1-е посещение Троицкой Лавры и Академии Высокопреосвященнейшим Леонтием (Лебединским)

В седьмом часу вечера 8-го января торжественный звон колоколов Лавры и всех посадских церквей громко загудел по морозному воздуху и толпы народа отовсюду бегом устремились к монастырским воротам; все знали, что этот звон служит выражением радостного привета только что прибывшему в Лавру новому Священноархимандриту, Высокопреосвященнейшему Митрополиту Леонтию. Ко времени прибытия поезда, для встречи Архипастыря собрались на железнодорожной станции: ректор и инспектор Академии, ректор Вифанской семинарии, эконом Лавры с многочисленною братией, начальствующие лица Вифанского монастыря и Гефсиманского скита, полицмейстер Сергиевского посада, городской голова, члены городской управы, церковные старосты посадских церквей, члены правления местного городского банка и другие представители посадского поселения. В парадных покоях вокзала городской голова, профессор академии П.П. Горский-Платонов, поднося Владыке хлеб-соль от жителей Сергиева посада, обратился к нему со следующим кратким приветствием: «Высокопреосвященнейший Владыка, Милостивейший Архипастырь и Отец! Городское поселение, и началом и продолжением своего бытия обязанное обители Преподобного Сергия, сыновне приветствует Вас, Милостивейший Архипастырь, пред вступлением в Лавру, чтимую всем православным народом русским. Примите, Владыка святой, нашу скромную хлеб-соль и осените нас Вашим Архипастырским благословением». Благословив всех присутствовавших, Его Высокопреосвященство вошел в приготовленную для него карету, запряженную цугом четвернею белых лошадей, и предшествуемый и сопровождаемый длинным рядом экипажей, при неумолкаемом колокольном звоне, направился к монастырю. Встреченный, по обычаю, при дверях лаврского Троицкого собора старшей монастырскою братией в облачениях, Владыка приложился к св. мощам и иконам и затем, обращаясь к монашествующим, произнес свое первое слово. «Не в первый раз, – говорил он, – я пришел сюда. В этой св. обители Преподобного Сергия я бывал и раньше, несколько лет тому назад; но тогда я не так приходил сюда, как прихожу теперь. Тогда я являлся посторонним богомольцем, а теперь являюсь настоятелем, которому вверяется в попечение сия паства Сергиева. Но все же я притекаю пред здешнею святынею со смирением. Сие святое место, прославленное великими подвигами Преподобного Сергия и святых учеников его, ото всех концов нашей Руси привлекает множество богомольцев, исполненных живой веры и глубокого смирения. Тут много пищи для ума и для сердца; здесь много и науки и благочестия. Посему и я прихожу к вам на первых порах не с научением, а за научением и благодатной помощью от Господа по предстательству Его св. Угодника. Ради сего, вступив недавно на Московскую паству, я с самого этого вступления горел желанием возможно скорее побывать в этой св. обители. Без благодатной помощи невозможна плодотворность пастырского служения даже при самых благоприятных внешних условиях. В Москве меня встретили с любовью, ибо я и сам приходил туда только с любовью. С той же Христовой любовью пришел я и к Вам, ею же буду водиться и в управлении вашей обителью; но одной моей любви, конечно, мало. Хотя любовь есть важнейшее условие общего блага: Любы созидает (1Кор. 8:1), однако без благодати бессильна и любовь, бессильны и все прочие естественные средства, ибо все елицы хотят хвалиться по плоти (Гал. 6:13), не угодны Богу. Какой бы силой воли и дарованиями ни обладал человек, но один он своими силами ничего не может сделать. "Не аз, – говорит Апостол, – но благодать Божия, яже во мне, ...яже со мною (1Кор. 15:10). Тот, кто надеется только на самого себя, ничтожный человек. Нужна помощь свыше, помощь благодатная, как сказал Господь: «Без Меня не можете творить ничесоже» (Ин. 15:5). Сия-то благодать и подается нам по молитвам святых от Господа Бога, а Преп. Сергий известен всему народу нашему, как особенно милостивый ходатай благодати всем просящим. Посему и мой дух с такою силою стремится к его св. гробу. Итак, к нему, к Преп. Сергию, будем обращаться с молитвой о сей помощи. У Вас, всегда живущих у св. мощей Угодника, прошу соучастия в сей молитве, а равно и в сем союзе любви. И Вы ответьте мне и помогите своей взаимной любовью. По самому положению вещей, мне придется редко видеться и служить с Вами; но прошу Вас: будем всегда, постоянно и неослабно в духовном союзе любви между собой, если союз внешний ослабляется расстоянием. Я здесь настоятель, архимандрит: Ваши души на моем попечении; за них отвечаю пред Господом Богом прежде всего я. Посему прошу: утвердим теснее сей святой союз молитвы друг за друга и любви Христовой между собой, дабы наше общение было благословляемо св. Угодником и чрез то укрепляло и восполняло естественные наши силы и исцеляло недостатки, дабы мы смогли сказать о себе с Апостолом: хвалимся о Христе Иисусе, а не в плоти надеемся (Флп.3:3)».

За первым словом Архипастыря вскоре последовало и второе; жаждущие духовного назидания обрели в нем, к своему великому утешению, обильный источник. На следующий день Владыка совершал Божественную литургию в Троицком соборе в сослужении ректора и инспектора Академии и старших представителей лаврской братии. Несмотря на будничный день, храм был переполнен молящимися, в числе которых находились и профессора и студенты Академии. По заамвонной молитве Архипастырь обратился к народу со следующим словом: «Когда я служу в первый раз в сем монастыре, о чем мне благоприличнее всего говорить, как не о монастыре же? Монастырь, монашество – это святое и великое христианское учреждение, это, так сказать, передовой его оплот. В первое время христианства, в эпоху апостольскую, когда все христиане отличались удивительно высокой нравственной жизнью, не было монашества: тогда некуда и некому было ради большего спасения идти из христианского общества, ибо все и везде жили высокою, святою жизнью. Но по мере того, как это блаженное перво-христианское время уходило все дальше и дальше, по мере того, как прежняя высокая христианская жизнь падала и падала, тогда-то и явилась нужда многим христианам, ревновавшим о своем высшем нравственном самоусовершенствовании и спасении, идти из мира соблазнов и пороков и где-нибудь в тиши от этой суеты жить с Богом и для Бога. И вот в lll и IV веке появляется монашество, как особое учреждение, появляются монастыри. Появившись сначала в Египте, оно быстро распространилось по всему востоку, который, можно сказать, весь заполнился монахами и монастырями. То время, первые века монашества, было лучшим его расцветом. Писания тогдашних иноков-отцов, каковы, например, Антоний Великий, Исидор Пелусиот и др., – до сих пор сохраняют все свое великое значение в христианском мире и сохранят его впредь. Они читаются всеми христианами на всех языках; читаются давно они и нами на русском языке. Но вот в христианском мире явился враг его – мусульманство; мусульмане стали теснить христиан; но особенно много вреда принесли они монастырям и монахам; монастыри начали редеть, монахов стало меньше. Однако монашество не погибло совсем, ибо оно и не могло погибнуть. Христианская жизнь отлила в другое место – к нам в Россию. Прежде языческая Россия стала при св. Владимире христианскою. Быстро начало распространяться здесь христианство, – а вместе с ним и монастыри. И вот с тех пор у нас монашество стало насаждаться необыкновенно успешно. Монастыри появились во всех местах. Посмотрите на север России, на юг, на все страны света, и вы найдете везде множество монастырей. А почему это монашество так успешно распространилось и так крепко осело на православной Руси? Да потому, что оно самое благодетельнейшее христианское учреждение, его надежный оплот. Оно, прежде всего, рассадник и проводник в народ истинного христианского просвещения. В самое первое время христианства на Руси, во время какого-нибудь Ярослава Мудрого, у нас в монастырях уже пишут книги, переводят на русскую речь св. отцов, говорят проповеди, строят училища, посылают миссионеров. Наши древние монастыри – это наши первые христианские ученые, наши первые училища. Но еще больше монастыри являются учителями веры и благочестия. Они – сокровищницы подвигов и научения истинно-христианской высоконравственной жизни. Спросите – куда больше всего идет за назиданием православный христианский люд, как не в монастырь? Несметные толпы народа постоянно тянутся в наши святые обители. Идут на север, на Валаам, в Соловки, идут в другие места. Четыре Лавры – это четыре великие твердыни христианства, которыми сильна наша Русь. Я сам был свидетелем того, как в Почаевскую Лавру, стоящую на границе Австрии, даже австрийские славяне-униаты идут помолиться св. иконе Пресвятой Богородицы. Вот и здесь я вижу в этом св. храме массу богомольцев. Искренне радуюсь за вас. Не думаю, что вас привлекло сюда только одно любопытство. Нет, вы собрались сюда в простой будничный день по привычке к сему св. месту молитвы, по привычке к этому св. храму. И велика, братие, нравственная польза для души, прибегающей за назиданием в святую обитель. Лежит у человека на сердце какое-либо сильное горе, тяжелая скорбь: – идет он к Угоднику Преподобному Сергию, с верою молится ему и скорбь утихает. Наши, так называемые, пустыни невидимым образом воспитывают несметные числа прибегающих туда за нравственной помощью. И теперь, у нас на глазах, смерть таких пустынных руководителей производит на всех глубокое нравственное воздействие. Но возлюбленные, как ни велико и как ни очевидно значение наших монастырей, однако и в них зложелатели бросают укоры порицания. Много есть людей, которые хотят обвинять монастыри в тунеядстве, в праздности: но – о, если бы эти порицатели знакомы были со строгостью монастырской жизни, с продолжительными монастырскими службами! Если бы их поставить хотя только на несколько времени на место монахов, то они с первого же дня заговорили бы совершенно иное. Говорят еще, что наши монастыри очень далеки от должного осуществления тех высоких предначертаний, ради которых они учреждаются, что будто бывают в них постоянные падения. Но кто без греха? Человеку не возможно не грешить. Чем святее делается он, тем он более начинает находить в себе и грехов. Да пусть и бывают на самом деле падения; но разве не бывает и раскаяний? Разве не бывает и слез? О, если бы те же порицатели видели сии покаянные плачи – они заговорили бы опять иное.

Теперь же призываю на вас, на иноческую жизнь вашу, Божие благословение! Да будет благословение сие на вас всегда, ныне и присно и во веки веков. Аминь!»

После литургии Владыка с большим собором священнослужителей совершил молебствие Святителю Филиппу и Преподобному Сергию. Молившимся в это время в храме приходили на мысли некоторые знаменательные совпадения, которыми сопровождалось вступление на Московскую кафедру ее нового Митрополита. Православный русский народ с давних времен привык считать особенными благодатными покровителями первопрестольной столицы святую четверицу Московских Святителей: Петра, Алексия, Иону и Филиппа, нетленные мощи которых и почивают в Москве. Современные московские Архипастыри, вступая на свою кафедру, всегда прибегали и прибегают к своим предшественникам молитвою об их благодатной помощи и заступлении в трудах и подвигах святительского служения. Господу угодно было, чтобы Высокопреосвященнейший Леонтий первое свое служение в Московском Успенском соборе совершил в день празднования памяти Святителя Петра, а первое служение в соборе Троицкой Сергиевой Лавры – в день памяти Святителя Филиппа. Первый и последний из святой четверицы благодатных московских покровителей, молитвенно призываемые в церковном праздновании этих дней, как бы благословляли нового Архипастыря московского на предстоящий ему подвиг. Да будет это утешительным знамением, что почиет на нем, по благодати Божией и по мере сил его, дух кротости, учительства и неусыпной пастырской ревности Святителя Петра и дух сострадания, предстательства за угнетенных, смелого обличения неправды и христианского самоотвержения Святителя Филиппа.

День первого служения в Лавре Высокопреосвященнейшего Леонтия, девятое число января 1892-го года, надолго останется днем памятным и для Московской Духовной Академии; в этот день она встречала Владыку, как своего нового Архипастыря и просвещенного Покровителя. Многолетняя плодотворная деятельность уважаемого иерарха на пользу святой церкви и отечества, конечно, давно уже известна была всем русским людям и в особенности питомцам и деятелям академии. Всегда близко принимая к сердцу интересы православия, деятели богословской науки уже много лет привыкли относиться с глубоким почтением к имени того Архипастыря, который с честью подвизался на многотрудном поприще церковного служения в западном крае, – там, где русскому православному разуму приходиться близко соприкасаться, а иногда и сталкиваться, с многочисленными представителями разума иноверного и иноплеменного, часто высоко развитого и кичащегося своим культурным превосходством, и где потому, особенно при запутанных несколько отношениях разноверного и разноплеменного населения, высшему представителю церкви православной по преимуществу нужна и змеиная мудрость и голубиная простота (Мф. 10:16). Взирая на многолетнее служение Высокопреосвященного Владыки а кафедре Холмско-Варшавской, православные богословы всегда утешали себя мыслью, что тяжелое время этого служения лежит на крепких и надежных раменах. Давно уже привыкли деятели академии чтить имя Высокопреосвященнейшего Леонтия и как просвещенного иерарха, который, присутствуя в Святейшем Синоде или исполняя его предначертания, принимал нередко близкое сочувственное участие в судьбах православной богословской науки. Многим из членов московской академической корпорации выпало на долю и лично узнать Высокопреосвященнейшего Владыку и получить от Него благословение еще задолго до Его вступления на московскую кафедру. Некоторые из членов этой корпорации, воспитывавшиеся во Владимирской духовной семинарии, хранят о Нем добрую память, как о своем наставнике и ректоре; другие служили прежде под Его руководством в западном крае и очень многие, наконец, хорошо помнят, как был Высокопреосвященнейший Леонтий в Москве и Сергиевом посаде в 1882 г., на погребении приснопамятного митрополита Макария, и затем удостоил тогда своим посещением и московскую академию. Теперь Господу угодно было, чтобы это отдаленное знакомство московской академии с уважаемым Архипастырем заменилось для нее близким и непосредственным с Ним общением.

После литургии и молебствия в Троицком соборе, все профессора и служащие академии собрались в зале митрополичьих покоев для представления своему новому Архипастырю, ожидая пока он преподаст свое благословение собравшимся в храме и вне его толпам народа. По вступлении Владыки в зал, все члены академической корпорации были представлены Ему о. ректором, причем каждого из них Его Высокопреосвященство благословлял и приветствовал братским лобзанием, ко многим обращаясь и с ласковым словом. По окончании представления, Владыка пригласил всех профессоров и служащих академии в гостиную, где, за чаем, более получаса вел с ними оживленную и приветливую беседу. Соединенная с большим достоинством простота и приветливость Владыки производила на всех самое лучшее впечатление. Он обращался к академии не с какою-либо искусственною, заранее обдуманною речью, а живо и сердечно беседовал с нею о разных вопросах, имеющих для нее самый близкий и насущный интерес. Непринужденно лилась Его беседа, оживляющим и ободряющим образом действуя на всех присутствующих. С искренним удовольствием деятели академии имели при этом возможность убедиться, что просвещенный Архипастырь и вдали от московской академии не был для нее совсем чужим. И на отдаленной окраине нашего отечества, и обремененный великими трудами своего высокого церковного служения, Он находил, очевидно, и время, и интерес близко познакомиться с очень многими учеными работами московских академических профессоров и хорошо знал обо всех более или менее крупных явлениях академической жизни, высказывая свои мудрые суждения и по научным и по практическим вопросам. Указал Владыка академическим богословам на некоторые научные задачи, выставляемые на очередь современными потребностями духовной школы, призывая к их разрешению, как например, на настоятельную нужду в новом учебном руководстве по предмету догматического богословия, более приспособленном к современным требованиям и более соответственном тому уровню развития, на каком стоит теперь богословская наука. Почтил Владыка добрым словом дорогую для академии память почившего В. Д. Кудрявцева и других ее прежних почтенных деятелей, которые и лично были Ему известны, высказал благие пожелания научных успехов и ее наличным деятелям, в частности в их новом предприятии академического журнала. С большим участием расспрашивал новый покровитель академии об ее нуждах и желаниях, заключив свою беседу решительным, отрадным для академии заявлением, что во всех ее серьезных добрых начинаниях Он всегда готов оказать со своей стороны самую деятельную поддержку и свое полное высокое покровительство.

В пятницу, 10-го января, Его Высокопреосвященство почтил академию своим посещением. В исходе 9-го часа утра Владыка подъехал к крыльцу академии и встреченный инспектором, архимандритом Петром при пении студенческим хором тропаря Покрову Пресв. Богородицы, проследовал в академическую церковь. Здесь Его встретил в лучших праздничных облачениях собор академического духовенства во главе с ректором, архимандритом Антонием, который приветствовал Владыку следующею краткою речью: «Высокопреосвященнейший Владыко, Милостивейший Архипастырь и Отец! Духовные школы наши пользуются тем великим преимуществом пред всеми прочими, что их высшие руководители-архипастыри относятся к ним не внешне-формальным образом, но с отеческим попечением, – относятся не как к подведомственному только учреждению, но как к любимому детищу. И это потому, что русские архипастыри и сами проходили полный курс духовной школы и значительную часть своей дальнейшей жизни посвятили ей же в качестве наставников и воспитателей. То, что приложимо ко всем нашим архипастырям, с сугубою силою сказывалось в твоей деятельности, Высокопреосвященнейший Владыко! Не только из печати, но и из устного предания духовенства семи епархий всем нам известно, что Твое отношение к духовной школе было не просто отеческою попечительностию, но и материнскою нежною любовью. Уверенная в том, что Ты и впредь не изменишь своей любви, академия встречает Тебя с сыновнею радостью и с искреннею молитвой и сердечною заботой о том, чтобы только сама она была всегда достойна такого к ней отношения со стороны своего нового Архипастыря, каким пользовались духовные школы, управляемые Тобою раньше».

Приложившись ко кресту, Владыка, облаченный в мантию, вошел в св. алтарь при пении тропаря: «Благославен еси Христе Боже наш» и, выслушав обычное краткое молитвословие с провозглашением Ему многолетия, приказал диакону присоединить к произнесенному еще второе многолетие учащим и учащимся. Обратившись затем к собравшимся толпою студентам, Архипастырь призвал на академию Божие благословение и, сняв мантию, проследовал в актовый академический зал. Здесь, тесно окруженный со всех сторон студентами, Владыка, опершись на посох, повел свою простую и сердечную к ним беседу; Он говорил приблизительно так: «Я очень рад, господа, повидаться и побеседовать с вами. От души поздравляю вас с Новым Годом. Обычно тут желают и нового здоровья; и я вам желаю здоровья крепкого, хорошего. Без здоровья плохо: нужно нам оно, но главное – это здоровье нравственное; его и берегите больше всего. Оно вам нужно и для самих себя и для духовного воздействия на других. Берегите хорошую нравственную настроенность, доброе нравственное чувство. Был я инспектором в Киевской академии и помню хорошо нравственный склад всех тогдашних студентов. Дальнейшая жизнь их мне тоже известна. И что же? Кто тогда был хорошим нравственным юношей, тот и впоследствии стал прекрасным человеком. Да дарует же вам Господь духовных сил для доброй осмысленной жизни и деятельности, а самое направление этой деятельности вам указано промыслом Божиим достаточно ясно. Правда, некоторые теперь смотрят на наши академии не так, как следует; смотрят на них, просто как на высшие общеобразовательные учебные заведения. Это – взгляд совершенно ложный. Назначение академии гораздо выше университетского: тут готовимся мы служить великому делу Христову, Его святой церкви. Кто не имеет в себе призвания к этому духовному служению, тот лучше и не ходи сюда, бесполезно и недобросовестно занимать не принадлежащее ему место. Для высшего образования вообще есть у нас университеты, а не академии. А кто поступил сюда, тот должен всецело отдаться мысли о служении церкви Христовой и посвятить ему все свои силы. Церковь Христова имеет серьезную нужду в людях науки, – в деятельном влиянии их слова, а потому теперь, во время своего обучения в академии приучайтесь лучше и больше писать. Борцы и защитники на этом поприще у нас очень нужны. Ведь, сказать правду у нас нет своей русской богословской науки. Мы больше повторяем немцев, а это напрасно. Нужно работать самостоятельно, руководствуясь православными идеями. Пособием к их выяснению служит не только богословие, но и церковная история и в частности русская, почти совсем еще не разработанная в нашей литературе. Трудитесь на этом поприще; в этой области особенно нужна самостоятельность ученых приемов и, наконец, самого изложения, которое, к сожалению, тоже отражает на себе в наших книгах влияние речи немецкой. Чистота и ясность речи еще более необходимы при осуществлении другой важнейшей задачи духовной школы – в церковном проповедничестве. Прошу вас, занимайтесь проповедью усердно и постоянно. Проповедничество – это великая нужда современной церковной жизни, а между тем, нужно сознаться, что говорить настоящих проповедей у нас не умеют. Пишут проповеди точно в книжках ученых: сухо, отвлеченно, недоступно. Надо говорить жизненнее, ближе к народному пониманию, а учености тут не нужно. Особенно нужно знание людей и жизни, больше сердечности и духовной настроенности. Эти качества приобретаются усилиями воли и упражнением. Не пренебрегайте же упражнениями в этом святом деле, говорите поучения народу и здесь и дома во время каникул, а для познания жизни и людей старайтесь читать побольше книг. Не будьте односторонними специалистами, сухими схоластами; но знакомьтесь с жизнью, с литературой, со всем ибо любящим Бога вся поспешествует во благое (Рим. 8:28). Без знания жизни и людей нельзя и действовать между ними успешно; напротив, при этом знании и при добром направлении ума и сердца для вашей деятельности открыто широкое поле.

Знаю, что теперь наши студенты иногда смущаются тем, что, по окончании курса, им нет мест и некуда деваться. Это господа, сущая неправда! Через год – много, много через два – все получат назначения по духовно-учебному ведомству, или по епархиальной службе. Особенно, кто желает во священники, сейчас получает искомое. Все нуждаются, все ищут образованных пастырей; но вы-то, современное духовное юношество, не очень соглашаетесь идти во священники. А отчего? Странное предубеждение! Жизнь пастыря – жизнь наиболее содержательная и осмысленная. Только идите-то по призванию и все пойдет прекрасно. Что же сказать теперь вам еще в заключение? Ведите себя хорошенько в академии. Может быть, вам даже странно слышать, что я говорю вам – взрослым как будто каким ученикам, о поведении. Не смущайтесь этим. Пока живем, мы всю жизнь ученики, все учимся. А вы, пока в академии, в школе, тем более остаетесь учениками. Хотя бы студенту было и сорок лет, он все-таки должен подчиняться всем правилам своей школы. Живите же мирно и дружно и благословение Господне на вас пребудет!» Окончив беседу, Владыка отпустил студентов на лекции, благословив каждого из них поодиночке и спрашивая их фамилии и место рождения. Осматривая затем актовый зал, украшенный, между прочим, многими портретами Московских митрополитов и всех бывших ректоров академии, Владыка беседовал некоторое время с о. ректором и членами инспекции и вспоминал свои давние встречи с почившими святителями: Филаретом Московским, Филаретом Киевским, Филаретом Черниговским, Кириллом Подольским, Евсевием Могилевским, Михаилом Курским и прот. А. В. Горским. Из актового зала Его Высокопреосвященсто направился к аудиториям и посетил ту из них, где доцент по кафедре Священного Писания Нового Завета, М. Д. Муретов, читал в то время студентам третьего курса лекцию, имевшую своим предметом истолкование первой главы Евангелия от Иоанна. Приветливо расспросив профессора о продолжительности его службы при академии, о предмете настоящей лекции и его литературе и о ходе студенческих занятий по Священному Писанию, Владыка заявил ему, что не считает нужным слушать теперь его чтение, так как достаточно знаком с содержанием и характером его преподавания по разным его печатным трудам. Преподав всем свое благословение, Архипастырь выбыл из академии и, в сопровождении о. ректора, архимандрита Антония, посетил Лаврский дом призрения и затем Вифанскую духовную семинарию, где также отечески беседовал с воспитанниками в актовом зале, а с наставниками – в квартире ректора семинарии. Беседа шла главным образом о пастырском призвании и о дружном служении учебно-воспитательному делу, причем Владыка, между прочим, внушал наставникам семинарии не покидать тех научных исследований, к которым еще в студенческие годы расположила их и направила академия, и принимать посильное участие своими трудами в академическом журнале.

Двенадцатого января, или в ближайшее к этому дню воскресенье, ежегодно Троицкая Сергиева Лавра благодарственно воспоминает свое избавление от осады поляков в 1610 году, вследствие чего в этот день после литургии совершается благодарственное Господу Богу молебствие и крестный ход по монастырским стенам. Высокопреосвященный Леонтий совершал в этот день в Троицком соборе Божественную литургию, в конце которой еще раз обратился к своей Сергиево-посадской пастве со словом назидания. «Кто Бог велий, яко Бог наш, – говорил он, – Ты еси Бог, творяй чудеса. Вы, вероятно, удивляетесь, братие, слыша в нынешний день сии слова из моих уст. Какое тут совершилось чудо? В чем особенно проявилась здесь великая чудотворящая сила Господня? Да, братие, ныне сие святое место воспоминает дивное чудо – избавление от врагов нашего отечества, поляков и литовцев-католиков. Смутная, тяжелая была та година для нашего отечества. Иновероисповедный враг подступил к самой св. обители, вполне надеясь взять ее и тем разрушить самый сильный и средоточный оплот всей северной России. Долго длилась осада, целых почти шестнадцать месяцев. У святой обители мало было военных сил и средств, но зато было много надежды на помощь Божию, на молитвенное заступничество преподобных Сергия и Никона. И вот, чудом для всех, когда в осажденной обители появилась сильная смертность, когда помощи неоткуда было и ждать, вдруг неприятель оставил осажденную лавру и обратился в бегство. Возликовала обитель, возликовала с нею и вся святая Русь. Это чудо было окончательною победою над неприятелем. Думаю, что в то время приведенные мною слова Св. Писания у многих были на устах; все восхваляли Господа и восклицали: «Кто Бог велий, яко Бог наш! Ты еси Бог, творяй чудеса! (Пс.76:14–15). Это было в 1608–1610 годах. Сие-то чудо благости Божией и воспоминается ныне в церковном торжестве, в обхождении крестным ходом по стенам обители. Великое это братие, событие! Сим чудом Господь не только спас наше отечество от иноземного государственного порабощения, но и избавил его от подчинения католичеству. Кто знает: если бы совершилось это порабощение, были ли бы мы даже теперь и православными? Известно, что стремления католиков подчинить себе православную Русь всегда были сильны, настойчивы и неослабны. Я сам по своему личному опыту знаю об этом. В западном крае, где я служил, власть католиков очень сильна и идет там постоянная борьба православия и католичества, которая, Бог знает, когда только окончится. Правда, были там два присоединения униатов: одно еще при митрополите Иосифе Семашко, а другое уже в 1875 году, при моем участии в этом деле, однако католичество сильно и теперь. Да, борьба с этим врагом трудна и медленна, а потому благодарение Господу и Его преподобным зде-почивающим Угодникам, что наша Русь избавилась нынешний день от католического порабощения!

Благодарение Господу за сохранение православия! Православие – это оплот нашего спасения; его нужно нам хранить, как самое драгоценнейшее сокровище. Блюдите, братие, свято и нерушимо все православные догматы. Все другое в религии: обряды, обычаи, словом – внешность, все это можно изменять с общего согласия церкви, одно оставлять, другое вводить, но не так нужно относиться к догматам. Догматы неизменны; ими то и сильно наше православие. Посему догматы о Боге и о жизни по Богу надо нам хранить особенно свято. Какие бы лжеучители ни являлись и каким бы новым догматам ни учили, – не слушайте их, а свято держитесь того, чего вы научены св. Церковию. Теперь таких лжеучителей явилось очень много. В одном расколе сколько основателей толков и сект, сколько вожаков! Да есть они и не в одном расколе. Они появились теперь и в образованном ученом обществе. И тут идет проповедь о том, о чем не учит наша св. Церковь. Будем, возлюбленные, слушаться только ее святого гласа! Будем внимать наставлениям лишь ее законных учителей, архиереев и иереев, на них благодать Божия, а всех же прочих будем отметатися! Возблагодарив Бога за сохранение православия, потщимся сами блюсти его свято и нерушимо! Аминь».

Вечером 12-го числа назначен был отъезд Его Высокопреосвященства из Сергиевского посада в Москву. Прежде отъезда в Москву Владыка изъявил желание снова видеть у себя академическую корпорацию, а потому в 5 часов пополудни все профессора и служащие, с о. ректором во главе, опять собрались в гостеприимных покоях своего уважаемого Архипастыря и, за чашкою чая, еще раз удостоились Его благосклонной беседы. С прежнею приветливостию Владыка делился с собравшимися своими наблюдениями и впечатлениями, вынесенными из долговременного знакомства с западным краем, имеющим во многих отношениях особенный интерес для всякого русского человека вообще и в частности для православного богослова, а также теми новыми впечатлениями и наблюдениями, какие только что выпало на долю испытать и сделать Его Высокопреосвященству при первом знакомстве со своею новою паствою в первопрестольной Москве. По поводу произведенного им осмотра помещений московской академии, Владыка завел, между прочим, речь о домовой академической церкви. Развив с подробностию мысль о высоком воспитательном значении, какое всегда имела и имеет для духовно-учебного заведения своя домовая церковь, Архипастырь заметил, что церковь академическая очень нуждалась бы в расширении и улучшении. Эта безусловно верная мысль вполне разделялась и разделяется всеми членами академической корпорации. Домовая церковь московской академии, устроенная благодаря энергическим стараниям покойного незабвенного о. ректора, прот. А. В. Горского, главным образом на средства бывшего почетного блюстителя академии А. В. Толоконникова, составляла и составляет великое благодеяние для академии и в ней, во все дни постов и праздников, неизменно собираются на молитву не только студенты, но и все профессора и служащие с их семействами и многие из посторонних обитателей посада, привлекаемые туда и благовременностию и благолепием академического богослужения. Но ограниченность средств, какими можно было располагать при устройстве академической церкви, не дала возможности надлежащим образом приспособить ее к потребностям служащих и молящихся. Устроенная в прежнем зале, она слишком тесна и низка, так что при большом стечении народа во время богослужения воздух и температура в ней становятся весьма тяжелыми. Как ни старались впоследствии, при ректорах академии арх. Михаиле и прот. С. К. Смирнове, помочь этой беде пристройкою особого притвора к задней части храма и купола над его срединою, но эти меры улучшили положение дела немного. Чтобы дать академической церкви полное благоустройство, требуются существенные перестройки, а потому и немалое количество потребных на это материальных средств. Его Высокопреосвященство, обратив свое внимание на эту потребность, выразил надежду, что при помощи Божией, ему удастся достигнуть ее удовлетворения. При прощании с Владыкою многие из профессоров академии принесли Его Высокопреосвященству в дар свои печатные труды, которые удостоились с его стороны самого благосклонного приема.

В восьмом часу вечера Высокопреосвященнейший Леонтий, сопровождаемый на станцию начальствующими лицами академии, лавры, семинарии и города и напутствуемый искренними благожеланиями, при торжественном колокольном звоне лавры и всех посадских церквей выехал обратно в Москву.