидетелей – Павла Ладожского и всех Ладожан – а затем ссылается на письменное свидетельство: “аще ли кто сему вѣры не иметь, да почтеть фронографа, вар. хронографа” (стр. 200). Сначала указывается на подобное явление в царство Право, причем издатель в примечании указывает на стр. 369 Муральтовского издания хроники Георгия монаха (Амартола). Сравнивая летописное сказание с соответствующим отрывком славянского перевода хроники Георгия монаха, можно убедиться, что начало большой выписки из хронографа взято именно из хроники Георгия монаха. Это можно видеть из сопоставления (Елл. и Рим. Летоп., Синод. библ. № 280, л. 220 v.):

Последнему известию нет соответствия в греческом и его источника я указать не могу.

Дальнейшая выписка из хронографа взята уже из другого источника, именно вся целиком из хроники Иоанна Малалы. В этой выписке рассказывается о двух царях – о Феосте и о Солнце, называемом Дажьбог. Сказание о Феосте составляет на греческом языке окончание первой книги хроники Малалы, не сохранившееся в найденном недавно Виртом списке, но, как указывает славянский перевод хроники, вполне уцелевшее в той компиляции, которая напечатана в Боннском издании хроники Иоанна Малалы как первая глава. В славянском переводе этот отрывок сохранился в полном виде только в одном Виленском хронографе, соответствующем известному Архивскому хронографу, содержащему между прочим части хроники Малалы. Из этого Виленского хронографа (Вилен, публ. музея № 109–147) сказание о Феосте было издано мною при описании Архивского списка (см. мое изсл. Александрия русск. хроногр. стр. 332), а в недавнее время переиздано вновь (см Первая книга хроники Иоанна Малалы – Записки Императорской академии наук, VIII сер., по истор. фил. отд. том I, № 3). Кроме того, тот же рассказ, но в сокращенном виде вошел в Еллинский и Римский Летописец первой редакции (см. А. Попова, Обзор хронографов русской редакции, I, 18).

Из сопоставления летописного текста с славянским переводом хроники Иоанна Малалы оказывается, что летописец взял свое сказание уже из готового славянского перевода, но при этом не выписал из своего оригинала с такой буквальностью, с какой он сделал это относительно дальнейшего сказания. Поэтому я рассмотрю сначала второе сказание о Солнце, называемом Дажьбог. Оно составляет начало второй книги хроники Иоанна Малалы и сохранилось в Архивском списке (№ 902–1468), откуда я беру славянский текст.

Как видим, сходство буквальное как в тех случаях, где славянский текст сходится с греческим, так и в тех, где перевод отличается от греческого. Славянская глосса к имени Феоста “єгоⷤ и Сварога наричють” перешла в летописи в предыдущий рассказ о Феосте: 1) “сего ради прозваше и богъ Сварогъ”, 2) “сего ради и прозваша и Сварогом”. В соответствующем месте славянского перевода этих глосс, как увидим, нет. Славянская глосса к имени “Слн҃це”= Ἥλιος – “єгоⷤ наричють Дажьбг҃ъ”, удержалась и в летописи. В определении времени царствования “Солнца” все три текста расходятся, но, очевидно, в летописи выпало число 7, иначе сказать в Архивском тексте и летописи определяется число дней царствования в 7477. В греческом тексте ἡμέρας ҂δυοζ (то-есть 4477, в рукописи ошибочно ҂δυζ). ὡς εἶναι ἔτη ιβ' καὶ ἡμέρας Ϟζ'; двенадцать лет и 97 дней составляют, действительно, 4477 дней и, следовательно, славянское счисление 7477 должно быть признано ошибочным. Трудно сказать, конечно, откуда идет ошибка, но всего вероятнее, что из греческого оригинала, в котором могло быть ошибочно ҂Ϟυοζ. С этим вместе стоит, по-видимому, в связи дальнейшее отличие славянского перевода от греческого текста: “ꙗко быти лѣтома двѣманадесѧтма ти полу”= ὡς εἶναι ἔτη ιβ' καὶ ἡμέρας ϞϞ. Я понимаю это так, что царствование Гелиоса (Солнца) продолжалось 12 с половиной лет; объяснить иначе мне кажется невозможно. Замену одного счисления другим можно приписывать и греческому оригиналу и славянскому переводчику. Заметим здесь, что издатель летописи неправильно разделил слова – “двемадесятьмати по лунѣ”: “нѣ” относится к следующему – “нѣ видяху бо – οὐ γὰρ ᾔδεισαν… В дальнейшем оба славянских текста, сходясь между собой, несколько отличаются от греческого, хотя это отличие состоит только в свободной передаче греческого текста, что, надо сказать, в переводе хроники Иоанна Малалы, встречается часто. Греческое οὐ γὰρ ᾔδεισαν οἱ Αἰγύπτιοι τότε ἢ ἄλλοι τινὲς ἀριθμὸν ψηφίσαι, ἀλλ' οἱ μὲν τὰς περιόδους τῆς σελήνης ἐψήφιζον εἰς ἐνιαυτούς, οἱ δὲ τὰς περιόδους τῶν ἡμερῶν εἰς ἔτη ἐψήφιζον передано с некоторыми отменами: в переводе не переведено: 1) τινὲς ἀριθμὸν, 2) εἰς ἐνιαυτούς и своеобразно переведено: 1) τὰς περιόδους τῆς σελήνης = “по лѹнѣ” и 2) τὰς περιόδους τῶν ἡμερῶν = “дн҃ьми”. Славянские тексты вышли, следовательно из одного оригинала. На тот же отличный от известного нам греческого текста оригинал указывает и дальнейшее чтение, дающее свободный перевод: “двоюбонадесѧть мц҃ю число потом ѹвѣдаша, ѿнележе начѧша члц҃и дань даꙗти цр҃мъ = οἱ γὰρ τῶν ιβ' μηνῶν ἀριθμοὶ μετὰ ταῦτα ἐπενοήθησαν, ἐξότε ἐπωνομάσθη τὸ ὑποτελεῖς εἶναι τοὺς ἀνθρώπους τοῖς βασιλεῦσιν.

Совпадение обоих текстов вполне буквальное, от греческого же текста перевод имеет свои отличия, ограничивающиеся, впрочем, только свободным изложением. Слав. “сн҃ъ Свароговъ, єже єсть Дажⷣьбг҃ъ = ὁ υἱὸς Ἡφαίστου”; слав. “бѣ муⷤ силенъ = ἦν φιλότιμος δυνατός. Но в оригинале перевода стояло, несомненно, ἦν ἀνὴρ δυνατός; издатель греческого текста изменил чтение рукописи οὖσα в οὐσῶν в выражении τῶν ἐν εὐπορίᾳ καὶ ἀξίᾳ οὖσα, что в переводе передано – “богатѹ въ санѹ сѹщю”; летоп. “всажену” есть испорченное из “въ санѹ” = ἐν ἀξίᾳ. Греч. ἐρῶσά τινος ἐμοιχεύετο ὑπ’ αὐτοῦ. передается свободно – “нѣкоему всъхотѣвшему блѹдити с нею”. Особенной свободой отличается фраза – “не хотѧ Свароже ѿц҃а своего закона рассыпати” = διὰ τὴν τοῦ πατρὸς αὐτοῦ Ἡφαίστου νομοθεσίαν ἵνα μὴ λυθῇ. Свободой отличается и все дальнейшее изложение: καὶ λαβὼν στρατιώτας ἐκ τοῦ ἰδίου στρατοῦ, μαθὼν τὸν καιρὸν τῆς μοιχείας αὐτῆς γίνεσθαι νυκτῶν, ἐπιρρίψας αὐτῇ τοῦ ἀνδρὸς αὐτῆς μὴ ὄντος αὐτόθι, εὗρεν αὐτὴν μετὰ ἄλλου καθεύδουσαν τοῦ ἐρωμένου παρ’ αὐτῆς, ἥντινα εὐθέως καταγαγὼν ἐπόμπευσεν ἐν πάσῃ τῇ χώρᾳ τῆς Αἰγύπτου τιμωρησάμενος, καὶ γέγονε σωφροσύνη μεγάλη ἐν τῇ γῇ τῆς Αἰγύπτου, κἀκεῖνον δὲ τὸν μοιχὸν ἀνεῖλεν καὶ εὐχαριστήθη. Буквальное совпадение обоих славянских текстов, уклоняющихся в способе выражения от греческого оригинала, безусловно указывает на один и тот же источник – на славянский перевод хроники Иоанна Малалы.

Обращаюсь к первому сказанию о Гефесте. Оно взято также из хроники Иоанна Малалы, но с большими отменами сравнительно с разобранным выше рассказом о Гелиосе, да кроме того в середине читается отрывок, не находящийся в хронике Малалы. Все сказание, как я и сказал, составляет окончание первой книги хроники Иоанна Малалы.

Название Феоста Сварогом в летописи взято, как я указал выше, из следующего рассказа о “Солнце”. Буквального совпадения мы здесь не видим, но это можно объяснить тем, что летописец хотел сделать краткое вступление, чтобы было понятно, кто такой этот Феост. Так как ему нужно было привести доказательство справедливости рассказа Ладожан, то он сейчас же и говорит о том, пропуская пока другие подробности, а именно:

Поставленное в скобки в Виленском тексте не вошло в летопись, остальное сходно. После этого уже следует выписка, не имеющая никакого отношения к рассказу Ладожан, именно о том, какой закон установил Феост относительно прелюбодеяния и как этот закон был однажды применен к одной женщине сыном Феоста. Первая половина сходствует с хроникой Малалы:

Из той же хроники взято и выражение летописи “Сего ради и прозваша и Сварогомъ и блажиша и Егуптяне” (Ип. 200, стрк. 21–22) = и блажахꙋть єго Егуптѧне ꙗко пръвѣе законъ чистъ и житiе имъ показаⷡ”, что в Виленском списке следует непосредственно за выписанным сейчас текстом. В середине того и другого читается шесть строк лишних сравнительно с текстом Малалы, а именно: “сего ради прозваше и богъ Сварогъ, преже бо сего жены блудяху, к нему же хотяше, и бяху акы скотъ блудяще; аще родяшеть дѣтищь, которыи ѣи любъ бываше дашеть: се твое дѣтя, онъ же створяше празнество приимаше. Феостъ же сий закон расыпа и въстави единому мужю едину жену имѣти, и женѣ за один мужъ посагати. аще ли кто переступить, да ввергнуть и в пещь огнену”. Каково происхождение этого отрывка? Прежде всего можно сказать, что он не принадлежит хронике Малалы. Не принадлежит по трем основаниям: 1) во второй его части говорится то же, что было сказано и раньше, да еще с небольшим изменением (“в пещь огнену”), а в хронике Малалы, не изобилующей в первых книгах длиннотами, повторений вообще не встречается; 2) славянский перевод читаемый в Виленском списке, вполне совпадает в данном случае с греческим, и в случае принадлежности отрывка хронике Малалы пришлось бы заключить, что и греческий и славянский тексты, оба независимо друг от друга, выкинули один и тот же отрывок, что очень маловероятно; и 3) в том же сказании, вошедшем из хроники Малалы в Еллинский и Римский Летописец, нет ничего соответствующего рассматриваемому отрывку (Попов, Обзор хр. I, 18), а сказание Еллинского Летописца не стоит ни в какой связи с летописным. Следовательно, этот отрывок взят не из Малалы. Я сказал, что вторая его часть передает то же самое, что раньше передавала хроника Малалы, и потому весь отрывок является позднейшей глоссой, добавлением к первоначальному изложению хроники Малалы. Заметим, что два раза повторяется наименование Феоста Сварогом; это дает мне основание думать, что весь отрывок произошел таким образом. Заимствование из Малалы о Феосте оканчивалось словами – “а иже прелюбы дѣющи казнити повелѣваше, сего ради прозваше и богъ Саварогъ и блажиша и Египтяне”; о названии Сварогом я говорил выше. Последующий писец написав “сего ради прозваше и богъ Сварогъ”, внес от себя разъяснение сказания, которое могло быть или взято им из какого-нибудь другого хронографа – по памяти или с рукописи, или могло стоять в виде глоссы на полях. Внеся дополнение, он повторил выписанное выше из Малалы, но не списывал буквально, а по памяти, отчего мы и наблюдаем при некоторых совпадениях известные отличия. После этого он обратился к лежащему перед ним тексту летописи, но по ошибке повторил уже раньше сказанное “сего ради и прозваша и Сварогомъ”. Подобные случаи мы встречаем и в других памятниках. Последнее повторение и служит доказательством, что рассматриваемый отрывок внесен позднее, не самим летописцем, изложение которого повторениями не отличается; в данном же случае наименование Сварогом выведено самим летописцем и повторять его едва ли была ему необходимость. Не этому ли дополнительно принадлежит и лишнее против хроники Георгия монаха “а в Африкѣи трие камени спадоша превелици”? Источника дополнения о нравах египетских женщин я указать не могу.

Таким образом, из всего сказанного следует, во-первых, то, что автору редакции летописи, представляемой Ипатским списком, были известны две хроники – Георгия монаха и Иоанна Малалы. Во-вторых – и это главное – мы можем теперь говорить, что хроника Иоанна Малалы была известна у нас во всяком случае во второй половине 11 в. До сих пор у нас не было никаких указаний на то, чтобы хроника Иоанна Малалы была известна на Руси в старое время. Составление Еллинского и Римского Летописца остается неизвестным, а Архивский список, содержащий части хроники Малалы, восходит к началу второй половины 13 века. Теперь будем знать, что хроника Иоанна Малалы вместе с хроникой Георгия монаха были известны на Руси еще до 12 в.

Но этим дело не исчерпывается. Летописец говорит: “Аще ли кто сему вѣры не иметь, да почтетъ фронографа”. Спрашивается, что он разумел под хронографом? Выписка состоит, как видели, из соединения двух отрывков – из Георгия монаха и Иоанна Малалы, и потому представляется несколько странным, почему летописец говорит только об одном хронографе, под которым в данном случае нужно разуметь хронику Георгия монаха. Ему следовало бы сделать второе указание при выписке из хроники Малалы. Да к тому же, надо было бы думать, что летописец, на основании предшествующих примеров укажет не просто на “хронограф”, но на “хронограф Георгия”, особенно тогда, когда он делает из него выписку для известного подтверждения. Все это приводит меня к вопросу – имел ли летописец под руками настоящие хроники Георгия монаха и Иоанна Малалы или только особый “хронограф”, составленный из повествований этих двух хронистов, в роде Еллинского и Римского Летописца? Что таким хронографом не мог быть Еллинский и Римский Летописец, указывают некоторые отмены текста Ел. Л-а сравнительно с летописью и Арх. списком, но вполне возможно, что таким хронографом могла быть другого рода компиляция, не носившая имени автора и называвшаяся просто “хронографом”. Разумеется, решить этот вопрос с положительностью нет пока данных, но если бы это предположение оправдалось, то с одинаковым правом можно было бы приписать составителю хронографа то, что выше приписано позднейшему интерполятору; по отношению к редактору Ипатской летописи это безразлично: не ему принадлежат во всяком случае интерполяции. Если бы предположение о существовании такой компиляции под именем “хронографа” оправдалось, то хроники Иоанна Малалы и Георгия монаха мы могли бы отодвинуть еще далее.

В. Истрин